Помоги проекту - поделись книгой:
Если человеку удастся вернуться в травмирующую ситуацию и вновь ее пережить, то ему придется заново пройти через эту боль. Разница заключается в том, что он уже взрослый человек и вполне в состоянии справиться с этой болью, она его не убьет, как могла бы убить ребенка, но на бессознательном уровне этой уверенности нет, поэтому психика всячески сопротивляется такому регрессу, используя всевозможные защитные механизмы. Для преодоления их Яновым выработана специальная методика.
От всех пациентов, принимаемых на лечение в Первичном центре, требуется прохождение начального интенсивного трехнедельного курса. Что он собой представляет? На протяжении трех недель от вас требуется самоизолироваться от социума, поселиться в каком-нибудь мотеле, не смотреть телевизор, не читать книг и газет, не пользоваться Интернетом, телефоном, ограничить общение с окружающими до минимального жизненно необходимого уровня. В этом требовании есть своя логика, считается, что такая изоляция способствует налаживанию диалога со своим подсознанием, позволяет больше времени уделить самому себе, сильнее прочувствовать беспокоящие страхи, тревоги, травмирующие ситуации. Забегая вперед, скажу, что это действительно так, изоляция и в самом деле способствует всему перечисленному, я убедился в этом на собственном опыте.
Также рекомендуется прекратить на время интенсива прием психотропных препаратов и не заниматься другими видами психотерапии или медитативными практиками. Разумеется, в отношении препаратов соблюдается взвешенный подход, если человек находится в тяжелой депрессии, ему пойдут навстречу и разрешат продолжить свою обычную медикаментозную терапию.
Тем не менее прием седативных препаратов может затруднить доступ к бессознательному материалу, это надо понимать. В моем случае приходилось отказываться и от антидепрессантов, и от занятий трансцендентальной медитацией. Дозировку медикаментов я уже значительно сократил к тому времени и подумал, что если я буду изолирован от внешних раздражителей и ежедневного рабочего стресса, то, возможно, опасность срыва будет невелика. Было жаль прекращать занятия ТМ, от которых я видел очевидную пользу, но я рассудил, что всегда смогу к ним вернуться, если интенсив не даст никаких результатов.
В течение первых трех недель терапии пациент приходит в Центр на ежедневные сессии, пять раз в неделю, за исключением выходных. Продолжительность сессий неограниченна, в реальности каждая сессия длится от двух до трех часов, больше просто тяжело для самого пациента. Я считаю, что такая система выгодно отличает терапию Янова от других психотерапевтических методов, в которых продолжительность сессии обычно ограничена одним часом. Подход, применяемый в первичной терапии, на мой, достаточно искушенный, взгляд, способствует более продуктивному течению сессии, пациент останавливается тогда, когда выдаваемый бессознательным материал иссякает, а не прерывается искусственно установленными временными рамками.
После трехнедельного интенсива периодичность сессий устанавливается на уровне 1–2 в неделю, причем возможно прохождение сессий дистанционно, через Интернет. Терапевты Центра очень неохотно говорят о необходимой длительности лечения, но после настойчивых попыток мне удалось выяснить, что общим мнением отводится срок в полгода на проработку бессознательного материала и еще полтора года на его интеграцию, извлечение уроков и применение их в жизни. Срок кажется большим, но бояться его не стоит, ниже я объясню почему.
Первичная терапия приобрела большую популярность, а имя Янова стало известно всему миру, после того как к нему обратился за психологической помощью безумно популярный в те годы Джон Леннон.
Вот как об этом рассказывает сам Артур Янов в интервью журналу «Mojo»:
«Как получилось, что вы начали лечить Джона и Йоко?
Насколько мне известно, издатель отправил ему рецензию на “Первичный крик” (первая книга Янова о первичной терапии). Затем Джон или Йоко позвонили мне и спросили, могу ли я приехать в Англию. Я ответил, что это совершенно невозможно, и повесил трубку. Но к тому времени я уже был отцом двоих детей, которые были полностью погружены в битломанию, и когда я сказал им, что мы не едем в Англию, они подняли страшный шум и крик. Они настаивали: “Ты должен взять нас в Англию”. Детям в то время было 10 и 13. Пришлось забрать их из школы, и должен сказать, что это было лучшее время в их жизни.
Вы можете вспомнить вашу первую встречу?
Во многих книгах о Джоне Ленное его лечение описывается в очень мелодраматичном стиле: “Джон кричал как беспомощный ребенок, по мере того как Янов затягивал его глубже и глубже в самые темные углы его прошлого”.
О Боже. Это нонсенс. Мы не занимаемся ничем подобным.
Но в любом случае, терапия проходила успешно?
Да. У него были огромные прозрения. Я узнал сегодня утром, что “Первичный альбом” (Джон Леннон/Группа Plastic Ono Band) готовится к переизданию. Если вы послушаете этот альбом, вам станет очевидно, что он извлек из терапии. Я очень люблю этот альбом. После того как Джон завершил его, он послал мне копию, и мы прослушали его, группа из 50 человек, и все были тронуты. Все действительно поняли, что Джон имел в виду.
Эта музыка вызвала у всех их собственные первичные переживания (выделено мною. –
Вы знали, что он работал над альбомом в Лос-Анджелесе?
Мы немного говорили об этом. Он мог спросить: “А что насчет религии?” – и отвечал что-то вроде: “Когда люди испытывают боль, они обращаются к религии”. И мог ответить “О, Бог это концепция, с помощью которой мы измеряем нашу боль”. Так что некоторые его песни зародились из наших обсуждений.
Он говорил с вами о кислоте (ЛСД) и эффектах, которые она на него оказывала?
Я знал об этом. Я не могу раскрывать детали, но в целом скажу вам следующее: ЛСД это самая разрушительная субстанция для психического здоровья, когда-либо существовавшая на свете. До сегодняшнего дня мы наблюдали людей, которые принимали ЛСД, и у них отличные от нормального показатели волновой активности мозга. Механизмы психической защиты у них полностью разрушены, эти изменения постоянны.
Тимоти Лири поддерживал идею разрушения эго.
Мне кажется, он разрушил слишком много человеческих судеб, навязывая употребление ЛСД. Это очень-очень опасный наркотик.
До какой степени на прекращение терапии Джона повлияли действия иммиграционных ведомств США?
В один прекрасный день Джон подошел ко мне и сказал: “Нам надо убраться из этой страны”. Иммиграционная служба и, как он полагал, Никсон, преследовали его. Он спросил: “Вы можете прислать мне специалиста в Мексику?” Я ответил: “Я не могу этого сделать, Джон”. У нас было слишком много пациентов, которым требовалось наблюдение. Терапия Джона была прервана в самом начале, действительно. Все только начиналось».
Я не случайно выделил слова Янова о воздействии музыки в отношении вызывания первичных переживаний, это очень важный момент, и мы к нему еще вернемся при рассмотрении непосредственно предлагаемого мною метода.
Но давайте вначале послушаем самого Джона Леннона:
«Это невозможно описать, все кажется таким простым, когда ты говоришь об этом, что происходит в действительности – так это то, что ты плачешь. Вместо того чтобы сдерживать эмоции или боль, надо их прочувствовать, не откладывать в сторону до какого-либо неудачного дня… Мне кажется, что все люди заблокированы, я не встречал никого, кто не носил бы в себе заблокированные эмоции из детства, с самого рождения… Похоже на то, что в какой-то момент жизни мы лишились возможности чувствовать, плакать; например, считается, что плачущие мужчины или женщины ведут себя по-девчачьи или назовите это как угодно, но когда-нибудь нужно включить обратно эту способность, и эта первичная терапия позволяет вам это сделать, чувствовать как человек, не как мужчина или женщина, знаменитость или не знаменитость, терапия переключает вас в состояние маленького ребенка, и вы чувствуете как ребенок. Это способность, которую мы утрачиваем, потому что в жизни так много боли и давления, изо дня в день, что мы постепенно отключаемся от своих чувств. Вся эта чушь о разнице между поколениями заключается в том, что старшее поколение более омертвевшее, годы проходят, а боль никуда не уходит, боль существования, и ты должен убить в себе что-то, для того чтобы выжить. Первичная терапия позволяет вам выжить, не убивая себя».
К первичной терапии обращались и другие знаменитости, такие как Элизабет Тейлор или Барбра Стрейзанд. Последнюю Янов вывел из глубокой депрессии, в которую она попала, узнав о гомосексуальности своего единственного сына.
«Я кричала так, что не видела ничего вокруг, я не могла остановиться, потому что мой мозг покидали демоны страха, тоски, отвращения к миру и к самой себе. Я снова становилась матерью и одновременно чувствовала себя ребенком, для которого мир прекрасен и добр».
Является ли первичная терапия панацеей от депрессии? Скорее всего нет. Она дает наилучшие результаты у пациентов, в структуре депрессии которых преобладает бессознательный компонент, но следует помнить, что такой компонент присутствует практически у всех депрессивных больных и освобождение от него должно принести некоторое облегчение даже в самых нетипичных для терапии Янова случаях.
Если вернуться к рассмотрению депрессии как совокупного результата воздействия на психику комплекса сознательных и бессознательных травмирующих ситуаций, то становится понятным, что избавление от одного из этих двух факторов уже является значительным прогрессом в лечении заболевания.
Долгое время я искал решение, которое позволило бы мне достучаться до моего прошлого, выявить и проработать застарелые травмы, страхи и обиды. Психоанализ меня не устраивал из-за своей длительности и малой эффективности, дожидаться сложа руки легализации психоделической терапии я тоже не собирался. Определенную надежду внушали методы телесной терапии по Вильгельму Райху и его многочисленным последователям, но, как я понял из моего опыта с рольфингом, простого физического воздействия недостаточно, необходима проработка лежащих за физических блоком ментальных процессов, иначе все вернется на круги своя спустя какое-то время.
Услышав о первичной терапии, я почувствовал, что она может послужить таким решением. Но, учитывая стоимость процедуры, необходимость путешествия в Соединенные Штаты и трехнедельной изоляции от социума, я был твердо намерен разобраться с теоретическим обоснованием процесса, прежде чем приступать к его практическому тестированию. После многодневного чтения и изучения доступных в Сети материалов я укрепился в своем изначальном позитивном мнении о терапии Янова и отправился в Первичный центр.
Мой личный опыт первичной терапии
Я прибыл в Лос-Анджелес в начале января 2009 года, поселился в мотеле в районе Марина Дель Рей и в тот же день направился в клинику доктора Янова на свою первую сессию. Центр Первичной терапии расположен в другом пригороде Лос-Анджелеса, Санта-Монике, и мне приходилось пользоваться общественным транспортом, что не представляло большой проблемы, на дорогу уходило менее 15 минут на автобусе. Но все же, если решите повторить мой опыт, лучше селиться где-нибудь в пределах Санта-Моники.
Найти Центр оказалось несложно, он находится на одном из боковых ответвлений Главной улицы (Main street). Меня встретил Геда Гелана, молодой студент медицинского факультета, изучающий психологию и стажирующийся у доктора Янова на первичного терапевта. После подписания кучи бумаг, содержание которых осталось для меня тайной, я был представлен своему терапевту, Дэвиду Лассоффу. Дэвид, как и большинство других терапевтов в Центре, впервые попал в него в качестве пациента. Терапия оказалась для него настолько удачной, что он решил посвятить ей себя целиком, прошел соответствующее обучение у доктора Янова и сейчас считается одним из ведущих специалистов Центра.
В целом должен сказать, что все сотрудники Центра произвели на меня крайне хорошее и благоприятное впечатление, и пользуясь случаем, я хочу еще раз выразить свою признательность Геде, Дэвиду и Брэнде.
Но вернемся к терапии.
Непосредственно перед и сразу после сессии терапевтом проводится измерение температуры тела и артериального давления пациента. Делается это с целью объективного подтверждения проработки бессознательного материала, считается, что после удачной сессии и разрядки части заблокированной психической энергии у пациента наблюдается снижение температуры тела и нормализация уровня давления. То есть повышенное, до сессии, давление снижается, пониженное, напротив, повышается.
Комнаты для проведения сессий представляют собой небольшие звукоизолированные помещения, с темными стенами и регулируемым уровнем света. На полу находится матрас, на который ложится пациент, терапевт садится рядом.
На первую свою сессию я шел несколько волнуясь, для меня было неясно, как именно собирается терапевт получить доступ к моему бессознательному материалу, какие техники он будет при этом применять. Все оказалось очень просто.
Первые 15 минут сессии я пролежал в полной тишине. Дэвид находился рядом и ничего не говорил. Надо сказать, что я пребывал в полной растерянности, так как не получил никаких инструкций и не знал, как себя вести. Возможно, так было задумано и это являлось частью терапевтического плана.
В конце концов первым не выдержал Дэвид:
– Что происходит?
– В каком смысле?
– Просто скажи мне, что происходит.
– Ничего.
– Ничего?
– Да, ничего. А что должно было произойти?
– Что приходит тебе в голову? Какие мысли, образы?
В общем, идея такова. Если оставить депрессивного человека на какое-то время в темной комнате, без внешних раздражителей, наедине со своими мыслями, то, рано или поздно, они сфокусируются на каком-либо неприятном воспоминании. От пациента требуется не гнать это воспоминание от себя, а, напротив, максимально на нем сконцентрироваться, усилить свои ощущения, «чувствовать чувства», как любят говорить в Первичном центре.
В обыденной жизни, когда нам плохо, в горле сжимается ком и слезы подступают к глазам, первой реакцией является стремление подавить эти чувства. Так уж мы воспитаны, требования современного социума таковы, что ни в коем случае не следует демонстрировать свою слабость, свои эмоции, «мальчики не плачут» и весь прочий бред. Эти установки настолько прочно вбиты нам в голову, что преодолеть их задача совсем не простая. Даже в условиях Первичного центра, во время терапевтической сессии, когда никто не может тебя увидеть, кроме терапевта, который поощряет выплеск эмоциональных реакций, преодолеть этот барьер крайне непросто.
Когда мы были детьми, мы умели адекватно реагировать на происходящее с нами, смеяться, когда смешно, и плакать, когда хочется плакать. Эмоциональные заряды выплескивались наружу, как положительные, так и отрицательные. Но в какой-то момент нашу психику начали обрабатывать взрослые, «нельзя громко смеяться, это неприлично», «надо уметь себя контролировать», «мальчики не плачут»… В этом нельзя никого винить, детей готовят к вступлению во взрослую жизнь, учат играть по принятым в социуме правилам.
Но давайте подумаем, что происходит. Вместе с подавлением эмоций ребенок утрачивает часть своей личности, если запрещать ему громко смеяться, он не просто научится этого не делать, ребенок может со временем утратить саму способность радоваться, чтобы не разочаровывать своих родителей и заслужить их одобрение. Если заставить ребенка сдерживать свои слезы, со временем он отсечет саму способность эмоционально реагировать на что-либо, ему легче будет подавить в себе эту способность в зародыше, чем каждый раз бороться с ее проявлением на зрелой стадии.
Конечно, так происходит не всегда. Есть люди, выросшие в гармоничных семьях, с умными и любящими родителями, которые умели накладывать ограничения, не травмируя при этом психику ребенка, объясняя причины своих к нему требований, могли исправить ненароком нанесенную обиду. Возможно, вы встречали таких людей, у меня в окружении есть один человек, который постоянно находится в позитивном настроении, заражает окружающих оптимизмом, в его обществе находиться легко и приятно.
Но, положа руку на сердце, кого вы встречаете чаще, таких, как этот мой друг, или замученных постоянными проблемами эмоциональных инвалидов? Родителям очень часто бывает просто лень возиться с ребенком, общаться с ним как со взрослым человеком, тратить свое драгоценное время на разъяснения представляемых требований. Гораздо легче повысить на него голос, дать подзатыльник, посадить на прочный эмоциональный якорь, выработать в нем условный рефлекс. Смеяться – плохо, плакать – плохо, не сдерживать эмоции – плохо.
Не происходит разграничения: когда все это действительно плохо, а когда очень даже нормально и хорошо. Психика ребенка устроена совсем иначе, чем психика взрослого человека. Родители для него являются безусловным авторитетом, и все, что произносится ими, воспринимается безоговорочно.
Для ребенка очень важно заслужить одобрение родителей, эта потребность быть любимым настолько значима, что не получающий родительского тепла младенец может умереть, даже если при этом будет получать необходимое питание и уход. Ребенок сделает все, чтобы им были довольны, не разбирая родительские инструкции на детали, не анализируя – зачем и почему, и отказываясь при этом от части себя.
Другой особенностью детской психики является ее незрелость. Надо понимать, что восприятие ребенка коренным образом отличается от восприятия взрослого человека, психика ребенка может очень легко перегреться, то, что нам с вами кажется пустяком, в сознании ребенка может приобрести масштаб вселенской катастрофы. И тут срабатывает защитный механизм, забывание, подавление, вытеснение материала в область бессознательного. Но, как мы уже говорили выше, материал этот никуда не девается, эмоциональный его заряд не нейтрализован, он никогда не бывает подавлен до конца. Эти полученные и вытесненные травмы продолжают влиять на нашу жизнь, убеждения и поведение, при этом они совсем не обязательно осознаются.
Представим себе гипотетическую ситуацию, в которой взбешенный непослушанием ребенка отец наказывает его физически. Для ребенка эта травма может быть настолько велика, что он очень быстро ее вытесняет, забывает о ней. Но при этом могут остаться какие-то второстепенные детали, ассоциации, повторение которых может послужить триггером к вызыванию неприятных эмоций, связанных с этим эпизодом. Допустим, что от отца пахло табаком или на нем был в этот момент зеленый галстук. Уже во взрослой жизни, столкнувшись с этим запахом или встретив человека в галстуке похожего цвета, человек неожиданно начинает испытывать тревогу, у него увеличивается частота сердцебиения, учащается дыхание, спутываются мысли. Если такие эпизоды происходят достаточно часто, в конце концов человек обратится к врачу, получит диагноз «панические атаки», ему назначат ксанакс, валиум или, в лучшем случае, какие-нибудь антидепрессанты.
Таблетки действительно облегчат его состояние за счет подавления нежелательных психических процессов, но понятно, что решением проблемы это не является. Некоторые люди вынуждены всю жизнь принимать антидепрессанты просто потому, что им некому помочь, они не видят другого выхода. Потенциальный вред от длительного применения медикаментов перевешивается страхом повторения панических атак.
Проблема в том, что говорить о качестве жизни в таком случае уже не приходится. О побочных эффектах различных психотропных препаратов я уже писал выше, по сути, человек выбирает меньшее из двух зол. Но так быть не должно. Все, что требуется в этом случае, это вернуться в свое прошлое, докопаться до истинной причины проблемы, пережить ее заново, прочувствовать эти эмоции, но уже с позиции взрослого человека. Детские страхи вас уже не убьют, ваша психика вполне сформировалась и в состоянии этот стресс выдержать, вам только нужен инструмент, для того чтобы найти корни своей проблемы. Этот инструмент может дать Первичная терапия.
Как мы говорили выше, практически каждая травматическая ситуация в настоящем имеет своего зеркального двойника из прошлого. На этом принципе и построена методика терапии Янова. Считается, что если сконцентрироваться на своих ощущениях в настоящем, то в какой-то момент вы перенесетесь в прошлое и очутитесь в первичной ситуации, отражением которой является сегодняшнее переживание. Эта техника работает для многих. Но не для меня.
На первой сессии мы ничего не добились. Я возвращался в свой номер крайне разочарованным. У меня было впечатление, что меня опять обманули, что я купился на очередную сайентологию. К счастью, это оказалось не так. Первичная терапия действительно является весьма эффективным методом избавления от гнетущего бессознательного материала. Непосредственным механизмом этого является переживание катарсиса.
Катарсис
На древнегреческом слово «катарсис» означает возвышение, освобождение, очищение. Этот термин применялся в Античности для характеристики переживаний, испытываемых человеком под воздействием на него произведений искусства или религиозного чувства.
В психотерапию это понятие ввел Зигмунд Фрейд, в его системе катарсис означает «отреагирование», высвобождение подавленных чувств, эмоций. Широко известен случай с Бертой Паппенгейм, описанный в совместной работе Фрейда и Брейера «Исследование истерии», в которой она фигурирует под псевдониом Анна О. Берта страдала целым букетом истерических заболеваний, возникновение которых было связано с периодом ее ухода за больным отцом. При погружении в гипноз больная вспоминала ряд эпизодов из прошлого, которые ею не осознавались в обычное время, были подавлены и находили выход в проявлениях истерии. Осознание этих воспоминаний сопровождалось бурным эмоциональным отреагированием и приводило к улучшению ее самочувствия.
Первичная терапия относится к катарсическим практикам, что означает, что недостаточно просто вспомнить травмирующую ситуацию, необходимо полностью в нее погрузиться, перенестись в нее, ощутить себя маленьким ребенком, заново пережить все те ощущения и избавиться от них путем экстернализации. Под экстернализацией имеется в виду выплеск подавленных эмоций наружу в виде
слез, крика, рыданий, кашля, рвоты. Это несложный процесс, если вам удалось найти ту или иную свою первичность, она сама вырвется наружу, надо только не мешать ей. Не надо пытаться подавить процесс, так, как нам вдалбливали в голову долгие годы.
Иногда процесс катарсиса описывают как неприятный или болезненный. Я с этим не согласен. Неприятным, даже мучительным является процесс поиска первичностей, душевное напряжение, которое приходится вызывать в себе для этого. Но если вам это удалось, катарсис принесет вам большое облегчение, вы можете и даже должны испытывать душевную боль, но в то же время вы будете чувствовать, как она вас покидает с каждой пролитой слезой, каждым вскриком и выдохом.
После удачной сессии пациент сразу чувствует облегчение. Это может проявиться в уменьшении соматических симптомов, снижении внутренного напряжения, уровня тревожности, улучшении настроения. Появляется какая-то легкость в мыслях, в голове рассеивается туман, ощущается практически физическая легкость в теле.
Очень интересным моментом является снижение значимости проблем, казавшихся непреодолимыми. Даже сейчас, практикуя свой метод, я использую этот феномен в качестве индикатора готовности к проведению сессии. Если мне кажется, что какой-то вопрос является очень трудноразрешимым, я понимаю, что мои старые убеждения постепенно набрали силу со времени последней сессии и пытаются вернуть себе место в моем сознании. Значит, пора браться за работу.
Технику катарсиса можно сравнить со вскрытием нарыва, но на душевном уровне. Застарелые обиды, травмы, убеждения, ими созданные, накапливаются, раздувают этот гнойник, он не дает вам покоя, мешает нормально жить и радоваться жизни, постоянно требует к себе внимания, вы бы рады о нем позаботиться, но не знаете, где он, как до него добраться. И представьте себе, какое облегчение может принести его санация, обнаружение и вскрытие. Да, вся эта грязь выплеснется наружу, это может не очень красиво выглядеть, но покой, который очень быстро наступит после сеанса душевной хирургии, с лихвой окупит весь дискомфорт.
Интересно пишет о необходимости катарсиса гуру и автор многих медитационных техник Ошо в «Оранжевой книге»:
«Каждый день в течение шестидесяти минут просто забывайте о мире. Пусть мир из вас исчезнет, а вы исчезните из мира. Совершите полный поворот, поворот на сто восемьдесят градусов, и просто смотрите внутрь. Вначале вы увидите лишь облака. Не заботьтесь о них, эти облака созданы вашими подавленными переживаниями. Вы прошли через гнев, ненависть, алчность и все виды черных дыр. Вы их подавляли – вот они и там. И ваши так называемые религии научили вас подавлять их, вот они и стали подобны ранам. Вы их спрятали.
Вот почему я вначале настаиваю на катарсисе. Пока вы не пройдете через великий катарсис, вы должны будете пройти через многие облака. Это может быть утомительным, а вы можете быть настолько нетерпеливы, что повернетесь к миру опять. И вы скажете: там ничего нет. Нет никакого лотоса и никакого аромата, там только вонь и отбросы. Вы это знаете.
Когда вы закрываете глаза и движетесь вглубь, через что же вы проходите? Вы не проходите через те прекрасные земли, о которых говорят Будды. Вы проходите через ады, агонии, подавленные там и поджидающие вас. Накопился гнев многих жизней. Там такая мешанина, что хотелось бы остаться вне этого. Хочется пойти в кино, в клуб, встретиться с людьми и посплетничать. Хочется оставаться занятым, пока не устанешь и не заснешь. Вот как вы живете, вот ваш жизненный стиль.
Так что, если вы начинаете вглядываться, естественно, приходите в замешательство. Будды говорят, что там великое благословение, великий аромат, вы идете по распустившимся цветкам лотоса, и такой аромат, что он вечен. И цвет лепестков остается одним и тем же, это – неизменяющееся явление. Они говорят об этом рае, они говорят об этом Царстве Бога, которое внутри вас. А когда идете вы – проходите только через ад. Вы видите не земли Будды, а концентрационные лагеря Адольфа Гитлера. Естественно, что вы начинаете думать, что все это чепуха, лучше оставаться снаружи. И к чему раздражать эти раны? Это слишком больно. И из ран начинает сочиться гной, и он грязен. Но катарсис поможет. Если вы очищаетесь, если вы проходите через хаотические медитации, вы отбрасываете все эти облака наружу, всю эту тьму – наружу, и тогда наполненность ума приходит легче».
Не отрицая полезности некоторых его практик, должен сказать, что, по моему мнению, Ошо так и не удалось разработать эффективную технику для достижения состояния катарсиса. Тем не менее он образно и довольно точно описал состояние подсознания среднего человека и правильно указал на необходимость высвобождения подавленной боли.
Забегая вперед, расскажу о своем личном опыте. В моем случае происходило следующее. Я на протяжении очень долгого времени ощущал чувство тяжести в левой половине груди, тот самый «камень на сердце». Это ощущение не покидало меня ни на минуту на протяжении нескольких лет. Еще меня крайне беспокоило напряжение в челюстных мышцах, это обычно является проявлением тревоги, внутреннего напряжения. Так вот, при удачной сессии, если у меня получалось докопаться до какой-либо первичности, эти ощущения значительно усиливались. Как я говорил раньше, очень важно в этот момент не испугаться, не пытаться эти чувства подавить. Они быстро нарастали до максимума, до судорожного сведения челюстей, до физической боли в грудных мышцах и прорывались очень сильными рыданиями. Рыдания сотрясали меня всего, все тело, и я отдавался им до конца, старался совершенно себя не контролировать. Стены в комнатах Центра обиты мягким звуконепроницаемым материалом, и риска навредить себе, ушибиться практически нет.
Иногда я чувствовал, что откуда-то из глубин наружу рвется крик, и тогда я кричал в полную силу, во весь голос. В мышцах временами возникало напряжение, и, чтобы избавиться от него, мне приходилось колотить по лежаку и стенам. Все это делалось не потому, что боль была невыносимой, а по причине ощущения, что так она быстрее изольется наружу, это сразу чувствуется, на каком-то телесном уровне.
Всегда повышалось слюноотделение и выработка слизи в носовых путях. С учетом этого на сессии обязательно доступно большое количество бумажных салфеток. После того как первая волна рыданий проходила, у меня начинался сильный кашель, очень сильный. Я не сразу понял, что кашель тоже является механизмом разрядки накопившейся негативной психической энергии, но Дэвид это прекрасно знал и всячески поощрял меня себя не сдерживать.
В Центре со мной такого не происходило, но несколько раз, уже позже, при самостоятельных занятиях, дело доходило до тошноты и рвоты, после которой наступало заметное облегчение. Видимо, на бессознательном уровне я себя все же сдерживал, понимая, что в Центре это может быть не совсем удобно.
Сравните с описанием катарсиса Станиславом Грофом:
«Эти старые напряжения могут высвобождаться двумя различными путями. Первый из них включает катарсис и абреакцию – разрядку сдерживаемых физических энергий, через дрожь, судорожные сокращения мышц, выразительные движения телом, кашель, отрыжку и рвоту, плач, крики или другие виды голосового выражения. Этот механизм хорошо известен традиционной психиатрии с поры опубликования Зигмундом Фрейдом и Йозефом Брёйером их исследования по истерии. Он использовался и в традиционной психиатрии, в частности при лечении травматических эмоциональных неврозов, а также представляет собою неотъемлемую часть новых психотерапий переживания, таких как неорайхианская работа, гештальтистская практика и
Второй механизм представляет собой новое открытие в психиатрии и во многом является более действенным и интересным. Здесь глубинные напряжения выходят на поверхность в виде перемежающихся мышечных сокращений различной длительности. Посредством поддержания этих мышечных напряжений длительный период времени организм расходует огромное количество прежде сдерживаемой энергии и, используя ее, упрощает свое проживание. И за временным усилением старых напряжений или проявлением ранее скрытых, как правило, следует глубокое расслабление».
О втором механизме я еще напишу ниже, его мне тоже довелось испытать.
Не надо путать катарсис с плачем. Плач служит своего рода предохранительным клапаном, через который наружу выходит переизбыток пара в котле, катарсис же сносит с этого котла крышку, не оставляет ему ни единого шанса, единовременно опустошает все накопившееся давление.
После каждого катарсиса я чувствовал и чувствую на телесном уровне необходимость потянуться во все стороны, растянуть свои мышцы. Полагаю, что уходят какие-то телесные блоки и зажимы и мышцы таким образом раскрываются, ощущая вновь обнаруженную свободу движений. В действительности через какое-то время после начала занятий у меня значительно уменьшились боли в спине, осанка сама по себе выровнялась. Это то, о чем я писал в главе о рольфинге, – уходит психическая основа блока и, соответственно, зажим устраняется на физическом уровне. В обратную сторону это не работает. Вместе с тем некоторые зажимы могут быть настолько застарелыми и упорными, что даже без психической основы они не исчезают, продолжая существовать на физическом уровне. Вот для этих случаев рольфинг подходит как нельзя лучше.
Единичный катарсис не означает разрешения проблемы. Ментальные и телесные блоки очень устойчивы и стремятся вернуть себе утраченные позиции, через несколько дней напряжение опять нарастает и требуется повторная обработка. Прорабатывать проблему следует многократно, до того момента, как вы совсем перестанете на нее реагировать. Для надежности к каждому полностью проработанному эпизоду имеет смысл вернуться через какое-то достаточно продолжительное время, через месяц скажем. Если воспоминание о нем не причиняет вам душевного дискомфорта, вы просто помните ситуацию и смотрите на нее со стороны, как безучастный наблюдатель, значит, травма проработана окончательно.
После того как травматическая ситуация обнаружена, переведена в сознание и нейтрализована, ей следует придать положительный заряд, то есть ноль, к которому вы пришли из минуса, следует теперь сменить на плюс. Как это делать, мы рассмотрим в главе «НЛП».
Открытие
Итак, первая моя сессия прошла неудачно. Но, по крайней мере, я уже понимал, что от меня требуется, и на второй сессии, путем сильного душевного напряжения и при умелом ассистировании Дэвида, мне удалось докопаться до одного забытого эпизода из детства, связанного с моими отношениями со старшим братом. Это было неприятное воспоминание, хоть и не очень сильно заряженное эмоционально. Тем не менее мне удалось выжать пару слез и получить некоторое облегчение, но катарсиса, как я описал его в предыдущей главе, в тот день не произошло.
Так продолжалось до конца первой недели. Во время уик-энда сессий не было, и я был предоставлен на два дня самому себе. Все ограничения оставались в силе, и я провел эти дни у себя в номере, в мотеле.
Я опять начал беспокоиться. Прошла треть моих сессий в интенсивный период, достигнутый результат разочаровывал. Я чувствовал, что мне не удается пробиться через барьеры, воздвигнутые подсознанием, сессии превращались в мучительное времяпровождение, на четвертой и пятой по счету я стал испытывать сильное раздражение, хоть Дэвид и уверял меня, что все идет по плану.
Скорее всего, так оно и было. У меня нет никаких оснований не верить Дэвиду, он сам прошел через первичную терапию, и, по его словам, ему, на начальном этапе, она давалась еще сложнее, чем мне. Но была большая разница. Дэвид мог пробыть в Центре несколько месяцев, у меня же были только мои три недели, после которых я должен был вернуться домой. Да, оставалась интернет-терапия, но, если мне не удастся совершить прорыв во время интенсива, каковы мои шансы добиться успеха при занятиях один раз в неделю, через скайп и веб-камеру?
Я думал об этом постоянно. У меня не было иллюзий относительно «первичного крика», обнаружения одной, главной травмирующей ситуации, после осознания которой моя болезнь сложилась бы как карточный домик. Но я должен был испытать хотя бы один эпизод настоящего освобождения от «первичности», почувствовать, что это такое. Я не сомневался в верности теории Янова, но что, если ее практическое применение также затруднено, как и применение психоанализа? Никто не оспаривает сейчас правильность идей Фрейда, но первоначальная эйфория по поводу прикладной эффективности психоаналитических методов давно уже сошла на нет.
Я снова и снова прокручивал у себя в голове те незначительные эпизоды из прошлого, которые мы смогли выудить вместе с Дэвидом, надеясь зацепиться за что-то, проникнуть с их помощью еще глубже. Все безуспешно. Вздохнув, я вернулся к самому первому эпизоду и связанному с ним чувством вины перед братом. Я знал, что за ним кроется какой-то сильный заряд, но все мои усилия приводили лишь к большему разочарованию.
Но что это?
Что-то постороннее промелькнуло в моих мыслях, проявилось в сознании на долю секунды и снова исчезло. Мне пришлось напрячь все свои силы и прокрутить мысли в обратном направлении. Вот оно. Но почему? И что это значит?
Этим посторонним воспоминанием оказался эпизод из фильма «Американская история Х» с Эдвардом Нортоном и Эдвардом Фарлонгом в главных ролях. Эти актеры играют в фильме двух братьев, и почему-то в моем сознании всплыла сцена, в которой Нортон вспоминает свое детство, солнечный день, океан и пляж, по которому они с братом бегают еще совсем маленькими детьми. Еще не понимая, что все это значит, я ощутил острую душевную боль, связанную с этим воспоминанием. Я вспомнил, что эта сцена почему-то очень меня трогала и, когда я смотрел фильм в первый раз, я прилагал все усилия, чтобы не расплакаться.
Нарушив режим изоляции и предписанные мне запреты, я вышел в Интернет и нашел эту сцену на Ю-тубе. Ничего не изменилось, она также меня трогала. Я решил рассказать все Дэвиду и узнать его мнение по этому поводу. В понедельник следующей недели я информировал Дэвида о своем переживании. Он предложил мне записать эту сцену на лэптоп и завтра посмотреть ее вместе. Я так и сделал.
Я принес свой лэптоп на сессию, мы поговорили какое-то время о том эпизоде из прошлого, связанном с моим открытием, и затем Дэвид попросил меня показать ему сделанную запись. Я включил лэптоп, нашел нужный файл и нажал кнопку «Play».
И тут все и случилось.
Мне больше не надо было себя сдерживать, закусывать губу и прятать пробившуюся слезинку. В звукоизолированной комнате никто не мог меня услышать, и, когда я почувствовал, что ком в груди раздувается до размеров огромного шара, я не стал этому препятствовать. Я уже писал о том, как проходит у меня катарсис, иногда его проявления бывают сильнее, иногда слабее. В первый раз у меня было ощущение взорвавшейся в груди бомбы.
Это было ощущение прорвавшейся плотины. Все подавленные эмоции, боль и страдания, которые я носил в себе эти годы, материализовались в виде хлынувшего потока слез, сотрясающих меня рыданий и нескончаемого, исступленного крика. Когда все началось, я потерял чувство времени, забыл, где я нахожусь, забыл про запись на лэптопе. Я забился в угол комнаты, кричал и трясся всем телом, бил кулаками по стенам, делая все, чтобы выплеснуть из себя всю эту застоявшуюся многолетнюю душевную грязь.
Все продолжалось несколько минут, придя в себя, после того как прошла первая волна, я увидел наклонившегося надо мной Дэвида, на его лице было написано неподдельное сострадание, он как никто другой понимал, что со мной произошло, когда-то много лет назад ему самому пришлось пройти через такое переживание в первый раз. Дэвид протянул мне салфетку, я привел себя в относительный порядок, продолжая глубоко дышать, как после серьезной физической нагрузки.
Я почувствовал что мне дышится как-то легко, легче, чем обычно, и ощутил потребность дышать глубже. С наслаждением сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я зашелся в приступе кашля. Инстинктивно попытался его подавить, но Дэвид тут же пришел на помощь и посоветовал не сдерживать себя. Откашлявшись и немного придя в себя, я ощутил легкое головокружение и лег обратно на лежак.
Тут же начались какие-то странные ощущения в теле, как будто все мышцы затекли и требовалось их немедленно размять. Потягивания, до физиологических пределов, принесли искомое облегчение, я распластался на лежаке, вытягивая конечности в разные стороны, физически чувствуя при этом телесное наслаждение.
Какое-то время я просто пролежал с закрытыми глазами, в голове и теле была приятная легкость, опустошенность, тело было полностью расслаблено, тяжести в груди не ощущалось, она сменилась легким покалыванием. Где-то через 20 минут Дэвид предложил посмотреть запись еще раз. Я не возражал и испытал похожее переживание, но все его проявления на этот раз были менее выражены. После окончания сессии Дэвид провел обычные замеры температуры тела и давления и даже присвистнул от удивления. Температура тела понизилась почти на целый градус, это очень много и говорит о том, что была проделана серьезная внутренняя работа.
В Южной Калифорнии всегда светит солнце и даже зимой температура редко днем опускается ниже 20 градусов. Я вышел из Центра в очень умиротворенном состоянии духа и решил немного прогуляться. Я прошел вдоль по Ocean Drive и повернул на Third Street Promenade, пешеходную улицу, на которой расположены множество магазинов, кафе и кинотеатров. Выступали уличные музыканты, акробаты, фокусники, ярко светило солнце, я видел вокруг только улыбающиеся лица и понимал, что сегодня произошло что-то очень важное. Я очень давно не чувствовал себя настолько хорошо.
Проголодавшись, я решил пообедать в японской кафешке, суши на картинках меню выглядели весьма аппетитно. Но что картинки! Суши буквально таяли во рту, я никогда не ел ничего подобного, это были лучшие суши в моей жизни. Я попросил официанта передать мастеру мои комплименты, он их несомненно заслужил. Ах да, я же не заказал никакого напитка. Холодная кола была бы сейчас в самый раз, в конце концов, я в Америке. О, Боже! Кола у них тоже какая-то особенная, вкусная невероятно, но это-то как им удается?
И тут я все понял.
Суши были самыми обыкновенными, не говоря уже о коле. Изменилось мое восприятие, мои вкусовые ощущения совершенно отчетливо обострились, это открытие так меня взволновало, что я буквально не находил себе места. Я еще долго бродил по Третьей улице, смеясь вместе со всеми уловкам фокусника, пританцовывая в ритм музыки уличных музыкантов и наслаждаясь жизнью. Это был прекрасный день.
На следующий день
Как я уже говорил, единичным переживанием проблемы не разрешаются. На следующий день я уже не чувствовал себя настолько хорошо, тяжесть в груди вернулась, настроение с утра безоблачным тоже не было. Но это уже не имело большого значения. Важность первого пережитого катарсиса переоценить для меня было невозможно. Я понял, что все, о чем говорит Янов в своих книгах, правда, и знал, что теперь у меня в руках есть ключ к своему подсознанию. Достаточно было однажды пережить ту радость, которую я испытал в тот день, чтобы переполниться оптимизмом и не обращать внимания на неприятные ощущения в теле и сниженное настроение.
Меня немного беспокоило, что пережитый катарсис не был связан ни с какими воспоминаниями, что у меня не возникло в сознании картинки, конкретного травмирующего эпизода. Но Дэвид объяснил мне, что это не имело значения. Мои чувства, ощущения, пережитая заново боль и были моими воспоминаниями. В конце концов, мы стараемся вызвать в памяти эпизоды из прошлого, для того чтобы пережить ассоциированные чувства, а не наоборот. Дэвид уверил меня, что я все делал правильно.
Я продолжал искать эпизоды из фильмов, несущие для меня эмоциональную нагрузку. Это не было сложно. Все, что требовалось сделать, это вспомнить свои любимые фильмы и отфильтровать те из них, которые задевали струны моей души.
Оставшаяся часть интенсива была несомненно продуктивнее первой его недели. Мы смотрели эпизоды каждый день, за исключением одного, когда Дэвид решил дать мне передохнуть. Каждая удачная сессия завершалась катарсисом, иногда более, а иногда и менее выраженным. Некоторые эпизоды перестали действовать, что поначалу меня несколько разочаровало, но я быстро понял, что это очень хорошо и означает нейтрализацию ассоциированного негативного заряда.
Поделиться книгой: