— Да он же тебя на бабки кинул?! — на выдохе произнес «Вася». — Ты чё, простишь что ли?!
— Прощу, — искренне признался я. — Его все равно жизнь накажет за подобное отношение к людям. И еще сильнее накажет.
— Как знаешь, — буркнул «Всеволод».
— Добрый ты, — хмыкнул «шрамированный». — Ладно, давай, не в обиде, — похлопал меня по плечу. — А этого петуха мы все равно труханем. Так с людьми не поступают.
— Удачи, — сказал я напоследок и потопал в сторону метро.
Как спускался по эскалатору, как проходил турникет, как садился в вагон, как ехал — ничего не запомнил. Очнулся, когда из динамиков донесся женский голос:
— …Выхино. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.
Я подскочил и испуганно огляделся. На секунду показалось, что проехал свою станцию и уже конечная. Проскочив через подземный переход, оказался рядом с кассами пригодного направления. Медленно добрел к нужной остановке. Подъехал микроавтобус, и я первый, кто в него сел. Тихо играла музыка — бессмертный Цой. Водитель, хмурый узбек с длинной челкой, посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Оплата при входе, — прогундосил он.
— Извините. Ошибся, — я выскочил из микроавтобуса и чуть ли не бегом кинулся к метро. По пути попыталась пристать цыганка со своим «Подайте ради Христа», но я ее даже толком не рассмотрел. Надо же, вообще совести никакой. Даже у бегущих людей попрошайничать начали. Через турникет прошел, прижавшись к спине женщины в белом платье. Такое удовлетворение почувствовал, будто переспал с ней. Она на меня глянула, как на подгнивший труп крысы, но ничего не сказала. Подошел состав. Полупустой. Ехать далеко — попытался занять место. Уселся между толстой, как железнодорожная цистерна, теткой и слащавого вида мужчиной. Он мне живо напомнил моего уже бывшего начальника, Александра Алешина, пропади он пропадом. Даже пахло от него также — женскими духами. Не устаю удивляться в Москве количеству лиц нетрадиционной ориентации. Бегут со всех уголков России в надежде затеряться. Да только кактус в жопе не утаишь. Даже отодвинуться захотелось, вдруг и сам в такого превращусь, но тетка слишком полная, полтора по?па-места заняла. Включил на телефоне игру, симулятор автобуса, и попытался отвлечься. Не тут-то было. В голову усердно лез синий Bentley. Видел, как сажусь за руль, и еду. По Садовому кольцу, по Тверской, по МКАДу ночью разгоняюсь до двухсот. Видел, как подъезжаю к Макдональдсу и заказываю все, что видят глаза. И мне все равно, какую сумму называет кассир — денег во много-много раз больше. В миллион… в миллиард раз больше. А потом пробую, что накупил и, недоедая, выкидываю. Еду в Radisson на Киевской и останавливаюсь там на несколько суток. Просто так. Потому что деньги есть. А на следующее утро уезжаю оттуда. Еду на Рублевку, присматривать особняк.
Одно обстоятельство несколько смущало. Я видел себя молодым. Таким, как вижу ежедневно в зеркале и любой отражающей поверхности. Не мог представить себя стариком. Точнее мог, но через большой промежуток времени, когда синий Bentley Continental превратится в раритет.
Автобус на экране давно таранил остановки, людей, встречные машины. Если бы такое было в жизни, то полицейские бы сами устроили линчевание. Как-то на досуге, размышлял, насколько надо погрузиться в выдуманный мир, чтобы взять оружие и пойти убивать людей, словно брутальный спецназовец из шутера?! Насколько непостижим мозг, что выдуманную кем-то картинку начинает воспринимать как реальность?
Автобус снова врезался в остановку, сбил всех стоявших на ней людей. Игра рассчитана даже на самых маленьких, потому люди просто пропадали с экрана. Остальное домысливай, насколько фантазии хватит. Отпустил педаль газа, затем и вовсе нажал кнопку выхода.
Слащавый мужчина встал и прошел к дверям. А там как раз стояли два широкоплечих, лысых парня. На станции они пропустили выходившего длиннолицего и худощавого студента, а перед слащавым мужчиной сдвинули плечи.
— Прощимишься, соска? — громко спросил один из них и оба весело заржали.
Слащавый постарался их обойти — не пропустили. В вагон зашли новые пассажиры, после чего двери закрылись и поезд тронулся. Сквозь грохот старого состава до меня донеслось:
— Может, на следующей получится… — последнее слово не расслышал, но в том, что мужчину назвали матерным синонимом «гея» сомневаться не приходилось. Лысые парни так громко заржали, что и машинист наверняка услышал.
Жертва, надув губы, словно девятилетняя девочка, ушел к другой двери. Там старательно не обращал внимания на лысых парней. И вообще делал вид обиженной мадам, лишний раз убедив тех, кто наблюдал за этой сценой, что его ориентация противоестественна.
Я же подумал, что такая концентрация лиц нетрадиционной ориентации и быдла в одно утро даже для Москвы противоестественна.
Дальше ехал как обычно. Люди заходили и выходили. Мужской голос объявлял станции, после «Китай-города» сменился на женский. Рядом сидел парень с плеером. Он отстукивал ладонями по коленям ритмы. Присмотревшись понял, что он явно играет на ударных. На «Октябрьском поле» вошла дряхлая старушка, которая могла еще Сталина в колыбели качать. Не дожидаясь пока кто-нибудь встанет, вскочил и пригласил бабулю присаживаться.
На «Щукинской» уверенно направился к выходу из первого вагона. Увидел, как пьяный парень в зеленой майке хотел перепрыгнуть через запиликавшие створки турникета. Зацепился ногами и шмякнулся лицом о пол в метре от полицейского с округлившимися глазами.
Трамвай ждать бесполезно — безлимитного проездного нет. Можно под турникетом пролезть, но за время работы насмотрелся, как контроллеры ловили «зайцев». И стать одним из них не хотелось. Да и штраф, в принципе небольшой, именно в этот жизненный момент мог стать катастрофическим.
Идти оказалось недалеко. Не считал остановки, но явно не больше пяти. Свернул в промзону и уверенно протопал до коричневых ворот с нечитаемой надписью.
Собака по-прежнему лежала в той же позе. Будто умерла. Полицейский смотрел маленький, старый черно-белый телевизор с кинескопом. Там шла передача о приколах с полицией. В момент, когда зашел, показывали, как УАЗик попытался развернуться на скорости и полетел в кювет.
— К кому? — даже не посмотрел в мою сторону охранник.
Собака меланхолично открыла один глаз, бросила взор на меня. После подняла голову и во всю пасть зевнула. Медленно встала, обернулась вокруг оси и снова улеглась.
— К Петру Николаевичу.
— На телефоне набираете триста один, — заученно ответил охранник.
Подошел к собаке. Видимо на этой проходной настолько редко происходили неординарные события, что даже сторожевой пес в ленивца превратился. Хороший знак, подумал я и снял трубку.
— Слушаю, — раздался тихий, с хрипотцой голос. Вновь сложилось такое чувство, будто собеседник где-то далеко, в Аризоне, например.
— Здравствуйте. Мне Петра Николаевича.
— Слушаю.
И снова растерялся. Промелькнула мысль, а не рано ли решился?
— Это Всеволод, Петр Николаевич. Мы с вами пару часов назад беседовали, — несколько мгновений помолчал и добавил. — Я надумал.
— Не быстро ли, Всеволод? — послышалось сомнение в голосе собеседника.
— Нет, Петр Николаевич, — удрученно ответил я. — Не быстро.
Мы вновь сидели в маленькой приемной. Я на том же стуле, а разделял нас тот же стол. Солнце к этому времени перевалило за полдень, и лысина Петра Николаевича уже не блестела, как новая монета. Впечатление, что и не уходил отсюда. Словно и не было увольнения из секс-шопа, не было гопников, из-за которых чуть не лишился денег. Хотя, впервые подумал я, какая разница, что бывший начальник не отдал, что забрали бы. Но из-за того, что не отдал вдвойне обидно. Ведь я на него добросовестно работал три недели. Всегда обидно разочаровываться в людях. В этот момент разочаровываешься в себе, всякий раз упрекаешь, что вновь доверился проходимцу. Жулику, которых именно в Москве, городе обманщиков и воров, самое большое количество. И вновь думаешь, что не все такие. Ведь есть нормальные, порядочные люди! Думаешь так, а потом снова веришь человеку, а он тебя обманывает. И ты лишь убеждаешься, что они, может быть, и есть, но на твоем жизненном пути не попадаются. А может просто стоит уехать в родные Шахты, да забыть, как страшный сон эту Москву, где каждую минуту в каждом человеке надо видеть жулика?
— Если честно, не ожидал такого быстрого возвращения, — озадаченно сказал Петр Николаевич. — Никто так быстро не возвращался. Ты же должен понимать, что делаешь самый ответственный шаг в своей жизни. Если потом пожалеешь, уже нельзя будет ничего изменить.
По правде сказать, я плохо понимал, какое ответственное решение принимаю. У меня в голове попросту не укладывалось, как мой мозг могут пересадить в чужое, другое, не мое, старческое тело. Не мог этого осознать и хоть лопни. Конечно, мог представить, что лежу на операционном столе со вскрытой черепной коробкой. Рядом, точно так же, лежит старик. Наши мозги достают и просто меняют местами. Понимал, что мозги не флешки, просто так местами не поменяешь. Но фантазия рисовала операцию именно таким образом.
А еще хотел стать богатым. Выбраться из этой проклятой нищеты. Я бы даже родителям смог помочь. Конечно, они бы никогда не узнали, откуда на счете их банковской карты такая баснословная сумма. Только бы «сыну» на радостях не отдали. Ладно, с этим потом разберусь.
— У меня выбора нет, — признался я.
— У тебя-то как раз выбор есть, — Петр Николаевич напряженно вглядывался в мои глаза. — Повторяю. Обратного пути не будет.
— Да что вы заладили?! — почувствовал, как налилось кровью лицо. — Я хочу красивой жизни! Мне насточертел вечный голод! Надоела нищета, когда ничего купить себе не можешь! Понимаете? Хочу жить как… — на секунду замялся, даже не зная с чем сравнить. — Как в телевизоре! Иметь огромный дом, синий… — чуть не проговорился насчет Bentley, стало стыдно. — Огромный синий джип! Хочу просыпаться и знать, что не надо идти на работу и что деньги я хоть… хоть в унитазе могу топить, пачками! Понимаете?
— Понимаю вас, Всеволод, — неожиданно перешел на «вы» Петр Николаевич. — Мой долг напомнить, что вы разом превратитесь в старика. Понимаете ли вы это?
— Понимаю, — соврал я. Что такое быть стариком представлялось плохо. Точнее вообще никак не представлялось.
Петр Николаевич сцепил руки в замок, побарабанил большими пальцами по столу. После откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул.
— Всеволод, мне кажется, вы плохо понимаете, на что идете…
— Я все очень хорошо понимаю! — показалось, что даже в уши крови налилось столько, что любого комара бы тысячу раз порвало давлением. — Кому-то нужна молодость? Пожалуйста! Мне много денег дайте. Настолько много, чтобы можно было забыть о них и жить в свое удовольствие!
— Вы понимаете, что больше никогда не сможете увидеть своих родных, друзей? — уверенно заговорил Петр Николаевич, и я понял, что решение принято, а вопросы формальность.
— Понимаю.
— Никогда не сможете вернуться к прежней жизни? Задумайтесь. Всё и всех, кого вы знаете, уйдут в прошлое. Перестанут быть частью вашей жизни. Понимаете?
— Понимаю.
— Были прецеденты, когда молодые люди, уже в образе стариков, пытались доказать своим бывшим родным и друзьям, что они просто сменили тело. К сожалению, эти люди теперь доживают старость в психиатрической больнице. И никакие деньги им не помогли. Понимаете? — прищурился он.
— Понимаю, — выдавил я. Обратного пути нет. Оказаться в шаге от мечты и вновь откатиться на невообразимую даль?
— Вся ваша жизнь, все стремления и желания, перестанут быть вашими. Понимаете?
— А это почему? — неожиданно похолодело в груди. Как мои мечты о красивой жизни могли не исполниться?!
— Вы уже не сможете стать… актером, например, — замялся Петр Николаевич. — Или певцом.
— А, по-моему, наоборот, — я расслабился и даже выдохнул протяжно. — С деньгами это сделать проще.
— Вероятно, — быстро согласился собеседник. — Никогда не задавался таким вопросом. Просто пытаюсь открыть вам глаза на тот шаг, который вы хотите сделать. Имею в виду, что вы никогда не сможете добиться цели. Исполнить мечту. Понимаете?
— Понимаю, — начал раздражать ликбез из того, что не смогу. Да и что у меня может не получиться с большими деньгами?! Вон какой-то богатый старик-американец даже в космос летал. Так что у меня не получится?! — Давайте переходить к делу. Мы сегодня эту операцию провернуть сможем?
— Вау-вау! Молодой человек! — Петр Николаевич покачнулся на стуле, словно уклонялся от удара. — Не так быстро!
— А что мешает? — возвращаться обратно в загаженную квартиру, в грязь и нищету не собирался. В следующую ночь всерьез рассчитывал приехать на своем синем Bentley в свой особняк на Рублевском шоссе.
— Это же не фишку в настольной игре передвинуть! Даже для пересадки цветка подготовка нужна. Надо провести комплексное исследование, в конце концов, чтоб понять, что вы именно тот кандидат. Да и заказчики обычно любят выбрать того, кем им придется стать.
— Выбрать? — насторожился я.
— Это так называется. У парней все просто. Достаточно лишь не быть больным и уродом. Это женщины выбирают. Из-за чего иногда и до пересадки не доживают.
— Я полностью здоров! — выпалил на одном дыхании. — Гарантирую. И когда мы можем начать? — Во мне говорил страх того, что передумаю и вновь окажусь в миллиардах световых лет от мечты.
— Все равно не так быстро. Понадобится около недели для подготовки. Иногда даже до двух затягивается. И поверь, это очень-очень быстро по сравнению с трансплантациями других органов, — Петр Николаевич поднялся. — Пойдем, для начала надо проверить группу крови, и резус фактор.
— Я не могу ждать неделю, — пошел я ва-банк.
— Почему? — Петр Николаевич остановился в дверях, на лице настороженное выражение.
— Несколько причин, — я по-прежнему сидел, и вставать не собирался. — Во-первых, мне сейчас попросту не на что жить. Даже до дома доехать не на что, — решил приврать для пущей убедительности. — А во-вторых, за неделю могу… боюсь… передумать, — закончил шепотом.
— Угу, — без капли удивления кивнул Петр Николаевич. — Понимаю вас. Но ждать все равно придется. Не волнуйтесь, такие ситуации в этих стенах происходили не раз. Будет вам на что жить.
— Уверенны?
— Уверен, — улыбнулся он. — Пойдемте.
Мы вышли во двор со старым потрескавшимся асфальтом. Я шел немного позади Петра Николаевича, разглядывал куда попал. По правую руку длинное кирпичное здание из белого и старого, как троянский конь, кирпича, в пристройке которого мы и разговаривали. На всех окнах опущены жалюзи, кое-где подвешены наружные блоки сплитов. Слева непонятного цвета одноэтажное и такое же длинное сооружение. Нечто среднее между огромным сараем и гаражным блоком. Много ворот, двери. Все заперто. Во дворе стояло с десяток дорогих иномарок. И больше никого и ничего. Я даже засомневался, что все, о чем мы говорили, правда. Не походило место, на то, где могут пересаживать мозг! Хотя может так и задумано, чтобы даже подозрений ни у кого не возникло?
Петр Николаевич нырнул в подъезд здания. Я зашел следом. После улицы показалось, что здесь царил мрак. Споткнувшись о первую ступеньку, поднялся по крутой лестнице. Глаза тем временем привыкли. Старость и разруха чувствовались во всем, начиная от дверей, обитых древним, коричневым дерматином и заканчивая выцветшей краской на стенах. Изредка попадались слабые лампочки накаливания, висевшие прямо на проводах. И ни души.
Мы поднялись на второй этаж и немного прошли по темному и длинному, как кишка, коридору со старыми зелеными обоями в цветочек. В одном из раскрытых кабинетов увидел тихо работавший телевизор и пустую кушетку. Следующую дверь Петр Николаевич открыл и пропустил в темную комнату. Зашел следом и сразу прошел к окну, поднял жалюзи. Дневной свет ударил по глазам, как вспышка фотоаппарата. Проморгавшись, увидел, что в комнате стояли столы, а на них колбы, пробирки, микроскоп, небольшие холодильники и прочие медицинско-лабораторные приборы и принадлежности. Пахло больницей.
— Сейчас возьму у тебя немного крови, а дальнейшие исследования будем проводить лишь после того, как клиент одобрит твое тело, — Петр Николаевич возился за одним из столов. — Готов? — повернулся со шприцом.
Страх взыграл с новой силой. Он, словно гейзер, выстрелил в душу липким и раздирающим ужасом. Внезапно я так полюбил свое тело, как никогда и ничто не любил. Впервые понял, что я, это не я. Что «я» — лишь относительное понятие. Всю жизнь, смотрясь в зеркало, видел там человека. Всегда в зеркале был я? Или мое сознание в этом теле?
От этой мысли мурашки пробежали по спине. Вскоре зеркало будет отражать вместо меня старика. А кто-то будет смотреть на мое лицо, мои волосы, мое тело и думать: «Какой я молодой!». В груди похолодело. Показалось, что даже сердце на мгновение перестало биться.
Кто-то будет смотреть на меня и радоваться, что стал молодым! Как это?!
— Ты еще можешь отказаться, — Петр Николаевич увидел испуг. — Сейчас самое время.
— Я… я… не… — слова застревали в горле, не желали вырываться.
— Отказываешься? — опустил он шприц.
Вопрос повис в воздухе. Я по-прежнему смотрел на иглу, но не видел ничего вокруг. Перед глазами был синий Bentley и мое тело, которому радовался кто-то.
— Не… нет! Не отказываюсь, — закрыл глаза и представил, как еду на машине мечты по трассе вдоль леса. — Не отказываюсь.
— Тогда присаживайся, — указал на стул возле одного из столов Петр Николаевич.
Вся операция по взятию крови длилась недолго. Не знаю, о чем во время нее думал. Вполне вероятно, что ни о чем. Так всегда и бывает, сидишь, думаешь о чем-то. И лишь вернувшись к реальности, понимаешь, что не думал ни о чем. Редкое, а иногда и полезное чувство. Жаль лишь, что самостоятельно в это состояние не научился впадать.
— Все, — вывел меня из блаженного состояния бездумья, Петр Николаевич.
Я огляделся, словно ожидал увидеть вокруг другую обстановку. Горы, например.
Петр Николаевич капнул кровь на стекло, наложил второе и растер. У меня создалось впечатление, будто я в обычную поликлинику зашел, а передо мной рядовой терапевт. Хотя не видел, чтоб они кровь брали.
— И что теперь? — я встал, но не знал, что делать. Идти куда или остаться.
— Теперь… — пробормотал Петр Николаевич, совершая непонятные для меня действия, словно шаман от науки. — Теперь мы позвоним. Клиенту.
Достал из кармана мобильник. Прищурив один глаз, поискал нужный номер. После приложил телефон к уху и задумчиво уставился в потолок.
— Сергей Владиславович? Это Петр. Да, нашел. Что? Неуместная шутка Сергей Владиславович. Именно. Как раз эти слова слышу, от всех, кто решился на данную операцию. Давайте к делу. Значит, есть согласившийся человек, но есть и одна проблема. Ему негде жить и не за что есть. Что? Нет, о чем вы?! Какой бомж?! Просто человеку нужна помощь. Прямо сейчас!
Хотел возмутиться, зачем мне приписывать настолько крайнюю степень бедности. Даже раскрыл рот, но передумал. Зачем?! Явно он говорит это, чтобы карты легли мне в руки. Вряд ли человек, которому позволена подобная операция, имеет мало денег. А, значит, и мне перепасть может.
— Да, да, Сергей Владиславович, именно та ситуация, — он несколько мгновений слушал, а я застыл словно каменное изваяние, превратившись в единый пучок нервов. От неслышимых слов зависела вся дальнейшая жизнь. — Хорошо Сергей Владиславович. Вас понял. Передам. Да, до свидания. Ну что? — посмотрел Петр Николаевич на меня таким взором, будто я ему денег должен и несколько лет не отдаю. — Я обо всем договорился. Ожидай.
— Чего? — я бы и сам ответил на собственный вопрос, просто с языка непроизвольно сорвалось.
— Тех, кто за тобой заедет.
Как-то все резко поменялось. Вчера утром жизнь казалась беспросветным мраком. Впереди ожидала скотская работа московского курьера. Изо дня в день. После копеечная зарплата, на которую лишь кошку прокормить можно. И по новой. Конечно, на горизонте виднелись институт и полузабытые мечты о собственной рок-группе, но потом, в мою жизнь ворвался Петр Николаевич.