Помоги проекту - поделись книгой:
– Ладно… В общем, она пришла на место встречи, а его там нет. Собралась уже уходить – и слышит…
– Граждане отдыхающие и обитатели Ялты! Последний день с гастролями! – услышала Катя знакомый голос, повернулась и увидела его выходящим из-за гранитного постамента. Рюкзака при нем не было, зато на курчавой макушке обосновалась маленькая зеленая шляпа с короткими полями. Такая, какими торгуют в рыночном павильоне у «Ореанды».
– Ну как тебе? – спросил он, приподняв шляпу и слегка по-чаплински поклонившись.
– Ниче так, тебе идет, – улыбнулась Катя.
Что именно идет – шляпа или эффектное появление, – Роман уточнять не стал. Взял Катю под руку – и они пошли по набережной, болтая каждый о своем. Он – о том, какими продойхами могут быть жонглеры, имея в виду своего приятеля Виктора, по милости которого он остался в Ялте; она о том, что мечтает устроиться в питерский «Бельмонд Гранд Отель», и сколько там ресторанов, конференц-залов, и какое оборудование в них установлено. У бывшего фонтана он взял ее за руку и по тому, как она легко и охотно откликнулась на его прикосновение, понял, что не зря снял на сутки комнату на Маратовской. И подумал, что не скажет ей до последнего о том, что у него билет на ночной рейс, а потом пообещает позвонить и приехать. В общем, что-нибудь придумает.
Он остановился, вынул из кармана смартфон, ловко притянул улыбающуюся Катю к себе и сделал снимок. На фоне набережной с далеким ялтинским маяком на горизонте он – в светлом клетчатом пиджаке, в маленькой зеленой шляпе, и она – в белом, усеянном мелкими васильками, сарафане. Счастливые, в свой первый и последний день вместе.
– Грустно, – сказала Настя.
– Зато правдиво, – сказал я, – Твоя очередь.
Настя запрокинула голову, закрыла глаза, обхватила лицо ладонями и шумно вдохнула:
– Так…
Потом выпрямилась, взяла со стола бокал, немного отпила и, глядя на меня сквозь покачивающееся померанцевое «Куантро», сказала:
– А мой Антон ее спас, вытащил из воды. Сначала обхватил одной рукой за голову сзади, как полагается при спасении, а потом взял на руки…
Ленку била мелкая дрожь. Зонтастый выносил ее из моря на руках. Страху было столько, что она не только не сопротивлялась, но даже, неожиданно для самой себя, не ощутила ни малейшего желания расстаться с его непонятным мужским запахом и – главное – новым для нее ощущением защищенности, источником которой был этот вуайерист.
– Я Антон, – сказал он, аккуратно опустил ее на мокрую гальку, стащил с себя рубаху и накинул ее ей на плечи. Рубахи хватило, чтобы прикрыть все то, чему следовало быть прикрытым на первом свидании.
Вместо того чтобы бежать в ближайший прибрежный ресторанчик отогреваться, они сидели под его зонтом, обнявшись и болтая о дожде, о терракотовых воинах и стилях плавания, о том, какие они все эти «остальные», боящиеся большой воды и мелких неприятностей. Как давние друзья, неожиданно встретившиеся и распознавшие друг друга в новых телах этой новой, странной в своем потребительском цинизме, реальности.
Настя замолчала.
– Что было дальше? – спросил я.
– Не было, а будет, – улыбнулась она, – Что будет дальше, зависит от тебя, от нас обоих.
Алкоголь выветрился окончательно. Спать не хотелось. Нужно было понять, стоит ли пытаться в принципе ввязываться в эту историю с волшебной блондинкой. Мне хватало пережитого предательства жены, замутившей с моим бывшим партнером по бизнесу. Нужно было с кем-нибудь поговорить, и я отправил Димону – приятелю и соседу – смс-ку: «Спишь?». Он отозвался мгновенно: «Заходи».
Пару лет тому назад, когда я сам был шефом для пятидесяти раздолбаев в небольшой ай-ти компании, Димон работал у меня маркетологом. Не сказать, что он был моим постоянным советчиком – личное мы обсуждали редко. Я обычно пресекал попытки откровенничать дурацкими шуточками. Как-то он попытался пожаловаться на одиночество и тут же напоролся на мое:
– Тебя окружают три миллиона микробов, а ты говоришь о каком-то одиночестве.
Он тогда крепко болел сразу в трех смыслах – его бросила девушка, он простыл и пытался лечить первое и второе алкоголем.
Честно говоря, сегодня мне было слегка приторно от обилия розовощекой романтики, и хотелось того, что я услышал, переступая порог его огромной холостяцкой берлоги.
– Здоров! Знаешь Василису с тринадцатого? Поднимаемся в лифте вместе, в грузовом. Она такая: «Какого ты пялишься на мой зад?!» А я ей: «Я пялюсь не на ваш зад, а на женский зад в принципе».
– Ты уже в кондиции? – спросил я, уловив пряный аромат алкоголя.
– Первая стадия, – отозвался Димон, швыряя мне под ноги стоптанные шлепанцы, – Пивка?
– Аск! – перешагнув через тапки и последовавшее за этим недовольство хозяина, я направился к холодильнику в кухню.
Холодильник у Димона был особенный. Около пятидесяти процентов двухсотлитрового пространства его «боша» занимала постоянно обновляемая коллекция пива и пивоподобных напитков – всяческих элей, сидров, портеров и прочих бутилированных продуктов брожения. С некоторых пор Димон возглавлял отдел продаж одной профильной по части такого алкоголя компании и, естественно, этим пользовался с большим размахом и вполне себе даже легально. Я достал бутылку «Гролша», чпокнул крышкой и уселся в любимое Димкино кресло. Это уже был перебор. Но, к моему удивлению, Димон не отреагировал, взял себе «Гиннесса» и сел рядом на табурет.
– Твари они все, – смачно сказал он, открыл бутылку краем ножа и отпил большим глотком сразу треть. – Понимаешь? В прямом смысле. Ведут себя, как суки. Она мне говорит «Ты меня не уважаешь». А за что мне ее уважать, Андрюха? Я говорю «За что тебя уважать?» Она мне – «За то, что я женщина». Прикинь! Я должен покупать ей тонны шмоток, кормить ее, катать по курортам, терпеть ее тупость, молчать, выслушивать и еще, к чертям, уважать за то, что у нее дырка между ног. Прикинь! Не потому… Не за то, что когда у меня проблемы, она как-то там поддержала, или там поняла, когда мне херово. Нет! Она меня еще и добила, тварь: типа, сам, дурак, виноват, что тебя дураком сделали потому, что, ты придурок. Понимаешь? И я ее должен уважать? За что? За то, что она женщина? Охренеть! Это женщина? Такая должна быть женщина, Андрюх? Может, я чего-то не понимаю? По-моему, это какой-то двуногий паразит!
– Что случилось-то?
– Ты у меня когда был в последний раз… В мае? Нет, в апреле. Точно! Ты ж не знаешь… В мае я девчонку увел у Васильева. Ну – ресторатор… У Гельдовича в Жуковке собирались. Алина Бельшина. Модель… В общем, сошлись. Вот, месяц пожили вместе. Вчера уехала к маме. Попробовал, нахер, семейной жизни… Секс так себе – визги и сопли, а больше ведь ничего, ни хера. Уперлась с подругой в Крым на неделю – ничего мне не сказала. Потом приехала как ни в чем не бывало. Типа так и надо. Пипец, короче! Главное, в начале столько песен было, прям котенок. Потом чуть башку не откусила.
– Слушай, без обид, но, по-моему ты как-то не там ищешь, – сказал я.
– А ты сам что такой загадочный?
– А я, кажись, тоже решил попробовать. Пришел поговорить об этом, – сказал я несколько растерянно.
– Тебя я вообще не понимаю, – сказал Димон. – Тебе-то что нужно? К тебе подростки под дверь, как на концерт, ходят. Забыл прелести деструктивного поведения? Захотелось под каблук? Слишком спокойно живется?
– Слушай, ну не все…
– Все. Именно так. В основе – биология вида, выживание. Выбор крепкого самца, который обеспечит, а она – на социал.
– Слушай, – я понял, что нужно менять тему. – Ты же любитель потренировать мозг?
– Ну!
– Я тут игру придумал. У меня в телефоне есть фото из интернета. На нем парочка. Такое счастье во все стороны. Смотришь на них, а потом рассказываешь, кто они, откуда, как познакомились. Типа твоя версия.
– Ну давай. Развлеки старика.
Я вытащил из кармана айфон, открыл фото и положил аппарат на стол перед Димоном. Секунды три Димон молча таращился в экран, потом ткнул в него пальцами, увеличил изображение.
– Откуда это у тебя? – хрипло спросил он.
– Я же сказал. Из Фейсбука. Какая разница?
– Это моя Алинка… А это, значит, типа ее крымская подруга… Это ведь Вяхеревский сынок?
– А ты уверен что это она?
– Это ее любимый сарафан. Ну да, этого хмыреныша я в то утро видел… Во дворе…
– Так он совсем еще пацан.
– А ты думаешь сколько ей лет? Пацан… Ей самой двадцать один… Вчера, кстати, исполнилось… Вот тебе и история, брат.
Димон встал, шаркая шлепанцами дошел до кухонного шкафа, открыл дверцу, достал бутылку виски и два бокала:
– Поехали в «16 тонн»! Счастье, брат, это, в конце концов, обнаружить, что всю свою жизнь ты был женат на девушке своей мечты, а не жениться на девушке своей мечты, а потом, в конце понять, что она никогда не была девушкой, а такой и родилась – тупой, жадной и похотливой бабой… Поехали, а?
– Сочувствую, но… Извини. Не сегодня, – я поднялся, взял со стола айфон, сунул его в карман – Слишком много событий для одного дня. Пойду. Держись.
Дожидаться лифта не стал, вышел на темную лестницу. На площадке между шестым и седьмым этажами было открыто окно. Я остановился. В небе, над соседней девятиэтажкой висела полная луна. Какое-то необъяснимое разочарование до невозможности продолжения жизни настигло меня вдруг. Я заставил себя прикрыть окно, увидел свое лицо в отражении, подмигнул и криво усмехнулся:
– Вокруг семь с половиной миллиардов людей… А ты думаешь о каком-то там одиночестве.
В кармане зажужжало. Я нехотя достал телефон. Это была смс-ка от Насти: «Я знаю, кто на фото. Ты не поверишь! Я оказалась права!»
Глубина
А вот и он – старый крылатый пылесос с синей надписью «Трансаэро». Поднимаюсь по трапу, вхожу в фюзеляж, в чрево – судя по запаху – сундука для хранения антикварного постельного белья, присыпанного чем-то неожиданно аэрокосмическим. Пузатые телевизоры над креслами подешевевшего от времени бизнес-класса и – свежая блузка стюардессы с легкомысленной пуговкой над пуш-апом. Я ее замечаю сразу.
Монотонно напоминая майского жука, сооружение бежит по взлетно-посадочной, отрывается и зависает на два с половиной часа между Москвой и Симферополем. Все! Три дня ни о чем не думать. Немного переговоров, отчет шефу и полнейшее радиомолчание – ни звонков, ни интернета. Повод наконец-таки выспаться.
Эта, с пуговкой, улыбаясь, косится то ли на меня, то ли на мой темно-синий семисотдолларовый «пармиджани». Хороший костюм – весомый аргумент. Подозвать и вполголоса предложить что-нибудь в меру экзотическое и дорогое – не сидеть же ей, такому ангелу в прямом и переносном, в местной гостинице, в – страшно сказать! – номере для летного состава. Достаточно разбудить ее девичье «А вдруг это он/тот самый случай (нужное подчеркнуть)…», и она кивнет. Главное, как говорит наш главный бухгалтер, совпасть ложбинками и бугорками. Но эта, вроде бы волнующая, фривольность разворачиваться не желает, потому что глаза мои уже закрыты, и я уплываю в ровное гудение турбин.
– Андрей Сергеевич, вы меня слушаете?
– Да, – киваю я, – Простите, много работы, еще этот перелет…
Я стою у окна в симферопольском гостиничном офисе, смотрю туда, где за деревьями и домами должно быть море.
– Я говорил, что протяженность прилегающей береговой полосы – пятьсот семьдесят метров. Дно каменистое, пологое, пляж можно песком засыпать. Фундамент, сами знаете, семь лет стоял. Подрядчиков мы вам обеспечим. Будет шикарный санаторий.
– Отель, – поправляю я.
– Ну да, отель, – соглашается он.
На этот раз я покупаю недостроенный профсоюзный пансионат под Гурзуфом. Не сам, конечно. Моя задача – оценить участок, коммуникации, инфраструктуру и начать переговоры. Если закрою сделку качественно и быстро, как я обычно и делаю, получу обещанный опцион на кусочек активов нашего агентства – пятьсот рублей уставного капитала, офисный стул, стол и, наверное, степлер. Если серьезно, опцион – это доступ к результирующей кормушке. Дивиденды у нас, как говорит главбух, регулярнее зарплаты, и это реальный, если не единственный шанс, не влезая в ипотеку, переехать из хрущевской пещеры в приличную квартиру. Дело, вроде как, не заковыристое – собственник согласен на все, лишь бы платили, конкурентов нет, некому перебить по цене. Конторе – земля под строительство с дальнейшей продажей объекта, а мне – море и три дня на восстановление персональной корпоративной лояльности.
Меня в конторе не любят, и есть за что. Я – старший в отделе, на корпоративах не бухаю до хоровых песен и сортирных адюльтеров, в сорок пять в моей шевелюре не больше десятка седых волос, а на моем столе периодически появляются книги с непонятными словами, типа «экзистенциализм» или «викторианская». Все вышеперечисленное в совокупности – отличный способ хронически выбешивать наше пассивно-агрессивное большинство. Но я этого не замечаю. Сознательно. Повторяя про себя, что волка не должно интересовать мнение овец, и все у меня отлично – стратегия, план, инструментарий…
Как-то уж слишком часто я говорю себе это. Особенно, когда вот так стою у окна и будто пытаюсь разглядеть что-то важное за дальними многоэтажками, за всей этой суетой и бегом на месте.
– Эх, Викуся, Викуся…
– Меня Еленой Сергевной зовут.
– Это присказка такая, Лен Сергевна, – я улыбаюсь полной пожилой крымчанке, у которой час назад снял комнату в Гурзуфе.
– А че не в гостинице-то?
– Ну, как-то так. Не хочу.
– Женат?
– Нет.
– Все вы здесь неженатые. Ужинать-то будешь? Или на пляж?
– Так обед ведь?
– Ну, кому обед, а кому скоро ужин, – говорит она, разглядывая меня в упор.
– Пройдусь, – говорю я.
– Поздно придешь – не стучи, вон ключ на крючочке.
– Ага. Спасибо… А что у вас за долгострой за Сельвянкой?
– А… Так это… Дом отдыха строили. Пансионат, – говорит хозяйка и крестится.
– А почему не достроили? Случилось что?
– Ничего не случилось. Разворовали. Где-то тут у меня коврик был. Глянь-ка там, ты-то повыше будешь. Нету? Где же он?..
– Так что с тем санаторием? – спрашиваю я.
– Ой, не приведи Господи, – она снова крестится, – Девочка там пропала.
– Вот как? А что за девочка?
– Шел бы ты, милый человек, гулять. Тебе-то какая печаль?
– Ну как же? Интересно.
– Интересно ему… Настей звали. В прошлом году. Бухонцевой Валентины внучка. Малая шустрая была. В этом году пошла бы в школу. На стройке той и пропала. С подружками в прятки доигралась. Вот. Там, окромя сторожа, никого не было, и тот пьяный спал. Подружки-то вернулись, а Настеньки нет. Так и не нашли. А она-то сирота была. Да… Родители на серпантине погибли. На бабку с дедом осталась. И, вишь, к мамке с папкой ушла, значит. Вот как. А дед того сторожа зашиб. Да… Не поверил… Теперь в отсидке.
– Там, наверное, пляж хороший, раз пансионат.
Поделиться книгой: