Когда Лиза решилась и забеременела, это заставило нас повзрослеть. У нас теперь есть маленький человечек, ребенок, новый фронт работ, так сказать. И мы чувствуем себя достаточно сильными, чтобы понимать: мы хорошие родители-геи. И что важно, не просто хорошие. Я лучшая мать для своего ребенка: вот спросите ее, согласна ли она меня на кого-нибудь променять. Но по закону я по-прежнему должна ее усыновлять — странный закон. Я отвозила Лизу в роддом, провожала ее в родильную палату, помогала рожать Софи. Я была вторым человеком, который держал ее в руках.
Что касается России, то я настроена не очень оптимистично. Плохо может быть еще довольно долгое время. Россия — это вечная драма, ее постоянно сотрясают коллапсы. Мое поколение русских знает, что такое голод, что такое бездомность, мы пережили все это после распада СССР, когда жили как в джунглях. Россия моя родина, место, где я родилась. В России к этому серьезно относятся и не прощают предательства, но я бы не повезла сейчас туда Софи. Если бы мы поехали, нам бы пришлось быть крайне осторожными. С какой стати я буду подвергать мою дочь опасности? Я мечтаю жить с моей дочерью на родине, но моя родина ведет себя как последняя сука и с ненавистью относится к людям вроде меня. Из-за этого я не люблю ее меньше, но я не позволю ей завладеть моим ребенком.
СЕРГЕЙ
Я сейчас больше люблю жить в деревне: надоело бороться за место под солнцем, тем более что этим местом в Москве оказывается даже свободная парковка. Дом в лесу, 120 км от Москвы, пейзаж довольно хмурый, зато есть пруд, а там караси, красные и белые. Рыбы эти хитрые, сытые. Их голыми руками не возьмешь; верши ставлю. Река тоже кормит: там и щука плавает, и голавль. Дом моей жене принадлежит, я ее тетушкой зову. Она такая классическая Фаина Раневская — на пенсии, бойкая на язык, с папиросочкой, кинооператором работала. Мы с Егором с ней познакомились, когда в квартиру в центре переехали лет десять назад. А вообще с Егором мы 17 лет уже вместе. Нас общий приятель познакомил. Егор за мной год ухаживал: приглашал на ужины с шикарным вином, с семгой. По клубам ездили с его друзьями: они все были успешные-хорошие, молодые-красивые. Ну вот и живем с тех пор вместе.
У тетушки был муж, мы с ними по-соседски задружились — на дачу вместе, на рыбалку. Сначала говорили, что мы с Егором братья, а потом — люди не дураки, разобрались. Муж ее раком заболел, тетушка мне через год после похорон говорит: «Давай, что ли, поженимся с тобой». Я говорю: «Ну давай». Все-таки ей хотелось, чтобы мужчина был в доме. Я с женщинами никогда не спал, но семья — это совсем другое. Вот мы с тетушкой на пятницу к врачу записались, я ее отвезу. А как иначе? Она жена моя.
Я умею почти все: готовить вкусно, сантехника, электрика, машину починить. Своими руками сделал в деревне систему «Умный дом». Хотите, могу прямо сейчас эсэмэской включить свет или там аэратор для рыб. У моей кошки есть ошейничек с сигналом, а в доме — специальная дверца, которая этот сигнал считывает. Так устроено, что из всех кошек только она может войти. А вот Егор машину водить так и не научился, гвоздь сам забить не сможет. Он уважаемый человек, наукой занимается. Мне страшно порой: случись что со мной, они с тетушкой сами даже на дачу поехать не смогут. Опасения эти неслучайны: у меня уже полтора года ВИЧ-статус. В этой ситуации на жизнь уже по-другому начинаешь смотреть.
В жизни ведь чего только не было. Изначально я слесарь-механик по радиоэлектронной аппаратуре. На улице Борисовские Пруды был военный завод, я там собирал гетеродины для спутников. Еще в школе получил разряд. Деньги на одежду тратил, покупал кроссовки модные. А потом кем я только не работал — в трудовой книжке место кончилось. На крайней работе 60 тысяч в месяц получал. Хорошая, честная зарплата. Завхозом был, отвечал за прозрачные закупки, боролся с откатами на фирме. Про меня даже статью в деловом издании написали, называлась она «Завхоз, который не ворует». А в молодости, когда совсем худо было, расклеивал объявления: «Муж на час». Ездил по квартирам, все чинил. Но это днем, а так-то я был мальчик-весельчак, симпатичный беленький заяц, который по Москве скакал.
Вырос я в Бирюлево. Бабушка была моя владычица морская: сильная, всю семью тянула. Мама — мышка серенькая, трудяга, работяга, умница. Сестра старшая — ну, с ней почти не общаемся. Открыться им пришлось, когда от армии стал косить по этой теме. С удовольствием бы послужил, но не мог сжиться с мыслью: как они там без меня? Лег в «Бехтеревку» на 2 недели на комиссию. Подготовился: взял у сестры тональный крем «Балет», велосипедки нацепил. Ну, там вся палата таких была, которые играли. На самом деле геев среди них не было. По соседству лежали взрослые мужики: и «белка», и шизофрения. Тогда я понял, что безумие — очень заразная болезнь. Мало того, и доктора все слегка не в себе, о санитарках я уж молчу: такие лахудры-тетки, таблеток нажрутся и ржут ночью — га-га-га! На третьи сутки нахождения в этой обстановке в голове тоже начинается какой-то ветерок.
Но в остальном там очень хорошо было. Вкусная еда, здоровый сон. Спать хорошо помогала трудовая терапия. На столах расставляли чайники с клейстером и коричневую бумагу. Надо было клеить пакеты для шприцев — одноразовых тогда еще толком не было, стерилизовали стеклянные. Ставили нас и на фасовку лаврушки. Дома потом этой лаврушки на три года было. Вернулся отдохнувшим, как после пансионата.
В техникуме я влюбился в начальника своей лаборатории. Офигенный красавец, таких просто не бывает. Я в лаборатории трудился по полной — только чтоб его порадовать. Делал ремонт, варил железо, клал паркет, стекла ставил. Он придет, обнимет: «Заяц, молодец ты!». Жена у него была, она мне нравилась, и еще любовница-фотомодель. Он, конечно, эту фишку просек и временами вел себя со мной как монстр, чудовище. Доводил до белого каления. Как-то я у него остался ночевать, он вышел из душа голым. Поцеловал однажды. У меня от него начинались форменные истерики. А он это все видел и, видимо, удовольствие получал какое-то. Но я умею забывать плохое.
Каждый вечер после техникума не мог с собой ничего поделать — тянуло в центр, и все. Садился в метро, вылезал и бродил. Неделями искал вот это все — ну и нашел ее, Плешку. Со всеми вытекающими последствиями. Я там и зарабатывал, но не часто. Был один мужичок из Красноярска, вот он меня всегда находил. Прямо удивительно. Он гостиницу снимал, а наутро мне говорил: «Это, там баул стоит, открывай, бери, что надо». И этот баул просто полон был кирпичами из купюр, шпагатом все связано. Какой-то у него тут бизнес был. Звездой Плешки был совершенно лютый чувак, кличка у него была Катька, что ли. Сейчас он звезда сериалов, играет ментов. Не буду говорить, кто. Знаменитую Шлеп-ногу я видел — бабушку советской проституции. Совсем уже старушечка, но всегда там паслась. Ее таксисты уважали, просто так денег ей давали. Гопники приезжали стабильно. Но я бегал хорошо, КМС по легкой атлетике. Они пристанут — я наутек. А куда бежать? К Мавзолею, конечно, там всегда менты. Сяду на бордюр и сижу под охраной почетного караула до утра.
Были в этой среде свои бандиты — билетная мафия Большого, гейская, прожженная. Нет, они не приглашали нас на премьеру «Сильфиды», вопрос иначе стоял: «Сегодня ты пойдешь ко мне в гости». Ну а ругаться, драться смысла не было, лучше мирно все решить.
Потом в Плешке надобность отпала, потому что интернет появился. Я впервые компьютер включил в 1996 году, Егор купил дорогущий ноутбук Texas Instruments. Он у меня в гараже лежит как раритет. По молодости у меня был ник Торнадо. Сейчас другой, больше возрасту соответствует.
Свободные ли отношения в нашей семье? Нельзя нагло сказать, что всем все дозволено. Егор довольно ревнивый человек. А я недавно научился прощать. Еще три года назад сходил с ума, ставил компьютерных шпионов, смотрел все скриншоты. Понимал, что изменяет, и бесился. Потом сказал себе — нет, у самого рыло в пуху, надо прощать. И удалил всех шпионов. Но бывают ситуации — вот я уезжаю на дачу, на всякий случай кидаю под кровать диктофон. Потом возвращаюсь: «Значит, просто кофе вместе попили?!».
Сейчас из-за болезни своей я его берегу. Наоборот, говорю: вот я уезжаю на неделю, ты встреться с кем-нибудь, только будь осторожен. Сейчас ведь беда. Эпидемия жутчайшая, статистика врет. Залететь можно, предохраняясь, — это мой опыт. У меня никогда не было незащищенного секса. Я в 14 лет от сифилиса лечился, и с тех пор урок усвоил. Знаю массу людей, у которых тоже положительный анализ, но при этом у них в анкетах написано, что отрицательный. Эти люди живут и разносят заразу. Страшно. Возраст у меня уже не тот, прыгать уже не хочется. Хочется тишины и покоя. Книги читаю: всю Улицкую недавно перечитал, и пьесы, и романы. Нравится ее слог, к тому же она за демократию.
У меня был хороший друг, натурал бирюлевский. А я возьми и скажи ему: «У меня ВИЧ». И больше он не проявлялся. Сказал я это назло врагам, а получается, что назло себе. Я сам прежде очень плохо поступил с одним человеком. Мы дружили, общались, он приезжал ко мне в деревню. Он мне однажды позвонил и сказал: «У меня вот плюс». И я тогда сказал: «Сочувствую». Но сам тут же удалил из телефона его контакты и больше с ним не связывался. А спустя год получил свой диагноз и решил ему сказать. Почему я себя так повел? Наверное, это страх смерти как чего-то неизвестного. Того, от чего ты стараешься держаться подальше.
Я свой диагноз довольно быстро принял. С этим можно жить — сейчас уже не 90-е, когда люди от этого буквально сгорали. Главное — мониториться постоянно. Лет десять-пятнадцать — нормально. Иногда я жалею, что не уехал в Европу, когда была возможность. Тем более, что Россия в последнее время только расстраивает. Но, с другой стороны, от судьбы не уйдешь. В 17 лет мне казалось, что 22 года — уже старик. А сейчас мне под сорок, но в душе я мальчик. Моя любимая поговорка — не спеши жить. Чем взрослее ты становишься, тем быстрее дни бегут. По молодости день тянулся, как год. А сейчас страшно хочется побегать еще подольше.
ОЛЬГА И МАРИЯ
ОЛЬГА
На интенсив я приехала, как говорил Владимир Ильич Ленин, «учиться, учиться и только учиться».
Я приехала на день раньше всех остальных участников и заселилась в отель первой. Нас расселяли по двое, и у меня должна была появиться соседка. На следующий день я возвращалась с моря, когда из Москвы приехали остальные участники. Люди очень шумно заселялись, и, находясь в своем номере, я услышала за стеной голос. А поскольку у меня есть еще музыкальное образование — я закончила вокальное отделение Российской академии музыки им. Гнесиных, — то мне важно, какой у человека голос. Я не видела, кто говорит, а только слышала этот голос, и мне было все равно, мужчина это или женщина. У меня все внутри перевернулось. Мне очень хотелось посмотреть, кто там. Оказалось, что у нас с соседним номером общий балкон.
МАРИЯ
Он стал местом наших встреч.
ОЛЬГА
Вечером мы с моей соседкой купили крымского вина и решили познакомиться с соседями, выйдя на балкон. И тут я впервые увидела Машу.
МАРИЯ
Первое впечатление об Оле было как об очень холодном человеке. Я, скорее, отнеслась к ней с опаской. У меня не было никакого желания с ней сближаться. Особенно когда я узнала, что она замужем и у нее есть ребенок. Я приехала на это мероприятие для того, чтобы понять, почему я все время выбираю женщин, с которыми невозможно быть вместе. И я понимала, что это совсем не то, что мне нужно.
ОЛЬГА
На следующий день, когда всех клиентов распределяли по терапевтам, я узнала, что Маша должна быть моим клиентом. Я была в ужасе. Я пошла к нашему организатору и сказала, что не могу быть Машиным терапевтом на том основании, что я влюблена. Она спросила, когда мы познакомились. Я сказала: «Вчера». Тогда она спросила, было ли между нами что-то, и я сказала: «Нет, но будет». Она попыталась найти какой-то другой вариант, но у нее ничего не получилось, и я была вынуждена пойти и исполнять свои обязанности терапевта.
МАРИЯ
Мне очень нравилось, как Оля работает. Я, прежде всего, увидела в ней сильного терапевта. Она мне очень много давала полезного. Но когда мы встречались вне терапии, то она могла подойти и дотронуться до моих волос, и я видела, что она заинтересована во мне. Она могла спеть какую-то песню, которая оказывалась моей любимой. Ей нравились мои седые волосы на висках. Мы играли в две жизни: одна происходила между нами как между терапевтом и клиентом, а другая за пределами терапии.
ОЛЬГА
А потом интенсив закончился. И после того, как все договорные обязательства были выполнены, она пришла ко мне.
МАРИЯ
Я решила, что, может быть, с семьей мне повезет в другой раз, а в этот раз я не стану упускать то, что ко мне пришло. И перелезла на ее часть балкона, села перед открытой дверью и стала смотреть, как она переодевается. Я не скрывала своего присутствия, а, скорее, делала вызов.
ОЛЬГА
Я увидела ее и подумала: «Терапия прошла хорошо!». И ответила на ее вызов. В ту ночь мы впервые были вместе.
МАРИЯ
Потом мы вернулись в Москву и снова увиделись. А несколько дней спустя, когда Оля была на дне рождения у своего папы, она написала мне сообщение о том, что сказала родителям, что хочет развода.
ОЛЬГА
У нас с мужем были довольно плохие отношения. В течение последних двух лет я пыталась сохранить брак ради ребенка. Если бы дочери не было, то мы бы уже давно расстались.
Мы стали делить имущество, а дочь я перевезла к родителям. Мне пришлось очень много работать, чтобы выкупить у него его долю квартиры. Маша меня очень поддерживала. Но годы шли, и пять лет я жила на два дома: между Машей и дочерью. Я долго не могла перевезти дочь к нам с Машей, потому что хотела быть уверена, что перевезу ее во что-то очень стабильное.
МАРИЯ
У нас не было возможности перевезти ее раньше, так как мы обе много работали. Я зарабатывала на то, чтобы сделать собственного ребенка. Я очень хотела детей и знала, что сделаю все, чтобы они у меня были. Мы начали делать ребенка на следующее лето после нашего знакомства. Через три года я забеременела, и два с половиной года назад у меня родился сын. Когда он появился, для Оли стало очевидно, что дочь надо перевозить.
ОЛЬГА
К этому моменту ей надо было переходить из начальной школы в среднюю. И я решила, что поскольку она все равно будет менять школу, это самое логичное время и для того, чтобы ее перевезти. С тех пор мы живем все вместе.
МАРИЯ
Когда встал вопрос о принятии закона о лишении родительских прав, у меня возник большой страх. Я не понимала, как защитить себя и своих детей. Мы звонили знакомому юристу, пытались узнать, чем нам грозит такой закон, рассматривали возможность эмиграции.
Мы так много сделали, чтобы быть вместе и иметь право на это. Мы долго проверяли нашу любовь заботой и терпением. И теперь нам кто-то говорит, что это может быть наказуемо или опасно.
У моего ребенка не будет папы. Мне и так от этого больно. Но я такая, и я не могу дать ему ничего другого. Это мой выбор. Мой крест. Я обязательно попрошу у него прощения за то, что не оставила ему выбора. Но я не хочу, чтобы меня ругал за это кто-то еще.
ОЛЬГА
Поскольку нам в нашей стране нельзя пожениться, то мы устраиваем «несанкционированные» свадьбы. Они спонтанные и могут происходить без подготовки. У нас была свадьба в Вероне, где мы повесили наш замочек возле дома Джульетты. Нам все хлопали и кричали «Ура!». Еще мы праздновали нашу свадьбу в Рязани и в Суздале. А в Москве у нас была свадьба с лимузином и голубями.
МАРИЯ
Для такой женщины, как Оля, хочется срывать звезды с неба. Наша семья — это самое важное в моей жизни. Она постоянно меняется: наши планы, количество детей. Но я точно знаю, что обожаю Олю.
ОЛЬГА
Я раньше думала, что семья и сильные чувства несовместимы. Благодаря Маше я наконец-то живу так, как мечтала.
АЛЕКСАНДР БЕРГАН И ИВАН САМСОНОВ
ИВАН
Александр был популярен в Мурманске как фотограф, его имя хорошо известно. У него даже в музее была выставка, устроенная при поддержке местной власти. Это и подтолкнуло его выйти из подполья: он решил, раз людям нравится то, что он делает, значит, они нормально отнесутся к тому, что он гей. Оказалось, это так не работает.
АЛЕКСАНДР
Я совершил камин-аут в твиттерe в феврале. Написал: «Я гей, но давайте не будем об этом говорить». Многие это перепостили, некоторые местные газеты написали об этом, и скоро начались нападки. Мурманская администрация меня в тот же день в твиттерe «расфолловила». Стоило мне только выйти из подполья — и все очень быстро изменилось.
Тогда мы переехали в Санкт-Петербург, остановились у друзей. Но они мне понарассказали такого, что я понял: и там не безопаснее, чем в Мурманске. Я думаю о будущем. Не хочется жить, все время прячась. Хочется жить открыто и честно. Многим россиянам, возможно, кажется, что это легко — все время прятаться. Но ты вынужден врать семье, своим друзьям.
Здесь мне не нужно прятаться, и это все, о чем я мечтаю. Мы можем вместе сидеть, можем обниматься, мне не нужно волноваться о том, что подумают люди вокруг. Такое впечатление, что мы из средних веков перешагнули в сегодняшний день. Я только сейчас начинаю осознавать, насколько тяжело было там.
ИВАН
Мы познакомились в гостях. Поначалу он показался мне довольно нахальным. Оттеснил меня в угол и говорит: «Ты мне нравишься, хочу, чтоб у нас с тобой что-то было». Но я подумал, почему нет: он молодой, симпатичный, спортивный. Ну и, как это обычно бывает, мы немного выпили и завалились ко мне. Он провел у меня ночь. Потом вторую ночь. Потом третью. А потом заявился со своими чемоданами.
В первый год, по правде говоря, было тяжеловато, мы привыкали друг к другу. Но потом все пошло просто замечательно. О том, чтобы пожениться, мы думали еще в Мурманске, два или три года назад. Хотели поехать для этого в Швецию или в Норвегию, а потом вернуться. Так нам казалось правильнее. Нам было трудно прятать наши отношения: квартирка маленькая, приходилось всем говорить, что мы студенты, типа, снимаем вместе, только наши самые близкие друзья знали правду. Когда нас навещали родители, одному приходилось часами гулять, а вещи друг друга мы прятали.
Когда я наконец рассказал родителям, они, конечно, не пришли в восторг. В этой безумной России никто, я думаю, не придет в восторг, узнав, что его сын — гей. Но мои родители — очень мудрые люди. Мама однажды сказала мне, что она рада тому, что я встретил Александра, но горюет, что родила меня в стране, где я не могу быть счастлив.
В одиночку я бы никогда на это не решился. Так и продолжал бы жить во лжи, как живет большинство российских геев. У тебя есть работа, есть какие-то друзья, есть другие друзья, которые не знают правды о тебе. Но когда у тебя есть партнер, проще взять и уехать куда-то, где ты никого не знаешь.
АЛЕКСАНДР
Во время церемонии я заплакал, Иван тоже. Я даже не мог произнести «Да», когда она спросила: «Ты берешь Ивана…», только через какое-то время сумел выговорить. Потом мы с одним нашим приятелем, который был свидетелем, отметили это дело, ели суши и пили шампанское. Самое трудное на церемонии бракосочетания было поцеловаться. Когда ты вынужден так долго прятаться, почти всю свою жизнь, не так-то легко вдруг перестать это делать.
ИВАН
Свадьба сама по себе — большое событие в жизни каждого человека. Наши родственники и друзья не могли на ней присутствовать, чтобы нас поддержать. Я был счастлив, конечно, но расстраивался, что не было моих родителей. После церемонии, когда мы получили свидетельство о браке и пошли фотографироваться, мы слышали, как некоторые люди говорили что-то вроде: «Как мило, посмотрите на них». Я не верил своим ушам. Позже мы послали родителям несколько фотографий и они нам прислали свои поздравления. Моя сестра была вынуждена разглядывать наши свадебные фото по ночам, когда дети спали. Теперь нельзя показывать такое детям — в России это запрещено законом.
Мы надеемся, что в будущем в России станет легче. Может быть, когда Путин уйдет. Не все россияне гомофобы, но когда это идет сверху… Все изменится, может быть, лет через 200.
АЛЕКСАНДР
Нет, пораньше. Лет через 100, думаю.
ЭЛЬВИНА ЮВАКАЕВА И ЕЛЕНА НИКИТИНА
ЕЛЕНА
Эльвина сдавала квартиру моей приятельнице, а я помогала переезжать. Зашла в квартиру, увидела фотографию Эльвины и влюбилась.
ЭЛЬВИНА
Я знала Лену заочно, потому что тогда был популярен ЖЖ и много кто там сидел. Я у нее не была во френдах, но время от времени заходила к ней на страницу. Казус в том, что мы обе из Питера, но никогда не пересекались. В Москве у нас тоже достаточно много общих знакомых, но и тут мы тоже никогда не пересекались — до первой нашей встречи.
ЕЛЕНА
Потом, перед Новым годом, мы случайно поужинали втроем: Эльвина, я и подруга — она, можно сказать, была свахой. Это все произошло за очень короткое время. Стремительно и без сомнений. Конфетно-букетного периода у нас не было. Мы сразу начали налаживать быт.
ЭЛЬВИНА