Согрей мое сердце

Тео убеждал себя в этом, прокладывая путь в пребывающей в экстазе толпе и выходя на улицу. Теплый ночной воздух обволакивал его, вызывая невольные воспоминания о ее прижатом к нему теле. Непозволительно с его стороны позволить своей заблудшей женушке вляпаться в какую-нибудь передрягу, не говоря уже о том, что не стоит снабжать свежей пищей таблоиды. Пока Холли носит его имя, мысленно читал себе лекцию Тео, он несет за нее ответственность.

Он практически преисполнился набожного благочестия – что совсем не шло мужчине с его характером, – когда краем глаза уловил какое-то движение дальше по улице. Плавные линии фигуры и чуть потяжелевшая походка, которую он узнал бы в любом месте, мелькнули в свете уличных фонарей, чтобы почти сразу исчезнуть в зовущей тьме.

Тео нагнал Холли, когда она повернула к пляжу и направилась к темным водам бухты.

– Холли, стой! – властно окликнул он и заметил, как при звуке его голоса по ее спине прокатилась дрожь.

По его спине – тоже, но Тео отмахнулся от этого.

У него не было выбора: либо отмахнуться, либо обезуметь.

Холли шла со склоненной головой, ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, чего он не видел уже несколько лет. Тео был заворожен этим шелковистым покрывалом, и не сразу заметил, что она сжала кулаки.

Холли остановилась, слегка покачиваясь, словно была лишена воли. Он не мог сказать, кого ненавидит больше: Холли за то, что благодаря ей все непоправимо запуталось, или себя за свое неодолимое влечение к ней. Даже сейчас Тео тянулся к сбежавшей жене. Даже на темной барселонской улице, когда он не знал, чему верить.

И что чувствовать. Тео немедленно прогнал эту мысль. Он боялся, что знает, какие чувства испытывает. Но, черт побери, он отказывается им потворствовать!

– Собираешься броситься в море?

Его голос звучал беспечно и агрессивно одновременно. Но вряд ли Тео был способен остановить себя. Рука, которой он проверял прочность стены в клубе, слегка побаливала, и он не хотел вдаваться в анализ бурлящего в нем вулкана мыслей и чувств. Но что, если Холли в самом деле для разнообразия сказала правду? Если она действительно не изменила ему четыре года назад?..

– Если так, это будет выглядеть по-театральному драматично. Впрочем, газетам будет чем заполнить свои страницы, – добавил он.

– А тебе не все равно? – спросила Холли, и голос ее звучал глухо.

Тео мгновенно стало стыдно, и он разозлился на себя за то, что стал причиной ее боли.

Словно она имеет право испытывать боль.

Ему безумно хотелось трясти Холли до тех пор, пока он не начнет ее понимать, пока она не прекратит играть очередную роль и станет настоящей. Тео хотелось вывести ее на чистую воду каким угодно способом, на этой темной улице, всего в нескольких минутах ходьбы от полуночной магии клубов Барселоны. Однако он, похоже, был способен только на то, чтобы снова и снова вспоминать свою жестокость, которая не могла стереть вкус Холли с его губ и тем более избавить его от давившей на плечи глыбы, грозившей раздавить.

Боже, как Тео себя ненавидел… Некоторое время назад, в лобби «Чатсфилда» он почувствовал себя свободным, но чувство свободы оказалось недолговечным. В клубе его снова охватила ярость, когда он увидел стоящую в ВИП-кабинке Холли. Для него уже не было новым ощущение в клочья изорванной души, какого-то темного и мечущегося в нем, подобно запертому в клетке зверю, чувства. Тем не менее он это в себе ненавидел.

Вдруг Холли повернулась к нему, и земля словно ушла у него из-под ног, а мир пошатнулся. Она была как неживая. Убитая. Сломленная. Остатки спокойствия, которыми Тео еще обладал, исчезли, а внутри образовалась пустота. Он точно знал, что Холли чувствует в эту минуту, потому что чувствовал то же самое.

– Не смей на меня так смотреть, Холли! – Тео произнес это с нескрываемой агрессией и яростью, он даже не пытался их смягчить. – Ты сама это сделала. Не я.

Он не будет чувствовать себя виноватым. Не желает. Но Тео понимал, что именно вина словно вдавливает его в асфальт, хочет он того или нет. Вина была как голодное чудовище, готовое растерзать его, она не подчинялась голосу разума. Вина, к которой примешивались острое чувство горечи, сожаления и потери. А вкус кожи Холли, по-прежнему ощущавшийся на языке, все только усугублял.

И почва стремительно убегала у него из-под ног.

– Ты снова выиграл, Тео. – Теперь голос ее звучал иначе. Это был не голос свергнутой с престола королевы, выступающей на благотворительном вечере, не голос открытой и жизнерадостной девушки, на которой он женился. Этот голос принадлежал усталой, сломленной женщине. – Наконец твой удар достиг цели. Ура-ура-ура. Ты ждешь, чтобы я тебя поздравила?

– А на что ты рассчитывала? – поинтересовался Тео, позволяя своим эмоциям выплеснуться.

Впервые за много лет ему было все равно, что их кто-нибудь увидит или услышит. Черт, да ему было абсолютно наплевать, если бы их разговор украсил какую-нибудь падкую на дешевые сенсации газетенку и продемонстрировал миру грязное белье их брака. Ему было наплевать на все, кроме желания избавиться от давящего на него груза. Тео отказывался признать, что это была его вина.

Он не позволит вине проложить путь в его душу.

Потому что это означает поверить Холли.

– Я ни в чем тебя не обвиняла, Тео. – Ее слова были для него как пули, они пробивали кожу и ранили. – Я не называла тебя шлюхой. Я не сказала о тебе ни одного плохого слова.

Ну, не мог он позволить себе ей поверить, не мог! Конечно же это одна из ее очередных игр. «Тогда что ты здесь делаешь и споришь с ней? – задал резонный вопрос негромкий голос в его голове. – Если ты в самом деле уверен, что это очередная ложь, зачем стоило себя утруждать и идти за ней?»

Тео свел брови вместе.

– Если ты дорожила нашим браком, если наши клятвы для тебя что-то значили, почему ты стала изощряться, чтобы убедить меня в обратном?

– И как я изощрялась? – спросила Холли, удивив его тем, что ее глаза сверкнули, а в неживом голосе прозвучали стальные нотки. – Я сказала тебе, что я сделала, и ты моментально в это поверил. Моментально! Ты даже не потребовал доказательств. Словно, узнав о моей измене, ты получил подтверждение сделанным заранее выводам.

– Да-да, производить коренной пересмотр исторических событий – мое любимое занятие.

Холли как будто не заметила его колкости, хотя слегка приподняла треугольный подбородок, а в ее прекрасных глазах заискрился прежний темперамент.

– Ты был моим первым мужчиной. До встречи с тобой я ни с кем не спала. Однако ты счел вполне достоверным тот факт, что спустя полгода я на одну ночь прыгнула в постель к некоему туристу, чье имя даже не потрудилась запомнить.

– Потому что ты сама сказала мне об этом, – процедил Тео, борясь со все сильнее давившей на него тяжестью. – И я не принадлежал к тому типу патологических ревнивцев, которые обвиняют женщину в разврате, стоит ей только пройтись по улице. Мне даже в голову не могло прийти, что ты способна меня предать.

– Я знаю. – В голосе Холли сплелись воедино осуждение, боль и что-то еще, чему Тео не хотел искать определение. Однако избежать ее взгляда было невозможно. И это было еще хуже. – Мы с тобой были неразделимы, любили друг друга и много времени проводили в постели. И все же ты сразу поверил, без каких-либо вопросов, отрицая все то, что обо мне знал. Неужели у меня были время и силы, чтобы прошмыгнуть в бар, полный туристов, и подцепить парня, чтобы по-быстрому перепихнуться с ним за каким-нибудь кустом?

– Но ты сама сказала!

Холли вздрогнула, как от раската грома, раздавшегося прямо над ее головой. Но кто из них двоих был штормом? Тео знал только одно: от него нет спасения.

– Что ж, значит, я самая великая лгунья на свете, – прошептала она, и ее голубые глаза почернели от муки. Муки, пропади все пропадом! Тео был не в силах сбросить непосильный груз. Он придавил его. Раскатал по асфальту. – Я обманула пресытившегося жизнью циника, каким ты был, когда мы познакомились. Впрочем, может, поэтому мне и удалось убедить тебя так легко. – Она рассмеялась, и для Тео все стало еще ужаснее, хотя это казалось невозможным. – Ты поверил в то, что я шлюха, и с готовностью вернулся к прежнему образу жизни. Разве это не пример двойного стандарта?

– Не навешивай на меня всех собак! – прорычал Тео, едва отдавая себе отчет в том, что он надвинулся на нее и что его руки снова легли ей на плечи. Холли была вынуждена встать на цыпочки, и он привлек ее к себе ближе, чем диктовал здравый смысл. Аромат ванили и слабый мускусный запах опьянили мужчину, стоило ему сделать вдох. – Ты солгала мне по собственному желанию, Холли. Разве ты сделала это под дулом пистолета? Тебя кто-то заставил? Злодей, прячущийся в тени, который угрожал тебе и велел разрушить наш брак и сбежать?

– Никакого злодея не было! – выкрикнула Холли. – Только муж, который не пожелал вернуть себе то, что ему принадлежит.

Она сбросила его руки. Тео позволил ей это сделать, потому что так было мудрее, а не потому, что он хотел. Ладони его горели от прикосновения к ее коже. Холли, спотыкаясь, шагнула назад, и вид при этом у нее был слегка оглушенный. Затем ее глаза сузились.

– Спрашиваю исключительно из любопытства: сколько ты ждал, прежде чем снова начать укладывать женщин в постель? – Ее голос был резким, но взгляд оставался неподвижным. – Пять минут? А может, ты выждал целую ночь после того, как я ушла – из уважения ко мне?

Глава 6

– Холли, я любил тебя, – с силой произнес Тео. В этом и заключалась проблема. В этом как раз и был весь смысл, а Холли все искажала и выставляла его в самом черном свете. – А ты меня уничтожила.

– Если бы это было правдой, Тео… – прошептала молодая женщина. Интересно, что она имеет в виду: что он любил ее или что она его уничтожила? А может, и то и другое? – Прежде всего, я должна была понять, каков ты на самом деле.

Холли издала какой-то неопределенный звук: то ли мычание, то ли всхлип. Она отступила на шаг, потом еще на шаг, обхватила себя руками, словно ей было холодно, хотя ночь была теплой. И в эту секунду сжигавшее Тео пламя ярости вдруг погасло, превратившись в остывающий пепел. Нет, еще не погасло, но горело не так ярко. Тео ощутил бесконечную усталость и опустошение. Он был жив и словно умер – точно так же он чувствовал себя четыре года назад, когда поверил, что Холли его предала.

Но сильнее всего была тоска.

Тогда Тео понял, что сейчас он в самом деле поверил ей, хотя и поклялся, что этого не допустит. Он провел рукой по волосам и судорожно втянул в себя воздух. Холли отступила еще на шаг.

– Ты и сейчас сбежишь? – спросил он мягким, как ночь, голосом, и таким же темным. Чернильно-темным и смертоносным.

– Я… – Но закончить Холли не смогла.

Поэтому Тео сделал это за нее.

– Разве не этим ты занимаешься? – Тео чувствовал, что сам на себя не похож. Он стал существом, в которое превратила его она. Из-за нее он стал таким же, как его отец, который разбрасывался обещаниями, постоянно тасуя их по степени важности, чтобы в конце концов не выполнить большую часть. Другими словами, Тео превратился в собственный ночной кошмар. Но сейчас он сосредоточился на Холли, а не на своих ощущениях. – Когда тяжело, когда ситуация накаляется до предела, ты ищешь отговорки или лжешь, после чего делаешь ноги, оставляя после себя развалины. – Он пожал плечами. – Почему сейчас что-то должно пойти иначе?

Холли была ни жива ни мертва. Ей хотелось впасть в состояние, похожее на забвение, потому что так было бы намного легче.

– Никуда сбегать я не собираюсь, – с жаром возразила она.

Но ей пришлось напрячься, чтобы не отойти еще дальше от Тео, подальше от этого выражения его лица. Холли было ненавистно сознавать, что Тео способен читать ее как открытую книгу. Это делало ее уязвимой.

Точнее, еще более уязвимой, чем до этого.

Они стояли в темноте, и секунды казались вечностью. Из клубов доносилась музыка – басы, барабаны сливались в какую-то дикую мелодию, к которой примешивался рокот волн. Море было перед ними, но они словно находились на противоположных берегах.

– Сколько их было? – спросила Холли, чувствуя, что ей становится плохо. Жалкий вопрос, она знала это, но ничего не могла с собой поделать. Даже заставить себя молчать. – Со сколькими женщинами ты переспал? Сколько раз ты мстил мне?

– Я не собираюсь отвечать. – Голос Тео вибрировал в темноте ночи. В нем смешались страх, ярость и гордость – все сразу. – Ты не можешь претендовать на какие-либо моральные устои, Холли. Это не тебя ввели в заблуждение.

– Однако я была верна тебе.

Тео издал низкое рычание.

– Одно с другим не связано. Ты ушла. Ты бросила мне в лицо слова о своей неверности, пусть даже это была ложь, а затем ушла.

– Да, поэтому ты поспешил тоже стать неверным, чтобы не отставать от меня, – с горечью подхватила Холли.

Тео пошевелился, и у нее сложилось впечатление, что он с трудом держит себя в руках.

– А что, ты думала, должно было произойти дальше? Мне полагалось стать святым, монахом, ожидая наступления сегодняшнего дня, на который у меня не было причин надеяться? – Он издал какой-то звук, который можно было бы принять за смех, если бы в нем не слышалась боль. Холи ощутила пустоту в душе. – Неужели ты действительно столь наивна?

Она понимала, что несправедлива к нему. Хуже того, она запустила весь этот механизм сама, когда солгала. И ответственность за то, что произошло потом, тоже лежит на ней. Но как тяжело это принять…

– Ты никогда не требовал развода, – беспомощно напомнила ему Холли спустя мгновение после того, как шум в ушах стих, зато закружилась голова. – Я думала…

Не следовало ей это говорить, поэтому она не удивилась, когда Тео вновь обуяла ярость, туго натянувшая кожу на его скулах и заставившая глаза сверкать.

– Это что-то вроде извращенного флирта? Ты считала, что я, поверив, что ты наставила мне рога, должен был надеяться вернуть тебя, предоставив тебе беспрепятственный доступ к банковскому счету, а во всем остальном был обязан проявлять абсолютное безразличие?

– Это ты научил меня играть во все эти игры! – яростно выкрикнула Холли, будучи не в состоянии разбираться, справедливо это или нет. Ты мог бы поехать следом за мной, но ты предпочел откупиться. Не смей обвинять меня в том, что я разрушила наш брак. Ты пальцем о палец не ударил, чтобы попытаться его спасти. Ты сразу же начал искать утешения с другими, стоило мне уехать!

– Довольно.

Такую интонацию Холли слышала впервые. Резкую и вместе с тем властную, напоминающую о том, каким человеком стал Тео за эти годы. Каких высот он достиг в отцовской компании и как в процессе этого стал достойным сыном достойного отца. Ее снова затрясло. Она несколько раз потерла ладони друг о друга, чтобы согреться. Тео стоял, сжав губы.

– Тео…

Но Холли не знала, что говорить.

– Я сказал достаточно. – Преодолев разделявшее их расстояние, он взял ее за руку. Когда она машинально попыталась высвободиться, его пальцы только сжались. С губ женщины сорвался удивленный вздох. – У тебя два варианта: пойти самой, или я потащу тебя на буксире, agapi mou. В моем теперешнем настроении мне все равно, что ты выберешь.

Холли нашла в себе силы последовать за ним на подкашивающихся ногах.

Тео продолжал крепко сжимать ее руку. Она сказала себе, что это ничего не значит. После нее эти руки обнимали бессчетное количество женщин, может, и сегодня вечером тоже – до того, как она нашла Тео. Если ему известны такие укромные местечки, как тот альков, значит, он уже использовал их по назначению, разве что не с ней.

От осознания этого к ее горлу подступила тошнота.

Все ее вина. Она сама создала такую ситуацию, она одна. Холли очень хорошо помнила, в какого человека превратился ее отец, как сломило его то, что мать их покинула, хотя он ни разу не пытался отправиться за ней. Она приписала себе такой же грех и в ответ получила такую же реакцию. Она все сделала сама.

Но понимание только ухудшало все. Или, может, это заставляло ее ненавидеть саму себя? Впившиеся в ее предплечье пальцы Тео не помогали успокоиться и разобраться в случившемся.

– Я могу взять такси, – сказала Холли, когда до нее дошло, что Тео идет к своей машине, возле которой стоит шофер.

Она чуть не проглотила язык, когда Тео повернулся и испепелил ее взглядом.

Наверное, сейчас лучше всего сесть в машину, а потом сообщить водителю, где она остановилась. Ни к чему начинать спор или пытаться скрыть название отеля.

– Тео, – снова начала Холли, когда они отъехали от тротуара. – Я хочу попытаться…

– Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать лет, – спокойно произнес Тео, не дав ей договорить.

Холли не поняла, что означает внезапная смена темы.

Тео сидел рядом с ней, но казалось, что их разделяют миры. Его тренированное тело в элегантной одежде было напряжено. Гнев исходил от мужчины почти осязаемыми волнами. Его взгляд был устремлен в окно, но Холли понимала, что он разговаривает не с собой, а с ней.

– Я знаю, – негромко произнесла она. – Мне очень жаль.

– Фраза, которую уместно пробормотать в таких случаях, – кивнул Тео. – Проблема в том, что так принято говорить, если произошла трагедия, но моя мать слишком увлекалась алкоголем и таблетками, и я полагаю, что для семьи стало огромным облегчением, когда она перешла в вечность.

Глаза у Холли расширились.

– Я понятия не имела.

– Отец говорил всем, что она проиграла в борьбе с внезапной и тяжелой болезнью. Я допускаю, что в некотором смысле так оно и было. – Тео говорил спокойно, словно делился с ней не семейными тайнами, о которых Холли прежде не слышала, а чем-то незначительным.

Он молчал очень долго, и она решила, что его откровения закончились. Однако Холли не понимала, почему она натянута как струна. Наконец Тео повернул к ней голову, и она от страха вжалась в сиденье.

– У моего отца было полно романов, целый легион любовниц, что было известно всем. Каждая драгоценность, которую он преподносил моей матери, была взяткой, извинением за то, что он не удержался и овладел очередной женщиной. Это в конце концов ее и сломило. Драгоценность за драгоценностью, любовница за любовницей… Отец не прекращал медленно убивать ее. А мать носила все эти побрякушки – доказательство вины моего отца и его беспечности. Она погибла из-за непрекращающейся череды его предательств.

Холли не могла шевельнуться. Огни ночного города плясали на их лицах, то высвечивая, то погружая их в темноту, пока машина неслась по улицам. Холли не нужен был свет, чтобы видеть глаза Тео, горевшие мрачным огнем, и кривую усмешку его сжатых губ.

Она прошептала его имя – или ей это только показалось, – но в любом случае он никак не отреагировал.

– А сегодня ночью, – все тем же убийственно-ровным тоном продолжил Тео, – ты превратила меня в моего отца.

Холли не могла вздохнуть.