Помоги проекту - поделись книгой:
ОН. Да люблю я ее. Это женщина всей моей жизни. Я был на седьмом небе от счастья, что она выбрала меня. И родила мне Лауру. Время от времени я бываю эгоистом и домогаюсь ее. Два года назад я даже сделал ей больно. Но я не хотел этого. В смысле очень даже хотел, но это не была какая-то животная похоть. Ладно, переживем и это…
Об октябрьской революции в розовых тонах
O różowej rewolucji październikowej
Посетить сексолога Юстине посоветовала коллега по работе…
Они возвращались одним самолетом из Лондона в Краков. Две недели трудного завершения проекта, который английская головная фирма уже давно сама должна была закончить. В сущности, ездили на такси только между крохотной гостиничкой в Кенсингтоне и стеклянным офисным зданием на Оксфорд-стрит. Только один раз, в воскресенье, перед обедом им удалось выкроить немного времени, чтобы быстрым шагом пройтись (ибо трудно такое назвать посещением, знакомством с музеем) по залам Национальной галереи. В последний день пребывания в Лондоне, когда они написали и отослали итоговые отчеты, директор с самого высокого этажа пригласил их в изысканный ресторан в модном лондонском Сохо, которое из района «морального падения» преобразилось в излюбленное место нуворишей и туристов. Поехали туда на его лимузине с уже собранными к отъезду чемоданами, чтобы оттуда махнуть прямо в аэропорт, где они успевали на последний рейс в Краков. В ресторане она выпила несколько дринков. В самолете попросила вина. И, видимо, поэтому рассказала то, что никому до сих пор не говорила.
– Две недели ты не видела мужа, – отреагировала подруга. – Вначале, когда мы только поженились, я тоже любила такие расставания, но особенно возвращения, когда кто-то из нас приезжал домой, и мы дышали друг на друга со слюной на губах, точно собаки Павлова. От сексуального голода друг по другу… Счастливая… Представляю, какая у тебя сегодня будет ночь…
Действительно, Юстина замужем только год. Это совпадает, но только это. И в самолете никакое предвкушение ее не томило. Потому что никакого особого сексуального голода она не ощущает, да и неособого тоже. Она вообще никогда не чувствовала никакого сексуального голода. Она рассталась со своим первым парнем еще в лицее, когда тот стал засовывать руки под ее свитер. Когда в институте она познакомилась с Марчином, то, влюбленная в него, смирилась с тем фактом, что секс – это важная часть союза мужчины и женщины, если не для нее, то для него. Она не была асексуальной, но и сексуальной тоже. Прикосновения и поцелуи мужа ей приятны. Она хочет, чтобы он желал ее, но сама она не горит желанием. Прошла уже всех врачей. Гинеколог не нашел ничего патологического. Эндокринолог, проверивший ее уровень эстрогена и тестостерона, тоже не заметил ничего такого, что отклонялось бы от нормы. От сексолога, к которому она попала по совету подруги прямо с самолета, она узнала, что страдает гиполибидемией, то есть фригидностью. Это он удачно подметил: страдает. Потому что и впрямь страдает. Она – гиполибидемичка. У нее сниженное половое влечение, отсутствие эротических фантазий и отсутствие потребности проявлять сексуальную активность. И это последнее было про нее на все сто. Она покинула кабинет сексолога с рецептом на виагру. Два месяца втайне от Марчина, запершись в ванной, глотала она эти стоившие безумных денег голубые таблетки. И если не считать неестественного румянца на лице, никаких других изменений в себе на выходе из ванной не замечала…
Юстина не одинока в своем страдании. Гиполибидемия – одно из наиболее часто встречающихся сексуальных нарушений у женщин. По данным Института Кинси, на нее приходится около половины всех расстройств, которые лечат в специализированных центрах США и Европы. Но если у пациентки нет патологических гормональных изменений, если она не страдает хроническими заболеваниями, если у нее нет сексуальных фобий или негативной установки против партнера, если она не находится под влиянием религиозных или культурных ограничений, то сексолог, в сущности, бессилен. Так было и в случае Юстины. Тогда хороший сексолог прописывает виагру, циалис или левитру. Это всё медикаменты с похожим составом и однотипным действием. Они лечат эректильную дисфункцию у мужчин, у женщин они лишь иногда дают эффект. Виагра должна задерживать кровь в пещеристом теле члена и таким образом на длительное время обеспечить его жесткость. В основе задержки крови в клиторе, который тоже, в сущности, пещеристое тело, тот же биохимический механизм. Набухший и увеличившийся в размерах клитор становится более чувствительным к прикосновению и лучше реагирует на стимуляцию. Но лишь у четырех из ста женщин это снимает фригидность. Седовласый сексолог, к которому попала Юстина, хотел проверить, не попадет ли его пациентка в число тех нескольких процентов «счастливиц» из группы, исследованной фармакологическими фирмами. Рекомендовал также психотерапию. К терапии, чаще всего супружеской, в случае таких женщин, как Юстина, прибегают, согласно данным Института Кинси, менее одного процента. Женщины скрывают свою гиполибидемию тщательнее, чем мужчины – импотенцию.
Если бы Юстина появилась у сексолога после 17 октября 2015 года, он мог бы выписать ей совсем другой рецепт. На получение таблетки не голубого, а розового цвета. Она хоть и не дешевле голубой, но зато предназначена исключительно для женщин. В октябре, как мы узнаём из флаеров фармацевтической фирмы Sprout Pharmaceuticals со штаб-квартирой в столице Северной Каролины городе Роли, могла произойти очередная великая октябрьская революция. Сначала в аптеках, а потом и в спальнях. Препарат под торговым названием «Эддиай» содержит вещество, которое, как подтвердили многолетние клинические испытания, действует эффективнее, чем плацебо, значительно поднимая либидо у женщин. Может быть, не все еще потеряно, ведь когда в аптеки в 1998 году поступила виагра, мало кто думал, что она спасет больше браков, чем все психотерапевты, вместе взятые…
Три размера
Trzy rozmiary
– Ты хоть знаешь, что мне этот твой профессор сказал?! Знаешь? Нет, ты не знаешь! Да и откуда тебе знать, если ты знаком с ним только по конгрессам, конференциям, научным публикациям и по торжественным мероприятиям с вручением наград. Я в курсе, что он кто-то вроде гуру, оракул и мудрец в одном лице, слава которого гремит по всей Америке, от Атлантики до Тихого океана. Мне стало известно, что ты вызвонил, выходил, выпросил, а может, даже вымолил для меня этот прием у него. А еще я узнал, что он неизлечимо праведен, безупречно честен, кристально чист. К нему нельзя идти даже с цветами, потому что у него жуткая аллергия… нет, не на цветы – вообще на любые подношения. Да ладно это, мне стала известна даже самая большая его тайна: что он посещает кладбища, ходит на могилы некоторых из своих пациентов. Но после моего визита к нему я не могу думать о нем иначе, как о хамоватом, лишенном даже минимального сочувствия к людям седовласом божке, изрекающим свои вердикты с каменным лицом. Сидит, понимаешь, на своем скрипучем, словно из сельского клуба взятом стульчике, сидит за столом, какого уже не сыщешь даже в самом захолустном отделении полиции, сидит и попивает чаёк из стакана в металлическом подстаканнике. Полное впечатление, что время остановилось в этом его – скажем так – кабинете на последних годах социализма в Польше. И это при том, что Национальный фонд здравоохранения позиционирует его клинику в своих блестящих (обложками) рекламных изданиях как гордость польской медицины. Не представляю, как и где он принимает всех этих обвешанных званиями американцев, японцев, шведов, не говоря уже о русских. Лично я – ты ведь знаешь меня – сторонник умеренной скромности, но у него в кабинете, как в юрте где-то в центре выжженной солнцем азиатской степи. Зато перед кабинетом – кресла, пальмы в кадках, глянцевые журналы на столиках и картины на стенах. Правда, в этих креслах практически никто не сидит. Записанные к нему на прием шастают по коридорам и лишь время от времени приходят взглянуть на монитор, скоро ли их очередь. Никому, похоже, не хочется сидеть у всех на виду перед кабинетом «господина профессора по раку». Кое-кому это, наверное, даже труднее, чем ждать перед кабинетом дерматолога, сексолога или психиатра. В последнее время люди стали стыдиться своего рака больше, чем нервного расстройства, преждевременной эякуляции или сифилиса. Я так думаю. Это только по телевизору и чаще всего по поводу каких-нибудь благотворительных акций больные раком показывают свои лысые головы и огромные глаза, в которых рак уже зажег свои зловещие огоньки, предвещающие скорую смерть. А в Польше принято умирать как можно тише. И лишь после смерти человека рак во всем своем величии победителем восходит на пьедестал, когда в газетах или на порталах напишут в общих чертах и патетично, как это принято в некрологах, что такой-то «стал жертвою неизлечимой болезни».
Я просидел в кресле больше двух часов. Давно не выпадало мне столько времени на раздумья о себе, но никогда еще мне не было так плохо наедине с собственными мыслями и никогда еще я не чувствовал, что так одинок. А сидел, потому что после появления метастазов в позвоночнике хождение стало причинять мне боль даже более острую, чем сверление зуба без наркоза. Когда на мониторе высветился мой номер, я достал из кармана смятый листок со своими вопросами и зашел в кабинет. Доктор сидел с задумчивым видом, разглядывая бумаги, лежавшие на столе. Даже не ответил на мое приветствие. Перевел взгляд на меня, снял очки:
– Не стоило, господин доктор, беспокоить себя визитом ко мне. Если бы пришла ваша жена, я бы это еще понял. Но ведь вы-то сами врач, да не из рядовых, а с ученой степенью, полученной в шведском Каролинском институте. Я полагаю, что вы уже сто раз прочитали все это, – сказал он и обвел рукой лежавшие на столе бумаги. – Так что сами должны понимать и, думаю, вполне понимаете, что скоро умрете. И пришли ко мне, чтобы я предотвратил неизбежное. Но сие не в моих силах, господин доктор. Я мог бы много душеподъемного сказать в этом случае, мол, крепитесь, мы еще повоюем и т. д. Кому угодно мог бы, только не вам. Из уважения к вашим знаниям. Железу удалили с опозданием на два года. Ваш PSA[8] в сыворотке крови непосредственно перед удалением простаты был двузначный. Двузначный, господин доктор! Не представляю, как вы при таких показателях могли принимать своих пациентов – видимо, в туалете? При таких цифрах человек должен ощущать постоянный позыв к мочеиспусканию. Если бы вас направили на проктологическое обследование, врач увидел бы, как ваша простата свисает наружу. Даже пульпации не потребовалось бы. Думаю, недельки три вы еще поживете. Вряд ли больше. Непозволительно пренебрегли вы обязанностью следить за собой, тем более что у вас и жена молодая – и дочка-малышка, о чем меня проинформировал ваш коллега. Друг, очень вам преданный. Так что самое время составить завещание. А когда составите – окунитесь в жизнь: всё повнимательней рассмотрите, всего, чего только душа захочет, попробуйте, ко всему прислушайтесь и всё понюхайте. Побольше общайтесь с близкими. А к нам в клинику приходите под самый конец. Уж кто-кто, а вы точно определите, что пришел конец. И тогда я распоряжусь, чтобы в морфии у вас недостатка не было.
Встал из-за стола, подошел к окну, распахнул его настежь и закурил сигарету, повернувшись ко мне спиной.
Ни разу не пришел ко мне с обходом, зато морфий здесь колют по первому же требованию. Как хорошо, что ты есть у меня. Я это хотел тебе сказать. Он был прав: я уже давно все понял, но слишком долго боялся признаться. Помнишь, как мы в Брюсселе после конгресса пошли в магазин, и я купил три платьица для Мартуси? Трех разных размеров? Просто я хотел представить ее в этих платьицах, когда меня уже не будет на этом свете…
Прощание
Pożegnanie
От ее сестры из Польши звонка можно дождаться только в двух случаях: или кто-то родился в семье, или умер. Со времени последнего звонка, когда родился племянник, прошло много лет, а когда недавно приезжала невестка, то определенно не была в положении. К тому же у всех кузин уже давно миновал детородный возраст. Значит… Дрожание руки, перед тем как поднять трубку, формальные приветствия, пауза, всхлипывания на другом конце линии, а дальше – кажущаяся бесконечной тишина. Напряжение растет, зубы сжимаются крепче, и такое чувство, будто на шее затягивается петля… Парализующий страх. А потом… огромное облегчение, горячие слезы на щеках и долгое молчание. Уф-ф, не мама… Стало быть, он… Отец…
– Вот как вы думаете, сколько лет можно прожить в паническом страхе и не сойти с ума? Все детство? Всю молодость? Сколько можно сгорать от стыда, чувствовать свое бессилие, беспомощность? И каждый раз искать спасения в бегстве из дома? Как вы думаете, что должно было произойти, чтобы, услышав от сестры: «Сегодня ночью умер отец», ощутить в первый момент облегчение и благодарность?! Но это облегчение ненадолго: уже спустя минуту из всех закоулков памяти начинают вылезать демоны, причем все сразу. Как по команде. Видишь и слышишь всё так четко, будто это было только вчера вечером или даже час назад. Весь этот немыслимый ад. Скандалы, во время которых он, с разбитой головой, весь в крови и смердящий перегаром, с осколками оконного стекла на губах и в волосах, ломился в комнату через закрытую балконную дверь. Когда он безумствовал с пеной у рта, круша стулья о стену, смахивая со стола тарелки с едой и пиная мать. Когда я изнемогала от страха, видя, как он орет на тихо плачущую маму, забившуюся в щель между батареей и холодильником. Когда я хотела что-то сказать, но никак через горло не лезли слова: «Папа, перестань, не надо!», хотя я видела, что он ее бьет. А потом я бежала из дома куда подальше с онемевшей от страха, неспособной уже плакать сестрой-малышкой, понимая, что оставляю там беспомощную мать один на один с пьяным живодером, моим отцом. Бежала в отделение милиции и истерически молила о помощи, а потом несколько недель сгорала от стыда, что «заложила родного человека». Или когда приезжала бабушка, в смысле – его мать, и с плачем сообщала, что «папочку нашего снова посадили», а я молилась, чтобы ему впаяли срок побольше, и начинала считать дни до конца его отсидки. Но приходило время его возвращения, и мама врезáла три новых замка во входную дверь, а он снова вламывался через балкон и снова бил маму. Смываешь капли крови, что упали из носа, безнадежно испортив твою гордость – белые кеды, а ночью обдумываешь с братом планы, как бы так треснуть его в следующий раз, чтобы он сдох. А потом твой младший брат записывается в качалку, тренируется каждый день и обещает, что скоро, очень скоро он сможет всех вас защитить.
Замираешь, пораженная яркостью этих воспоминаний. Думаешь о том, что, возможно, сейчас, когда его больше нет на свете, когда он уже больше никогда не вломится через балкон, для тебя и для всех наконец настали хорошие времена. Вздох облегчения, благословенной амнезии. Надежда, что когда-нибудь наступит время и то, что никогда уже больше не случится и к чему у тебя не будет больше нужды возвращаться, выпадет из твоей памяти, как струпья отпадают с зажившей раны, и ты все забудешь… А сейчас тебе приходится тащиться тысячи километров на его похороны. В Польшу. Как-никак он твой отец. И ты видишь слезы его старушки матери. Потому что потеряла сына, «бедняжку, такого беспомощного против своей болезни», потому что теперь она «осталась одна-одинешенька, без сыночка родненького, защитника единственного». И ты в каком-то оцепенении начинаешь всех обнимать – и сестру, и брата, и долгие годы терпевшую измывательства маму, и рыдающую бабку, которая произвела его на свет. И все обнимают тебя… Хотя нет, не все… Одних только – добрых, нежных – объятий не хватит для тебя. А ты ищешь ошалевшим от отчаяния взглядом: где эти руки, где они, где он? Где отец, которому ты давным-давно так верила и убеждала всех: «Нет, нет, он не напился, просто он очень устал после работы». Рассматриваешь все эти лица и видишь глаза, полные слез. Только не по нему эти слезы. Это какое-то коллективное оплакивание самих себя: обманутого в своих ожиданиях настоящей мужской дружбы сына, постоянно третируемой жены, испуганной дочки-малышки – младшей сестренки, беспомощной матери, тебя – девочки, девушки, взрослой дочери. И когда ты уже настолько умна, что можешь точно определить, у кого какая роль была в прошлом, и ты наверняка знаешь, кто палач, а кто жертва, через маленькую щелочку, образовавшуюся в твоем сердце, когда оно было еще наивным и чистым, детским, протискивается воспоминание о воскресной прогулке, запечатленной на фото, на которое ты часто смотришь. Ты – пятилетняя – в центре, слева мама, справа папа, вовсе не пьяный. Это, должно быть, воскресенье. Все нарядно одеты, улыбаются. Вы идете по аллее парка. Похоже, конец лета, потому что тени длинные. Родители крепко держат тебя за руки и подбрасывают вверх. А ты летишь и совсем не касаешься ножками земли, держишься за руки и, как птичка, порхаешь в воздухе. На папином лице беззаботная улыбка, на мамином – умиление. А у тебя – абсолютная уверенность, что ты не упадешь. Потому что вот они – его плечо, его рука, его ладонь. Его. Твоего отца.
Не желаете взглянуть на фотографию? Она у меня с собой…
Помутнение
Zаćmienie
Видите ли, я его себе выбрала в мужья, четко видя все его достоинства. Недостатки? Что вы такое говорите? Какие недостатки, я вас умоляю! Любовь так ударила мне в голову, что никаких недостатков я у него не видела. Любовная катаракта замутняет ум человека сильнее, чем обычная катаракта – хрусталик в глазу. Это не мои, это ваши слова, где-то у вас я это читала. Ну а поскольку я влюбилась в него практически моментально, точно так же моментально и ослепла, и у меня не было времени рассматривать его недостатки. Впрочем, в тот момент это было последнее, чего я хотела. Когда я познакомилась с ним, мне было уже около сорока, и уже два года у меня не было постоянного партнера, зато снились ужасные сны о менопаузе. Кроме того, у меня за плечами было четыре неудачных (скажем так) брака – два подольше и два совсем мимолетные. Последние – результат алкогольного опьянения и сексуального голода, а ко всему прочему – все это имело место в период своеобразной течки, то есть в самые что ни на есть критические дни. Что же касается так называемых долгих союзов, то они разлетелись с грохотом главным образом из-за того, что, похоже, я слишком сосредоточивалась на недостатках мужчин, с которыми жила. По крайней мере, именно так говорила мне мать, всё больше и больше печалясь по поводу моего вековушества. Сама она за всю жизнь была в супружестве только один раз с моим отцом, самым большим мужским шовинистом и тираном, какого до сих пор приходилось мне – не по своей воле – встречать. Но мнение моей матери не имело в принципе никакого значения. Более убедительными оказались аргументы моей подружки, ставившей степень смыкания пальцев, сквозь которые надо смотреть на мужские недостатки, в прямую зависимость от возраста женщины: «Моя дорогая, чем чаще, глядясь утром в зеркало, ты думаешь о ботоксе, тем реже отказывай ему в близости на первом свидании. Сама убедишься, что четверо из десяти позвонят тебе в первые же три дня. Они ценят хороший секс ничуть не меньше нашего, так что не перестанут тебя уважать. Наши матери еще могли так обманываться, но тогда в Польше мало у кого был телефон. Ну а если уж позвонят, то забудь, что у тебя не было оргазма, что он храпел и ушел, даже не поблагодарив за завтрак. Это всё такие недостатки, которые не имеют никакого значения». Должна признаться, что меня слегка ошарашила эта ее статистика. Хотя бы потому, что в моей жизни было всего четыре мужчины!
И надо же было так случиться, что ровно через неделю после этого разговора мы на работе отмечали день святого Валентина. Жуткий кич и вообще тоска смертная, но поскольку мы являемся фирмой, «связанной с североамериканским медиальным капиталом», пришлось отмечать этот день как бы по необходимости. Одна варшавская фирма организовала кейтеринг. Молодые длинноногие студентки с глубоким декольте и в мини-юбках подносили на серебристых подносах закуски, к которым были прикреплены красные воздушные шарики, а в хрустальных бокалах с подкрашенной в малиновый цвет водкой плавали кусочки льда в форме сердца. Директор фирмы, господин председатель Марчин, самолично явился проконтролировать, потому что мы были для него, как он сказал, «ключевым, стратегическим клиентом». Вот так, под конец дождливого дня святого Валентина начался мой пятый, с позволения сказать, брак, реализовавшийся в полной мере в ту же самую ночь. В сущности, случайно. Господин председатель Марчин просто подсел к столику, за которым сидел мой шеф. Таков уж обычай: деньги к деньгам, а начальство к начальству. А я всего лишь проходила мимо этого столика, даже не проходила, а летела, простите, в туалет. Мой непосредственный шеф, к сожалению, заметил меня. Он вообще на фирме замечает в основном женщин с пышной грудью. И некоторых из них главным образом по этой причине продвигает. Пришлось подсесть на свободный стул. Я тоже хочу продвижения, но не из-за бюста. Села между двумя административными шишками. К счастью, ненадолго. Вы даже не представляете, какое облегчение испытывает человек, когда может опорожнить мочевой пузырь. Никакой оргазм не идет в сравнение. И когда я вся такая порхающая, с ощущением благодати возвращалась из туалета, господин председатель Марчин встал из-за столика и уважительно так спросил меня, не желаю ли я насладиться его сигарой. Ну а я что, естественно, желаю. Я иногда люблю почувствовать губами сигару. Оказалось, что наше с председателем понимание сигары не совпадает. Мы вышли из здания офиса и… остановились перед входом, рядом с урной. Председатель Марчин достал из коробочки какой-то коричневый огрызок родом из супермаркета для бедных. Тогда я игриво заявила, что курю только кубинские коибы, а он стал рассказывать мне о возлежащей на нем большой ответственности, какую несут за собой доставка закусок по «самым высоким адресам в нашей столице» и «необходимость всё держать в строгой тайне». Когда мы входили в лифт, у меня появилось чувство, что через секунду я окажусь один на один с суперагентом ЦРУ. У него было такое гипертрофированное эго, что – как мне показалось – оно должно было идти по лестнице, потому что даже в нашем огромном офисном лифте оно не поместилось бы. Потом мы втроем сели за пустой столик: он, его
Вот уже три года я терплю его недостатки. А однажды его прорвало в такси: он сделал мне предложение и велел таксисту сменить маршрут и ехать в загс. Осечка. Сотрудница как раз только вышла на обед. И тогда его
Поделиться книгой: