Платан

– Где принцесса?

– Какая принцесса? Не было здесь никакой принцессы, пособника твоего мы взяли, вместе и оставаться вам в Башне Забвения, пока кости не побелеют, к этому и приговариваю. Уведите!

И повели его в дальний угол замка, где возвышалась страшная башня, оставшаяся от древнего правителя, что дела колдовские в ней творил, жертвы кровавые приносил в угоду диаволу, да обезумев окончательно, с нее однажды сиганувший. Не трогали эту башню, опасались, только вход заколотили, да камушком тяжелым привалили. Вот в ней и придется свои последние дни Платану провести. А когда зашел он в башню, камешек опять к двери придвинули, да ушли все. Остался только Олов, насмехался за дверью над горе-дровосеком, слова страшные проговаривая.

И прошипел он в злобе, что платановыми руками от ненавистной принцессы избавится, на него свалят ее убийство! А потом мертвыми их обнаружат в башне, где никто и не подумал бы ее искать. А стражников, что сюда его привели, удушили уже. Да, опять вина на Платана ляжет! Он, скажут, их прикончил, когда бежал, да принцессу бедную, похитил. А потом Олов ушел, песенку фривольную насвистывая. Попытался дровосек плечом своим могучим дверь вышибить, да все без толку, ни на волос не сдвинулась.

Пришлось Платану наверх идти по винтовой лестнице, и не было ей ни конца, ни края, до того башня высокая была. Последняя площадка расширялась в комнату мрачную, где стоял большой стол, с металлической столешницей ржой попорченной, да тряпье всякое грудами в углах сложенное. Одной стены у той комнаты не было, обрывалась она глубиной бездонной в сторону леса, деревья которого казались карликовыми кустами. Кричи – не кричи, никто не услышит!

Тра-ра-рам Восьмой

Тут тряпье в углу зашевелилось, и показался давешний юнец с заплаканными глазами. Снял он шапку черную и хлынул каскад волос на плечи. Принцесса! Помог ей Платан встать да крепко обнял. Застыла принцесса в объятиях, прижалась крепко, да говорить начала. А рассказала она о том, что давно Платана полюбила. Увидела его как-то на реке, где лес сплавлял. Да так ловко Платан по бревнам бегал, когда в плоты их вязал, что не удержалась – остановила коня, дровосеком залюбовалась.

В лесу же она на него вышла случайно – услышала стук топора, когда от Олова с друзьями бежала. А увидев и узнав, замерла, не могла никак насмотреться на тело его ладное, да движения точные, пока окрик не услышала, но не в ту сторону кинулась, вот и оказалась под ветками.

А потом притворилась, будто сознание потеряла, очень уж мечталось, чтобы Платан на руки взял, тепло тела его почувствовать хотелось. А когда рану промывал, чуть себя не выдала. Жаль, что Олов настиг и плеткой дровосека хлестнул.

Но по свежему этому шраму она в шуте на балу Платана признала, маска не все лицо закрывала. Поэтому глаз спустить и не могла, хотелось глядеть и глядеть.

А потом еще ночью на него наткнулась, когда под окном регента сидела. Не ведала, что еще рядом кто есть, пока под ногами что-то не звякнуло. Побежала от страха, что выследили ее. Но только сидя верхом на шуте, его признала, луне спасибо, и не смогла не поцеловать, так давно хотелось.

Когда в темницу приходила, не могла свои чувства скрыть, в любви объяснялась. А он, глупый, на слова те не отвечал… И казалось ей, что не любит, от чего отчаяние охватывало, что как только на свободе окажется, уйдет и не вспомнит.

Поэтому с его платочком расстаться не могла, берегла, как реликвию какую, на память от любимого оставшуюся. К его побегу неустанно готовилась, с верными людьми советуясь, стражу подкупая, пока кто-то подлый не выдал ее.

А что под окном делала? Так это дело привычное, регент каждую ночь, как по часам, с сыном совет устраивал, как ее извести, а она на «ус мотала», придумывала, как от их козней оберечься. Иначе давно к родителям на небо отправилась бы…

И вот теперь злая судьба приготовила ей участь погибнуть, так и не узнав ответной любви.

Тут дровосека разморозило, сильнее прежнего принцессу обнял и начал признаваться, что полюбил с первого раза, как увидел. Что перчатку ее каждый день доставал, вспоминая нежный облик. Как во дворец рвался, желая посмотреть на нее в последний раз, прежде чем чужой женой станет, да увидев печальные глаза, встречи той ночью искал, поэтому под окнами регента и оказался. И как принял ее за полюбовника Олова, поэтому на слова любви не отвечал, а только досаду испытывал…

И поцеловал принцессу нежно, и отвечала она на этот поцелуй страстно, а потом сидели они в темноте, и баюкал он ее в своих руках, дожидаясь утра, чтобы встретить солнце вместе, как мечталось когда-то.

Колыбельная дровосека

Ветер-шалун, пролетая на башней,

Нас задевает воздушным крылом.

Все, что случилось, не кажется важным –

Важно, что мы объяснились с тобой.

Нет больше боли, сомнений, печали,

Радость и счастье – ты любишь меня!

Жаль, что мы раньше об этом не знали,

Время потрачено ценное зря!

Дольше смотрел бы в глаза голубые,

Крепче сжимал бы, целуя в уста,

И не искал бы причины другие,

Чтобы почаще увидеть тебя!

Трогать твои шелковистые кудри,

Гладить по коже, что тоже как шелк,

Слышать твой голос, что спорил бы с лютней,

Кто музыкальней? Я б выбрать не смог.

Крепче в обьятьях держать, засыпая,

С мыслью, что утром увижу опять,

Как ты с улыбкой глаза раскрываешь,

И их, и уста я начну целовать.

Все это будет, не бойся, родная,

Я не позволю нам здесь умереть.

Много умею, многое знаю,

Сможем, как птицы, мы в небо взлететь!

В этом поможет наш ветер-проказник,

Верный союзник большого крыла,

Который, лаская тебя, словно дразнит,

Соперником хочет представить себя!

Спи, дорогая, ночь на исходе,

Утром тревоги вернуться опять.

Ветер и солнце нас встретят в полете,

Ты же захочешь со мной полетать?

Тра-ра-рам Девятый

Утро принцессу встретило ясным солнышком и улыбкой Платана. Опять были нежные поцелуи. Но понимал Платан, что еще пара дней и начнут они умирать от жажды – воды не было, дождя не предвиделось. Посадил он принцессу на стол, а сам стал тряпье разбирать.

Оно было рваным, ветром на такой высоте истрепанным, солнцем пожженным, да и не хватило бы его, чтобы веревку соорудить и с башни спуститься. Но не унывал дровосек, собрал в кучу все, что было в той комнате. Посидел, подумал. Помял в руках ткань парусиновую в тряпье обнаруженную, постучал по каркасу стола деревянного и созрел у него план! Не зря труды да чертежи великого Леопардо изучал.

Начертил он на стене контур устройства для принцессы непонятного, но который Платан очень хорошо помнил, все расчеты произвел – и нагрузку, и размах. Потом разломал стол на части нужные, связал, ткань парусиновую сверху натянул, ее как раз на два крыла хватило, и получился треугольник разлапистый, лямками для рук и осью для управления оборудованный. Получился «дельтус», так этот летательный аппарат Леопардо называл.

Следующую ночь молодые спали спокойно, дневной труд и волнения усыпили их получше дурман-травы. Утром, как только солнце поднялось, решили они в полет пуститься. Оба знали, что на башне смерть неминуемая, а если в полете конструкция рассыплется, то мучительной гибели не будет, быстро все закончится.

Об одном принцесса, стесняясь, попросила на прощание – хотелось ей с невинностью своей расстаться. И о чем ночью думала? Весь график полета порушила! Но очень уж ей захотелось узнать перед смертью возможной, как это быть женщиной. Читала она о любви неземной и блаженстве с мужчиной вкушаемом, вот и приспичило ей все наяву узнать.

Платан возразить было хотел, что уверен в своей конструкции, но устоять перед напором принцессы не смог. Да и кто отказался бы? Любовь действительно неземной была – это на такой-то верхотуре! Ну и про блаженство – я думаю, вкусили оное, Платан не последний парень на деревне, ой, в королевстве был. Дамы да селянки в очередь стояли полюбоваться да блаженство испытать, когда он топором своим работал. Э, как-то двусмысленно получилось… Ну, в общем, как там было, не скажу, лучину не держал, но итог знаю, сама принцесса об этом рассказывала, как о самой романтичной истории, правда не мне. Признаюсь – подслушал.

Расцеловавшись на прощание, привязал Платан к себе любимую, сам лямки дельтуса на плечи одел, руками за ось уцепился и оттолкнулся от открытого края! И полетел! Принцесса глаза не закрыла, хоть замирало в ней все, в лицо любимому смотрела и видела в его глазах восторг от полета. Повезло парню, два восторга подряд испытал!

Опустились они очень далеко от башни, в глухом лесу. Дельтус нырнул в крону самого высокого дерева, как утка в воду, и раскорячился там.

Спустившись и оправившись, наши молодые поспешили уйти подальше от дворца. Путь держали в сторону реки, голубую ленту которой Платан заметил еще в полете. Хотел он найти своих собратьев – дровосеков, с большинством из них он был близко знаком и мог обратиться за помощью. Крепкие мужики привыкли доверять тем, с кем вместе деревья валят. Иначе нельзя, это вам не пинокиусов мастерить.

К концу дня добрались молодые до реки, где вдосталь напились и искупались, и опять долго целовались, а потом… Опять был восторг, а может и два. Ну, не важно, повторюсь, лучину не держал.

Бонус. Альтернативная история признания в любви

Когда дровосека кинули в подземелье, помощь пришла откуда он совсем не ждал. Стал приходить к нему юнец, за которым в ту злополучную ночь Платан гнался и который смутил его грешным поцелуем. Он просовывал тонкой рукой в узкое окошко хлеб и мясо, а потом шепотом рассказывал о дворцовых новостях. Платан рад был услышать человеческий голос, иначе в тюремном безмолвии трудно было бы сохранить рассудок.

В первый же день юнец извинился за поцелуй, объяснив, что не знал, как отделаться от преследователя, а этот выверт помог. Не хочет он, чтобы Платан погиб в темнице, как задумали Олов с отцом, поэтому собирается устроить ему побег, почти все готово, осталось только подкупить стражу. Когда дровосек спросил, почему он это делает, юнец резонно ответил, что считает Платана невиновным, да и нравится он ему, и не только ему, вон намедни приходили представители дровосеков во дворец, принесли прошение, чтобы Платана освободили, но было им отказано. Юнец встретился с ними и те обещали укрыть Платана после побега в дальних лесах. Просил еще мальчишка, чтобы дровосек его с собой взял, потому как не будет ему во дворце жизни, если прознают про связь с государственным преступником и Платан обещал, если убежать получится. Понимал дровосек, что мальчишка пошел против власти, против Олова.

Но однажды утром случилось страшное – юнца застукали у окошка, его схватили и потащили прочь, и ничем нельзя было помочь. Видел только Платан черные сапоги, тщетно упирающиеся, да оброненный платок, который дровосек, изловчившись, втянул в камеру. Это был платок его маменьки. И недоумевал Платан, как тот мог оказаться у юнца? Видно принцесса выбросила за ненадобностью…

Но тут явился Олов со стражниками и объявил Платану приговор – смерть в Башне Забвения, откуда нет иного выхода, как только головой вниз с высоты полета птицы.

Пытался Платан плечом дверь той башни вышибить, но не смог сдвинуть ее ни на волосок, видимо придавили ее каменюкой огромной. И пошел Платан вверх по крутой винтовой лестнице, и не было той лестнице ни конца, ни края. Чем выше дровосек поднимался, тем чаще отдыхать приходилось, заканчивались силы. Только к вечеру добрался он до самой верхней площадки, одна сторона которой обрывалась пропастью бездонной. По центру стоял стол массивный с металлической столешницей, ржой поеденной, а по углам валялось тряпье разное.

Обессиленный Платан лег на стол этот, отдышаться хотел. Вдруг, слышит в тряпье шебуршится кто-то, потом послышался жалобный плачь. Подошел дровосек ближе, глядит, а там его юнец в комочек свернулся и руками лицо закрыл. Дотронулся дровосек до него, а тот вздрогнул и еще пуще заплакал, и говорит сквозь рыдания:

– Из-за меня все разрушилось, надо было мне осторожнее быть, а теперь ждет нас с тобой смерть неминучая в Башне Забвения от жажды и голода…

Сел рядом Платан, да за плечи мальчишку обнял, утешая этим дружеским жестом. Тот потихоньку успокоился, перестал плакать и положил голову на плечо Платана. Снял с себя шапочку черную и стал заплаканные глаза вытирать. Только тут дровосек заметил, что освободились от тесной шапочки волосы длинные, да раскинулись по плечам хрупким, и смотрели Платану в лицо глаза голубые, до боли знакомые.

– Принцесса, – выдохнул дровосек. Та улыбнулась несмело, головой кивнула и опять ладошками лицо закрыла в смущении сильном. Обнял ее Платан крепче, к сердцу своему прижал, да заговорил в досаде, что его это вина, погубил он и себя, и принцессу, из-за его невнимательности по вещам шутовским забытым он обнаружен был. Принцесса тут же отвечала, что сама виновата, помочь хотела, да все загубила по невнимательности своей, позволила выследить и схватить.

И так страстно они признавались в вине своей друг другу, и так принцесса разгорячилась, что невмоготу стало дровосеку отвечать словами на ее слова, видя это прекрасное лицо, эти лучистые глаза, эти чувственные губы и поцеловал он принцессу жарко. А потом еще и еще, и уже другие слова признания полились – признания в любви. И спорили они опять между собой, кто кого сильнее любит, и кто первый полюбил. Распалили их слова признания, жарко стало в объятиях тесных, скинули они с себя камзолы верхние, но не остудило это тела молодые, полетели следом рубахи нательные.

Не буду я дальше перечислять, в каких вещах еще им жарко было, одно знаю – эта последняя летняя ночь была самой жаркой в их жизни…

Тра-ра-рам Десятый

Когда наутро дровосек с принцессой тронулись в путь, то увидели, что река поворачивает налево, а за поворотом их взору открылся одинокий корабль, наполовину вытащенный на берег. По его состоянию видно было, что некогда мощный фрегат стоял давно, мачты упирались в небо голыми спицами, как будто упрекали его в своей наготе, на боку зияла огромная пробоина, да и сам корабль сильно накренился, как больной человек, опирающийся на костыль.

Подойдя к нему, Платан огляделся, но не увидев ни души, стал рассматривать корабль, погладил рукой дерево, из которого тот был сделан, покачал головой. Ему было жалко это великолепное творение человека, лежащее на мелководье, словно выброшенная приливом рыба, мечтающая вернуться в водный простор. А ведь он мог помочь кораблю. Платан понимал дерево, знал, как заделать дыру, ведь великий Леопардо уделил кораблестроению целый раздел в своей книге.

Не заметил дровосек, как любопытная принцесса исчезла в пробоине, и только ее короткий вскрик вернул Платана в реальность. Кинулся он в чрево корабля, и тут же был за ноги вздернут в верх, и болтался, раскачиваясь, как марионетка, рядом с таким же способом пойманной принцессой.

Чьи-то ловкие руки обшарили его карманы, вытащили маменькин платок, отбросили его за ненадобностью, и хотели было также пройтись по телу принцессы, как дровосек извернулся и поймал воришку. Этим воришкой оказалась девушка, которая закричала, заверещала и вокруг висящих пленников тут же объявилась целая команда ободранных моряков. Что-то острое ткнуло в спину Платана, сиплый голос произнес короткое: «Отпусти девчонку!». Дровосеку пришлось подчиниться. Тут же девушка хлопнула его по щеке.

Сначала принцессу, потом дровосека опустили на пол. На принцессе была ее черная шапочка, поэтому, когда ее спросили, как зовут, представилась Вилем. Нельзя было признаваться кто она – лихой народец мог выдать принцессу регенту.

На расспросы капитана Плинта, того самого с сиплым голосом, Платан ответил, что они ищут работу, поэтому идут вдоль реки в надежде встретить дровосеков, сплавляющих лес. На что Плинт возразил, что они в этих местах уже почти год, но дровосеков ни разу не видели, и тут же предложил присоединиться к ним, заняться разбоем, такие силачи, как Платан, очень нужны, а мальчишка будет работать при коке. Иначе никак, иначе – смерть.

Платан в ответ сделал свое предложение – починить корабль за свою и друга свободу. Вся команда уставилась на капитана, ожидая его решения. Конечно, они и на море промышляли разбоем, а после сражения с военным кораблем из соседнего государства, еле ушли от погони. И теперь их корабль гниет здесь, а они обирают местные деревни, в которых уже и взять нечего, поэтому приходится уходить за добычей все дальше и дальше, а душе так хочется глотнуть свободы и соленого морского воздуха…

Капитан гладил свою седую бороду, задумчиво округлял глаза, чесал в голове, в общем, тянул с ответом, пока вся команда не сомкнулась вокруг него плотным кольцом.

И тогда Капитан, покочевряжившись для порядка, ударил по рукам с дровосеком, и в воздух взлетели шапки, а то и парики ликующих пиратов.

Тра-ра-рам Одиннадцатый

Платан тянуть не стал, выбрал из предложенных инструментов подходящий топор, наточил его и пошел искать деревья не гниющих пород, из которых положено строить корабли, по учению любимого да Винни. Пираты всей командой решили посмотреть, как работает дровосек, поскольку развлечений иных не предвиделось.

А Виль же остался в заложниках при коке, да дочке капитана Марите, потому как боялся Капитан, что убегут новенькие при удобном случае. А расставаться с ними подлючий Капитан никак не собирался. Большие планы на дровосека у него были.

К тому же Марите очень понравился Платан, и решила она его завоевать, поэтому злилась, что не пустили в лес на него полюбоваться. Срывала красотка свое недовольство на симпатичном, но мелковатом и худосочном Виле. А принцесса, хоть хранила свою тайну, но уже начала ревновать, больно Марита яркая была, с красивыми женскими формами, с вольным поведением, обусловленным привычкой жить среди мужчин.

Вечером, когда уставший Платан вернулся к кораблю, Марита кинулась помогать ему – подала в глиняном кувшине воды свежей на травах настоянной, а потом повела туда, где можно искупаться в тихой заводи, предложила потереть спинку, подала чистую тряпицу, чтобы обмотать голые бедра. А потом активная Марита отвела его в отдельную каюту, туда же принесла приготовленные коком яства. И закрыла дверь перед носом Виля, отправив ужинать вместе с матросами и спать в подвешенном гамаке в трюме. Нечего тут отираться!

Осталась принцесса за дверью, мучимая картинками возможной измены. Съедала девушку ревность, казалось, что Платан забыл ее, выбрал другую. Вон и слова не сказал, не спросил, где она. Понятно, что устал, но чтобы даже не заметить ее! Когда мимо проходил, хоть бы головой кивнул! Смотрел только в глаза Марите, как завороженный…

Но рассекретить себя, повыдергать Марите космы, доказывая, что она невеста дровосека, Авилла не могла. Не скажу, что воспитание не позволяло. Когда в душе бушует ревность, воспитание прячется. Тут было другое – если бы команда узнала, что она не паренек, каким кажется, им с Платаном против пиратов невозможно было бы выстоять.

И оставлять его в каюте с Маритой Платана очень не хотелось, видеть потом довольное лицо соперницы будет невмоготу. Принцесса припала к замочной скважине и увидела невероятное – руки Платана, обнимающие Мариту, поглаживающие ее прекрасное тело, на котором осталась только тонкая сорочка, а на мужчине так и вообще ничего не было! Взвилась Авилла, решила помешать изменнику удовольствие получить.

Тра-ра-рам Двенадцатый

Побежала принцесса в трюм, где пираты уже седьмой сон видели. Умаялись, бедолаги, смотреть, как дровосек работает. Стянула она флягу с ромом да огниво у спящего кока, облила самую большую кучу тряпья, лежащего на палубе, подпалила и подождав, когда оно займется пламенем ярким, громко закричала: «Пожар! Пожар! Горим!»

Повыскакивали со всех щелей сонные пираты, стали тряпье крючьями растаскивать, тушить водой из реки. Тут и Марита выбежала на палубу, юбкой только прикрываясь. А Авилла вниз поспешила, залетела в каюту, хотела было на Платана наброситься с упреками, а он будто пьяный, ничего не понимает, глаза закрыты, да одно бормочет: «Принцесса моя, как я тебя люблю! Куда же ты убежала?» Поняла тут девушка замысел лиходейки – опоить красавца отваром из дурман-травы, а утром представить доказательства соблазна капитану, чтобы дровосек остался с ней и пиратами. Такого ценного специалиста и силача не хотелось отпускать. Конечно, Марита в последнюю очередь думала о Платане, как о специалисте.

А дровосек сидел с закрытыми глазами и одно твердил, люблю, мол, поцелуй меня, моя принцесса! Ну и поцеловала крепко, долго упрашивать не пришлось, да легла на него сверху, руками любимого обхватив, тот тоже в долгу не стал оставаться, давай по телу шарить, да все пониже талии норовил руки опустить. Мужская любимая привычка, что помягче пощупать, даже в бессознательном состоянии!

А в этот момент вернулась запыхавшаяся Марита, дверь открыла и видит, как силач друга своего взасос целует, да руками запретные мужские места оглаживает! Ах, вот почему Виль так в каюту рвался, да не хотел с остальными в трюме спать! Поняла тогда негодница – дровосек не той ориентации, что порой и с пиратами случается. Плавали – знаем!

Разочарованная Марита поплелась докладывать капитану, что их план провалился. А у наших молодых все сладилось, правда, оговорюсь, лучину не держал. С тех пор юнец спал в каюте с дровосеком, пираты же разделились на два лагеря: одни над парочкой посмеивались, да подковыривали их, другие же завидовали, и не все из них были Маритами…

А дровосек с Вилем были счастливы, и не боялся Вилька, что к нему кто из пиратов пристанет – Платана все уважали, видя, как он ловко топором орудует. Никто не хотел этим топором поперек хребта получить!

Прошло время, корабль был готов. Команда была счастлива, и, когда его спустили на воду, в воздух опять взлетели шапки и парики. Нехотя капитан Плинт с дровосеком расстался, но уговор – есть уговор. Отпустил он эту парочку, а с собой еще и топор дал, что Платану приглянулся, да одежду кое-какую. Капитан показал дровосеку на карте тайное место, где в случае нужды можно будет оставить послание и команда придет на помощь. Целоваться на прощание капитан не стал, так как был строгой мужской ориентации.

Тра-ра-рам Тринадцатый