У истоков европейской цивилизации

Ничто не указывает на выделение ремесла. Правда, медь здесь была известна, но она применялась только для изготовления мелких и простых предметов—шильев рыболовных крючков, браслетов и колец. Каменные клиновидные топоры, однако, встречаются редко; тесла, хотя и с одной выпуклой стороной, имеют прямоугольное поперечное сечение, как будто они подражали медным образцам. Ни одно из них не имело проушного отверстия; вероятно, они прикреплялись к рукоятке, так же как в Маглемозе и Димини, с помощью втулок из оленьего рога; обычное явление представляют проушные топоры из оленьего рога.

Сосуды очень красивы, но все вылеплены от руки. Большое количество гончарных печей говорит о том, что они принадлежат скорее не одному специалисту-гончару, а отдельным семьям. На рис. 67 изображены план и основание настоящей гончарной печи, раскопанной в Ариушде, и глиняная модель такой печи. Керамика, обожженная в этих печах, имела обычно красноватый оттенок; иногда поверхность ее покрывалась черными пятнами, а иногда, как на Мораве, половина сосуда приобретала черную окраску. Из форм встречаются высокие полые подставки раннешумерского типа (рис. 68, 2), кубки на поддонах (рис. 68, 6), чаши без ручек, биконические кувшины, иногда с ручками, похожими скорее на ушки (рис. 68, 5), и черпаки с очень длинными ручками. Узоры, в основе которых лежат характерные для дунайских культур спирали и меандры, бывают нанесены

Рис. 68. Керамика олтенской культуры. По Ласло.

белым по красному фону или красным по светлому ангобу; часто, как в трехцветной керамике Димини, они бывают обведены по контуру черной краской. Иногда роспись дополнялась или целиком заменялась ребристым орнаментом.

Встречаются костяные лопаточки, такие, как в моравской культуре и культуре Кёрёша.

Рис. 69. Глиняная печать. Ариушд (1/2).

В результате торговли жители поселков Малой Валахии получали медь и даже золото в количестве, достаточном для изготовления всяких мелких предметов, а также и пластины обсидиана.

Но все эти материалы имеются и в Трансильвании. Глиняные клейма (печати) были обнаружены только в нижнем слое Ариушда. Благодаря своему спиральному орнаменту они, подобно фракийским, стоят дальше от азиатских образцов, чем печати Фессалии и культуры Кёрёша (рис. 69). Из украшений были распространены браслеты, кольца и бусы из меди и золота и ожерелья из просверленных зубов диких животных и бус, сделанных из раковин и известняка. Тонкие, просверленные с обоих концов пластинки из кабаньих клыков, возможно, как в культуре Тель Халафа, служили шейными украшениями или нашивались на одежду; возможно даже, что они, как и в Микенах, прикреплялись к шлемам.

Этот богатый набор бытовых принадлежностей дополнялся не менее разнообразным ритуальным инвентарем. Сюда входят женские фигурки, обычно стеатопигические, состоящие из двух частей, как в культурах II дунайского периода в Моравии (рис. 70, 1), иногда орнаментированные в стиле Кукутени А (как на рис. 70, 2) или в сидячем положении, несколько мужских статуэток, многочисленные фигурки животных и несколько зооморфных сосудов. Так же как для культуры Гумельницы в Валахии, для культуры Ариушда типичны вырезанные из камня условные изображения животных, предназначавшиеся в качестве наверший для жезлов. Их определяют как гиппопотамов и приписывают египетскому влиянию. Могилы олтенских мастеров росписи по керамике не были обнаружены.

Рис. 70. Статуэтки. Ариушд и Кукутени А.

Отношение Ариушда к другим дунайским культурам вызвало немало споров. Костяные лопаточки и глиняные клейма могли бы навести на мысль о синхронности с культурой Кёрёша, относящейся к I периоду, но клейма с таким же успехом могут указывать и на культуры II дунайского, то есть следующего периода. В Марошва-шархеле расписная посуда в стиле Ариушда, несомненно, сочеталась с сосудами, украшенными нарезным орнаментом, в стиле, характерном для Бодрогкерестура. Таким образом, культура Ариушда, повидимому, продолжала свое существование и в III период. Из всего этого можно вывести заключение, что она существовала позднее, чем распространенная в той же области культура Бояна А, и, судя по каменным навершиям для жезлов, соответствовала одной из фаз культуры Гумельницы.

В некоторых местах, в том числе в Ариушде, над культурными слоями с расписной керамикой имеются незначительные следы поселений воинственных захватчиков, родственных племенам культуры Глины III. Культура этих поселений Малой Валахии носит название шнекенбергской. Люди этой культуры пользовались серповидными каменными ножами, каменными боевыми топорами (включая многогранную форму с пестообразным обухом) и кремневыми наконечниками стрел с выемчатым основанием и употребляли довольно грубую посуду, украшенную нарезным орнаментом, налепными валиками пли отпечатками веревки. Хотя они и занимались больше скотоводством, чем земледелием, они были достаточно богаты или достаточно хорошо организованы, чтобы иметь возможность пользоваться плоскими топорами, топорами-теслами и боевыми топорами из меди, но не могли еще обходиться совсем без орудий и оружия из камня и кости. Они сохранили некоторые традиции своих предшественников: лепили из глины фигурки, но не людей, а только животных, и использовали в орнаментации своей керамики спиральные узоры. Хотя шнекенбергская культура формально являлась халколитической, по-видимому, она совпадала по времени, по крайней мере отчасти, с IV периодом, то есть с ранним бронзовым веком, который не представлен в этой области какой-либо другой культурой. Местное бронзо-литейное ремесло развилось здесь только в V период и укоренилось настолько прочно, что продолжало процветать даже во времена Гальштата, когда в соседних областях пользовались уже орудиями и оружием из железа.

Трипольская культура

Ариушд отражает один из ранних местных вариантов культуры, широко распространенной в бассейнах Cepeта, Прута, Днестра, Буга и Днепра, в том месте, где эти реки пересекают покрытое лёссом лесистое плато, простирающееся к востоку от Карпат и вдающееся языком в территорию Восточноевропейской равнины. При всем единообразии в экономике, бытовом оборудовании и эстетических принципах, лежащем в основе этой, культуры, имеются и различия в архитектуре жилищ, орнаментации посуды и в соотношении отдельных элементов внутри общей хозяйственной системы, помогающие выделить отдельные местные группы и хронологические фазы. Па основе типологического исследования орнаментации керамики Пассек выделяет пять фаз — 0, I, II, III и IV, из которых I, по-видимому, совпадает с Ариушдом, в то время как 0 представлена поселениями в Восточной Галиции, между Бугом и Днестром, и, возможно, в Траяне, на Бистрице. Ее типология подтверждается стратиграфическими данными только в двух местах — в Кукутени и Незвишке, где остатки поселений с керамикой I фазы погребены под культурным слоем с керамикой II фазы. Но на основании этой типологии можно сделать вывод о том, что жители прикарпатских селений, относящихся к 0 и I фазам, постепенно продвигались на северо-восток, до тех пор пока в IV фазу они не пересекли недалеко от Киева Днепр и не проникли в лесную зону; после этого, покинув лесостепную полосу, они повернули в степь и достигли близ Херсона побережья Черного моря.

Остатки жилищ с разрушенными печками образуют неправильные прямоугольники из кусков обожженной глины, объединяемые обычно под одним общим названием «площадок», которые на самом деле представляют собой несколько различных типов построек. Повсюду в I фазу, а в некоторых областях и позднее, обожженная глина, как и в Ариушде, представляет собой обвалившиеся плетеные обмазанные стены. Но во II и III фазы в бассейнах Буга и Днепра появились дома новой и более сложной архитектуры. По имеющимся сведениям, глиняные полы в этих домах намеренно обжигали с помощью разложенных на них костров, вследствие чего печки, горшки и зернотерки находятся уже на поверхности слоя обожженной глины. В некоторых случаях пол состоит из нескольких слоев; иногда на нижней поверхности одного из таких слоев можно встретить отпечатки горизонтально настеленных расколотых плах, на которые накладывалась глина. Полагают, что такая многослойность является следствием обновления полов, которое иногда сопровождалось расширением всей постройки. Поселение в Коломийщине на Днепре состояло из 39 домов, расположенных радиально по двум концентрическим кругам диаметрами 60—70 и 180 м; вход в домах был всегда обращен к центру. В небольших домах, размерами 7 X 4 м и меньше, имеются только одна печь и одна зернотерка и встречается от 10 до 15 сосудов. Но таких домов было мало. Более крупные дома часто достигают таких размеров, как 22 X 5 м или 17X8 м; они бывают разделены перегородками и насчитывают 4—5 печей, столько же зернотерок, 30 и более сосудов. Кричевский считает, что такие дома образовались в результате пристройки к маленькому дому помещений, предназначавшихся для новых семей, возникавших внутри одного большого хозяйства. В некоторых поселениях, например во Владимировке (II), наряду с такими наземными сооружениями существовали и полуземлянки, состоявшие из сеней и длинного помещения с печкой и глиняными скамьямивдоль одной из стен. В IV фазу люди перестали строить большие дома, рассчитанные на много семей. Одно жилище в Бучаче, относящееся к этой фазе, вкопанное на глубину 1 м в лёссовую почву, крыша которого покоилась на вертикальных столбах, имело площадь 4 кв. м, причем четверть этой площади занимала двойная печь, сложенная из камней.

Глиняные модели, найденные близ Умани в бассейне Буга, дают полное представление о внутреннем устройстве небольшого трипольского дома и вполне совпадают с данными, полученными в результате раскопок, произведенных за последнее время советскими археологами.

Рис. 71. Модель жилища из Полудни.

В раскопанных жилищах тоже имеются сени печь (которая в настоящих домах строилась на каркасе из ивовых прутьев), невысокое крестообразное возвышение (с углублением на поверхности), сосуды для хранения зерна и зернотерка. В моделях же изображена и хозяйка растирающая зерно. Модель из Полудни, показанная на рис, 71, имеет 42,5 см в длину и 36 см в ширину. Некоторые авторы предполагают, что, поскольку эта модель и модель из Сушковки имеют ножки, они обе изображают свайное жилище, но это предположение не подтверждается данными раскопок. Другая модель из Сушковки изображает, по-видимому, одну из землянок с центральной печкой, а модель из Коломийщины воспроизводит двускатную соломенную крышу, имеющую с одного конца дымовое отверстие.

Общества трипольской культуры возделывали пшеницу (Triticum vulgare, compactum и monococcum), ячмень, просо и рожь, а также некоторые другие растения, как, например, укроп, и разводили преимущественно крупный рогатый скот, но также свиней и овец или коз. В IV фазу под Одессой количество костей овцы увеличивается. Появляются также в изобилии кости лошади; кости лошади были также найдены и в нескольких более ранних поселениях. Установлено, что в Дарабани, в Бессарабии, они принадлежат диким, а в Усатове — домашним лошадям. Имеются сообщения о находках в двух поселениях костей верблюда, но сомнительно, что они относятся к древним временам. Большое значение как дополнение к продуктам сельского хозяйства имели мясо диких животных и птиц (лосей, благородных оленей, бобров и диких уток),рыба, моллюски (Unio) и жолуди. Но наконечники стрел и рыболовные крючки встречаются редко, гораздо чаще попадаются глиняные грузила для рыболовных сетей. Благоприятные в хозяйственном отношении районы густо усеяны поселениями. Южнее Киева на площади 307 кв. км имеется 26 поселков II и III фаз. Но ни одно поселение не было заселено в продолжение более чем одной фазы развития культуры, так что остатки их никогда не образуют теллей. На этом основании можно предполагать, что трипольцы, подобно дунайским племенам, были вынуждены вследствие хищнической системы земледелия периодически переносить свои поселки на новое место. Однако, по-видимому, эти передвижения происходили не слишком часто, так как пристройка дополнительных помещений говорит о том, что дома служили жилищем по меньшей мере двум поколениям.

Обычно земледельцы довольствовались при изготовлении орудий местными материалами. На протяжении всех периодов они пользовались теслами или мотыгами из мягких пород камня и просверленными с помощью полого сверла топорами-молотами характерных дунайских форм и наряду с этим проушными теслами или мотыгами из рога благородного оленя. Топоры появляются впервые к концу III стадии. В Кукутени каменные боевые топоры появились во II стадию; там же был найден боевой топор из оленьего рога, подражающий каменным образцам. Но повсюду топор получает широкое распространение только в IV фазу. Вообще до этого времени военное оружие, по-видимому, не было в ходу, если не считать булавы с выступами из Веремья (II), на Среднем Днепре, которая имеет сходство с булавами из Мариуполя и из одной могилы III периода на Муреше.

В некоторых случаях, однако, трипольцы пользовались привозными материалами. Во II фазу в Петренах применялся обсидиан. Медь встречается уже в 0 фазу. В Извоаре, в Молдавии, она представлена булавкой к небольшой пластинкой, откованными холодным способом, в Кукутени I — плоским клиновидным топором, а в II фазу — топором типа, изображенного на рис. 53, направо вверху, плоским кинжалом треугольной, несколько вытянутой формы с осевым ребром и заклепками и браслетами из небогатой оловом бронзы. В поселениях той же фазы на Среднем Днепре найдены два тесла и проушной топор-мотыга вместе с литейными формами. После этого сухопутная торговля металлом, очевидно, затухла. Но все же в IV фазе в Усатове, на побережье Черного моря, найдены один кинжал с осевым ребром и один топор, а в относящемся к тому же времени селении Городиштя, на Пруте, было найдено плоское тесло.

Изделия трипольских гончаров давно пользуются заслуженной славой. Во всех поселениях они лепили из хорошо отмученной железистой глины сосуды замысловатых форм и нередко очень больших размеров, которые после обжига приобретали ровную, преимущественно оранжевую или кирпично-красную окраску. Некоторый упадок техники гончарного производства наблюдается и III и IV фазы, когда, например, чтобы замаскировать дефекты поверхности, сосуды покрывали более густым слоем облицовки (ангоба). На протяжении всего периода существования трипольской культуры применялись три вида техники орнаментации, хотя в различном соотношении: монохромная роспись черной краской по оранжевой поверхности самого сосуда или по светлому фону облицовки, полихромная роспись черным в комбинации с красным по белой облицовке или в комбинации с белым по красной поверхности глины и углубленный орнамент в виде линий, настолько широких, что они почти заслуживают названия каннелюр. В 0 и I фазы применялся, хотя и не очень широко, четвертый прием — ребристый орнамент, как в Ариушде. На Среднем Днепре и, хотя и в меньшей степени, на Буге во II и III фазы расписной орнамент преобладает над нарезным, но в Бессарабии и Молдавии, судя по опубликованным находкам, соотношение было обратным. Орнамент в О фазу представлял собой узор в виде повторяющихся спиралей, покрывавший всю поверхность сосуда, который уже в I фазу уступил место замкнутым S-образным спиралям. В ходе дальнейшего развития эти спирали превращаются в окружности, а старый способ орнаментации, при котором узор покрывал всю поверхность сосуда, уступает место конструктивной композиции, подчеркивающей членение сосуда. Во все фазы сосуды имели формы, характерные для глиняной посуды, включая кубки на поддонах и полые подставки I фазы, типа распространенных в Ариушде (рис. 68), но наряду с этим встречаются и двойные подставки, известные под названием биноклевидных сосудов. Последние более характерны для II и III фаз (рис. 72, 3-й ряд, третий слева, и 5-й ряд, крайний справа). Грушевидные сосуды с шлемовидными крышками (рис. 72, 5-й ряд, 3) восходят к 0 фазе и удерживаются до II фазы, когда начинают появляться сосуды с широкой шейкой (1-й ряд, слева). Кратеры, похожие на северные кубки с воронкообразной шейкой (3-й ряд, оправа), не встречаются ранее II фазы, и сосуды с ручками (4-й ряд, второй слева) свойственны исключительно III фазе. С II до IV фазы встречаются чаши с тремя и большим количеством ножек. Начиная со II фазы наряду с обычной красной керамикой попадаются грубые сосуды относительно плохого обжига,

Рис. 72. Трипольская керамика.

вылепленные из пористой глины, иногда с примесью толченых раковин. Часто их поверхность бывает покрыта нанесенными гребнем бороздками; иногда на краях таких сосудов можно встретить лепные изображения голов животных. По технике эта посуда напоминает керамику лесных охотничье-рыболовных племен и встречается в особенно большом количестве на границе лесной полосы, на всем ее протяжении от Буковины до Среднего Днепра. Наконец, еще во II фазу в Кукутени и в Городиште, на Пруте, употреблялась керамика со шнуровым орнаментом, а в таких поселениях, как Городск, на Тетереве, и Усатово, шнуровая керамика значительно преобладает над керамикой подлинно трипольских образцов.

Судя по раскопанному целиком поселению в Коломийщине, трипольское общество было построено на основе такого же равенства и демократии, как и община дунайской культуры в Кёльн-Линдентале, так как размеры каждого дома были обусловлены числом населявших его совместно семей. Однако у Нестора упоминается о том, что в Фельделесени, поселении I фазы в Молдавии, один дом был богаче остальных, и в нем было найдено каменное навершие от жезла в виде животного; этот жезл мог принадлежать вождю. Булава из Веремья, возможно, тоже была символом власти.

Предметы практического назначения сопровождаются не менее богатым набором предметов домашнего культа. Широкое распространение во все периоды имели глиняные, преимущественно женские, статуэтки, хотя в раннюю фазу они встречаются на Украине реже, чем в Молдавии. В фазу А все они обладают признаками стеатопигии и покрыты сплошь нарезными спиралями (рис. 70, 2). Для фазы В характерны более плоские фигурки с отверстиями для подвешивания, совершенно обнаженные, только с ожерельем на шее (рис. 73, b и е). Модели тронов, фигурки животных (преимущественно быков) и тавроморфные сосуды, а также модели домов, возможно, имели такое же ритуальное назначение. В Ариушде в I фазу были в употреблении глиняные печати (пинтадеры). Не имеется никаких погребений, по которым можно было бы судить о существовании какого-либо культа мертвых (старая теория о том, что площадки представляют собой остатки «погребальных построек», полностью опровергнута). Имеются, однако, сведения о том, что в нескольких жилищах, особенно на Среднем Днепре, были найдены черепа и обломки обожженных человеческих костей.

К началу IV фазы классическая система трипольского хозяйства пришла в упадок и основанная на ней культура, в результате ли внутренних изменений или под каким-то внешним воздействием, преобразовалась в новую, сохранив лишь отдельные прежние элементы, как,

Рис. 73. Трипольские статуэтки и модель трона.

например, немногочисленную расписную керамику. В Усатове наиболее распространенной из мясных пород скота, употреблявшихся в пищу, становится не корова, а овца. В большом количестве попадаются кости лошади. Большие дома с полами из обожженной глины исчезают. Заметное место занимает военное оружие, как, например, боевые топоры. Выдвигаются вожди. Их хоронили в каменных гробницах под курганной насыпью, которая покрывала также и бедные могилы, принадлежавшие, очевидно, рабам. Украшенные шпуровым орнаментом амфоры из курганов, из Усатова и из других поселении, имеют сходство с поздними вариантами саксо-тюрингской керамики (стр. 235), а форма погребальных сооружений соответствует одному из вариантов причерноморских погребений, сменивших погребения катакомбного типа (стр. 221). В то же время в Западной Украине земледельческие поселки уступили место поселениям, жители которых занимались разведением свиней. Эти люди хоронили своих покойников в больших каменных ящиках и ставили в могилы шаровидные амфоры (стр. 263). Вопрос о том, в какой мере эти изменения являются следствием внутреннего развития обществ трипольской культуры, а в какой — результатом нашествия из степей и лесов скотоводческих племен, будет рассмотрен ниже. Еще позднее под Киевом люди срубной стадии насыпали на местах покинутых трипольских деревень свои, характерные для причерноморских культур, курганы, нанося при этом сильные повреждения обожженным глиняным полам разрушенных домов. В Монтеору — одном из поселений бронзового века в Валахии — крашеная керамика IV фазы встречается в слоях, предшествующих наслоениям V периода.

Эти факты проливают свет на судьбу трипольской культуры и дают возможность установить terminus ante quem для всего ее развития, которое, по-видимому, прекратилось приблизительно к 1400 г. до н. э. Кинжал с продольным ребром и бронзовый браслет из Кукутени II, если они ведут свое происхождение из Центральной Европы, относятся, по-видимому, ко времени более раннему, чем IV период, приблизительно к 1600 г. до н. э. На основании тех же предположений верхний предел I фазы с ее глиняными печатями (пинтадерами) должен быть ограничен II дунайским периодом. На Нижнем Дунае эта фаза, несомненно, совпадает по времени с распространением культуры Гумельницы. Более точный предел может быть установлен на основании находок фрагментов привезенной из Эгейского мира серой минийской посуды, обнаруженной, по сообщению Шмидта, в Кукутени «между слоями I и II фазы», и, по сообщению Нестора, — в Фельделесени, в «доме вождя». Если определение этой керамики верно, начало I стадии должно быть отнесено ко времени не раньше 1900 г. до н. э. С другой стороны, эта стадия не могла начаться и значительно позднее, если несколько черепков из Ариушда были правильно определены как раннеэлладская «древняя лаковая» керамика. Во всяком случае, пять столетий — время вполне достаточное для изложенного здесь вкратце развития трипольской культуры, так как легко доказать, что ни одна фаза не охватывала более двух поколений.

Описанная нами культура является в своей основе дунайской. Образование ее, по-видимому, было результатом распространения на восток дунайской культуры, испытавшей уже на себе во II период влияние Эгейского мира. Ускорению ее дальнейшего развития вполне могло способствовать возобновление непосредственной связи между Молдавией и Малой Валахией, с одной стороны, и Эгейским миром — с другой, на которую указывают черепки привозной, как предполагают, раннеэлладской и мининской, керамики и которая была вызвана развитием торговли золотом и медью из залежей в Карпатских и Трансильванских горах. Возможно, что впоследствии эти связи оборвались в результате перенесения эгейской торговли из Центральной Европы на побережье Адриатического моря и, может быть, через Болгарию в черноморские гавани, южнее устья Дуная.

Глава IX. Взаимные связи культур на территории Великой европейской равнины

В прошлом столетии ученые считали, что Евразийская равнина была коридором, по которому азиатские орды, предшественники гуннов и татар, хлынули в Западную Европу, принеся с собой неолитическую культуру. Их предположение не подтверждается данными раскопок. Ничто не свидетельствует о том, что скотоводство на востоке возникло раньше, чем на западе. Напротив, в широкой холодной полосе хвойных лесов и даже южнее, в зоне смешанных лесов, на берегах болот, озер и заливов, широких спокойных рек и их бесчисленных притоков, долгое время удерживалась палеолитическая система хозяйства, основанная на собирательстве, охоте и рыболовстве, хотя в тех местах, где основную роль играло рыболовство, люди все больше переходили к оседлой жнзни. Эта система хозяйства сохранялась долгое время даже в юго-восточной степной полосе, особенно в долинах рек и в невысоких местах на морских побережьях. Все так же, как и в бореальные времена (стр. 30), население равнины на всем ее протяжении состояло из множества небольших обособленных групп, которые можно объединить в общий культурный комплекс. Каждая группа успела выработать ряд своих характерных черт, но наряду с этим между отдельными группами существовала и какая-то, правда, не регулярная и не частая, связь, на что указывает проникновение на далекое расстояние предметов из уральского порфира, олонецкого сланца, янтаря из Восточной Пруссии и изделий из уральской сосны.

Неолитические культуры появляются здесь с запозданием по сравнению с западными лёссовыми областями, и сведения о них основываются преимущественно на материале, добытом при раскопках могил. Все эти культуры имеют так много общих черт, что их удобнее всего рассматривать вместе, объединив под одним, хотя и несколько неточным, названием «культур боевых топоров». Говоря о носителях этих культур, мы иногда называем их «народом боевых топоров»; но на этом основании не следует предполагать наличия у них какого-то этнического единства, если не считать, что все они происходят от одного общего комплекса позднемезолитических культур. Говоря конкретно, «культуры боевых топоров», подобно предшествующим им культурам, распадаются на ряд более или менее отчетливых местных групп. Для удобства мы будем различать: 1) степную причерноморскую культуру с отдельным вариантом в долинах Кубани и Терека, на Северном Кавказе; 2) среднерусскую фатьяновекую культуру на Оке и Верхней Волге; 3) культуру одиночных погребений в Ютландии с предшествующей ей культурой Вирринга; 4) шведско-финскую культуру ладьевидных топоров с предшествующими культурами; 5) культуры шнуровой керамики в Галиции и Восточной Пруссии; 6) саксо-тюрингскую, или «классическую», культуру шнуровой керамики.

Во всех случаях характерные погребения, над которыми обычно (за исключением 2 и 4 групп) насыпались курганы, образуют небольшие и довольно редкие могильники. Эти могильники, особенно в тех случаях, когда курган заключает несколько последовательных погребений, по-видимому, служат показателем относительной оседлости групп. Кости овцы и других домашних животных, найденные в могилах и поселениях всех групп, и отпечатки зерен на сосудах в большинстве групп оправдывают отнесение этих культур к неолиту.

В древнейших могилах, как правило, находится один скорченный костяк (в отличие от вытянутых погребений охотничье-рыболовных племен). В Южной России покойников обычно посыпали красной охрой. Эта же краска встречается иногда в могилах в Средней России, Польше, Моравии и в Центральной и Северной Германии.

В Южной и Средней России, в Финляндии, Дании и Центральной Германии могильные ямы иногда обкладывали или покрывали деревом. Во всех группах в состав могильного инвентаря обычно входят боевые топоры из оленьего рога, камня или меди, сосуд для питья, который можно называть кубком (рис. 77), украшенный иногда (во всех группах) отпечатками шнура, и ожерелья из просверленных зубов диких животных. Но форма этих предметов в разных группах имеет свои особенности.

Во всех группах с покойником иногда клали боевые топоры, но только на севере — в Средней России, Финляндии, Швеции и Дании — эти топоры неизменно сопутствуют каждому мужскому погребению. Этот вид оружия имеет большое количество местных вариантов. Только одна форма повторяется спорадически в большинстве групп; топор этого типа имеет выпуклые стороны, расширяющееся лезвие и пестообразный обух (рис. 76, 1). Выпуклые стороны и пестообразный обух, по-видимому, ведут свое происхождение от мезолитических топоров из оленьего рога, но расширяющееся лезвие и продольная бороздка или ребро (воспроизводящие наплыв при литье) свидетельствуют о том, что на самом деле каменные топоры являются копиями металлических, которые, в свою очередь, подражали образцам из оленьего рога. Кубки в Юго-Восточной России не имеют шейки и отличаются яйцевидной формой; на Днепре они имеют низкую шейку; в более западных районах распространены сосуды с относительно высокой шейкой и плоским дном, а в Средней России и Швеции предпочитали более приземистые шаровидные формы. Повсюду, за исключением Волги и Маныча, распространен шнуровой орнамент, но он всегда существует наряду с другими приемами орнаментации, и выполненные им узоры не отличаются единообразием.

Однако сходство археологического материала в общих чертах, несмотря на местные варианты, дает, во всяком случае, возможность предполагать, что все эти группы сформировались под воздействием какого-то общего импульса. Таким образом, можно было бы с полным основанием предположить, что скот и злаки — элементы, позволяющие отнести каждую из перечисленных групп к неолиту, — ведут свое происхождение из одного источника. Между тем на всем рассматриваемом пространства есть только одно место, где водились и могли быть приручены дикие овцы и где, возможно, также росли дикие травы, превратившиеся вследствие культивирования в полуполбу и просо. Этим местом являлись Причерноморские степи, которые были открыты для восточного влияния, осуществлявшегося через Кавказ и Черное море; в то же время кавказские руды, возможно, служили приманкой для месопотамских и анатолийских металлургов, искавших новых залежей металла.

Причерноморские культуры

Ярким свидетельством о наличии мезолитического населения в Причерноморье служат памятники азильско-гарденуазской эпохи, обнаруженные в крымских и кавказских пещерах (стр. 25), и микролиты из дюнных поселений. В верхних отложениях тарденуазской эпохи, по крайней мере в Крыму, микролиты сочетаются с остродонными горшками, подобными изображенным на рис. 7, слева, или 123, 3. О такой же экономике собирательства говорят, очевидно, и замечательные коллективные погребения в Мариуполе, на Азовском море, и в Нальчике, в центре Северного Кавказа, так как в обоих случаях не было обнаружено никаких прямых свидетельств наличия скотоводства или земледелия.

В Мариуполе было обнаружено 120 взрослых и 6 детских погребений, расположенных группами. Покойники лежали в [вытянутом положении поперек одной длинной траншеи, наполненной красной землей. В Нальчике низкий, неправильной формы холм покрывал 130 скорченных погребений, расположенных также группами и посыпанных красной краской. По имеющимся данным, ни в одном европейском могильнике, относящемся к эпохе собирательства, нет такого большого числа погребений, так что, может быть, неправильно будет не признавать здесь наличия неолитического хозяйственного уклада. Действительно, наряду с каменными бусами и браслетами и различными украшениями, вырезанными из зубов диких животных и из кабаньих клыков, в Мариуполе были найдены кремневые клиновидные топоры с полированным лезвием. При двух костяках были обнаружены булавы с выпуклыми выступами, истолковывавшиеся как символ власти вождя. В Нальчике о одном погребении найдена женская каменная статуэтка, в других погребениях — керамика. Каким бы способом эти общины не добывали себе пропитание, они, во всяком случае, не были экономически изолированы. В мариупольском могильнике была найдена подвеска из порфира, привезенного с Урала, в Нальчике — медное височное кольцо и бусы из стекловидной пасты и из сердолика. Эти последние украшения, несомненно, являются результатом связей с восточной цивилизацией; даже булавы из Мариуполя, возможно, имеют такое же происхождение, так как форма с выпуклыми выступами была распространена в Месопотамии с ранних династических времен.

Еще более очевидные свидетельства восточного влияния мы находим в девяти или десяти огромных курганах, составляющих раннекубанскую культуру Шмидта и Нессена. Эти замечательные погребальные сооружения иллюстрируют превращение автаркичных собирателей в производителей пищи под влиянием представителей восточной цивилизации, явившихся в эти богатые металлами районы в поисках меди, золота и серебра, в которых нуждались месопотамские города. Чрезвычайно богатый могильный инвентарь состоит преимущественно из предметов, вывезенных с востока (нигде в окрестностях не было найдено литейных форм, указывающих на то, что хотя бы медные орудия были изготовлены местными мастерами).

Роскошное убранство могил указывает, по-видимому, на то, что богатство, добытое благодаря контролю над металлическими рудниками, сосредоточивалось в руках вождей, которые имели возможность таким образом приобретать различные металлические орудия, в то время какостальное население должно было довольствоваться камнем. В таком случае ранне-кубанские курганы, возможно, относятся к тому же времени, что и нальчикский и мариупольский могильники.

Однако положение этой группы, как первой из всего ряда причерноморских культур, определяется скорее на основе типологических, чем стратиграфических данных. Деген-Ковалевский сомневается в правильности такой хронологии. Он склонен относить всю группу к концу предскифского века металла, но преимущественно на основе соображений социологическогохарактера. Действительно, столкновение более развитой цивилизации с варварскими племенами, конкретным примером которого являются кубанские курганы, нередко сопровождалось появлением вождей или жрецов-царей. Под таким углом зрения мы и можем рассматривать раннекубанскую группу, правда, нужно оговориться, что определение «ранняя» пока еще неоправдано данными стратиграфии.

По общему мнению, древнейшим из этих погребений является погребение в кургане близ Майкопа. Сама гробница представляла собой деревянную камеру с тремя отделениями, выстроенную в глубокой яме, окруженной кольцом из валунов. В главном отделении камеры под балдахином, украшенным золотыми и серебряными фигурками львов и быков, покоились останки какого-то вождя. В двух других, менее богато убранных, отделениях лежали два костяка — мужской и женский. Все покойники были посыпаны красной охрой. Оружие вождя (pиc. 74) включает один несомненный топор с поперечным лезвием и, по-видимому, один топор спродольным лезвием, привезенные из Месопотамии вместе с топором-теслом, который выглядит как комбинация двух месопотамских форм, а также серповидные и ромбические кремневые наконечники стрел. Золотой бутылеобразный сосуд с серебряным кольцом вокруг шейки, приземистые серые обожженные в печи сосуды и несколько бусин из

Рис. 74. Топор с поперечным лезвием, топор-тесло и золотой и серебряный сосуды, бусина из сердолика и кремневые наконечники стрел. Майкопский курган.

бирюзы и ляпис-лазури наводят на мысль о связи с Ираном. Морская пенка была привезена из Анатолии. На двух серебряных вазах имеется чеканное изображение местного рельефа гор и вереницы животных, среди которых можно различить два вида быков, муфлона, домашнюю свинью, лошадь Пржевальского и пантеру. Возможно, что к несколько более позднему времени относятся два курганных погребения в станице Новосвободной (которую обычно неправильно называют Царевской). Обе гробницы представляли собой мегалитические каменные ящики, разделенные на два помещения плитой с амбразурой (рис. 78, Г). Величина гробницы II по внутреннему обмеру равна 1,8+1,15Х 1.6 м+1.2 м; вся гробница была окружена кольцом вертикально поставленных камней высотой свыше 1 м. Один из покойников был облечен в одежду из льняной ткани, окрашенной красной краской и пурпуром, и в плащ из верблюжьей шерсти, покрытый черной кожей; кроме этого, он был густо посыпан красной охрой. Среди могильного инвентаря при обоих покойниках были найдены медные проушные топоры, вилообразные двузубые крючки, наконечники копий, котлы, черпаки, жезлы и долота, а также кремневые наконечники стрел и шаровидные глиняные сосуды (рис. 75). Наконечник копья ведет свое происхождение непосредственно от одной из раннешумероких форм. Двузубый крючок и долото также имеют прототипы в раннем Шумере, но точные аналогии (как и черпаки и, пожалуй, также жезл) они находят в Гиссаре III, в Северном Иране. Керамика, напротив, вне всякого сомнения, имеет сходство с посудой среднерусской фатьяновской культуры и с шаровидными амфорами Центральной Европы (стр. 225, 263).

Влияние Востока на долину Кубани может быть также прослежено на примере и других гробниц, относящихся к тому же времени, что и погребения в Новосвободной. В одной, быть может, несколько более поздней гробнице, близ станицы Воздвиженской был найден медный боевой топор (рис. 76,1). Остальные северокавказские курганы, которые Ганчар относит к кубанско-терекской стадии, могут также быть включены в ряд причерноморских культур, составленный на основании последовательности погребений в курганах, насчитывающих несколько могил. Эта последовательность была установлена Городцовым на примере егоклассических раскопок в Донецком бассейне и подкреплена и дополнена советскими археологами в отношении Маныча и нижней Волги

Рис. 75. Посуда, оружие и орудия и булавки из погребения в Новосвободной.

Древнейшие курганные погребения, получившие название «ямных», представляют собой ямы или шахты, которые были покрыты, а возможно, и облицованы деревом. В каждой могиле на подстилке лежал один скорченный костяк, посыпанный красной охрой; иногда для него строился из столбов погребальный дом с двускатной крышей. Из могильного инвентаря характерны яйцевидные сосуды (рис. 77, 3, 4) и костяные или

Рис. 76. 1 — медный боевой топор; 2 — медные бусы (2/3), Воздвиженская (1/3); 3 — медный наконечник; 4, 5, 6 — медные и костяные булавки (1/2).

медные булавки жезловидной формы (рис. 76, 5, б). Ничто среди находок в могилах не свидетельствует о наличии земледелия, и только в трех погребениях были найдены кости овцы, указывающие на скотоводство. С другой стороны, жолуди и зубы диких животных, так же как кремневые наконечники стрел с выемчатым основанием и костяные гарпуны, говорят о различных видах собирательства. На этом основании Круглов и Подгаецкий делают вывод, что ямная культура базировалась преимущественно на охоте и рыболовстве. Но, возможно, малое количество костей домашних животных объясняется тем, что стада, представлявшие собой основную ценность, принадлежали еще всей группе в целом, а не отдельным лицам. Люди ямнойкультуры изготовляли керамику — яйцевидные сосуды высотой 15—18 см, — близкую к керамике охотничье-рыболовных лесных племен, и украшали ее в районах западнее Волги отпечатками шнура вокруг шейки, ямками, гребенчатым штампом и изредка червеобразными углублениями.

Небогатый инвентарь степных погребений все еще производит впечатление неолитического; однако на Северном Кавказе возникла уже местная школа металлургического ремесла, основанная на разработке местных запасов руды. В погребениях на Кубани и на Тереке встречаются теперь уже не привозные восточные изделия, а копии восточных образцов, отлитые местными мастерами: жезловидные булавки анатолийского типа, дисковидные подвески с искусной имитацией филигранного узора, выполненной путем литья с утратой формы, узкие, плоские долота, проушной топор с ребристым обухом, так же как кинжалы с плоским черешком, и — в редких случаях — кинжалы с округлым основанием и заклепками. Эти изделия редко проникали в степи; однако в степях встречаются костяные копии жезловидных булавок. О наличии торговли в зачаточных формах свидетельствуют только несколько височных колец и кинжалов с плоским черешком, найденных в бассейне Днепра, и, возможно, также два-три тонких и широких плоских топора с нижней Волги. Даже на Кубани мы находим каменные боевые топоры типа топора из Пятигорска. Каменную статуэтку, найденную в одном ямном погребении в Ульском ауле на Кубани (рис. 8, 11 b), можно было бы рассматривать как отражение эгейского влияния, если бы не наличие более близких аналогий в Месопотамии и Иране.

Рис. 77. Сосуды: 1 — из катакомбного погребения, Донец (1/3); 2, 3 — из ямных погребений, Яцковицы, близ Киева (1/6); 4 — из погребеиия ямной стадии, Донецкий бассейн (1/4) 5 — типа Вирринга, из Дании (1/4).

Второе по времени место среди курганных погребений занимают так называемые «катакомбы», исследованные Городцовым на Донце и Артамоновым на Маныче. Они ничем не отличаются от катакомб в Эгейском мире, но, как правило, заключают в себе только одного покойника и никогда не содержат больше шести или семи. Могилы этого рода встречаются также в верхнем течении Кубани, на нижием Днепре и по всему побережью Черного моря до Одессы, но они представляют собой только единичные явления на нижней Волге и совершенно неизвестны в районе Киева, на среднем Днепре. Здесь все еще были распространены погребения в ямах, да и в других местах они продолжали существовать наряду с катакомбными. Таким образом, для определения второй стадии причерноморской культуры лучше опираться на керамику, а не на форму могил. Характерными катакомбными сосудами на Донце являются плоскодонные горшки с выпуклыми боками, украшенные отпечатками простого, перевитого и плетеного шнура, гребенчатого штампа или раковин, которые иногда образуют узоры в виде спирали (рис. 77, 1). Они, несомненно, состоят в родстве с плоскодонными сосудами из ямных погребений «полтавкинской стадии», выделяемой Рау, распространенными в это же время на нижней Волге. В катакомбных погребениях на Маныче встречаются орнаментированные в таком же стиле «жаровни на крестообразной ножке» (сосуды типа соусников на четырехлепестковой ножке, разделенные изогнутой перегородкой на две неравные части). Такие же сосуды были найдены и в районе Кубани и Терека; они напоминают некоторые сосуды культуры Кёрёша, баденской культуры и Вучедола; сходство с этими культурами наблюдается и в самой форме могилы (стр. 396).

Сельское хозяйство лежало теперь в основе жизни не только в бассейнах Кубани и Терека, но также и в долинах Дона, Донца и других рек, впадающих в Черное море. Люди возделывали просо, а возможно, и другие злаки; в катакомбах попадаются кремневые вкладыши для серпов, зернотерки, ступки и песты. Даже в степных погребениях встречаются в изобилии кости домашних животных — преимущественно овцы, но также крупного рогатого скота, свиньи и даже лошади. Захоронение вместе с покойниками домашних животных указывает не столько на начало скотоводства, сколько на переход от коллективного владения скотом к индивидуальному.

Металл имел теперь более широкое применение даже в степи и употреблялся для изготовления как оружия и украшений, так и орудий труда. На основании раскопок катакомбных погребений на Донце можно судить о применении плоских долот. Другой тип долота, с согнутой втулкой, представлен в кладе из станицы Привольной, на Кубани, в котором был также обнаружен катакомбный кинжал. Крючкообразные металлические серпы из другого клада, найденные в станице Костромской, возможно, относятся уже к следующей фазе. Кинжалы (все еще сохраняют плоскую форму и прикрепляются к рукоятке без помощи заклепок, но черешок удлиняется, приближаясь концом к навершию. Проушной топор из привольнинского клада и аналогичные ему топоры из других мест имеют уже вислый обух и длинный узкий клинок — эти признаки характерны для восточноевропейских топоров до конца «медного века». Кроме этого, для вооружения воинов катакомбной фазы типичны каменные боевые топоры с уступами у основания обуха, выпрямители древков стрел (рис. 109, 5), грушевидные булавы и камни для пращи.

Рис. 78. 1 — мегалитический каменный ящик, Новосвободная; 2 — катакомбное погребение, Донецкий бассейн.

Более широкое применение металла в степях, возможно, было результатом разработки местных залежей руды в районе Бахмута. В то же время находки кладов в долине Кубани свидетельствуют, может быть, об организации на Кавказе вывоза металлических изделий. В катакомбныхпогребениях на Донце об усилении торговли говорят привозные бусы из фаянса и халцедона и местные имитации подвесок с крыльями (рис. 76,2). Признаки деформации, обнаруженные в черепах из катакомбных погребений на Маныче 4, возможно, отражают влияние Эгейского мира, так как этот обычай восходит там по меньшей мере к XV в. до н. э..

Еще более правдоподобно, что сама форма могил, характерная для этой фазы, была подсказана эгейскими катакомбами. Можно было бы также предположить, что дольмены — погребальные сооружения, распространенные в предгорьях Кавказа, обращенных в сторону Кубани и Черноморского побережья, заменяли катакомбы в тех местах, где каменистый подпочвенный слой препятствовал выкапыванию могил. Дольмены представляют собой в сущности трапецевидные каменные ящики от 1,8 до 2,5 м в длину и от 1.6 до 2.3 м в ширину со входом через проделанную в одной из каменных плит амбразуру; в них помещалось от 4 до 20 покойников. Если принять такую гипотезу, сходство в строении этих камер и роскошных гробниц Новосвободной могло бы служить лишним доводом в пользу уменьшения относительной даты этих раннекубанских погребений, особенно если учесть, что металлические предметы из одного дольмена, в Эшери, соответствуют скорее срубной, чем катакомбной фазе.

Следующая фаза причерноморских погребений была названа Городцовым срубной по сменившим катакомбы погребальным камерам (срубам) из тщательно пригнанных, с пазами, бревен или плах, характерным для многих курганных погребений на Донце. Но, как и в предыдущем случае, эту фазу лучше определять по керамике — острореберным сосудам, украшенным меандроидными и другими прямолинейными узорами, выполненными гребенчатым штампом и простым углубленным орнаментом. В остальном, если не считать хвалынской группы на нижней Волге, могильный инвентарь значительно беднее, чем прежде, — явление, обычное в поздний бронзовый век для всей Европы. Однако материалы погребений дополняются теперь находками на местах постоянных поселений сельскохозяйственных групп и кладами. Типы металлических предметов решительно указывают на то, что мы достигли позднего медного века; они все еще изготовляются из чистой меди и поэтому часто выглядят несколько архаично, но в их числе мы находим втульчатые кельты сейменского типа или с двумя ушками вислообушные топоры (в одной могиле близ Киевки, в Воронежской области, лежала глиняная литейная форма для такого топора), кинжалы с осевым ребром, снабженные вместо отверстий для заклепок закраинами, наконечники копий с коваными или литыми втулками и боковой петлей и многочисленные серпы с крючком. В сущности говоря, курганы медного века в Южной России охватывают такой же продолжительный археологический период, как и курганы бронзового века в Англии.

Лишь немногие из опубликованных погребений в районе Кубани и Терека могут быть отнесены к срубной фазе. Это обстоятельство говорит в пользу предложения Дегена-Ковалевского — отнести раннекубанскую группу к концу всего периода; однако, возможно, тут сыграло роль и известное пренебрежение, с которым археологи дореволюционной России относились к могилам, инвентарь которых состоял из одной керамики, — явление обычное для погребений позднего медного века. Казалось бы, абсолютную хронологию причерноморских стадий нетрудно установить на основании находок, преимущественно в кубанских курганах, вещей восточного типа. На деле их помощь не так велика. Правда, все предметы раннекубанских форм находят параллели в царских гробницах Ура, на основании чего terminus post quem для этой фазы может быть отнесен приблизительно к 2500 г. до н. э. Но все эти формы были распространены в течение такого продолжительного промежутка времени, что дата 1500 лет до н. э., может быть, также вполне уместна. И действительно, в погребениях Гиссара III, отнесенных их первым исследователем именно к этой дате, которая, однако, недавно была отодвинута до 2000 г. до н. э.3, мы находим чуть ли не еще более яркую параллель погребениям в Новосвободной, чем в более древних могилах Ура. Относительно ямной фазы следует сказать, что жезловидные металлические булавки встречаются в царских гробницах в Аладжа Хёйюк и в могилах Ахлатлибела, в Центральной Анатолии, но эти погребения можно лишь весьма неопределенно отнести ко времени «приблизительно до 1950 г. до н. э.». С другой стороны, terminus ante quem для катакомбной фазы, вероятно, можно было бы установить на основании находки в слоях раннемакедонской культуры в Айос Мамасе топора с уступами у основания обуха (стр. 125). Если допустить, что этот топор был занесен в Македонию из Причерноморья, и взять при этом минимальную дату конца раннемакедонской культуры, начало катакомбной фазы может быть отнесено ко времени до 1700 г. до н. э.

Фатьяновская культура

В лесной полосе Средней России первыми достоверными свидетельствами установления новой неолитической системы хозяйства являются кости домашних животных — коровы, овцы, козы и лошади — и по меньшей мере одна зернотерка, найденные в могилах фатьяновской группы в бассейне Оки и нижней Волги. Могилы, в которых, как правило, находится один скорченный костяк, изредка два — мужской и женский, а иногда — следы трупосожжения, образуют могильники, насчитывающие приблизительно от 5 до 20 погребений. Они встречаются и в низменных долинах рек, которые долгое время были населены охотничье-рыболовными племенами, и в возвышенных местах вплоть до волго-окского водораздела, где собиратели никогда не селились. Такое широкое расселение само по себе указывает на новую экономику, так как возвышенные места более пригодны для земледелия и пастбищ, чем холодные долины. Однако земледелие здесь было возможно только при широком применении полированных кремневых топоров, которые встречаются как в мужских, так и в женских погребениях, так как новая территория была покрыта густым лесом. В то же время кости щуки и зубы медведя, волка, лисицы, рыси и северного оленя, а также раковины, применявшиеся для изготовления украшений, свидетельствуют, что прежняя экономика, распространенная в лесной полосе, тоже не прекратила своего существования.

Но теперь стремление захватить богатую добычу в виде скота вело к более серьезным войнам, чем столкновения между охотничье-рыболовными племенами. Как

Рис. 79. 1 — боевой топор фатьяновской культуры и 2 — финский ладьевидный топор.

результат этого в могильном инвентаре появляется целый набор различного оружия, чуждого более древним лесным поселениям. Каждое мужское погребение сопровождается каменным боевым топором. Лучшие из них имеют такую же форму, как топор, изображенный на рис. 79, 1; большинство остальных можно было бы рассматривать как вырождение той же самой формы. Один топор из могильника близ Урусова, в бассейне Оки, принадлежит к типу топоров с уступами у основания обуха, свойственному степной катакомбной фазе. В этом же могильнике, в другой могиле, было найдено два выпрямителя древков стрел, относящихся к той же причерноморской стадии.

В нескольких богатых погребениях на верхней Волге каменные топоры были заменены или даже сопровождались проушными топорами из меди. Иногда с покойником клали кремневое огниво и трут. Глиняные кружки с отверстием, из которых некоторые имеют диаметр 5,5 см, удивительно похожи на модели колес, распространенные в Месопотамии начиная с 3000 г. до н. э.

Сосуды, которых очень много, имеют шаровидную форму, часто слегка уплощенное дно или отчетливо выраженную шейку, а иногда и то и другое вместе, но они

Рис. 80. Керамика фатьяновской культуры.

никогда не имеют ручек. Сосуды из ранних могильников Окского бассейна бывают иногда наносились гребенчатым или каким-либо другим штампом и нередко располагались лопастями на плечиках сосуда (рис. 80).

Воинственные фатьяновцы поддерживали, хотя и нерегулярно, мирные торговые сношения с другими племенами. Результатом этой торговли и являются попадающиеся изредка янтарные бусы, серебряные серьги и медные дискообразные подвески, кольца, браслеты и шейные обручи.

Теперь уже очевидно, что фатьяновские могильники знаменуют собой не какое-то кратковременное, эпизоди ческое, явление, а целую эпоху, и что их следует распределить по отдельным территориальным и хронологическим группам. Однако необходимая классификация еще до сих пор не выработана. Определению относительного места Фатьянова в общей последовательности культур способствуют находки в Трусове предметов катакомбного типа, которые, по-видимому, позволяют датировать

Рис. 81. Галичский клад (1/3).

этот могильник в бассейне Оки почти тем же временем, что и катакомбную фазу причерноморской культуры. Могильники верхней Волги относятся, возможно, к несколько более позднему времени. Найденные в них медные топоры очень близки по форме к топорам из сейминского и галичского кладов (рис. 81, 4 и 103, 4). Эти клады состоят, по-видимому, из привозных товаров южного производства, полученных или захваченных фатьяновцами. Но оба клада содержали предметы, характерные для позднего медного века, которые могут быть отнесены самое раннее к срубно-хвалынской причерноморской фазе, относящейся по ряду признаков к тому же времени, что и некоторые фатьяновские погребения. Отличие фатьяновской культуры от предшествующей ей культуры лесных племен и ее общее сходство с более западными культурами, типичными признаками которых служат шнуровой орнамент и шаровидные амфоры, повели многих археологов по пути объяснения ее возникновения миграцией воинственных народов из Скандинавии, Центральной Германии или Восточной Пруссии. Вне всякого сомнения, скотоводство и земледелие, составлявшие ее материальную основу, не могли возникнуть на почве местных ресурсов Средней России, а были занесены сюда извне. Но ближайшим таким источником были причерноморские степи, о связи с которыми свидетельствуют находки отдельных типов оружия. Если основы новой экономики были действительно почерпнуты из этого источника, можно считать, что фатьяновская культура вела происхождение от старой лесной культуры и только приспособилась к использованию новых источников пищи и в соответствии с этим распространилась на новые, более удобные территории.

Культуры боевых топоров на побережье Северного моря и в Прибалтике