Однако Блейк не торопился доставить сестре такое удовольствие и спросил у матери, какую книжку она хотела купить и почему не сделала этого.
— Я увидела ее на витрине, — ответила миссис Уинтерс. — Книга о бабочках. Я читала ее и смотрела картинки, когда была еще совсем маленькой. Как ты сейчас, Дак. Если не меньше. А когда взяла сейчас в руки…
— Ну, и что? — спросил Блейк, потому что мать замолчала.
— Не знаю, — не сразу прозвучал ответ. — Я вдруг поняла, что не нужно предаваться этим воспоминаниям. Не до них сейчас.
— Ну и зря, — сказал Блейк. — Подумаешь, на несколько часов вернулась бы в детство. Разве так уж плохо?
— Пожалуй, ты прав. — Она внимательно поглядела на него, словно не вполне узнавая, но Блейк уже перенес свое внимание на сестру.
— Ладно, — проговорил он, поравнявшись с ней. — Давай выкладывай. Что там у тебя на кончике языка?
Она схватила его за рукав.
— А то! Ты видел этого человека?
— Конечно. И это все, что ты хотела сказать, дуреха?
— Не смей ругаться! Ты разглядел, что он читал?
— Я же стоял рядом с тобой. Значит, разглядел. Ну и что? Какая-то старая книжка. Наверное, интересная, потому что он ничего не видел и не слышал вокруг.
— А ты сам видел?
— Что? — разозлился Блейк. — Да говори толком!
— Я толком… А вот ты ничего не заметил!
— Чего?
— Ничего! Он ничего не читал!
— Оставь эти шутки! Говори или вообще молчи!
— А ты попроси как следует.
— Знаешь… — Блейк отвернулся от нее.
— Я-то знаю, а вот ты нет… У него в книжке ничего не было. Ни единого словечка! Он глядел на пустые страницы. Как в той книге, которую ты держал сегодня в библиотеке.
Она с торжеством посмотрела на Блейка. Тот молчал.
— Не смешно, — сказал он потом. — Придумала бы чего-нибудь получше.
— Честное-пречестное, это правда!
Он опять не сразу ответил ей.
— Если правда, то мало ли что мог он держать в руках. Блокнот, например. Или тетрадку толстую. Для всяких записей. И уже хотел что-то записать, а ты помешала.
— У него не было ручки, Блейк!
— А может, он как раз кончил читать этот роман и сидел, думал о прочитанном. А пустые страницы… В некоторых книгах в самом конце бывает по несколько пустых страниц. Ты разве не знаешь?
— Знаю. Только я же видела. Это никакой не блокнот и не роман. И раскрыта книжка была не в конце, а в середине… А как он уставился на тебя, помнишь? Как будто ты какой-то подозрительный. Только, по-моему, он сам подозрительный.
Блейк ничего не отвечал.
— Ну, что же ты молчишь?
— А что говорить? Смотрел он так, потому что мы ему помешали. Читать или вспоминать… Мы отстали от мамы, давай догоним!
Он ускорил шаг.
Если сестра не выдумывает, то все это очень и очень странно. И загадочно. Прямо как в настоящей сказке. А то, что этот человек держал в руках, действительно, похоже на книгу. На самую настоящую. И смотрел он в нее, как смотрят, если читают… Но что же он читал? И неужели может быть так, чтобы в один день ему, Блейку, попались две одинаковые книги? Одинаково пустые! Чудеса да и только…
Они подходили к одному из самых оживленных перекрестков. Справа высилась старинная каменная башня с двумя фигурами в золоченых шлемах, готовых своими дубинками ударить в колокол, чтобы люди, снующие внизу, под ними, узнали, который сейчас час. А в нескольких сотнях метров отсюда, за зданием колледжа и ярко-зеленой лужайкой находится мост через речку, перейдя по которому они выйдут на Миллстон-Лейн, улицу, где их дом.
Уже подходим к дому, с горечью отметил Блейк, а я так и не разобрался с этими книгами. Думай теперь о них целый вечер, а то и ночью приснятся!
Словно угадав его мысли, Дак произнесла:
— Целых две с пустыми страницами! Наверное, тут какая-то страшная тайна, как думаешь? А что, если я отгадаю первая?
— Попробуй! Без меня ты, как машина без водителя.
— Ладно. Посмотрим. Вот увидишь!
Блейк не обратил внимания на ее похвальбу. Пропустил мимо ушей. Он вспомнил, что сегодня они будут на этом званом ужине, и ему пришло в голову удрать оттуда и пробраться в библиотеку, где он был утром. Там он найдет ту самую книгу, осмотрит ее, прощупает всю насквозь, и тогда уж непременно разгадает эту тайну. И расскажет своей похвальбушке-сестре.
Глава 5
В кармане у него был фонарик. Время от времени Блейк притрагивался к его корпусу, чтобы удостовериться, на месте ли он…
Место ужина перенесли из огромной, продуваемой всеми сквозняками университетской столовой в меньшее и более уютное помещение, находящееся в дальнем конце колледжа Святого Иеремии. Оттуда, подумал Блейк, будет еще труднее удрать в библиотеку.
Небольшие светильники на их пути к колледжу не столько освещали им дорогу, сколько делали ее более причудливой из-за игры света и тени, и начинало казаться, что она полна опасностей.
На подходе к колледжу, когда уже слышались голоса и звон посуды, Блейку захотелось повернуться и убежать, но мать своевременно положила руку ему на плечо и удержала. Как они все чувствуют, эти родители!..
— Надеюсь, вы будете вести себя прилично и мне не придется краснеть за вас, — проговорила она негромко, когда уже поднимались по каменным ступеням к тяжелым мраморным колоннам входа.
Холл освещался фонтаном ослепительного света, брызжущим с потолка из огромной люстры. Дак шла под ней, пританцовывая от возбуждения, Блейк обратил внимание на портреты в рамах, развешанные на задрапированных шелком стенах. Особенно на один из них, самый большой, где был изображен какой-то старец на фоне пустыни, а у его ног — лев, только размером с небольшую собаку. Человек был в красном плаще и, судя по всему, что-то лихорадочно записывал в лежащую перед ним книгу. Блейк ясно видел слова, но понять ни одно из них не мог. Старец напомнил ему увиденного недавно человека с собакой, хотя тот вовсе не писал, а читал, хотя, по уверениям Дак, читать там было нечего.
Миссис Уинтерс не стала задерживаться и прошла дальше по коридору, к гардеробу, где сняла плащ и надела одну из висевших на вешалке черных мантий. Блейк тоже снял куртку и уже взял мантию с крючка, но мать остановила его.
— Они только для членов Книжного сообщества. И для преподавателей университета.
— Если нельзя надеть этот черный халат, — решительно сказала Дак, — я не сниму свой желтый плащ.
Мать не стала с ней спорить, оглядела себя в зеркале, поправила прическу, разгладила складки мантии, и они вошли в комнату, где уже расположились гости — группами по двое, по трое и больше, оживленно беседуя. Насколько мог уловить Блейк — говорили, главным образом, о научных работах и о разных книгах. Наверняка только о тех, в которых есть буквы и слова.
Блейк прошелся по комнате, пока не наткнулся на стойку, где на подносе стояли сверкающие бокалы, наполненные янтарной жидкостью. Обернувшись не смотрит ли мать, он схватил один из них, запах ему понравился, попробовал на язык — тоже ничего. Он сделал большой глоток и чуть не задохнулся. Хуже, чем если сигаретный дым вдохнуть! Воровато озираясь, он поставил питье обратно и взял с другого подноса бокал с рыжим апельсиновым соком. Это уж без обмана!
Придя в себя, он стал оглядывать помещение.
Здесь тоже было полным-полно мужских голов и лиц — они неодобрительно глядели на него с портретов на стенах, с бюстов на каминной полке и были похожи друг на друга, а все вместе, пришло ему в голову, — на хищных птиц, высматривающих очередную жертву. Он отвернулся от их упорных взглядов.
Его мать, заметил он, чувствовала себя здесь вполне в своей тарелке, беседуя с теми и с этими, улыбка не сходила с ее лица. «Вращается» — так называл это его отец, а сама она, когда бывала в хорошем расположении духа, говорила еще откровенней: «Забрасываю сети».
Дак тоже была здесь, как дома. Она уже собрала вокруг себя небольшой кружок почитателей и что-то оживленно рассказывала им. Позднее он услышал, как одна из дам восторженно говорила его матери:
— О, у вас просто чудо-ребенок! Так умна для своих лет! Только зачем на ней этот желтый плащ?.. У вас ведь еще сын? Где он?
Блейк постарался затеряться в толпе. Добравшись до большого окна и почти укрывшись за его портьерой, он подумал, что сейчас, пожалуй, самое время смыться отсюда, и уже начал намечать кратчайший путь к двери, когда услышал женский голос:
— Ты, наверное, Блейк, я не ошиблась? — произнесла высокая дама с совершенно седыми волосами; на ней была не мантия и не вечернее платье, а огромная бежевого цвета шаль. — Я Диана Бентли, жена сэра Джайлза. Он там… Видишь?
На кой он ему сдался? Однако Блейк взглянул в направлении ее вытянутой руки и увидел его. Он тоже был совершенно сед, с густыми темными бровями, с пронзительным взглядом светлых глаз, что было заметно даже издали. Вокруг него собралась группа людей, и он что-то говорил, обращаясь больше к одному из них, небрежно одетому, в помятом костюме черепашьего цвета. Сэр Бентли повысил голос, лицо его исказилось, похоже было, он сейчас ударит своего противника. А что плохо одетый человек был именно таковым, подтвердила Диана Бентли.
— Они спорят по поводу одного издания. Ты не читал такую книжку?.. Ах, нет, что я, конечно, не читал. Сэр Бентли говорит, что это явная подделка, а профессор Фолл уверяет, что нет. Книжка не такая уж старая, издана всего сто пятьдесят лет назад, и называется она… О господи! Они сейчас подерутся! Пойду разниму их…
Видимо, она была права, потому что сэр Бентли уже не говорил, а рычал:
— А я ручаюсь, что фальшивка! Липа! Не верите мне? Вы просто невежда, сэр!..
Драка все же не состоялась, и Блейк, немного разочарованный — вот было бы развлечение! — отвернулся и подошел к столу, где появились фрукты и закуски, которых он не видел раньше. А некоторые из них — например, вот эти крупные оранжевые ягоды — не видел никогда.
Он положил в рот одну из них и в этот момент поймал предостерегающий взгляд пожилого мужчины, стоявшего рядом. Это был тот, на кого рычал сэр Бентли.
— Не советую, — сказал он. — По вкусу они напоминают шампунь.
Но было поздно: Блейк уже раскусил ягоду. Ух! Он никогда не пил шампуня, хотя тот иногда попадал ему в рот во время мытья головы, однако шампунь, насколько он мог припомнить, был просто вкуснятиной по сравнению с тем, что он сейчас ощутил во рту: нечто тягучее, кисло-сладкое, горькое и жгучее одновременно!
Он мужественно разжевал и проглотил все это, стараясь, чтобы на лице не отразились муки, которые он претерпевает, и сказал, не без труда шевеля губами:
— А что? Мне понравилось.
Пожилой джентльмен подмигнул ему и произнес:
— Ты отважный молодой человек. А мое имя Джолион Фолл. Я когда-то был учителем твоей матери.
Он протянул огромную ладонь, в которой утонула рука Блейка.
— Ой, правда? — воскликнул Блейк. — А она хорошо училась?
Профессор хитро улыбнулся и снова прищурил один глаз.
— Это как посмотреть, — ответил он. — Зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «хорошо».
Блейк застонал про себя: ох, эти взрослые! Словечка в простоте не скажут. Как ему объяснить?
Но профессор уже сам понял свою ошибку, потому что произнес извиняющимся тоном:
— Ладно, не трудись искать ответа на вопрос, который я задаю иногда студентам, чтобы они научились более четко формулировать свои мысли. Ведь зачастую бывает куда труднее задать вопрос, чем найти на него ответ. А что касается твоей мамы, Джульет Сомерс, то она была весьма работоспособной, умной и, я бы сказал, рассудительной студенткой, написавшей хорошую дипломную работу в конце учебы. Но, боюсь, она больше любила успех, победу, чем исторические книги и рукописи, которыми занималась. Которые исследовала…
Он замолчал, увидев широко открытые удивленные глаза мальчика. Да, для Блейка было непривычно слышать, как кто-то столь прямо и открыто осуждает его мать. Правда, ничего плохого сказано не было. Подумаешь — любит успех. А кто его не любит? А сам этот неряшливый профессор совсем не думает об успехе? Так, что ли?..
Блейк поискал глазами мать. Она разговаривала с профессором Маршаном. С тем, кто разъезжает на мотоцикле. Дружески улыбалась ему. Не слишком ли дружески? С ним, с Блейком, и с его отцом она намного сдержанней. Суровей.
Собеседник Блейка, профессор по имени Джолион, как он себя назвал, продолжал разговор о том же и, желая, возможно, утешить мальчика в отношении его родителей, сказал:
— Но если говорить о твоем отце, мой юный друг, то он был другим. Я бы назвал его моим любимым студентом.
— Папа? — не сдержал удивления Блейк.
— Да. Не всегда аккуратный и сдержанный, но с превосходным воображением, фантазией. И с глубоким умением проникать в суть вещей. Понимаешь, о чем я? Впрочем, понять это нелегко.
В последнем профессор сейчас ошибся. Блейк вдруг подумал, что, если его папа и правда такой, как он только что услышал, то вот кто нужен ему в эти минуты. Вот кто мог бы помочь разобраться во всех этих непонятных вещах, происходящих вокруг: книга с пустыми страницами, сама спрыгивающая с полки… Записка с непонятными стихами… Странный старик с собакой, читающий, по уверениям Дак, такую же «пустую» книгу, как та, которую Блейк держал в руках в библиотеке… И какое-то диковинное имя —
Часы пробили время: …пять, шесть, семь, восемь, девять раз… Профессор встрепенулся.
— Уже так поздно! Я должен идти. Заходи ко мне в кабинет, если захочешь о чем-нибудь поговорить.
Блейк с сожалением посмотрел на него. Сколько еще, небось, мог бы этот человек рассказать ему о его родителях! Может, тогда понятней стало бы, почему папа не поехал с ними в Оксфорд… Но про это потом, а сейчас, на прощание, хорошо бы спросить…
Профессор уже сделал пару шагов к двери, когда Блейк выпалил ему в спину:
— А кто такой
Профессор повернулся на каблуках и приблизился к Блейку. В эту минуту он чем-то напомнил ему того старика с собакой на улице. Но сходство исчезло так же мгновенно, как появилось.
— Кто такой Эндимион Спринг? — повторил профессор, опасливо оглядываясь.
Блейк кивнул, не понимая реакции этого человека. Что он такого страшного сказал? Просто произнес какое-то непонятное имя.
Профессор наклонился почти к уху Блейка и прошептал:
— Сейчас у меня нет времени для ответа. Да и место не слишком подходящее. Если хочешь, поговорим потом… Позднее.
С этими словами он зашагал к выходу, который нашел не сразу. Неужели его так взволновал вопрос Блейка?
Из всего этого, думал Блейк, глядя ему вслед, ясно хотя бы одно: Эндимион — все-таки имя, и, скорее всего, автор этой книги без слов. Только разве у такой книги может быть автор?..
Ответа все равно не было, и чтобы получить его, подумал Блейк, ему кровь из носа нужно пробраться в библиотеку и снова взять в руки книгу. Сейчас или никогда! Это звучало как девиз, и Блейк решил осуществить первую его часть:
Стараясь не попасться на глаза матери или сестре, он направился к двери.