Рыжеволосая Женщина

Я вспоминал прикосновения Рыжеволосой Женщины. Мы занимались с ней любовью в гостиной, на диване, при неярком свете. Я не мог не думать о теле Женщины, о ее большой груди. Я вспомнил свет, освещавший ее медного цвета кожу, как она целовала меня своими роскошными губами, как касалась каждой точки моего тела, и мне хотелось вновь и вновь заниматься с ней любовью. Но завтра из Стамбула должен вернуться ее муж Тургай, и наша встреча, конечно же, станет невозможной.

Нельзя сказать, что я был полностью счастлив. Тургай вел себя со мной по-дружески. А я предал его в тот вечер, когда он уехал в Стамбул, проведя ночь с его красавицей-женой. Своей затуманенной головой я искал различные оправдания совершенному мной преступлению, чтобы доказать себе, что я вовсе не злой человек, которому нельзя доверять. Я сказал себе, что стрела давно уже была выпущена из лука. К тому же Тургай вовсе не был мне старым товарищем – я всего-то виделся с ним три или четыре раза. Я подумал в свое оправдание, что бродячие актеры без дома и крова, заставлявшие своих женщин танцевать танец живота перед солдатами, вряд ли верят в семейные ценности. Наверняка Тургай обманывал жену с другими женщинами. А может быть, они даже рассказывали друг другу о своих приключениях. Возможно, Рыжеволосая Женщина завтра расскажет Тургаю о том, как провела со мной время. Но, скорее всего, она просто забудет меня.

У меня испортилось настроение. Я начал испытывать раскаяние, которое чувствовал, когда смотрел представление в театре. Тогда я не очень понимал причину этого чувства. Я ревновал из-за того, что Махмуд-уста тоже видел представление. Интересно, встречался ли Махмуд-уста с Рыжеволосой Женщиной вне театра?

Мастер спал. Я уже тихонько ложился, как он позвал меня:

– Где ты был?

– В городе.

– Ты оставил меня одного за столом. Ты что, в театр ходил?

– Нет.

– Время четыре утра. Как ты будешь завтра работать на жаре, не выспавшись?

– Мне было грустно, меня угостили ракы, – сказал я. – Было очень жарко, на обратном пути я прилег посмотреть на звезды и заснул. Я долго спал, уста.

– Сынок, не ври мне. Колодец шуток не любит. Ты ведь знаешь, что вода вот-вот появится.

Я не ответил. Махмуд-уста поднялся и вышел из палатки. Я надеялся, что забуду о Махмуде-усте и засну, но мысли о нем не давали мне покоя.

Почему он спросил меня, ходил ли я в театр? Может, Махмуд-уста ревнует меня? Наверняка такую культурную театральную актрису, как Рыжеволосая Женщина, никогда бы не заинтересовал такой деревенщина, как Махмуд-уста. Но что было в голове у Рыжеволосой Женщины, никому не известно. Признаться, поэтому я в нее и влюбился.

Я выглянул из палатки и не поверил своим глазам – мастер направлялся в Онгёрен. Я почувствовал бешеную ревность и гнев. При свете звезд я с трудом различал его темный силуэт.

Неожиданно он остановился, постоял немного, словно о чем-то раздумывая, и вернулся к ореховому дереву. Я видел, как он закурил сигарету и сел под него. Я лег в траву и долго смотрел, как Махмуд-уста курит. Я видел только красноватый огонек его сигареты.

20

Утром я проснулся, как всегда, спозаранку – в тот момент, когда солнце вонзило в меня сквозь узенькую щель в палатке свой луч, похожий на меч. Я спал, должно быть, всего часа три, но чувствовал себя хорошо отдохнувшим. А кроме того, после вчерашнего ночного опыта гораздо сильнее.

– Ты выспался? Хорошо соображаешь? – спросил Махмуд-уста, попивая чай.

– Да, уста. Я силен как лев.

Мы ни слова не сказали о моем позднем приходе. Как и в последние четыре дня, первым в колодец спустился Махмуд-уста. Маленькая черная точка далеко внизу быстро наполняла лопатой крошечное ведро.

Мастер был на глубине двадцати пяти метров, но в узком просвете бетонной трубы казалось, что он находится еще глубже. Глаза мои слепли на солнце, иногда я терял его из виду, начинал волноваться и, чтобы лучше его разглядеть, опасно наклонялся.

Тянуть наружу полное ведро было уже очень трудно. Веревка моталась из стороны в сторону, ведро то и дело начинало биться о стены. Мы не могли понять причины этого явления. Так как я крутил лебедку в одиночку, я не замечал, что ведро опять принимается выплясывать свой танец, и тогда Махмуд-уста, боявшийся, что оно упадет ему на голову, начинал кричать изо всех сил.

По мере погружения Махмуд-уста кричал все чаще и громче. Когда я опускал ведро, он сердился, что я кручу слишком медленно; когда я высыпал ведро, он вопил, что я слишком долго хожу; раздражался он и из-за того, что от сухого песка поднималась пыль. Я постоянно испытывал чувство вины. Крики моего мастера, отражавшиеся от стен колодца, поднимались наверх со странным гулом.

Я все время думал о нежной улыбке Рыжеволосой Женщины, о ее прекрасном теле, о том, как мы страстно любили друг друга. Думать обо всем этом было очень приятно. А что, если в обеденный перерыв взять да и сбегать в Онгёрен, чтобы ее повидать?

Я благодарил небеса за то, что стою наверху, хотя из-за жары мне было тяжелее, чем Махмуду-усте. Я привык вращать лебедку в одиночку, но иногда силы все-таки изменяли.

Когда я, снимая ведро с ручки, чуть наклонял его, в колодец высыпалось немного песка, камней и ракушек. Через несколько секунд со дна колодца раздавались крики и ругань Махмуда-усты. Мастер часто твердил о том, что если с большой высоты упадет даже маленький камень, то он может сильно поранить, а то и убить. Поэтому наполнял ведро не до краев, а это еще больше затягивало нашу работу.

Когда я высыпал ведро в отдаленном углу участка, то жутко потел. И, возвращаясь к колодцу, теперь всякий раз слышал ругань Махмуда-усты. Правда, чаще всего до меня долетал только гул, и я толком не понимал слова. Мне казалось, будто из-под земли до меня доносится гневный крик какого-то дэва или джинна.

С такой высоты было невозможно разглядеть, где сейчас ведро, на дне ли или застряло где-то на весу. Когда я интуитивно чувствовал, что ведро добралось до дна, то останавливал лебедку, запирал ее распоркой и ждал, когда мастер крикнет: «Тяни!» Каким маленьким и каким беспомощным казался мне Махмуд-уста на дне колодца.

Мы работали уже два часа. Вдруг внезапно у меня закружилась голова. Я испугался, что упаду в колодец. Когда я повез высыпать очередное ведро, то на минутку прилег на траву и, должно быть, сам не заметил, как уснул.

Когда я вернулся к колодцу, со дна слышалось какое-то странное бормотание Махму-да-усты. Я опустил пустое ведро, но голос не стих.

– Что случилось, уста? – крикнул я вниз.

– Подними меня наверх!

– Что?

– Говорю же, подними меня наверх!

Ведро было тяжелым, должно быть, он наступил на него ногой.

У меня кружилась голова, но я изо всех сил налегал на лебедку, представляя, что Махмуд-уста наконец-то передумает рыть этот колодец и освободит меня, выдав мне деньги. Как только я получу свои деньги, я сначала отправлюсь к Рыжеволосой Женщине, скажу ей, что я в нее влюблен, что ей нужно бросить Тургая и выйти замуж за меня. А что скажет мама? Вот Рыжеволосая Женщина непременно улыбнется: «Я в матери тебе гожусь». Может быть, перед обеденным перерывом я на десять минут прилягу под ореховым деревом. Когда ты очень устал, десятиминутный сон может придать тебе сил, как сон, продолжавшийся несколько часов. Я где-то об этом читал. А потом я непременно отправлюсь к Рыжеволосой Женщине.

Голова Махмуда-усты показалась над поверхностью колодца.

– Сынок, ты сегодня совсем не шевелишься, – сказал он. – Ты знаешь, я все равно найду здесь воду. А ты, пока я ее здесь не найду, не перестанешь меня слушаться. И не вздумай тормозить работу.

– Хорошо, уста.

– Я не шучу.

– Конечно, уста.

– Если где-то на земле существует цивилизация, если где-то существуют города и села, то это только потому, что там есть колодцы. Без воды не будет цивилизации, а без мастера не будет колодца. Тот, кто не может склонить голову перед своим мастером, не сможет стать хорошим учеником. Когда появится вода, мы с тобой разбогатеем.

– Даже если мы не разбогатеем, я все равно буду с тобой, дорогой мой уста.

Махмуд-уста принялся долго наставлять меня, как школьный учитель: я должен быть очень внимательным, я должен во все глаза следить за тем, что происходит. Интересно, когда он смотрел в театре на Рыжеволосую Женщину, он не думал о том, чтобы наставлять меня? Я слушал слова моего мастера как во сне, не чувствуя необходимости отвечать. Образ Рыжеволосой Женщины вновь стоял у меня перед глазами.

– Иди переоденься, – сказал Махмуд-уста, – вниз спустишься ты, там работать легче.

– Хорошо, уста.

21

Работа внизу была намного легче работы наверху. Сложность заключалась не в том, чтобы наполнить песком и отправить наверх ведро, а в том, чтобы суметь находиться на глубине двадцати пяти метров.

Стоя одной ногой в ведре и крепко держась двумя руками за веревку, я видел в сгущавшейся тьме колодца довольно скоро появившиеся на бетонных стенах трещины, паутину и какие-то странные пятна. Я видел, как испуганные ящерки снуют вверх по направлению к свету. Казалось, что подземный мир о чем-то предупреждает нас. Иногда до меня доносились странные глухие звуки.

Когда я поднял голову, чтобы посмотреть вверх, то отверстие колодца показалось таким далеким и таким маленьким, что мне сделалось страшно и сразу захотелось подняться. Но так как Махмуд-уста торопился, я быстро насыпал песок в ведро и крикнул:

– Тащи!

Махмуд-уста, который был намного сильнее меня, быстро крутил лебедку.

Когда мастер отходил в сторонку, чтобы высыпать ведро, в отверстие колодца виднелся крохотный круглый кусочек неба. Какого чудесного цвета оно было! И при этом очень далеко, словно мир, увиденный в перевернутый бинокль.

До тех пор, пока Махмуд-уста не показывался вновь в отверстии колодца и не начинал привязывать ведро, я, замерев, смотрел вверх, на небо.

Однажды, когда крошечный силуэт Махмуда-усты на какое-то время исчезла, сердце мое охватил страх. А если наверху он споткнется или с ним что-нибудь случится? А если он уйдет, чтобы наказать меня? Интересно, если бы Махмуд-уста знал о моей ночи с Рыжеволосой Женщиной, захотел бы он меня наказать?

Я в несколько приемов насыпáл ведро. Песчаная земля была слишком мягкой и белой. Было ясно, что здесь воды не найдется. Мы напрасно тратили силы, нервы и время.

Как только я выберусь из этого колодца, то отправлюсь в Онгёрен, к Рыжеволосой Женщине. Что на это скажет Тургай, совершенно неважно. Я все расскажу Тургаю. Он может меня избить, даже может попытаться убить. Интересно, что подумает Рыжеволосая Женщина, когда увидит меня средь бела дня?

Так успокаивая себя, я отправлял ведро наверх, а после меня всякий раз охватывал страх. Махмуд-уста стал все реже показываться у отверстия колодца, из-под земли продолжали раздаваться глухие звуки.

– Уста, уста! – закричал я.

Голубое небо было размером с монету. Где Махмуд-уста? Я принялся кричать изо всех сил.

Наконец мастер показался.

– Уста, подними меня наверх! – крикнул я ему.

Но он не ответил. Подойдя к лебедке, молча поднял ведро. Неужели он меня не слышал? Пока ведро медленно поднималось, я не отрывал от него взгляда.

Когда ведро достигло верха, в отверстии вновь показался Махмуд-уста. Как сейчас он был далек! Я крикнул ему изо всех сил, но мой голос не достиг его. Высыпав из ведра землю, он схватился за ручку лебедки. Пустое ведро опустилось.

Я еще немного покричал, но он меня не слышал.

Прошло много времени. Я думал, что вот сейчас Махмуд-уста везет тачку, сейчас он ее переворачивает, высыпает песок, сейчас возвращается, сейчас вот уже должен наклониться над колодцем, но Махмуд-уста не приходил. Может, он стоял где-то в сторонке и курил?

Когда Махмуд-уста вновь показался наверху, я опять крикнул изо всех сил. Но он делал вид, что ничего не слышит. Я тут же принял решение: наступил ногой в ведро и, держась за веревку, крикнул:

– Тащи!

Махмуд-уста, медленно вращая лебедку, тащил меня наверх. Я дрожал, но был рад.

– Что случилось? – спросил он, когда я, благодаря небесам, достиг деревянной рамы колодца.

– Уста, я больше не полезу вниз.

– Я сам буду решать.

– Конечно сам, уста, – ответил я, тут же устыдившись своего страха.

– Молодец. Если бы ты с первых дней вел себя так, мы бы уже давно нашли воду.

– Уста, я с первых дней веду себя недостойно. Но разве я виноват в том, что нет воды?

Подняв брови, он пытался придать лицу подозрительное выражение. Я увидел, что мои слова ему не понравились.

– Дорогой уста, я не забуду тебя до конца своих дней. Работа рядом с тобой стала для меня школой жизни. Но давай уже оставим этот колодец, пожалуйста. Дай я поцелую тебе руку.

Руки Махмуд-уста мне не протянул.

– Больше никогда не смей говорить так. Ты понял?

– Понял.

– А сейчас опусти-ка вниз своего мастера. До обеда остается больше часа. Сегодня мы сделаем длинный перерыв. Ты ляжешь под орехом, хорошенько выспишься и отдохнешь.

– Награди тебя Аллах, уста.

– Давай крути.

Я крутил лебедку, мастер постепенно скрылся из виду в колодце.

Я старался высыпать ведро побыстрее, прислушивался к едва доносившемуся голосу мастера и прикладывал все силы к тому, чтобы быстрее вращать лебедку. Пот тек с меня градом, я еще успевал время от времени бегать к палатке и пить из бутылки воду. Когда я готов был уже упасть от усталости, перед моими глазами вновь возник образ Рыжеволосой Женщины, цвет ее кожи, ее тело.

Любопытная бабочка с белыми крыльями пролетела радостно и беспечно мимо нашей палатки, мимо лебедки и скрылась из виду.

Глядя вслед бабочке, я подумал, что во время обеденного перерыва быстренько сбегаю в Онгёрен повидать Рыжеволосую Женщину. Мне хотелось расспросить ее о Махмуде-усте. Я запер лебедку распоркой, чтобы та не вертелась. Когда я держал поднятое ведро за ручку и тянул его к краю, я услышал, что Махмуд-уста опять что-то кричит снизу.

Мои уставшие руки уже привычно пристраивали полное ведро на краю колодца – неожиданно ручка выскользнула из потных пальцев, ведро покачнулось и упало вниз.

Я замер в ужасе.

– Устааааа! – в следующее мгновение заорал я.

Послышался крик, а затем воцарилась тишина. Тот крик я не забуду никогда.

Я отпрянул. Из колодца больше не доносилось ни звука, и я не мог заставить себя подойти к его краю. Может быть, это был вовсе не крик, просто Махмуд-уста выругался?

Казалось, мир смолк. У меня дрожали колени. Я не мог решить, что делать.

Огромный шершень сначала покружился вокруг лебедки, затем подлетел к отверстию колодца, заглянул внутрь и тут же исчез.

Я бросился в палатку. Снял с себя мокрые от пота штаны и рубашку. Переоделся. Я почувствовал, что дрожу, немного поплакал, но заставил себя замолчать. Если я буду реветь при Рыжеволосой Женщине, мне будет стыдно. Она обязательно придет на помощь. А может быть, подсобит и Тургай. Может быть, они позовут военных, или кого-то из мэрии, или пожарных.

Я бежал напрямик через поля в Онгёрен. Цикады смолкали в выгоревшей траве, когда я пробегал мимо них. Когда я несся мимо кладбища, то, повинуясь странному внутреннему голосу, повернулся и увидел, что вдалеке над Стамбулом сгущаются черные грозовые тучи.

Если Махмуд-уста ранен, если он теряет кровь, нужно успеть. Но я не знал, к кому обратиться.

Вбежав в городок, я сразу направился к дому, в котором жили Рыжеволосая Женщина с Тургаем. Дверь квартиры на первом этаже открыла тощая дама средних лет – судя по всему, жена маоиста, изготовителя вывесок.

– Они уехали, – сообщила она, хотя я еще не успел даже толком задать вопрос, и дверь дома, в котором я впервые в жизни провел ночь с возлюбленной, закрылась перед моим лицом.

Задыхаясь, я метался по площади. В кофейне «Румелия» никого, зато на почте толпилось много солдат, ожидавших телефонных переговоров.