Хреновый детектив

— Пойди позыркай вокруг, — деловито распорядился Костик, поправляя свою таксистскую кепку.

— А этот? — засомневался блондин и кивнул на меня.

— Сам присмотрю, иди.

Сунув в карман замотанные носовым платком кулаки и посвистывая, блондин вскарабкался на обломок лестничного марша, огляделся и, чертыхаясь, заковылял к зияющим провалам подъездов, через минуту вынырнул на балконе третьего этажа, свистнул, мол, всё в порядке, и исчез снова.

С унылой безнадёжностью я стал отыскивать взглядом какой-нибудь предмет, которым можно было бы в критическом случае врезать по затылку самоуверенно развалившегося за баранкой Костика, но тот, словно читая мои мысли, глянул на меня в зеркальце и усмехнулся:

— Не шали, парень, на тот свет ещё успеешь! — Затем неожиданно повернулся ко мне и, понизив голос, проговорил: — Слушай внимательно, сейчас этот хер вернётся — бей его. Бей до смерти, понял? — И, заметив моё недоумение, тут же разозлился: — Что уставился? Придурок, что ли? Я тебе шанс даю уйти живым. Не ясно? Арматурину подбери какую-нибудь или камень… Только до смерти бей, понял?

— А ты? — Его слова сбили меня с панталыку окончательно.

— Не твоя забота. Меня здесь никто не видел. Сами вы с ним поцапались, сами разобрались, а я здесь — сторона.

Мы выбрались из машины, я послушно подобрал увесистый обрезок арматуры и спрятал в рукав.

— Ну, спасибо, — только и успел сказать я Костику, — вот не ожидал…

— Да пошёл ты! — огрызнулся тот в ответ.

Наконец, неловко перескакивая через кучи мусора и высоко задирая ноги, появился блондин. Задыхаясь, он сообщил:

— Всё в ажуре, в радиусе километр ни одной живой души. — Потом покосился на меня и сунул руку в карман.

— Ну! — неожиданно громко закричал Костик. — Чего ждёшь, мудак?!

Вытащив своё оружие, я принялся размахивать им, представляя, как это делал бы какой-нибудь фильмовый супермен с нунчаками. Блондин удивлённо отшатнулся и уставился на нас пустым бараньим взглядом. Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, Костик подскочил ко мне, вырвал арматурину и отработанным движением опустил её на голову блондина. Однако тот успел заслониться и плаксиво завопил:

— Ты что же это делаешь? Перегрелся, сука?! Ой, бля… Чего ты?!

Они бестолково возились в двух шагах от меня, и Костик с несвойственной для его комплекции прыткостью наскакивал, а блондин пытался увернуться от ударов, что-то причитая и матерясь. Наконец, он пришёл в себя от первоначального шока и сунул руку в карман.

— Нож! — закричал я Костику, и тот, с силой оттолкнув от себя соперника, выхватил из кармана пистолет.

Дальше всё развивалось и впрямь как в каком-то западном боевике. Глухо хлопнул выстрел, долговязое тело блондина неестественно выгнулось, сопротивляясь удару, а когда лёгкий дымок рассеялся, на гладкой коже куртки вдруг возникло аккуратное круглое отверстие, из которого брызнула струйка крови. Лицо блондина разглядеть не удалось, потому что его резко подбросило и тотчас опустило на острый обломок плиты. Всё произошло в течение каких-то секунд, и я смотрел на это тупо и неподвижно, хотя, наверное, стоило воспользоваться моментом и дать дёру.

— Чего пялишься? — хрипло пробормотал Костик и стал вытирать потное, перемазанное пылью лицо. — Я же говорил, бей сразу, а ты… мать твою!

— Он… мёртв? — Ничего умнее спросить я не догадался.

— Само собой, — охотно подтвердил Костик, — это только Ленин живее всех живых… А пришил его, между прочим, ты. Так и запомни.

В голове у меня мелькнуло, что он просто сумасшедший, поэтому перечить ему не надо, лучше поскорее исчезнуть, и я стал пятиться, но не успел. Костик подхватил брошенный прут и с размаху врезал мне по плечу. От резкой боли в глазах потемнело и перехватило дыхание. Как и блондин минуту назад, я оторопело уставился на него, но последовал второй удар, от которого я благополучно и надолго выключился.

4

Очнулся я, когда стемнело. В ушах звенели неземные ангельские голоса, в глазах всё двоилось, однако я сумел различить, что вокруг по-прежнему никого нет. Не было и Костика. Я мог бы пролежать тут ночь напролёт, и никто меня не нашёл бы на этой забытой Б-гом и людьми стройке.

Сперва я упирался щекой в колючую похрустывающую щебёнку, потом перевалился на спину и, глядя в темнеющее вечернее небо, стал потихоньку приходить в себя. Если лежать, не шевелясь, то голова почти не кружилась, а ангельские голоса не так назойливо давили на перепонки.

В весёленькую историю я влип однако! Файнберг убит, Лена неизвестно где, да и меня самого какие-то психи чуть-чуть… Стоп! Один из них и сейчас тут, рядышком…

С трудом я приподнялся на четвереньки и сразу обнаружил, что сжимаю в руке… пистолет. Тот самый, из которого Костик застрелил блондина. С ужасом я отбросил пистолет и беспомощно огляделся.

Всё происходящее сильно смахивало бы на бред отравленного пошлыми детективами воображения, если бы в пяти шагах от меня не лежал вполне реальный труп — уже второй за сегодняшний день. Орудие убийства с моими отпечатками пальцев — вот оно, тоже рядышком.

С оружием я имел дело добрый десяток лет назад на институтских учебных стрельбах. Это был старый, истёртый сотнями ладоней автомат АКМ, пистолет же видел только у постовых милиционеров, и то в кобуре. Желания иметь собственное оружие у меня никогда не возникало, да и к чему оно? Газовый баллончик у меня, правда, есть, но я им ни разу не пользовался. В тех редких случаях, когда он действительно был нужен, под рукой его, как назло, не оказывалось.

Но как поступать сейчас — кто бы подсказал? Если дождаться, пока меня здесь кто-нибудь обнаружит, то хрен докажешь потом, что я не при чём, и убивать собирались как раз меня, а по ошибке грохнули этого белобрысого парня. И пистолет с отпечатками моих пальцев вовсе не мой… Костик не такой уж дурак, рассчитав, что треснет меня посильнее арматуриной, всунет в руку компромат, и я буду спокойно прохлаждаться в благословенном беспамятстве до тех пор, пока кто-нибудь накроет меня с поличным.

Одно ясно — оставаться здесь глупо, нужно сматываться. Идти в милицию бессмысленно, по крайней мере, сейчас. Нужно искать самому. Искать этого Костика, искать ещё чёрт-те знает кого, но искать… Странная у меня сегодня планида — как увижу труп, сразу бежать. Сколько их ещё будет? Я за всю свою жизнь столько не видел, сколько сегодня…

Покачиваясь, я встал с четверенек и, немного подумав, поднял пистолет. Пусть пока побудет у меня. Чем оставлять его на месте преступления с моими отпечатками, лучше утопить в какой-нибудь речке. Да простит меня богиня правосудия Фемида за ту повязку, которую я ещё туже натягиваю ей на глаза…

Перед тем, как уйти, я решил всё же осмотреть труп блондина, вдруг появится какая-то зацепка. В карманах измочаленной прутом куртки ничего интересного не оказалось, обыкновенный мужской набор: ключи, сигареты, зажигалка, использованные троллейбусные билеты, больничный бюллетень недельной давности на имя Скворечникова Александра Петровича 1963 года рождения. Лишь на отвороте воротника я обнаружил большой в пол-ладони значок — двуглавый орёл, герб дореволюционной Российской империи.

Находка наводила на некоторые размышления. Хоть в последнее время этот герб и реанимировали в качестве государственной символики, но что-то я не видел особо много желающих носить его как значок. Это удел сопливого пацанья, накачиваемого различными группировками — от откровенных фашистов с их бредовыми идеями языческой Великой Руси, царящей над миром, до полуподпольных экстремистов-коммунистов с теми же, по сути дела, амбициями и имперскими закидонами. Но одно дело — зелёная молодёжь, легко ведущаяся на громкие словеса. Взрослый же мужик, играющий в игры с подобными эмблемами, — это уже конкретный адрес. Если до этой находки вполне можно было бы предположить, что убийство Марика и погром в офисе дело рук какой-нибудь уличной шпаны, то теперь уже цепочка выстраивалась однозначно.

Так что моё дурацкое письмо, состряпанное с единственной целью напугать своего конкурента, явилось каким-то жутким катализатором, подвигнувшим на действия подобных упырей, пожирающих при случае — и я в этом только что убедился — друг друга. Идиот я несчастный, накликал беду… Честное слово, мистика какая-то.

Поглубже засунув пистолет в карман и кое-как отряхнувшись, я последний раз оглянулся на труп и на негнущихся ватных ногах отправился к выходу со стройки.

Район оказался знакомый и не очень далеко от моего дома. Пройдя два квартала и не обнаружив ничего подозрительного, я присел на скамейку в тени под деревьями и принялся размышлять, как поступать дальше. Голова всё ещё отказывалась соображать, но я напрягал себя изо всех сил.

Для начала займёмся подсчётами. Файнберга убили не раньше, чем за час до моего прихода. Это вычислить вполне мне по силам: офис открывается в три, и вряд ли Марик пришёл туда раньше, тем более моё письмо он получил в обед. Просто почту раньше не приносят. Я же пришёл около четырёх. Значит, убийцы успели за это время сделать своё дело, куда-то утащить Лену, если она там была, и вернуться за мной. Едва ли им нужен был именно я, ведь в офисе в последнее время я не появлялся, так что попался случайно. Для чего же они вернулись? Кого-то искали? Сплошные загадки.

Я даже усмехнулся: начитаешься детективов, и лезет в голову всякая чертовщина. Этак свою тень заподозришь в шпионаже на новозеландскую разведку! Наверняка всё проще и банальней, только от этого не легче. Шутка ли сказать — два трупа за сегодняшний день и ни одного за всю мою предыдущую жизнь.

Но не будем отвлекаться, потянем ниточку дальше, насколько сумеем. Скворечников Александр Петрович — имя ни о чём не говорит. Его приблатнённость, кожаная курточка с заклёпками, ножик и значок с гербом — довольно скудная информация. Едва ли что-то прояснится, когда через пару дней в разделах криминальной хроники газеты напишут о найденном трупе. Наверняка не скажут о принадлежности к националистической конторе типа «Союза». Кстати, они носят подобные значки? Впрочем, это неважно. Главное, что о них ничего не скажут. О таких вещах у нас стыдливо умалчивают. Как об онанизме или гомосексуализме. Вроде бы они есть, и вроде бы их нет.

Второй — мужик таксистского вида по имени Костик — вообще для меня сплошная загадка. Кто он на самом деле и для чего ему понадобилось спасать меня? Чтобы я тотчас заложил его в милиции? Глупо надеяться на то, что я умолчу о нём на следствии. Если даже не докажут его причастность к убийству Файнберга, то ведь убийство Скворечникова произошло на моих глазах, и он отлично понимает, что выгораживать его — значит, брать убийство на себя. Не пойму, каков его расчёт идти на мокрое дело ради меня. Тайные симпатии к евреям? Смешно… С другой стороны, хитро, гад, закрутил — порешил подельника, потом вырубил меня и воткнул пистолет в ладошку, дескать, ребята дуэль учинили на стройке, а он проходил мимо, целочка невинная и глазки голубые…

И ещё одного не пойму: для чего затевался этот спектакль? Не проще ли было шлёпнуть меня, уложить рядом с Мариком — и концы в воду? Ищи потом ветра в поле. Попытка выставить меня убийцей Скворечникова, а, если принять во внимание дурацкое письмо, то и Файнберга, наверняка при более детальном изучении потерпит крах. Не такие уж простофили наши милицейские сыскари, чтобы не разобраться в этом. Когда надо, они могут пахать, как звери.

Но и полагаться на здравый смысл особенно не стоит. Наверняка нужно будет тридцать три раза доказать всем свою непричастность перед тем, как всё прояснится. Это-то меня и не устраивает. Пока есть время, нужно что-то делать самому.

На часах почти семь. После моего посещения офиса прошло уже три часа, и труп Файнберга наверняка обнаружен. Может, и Лена отыскалась. Не дай Б-г, чтобы и её… Скворечникова пока не нашли, но скоро и его кто-нибудь обнаружит. Надеюсь, моей особой пока не интересуются, хотя и это не мешало бы осторожно проверить.

Постанывая от боли в плече, по которому мне здорово врезали ещё в офисе, а потом Костик добавил на стройке, я медленно пошёл по улице, на всякий случай поглядывая по сторонам и держась в тени деревьев. Из телефона-автомата на углу я позвонил сперва домой и выяснил от стариков, что до обеда меня никто не домогался, а потом звонки пошли беспрерывно, но все меня только пытаются найти и никто не говорит зачем. Старикам о своих приключениях я благоразумно рассказывать не стал, но предупредил, что, может быть, задержусь, а если не приду ночевать, значит, срочно укатил в командировку. Иногда я пользовался таким запрещённым приёмом. Чтобы старики не почувствовали неладное и не засыпали меня вопросами, я поскорее повесил трубку.

Второй звонок был в офис. Не знаю, для чего мне это понадобилось, но я понимал, что не успокоюсь, пока не узнаю, что там творится. Трубку тотчас сняли, и чей-то незнакомый голос спросил, кто звонит. Отвечать я не стал, и поскорее нажал на рычаг. В офисе наверняка уже милиция. Очень хотелось, конечно, спросить, где Лена, но засвечиваться пока рановато. Всему своё время.

Третий звонок я сделал Вале. С этой авангардной поэтессой и довольно большой смурнячкой меня связывала какая-то странная давнишняя дружба. Валя была нелюдима и одинока, как могут быть одиноки лишь непризнанные гениальные поэты, шумных компаний на дух не переносила, но меня, при всей моей суматошности, как ни странно, воспринимала нормально. Или, может быть, терпела, раз уж отшить с первого раза не получилось. Поначалу она пыталась увлечь меня своими эзотерическими рифмами, кои я заглатывал их без особого аппетита, предпочитая что-нибудь более традиционное, хотя изысков не отвергал, и уже одним этим приобрёл её симпатию. Иных интересов, которые могли бы нас сблизить, не было, и каждый раз после проведённой у неё ночи я задавал себе риторический вопрос: на кой чёрт мне всё это надо? Не морочил бы я ей голову своими редкими визитами, может, вышла бы она замуж за какого-нибудь мужичка, пописывающего аналогичные стишки, нарожала бы детишек и завязала бы со своим смуром. Вела бы нормальный образ жизни, как остальные… Разум подсказывал одно, но проходило какое-то время, и меня тянуло к Вале снова. Никаких рациональных объяснений этому не было, и я летел к ней, закусив удила, как шестнадцатилетний прыщавый школяр к умудрённой жизнью женщине, наконец-то, соизволившей преподать ему мастер-класс постельных премудростей.

Валю я предупредил, что, может, завалю в гости сегодня вечером, но, если спросят обо мне, ничего никому не говорить. Последнее наверняка лишне, ведь наша связь для всех секрет, однако мало ли что. Многие наверняка про это знали, но ещё никто пока не додумался разыскивать меня когда-нибудь у Вали.

И последний звонок после некоторых колебаний я совершил Толику, своему единственному закадычному другу, который в настоящее время доблестно трудился опером в уголовном розыске. Уж, он-то подскажет, как поступать. При всём его показном гусарстве и неискоренимом мальчишеском стремлении попижониться перед простыми смертными, мужик он, в целом, положительный и подлянки не сделает. Хоть, по долгу службы, и вынужден дудеть в чужую дуду, но совести и порядочности ещё не утратил. На него, признаться, я возлагал самые большие надежды, однако дома его не оказалось. Записной же книжки с его рабочим телефоном у меня, как на грех, с собой не было.

Рассудив, что звонить пока больше некому, я отправился восвояси. Никаких планов в голове не выстраивалось, шарики вращались медленно и со скрипом. Это только в книжных детективах действие разворачивается стремительно, на одном дыхании, и главный герой всегда знает, как поступать. Я, видно, в герои не гожусь, к тому же, очень не хочу попадать в истории со всяческими боевыми единоборствами — тут возможностей у меня куда меньше, чем у плечистых книжных и киношных суперменов. И всяких братков, качающихся в спортзалах. Вон как косточки до сих пор болят… Хреновый, одним словом, из меня детектив.

5

У газетного ларька я притормозил. Вредного вида старуха в старомодных роговых очках убирала разложенные на прилавке газеты и журналы. На всякий случай прошамкав «закрыто», она недовольно стрельнула по мне взглядом и поскорее убрала коробочку с деньгами.

И тут мне на ум пришла гениальная идея, которая могла бы дать пускай и маленькую, но вполне реальную зацепку для дальнейших поисков. Может, это даже единственный вариант, который пусть и не выведет на непосредственных убийц Файнберга, зато позволит нащупать их вдохновителей. А там — чем чёрт не шутит… Вероятен, конечно, и прокол, но в любом случае это лучше, чем болтаться по городу в ожидании, пока тебя прихлопнут, как комара, какие-нибудь очередные костики.

Необходимо срочно разыскать Лёху Фетисова, журналиста из областной газеты. Уж, из него-то я вытрясу более или менее достоверную информацию о наших местных «православных» и прочих картонных патриотах.

До последнего времени Лёха был вполне приличным человеком и неплохим журналистом, печатавшим материалы на морально-бытовые темы и репортажи из зала суда, слыл довольно прогрессивным и неглупым газетчиком. Знакомы мы с ним были с детства по литературному кружку в Доме пионеров. Писал он поначалу тяжеловато, потом пообтесался в заводской многотиражке, а после заочного факультета журналистики перешёл в областную газету, где и работает по сей день. Особо близкими друзьями мы так и не стали, лишь здоровались при встрече, но после того, как года полтора назад Лёха по корреспондентским делам побывал на каком-то из многочисленных сборищ патриотов, заразился вирусом юдофобии и стал строчить статьи о поруганной России и разграбивших её инородцах. Отношения после этого между нами испортились окончательно. Правда, я для чего-то пытался пару раз вызвать его на разговор по душам, но каждый раз он категорически отказывался, считая, вероятно, что порочить свою кристально-чистую репутацию связями со мной ему не пристало. Может, от водки со мной он и не отказался бы, то тут уже мне не хотелось выпивать с ним за компанию. Однажды он даже выдал в газете фельетон о некоем хитреце с крючковатым носом, посулившим ему за молчание по национальному вопросу довольно крупную сумму в презренных долларах, на что он, естественно, ответил мужественным отказом, невзирая на собственные жилищные и финансовые проблемы. Вот каким гадким человечком оказался Лёха Фетисов, мой бывший собрат по литкружку.

Уж, если пытаться выяснить, что сейчас в мозгах у твоих недругов, то лучше Лёхи об этом никто не поведает. Для них он теперь свой человек в доску. Вот и мне пригодится.

Жил он где-то на окраине города, в рабочем микрорайоне. Адрес я приблизительно помнил, а чутьё да всезнающие старушки у подъездов, безусловно, знакомые с «корреспондентом Фетисовым», не позволили долго блуждать среди однообразных пятиэтажных хрущоб.

Обосновался Лёха на четвёртом этаже облупленного, с выцветшими стенами панельного дома. По щербатым грязным ступенькам, переступая лужицы неиссякающей кошачьей мочи, я поднялся наверх и надавил на кнопку звонка. Особого удовольствия от предстоящей встречи я не испытывал, но это было необходимо, и настроен я был весьма решительно.

Дверь отворила Лёхина жена Верка, растрёпанная и вечно помятая бабёнка, третьесортная актриса в нашем второсортном драмтеатре. Запахивая халат, она непонимающе уставилась на меня и сипло поинтересовалась:

— Чего надо?

Знала она меня отлично, однако решила, видимо, подобно мужу, строить из себя полную невинность и не иметь никаких дел с такими прохвостами-инородцами, как я. Участвовать за компанию со мной торговлей родиной она не желала.

— На тебя пришёл полюбоваться и на твоего муженька. — Я попробовал отодвинуть её плечом и пройти в прихожую, но она не пускала. — Ого, Лёха наверняка в командировке, а свято место пусто не бывает! Угадал?

Кого-кого, а Верки я не стеснялся, потому что иного языка она не понимала, и весь город знал про её неукротимую тягу к мужикам, особенно к таким, кто не скупился на деньги. Для Лёхи это не было новостью, однако он почему-то прощал все её выходки.

— Вот ещё! — вызывающе хмыкнула Верка. — Тебя не позвала свечку держать! — Однако воинственный пыл её иссяк, и она посторонилась, неохотно пропуская меня. — Дома Алексей, проходи, раз пришёл. Но учти, ляпнешь ещё какую-нибудь похабень, я тебе эти самые… до пупа обрежу!

Вразвалочку отправилась она на кухню, предоставив меня самому себе.

В единственной комнате Лёхиной квартиры царил застарелый творческий беспорядок. К тому же вчера тут наверняка была не менее творческая гулянка, утром опохмелка, и прибрать бардак было некогда. Великий «корреспондент Фетисов», унылый и такой же помятый, как супруга, сидел за письменным столом и что-то щёлкал на пишущей машинке негнущимися корявыми пальцами.

— Здорово, рупор патриотов! — энергично поприветствовал я своего идеологического противника. — Рожаешь очередную эпохалку для своего бульварного листка?

Лёха удивлённо скользнул по мне взглядом, и в его потухших глазах пробудился некоторый интерес.

— Чего надо? — так же, как и Верка, недружелюбно спросил он. — Какого чёрта явился?

— Поговорить нужно. И чем скорее, тем лучше.

— Не о чем нам с тобою сегодня разговаривать!

— Так уж и не о чем! — Я решил действовать нахрапом, потому что иные варианты сейчас не годились. — Разве ты ещё ничего не знаешь?

— А что я должен знать? — Больше всего Лёхе сейчас хотелось пива, но журналистская жилка в нём всё же была.

Кратко я рассказал ему о том, что произошло сегодня, лишь утаил сюжет со своими подмётными письмами, и Лёха ошарашено откинулся на спинку стула. В нашем провинциальном болотце подобные скандальные истории никогда не случались, а если кто-то кого-то и убивал, то не иначе как по пьяному делу. Даже убийств из-за ревности у нас не было, больно рыбья кровь у наших обманутых мужей. Лёха тому яркий пример.

— Ну и нафига ты мне это вещаешь? — Лёха решил прощупать, какие у меня планы, ведь неспроста же я пришёл именно к нему. — Учти, я тебе не союзник. Мы с тобой, — он непроизвольно икнул, — идеологические враги…

Долго рассусоливать не хотелось, нужно сразу брать быка за рога.

— Какая разница? Как бы ты ко мне ни относился, ты должен помочь. Если ты, конечно, порядочный человек. Ведь погибли люди…

— Ишь, ты! — изумился Лёха. — И чем же, интересно, я тебе помогу?

— Ты вхож в «Союз православных», да?

— Вхож не вхож — тебе какое дело? — Он всё ещё соображал довольно туго. — Что тебе от них надо? Если какие-то их секреты, то никаких секретов я не выдаю. Да и не знаю я ничего… А тебя туда на пушечный выстрел не подпустят!

— Мне и не надо. Мне бы только получить кое-какую информацию.

Кажется, Лёха начал потихоньку приходить в себя, и мой рассказ пробудил в нём любопытство. Он неспешно закурил, разгрёб пятернёй растрёпанные волосы и прищурился:

— Вот что я скажу. Помогать тебе я не стану, хоть ты тресни. Почему, спрашивается, я должен верить, что это не какая-то внутренняя разборка между вами самими? А для отвода глаз приплели сюда «Союз православных» — уж, ему-то наплевать, на все эти ваши дела, на него и так всех собак вешают…

Мне страшно не хотелось тратить время на выяснение, кто на кого вешает собак, поэтому я перешёл к сильнодействующим средствам. Выудив из кармана пистолет, я покрутил им перед Лёхиным носом:

— Видишь? Разве приходят болтать по пустякам с такими вещицами?

От неожиданности Лёха выронил сигарету и вытаращил глаза:

— Откуда у тебя это? Ты что, меня убивать собрался?!

— Из него убит твой коллега по «партии», но убил его не я, и ты об этом уже слышал.

Минуту Лёха разглядывал воронёную сталь, потом нахмурился. Хоть и пистолет всегда побуждает соображать быстрее, но Лёха, казалось, пока зациклился на одном:

— Ты его для чего принёс? Припугнуть или… как этого моего «коллегу»?

— Ну, и дурак же ты! — плюнул я в сердцах, спрятал пистолет и обиженно отвернулся. — Разве мне это сейчас нужно?

— Слушай, — Лёха примиренчески тронул меня за рукав, — объясни толком, что ты хочешь? С кем ты собрался воевать, с какими призраками? Хоть ты, по правде говоря, мне и неприятен, но о таких вещах давай покумекаем…

Некоторое время мы сидели, надувшись друг на друга, как мышь на крупу. Потом из кухни выглянула Верка и с любопытством уставилась на нас.

— Жрать со мной будешь? — миролюбиво поинтересовался Лёха. Я неопределённо пожал плечами, и он скомандовал: — Верунчик, изобрази-ка чего-нибудь на скорую руку!

— Пошёл ты! — огрызнулась Верка, но яичницу всё же поджарила и открыла банку каких-то овощных консервов.

Лёха почти не ел, видно, после вчерашнего в него ничего не лезло. Во мне же проснулся волчий аппетит, и я вычистил почти всё, что было на столе, лишь от водки отказался. Лёха сидел напротив меня, крутил пальцем рюмку и задумчиво мусолил сигарету. Наконец, он сказал:

— В общем, так. Это дело меня заинтересовало. Но учти, я вовсе не собираюсь тебе помогать, и твои сионистские идеалы мне по барабану. Попутно добавлю, что и лозунги «Союза», к которой ты меня причислил, мне глубоко безразличны. Кое-что в их программе я принимаю сочувственно, а в остальном, как ты изволил признать, я человек все-таки приличный. Есть у меня и собственные убеждения, которые я отстаиваю всегда и везде. Не подхожу кому-то — мне это, извините, до одного места. С кем вожусь и на чьих собраниях сижу — тоже моё дело. Как у каждого честного русского человека, у меня есть идеалы, не всегда, может, совпадающие с общепринятыми, но это уж… — Он вздохнул, прервав на полуслове декларацию своих радикальных взглядов, и перешёл к деловой части: — Всё, что ты рассказал, меня заинтересовало, скажем, только как журналиста. Повторяю, как журналиста, не больше. Если мне удастся откопать что-нибудь пригодное для тебя, то это будет сделано лишь с целью написания криминальной статьи. Но учти, мои симпатии вовсе не на твоей стороне. Чтобы потом не было обид. — Он криво усмехнулся. — А пушкой своей ты меня не пугай и перед моим носом ею не труси, лучше сдай в милицию, так оно спокойней. — Он прошёлся по комнате взад-вперёд, почёсывая бугристый затылок, потом уселся напротив меня и тряхнул чёлкой. — А теперь давай опять сначала и по порядку…

Минут тридцать мы обсуждали план действий. Конечно, любой сколько-нибудь искушённый читатель детективов осмеял бы меня и наш план от начала до конца. Дескать, не мог придумать ничего умнее, как отыскать себе такого занюханного компаньона! Да и план был, мягко говоря, не очень оригинальный, ведь ни я, ни Лёха не имели ни малейшего представления, как это делают. Но деваться некуда, а разыскивать профессионала Толика — лишь время терять, которое пока работало на меня. Единственное, что не очень устраивало меня, это то, что игра в детектив стала для меня вопросом жизни или смерти, для Лёхи же увлекательным приключением, в конце которого наверняка наберётся материал для скандальной газетной публикации.

Собственно говоря, многого Лёха наверняка не разузнает, ведь среди патриотов сошка он мелкая, в святая святых его не допускают и в тайные планы не посвящают, однако журналист он на местных медийных просторах всё-таки признанный, и с его мнением считаются. Некоторой информацией разжиться он наверняка сумеет, параллельно прозондировав, кто такие убитый Скворечников и Костик с белыми «Жигулями». На всякий случай, я не стал расписывать, как Костик спас меня от смерти. До конца Лёхе я пока не доверял — мало ли что ему придёт в голову завтра! Пойдёт и выложит всё, что разузнал от меня, а потом на меня с десяток таких костиков охотиться начнёт!