Современные яды: Дозы, действие, последствия

2. Потомки одного животного отличаются друг от друга морфологически и биохимически.

3. От изменчивости признаков зависит, кто из потомков выживет и сможет успешно размножаться, тем самым передавая свои признаки последующим поколениям.

Таким образом, несмотря на то что многие гены и кодируемые ими белки сохраняются в ходе эволюции неизменными, эта консервативность сосуществует с постоянным перемешиванием генетического материала в каждом следующем поколении потомков.

Индивидуальные различия между особями одного вида очень важны для токсикологии по многим причинам. Во-первых, именно они в большой степени определяют кривизну графика зависимости реакции от дозы. От генетической и морфологической изменчивости особей, используемых в экспериментах для построения этой кривой, зависит их способность реагировать на токсическое воздействие. У животных с коротким сроком жизни, которые в природе обычно многочисленны – например, насекомых – индивидуальные различия в реакции могут приводить к развитию популяций, устойчивых к пестицидам. Эти популяции могут возникать очень быстро, так как особо восприимчивые к пестицидам особи гибнут, и возможность размножаться получают только те, кто обладает врожденной устойчивостью. Таким образом, кривая зависимости реакции от дозы меняется со временем, но эти изменения объясняются биологической реакцией популяции на воздействие вещества.

Повсеместное распространение изменчивости в биологических системах также влияет на возможность использования различных животных в диагностике заболеваний, так как чем дальше друг от друга находятся виды эволюционно, тем сильнее различаются их молекулярные особенности. Это создает проблемы при использовании животных в медицинских экспериментах. Например, общий предок двух наиболее распространенных лабораторных животных, мышей и крыс, существовал примерно 23 млн лет назад, а общий предок грызунов и человека – около 100 млн лет назад. За это долгое время эволюция очень сильно развела животных, сделав их совершенно разными не только по внешним признакам или морфологии, но и по реакции на различные химические вещества. Например, при тестировании 392 канцерогенных веществ на мышах и крысах оказалось, что 76 % крысиных канцерогенов являются канцерогенными и для мышей, а 70 % мышиных – для крыс.

Поэтому, несмотря на то что по многим фундаментальным физиологическим и молекулярным процессам человек ничем не отличается от множества других видов животных, что и позволяет использовать их в токсикологических тестах, естественный отбор может действовать таким образом, что токсикологический ответ лабораторного животного может оказаться совершенно иным, чем у человека. Учитывая, что эволюционная дистанция между человеком и грызунами больше, чем между крысой и мышью, можно с уверенностью сказать, что веществ, одновременно канцерогенных и для человека, и для грызунов, будет не больше, чем упомянутые выше 70 %. Это не значит, что лабораторные грызуны не имеют ценности для науки; однако это подчеркивает тот факт, что на всех животных, включая человека, одновременно воздействуют как консервативность молекулярной структуры, так и изменчивость естественного отбора.

Человек – это животное, и наше общее с другими видами животных молекулярное происхождение создает основу для использования лабораторных животных в медицинских исследованиях. В зависимости от исследуемой системы модельные организмы могут быть похожи на человека (это служит аргументом для использования приматов в исследованиях инфекционных болезней) или быть эволюционно очень далекими от него (как в случае с гигантским кальмаром Loligo, которого используют для изучения работы нервных клеток). Возможно, лабораторные мыши и сдадут свои позиции как главный объект исследований, но скорее всего, они просто продолжат сосуществовать в лабораториях с другими модельными организмами. Ведь в конце концов внешнее сходство или различие может быть обманчивым, а главную роль играет биохимическая близость организмов.

Глава 4

Химические путешествия: абсорбция

Тот, кто где-то оказался, обязательно должен был начать оттуда, где был.

Роберт Льюис Стивенсон

Чтобы токсичное вещество стало вредным, для начала ему нужно проделать путешествие из среды к конкретной мишени в организме. Большая часть этого путешествия осуществляется на первый взгляд простым путем диффузии: молекулы мигрируют прочь от источника своего происхождения. Примеры диффузии можно найти повсюду: это и соль, растворяющаяся в воде, и дым, распространяющийся в атмосфере, из заводской трубы. Но диффузия становится более сложной, если молекулы переходят из одной части окружающей среды в другую. Например, когда молекулы переходят из воды в воздух, скорость диффузии зависит как от их собственных свойств, так и от свойств воды и воздуха. Более того, расстояние от источника, которое могут преодолеть молекулы, и размеры поверхности, с которой они распространяются, также оказывают влияние на степень диффузии.

Чтобы токсичная молекула вызвала реакцию в ткани-мишени, токсичное вещество нередко преодолевает несколько различных сред. Загрязняющее вещество, присутствующее в воздухе, может проникать из него в водный слой (влажная среда в воздухе), затем – в липидный слой (мембрана, покрывающая каждую клетку) и наконец – снова в водную среду внутри клетки.

Чтобы попасть в кровь, вещество должно повторить все эти ступени, перемещаясь из внутренней водной среды клетки через липидную мембрану и обратно в водную среду крови.

Вне зависимости от того, каким образом токсины попадают в организм животного – через пищеварение, дыхание или кожу, – все химико-биологические реакции начинаются с перемещения химического вещества через слой эпителия. Кожа – первый приходящий в голову пример эпителиальной ткани, потому что она всегда у нас перед глазами. Но эпителий также имеется в легких и пищеварительном тракте. Эти три эпителиальных слоя не совсем одинаковы, поскольку у них разные функции.

Кожа

Кожа млекопитающих, среди прочего, служит барьером между внешней средой и внутренним «океаном» крови. Кожа плотно натянута на все наше тело, имеется лишь небольшое число складок, которые незначительно увеличивают общую площадь ее поверхности. Однако по сравнению с поверхностью внутренних органов, например печени, поверхность кожи очень велика.

Внешний слой кожи состоит из отмерших клеток. В находящемся под ним слое дермы клетки постоянно делятся, производя новые клетки, которые умирают, обезвоживаются и кератинизируются. Процесс кератинизации – это накопление кератина в эпителиальном клеточном слое. Кератин – это волокнистый белок, который можно обнаружить не только в наружном слое кожи, но и в ногтях, копытах и даже роге носорога. Пучки кератиновых волокон очень прочны и, что не менее важно, нерастворимы в воде. Поэтому кератиновый слой вашей кожи можно рассматривать в первую очередь как водонепроницаемый барьер между вами и окружающим миром.

В слое мертвых клеток нет живых белков, поэтому через кожу не может происходить активный транспорт веществ. А как же жирорастворимые вещества? В мертвой клетке сохраняются липиды, образовавшиеся при ее жизни, поэтому жирорастворимые молекулы могут проникать в слой мертвых клеток кожи. В ходе эволюции кожа не развивалась специально как абсорбирующая поверхность, но так как защитный кожный барьер состоит из мертвых клеток, он по своей природе остается способным к абсорбции жирорастворимых веществ.

Способность кожи абсорбировать жирорастворимые вещества – это и наше благословение, и наше проклятие. Например, способность кожи всасывать небольшие липофильные молекулы используется в фармакологии: с помощью адгезивных пластырей можно доставлять в организм такие вещества, как скополамин, средство от морской болезни или никотин. К несчастью, урушиол, активный компонент, содержащийся в ядовитом плюще и сумахе, также может абсорбироваться кожей.

Легкие

Внутренняя поверхность легких значительно отличается от внешнего слоя кожи, так как все клетки легких вполне живые, однако имеется одно очень важное общее свойство. Между воздушными мешочками – альвеолами – и внутренней средой клеток легких также не происходит транспорта веществ с помощью белков. Но на этом сходство двух эпителиальных слоев практически заканчивается.

В легких, заполненных воздухом, происходит диффузия кислорода и углекислого газа. У земноводных, например лягушек, легкие похожи на гроздь винограда, состоящую из нескольких очень крупных воздушных мешков с относительно небольшой общей площадью поверхности и относительно большим расстоянием для диффузии от центра каждого мешочка до крови. У млекопитающих в легких того же объема (у крупной лягушки-быка объем легких приблизительно такой же, как у небольшой крысы) альвеолы гораздо мельче и более многочисленные. Кроме того, у крысы гораздо выше уровень метаболизма, для чего требуется более быстрое поступление кислорода в кровь. Отчасти это достигается уменьшением расстояния, на котором осуществляется диффузия (так как альвеолы значительно мельче) и увеличением площади поверхности. Поэтому у крыс кислород поступает из легких в кровь, а углекислый газ – в обратном направлении, быстрее, чем у земноводных.

Однако через эпителий легких проникают не только такие простые газы, как кислород и углекислый газ. Может происходить также абсорбция различных паров. Пар – это газообразная фаза вещества, которое улетучивается с поверхности жидкости (представьте себе пары, поднимающиеся от капельки духов), однако не все химические вещества в одинаковой степени способны производить пары. Например, водорастворимые вещества не улетучиваются из раствора, а упорно в нем остаются. И даже если сама вода полностью испарится, эти вещества, как правило, не попадают в атмосферу, а остаются в виде твердого осадка, часто в форме соли. Так что в легких нет белков-переносчиков водорастворимых веществ, и эти вещества не обнаруживаются в легких в каких-либо значительных концентрациях.

А что же происходит с более летучими органическими соединениями? Эти вещества могут абсорбироваться в различной степени, и определяющим фактором здесь служит коэффициент распределения кровь/газ. Чтобы понять, как абсорбция зависит от этого коэффициента, представьте себе пары воздуха, находящиеся в коктейльном шейкере вместе с небольшим количеством воды. При взбалтывании коктейля пар частично перейдет в воду, а в основном останется в воздухе внутри шейкера. В этом случае у веществ, оставшихся в газовой среде шейкера, будет низкий коэффициент распределения кровь/газ, а у веществ, которые преимущественно перейдут в воду, этот коэффициент будет высоким. Это сильно влияет на способность к абсорбции, так как низкое значение коэффициента означает и низкую абсорбцию, а при повышенном значении коэффициента распределения абсорбция через легочный эпителий будет гораздо выше.

Жабры рыб – очень интересный вариант дыхательного органа. В отличие от легких, жабры контактируют с водой, поглощая растворенный в ней кислород и выделяя углекислый газ из крови непосредственно в воду. Кроме того, прямой контакт жабр с водой позволяет осуществлять транспорт водорастворимых веществ. Поэтому жабры рыб, в отличие от легких млекопитающих, содержат белки, ответственные за этот транспорт, в частности за перенос таких неорганических ионов, как ионы натрия, кальция и калия. Жабры являются не просто дыхательным органом, но и ионорегуляторной структурой, подобной почкам млекопитающих, функция которой состоит в поддержании нужных концентраций необходимых ионов в крови.

Пищеварительная система

Мы уже увидели, что перенос химических веществ через кожу минимален, а через легкие – ограничен небольшим числом высокоспецифичных классов химических веществ. Однако транспорт через эпителиальный слой пищеварительного тракта происходит быстро и неукротимо. Главная функция гастроинтестинального эпителия – абсорбция пищи на молекулярном уровне. Поэтому кишечная эпителиальная мембрана заполнена белками, переносящими водорастворимые вещества из пищеварительной системы в кровь, откуда они, в свою очередь, поступают в печень.

Можно предположить, что транспорт липидов через кишечный эпителий будет простым, но на самом деле это довольно сложный процесс. При употреблении в пищу различные липиды – жиры и масла – обычно не остаются в виде отдельных химических веществ, а смешиваются в желудке и кишечнике, образуя крупные глобулы. Эти большие сгустки жира для дальнейшего переваривания необходимо разбить на мелкие капли. Этот процесс носит название эмульгирования. Эмульгирование происходит при помощи солей и кислот желчи, которые заставляют крупные глобулы распадаться на мелкие, называемые мицеллами. Эти мелкие частицы жиров и масел могут перемещаться через эпителиальную выстилку пищеварительного тракта, в конечном итоге попадая в кровь.

Транспортная магистраль, по которой молекулы питательных веществ доставляются из кишечника к другим органам и тканям, к сожалению, так же хорошо абсорбирует токсичные вещества. Белки, предназначенные специально для переноса водорастворимых молекул пищи, «по ошибке» могут переносить через мембрану водорастворимые токсины. Жирорастворимые вещества обычно встраиваются в кишечнике в липидные глобулы и мицеллы. Но, помимо полезных жиров и масел, там могут оказаться и липофильные яды, проникающие вместе с мицеллами в кровь.

Что происходит в крови

Когда химическое вещество попадает в организм, оно перемещается по кровеносным сосудам, как гондола по каналам Венеции, к своему пункту назначения – ткани-мишени. Как именно химические вещества путешествуют по кровеносной системе, зависит от ряда факторов, в том числе их растворимости. Водорастворимые вещества растворяются в плазме крови и перемещаются вместе с ее потоком, как правило, совершенно беспрепятственно. Жирорастворимые вещества связываются с белками, и в крови возникает равновесие между небольшим количеством свободных веществ и гораздо большим количеством связанных. Это очень важно, так как свободная форма является биологически активной и может диффундировать из крови к определенным рецепторам. Но если свободно находящееся в крови вещество попадает в межклеточную жидкость и далее к своей клетке-мишени, то равновесие нарушается, и часть молекул, которые были связаны с белками, переходят в свободную форму. Таким образом биологически активные вещества постепенно поступают в кровь, откуда могут транспортироваться через близлежащий эпителий капилляров.

Попадая в организм через кожу, легкие или пищеварительную систему, токсичное вещество нередко должно преодолеть долгий путь по кровеносным сосудам, прежде чем доберется до своей ткани-мишени. Способ его попадания в кровь из эпителиальных клеток, где произошла абсорбция, идентичен процессу попадания в сам эпителиальный слой. Для жирорастворимых веществ попадание в кровь не составляет проблемы – клетки стенок сосуда не задерживают их. В свою очередь, водорастворимые вещества могут использовать белки-переносчики для проникновения через клеточные мембраны.

Способность вещества мигрировать из тканей в кровь определяется не только его химическими свойствами, но и способностью кровеносных сосудов как содействовать, так и препятствовать подобному обмену. Так, например, капилляры головного мозга расположены так тесно, что никакой транспорт не может осуществляться без участия клеток этой капиллярной сети. Поэтому водорастворимые вещества могут проникать в мозг только через клетки, составляющие гематоэнцефалический барьер (барьер между кровью и мозгом). В печени же капиллярная сеть не такая густая, в ней имеются лакуны, позволяющие большим количествам жидкости проникать в ткань печени и обратно. Эта система обеспечивает легкое попадание в кровь водорастворимых питательных веществ (например, сахаров), но по тому же пути могут перемещаться и водорастворимые токсины.

После того как вещество попало в кровь, время его нахождения в ней зависит от типа растворимости. Водорастворимые вещества остаются в плазме крови, пока не смогут выйти из сосуда через клеточные каналы или крупные лакуны, например, в печени и почках. Перемещение водорастворимых веществ по кровеносным сосудам жестко контролируется организмом. Жирорастворимые вещества, напротив, могут свободно проникать в кровеносные сосуды и выходить из них.

На клеточном уровне в нашем организме происходит борьба между контролем и хаосом, и неконтролируемые липофильные вещества постоянно сопротивляются попыткам регуляции внутренней среды. К счастью, жирорастворимые вещества в крови обуздываются, присоединяясь к крупным заряженным белкам. В результате получаются несущие заряд супермолекулы – протеино-токсиновые конъюгаты, которые всегда полярны, поэтому определенным образом расположены в крови. Для многих токсичных веществ (а также неполярных нетоксичных соединений, например половых гормонов) в крови существует равновесие между конъюгатами и небольшим числом свободных неполярных молекул. Когда молекула отделяется от белка плазмы, она продолжает вести свою кочевую жизнь и легко проходит сквозь клеточную мембрану капилляра, проникая таким образом к рецепторам, где и наносит свой удар.

Секвестрация

Вещество из крови может попадать на клеточные мембраны и связываться с молекулами-мишенями на поверхности клетки или же проникать в клетку и связываться с мишенями внутри нее. Если вещество проникает внутрь клетки, далее с ним могут происходить различные процессы, приводящие к разным последствиям, помимо нанесения очевидного ущерба данной клетке. Некоторые вещества подвергаются секвестрации, то есть накоплению в организме в неактивной форме, оставаясь относительно безвредными. Например, водорастворимые ионы металлов могут встраиваться в кости, а липофильные вещества – в жировые отложения.

Прекрасный пример секвестрации – таинственная смерть Наполеона Бонапарта в 1821 г. В своем завещании он пишет: «Я умираю преждевременно, убитый английской олигархией и ее палачом; английский народ не замедлит отомстить за меня». Эта фраза наводила на мысль, что великий полководец был отравлен. К счастью, слуги сохранили локоны его волос, и когда их проверили на содержание мышьяка, выяснилось, что оно в 100 раз превышает норму. Возможно, причина его смерти была не в этом, однако химический анализ дал неопровержимые доказательства того, что в последний период своей жизни Наполеон действительно подвергался воздействию мышьяка.

Кстати, в истории Наполеона обнаружился неожиданный поворот: современные исследования показали, что, вероятно, он умер все же не от отравления мышьяком. Ученые считают, что причиной его смерти был рак желудка и язвенная болезнь. Интересно, что на обоях в доме на острове Святой Елены, где жил Наполеон в изгнании, имелся зеленый рисунок. В те времена зеленую краску для обоев делали из арсенита меди. При увлажнении (которое было весьма вероятно, так как на острове сыро) и под воздействием плесени эта соль мышьяковистой кислоты способна превращаться в газ триметиларсин. Скорее всего, именно этот газ, а не яд убийцы, был источником мышьяка, найденного в волосах Наполеона.

Накапливающиеся в тканях в результате секвестрации вещества могут оставаться в них на протяжении всей жизни, выводиться из организма в инертной форме (как мышьяк в волосах Наполеона) или возвращаться обратно в кровь. Вне зависимости от способа перемещения веществ в организме и уровня их токсичности, все они подчиняются одним и тем же правилам диффузии и путешествуют к своим тканям-мишеням в соответствии с этими правилами.

Глава 5

Защита организма

Если бы открылось свободное пространство, о, как бы он полетел! – он бы так полетел, что вскоре ты, наверное, услышал бы великолепные удары его кулака в твою дверь. Но вместо этого, погруженный в неустанные – и такие напрасные! – труды, он все еще протискивается сквозь парадные залы самого внутреннего из дворцов, – и никогда ему их не преодолеть, а если бы ему это и удалось, то ничего еще не было бы достигнуто, потому что пришлось бы пробиваться вниз по лестницам, а если бы ему и это удалось, то и тогда ничего еще не было бы достигнуто, потому что пришлось бы еще пересекать дворы, а после дворов – второй, внешний дворец, и снова – лестницы и дворы, и снова – еще один – внешний дворец, и так далее в течение тысячелетий; а если бы он выбрался, наконец, за самые последние ворота – но никогда, никогда не может это произойти! – перед ним еще лежала бы вся столица – центр земли, до отказа заполненный стекающими туда со всех сторон осадками.

Франц Кафка. Императорское послание

Учитывая огромное значение для человека его головного мозга, можно предположить, что в ходе эволюции должна была развиться мощная защитная система, предохраняющая мозг от воздействия токсичных веществ. Однако всем известно, что мозг можно очень легко отравить некоторыми самыми обычными веществами. Алкоголь, никотин, кофеин, героин, метамфетамин, кокаин – все эти вещества путешествуют по крови, достигают черепной коробки и попадают в спинномозговую жидкость так быстро и эффективно, что создается впечатление, что наш мозг совершенно беззащитен перед химической атакой. Но если мозг так необходим для нашего существования, почему же вышеупомянутые психоактивные вещества, являющиеся токсинами, запросто могут проникать в него и влиять на его функционирование?

Как это ни странно, хотя человеку легко отравить себя наркотиками, доставка к мозгу терапевтических средств оказывается гораздо более сложной задачей. Кровеносные капилляры головного мозга сложены из очень плотно пригнанных друг к другу клеток эндотелия, поэтому любой перенос веществ из крови в спинномозговую жидкость возможен только через эти клетки. Молекулы всех психоактивных веществ, упомянутых ранее, от кофеина до метамфетамина, являются липофильными; для них эндотелиальные клетки не представляют никакого препятствия, поэтому они легко проходят из крови в мозг, где и оказывают свое воздействие на нейроны. Многие же лекарственные средства, наоборот, водорастворимы, и поэтому гематоэнцефалический барьер оказывается для них серьезным препятствием.

И все же мозг, а также ткани человека (и других животных) не являются пассивной жертвой химической атаки. У нас развились механизмы, которые способны снижать, а во многих случаях и полностью блокировать поступление токсичных веществ. Однако эффективность этих защитных систем зависит как от самого вещества, так и от его мишени. Те самые особенности, которые способствуют переносу определенных веществ к биологически активному месту, для других соединений могут быть эффективными барьерами. Сами клеточные мембраны, от эпителиального слоя гематоэнцефалического барьера до жесткого рогоподобного внешнего слоя кожи, служат эффективными барьерами против водорастворимых токсичных соединений, но при этом относительно неэффективны против жирорастворимых веществ. В этой главе мы рассмотрим различные способы защиты от токсинов, возникшие у организмов в ходе эволюции, а также способы преодоления токсинами этих барьеров.

Дезориентация и секвестрация

Химический транспорт из окружающей среды к биологически активной точке может следовать по любому из нескольких альтернативных путей. Если молекула попадает в клетку метаболически активной ткани, например в нейрон или гепатоцит (клетку печени), она может нанести существенный урон. Если же токсичное вещество перенаправляется или накапливается в относительно неактивной ткани, например костной или жировой, то оно может так и не пропасть к рецепторам более активных тканей, по крайней мере в тех количествах, которые способны оказать мгновенное токсическое воздействие. Ионы металлов, накапливающиеся в костях или волосах, или жирорастворимые вещества, такие как ДДТ, накапливающиеся в жировой ткани, – классические примеры секвестрации.

Если химическое вещество проходит через внешние слои защиты и все-таки попадает в клетку-мишень – например, нейрон головного мозга, – его путешествие на этом не заканчивается. Внутри клетки также существует несколько дополнительных линий обороны, которые препятствуют попаданию токсичного вещества к его пункту назначения.

Один из способов защиты, выработанный клеткой против воздействия токсинов, – производство альтернативных точек связывания. Общая применяемая здесь стратегия – те же дезориентация (перенаправление) или секвестрация (накопление). Классический пример секвестрации в животной клетке – образование металлотионеинов. Это небольшие богатые цистеином белковые молекулы, активно связывающиеся с ионами различных металлов. Вероятно, металлотионеины возникли в ходе эволюции для того, чтобы связывать такие микроэлементы, как медь и цинк. В рационе большинства животных (особенно травоядных) этих веществ очень мало, и их накопление в клетках могло иметь эволюционные преимущества. Эти микроэлементы необходимы животным в очень низкой концентрации, при этом в высокой они являются токсичными (см. главу 1). Более того, другие ионы металлов, не являющиеся необходимыми для жизнедеятельности, например кадмий, серебро или ртуть, также связываются с металлотионеинами, в результате чего концентрация свободных ионов в клетках уменьшается, снижая их общую токсичность.

Биологические барьеры

До сих пор мы рассматривали способы защиты от токсичных веществ, включающие в себя физические барьеры, дезориентацию и секвестрацию. Однако в клетке существуют также метаболические механизмы, способные прямо менять структуру токсичных веществ. Этот процесс носит название биотрансформации и служит ключевой линией обороны, дезактивирующей токсичные вещества. В результате биотрансформации некоторые вредные молекулы могут разбиваться на менее токсичные части. Например, этиловый спирт полностью метаболизируется до углекислого газа и воды, поэтому не может накапливаться в головном мозге человека. Однако не все вещества в одинаковой степени подвержены биотрансформации. В отличие от спирта, большинство веществ, содержащих атомы одного или более элементов из группы галогенов – фтора, хлора, брома и йода, – обладают высокой сопротивляемостью к биотрансформации. Поскольку многие из этих веществ жирорастворимы, они могут накапливаться в жировой ткани, где сохраняются годами и даже десятилетиями. Одни из самых печально известных галогенпроизводных – это пестицид ДДТ и полибромированные дифениловые эфиры (ПБДЭ), используемые в производстве негорючих материалов. (Позже мы подробнее рассмотрим галогенсодержащие соединения.)

Ряд процессов биотрансформации связан с преобразованием водорастворимых веществ в жирорастворимые. При этом токсичное вещество не обязательно дезактивируется, но может быть выведено из организма через почки или кишечник. Такие преобразования осуществляют два больших класса белков через процессы так называемого метаболизма фазы I и фазы II. Эти названия не совсем удачны, так как фаза II не обязательно следует за фазой I, и два процесса не обязательно должны происходить последовательно, чтобы появился подлежащий экскреции продукт. В ходе метаболизма исходное соединение (поступившее в клетку извне) превращается в один или более метаболитов, которые обладают более высокой растворимостью в воде. При этом в большинстве, хотя и не во всех, классах веществ биотрансформация снижает токсичность исходного вещества.

Метаболизм фазы II предсказуем и специфичен. Участвующие в ней белки – это высокоизбирательные катализаторы, способствующие преобразованию одних химических веществ (субстратов) в другие (продукты). Ферменты фазы II очень избирательны в отношении субстратов и ускоряют образование только определенных продуктов. Каждый из них действует на ограниченную группу субстратов, в результате чего получается относительно небольшое число возможных продуктов. Их основная функция – это конъюгация, то есть присоединение к исходному веществу какой-либо группы атомов, в результате чего оно становится полярным или водорастворимым. С повышением растворимости в воде вещество может быть выведено с мочой. Кроме того, белки фазы II в основном находятся в цитоплазме, то есть плавают в водянистом, богатом белками «супе» внутри клетки, быстро и эффективно конъюгируя с жирорастворимыми молекулами, как только они проникают через клеточную мембрану.

В отличие от белков фазы II ферменты фазы I – это работники широкого профиля. Продукты метаболизма фазы I менее специфичны, так как многие ферменты этой фазы действуют на самые разнообразные молекулы – субстраты – и способны производить разнообразные продукты. Основная функция большого класса ферментов фазы I, цитохромов P450, – процесс монооксигенирования, то есть присоединения части молекулы воды (ОН-группы) к одному из нескольких потенциальных мест связывания исходного вещества. Этот процесс лишь ненамного увеличивает водорастворимость вещества, однако этого может быть достаточно для его выведения. Эти белки обычно находятся не в цитоплазме, а на внутренней мембране митохондрий. В каждой реакции фазы I участвует не один, а два белка, обменивающихся друг с другом электронами. Из-за этого общая скорость реакций метаболизма фазы I обычно меньше, чем фазы II.

Когда в клетке происходят процессы как первой, так и второй фаз, это может приводить к постепенному преобразованию жирорастворимого вещества в водорастворимое. Но в некоторых случаях взаимодействие двух систем может давать непредсказуемые последствия. Прекрасным примером может служить метаболизм ацетаминофена, активного ингредиента «Тайленола»[2]. Многие полагают, что это лекарство совершенно безопасно, и «если немного – это хорошо, то чем больше, тем лучше». Это очень опасное заблуждение. За выведение ацетаминофена из организма отвечают немногочисленные белки фазы II, локализованные в клетках печени. При метаболизме ацетаминофена образуется водорастворимый конъюгат (ацетаминофенная основа с присоединенной к ней сульфатной или глюкуронидной группой). Однако при его образовании примерно 2 % молекул исходного вещества превращаются под воздействием белков фазы I в два других метаболита (хинонимины). Эти вещества высокотоксичны и способны разрушать ткани печени и почек, но, к счастью, они претерпевают быстрое преобразование (с помощью других белков фазы II) в конъюгированную водорастворимую нетоксичную форму.

При передозировке ацетаминофена в результате тех же самых процессов биотрансформации концентрация как конъюгатов, так и хинониминов в клетке многократно возрастает. Поэтому увеличивается и токсическое воздействие. Точно так же увеличивается образование хинониминов и при сочетании «Тайленола» и других подобных препаратов с алкоголем, так как он уменьшает активность ферментов фазы II (тем самым снижая скорость преобразования токсичных метаболитов в подлежащие выведению конъюгаты).

Этот пример иллюстрирует несколько важных аспектов биотрансформации. Во-первых, метаболизм фазы I не всегда влечет за собой фазу II, но может происходить независимо от нее. Во-вторых, продукты метаболизма фазы I могут быть более токсичны, чем исходная молекула! Это биологическое подтверждение классического тезиса «ни одно доброе дело не остается безнаказанным», так как усилия клетки по повышению водорастворимости, и, следовательно, выводимости, молекул могут приводить к повышению их токсичности. Поэтому биотрансформация не является панацеей от всех токсичных органических веществ, но тем не менее это лучший метаболический способ защиты и удаления из организма жирорастворимых токсичных веществ, который эволюция изобрела на сегодняшний день.

Если вещество все же смогло преодолеть все вышеописанные рубежи обороны, у клетки остается последняя возможность предотвратить связывание токсичной молекулы с ее мишенью. Некоторые из таких мишеней требуют очень точного соответствия структуры токсичной молекулы рецептору. В этом случае самые ничтожные изменения в структуре рецептора могут помешать присоединению молекулы токсина. Эти изменения могут возникать в белковых рецепторах. Белки состоят из различных аминокислот, соединенных вместе, а затем скрученных в трехмерную структуру, поэтому даже небольшие изменения могут очень сильно менять пространственную конфигурацию молекулы и ее функции. С точки зрения эволюции такие преобразования должны совершаться с осторожностью, так как значительные изменения аминокислотного строения рецептора могут нарушить его функции, а не только обезопасить его от токсинов.

Вернемся к Парацельсу

Правила Парацельса, нашего старого знакомого из 1-й главы, помогают представить защитные механизмы организма в более ясном контексте. В большинстве случаев мощность волны атакующих нас токсичных молекул прямо влияет на силу их воздействия. При низких дозировках количество молекул, взаимодействующих с биологическими рецепторами, настолько мало, что никаких негативных последствий не наблюдается. Это отчасти может объясняться недостаточным количеством молекул, присоединяющихся к рецепторам, но также зависит и от эффективности защитных механизмов, препятствующих их попаданию в мишень. При более высокой концентрации к рецепторному месту мигрирует больше молекул, поэтому больше вероятность того, что они преодолеют защитные барьеры и достигнут своей цели. Если же концентрация еще выше, защитные механизмы организма могут быть подавлены и количество молекул, достигающих пункта своего назначения, многократно возрастает, и негативный эффект, например такой, что возникает при передозировке ацетаминофена, может быть весьма серьезным.

Глава 6

Большие путешествия: загрязнение

Внезапно из-за края лунного диска медленно и невероятно величественно появляется сияющий бело-голубой алмаз, светящаяся, нежная сфера цвета неба, окутанная белоснежным кружевом. Она восстает, точно хрупкая жемчужина, из черного океана тайны. И требуется не одна секунда, чтобы осознать, что это Земля.

Эдгар Митчелл, астронавт «Аполлона-14»

Сторонники гипотезы Геи считают, что биосфера (часть поверхности и атмосферы Земли, поддерживающие жизнь) – это единая саморегулирующаяся система, создающая условия для существования жизни. В этой главе я не собираюсь ни опровергать, ни подкреплять гипотезу Геи, однако нельзя не отметить, что многое в сфере токсикологии вполне согласуется с ней. Действительно, можно обнаружить весьма явные параллели между передвижением химических веществ по поверхности Земли и процессами абсорбции, транспорта, секвестрации и биотрансформации, происходящими в организме животных.

Три среды: воздух, вода, земля

Природную среду нашей планеты можно разделить на части, подобно организму, состоящему из различных органов и их систем. Три основных компонента биосферы – это атмосфера, гидросфера и литосфера, то есть воздух, вода и земля. Когда в среду попадают молекулы каких-либо веществ, как токсичных, так и безвредных, они могут перемещаться из одной ее части в другую. Характер этих передвижений зависит от свойств самого вещества и свойств среды, в которой оно движется.

Изменение состояния вещества от твердого к жидкому и газообразному называется фазовым переходом. Для простых веществ и небольших молекул эти переходы очень тесно связаны с геохимическими циклами. Основная масса таких часто встречающихся на Земле элементов, как углерод, азот и фосфор, находится в виде разных соединений в твердой форме в земной коре, где они могут сохраняться неизменными на протяжении долгих эпох. Некоторое количество молекул этих веществ переходит в растворенную в воде форму и испаряется в атмосферу.

Самый известный, и самый очевидный, геохимический цикл – это круговорот воды. Вода мирового океана испаряется, попадает в атмосферу, перемещаясь на большие расстояния, и снова переходит в жидкую фазу, выпадая в форме дождей. Затем вода течет по суше и достигает океана, откуда начинала свой путь. Не все химические вещества транспортируются так же легко, как вода, и многие элементы с трудом переходят в атмосферу, так как не подвержены испарению в обычных условиях. Тем не менее многие элементы совершают фазовые переходы между твердой породой и водными растворами.

Химические циклы, хоть и являются естественными, не всегда безвредны. Например, мышьяк может естественным образом вымываться из горных пород и растворяться в грунтовых водах. Концентрация мышьяка в них может быть настолько высокой, что представляет опасность для человека, так что вода становится непригодной для употребления без соответствующей обработки. Ртуть также способна переходить из земной коры в атмосферу во время извержений вулканов и накапливаться в водных системах, где может проявлять свои токсичные свойства.

Вещества с более крупными молекулами – природные и синтезированные человеком – также могут попадать в среду и, если они достаточно стойки, вступают в собственные циклы, совершая фазовые переходы в зависимости от свойств, которыми обладают. Конечно, сложные вещества, в отличие от простых, редко сохраняют при этих переходах свою химическую структуру. Она часто изменяется в результате таких абиотических процессов, как фотоокисление или горение. Но какие бы изменения структуры ни происходили, циклы сложных веществ обусловлены их химическими свойствами, в частности способностью к ионизации при погружении в воду и к испарению при попадании на воздух.

Четвертая среда: организмы

Всю массу земной биоты (микроорганизмов, растений, животных) можно рассматривать как еще одно состояние среды, участвующее в круговороте различных веществ. Например, когда животное пьет воду, поедает пищу или вдыхает воздух, оно неизбежно становится частью геохимического цикла веществ, содержащихся в среде. Когда эти вещества возвращаются обратно в окружающую среду, они могут заново вступать в геохимические циклы неживой природы.

Однако по сравнению с другими тремя состояниями среды в живых организмах многократно возрастает общая скорость и сложность химических циклов. Рассмотрим, к примеру, геохимический цикл кальция. При попадании воды в содержащие кальций породы происходит его ионизация и переход в раствор. Ионы кальция (Ca2+) реагируют с растворенным в воде углекислым газом (СО2), образуя карбонат кальция, или известняк, который выпадает в виде твердого осадка и может оставаться в таком состоянии сотни миллионов лет. Животные научились использовать этот относительно простой фазовый переход от ионов кальция к карбонату кальция в водном растворе и включили эту соль в некоторые наиболее твердые биологические ткани. Карбонат кальция содержится в костях, панцире черепахи и раковинах моллюсков и других беспозвоночных животных. А кроме того, ионы кальция служат важным клеточным сигналом, участвующим в мышечной работе и активации внутриклеточных белков. У большинства организмов, имеющих скелет или раковину, твердый карбонат кальция находится в состоянии равновесия с ионами, содержащимися в крови (жидкой фазе). Обмен ионами кальция между этими двумя фазами происходит постоянно, так как время их удержания в виде твердого осадка в организме ограничивается максимум несколькими десятками лет.

Как видно на примере кальция, время, которое вещество проводит внутри организма, незначительно по сравнению с временными масштабами многих геохимических циклов, например постепенного разрушения горных пород в результате замораживания и оттаивания или других гидрологических событий. Таким образом, медленный геохимический круговорот веществ в неживой природе очень сильно отличается от скоростных и коротких перемещений ионов в биологических системах.

Чтобы организм стал частью геохимического цикла какого-либо вещества, оно должно быть биологически доступным. Идея биодоступности происходит из фармакологии, и по определению химическое вещество, введенное в кровь, обладает 100 %-ной биодоступностью. Важно, что вещество считается биологически доступным, если оно может попасть в кровь животного из окружающей среды. Биологическая доступность отличается от биологической активности: биологически активное вещество должно достичь места физиологической или биохимической активности, где производит свой биологический эффект.

Биологическая доступность может быть активной или пассивной. Допустим, молекула жирорастворимого вещества попала в пруд, наполненный живыми организмами (рыбами, водорослями, бактериями). С большой вероятностью эта молекула попадет в липидные компоненты среды – то есть в какой-либо живой организм. Перемещение жирорастворимых веществ в организм будет пассивным, так как они способны беспрепятственно проникать в клетки. Но если в воде находятся ионы металлов, они никак не попадут в живые организмы пруда без посторонней помощи из-за своей полярности и неспособности преодолеть липидные слои мембраны, как мы уже видели ранее. В этом случае абсорбция вещества должна быть активной и происходить с помощью белков-переносчиков.

Как токсичные, так и безвредные вещества, распадающиеся в растворе на ионы, почти всегда в той или иной степени биодоступны. Здесь важен не столько сам факт того, что вещество попадет в живой организм, сколько скорость его абсорбции. Хотя липиды клеточной мембраны служат барьером для транспорта ионов из воды, в клетках жабр или кишечника водных животных имеется достаточно ионных каналов или пор, которые позволяют осуществлять постоянный перенос ионов в кровь. Таким образом, большинство ионов обычно оказываются биодоступны. Точно так же и липофильные вещества обычно биодоступны: летучие могут попадать в организмы при вдыхании с атмосферным воздухом, а нелетучие – при проглатывании или абсорбции через кожу.

Таким образом, живые организмы можно считать еще одним звеном природной среды, через которое происходит транспорт веществ. Однако, в отличие от других, сред биологические системы принимают активное участие в этом транспорте, так как могут управлять потоком веществ из одной своей части в другую или же из внутренней среды организма обратно во внешнюю.

Если скорость поступления вещества в биоту превосходит скорость его выведения из организмов, возможны два варианта развития событий. Во-первых, вещество может быть преобразовано так, чтобы его было легче вывести. Но если это невозможно, то оно накапливается в тканях организма, увеличивая свою биоконцентрацию. Биоконцентрация – это процесс прямого поступления вещества в водный организм из воды. Часто накопление вещества представляют как фактор биоконцентрации, то есть отношения концентрации вещества в организме к его концентрации в воде. У липофильных веществ фактор биоконцентрации часто бывает больше 1, то есть в организме концентрация этих веществ выше, чем в окружающей его водной среде.

Когда животное съедает другой организм (растение, животное или бактерию), вещества, поглощенные с пищей, попадают в ткани и концентрация этих веществ в организме животного повышается. Это явление называется биоаккумуляцией. Биоаккумуляцию часто наблюдают в водных экосистемах, и здесь мы снова видим, что стойкие липофильные органические вещества представляют важный, хотя и не единственный, класс соединений, способных к биоконцентрации. Клетки фитопланктона – одноклеточных фотосинтезирующих организмов, которых можно найти в любом водоеме, – богаты липидами и способны биоконцентрировать из воды жирорастворимые молекулы. Затем фитопланктон поедается зоопланктоном – мелкими ракообразными, их, в свою очередь, ест мелкая рыба, ее – крупная (или млекопитающие, или хищные птицы), продолжая процесс биоконцентрации жирорастворимых соединений с продвижением по пищевой цепочке. Так и происходит биоаккумуляция данных веществ.

Известный исторический пример биоаккумуляции стойкого органического загрязнителя – последствия неоднократного распыления ДДТ на Чистом озере, крупнейшем пресноводном водоеме Калифорнии. ДДТ применялся там для борьбы с так называемым гнусом Чистого озера (Chaoborus astictopus). Эти насекомые похожи на комаров, но не имеют колющего ротового аппарата и не представляют опасности для людей, однако размножаются в таких количествах, что их буквально приходится вдыхать. В норме личинки гнуса развиваются в воде и начинают вылетать весной, примерно в начале апреля. До начала использования пестицидов эти насекомые были столь многочисленны, что под уличными фонарями образовывались целые кучи мертвого гнуса, а любой автомобилист, оказавшийся летом в районе озера, была вынужден останавливаться каждые полкилометра, чтобы соскрести их с лобового стекла и фар. С 1947 по 1957 г. над озером многократно распыляли ДДТ, и популяция гнуса значительно сократилась. Однако, помимо гнуса, была уничтожена колония западноамериканских поганок (Aechmophorus occidentalis). В пищевых цепочках Чистого озера была выявлена биоконцентрация ДДД (метаболита ДДТ). В групповых пробах фитопланктона содержалось в среднем 5,3 части ДДД на миллион, что в 250 раз превышало концентрацию этого вещества в воде. В тканях мелких рыб концентрация была еще в два раза выше, чем в планктоне. Когда ученые определили концентрацию ДДД в жировой ткани западноамериканских поганок, рыбоядных птиц, занимающих верхнее положение в пищевой цепочке озера, они обнаружили, что она выше, чем в воде, до 85 000 раз.

Когда животные, в том числе человек, подвергаются воздействию химических загрязнителей, содержащихся в атмосферном воздухе или в воде, они, сами того не зная, становятся частью абиотического геохимического цикла. В отличие от воздействия табака или алкоголя, дозировку и соответствующий вред загрязнителей для здоровья оценить гораздо сложнее. Тем не менее ущерб для здоровья человека может быть очень серьезным, особенно при наличии биоконцентрации или биоаккумуляции вещества.

Неважно, является ли Земля саморегулирующейся системой, но для нее определенно характерна цикличность процессов: химические вещества переходят из одной фазы в среде в другую, зачастую затрачивая на это целые геологические эпохи. И живые организмы также принимают участие в этом круговороте, служа кратковременными пристанищами для веществ на их большом геохимическом пути.

Глава 7

Частицы-путешественницы

Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.

Книга Екклесиаста, 1:6

В предыдущей главе мы изучили транспорт веществ между разными фазами среды – но только в их свободной молекулярной форме. Однако реальность куда сложнее: твердые частицы тоже могут перемещаться в воде и воздухе, наряду с жидкими аэрозолями. Перемещение частиц в воде и воздухе происходит по-разному, но в этих процессах есть поразительное сходство. Во-первых, зависимость расстояния, на которое способны перемещаться частицы, от их размера: чем меньше частица, тем больше расстояние. Во-вторых, процесс колонизации, то есть связывание токсичных веществ с какими-либо частицами, «верхом» на которых вещества могут путешествовать по течению или по ветру.

Перемещение твердых веществ в воде: осадочные частицы

Если осадок в воде – это просто твердые частицы разного размера, то чем больше эти частицы, тем большей харизмой они обладают. Белоснежный песок на карибском пляже и массивные булыжники в горном ручье Колорадо – настоящий подарок для фотографа, но они создают искаженное представление о взаимодействиях воды и осадочных частиц. На самом деле это не две разные несмешивающиеся фазы веществ, а инь и ян водной среды, которые, дополняя друг друга, составляют единое целое. Вода перемещает осадочные частицы, и чем больше ее напор, тем более крупные частицы передвигаются. Они, в свою очередь, также взаимодействуют с водой, обмениваясь молекулами с раствором.

Самые крупные осадочные частицы называются булыжниками – это куски камня более 25 см в поперечнике. Обломки поменьше (по мере убывания размера) – это галька, гравий, песок, пыль и глина. Самые мельчайшие частицы – коллоиды, которые остаются во взвешенном состоянии даже в полностью спокойной воде. Коллоидные частицы ведут себя не совсем как истинные частицы (не выпадают в осадок), но и не как истинно водорастворимое вещество. Они занимают некое промежуточное положение. Подобно белкам плазмы крови, коллоидные частицы могут влиять на концентрацию веществ в воде, связываясь с ними, удаляя их из растворимой фазы и таким образом снижая токсичность.

Но если коллоиды остаются во взвешенном состоянии, то почему океаны и реки не наполнены коллоидным материалом? По двум причинам: во-первых, неорганические и органические коллоидные частицы в определенных условиях среды объединяются, образуя хлопьевидные структуры, и оседают на дно, прихватывая с собой различные связавшиеся с ними вещества. Во-вторых, органические коллоиды – это пища для детритофагов и прожорливых микроорганизмов. Голодные бактерии, питающиеся органическими коллоидами, могут изменять структуру молекул некоторых токсичных веществ или разрушать их полностью. В некоторых природных системах коллоиды и токсичные вещества могут находиться в состоянии постоянного потока и перемешивания. Там, где коллоидный материал доминирует, токсичность переносимых водой веществ может быть снижена, а в других водоемах, где коллоидов практически нет, токсины остаются в растворенном состоянии и наносят максимальный вред.

По мере увеличения осадочных частиц в размере, от коллоида до глины и далее, на их транспорт по воде требуется все больше энергии (то есть вода должна течь быстрее), в противном случае они оседают на дно. Однако, даже оказавшись в донных отложениях, осадочные частицы продолжают влиять на подвижность токсичных молекул. Отчасти это объясняется тем, что мелкие осадочные частицы, например глина, могут как притягивать, так и отталкивать различные химические вещества. Поверхность частицы обычно имеет отрицательный заряд, поэтому она будет отталкивать другие отрицательно заряженные частицы в воде, а положительно заряженные – притягивать.

Говоря в общем, чем меньше осадочная частица, тем важнее ее роль в передвижении веществ в водной среде. На это есть две основные причины. Первая – отношение площади поверхности к объему частицы. Представьте себе, что вы сняли оболочку с баскетбольного мяча и разложили ее на плоской поверхности. Она покроет определенную площадь, приблизительно равную площади небольшого полотенца для рук. Но если вы набьете баскетбольный мяч бусинами, а потом разложите поверхность всех этих бусин на плоскости, то она покроет площадь примерно с простыню, то есть приблизительно в 10 раз большую, чем площадь оболочки мяча. Общая площадь поверхности всех частиц в определенном объеме называется удельной поверхностью. Этот показатель очень важен, так как помогает объяснить, почему в горсти мелких камушков во много раз больше мест для связывания молекул, чем у одного большого камня. В случае с мелкими частицами это труднее представить наглядно, однако общая закономерность остается той же: в ложке глины или пыли во много раз больше мест для связывания органического материала, чем в ложке песка.

Удельная поверхность частиц различного размера во многом объясняет взаимодействие различных молекул с осадочными частицами, но это еще не вся история. По мере уменьшения размера частиц также уменьшается и свободное пространство между ними (представьте себе пустые места между сложенными в кучу баскетбольными мячами и пустые места между сложенными бусинами). В водных системах это пространство заполнено водой, которая называется внутрипóровой, так как находится в пустых местах, или порах, между осадочными частицами.

В горных потоках вода движется очень быстро и вымывает ил и глину вместе со всем органическим материалом – например, кусочками разлагающихся листьев, – оставляя таким образом чистую воду, крупные отложения и минимум органики. Токсичные вещества и органика, находящиеся в воде внутри пор, по большей части не успевают взаимодействовать с имеющимися осадочными частицами, а уносятся вниз по течению. Вода в равнинных реках – например, текущая через кукурузные поля Иллинойса, – наоборот, движется достаточно медленно, и мелкие частицы (песок, пыль и глина) оседают на дне. Любая органика, движущаяся вниз по течению, также может задерживаться в поровом пространстве между мелкими неорганическими осадочными частицами. Этот органический материал обладает большей липофильностью, чем окружающие его неорганические частицы, поэтому липофильные молекулы притягиваются к ним. В отличие от горных потоков, где липофильные вещества, прилипающие к осадочным частицам, в основном уносятся течением, в медленно текущей воде они главным образом формируют органические донные отложения.

Мы все интуитивно понимаем эту зависимость между размером частиц и бактериальной активностью, что видно даже по терминологии. Наименования более крупных осадочных частиц (от гравия до песка) не меняются, в каком бы состоянии они ни находились. Мокрый песок остается песком, мокрый гравий – гравием. Однако названия пыли и глины меняются, когда эти частицы намокают и смешиваются с органическим материалом. Мокрая глина и мокрая пыль, особенно смешанные с большим количеством органики, становятся илом или просто грязью.

У большинства людей термины «ил» и «грязь» вызывают негативные ассоциации, и на это есть причина. Грубо говоря, они воняют. Илы и грязи – это место разложения органических веществ (биотрансформации на высокомолекулярном уровне), при котором выделяются газы и пары, которые действительно могут иметь не слишком приятный запах. Бактерии в таких сообществах совершают грязную, но необходимую для экосистемы работу.

Вполне понятно, колонии бактерий, растущие в иле и грязи, гораздо более многочисленны, разнообразны и активны, чем те, что живут среди частиц песка. Все эти бактерии находятся в постоянном поиске съедобных молекул и, когда находят их, производят биотрансформацию, изменяя структуру прилипшего к осадочным частицам органического материала и в некоторых случаях освобождая их в воду. Нередко бывает, что вещество, попавшее в верхний слой донных отложений, преобразуется и снова переходит в толщу воды уже в виде метаболитов.

Современные исследования позволяют предположить, что вещества, выделяющиеся из богатых донных отложений, могут оказывать токсическое воздействие. Недавно в штате Небраска ученые провели следующий эксперимент. В разных водоемах были взяты образцы воды и донных отложений. В лаборатории их смешивали и помещали туда рыбок-толстоголовов, обычных для данной местности. Вода с осадком была набрана из мест, где присутствовало загрязнение продуктами агрохимической промышленности, в частности, весной после применения пестицидов. У самок толстоголова, помещенных в лабораторную смесь речной воды и донных отложений, наблюдались те же самые негативные эффекты (дефеминизация), что и у рыб, пойманных в самой реке. Однако, к удивлению ученых, те же самые изменения возникали и у рыб, помещенных в смесь чистой лабораторной воды и речных отложений. Таким образом, становится очевидно, что загрязняющие вещества не просто оседают на дне, а могут выделяться из отложений обратно в воду.

Перенос твердых и жидких частиц в атмосфере: аэрозоли

Размещение осадочных частиц на дне рек и океанов препятствует тесным взаимодействиям между осевшим веществом и людьми. В то же время частицы, оказывающиеся в воздухе даже на короткое время, могут попадать к нам в легкие, вызывая серьезные проблемы. Так же как и частицы донных отложений, частицы, переносимые по воздуху, классифицируются в первую очередь по своим размерам, при этом размеры влияют на их общую токсичность.

Представьте себе пыль, поднимаемую автомобилем на грунтовой дороге. Частицы, взвешенные в воздухе, имеют диаметр менее 100 мкм (для сравнения, толщина человеческого волоса составляет от 40 до 70 мкм) и все вместе составляют суммарное количество взвешенных твердых частиц. Самые крупные из них (от 100 до 10 мкм) обычно быстро оседают на землю и не перемещаются на большие расстояния.