– Милая, ты, правда, уверена в этом? – и даже Сайман своим тоном и выражением на лице, старается меня переубедить.
– Да, окончательно и бесповоротно! – отвечаю я, кивая головой в знак подтверждения.
– Тогда, прежде чем ближе познакомиться с Дэнни, стоит вернуться обратно в кабинет для изучения больничной карты ребёнка и заполнения необходимых бумаг для оформления, – с огорчением произносит мисс Кларк.
Да, что-то не так было с этой девушкой? Но меня это мало волновало на тот момент, потому что в первый раз в своей жизни моё желание перекрывало мои, по сути, возможности. Но отступить здесь я не могла, отступать здесь я просто не хотела.
– Вот, миссис Тейлор, возьмите карту мальчика и ознакомьтесь с его заболеваниями и диагнозами, – протянула мне амбулаторный томик мисс Кларк, – а я пока поработаю с бумагами вместе с мистером Тейлором, а потом вы поменяетесь.
Я кивнула головой, мысленно соглашаясь с этой особой. Вообще-то Наоми всегда и всем перечила, даже своей родной Матери, но в этой девушке было что-то такое, что не позволяло мне это делать. Я глубоко вздохнула и открыла эту многотомную книгу ужасов, в душе желая, чтобы кошмары были всё-таки излечимы.
Первое из всего многообразия, что бросилось мне в глаза, было то, что мальчик родился весом чуть больше, чем кило восемьсот, но дышал сам. Сколько же желания жить было сконцентрировано в этом комочке, что он, несмотря на массу отклонений своего хрупкого здоровья, всё-таки смог обогнуть все трудности и препятствия на своём пути и родиться на свет.
– Где его мать? – вырвалось у меня внезапно, словно голова и сердце стали работать не в ладу друг с другом.
– Она умерла ещё при родах, – вздохнула Кэти, – этот мальчик тяжело ей дался.
– А отец? – продолжала я с намерением выудить всю подноготную мальчика.
– Он отказался от Дэнни, когда тот появился на свет, – Кэти сморщила свой маленький носик и спустила очки чуть ниже обычного, заглядывая мне прямо в глаза, – в наше время слишком мало порядочных людей, да и те научились умело маскироваться, чтобы их не узнала действительность.
К чему это она завела подобные речи? Я некомфортно заёрзала на диване и, чтобы отвлечься от её пронзительных глаз, уткнулась опять в многотомную карточку.
Врождённый порок сердца и операция в год были для меня не единственным шоком, который я испытала, читая эту книгу ужасов, но всё, что бы я там ни вычитала, не могло сломить моё стойкое желание забрать этого малыша с собой.
С одного года до двух мальчик развивался обычно без особых отклонений и изъянов, а вот после двух, когда ему покорилась высота словесного изливания детской души, Дэнни и приоткрыл завесу своего главного отклонения, в котором, в общем-то, и не было его вины сроду.
Всех мальчишек и девчонок, с которыми он пребывал в детском доме долгое время, как-то быстро разобрали по новым семьям, а его ввиду сложного детского заболевания от рождения и последующего физического отставания забирать просто отказывались. Дэнни, не желая общаться со вновь поступившими, просто замкнулся в себе. Отстранённость и нежелание какого-либо контакта послужили первым стимулом приписать ребёнку синдром раннего детского аутизма, а последующее нервное реагирование на раздражитель в виде истерики и ударов головой о стену вообще создали в его карточке новую главу под названием «Шизофрения». Всё общение Дэнни сводилось к беседам с воображаемым другом, и это навсегда пригвоздило Дэнни к особому постоянному месту в этом детдоме.
– Миссис Тейлор, простите меня за нескромный вопрос, но почему у вас нет своих детей? – Кэти сегодня была невозмутима и неотступна.
Я судорожно старалась найти в закромах своей памяти хоть какой-нибудь ответ, но поскольку Иви и Наоми были едины, то слова вырвались сами собой, обнажая простую действительность.
– В возрасте пятнадцати лет я провалилась под лёд, когда мы с девчонками катались на коньках по замёрзшему озеру. Я чудом выжила, но женские заболевания один за другим стали моими вечными попутчиками в становлении статуса половозрелости. – Я вздохнула, вспоминая свою добрую, но сильную Маму. Её речи о том, как они с отцом и не надеялись обрести меня, поскольку папа, будучи Ангелом Смерти, вообще на это был не способен, но всё изменилось, когда Мама оживила его, взяв папино сердце себе под крыло в буквальном смысле этого слова.
– Простите, мне очень жаль. – Кэти покраснела от неловкости, но всё же не смогла удержать себя от следующей реплики, – Дэнни очень особенный ребёнок, его восприятие этого мира отличается от привычного для вас, но он не шизофреник. Жизнь – сложная штука, и она играла с Дэнни не по правилам, но в этом нет его вины, просто он так научился жить, и я как специалист, педагог и просто человек горжусь этим маленьким, но таким сильным и выносливым человечком!
– Я закончил с документами, – мой муж перебил Кэти, чем заслужил моё восхищение, уж слишком она была заботлива к этому мальчику.
– Замечательно, теперь я погружусь в бюрократические аспекты нашей нелёгкой современной жизни, – я радовалась тому, что ненадолго, но всё же смогу не общаться с заносчивой мисс Кларк.
Когда документы были заполнены и подписаны, мы договорились о близком завтрашнем знакомстве с мальчиком. Мисс Кларк всё так же мило улыбалась, но морщинки на её лбу, совсем не свойственные её возрасту, были натянуты, как напряжённые струны.
Всю дорогу домой мы молчали, а дома, лишь только дойдя до кровати, просто уснули, свернувшись калачиком. Такого напряжения и дискомфорта я никогда не испытывала в своей жизни, как будто несколько часов я ходила по канату над пропастью. Сон был поглощающим и совсем без сновидений – некая потусторонняя дыра с господствующей в ней безмятежностью.
Утро наступило так быстро, словно мы и не спали. Мы по-армейски быстро позавтракали, и, прихватив с собой машинку и коробку пирожных, мчались в детский дом номер восемь на утреннюю беседу к своему новому сыну.
Шёл дождь. Мелкий моросящий и, кажется, совсем не собирающийся заканчиваться дождик навевал и без того господствующее чувство грусти и страха. Мисс Кларк ожидала нас на крыльце. Свежая и нарядная, она просто светилась как солнышко.
– Доброе утро, Сайман, Иви! – кивнула она нам, – готовы приступить к следующему важному этапу процедуры усыновления?
– Да, Кэти, готовы как никогда, – произнесла я за двоих, но уверенности в глазах хватало не каждому. Сайман в отличие от меня был охвачен думами, в дебри которых я лезть не хотела, по крайней мере, не в данный момент и не в эту секунду.
– Тогда не будем задерживаться у входа. Тем более нас уже ждут. – Кэти, не удосужившись убедиться в нашей положительной реакции, неслась по коридору к двери комнаты для общения.
– Здравствуй, Дэнни! – с нежностью Кэти погладила по голове светловолосого мальчика, а затем, улыбнувшись, добавила, – это Иви и Сайман, они хотят быть твоими родителями.
– Здравствуй, Кэти! – мальчик говорил монотонно, а лицо его было скованно и напряжено до предела, – доброе утро, миссис и мистер Тейлор. Как ваши дела? – поначалу мне показалось, что ребёнок просто боится незнакомых людей, но его последующие фразы сразу опровергли мои предположения, они просто разбили их в хлам. – Странно, что вы вообще пришли ко мне. Обычно все передумывают.
– Дэнни, мы очень хотим забрать тебя и быть твоими родителями, – робко и осторожно я обращалась к нему, – если, конечно, ты позволишь нам это.
– Всё зависит не от меня! – Дэнни засмеялся, – вы сами куёте своё счастье, и от вашего выбора зависит дорога, по которой вы будете двигаться.
– Дэнни, мы принесли пирожных, чтобы всем вместе позавтракать, – Сайман пытался наладить с ним хоть какой-то контакт. – А ещё у нас для тебя припасён автомобиль, чтобы дорога до дома казалась быстрей.
– Мой биологический отец, как мне сказали, является дальнобойщиком, и я ввиду понятных всем признаков с недавних пор не терплю никакие машины. Но не расстраиваетесь, в этом нет вашей вины – у каждого ведь своё детство.
– Дэнни, я надеюсь, что твоя дальнейшая жизнь наполнится светом, которого тебе так не хватало, – уже всхлипывая, произносила я каждое слово.
– Мне не хватает любви, а не выдуманного вами света! – Дэнни крикнул так, что слёзы полились из глаз неожиданно и непроизвольно.
– Успокойся, Дэнни, я уверена, что именно это и имела в виду Иви, говоря нам о свете, – Кэти опять дотронулась до его головы, – давай лучше попьём чаю.
– Хорошо, Кэти, прости, что огорчаю тебя! – мальчик вздохнул глубоко, а в глазах появилась тоска и невыносимая боль, – кажется, я опять остаюсь в детском доме.
Всё чаепитие мы с Сайманом молчали, слушая, как Кэти расхваливает Дэнни. Она искренне восхищалась его успехами в плавании и новой картиной, которую он нарисовал ей в подарок. Она так легко и непринуждённо говорила с ним обо всём: об учёбе, хобби, погоде и даже о его вымышленном друге, называя его по имени и обращаясь к нему за столом. Слушая всё это, я чётко усвоила себе, что мальчик не такой, как его все описывают: да странный, да болезненный, да помешанный, но не больше, чем все остальные. И я чётко решила сама для себя, что я непременно заберу этого чудака из детдома. Когда я поставила в своих мыслях жирную точку, слова, сказанные Дэнни, ввели меня в ступор.
– Если вы, Иви и Сайман, всё для себя предельно решили, то не стоит задерживать ни меня, ни себя, а лучше направиться по домам, чтобы подготовить всё для моего переезда, – Дэнни встал резко из-за стола и направился в свою комнату.
– Вот такой и есть в реальности наш чудак Дэнни, но он не плохой! – пожимая плечами, говорила мисс Кларк, смотря огромными карими глазами на свои сплетённые руки. – Если вы по-прежнему хотите забрать Дэнни, то пройдёмте в кабинет, чтобы поставить последнюю подпись.
И мы направились в кабинет. Долго разговаривали и обсуждали мальчика. Я консультировалась у Кэти, как лучше обустроить его спальню, и какие игрушки купить. Она сказала, что Фоксик – друг, которого Дэнни себе выдумал, любит оранжевое, но спит на лиловой подушке. Прежняя подушка мала и порядочно измоталась, и Дэнни был бы рад новой кровати для Фоксика.
После долгого разговора с мисс Кларк мы с Сайманом мчались в торговый центр, чтобы купить всё нам необходимое, для того чтобы Дэнни смог уже к концу этой недели переехать в свой новый дом.
Выбрав кровать и постельное, я никак не могла найти подушку лилового цвета, и Сайман подсказал мне зайти в отдел тканей, чтобы купить материал и самой сшить лиловый чехол для подушки. Но когда мы с мужем нашли и вошли в нужный нам магазинчик, я почувствовала себя плохо, но решила никоим образом не выдавать себя Сайману. Мы отыскали нужного нам цвета материал, а когда Сайман позвал продавца, чтобы нам отмерили всего лишь три метра, я, коснувшись материала, просто падаю в обморок.
Пришла в себя я только в больнице. Мой муж сидел рядом и улыбался как сумасшедший.
– Что со мной случилось? – произнесла я, пытаясь подняться с кровати.
– Тише, лежи, – Сайман подбежал ко мне, укладывая обратно в кровать, – тебе нужен покой!
– Что? Мне нужно домой, чтобы устроить детскую для Дэнни! – закричала я на него, раздражаясь от его глупой ухмылки.
– Иви, мы не будем усыновлять Дэнни, потому что ты беременна, тебе нужен покой, а он не даст тебе этого. Я много работаю, поэтому не смогу заботиться о тебе и о мальчике. Иви, прояви, наконец, благоразумие, он – угроза для нашего с тобой малыша!
– Сайман, что ты сейчас говоришь, я не верю тебе! – я плакала, но не от того, что Сайман не хотел усыновлять Дэнни, а от того, что я наконец-то смогла забеременеть, и у меня будет малыш.
Когда пришёл доктор, то подтвердил мне слова, которые я так хотела услышать уже целых пятнадцать лет брака. Я была на седьмом небе от счастья и в помине не думала ни о каком Дэнни. Я просто вычеркнула его из своей жизни, как забытую и ненужную вещь.
Отлежав в больнице больше месяца, я вернулась домой. Мой слегка округлённый живот начал выдавать моё интересное положение, чем меня несказанно радовал. Я проводила Саймана на работу, а сама принялась разбирать накопившуюся почту, которую Сайман не в силах был рассортировать без меня. И, дойдя где-то до середины внушительной бумажной стопки, я наткнулась на письмо, подписанное детской рукой. Это было письмо от Дэнни. Сайман, конечно, не позволил бы мне его прочитать, если бы сам разбирал почту, но он, к сожалению, этого никогда и не делал. И даже сейчас он вырвал его бы у меня из рук, но Саймана не было дома, поэтому я вскрыла конверт, погружаясь в пляшущие детские буквы.
«Дорогая миссис Тейлор, я очень рад за вас! Вы наконец-то обретёте своё настоящее счастье. Мисс Кларк запретила мне писать вам письмо, но я тайком высмотрел ваш адрес. Я написал вам, потому что не мог не поблагодарить за вещи, которые передал мне от вас мистер Тейлор. Лиловый чехол для подушки, сшитый вашими руками, очень нравится Фоксику. Он жадничает и не даёт мне даже прикоснуться к подушке. Спасибо вам большое за всё, хоть вы и не стали забирать меня в свой дом, но вы далеко не единственные, которые от меня отвернулись. Видимо, я вас недостоин! Простите и прощайте, миссис Тейлор! И, Иви, будьте счастливы, несмотря ни на что, какие бы препятствия не сулила вам жизнь, как это делаю я!»
Бросив письмо на пол, я схватилась за свой округлившийся совсем недавно живот. Резкая боль пронзила меня всю насквозь. Я упала на колени и почувствовала тёплую жидкость, текущую у меня по ногам. Боясь посмотреть вниз, я набрала номер мужа, которой примчался ко мне так быстро, как не делал никогда, но этого, к сожалению, нам не хватило.
Долгие годы ушли у меня на восстановление. Я вышла из больницы сломленной и подавленной, часто вспоминая Дэнни, чтобы хоть как-то себя оправдать, но мне никак не удавалось этого сделать, отчего лечение затягивалось и не давало должные результаты. Теперь я, как и Дэнни, общаюсь с невидимым и неизвестным объектом и зову его Харди. Теперь-то я понимаю ребёнка и не считаю его сумасшедшим.
Как-то днём я решила прогуляться по городу, чтобы хоть как-то отвлечься. Шагая по главному городскому проспекту, я решила свернуть на узенькую полную книжных магазинчиков улочку и никак не ожидала встретиться лицом к лицу с ребёнком, которого боялась больше всего на свете.
Дэнни, держась одной рукой за ту самую Кэти Кларк, вёл на поводке рыжего спаниеля. Я сразу вспомнила каждое слово из его кричащего мне письма. И вопрос, который мучил меня уже столько лет, наконец-то нашёл свой ответ. Лиловый чехол для подушки сшила не кто другой, как сама Кэти, боясь, что мальчик не переживёт ещё одну, уготованную мной травму, поэтому-то и выдала себя за меня, думая, что сшитая мной наволочка скрасит отчаяние ребёнка. И, к моему удивлению, она была и в этом права!
– Здравствуйте, Иви! – Дэнни просто светился от счастья, – мы с мамой покупали книжки по воспитанию Фокса – он у меня такой непослушный. Кстати, он по-прежнему любит вашу подушку.
Я вытаращила свои глаза на него и на Кэти, не в силах сказать им не единого слова. Испуг завладел мной и моим телом, и даже столкнувшись лицом к лицу со своим жутким страхом, я не смогла попросить у ребёнка прощения. Закрыв рот руками, я с дико вытаращенными глазами бросилась от них прочь. Я бежала так быстро, как только могла, боясь, что они всё-таки станут преследовать меня, но лишь заливистый лай золотистого спаниеля был моим преследователем и попутчиком. Выбегая на новый перекрёсток, я решилась оглянуться назад, чтобы удостовериться в том, что за мной не бегут, но останавливаться при этом я не хотела, поэтому, не смотря на дорогу, я выбежала на шумную проезжую часть, и была почти сразу же остановлена навсегда золотистым тонированным «Фордом». Мне было больно, но я была рада тому, что моя жизнь и история этой двери наконец-то закончилась. Третья история многому меня научила, но справиться с ней я по-прежнему не смогла, а раньше-то мне казалось, что Наоми может сделать всё, что угодно, но и тут я опять ошибалась.
Глава 5
Дверь четвёртая – «Последний трамвайчик»
Моё изнывающее от нестерпимого жара тело не позволило мне долго пребывать в неведении, валяясь на замусоленном коврике. Колючий холод окружающего меня воздуха раздражал все мои оголённые рецепторы, посылая нервные импульсы в мозг. Я лежала, боясь встать и себя осмотреть. На что же теперь стала похожа красотка Наоми, мне страшно было даже представить.
Округлая тёмная комната с тринадцатью дубовыми дверями неожиданно приобрела новый вид: красные текстильные обои, слегка почерневшие снизу, были заляпаны детскими ручками, а напротив некогда пушистого чистого коврика теперь располагалось элегантное девичье трюмо с огромным зеркалом, окаймлённым серебристой оправой.
Я поднялась с пола, по-прежнему превозмогая режущую тело боль, и с большим трудом заставила себя взглянуть на новое тело со стороны. Огромное зеркало без труда демонстрировало мне изменившийся образ. Когда-то прекрасные руки теперь по плечо были покрыты отвратительной змееподобной чешуёй в точности так же, как и изогнутые худосочные ноги вплоть до самого окончания девичьего бедра. Моя пижама с ушками кролика на капюшоне вся испачкана грязью и кровью с очевидным перевесом второго, а большая морковь, торчащая из нагрудного подобного сумки кенгуру кармана, теперь топорщилась ещё больше, чем порождала стойкое желание задрать кофту с целью осмотреть свой живот. И это непременно стоило сделать, как убедилась я позже. Низ живота, как раз в том месте, где внутри располагаются женские органы, был чем-то изодран, а ржавая колючая проволока обвивала несколькими ободками моё потрёпанное тело, словно сдерживая все его части на своём месте. Я втянула с силой живот, проверяя можно ли избавиться от витков проволоки, но была огорчена тем, что ободки соединяются между собой и друг с другом тонкой стальной проволокой, проходящей прямо сквозь моё тело, словно прошивая его.
– Любуешься своим видом? – произнёс Лорд, вставая прямо за моею спиной. – Я смотрю, ты всё хорошеешь!
– Как и ты! – злобно прыснула я словами ему в ответ, следя за его реакцией по образу в зеркальном полотне.
– Милая Наоми, я клянусь тебе, что твой образ больше мне по душе, чем тот, в котором я пред тобой предстою, – Лорд вышел из-за спины и встал рядом, – скажи мне, что же ты видишь?
– Я вижу холёного дорого одетого юношу лет семнадцати, – спокойно отвечала я на поставленный вопрос, зная, что слёзы и истерика ни к чему всё равно меня не приведут.
– А так, – Лорд провёл ладонью от своего лица до самого низа, и передо мной открылась уже другая картина.
Образ прекрасного розовощёкого юнца сменился изрядно подъеденным рыбами и обитателями глубин трупом человека, пролежавшего в воде не один месяц. Отсутствие левой половины головы и кистей обеих рук несильно испортило и без того изначально ужасающий образ. Затем Лорд опять провёл остатком руки вдоль своего обезображенного тела, и предо мной предстал уже обычный скелет без малейшего куска плоти, потом явился Ангел Смерти в излюбленном чёрном своём балахоне и только лишь после всех представлений ко мне вернулся тот Лорд, которого я и увидела впервые в окне своей комнаты.
– К чему всё это зрелище? – тихо-тихо говорила я, но не от страха, а от наплывшего на меня внезапного бессилия.
– Это всё я в разных своих проявлениях, – пожал плечами Лорд, – так заканчивались все мои жизни, пока я не решился остаться там, куда всегда и возвращался.
– Ты был человеком? – с неподдельным интересом произнесла я.
– К сожалению, да! Но я не люблю распространяться об этом! Я лишь показал тебе, что в итоге останется то, кем мы и являемся. Твой образ полностью продиктован тобой. Проживай свои жизни с умом и, возможно, безобразия прекратятся, Хотя повторюсь: твой образ мне по душе.
– Я готова приступить к четвёртой двери! – уверенно и громко произнесла я, желая прекратить этот ни к чему не приводящий нас разговор.
– Я и не сомневался в этом! – буркнул Лорд, вставая спиной к элегантному трюмо, чем, казалось, выказывал отвращение к подобной показной роскоши. – Позволь мне помочь тебе добраться до четвёртого рубежа. Я уверен, что ты ещё не привыкла к своим новым конечностям, – Лорд, улыбаясь, взял меня нежно под локоть и подвёл к двери под номером четыре, латунная ручка которой на этот раз была выполнена в виде деревенского домика.
– Я думаю, что ты никуда не уйдёшь, и встретишь меня по возвращению из этой мучительной неизвестности, – погладила я по лицу Лорда своей липкой чешуйчатой рукой, а он даже не отодвинулся от меня, а наоборот крепко поцеловал запястье в ответ.
– Я буду ждать тебя, Наоми! – прошептал Лорд, – и, судя по первым трём путешествиям, мы вряд ли теперь сможем расстаться!
Я вырвала свою руку из крепких объятий, не желая заранее соглашаться с его доводами. Мне абсолютно точно нужно было вернуться хотя бы для того, чтобы извиниться перед своей Мамой и сказать, как сильно я её люблю! Но чтобы всё это сделать мне предстоит идти по этой тернистой дороге ещё слишком долго, но я верю, что в конце пути я увижу яркую, пылающую сочными красками, радугу.
Когда дверь за моею спиною захлопнулась, я как-то пропустила промежуточный период блуждания до нового мира и сразу очутилась спящей среди разнотравья обычного деревенского луга.
Тишина, разбавленная только жужжанием пчёл, была мне прежде знакома. Тот же самый звук, когда я, спрятавшись от родителей, сидела в цветочной клумбе за нашей часовней, как колыбельная ласкал мне душу и сердце, и на мгновение я даже позволила себе подумать, что мои страдания кончены, и я наконец-то вернулась домой, как чей-то ласковый, но чужой голос позвал меня новым для меня именем.
– Джек, ну где же ты? – голос усиливался, что значило только одно: объект звучания приближается. – Вот ты где! Ужин уже готов, может, составишь старушке-матери компанию?
Я открываю глаза и вижу перед собой милое истёртое временем лицо, которое буквально светится нежностью и любовью ко мне.
– Конечно, мама, можешь накрывать на стол, а я сейчас подойду, – говорю я как можно нежнее, чтобы выкроить время для осмотра нового я.
– Не задерживайся! Я хочу накормить тебя свеженьким ещё не остывшим ужином, как тогда, когда ты был ещё маленьким, – произносит она и спешно удаляется с луга.
Когда силуэт полностью исчезает из виду, я сажусь лицом к уходящему за горизонт солнцу, чтобы ещё раз насладиться окрашенным золотисто-пурпурными красками летним пейзажем, пытаясь при этом упорядочить свои новые воспоминания обо мне. Пока в голове лишь загустевшая каша прихожу к выводу, что здесь мне нравится больше всего, если учитывать мои скромные путешествия по чужим жизням. Яркое вечернее солнце, малиновый закат и сочная луговая зелень, разбавленная яркими пятнами синевы васильков и стыдливых огненных маков, как бальзам успокаивают мою заблудшую душу, приводя наконец-то все мысли в порядок.
Я – Джек Миллер, единственный сын этой скромной заботливой женщины, которая родила меня для себя, когда ей было уже прилично за сорок. Сейчас мне где-то за тридцать, я живу в городе далеко от этого места. Эта хрупкая снаружи, но сильная внутри женщина работала не покладая рук и выучила меня в приличном университете, чем позволила мне занять выгодную жизненную позицию в виде должности начальника отдела одной довольно престижной фирмы. Осознавая с каждой минутой всё, что эта женщина сделала для меня за всю свою жизнь, я пропитываюсь любовью к ней буквально от самых пяток, но чувство горести за то, что собственную родную Мать я, мягко говоря, недолюбливала, хотя она делала для меня так много, о значимости и величине поступков которых эта милая старушка даже и догадаться не сможет, заставляет скупые мужские слёзы покатиться из глаз. Я с тяжёлым сердцем заставляю себя встать с поляны, чтобы наконец-то начать своё перемещение к небольшим двенадцати домикам, стоящим почти у самой реки, с одной только мыслью: поскорее вернуться домой, чтобы хотя бы суметь сказать Маме простое человеческое спасибо, но боюсь, что человеческого для неё будет уже недостаточно.
По зову сердца и отголоскам памяти иду к самому ухоженному домику. Он небольшой, но аккуратный, белая краска ещё не везде высохла, отчего он кое-где выглядит сереньким. Цветочки на окнах и вышитые вручную занавески просто излучают домашний уют. Захожу в дом, мама встречает меня своей влюблённой улыбкой. Мы проходим на кухню, где тихо играет радио, а аромат жаренной на гриле говядины и обычного деревенского салата моментально проникает мне в нос, чем заставляет мой желудок журчать ещё сильнее. На столе всё домашнее: мясо, овощи, молоко – никаких вам фастфудов и бистро, только натуральная полезная пища.
– Мама, давай я куплю тебе телевизор? – произношу я, когда желудок переполнен уже через край.
– Сынок, у меня есть радио для того, чтобы слушать новости и наслаждаться нотками музыки, а смотреть на ужасные порочные картинки у меня желания нет. Мне и новостей достаточно, чтобы так сильно бояться за тебя в городе, что даже глаз за всю ночь сомкнуть не суметь.
– Мама, мир не так уж и плох! – восклицаю я ей в ответ, потому что испорчен с головы до ног благами прогресса.
– Я знаю, дорогой, потому что он дал мне тебя! Уже за это я радуюсь миру каждый день, несмотря на все горести, происходящие на нашей земле.
– Мама, ты – Божий одуванчик! – говорю я, целуя её в лоб, – спасибо за ужин, пойду отдыхать. Завтра же мы идём помогать Стивенсонам в строительстве их сарая?
– Да, если ты, конечно, не передумал! – мама улыбается, но как ей откажешь. – Да ещё у них имеется на выданье чудесная девушка. Хочу тебя с ней познакомить. Знаешь, я уже далеко не молодушка и хочу понянчиться с внуками, а в этом городе у тебя на уме только работа, даже про меня частенько стал забывать.
От безысходности просто улыбаюсь и начинаю удаляться, поднимаясь по лестнице. Какой же я всё-таки сукин сын! Да и дочка-то в принципе такая же! И как меня этот мир терпит!
Моя комната находится на чердаке, но поскольку это единственная комната наверху, то она огромна, если брать во внимание деревенские размеры существующих комнат. Здесь всё осталось по-прежнему, всё расставлено ровным счётом так, как и было пятнадцать лет тому назад, когда я и покинул материнский дом. Полосатые обои нежных тонов, где белые полоски мягко поглаживают серо-голубые, заставляют кровь медленнее бежать по моим венам. Небольшое окно, воздушная тюль и плотная стальная штора рождают в моей голове юношеские воспоминания, когда я пытался здесь охмурить свою одноклассницу, которая, кстати, тоже давным-давно покинула эти места. Книжный шкаф, до отказа наполненный книгами, меня здорово выручал и не только тем, что был источником моих фантазийных скитаний, но и хорошо скрывал деньги и выпивку. Моя бедная мама думала, что я не сынок-разгильдяй, а ангельский ребёнок, который ниспослан ей небесами. Хотя ума мне хватило всё-таки, чтобы окончить университет и устроиться на работу. Выходит, не такой я и безнадёжный. Мама всё чаще и чаще заговаривает о внуках. Дети в наш век! Я, наверное, не создан для семьи и отцовства. От одной только мысли, что какая-то женщина будет хозяйничать в моей роскошной городской квартире, мне становится плохо. По этому поводу матери говорить я ничего не хочу, зачем старушку расстраивать. Иногда неведение спасает от лишних расстройств, продлевая при этом жизнь. Совершенно не раздеваясь, я заваливаюсь на свою заправленную кровать и просто закрываю глаза в поисках хотя бы мизерного шанса заснуть. И к утру, освободившись от цепких лап терзающих меня дум, мне всё же удаётся это сделать, жаль, что через часок мама уже поднимет меня с кровати для того, чтобы помочь соседям в постройке их нового сарая.
Дом Стивенсонов расположен у самой реки так, что терраса одной из сторон находится над водой, и можно, просто не выходя из дома, болтать ногами, разрезая водную гладь спокойной полноводной реки, чему я почему-то был несказанно рад.
Каркас сарая был уже подготовлен, и нам надо было просто набивать на него доски. Я помогал отцу семейства и двум его сыновьям, конечно, не столько по собственному желанию, сколько потому, что они давали моей матери бесплатно молоко и сметану. Их, как выразилась моя матушка, дивная дочурка была пышной круглолицей блондинкой лет двадцати. Её неприлично расстёгнутый сарафан до неприличия обнажал роскошную грудь пятого размера и намерения Стивенсонов во что бы то ни стало выдать свою дочурку за меня замуж, но они при этом сильно заблуждались, если действительно думали, что в городе такие особы отсутствуют. Они были бы очень огорчены тем фактом, что я встречал дам и получше, и не одна из них этим меня захомутать не смогла.
Сборка сарая была завершена, когда солнце мягко ложилось на горизонт, спокойно готовясь ко сну, а мы в свою очередь к великому пиру, который Стивенсоны закатили по поводу деревянной постройки. Жаренные на костре куски говядины, свинины и целые курицы украшали по-деревенски богатый стол, чередуясь с рыбой, просто кишащей в этой реке. Самодельное пиво и домашнее вино лилось через край. Похоже, что Стивенсоны постарались не на шутку, чтобы оказать на меня впечатление.
За столом белокурая Кэрри сидела рядом со мной и болтала, не останавливаясь, даже, когда её рот был полон еды, она всё-таки умудрялась выдавливать из себя фразы. Я так устал от этой девчонки. Всё, что мне было сейчас от неё нужно, сводилось к простым постельным утехам, но в месте, где живёт моя мать, я этого делать не собирался. Вот приеду в город и развлекусь, а сейчас мне как-то нужно просто вырваться из посиделок и вернуться домой.
Поделиться книгой: