Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 6
На улице было холодней, чем он ожидал. Воздух просто морозный. Лунный свет серебрил дорожки парка, по которому шел Блейк, и придавал еще более зимний вид окрестным предметам.
Он приблизился к крытой галерее, нырнул в нее, там было значительно теплее. Однако стало беспокойнее: именно здесь показалось, что за ним кто-то идет, слышны чьи-то шаги. Он тревожно оглядывался, но никого не было…
Блейк подходил уже к библиотеке. Здания, которые при дневном свете были уже хорошо знакомы, сейчас казались совсем чужими. Все было чужим: деревья, стены, колонны. Сердце тревожно билось, но мысли оставить то, что задумал, не появлялось. Он уже поднимался по ступенькам к входной двери, на которой была освещенная дощечка с кодом. Он знал про нее и даже удивлялся, почему у них здесь один-единственный код на все двери — в библиотеки, общежития, в колледжи. Но ему объяснили — так пришлось сделать, потому что и студенты, и преподаватели оказались весьма рассеянными и никак не могли запомнить или записать несколько кодов. Пришлось оставить один. Довольно глупо, зато удобно. Код ему сообщила мать, он сразу освоил его и сейчас без усилий набрал: 6305XZ. Набрал и тотчас услышал легкий щелчок — дверь открылась. Подумать только, пришло ему в голову, он будет сейчас полновластным хозяином десятков, если не сотен, тысяч книг!
Оглянувшись еще раз, он вошел, закрыл за собой дверь и облегченно вздохнул.
В библиотеке было абсолютно темно. Хорошо, что он захватил фонарик.
Стояла полная тишина, если не обращать внимания на тиканье настенных часов, напоминавшее о биении его сердца.
Уменьшив свет фонаря, чтобы не привлечь ничьего внимания к окнам, Блейк двинулся по знакомому пути к полкам, где стояла нужная книга и откуда она сама спрыгнула — так ли это? — на пол. Он помнил, что поставил ее перед уходом из библиотеки на третью полку снизу, у левой от дверей стены, между двумя другими, тоже толстыми, томами.
Вот здесь она и должна быть… Но где же она?
Он посветил фонарем на пол: может, опять выскочила… ха-ха? Не смешно… На полу ее не было. Где же она?
Он почувствовал отчаяние: геройски пробирался сюда через полутемный парк, и, возможно, кто-то за ним даже следил, но он совсем не испугался, и вот — оказался в нужном месте, а книги нет! Кто ее взял и зачем? Что вообще творится? Прямо как в каком-то нелепом «ужастике» или в страшноватом сне. Он провел костяшками пальцев, как уже делал раньше, по корешкам книг на третьей полке снизу, повторяя при этом как заклинание: «Эндимион Спринг, Эндимион Спринг» и втайне надеясь, что волшебная книга откликнется. Но этого не случилось. Она не появилась ни на полке, ни на полу.
Кто-то — кто же? — исправно хранил свой секрет.
И вдруг звук упавшей книги раздался со стороны лестницы, от входной двери. Блейк замер. Кто-то вошел в библиотеку? Или здесь уже до него был кто-то?
Он выключил фонарь, отскочил к стене, прижался к полкам. Темнота обрушилась на него, сжала в своих объятиях, он с трудом дышал. И слушал, слушал — что будет дальше? Куда направятся шаги? Где загорится свет? Или… или что?
Ничего не происходило. Царила все та же оглушающая тишина. И такая же непроглядная тьма. И тиканье часов. Оно становилось все слышней.
Наконец он не выдержал и включил фонарь. На самый малый свет. Да еще прикрыл ладонью. И огляделся. По-прежнему его окружали молчаливые книги.
Он отлепился от полок, сделал несколько неуверенных шагов к выходу, дошел до коридора, где гулял легкий сквозняк, от которого по спине пробежала дрожь. Или это от страха?.. Нет, он не будет бояться! Кого? Здесь же нет ни души — ему просто померещилось.
Он уже в передней, недалеко от входной двери — там, где шкафы с каталогом, столы для приема и выдачи книг, тележки. Под одной из них лежала книга. Возможно, она и упала, так напугав его? Он поднял, посмотрел название. Нет, совсем не то, что он ищет — какой-то учебник. Он наклонился, чтобы положить его на тележку, и в страхе отпрянул: оттуда на него уставились две светящиеся зеленые точки.
Ох, да это же кот! Мефистофель!
— Как ты сюда попал? — почти в полный голос крикнул Блейк.
Кот не ответил, и Блейк остался в полном недоумении — ведь дверь была плотно закрыта.
Он хотел взять его на руки, выпустить на улицу — ведь миссис Ричардс не разрешает коту оставаться на ночь, но тот не давался и в конце концов, задрав хвост, умчался вверх по лестнице.
То ли чтобы угодить библиотекарше и все-таки выдворить кота, то ли чтобы просто поразмяться, Блейк ринулся за ним по мраморным ступеням.
Погоня была длительной, он призывал Мефистофеля по-всякому — ласковым «кис-кис», приказным тоном, но тот не поддавался. Время шло, и Блейк боялся, что мать хватится его и начнет беспокоиться. Нужно срочно возвращаться на званый вечер.
Каким-то чудом ему удалось изловчиться, схватить кота за шиворот, чем тот был весьма недоволен и, когда они подошли к входной двери, вцепился когтями в плечо Блейку, а потом вырвался, сделал огромный прыжок и исчез за открытой дверью.
Да, дверь была настежь открыта! Снова холодок страха пробежал по спине Блейка: почему? Кто ее открыл?
Направляя свет фонаря во все стороны, он беспомощно спрашивал:
— Кто здесь?.. Кто?.. Отвечайте!
И вдруг… Он чуть не выронил фонарь: в одном из углов холла, на полу он увидел то, чего там не было каких-нибудь пять минут назад, — несколько книг. Они не просто лежали, свалившись с полки, они были злобно растерзаны в клочья, похожи на кучу убитых птиц с оторванными и разбросанными крыльями.
Какое-то время он стоял неподвижно, говоря себе, что это сон, жуткий сон, и сейчас он проснется и окажется дома, на постели или, на худой конец, в столовой для преподавателей, на их скучном вечере.
Придя в себя, он выскочил из дверей библиотеки вслед за котом, сбежал по мраморным ступеням и помчался через лужайку, по галереям и садовым дорожкам — туда, откуда пришел. В мыслях у него было одно: значит, все это время за ним действительно кто-то шел, и он не был в одиночестве — ни по дороге сюда, ни в самой библиотеке!.. И этот «кто-то», наверняка, должен быть каким-то образом связан с книгой под названием «Эндимион Спринг», в которой пустые страницы и которая умеет сама передвигаться, появляться и исчезать… О господи!
С трудом переводя дыхание после бега, он ворвался в помещение, где подходил к концу званый вечер, и, пригнувшись, прячась за группками гостей, пробрался на другой конец комнаты, взглянул на часы.
Он отсутствовал всего-навсего полчаса, а показалось, что прошли дни и годы: столько произошло!
И еще должно произойти — понял он, отыскав глазами мать: у нее был озабоченный вид, она едва слушала, о чем говорили собеседники, и все время оглядывала комнату, словно искала кого-то. Этим «кем-то», несомненно, был он, Блейк!
Но раньше всех его обнаружила Дак.
— Нашелся! — крикнула она. — Где ты был?
— На свежем воздухе, — ответил он и, чтобы прозвучало убедительней, прибавил: — Холодно, просто жуть! Наверное, снег пойдет.
Дак не поддержала разговора о погоде, и тогда он спросил:
— Она очень разозлилась?
— Еще как! Почти ни с кем не говорит.
Это плохой признак. И у них дома, в Америке, когда мать переставала говорить с ними или с отцом, это означало, что она дошла до точки кипения.
— А куда ты ходил? — повторила Дак.
— Я уже сказал: прошвырнуться.
Он увидел, что мать уже подошла к вешалке и надевает плащ. Она увидела его, но не ответила на улыбку и отвернулась с каменным лицом.
— Я знаю, — сказала Дак, — ты ходил в библиотеку.
— Еще чего придумаешь!
— Да, знаю точно! А ты что думал? Я все видела! Потому что ты глупый и ничего не замечаешь.
Он резко повернулся к ней.
— Это была ты?.. Отвечай! Не врешь?
Он кричал, и на них оглядывались, но ему сейчас было все равно: он так перенервничал!
— Зачем ты это делала? Я чуть не спятил от страха! Ты…
То, что он увидел в глазах Дак, заставило его умолкнуть: они были широко раскрыты, в них сквозил страх. И слезы. Да, слезы! Он напугал ее, потому что она никуда не ходила за ним и не понимала, о чем он говорит.
Да, он ошибся, сразу поверив, будто она следила за ним. Все это она выдумала только сейчас, чтобы его позлить, потому что обиделась, ведь он куда-то пошел без нее. А она тоже хочет участвовать в раскрытии тайны, связанной с книгой-пустышкой. Разве нет? Это на нее похоже.
Дак собиралась ответить ему, но тут подошла мать, молча кивнула, чтобы следовали за ней, и пошла к выходу.
— А с тобой поговорю позднее, — ледяным тоном сказала она Блейку, когда уже шли по саду.
И от ее слов ему сделалось еще холодней.
Глава 7
В середине той ночи он, вздрогнув, проснулся: показалось, что книга зовет его.
Он сел в кровати, зажег свет, сонными глазами оглядел комнату. Полосатые обои были похожи на тюремную решетку… А книга? Где же она?.. Не сразу вспомнил: книгу он найти не сумел. Откинувшись снова на подушку, он начал припоминать: библиотека, полки с книгами… много книг… свет фонарика… светящиеся глаза Мефистофеля… чувство беспомощности, страха… раскрытая дверь…
Он снова уснул и очутился опять в библиотеке, только она превратилась в сказочный лес. Высокие деревья росли вдоль стен в коридорах, их листва касалась потолка. А книги… там было много книг, но они громоздились не на полках, а на ветвях. Он пробирался между деревьями, а на него слетали оранжевые и золотые листья — или листы из книг — и усеивали пол, как осенью землю.
Громко пели птицы, прыгая с одной ветки на другую, но вдруг все разом вспорхнули и улетели, а деревья остались голыми, мрачными и молчаливыми, как зимой. И все здание библиотеки сделалось пустынным и безмолвным, и была в нем только одна книга — с пустыми страницами. Она лежала на полу и ожидала, чтобы он поднял ее и заглянул внутрь, под переплет.
Кот Мефистофель был тут же, он встречал Блейка, и во рту у него торчал лист бумаги. Наверное, со стихами про Эндимиона, подумал Блейк.
Все бы хорошо, но ему стало вдруг ужасно холодно, он встал с кровати и включил электрический камин — тот стоял под окном. Камин был очень старый — такие давно уже не продавались у них в Америке. Трубки в нем начали нагреваться с каким-то пугающим воем и грохотом, но все-таки сделалось теплее.
Он подошел к окну, отодвинул занавески. Фонари освещали улицу. Улицу, а не парк, который виден из окон библиотеки. Значит, Блейк уже дома, у себя в комнате, куда он поплелся после того, как мама отругала его за то, что ушел со званого вечера, не предупредив ее. А она ужасно волновалась. И он лег спать, даже зубы не почистил, и сейчас вот проснулся и смотрит в окно. Однако он ведь не выспался, а еще ночь — значит, нужно поспать.
Он лег — а может, и не вставал… и опять оказался в библиотеке, и на полу опять лежала книга, поджидая его. Надо ее схватить, пока не исчезла. Скорей! Он ухватился за потертый кожаный корешок, раскрыл ее. И сразу увидел, как на пустой странице появляются строки:
Блейк читал их вслух, и перед глазами возникал зимний пейзаж: белое, как чистые книжные страницы, поле; замерзший пруд, как зеркало отражающий светлое небо.
Но вот кто-то идет по этому полю. Приближается, оставляя следы на снегу. Это мужчина, он без бороды, со сморщенным, как печеное яблоко, лицом. На нем меховая куртка, высокие кожаные башмаки. Он тянет за собой ствол срубленного дерева, а на плечах у него сидит девочка в запачканном платье и таких же чулках. По щекам ее катятся слезы, но, завидев Блейка, она расплывается в улыбке и протягивает ему руку. Он отвечает ей тем же, однако его рука проходит сквозь ее пальцы, как сквозь воздух. Мужчина, несущий девочку, вообще не замечает его и уходит дальше, скрываясь за холмом.
Внезапно рядом с Блейком, по обе стороны от него, оказались родители. Он ухватился за них руками в варежках, но они освободились от него и молча разошлись вправо и влево, растворившись в морозном воздухе. Он хотел побежать за ними, но не знал, за кем сначала, и остался стоять на месте. На глаза ему навернулись слезы, они сразу замерзли, и все стало видеться, как в тумане.
Сквозь этот туман он различил что-то желтого цвета. Это была Дак в своем любимом желтом плаще, который надела в День Великого Спора между их родителями и с тех пор ни разу не снимала. Капюшон плаща откинут, Блейк хорошо видит ее мальчишечью прическу. В глазах у него прояснилось.
Дак уставилась на что-то лежащее в снегу и зовет его тоже посмотреть. Зовет не жестами и не голосом, а своим дыханием, оно превращается на воздухе в волнистые слова, которые он с трудом разбирает.
Он побежал к ней, но сколько ни пытался, не мог до нее добраться: такой глубокий снег и так тяжело по нему двигаться. Он был словно прикован к земле. Потом Дак тоже куда-то исчезла, а он так устал и чувствовал себя таким одиноким, что упал прямо на снег.
И тут подул сильный ветер. Он поднял Блейка высоко в небо. Снежное поле становилось все меньше и меньше. А на снегу, в той стороне, где исчезла Дак, появились вдруг чьи-то следы… много следов. Они начали метаться по полю, мельтешить — и образовали огромный вопросительный знак.
А Блейк стал падать на землю. Без парашюта. И голова его врезалась в подушку.
Но до того как окончился этот сон, Блейк успел еще раз увидеть строчки из стихотворения Эндимиона, только сами слова сразу же исчезли и от них остался лишь снег. Один только снег…
Блейк проснулся, но меньше чем на минуту. Повернувшись на другой бок, он сразу же опять уснул.
Майнц, весна, 1453
Уже нескольких месяцев Петер был моим соседом по койке и часто мешал мне спать, ворочаясь и бормоча что-то во сне — наверное, его мучили сновидения, о которых он ничего не рассказывал. Или блохи — на что он постоянно жаловался. Однако я был доволен тем, что делю с ним постель: в холодные и долгие зимние ночи, когда снежный покров окутывал крышу, а внутри дома гуляли ледяные сквозняки, тепло его тела не давало замерзнуть.
Весна наконец наступила. Пахари и виноторговцы ожили после зимней спячки, вскрылись замерзшие озера и реки, и суда поплыли в обе стороны по широкому Рейну.
Уже с начала нового года мой хозяин, мастер Гутенберг, начал подгонять нас, чтобы мы, его помощники, успели закончить печатание Библии к предстоящей ярмарке во Франкфурте. Для этого он купил на деньги, полученные от Фуста, еще пять печатных прессов, а также нанял новых наборщиков и других рабочих, для которых снял еще одно помещение.
Однако, смею думать, мы с Петером оставались его главными помощниками, его «правыми руками». Петер быстро освоил печатное дело, и у него это здорово получалось, а я был по-прежнему довольно ловок в наборе — глаза и пальцы не подводили меня.
Итак, все было на ходу — Библия печаталась в огромном, небывалом количестве экземпляров, под руками у нас постоянно находились тысячи листов бумаги и столько же, если не больше, металлических букв-литер. Но при всем этом мой мастер считал, что понадобится не менее двух лет, чтобы выполнить целиком то, что он задумал.
Впрочем, сказал он, прежде всего мы должны напечатать сто пятьдесят томов Библии на хорошей, и тридцать из них даже на очень хорошей бумаге — по специальной подписке — для некоторых священнослужителей и лиц высокого ранга. Пускай они убедятся, добавлял он с усмешкой, что наши экземпляры могут вполне идти в сравнение с теми единичными, что выполнены самыми опытными переписчиками. И пускай умолкнут голоса наших недоброжелателей, твердящие, что мы находимся в сговоре с самим Дьяволом, потому что как же иначе можем мы так быстро и с такой точностью воспроизводить священный текст.
Фуста я стал чаще видеть в доме моего хозяина и с удивлением замечал, что его не очень интересует издание Библии, хотя, конечно, о денежном наваре с нее он не забывал. Однако он уже поговаривал о каких-то других изданиях, и я бы не удивился, узнав, что он задумал напечатать какие-нибудь таинственные рукописи, за чтением которых я не один раз его заставал.
Может, это странно, но, по большей части, он приходил к нам в дом и задерживался дольше в те дни, когда луна бывала на ущербе и ни один ее луч не освещал темное небо.
Вот и сегодня в наше окно она хотя и светит, но от нее остался чуть видимый осколок, который вот-вот тоже исчезнет во тьме. Однако этого света мне было достаточно, чтобы увидеть: Петера в нашей комнате нет.
Сначала я подумал, что он отправился, как уже бывало, на свидание с Кристиной, темноволосой дочерью Фуста. Он, как видно, очень увлекся этой скромной, доброжелательной — такой она мне показалась — девушкой.
Но сегодня он не пошел к ней — это я понял чуть позднее, а сначала, прислушавшись, услыхал приглушенные голоса. Снизу, из мастерской. Голоса и еще звуки, как будто по полу тащат что-то очень тяжелое.
Стряхнув остатки сна, я вылез из постели и, дрожа от холода, направился к лестнице. Свеча на железной подставке больше чадила, чем освещала мне путь, и я спускался вниз почти в полной темноте, стараясь не шуметь. Я чувствовал, там происходит что-то, не предназначенное для посторонних глаз, и, значит, мне не следует выдавать свое присутствие.
Остановившись в самом конце лестницы, я заглянул в мастерскую, освещенную красноватым пламенем затухающего очага. Причудливые тени плясали там по стенам, ложились на бока печатной машины.
Я сделал еще один осторожный шаг и увидел Фуста.
Он стоял, наклонившись над своим огромным сундуком, который они подтащили ближе к огню. Бормоча какие-то заклинания, так мне показалось, он ощупывал руками его края. Потом быстрым движением опустил пальцы в металлическую кружку — ее держал перед ним Петер. Я чуть не вскрикнул от неожиданности, от испуга: в кружке была темная пахучая жидкость, похожая на кровь. Или на чернила.
Влажными от этой жидкости руками Фуст коснулся змеиных голов на замках сундука, и темные капли показались у змей на клыках… Крышка открылась.
Опять я едва удержался от восклицания: значит, клыки вовсе не ядовитые, как уверял Фуст! А я-то поверил!
Мне захотелось получше увидеть все, что будет происходить, и я осмелился неслышно переступить порог мастерской и спрятался под днищем огромной машины, между ее толстенными ногами-подставками.
Поделиться книгой: