Помоги проекту - поделись книгой:
«Вы мне поможете?»
Побуждения Герсена противоречили всем инстинктам, отработанным за годы суровой подготовки. Он неохотно выдавил: «В какой-то мере — в очень узких пределах».
Тихальт безрадостно усмехнулся: «В каких пределах?»
«Мои дела имеют первостепенное значение. Я не могу себе позволить уклониться от достижения моих собственных целей».
Тихальт не был разочарован или возмущен — от совершенно незнакомого человека невозможно было ожидать ничего другого. «Странно! — снова заметил он. — Странно, что вы не знаете Хильдемара Дасса, по прозвищу «Красавчик Дасс». Он скоро придет. Вы спрóсите — откуда я знаю? Это неизбежно — такова примитивная логика страха».
«Вам ничто не угрожает, пока вы остаетесь в таверне, — напомнил Герсен. — У Смейда свои правила».
Тихальт кивнул, явно смущаясь тем, что поставил Герсена в неудобное положение. Прошла минута. Звездный король поднялся на ноги — его розовато-оранжевый и алый костюм ярко озарился дрожащим светом камина — и медленно поднялся по лестнице, не глядя по сторонам.
Тихальт провожал его глазами: «Впечатляющее существо! Насколько я знаю, только самым крупным и статным из них позволяют покидать их планету».
«Я тоже слышал нечто в этом роде».
Тихальт сидел, глядя в огонь. Герсен начал было говорить, но сдержался. Тихальт приводил его в отчаяние по одной простой причине: Тихальт вызывал у него симпатию, Тихальту удалось проникнуть сквозь его умственные заграждения, Тихальт обременил его новыми заботами. Кроме того, Герсен был недоволен собой — по причинам гораздо более сложным; по сути дела, для этого недовольства не было причин, поддававшихся рациональному объяснению. Бесспорно, его собственные дела имели первостепенное значение; бесспорно, он не мог позволить себе уклониться от достижения своих целей. Но если сочувствие могло смущать его и влиять на него так легко и с такой силой, как он сосредоточится на осуществлении своих планов?
Размышления не успокоили его — напротив, недовольство собой только возросло. Между ним и прекрасным миром, о котором вспоминал Тихальт, существовала некая связь, слишком тонкая, слишком смутная, чтобы ее можно было точно определить — ощущение потери, тоска по чему-то недостижимому, стремление к удовлетворению некой потребности, чуждой всем остальным... Одним внезапным гневным жестом Герсен отмел все раздражавшие его сомнения и вопросы. Они только препятствовали скорейшему достижению целей.
Прошло пять минут. Тихальт запустил руку в карман куртки и вынул конверт: «Здесь несколько фотографий — возможно, вам доставит удовольствие просмотреть их на досуге».
Герсен молча взял конверт.
Раскрылась входная дверь. В темном проеме, разглядывая трактирный зал, стояли три темные фигуры. Смейд, протиравший стаканы за стойкой бара, взревел: «Заходите или проваливайте! По-вашему, я должен отапливать всю проклятую планету?»
В помещение зашел самый странный человек из всех, с какими Герсен когда-либо встречался. «Полюбуйтесь! — с сумасшедшим смешком сказал Тихальт. — Перед вами пресловутый Красавчик Дасс».
Дасс был высок — почти двухметрового роста. Его торс, подобно трубе, не менялся в ширине от колен до плеч. У него были очень тонкие длинные руки, кончавшиеся непропорционально большими костлявыми кистями и такими же огромными ладонями. Голова, такая же цилиндрически удлиненная, как торс, увенчивалась ежиком ярко-красных волос, а подбородок почти покоился на ключицах. Дасс красил шею и лицо в тот же ярко-красный цвет, что и волосы, за исключением пары бледно-голубых кругов на щеках, напоминавших оттенком плесень на гнилом апельсине. На каком-то этапе его профессиональной карьеры нос Дасса был расщеплен и представлял собой пару заостренных хрящевых выступов, а веки были полностью вырезаны. Для того, чтобы не высыхала роговица глаз, Дасс носил на лбу два жиклера, соединенных трубками с резервуаром — каждые несколько секунд жиклеры выпускали ему в глаза два туманных облачка распыленной жидкости. Кроме того, на бровях он закрепил пару черных пластинок, изобразив на них белки глаз с ярко-голубыми зрачками — такими же, как у самого Дасса. Будучи сдвинуты вниз, пластинки защищали глаза от света — в данный момент они были сдвинуты вверх.
Телохранители Дасса по контрасту выглядели обыкновенными людьми: смугловатые «крутые» субъекты крепкого телосложения, они оценивали обстановку бегающими проницательными глазами.
Приветствия не последовало — ограничившись резким жестом, Дасс обратился к Смейду, наблюдавшему за происходящим из-за стойки: «Три комнаты, будьте добры. А сейчас нам нужно подкрепиться».
«Вас обслужат».
«Меня зовут Хильдемар Дасс».
«Добро пожаловать, господин Дасс».
Дасс прошествовал размашистыми шагами туда, где сидели Герсен и Тихальт. Переводя взгляд с одного на другого, он вежливо произнес: «Так как все мы — путешественники и гости господина Смейда, давайте познакомимся. Я — Хильдемар Дасс. Не соблаговолите ли представиться?»
«Кёрт Герсен».
«Килен Таннас».
Губы Дасса, бледные и лиловато-серые на фоне ярко-красной кожи, растянулись в улыбке: «Вы удивительно напоминаете некоего Луго Тихальта — я ожидал его встретить в этой таверне».
«Думайте, что хотите, — резким от напряжения голосом ответил Тихальт. — Я сказал, как меня зовут».
«Какая жалость! У меня дело к Тихальту».
«Значит, ко мне у вас нет никакого дела».
«Как вам угодно. Хотя я подозреваю, что дело, касающееся Луго Тихальта, может заинтересовать Килена Таннаса. Не согласитесь ли побеседовать со мной наедине?»
«Нет. Я не интересуюсь чужими делами. Мой знакомый знает как меня зовут; я — Килен Таннас».
«Ваш «знакомый»? — Дасс обратил внимание на Герсена. — Вы хорошо знаете этого человека?»
«Не хуже, чем любого другого».
«И его зовут Килен Таннас?»
«Если он сказал, что так его зовут, думаю, вам следует так его называть».
Дасс промолчал и отвернулся. Вместе с подручными он уселся за стол в конце помещения, где им подали закуски.
«Конечно, он меня узнал», — глухо произнес Тихальт.
Герсен снова почувствовал приступ раздражения. Почему Тихальт считал нужным вовлекать постороннего человека в круговорот своих проблем, если его личность уже установлена?
Тихальт не замедлил объясниться: «Я отказываюсь брать наживку, но он думает, что я у него на крючке — и поэтому забавляется».
«А где же Малагейт? Вы говорили, что прилетели сюда, чтобы встретиться именно с ним?»
«Да, и мне лучше вернуться на Альфанор, чтобы разобраться с ним лицом к лицу и окончательно решить этот вопрос. Я отдам деньги, но не позволю ему найти планету».
В конце трактирного зала Дассу и его приятелям подавали блюда из кухни Смейда. Понаблюдав за ними, Герсен заметил: «Они ведут себя так, словно ни о чем не беспокоятся».
Тихальт хмыкнул: «Они уверены в том, что я уступлю Малагейту, даже если не пожелаю иметь дело с ними. Я попробую сбежать. Дасс не знает, что я приземлился в соседней долине. Возможно, он считает, что ваш корабль на площадке — мой».
«Кого привез с собой Дасс? Кто эти двое?»
«Наемные убийцы. Они меня помнят — я видел их в Крайгороде у Син-Сана. Тристано — землянин. Он убивает голыми руками. Другой — саркойский токсикант. Он может приготовить смертельный яд из песка и воды. Все трое — маньяки, но Дасс хуже всех. Он испробовал все способы устрашения и пытки, изобретенные человеком».
В этот момент Дасс взглянул на часы. Вытирая рот тыльной стороной руки, он поднялся, пересек трактирный зал, наклонился над Тихальтом и хрипло прошептал: «Аттель Малагейт ожидает вас снаружи. Он готов вас выслушать».
У Тихальта отвисла челюсть. Дасс вернулся к своему столу походкой самодовольного клоуна.
Растирая лоб дрожащими пальцами, Тихальт повернулся к Герсену: «У меня все еще есть шанс скрыться в темноте. Когда я выбегу из таверны, вы задержите этих троих?»
«Как, по-вашему, я мог бы это сделать?» — язвительно спросил Герсен.
Помолчав, Тихальт сказал: «Не знаю».
«Я тоже не знаю — даже если бы я был готов пожертвовать собой ради вашего спасения».
Тихальт печально кивнул: «Что ж, так тому и быть. Придется спасаться в одиночку. Прощайте, господин Герсен».
Он поднялся на ноги и подошел к стойке бара. Дасс покосился в его сторону, но не подавал никаких других признаков заинтересованности. Тихальт потихоньку завернул за угол стойки, оказавшись там, где Дасс не мог его видеть, после чего бросился в кухню и скрылся. Смейд с удивлением посмотрел ему вслед, но тут же вернулся к своим занятиям.
Дасс и двое убийц невозмутимо продолжали есть.
Герсен украдкой наблюдал за ними. Почему они ведут себя так беззаботно? Жалкая уловка Тихальта была слишком предсказуема. У Герсена мурашки пробежали по коже, он стучал пальцами по столу. Вопреки принятому решению, он встал и подошел к входной двери. Распахнув бревенчатые панели, Герсен вышел на веранду.
В непроглядной ночи светились только редкие звезды. Ветер ненадолго затих, что на планете Смейда случалось исключительно редко, но океанский прибой, движимый вечными водоворотами прибрежных течений, продолжал ритмично вздыхать, приглушенно и уныло... С заднего двора послышался короткий резкий вопль, завершившийся блеющим бормотанием. Забыв об осторожности, Герсен сделал шаг к ступеням, спускавшимся с веранды. Его предплечье сдавила стальная хватка, вызвавшая резкую парализующую боль в нервах чуть выше локтя; другая рука сдавила, словно тисками, его шею. Герсен расслабился и позволил себе упасть, тем самым высвободившись. Внезапно все его раздражение, все сомнения исчезли: он стал самим собой. Перекатившись по веранде, Герсен вскочил на ноги и пригнулся, готовый к рукопашному бою, продвигаясь вперед мелкими шажками. Перед ним, насмешливо улыбаясь, стоял землянин Тристано.
«Остерегись, приятель! — произнес Тристано характерным для уроженцев Земли торопливым говорком, проглатывающим гласные. — Только тронь меня — Смейд швырнет тебя в море».
Из таверны вышел Дасс, за ним — саркойский токсикант. Тристано присоединился к ним, и все трое спустились к посадочной площадке. Тяжело дыша, Герсен продолжал стоять на веранде; внутри у него все сжималось от невозможности что-либо предпринять.
Через десять минут в ночное небо поднялись два корабля. Первым взлетело приземистое бронированное судно с лучевыми орудиями на носу и на корме. За ним последовал старый побитый разведочный корабль модели 9B.
Герсен в немом изумлении провожал взглядом удаляющееся пламя двигателей. Первое судно он не смог опознать. Второй корабль, однако, был его собственный — тот, на котором он прилетел!
Корабли исчезли — в ночном небе снова остались только звезды. Герсен вернулся в таверну и присел у камина. Через некоторое время он достал из-за пазухи конверт, полученный от Луго Тихальта, вскрыл его и вынул три фотографии. Фотографии он рассматривал больше получаса.
Торф в камине догорал. Смейд отправился спать, оставив в таверне сына, дремавшего за стойкой. Снаружи порывами налетал ночной ливень, трещали молнии, стонал и ревел океан.
Глубоко задумавшись, Герсен продолжал сидеть неподвижно, после чего достал из кармана небольшой листок с перечнем из пяти имен:
Из того же кармана Герсен вынул карандаш и принялся вертеть его в руке, продолжая размышлять. Постоянно добавляя новые имена к своему списку, он никогда не закончил бы то, что еще не начал. Конечно, на самом деле не было необходимости что-либо записывать — Герсен помнил пять перечисленных имен так же хорошо, как свое собственное. В конце концов он решил пойти на компромисс; под последним именем, отступив вправо, он добавил шестое: «Хильдемар Дасс». После этого он долго сидел, глядя на перечень. В его уме словно спорили два разных человека: один был страстно возбужден — настолько, что второй, отстраненный и рассудочный наблюдатель, относился к первому слегка насмешливо.
Погасли последние язычки пламени; в камине тлели алые угли, оставшиеся от комков мшистого торфа; ритм прибоя замедлился, вечный рев океана стал басистым и приглушенным. Герсен встал и поднялся по каменной лестнице к себе в комнату.
Всю жизнь Герсен, как правило, спал в незнакомых чужих постелях; тем не менее, сегодня он долго не мог заснуть и лежал, глядя в темноту. Видения прошлого проходили перед глазами — воспоминания, оставшиеся с раннего детства. Первым воспоминанием был пейзаж — радующий глаз, вызывающий приятное волнение: рыжевато-бурые горы и поселок на берегу широкой рыжеватой реки, словно нарисованный выцветшими пастельными красками.
Но за этой картиной, как всегда, следовала другая, ярче и подробнее: тот же пейзаж, усеянный искалеченными, истекающими кровью телами. Полсотни вооруженных людей в странных мрачных костюмах загоняли мужчин, женщин и детей в трюмы пяти продолговатых звездолетов. Кёрт Герсен в ужасе наблюдал за происходящим, спрятавшись со стариком — своим дедом — за ржавым корпусом старой баржи на противоположном берегу реки. Когда корабли улетели, Кёрт с дедом вернулись в поселок, наполненный молчанием смерти. И тогда дед сказал ему: «Твой отец хотел, чтобы ты многому научился, чтобы ты мог зарабатывать приличные деньги и жить в мире и достатке. Помнишь?»
«Помню».
«Ты многому научишься: терпению и находчивости, умению пользоваться всеми возможностями рук и ума. И ты займешься полезным делом: уничтожением негодяев. Что может быть полезнее? Мы в Запределье — значит, у тебя всегда будет работа, хотя мирного существования тебе не видать. Тем не менее, я гарантирую, что тебе понравится твоя профессия — кровь мерзавцев будет утешать и радовать тебя больше, чем женская плоть».
Старик сдержал слово. В конечном счете оба они прилетели на Землю, где можно было почерпнуть любые знания, накопленные человечеством за всю его историю.
В детстве и в молодости Кёрт непрерывно учился — у самых разных и странных учителей, перечень которых занял бы несколько страниц. Он впервые убил человека в возрасте четырнадцати лет — незадачливому грабителю не посчастливилось напасть на него и деда в темном закоулке Роттердама. Старик стоял в стороне, как старая лиса, обучающая щенка охоте, пока юный Кёрт, пыхтя и всхлипывая, сначала сломал изумленному бандиту лодыжку, а затем шею.
С Земли они переселились на Альфанор, столичную планету Кортежа Ригеля, где Кёрт Герсен приобрел дополнительные практические навыки. Когда ему исполнилось девятнадцать лет, дед умер, завещав ему существенную сумму и письмо следующего содержания:
Одиннадцать лет Кёрт Герсен оправдывал ожидания деда и даже превзошел их, в то же время занимаясь поисками Парсифаля Панкарова по всей Ойкумене и в Запределье — но поиски остались тщетными.
Трудно было найти занятие более сложное, более опасное, более безжалостное к некомпетентности, нежели профессия «стукача» МСБР. Герсен взял на себя выполнение двух заданий МСБР, на Фароде и на Лазурной планете. Отправляясь на Лазурную планету, он представил предварительный запрос об информации, относящейся к Парсифалю Панкарову, и с удовлетворением узнал, что в настоящее время Панкаров проживал в Крайгороде под личиной Айры Баглосса, оператора процветающего импортного предприятия.
Герсен нашел Баглосса — то есть Панкарова: грузного, общительного любителя плотно закусить, лысого, как биллиардный шар, с выкрашенной в лимонно-желтый цвет кожей и пышными черными усами.
Крайгород раскинулся на высоком плато, затерянном подобно острову в море черных и оранжевых джунглей. Герсен изучал передвижения Панкарова в течение двух недель и определил его привычки — привычки человека, забывшего об осторожности. Однажды вечером Герсен нанял такси, привел водителя в бессознательное состояние, остановил машину напротив выхода так называемого «Клуба Джодизея для любителей соблазнительных бесед и аранжировки цветов жизни» и приготовился ждать. Наступила типичная душная и влажная крайгородская ночь. Когда Панкарову надоело наконец забавляться с узницами Джодизея, он вышел на улицу, исключительно довольный собой, напевая только что услышанную песенку, и завалился в такси, приказав отвезти его домой, в роскошную усадьбу. Герсен отвез его туда, где дорога, спускавшаяся с плато в джунгли, кончалась на небольшой прогалине. Там он задал Панкарову несколько вопросов, на которые тот отвечать не пожелал.
Попытки Панкарова держать язык за зубами не увенчались успехом. Через некоторое время Герсен вынудил его поделиться пятью именами. «А теперь что ты со мной сделаешь?» — прохрипел человек, уже много лет представлявшийся как Айра Баглосс.
«Теперь я тебя убью, — ответил Герсен, побледневший и дрожавший вследствие приложения усилий, не доставлявших ему никакого удовольствия. — Ты числишься в списке моих врагов. Кроме того, ты заслуживаешь тысячи смертей».
«Когда-то это было так! — кричал вспотевший Панкаров. — Но теперь меня не в чем упрекнуть, я никому не причиняю вреда!»
Поделиться книгой: