У истоков европейской цивилизации

Рис. 5. Топор типа Лингби из рога северного оленя (Гольштейн) (1/4).

Несмотря на то, что все описанные до сих пор общественные группы жили в лесистых местностях, ни одна из этих групп, насколько можно заключить по материальным находкам, не делала серьезных усилий приобрести власть над окружавшей их стихией леса путем изобретения специальных плотничьих инструментов. В отличие от них народы, заселявшие поросшую лесом равнину Северной Европы, создали тесла и топоры для обработки дерева. Чтобы подчеркнуть это уменье приспособиться к природному окружению, мы можем объединить, их всех под одним названием лесных племен. Их предки еще в добореальные времена, продвигались на север, достигли Ютландии. Вплоть до 1936 г.сведения о первых поселенцах севера основывались лишь на случайных находках «топоров типа Лингби», сделанных из рога северного оленя, у которого лобные отростки были обтесаны, образуя таким образом лезвие тесла или топора или гнездо для прикрепления кремневого орудия (рис. 5). В 1936 г. в Штельморе (Аренсбург), близ Гамбурга, на берегу неглубокого торфяного озера была обнаружена стоянка охотников на северных оленей. Оленей убивали при помощи стрел, оснащенных кремневыми наконечниками с асимметричными черешками (аренсбургского типа), а рыбу и птицу — зазубренными гарпунами из рога северного оленя, вырезанными с помощью кремневых резцов. Каждый год совершали жертвоприношение различным духам — бросали в озеро первых убитых оленей с привязанным на шею камнем; на берегу в качестве тотемного столба втыкали шест с надетой на него головой северного оленя.

Штельмор служил, невидимому, местом временных стоянок охотников, а их поселения, следует полагать, были расположены значительно южнее. Возможно, их предки явились создателями «восточного варианта» мадленской культуры. Действительно, долотообразные орудия из оленьегорога широко применялись мадленцами Петерсфельза (Вюртемберг), а топоры типа Лингби во времена плейстоцена употреблялись в Моравии, Венгрии и Молдавии, где, несмотря на оледенение, сохранились леса.

В бореальные времена люди лесных культур распространились, начиная от Южной Англии и кончая Финляндией, по всей территории Североевропейской равнины, не утратившей еще своего однородного характера, и великолепно приспособились к природному окружению, состоявшему из сосновых лесов, однообразие которых нарушалось лишь реками да озерами. На территорииАнглии, Германии и Дании они, очевидно, слились с тарденуазцами, во всяком случае, они научились изготовлять по образцу тарденуазцев микролиты геометрических форм. Если охотничьи походы способствовали тому, что разбросанные на обширном пространстве группы людей еще изредка вступали в соприкосновение, то рыболовство на берегах рек и озер содействовало образованию более долговечных поселений, так что орудия различных местностей в зависимости от различных природных условий стали все больше отличаться друг от друга. В пределах этойогромной непрерывной территории можно различить местные варианты или культуры в Англии, Дании и Северной Германии, в Восточной Прибалтике (Кунда) и, возможно, на побережье Норвегии. Но поселение Маглемозе близ г. Мулле-рупа и другие классические местонахождения в Зеландии дают достаточно материала, чтобы создать картину, применимую с некоторыми изменениями и к остальным культурам.

Рис. 6. Различные тины орудий Маглемозе из Зеландии 1—3, 7-8 (1/2); 4 (2/3); 5-6 (4/5)

В этих летних стойбищах, которые каждую зиму затопляло водой, люди останавливались на время охоты, рыбной ловли и сбора орехов. Для этих целей у них имелось множество различных приспособлений и резко разграниченных по своим функциям орудий: костяные наконечники с кремневыми вкладышами (рис. 6, 3), несколько видов гарпуна (рис. 6, 1, 2), костяные рыболовные крючки, сети из лыка с поплавками из сосновой коры, шаровидные или покрытые шипами каменные булавы с пробитыми отверстиями и деревянные палицы.

К востоку от Балтийского моря можно встретить деревянные или костяные наконечники стрел конусообразной формы (см. рис. 99), употреблявшиеся при охоте на пушного зверя с целью минимальной порчи меха, и специальную кирку из оленьего рога для пробивания льда. Для плетения сетей применялись костяные иглы, для работы по кости—кремневые резцы, для обработки шкур — небольшие дисковидные скребки (рис.6, 4); в качестве ножей часто служили расщепленные клыки диких кабанов. Для обработки дерева появились теперь долота из оленьего рота, втульчатые долота из мозговых костей крупных животных (рис. 6, 8), роговые тесла с отверстиями и кремневые топоры-мотыги, изготовлявшиеся из нуклеуса (рис. 6, 5). В редких случаях можно встретить и топор-резак, изготовленный из обработанной кремневой пластины (рис. 6, б), вставлявшийся наподобие тесла во втулку из оленьего рога с отверстием для рукоятки (рис. 6, 7). К востоку от Балтийского моря, где кремня было мало, тесла делали из голышей, заостренных, подобно орудиям из оленьего рога, с помощью шлифовки. В Англии топор-резак тогда еще не был известен.

Сообщение легче всего осуществлялось по воде с помощью лодок, изготовлявшихся, невидимому, из шкур, но они не сохранились, хотя до нашего времени дошли весла, которыми они управлялись. Возможно, что к востоку от Балтийского моря зимой для передвижения по снегу применялись сани с собачьей упряжкой. Собак, напоминавших по виду волков, приручали повсюду; может быть, это были предки современных пород ездовых собак.

Жители Дании уже собирали янтарь, по-видимому, они считали его электрические свойства признаком какой-то волшебной силы. Для удовлетворения эстетических потребностей они украшали костяные орудия геометрическими орнаментами с помощью набора заостренных инструментов, применяя при этом так называемую технику сверления.

Можно считать, что все без исключения лесные культуры бореальной фазы ведут свое происхождение от верхнепалеолитических культур Восточной и Центральной Европы (промежуточной культурой является комплекс Лингби). Между их топоровидными орудиями и ручными топорами нижнего палеолита не существует, очевидно, никакой связи. Только финмаркенская культура в Норвегии, может быть, находится в отдаленном родстве с восточносибирским кругом культур, так как в обоих случаях мы находим орудия среднепалеолитического типа в сочетании с резцами.

Рис. 7. Горшок культуры Эртебёлле, топоры из оленьего рога и костяные гребни (Дания) (1/6)

Морская трансгрессия, послужившая началом атлантической фазы, нарушила единство лесных культур и предоставила некоторым группам населения новые возможности. Богатые устрицами отмели, охота на тюленей и ловля морской рыбы позволили им селиться в укрытых местах вдоль побережья Дании и Южной Швеции. Хорошим примером служит культура Эртебёлле. Поселения этой культуры отмечены огромными кучами раковин (достигающими иногда почти 100 м и длину и более 25 м в ширину) — кухонных отбросов оседлого населения, хозяйство которого еще носило черты собирательства. Обнажение новых залежей высококачественного материала — кремня — повлекло за собой все большее вытеснение кости кремнем в изготовлении грубых орудий. Предпочтение отдавалось теперь не топору-мотыге, а топору-резаку; иногда здесь можно встретить топоры из диорита с выпуклыми сторонами, изготовленные, подобно более ранним топорам из Восточной Прибалтики, путем шлифовки, но роговые топоры с отверстиями — уже не тесла, а настоящие топоры — и втулки для прикрепления топоров еще не вышли из употребления. Единственной формой микролитов были наконечники стрел с поперечно срезанным лезвием. Рыбу не били гарпунами, а ловили с помощью привязанного к лесе крючка. Оседлый образ жизши способствовал появлению керамики — больших остродонных сосудов и плоских мисок, которые, может быть, наполнялись ворванью и служили светильниками. Костяные гребни и браслеты говорят о любви к украшениям. Покойников хоронили в вытянутом положении в кучах кухонных отбросов.

Если прибрежные племена сумели воспользоваться преимуществами новых природных условий, то племена, населявшие Норвегию, Среднюю Швецию, земли, расположенные к востоку от Балтийского моря, и даже внутреннюю часть Ютландии и Шлезвиг-Гольштейна, продолжали вести прежний образ жизни, который сложился во времена бореальной фазы, и на протяжении почти всей атлантической фазы продолжали пользоваться главным образом старым инвентарем, особенно гарнунами или — как в культуре Гудено (Ютландия) — микролитами геометрических форм. Можно было бы ожидать встретить такие же пережитки на юге и на западе, но единственным местом, где была найдена культура мезолитического характера, отнесенная на основании ботанического исследования к атлантической фазе, является Лоуэр Холстоу в устье Темзы. Знаменитая стоянка на холме Кампиньи (департамент Нижней Сены) — некогда типичная мезолитическая стоянка — превращается теперь в типичное поселение пришлой западнонеолитической культуры. Таким же образом и в самой Дании, как это доказано, культура Эртебёлле с ее кремневыми топорами-мотыгами и топорами-резаками сохранилась во второй фазе местного неолита.

Многие историки первобытной культуры хотели объяснить нововведения, усматриваемые в культуре Эртебёлле, — а именно глиняную посуду и шлифованные каменные топоры — появлением каких-то пришельцев с юго-запада. Действительно, когда в Дании и Южной Швеции в начале суббореальной фазы появились неолитические земледельцы, принесшие с собой более совершенную технику, они не повлияли на прибрежных собирателей, продолжавших изготовлять свои грубые горшки типа Эртебёлле. Однако до сих пор еще не было найдено следов каких-либо более ранних поселенцев, которые могли бы обучить этому искусству предков этих собирателей еще во времена атлантической фазы. Керамика Эртебёлле является, очевидно, местным изобретением. В то же время она не была исходным началом даже для датской неолитической керамики, как и для керамики земледельцев Передней Азии и Северной Африки — в этих областях керамика появилась раньше, чем в Эртебёлле. Северные лесные культуры создали также первую удобную для работы форму топора и, применив к камню технику, использовавшуюся ранее лишь для обработки кости, изобрели даже «полированный каменный клиновидный топор», который для типологов служит критерием начала неолита. Люди этих культур населяли места, благоприятствовавшие собирательству, и были хорошо вооружены для использования создавшихся условий, но в окружавшей природе не было ничего, что могло бы побудить их изменить свое хозяйство: ни годных для возделывания злаков, ни овец, которых можно было бы приручить. Еще меньше способствовала эта природа установлению строгой дисциплины, ведущей к городскому образу жизни.

Все описанные мезолитические культуры в целом заполняют пробелы во времени и служат доказательством того, что отдельные части Европы были заселены с окончания славной поры охоты на мамонтов. Ни одна из этих культур ни в коей мере не говорит о переходе от старой системы хозяйства — собирательства — к новой — производству пищи. Разве непоказательно, что мезолитические культуры богаче всего представлены в местах, наиболее удаленных от древнейших исторических центров цивилизации и естественной родины дикорастущих хлебных злаков и диких овец? Какую бы часть неолитического населения ни составляли люди мезолита, стада овец и хлебные зерна, послужившие основой новой системыхозяйства, были занесены сюда не ветром и не в результате межплеменного обмена, а явились следствием прихода самих скотоводов и земледельцев.

Глава II.Восток и Крит

В тот период, когда одна часть Северной Европы была занята тундрой, а другая — ледяным покровом, Северная Африка и Передняя Азия, известные в наши дни своим засушливым климатом, представляли собой травянистые степи. Там-то и росли дикие травы, в результате продолжительного возделывания которых были получены наши сорта пшеницы и ячменя. Там же водились годные для приручения дикие овцы и крупный рогатый скот.

В такой среде люди могли с успехом начать завоевание окружающей природы и приступить к активной эксплуатации органического мира. Скотоводство и возделывание растений явились революционным шагом на пути освобождения человека от зависимости от внешней среды. Они дали человеку возможность самому регулировать пополнение своих пищевых запасов настолько, что численность населения теперь вышла из тех узких пределов, которыми она была ограничена, пока единственную пищу людей составляла естественная добыча в виде дикорастущих плодов и мяса диких животных. Число первобытных полуоседлых земледельцев, осуществлявших этот переворот, стало быстро расти. В результате второго переворота они окончательно перешли к оседлости и начали производить не только необходимое, но и излишки пищи, потреблявшейся ремесленниками и купцами, жрецами и царями, чиновниками и солдатами,— иными словами, городским населением, вышедшим из среды тех же земледельцев.

Второй переворот завершился прежде всего в долинах Нила, Евфрата и Инда. Соображения, высказанные выше, заставляют предполагать, что и первый, или неолитический, переворот начался там же — в Восточном Средиземноморье. На основании археологических и письменных исторических источников можно судить, что к началу третьего тысячелетия до нашей эры жители Месопотамии и Египта были уже объединены в большие города (такие города, подобно Эреху, достигали порой площади 5 кв. км), где излишнее сельское население находило применение своим силам в ремесле и торговле. Культурные наслоения доисторических поселков толщиной более 20 м, залегающие под древнейшими историческими зданиями Шумера и Ассирии, свидетельствуют, что оседлый образ жизни в долине Тигра и Евфрата восходит к глубокой древности. Сотни могил, предшествующих монументальным кладбищам первых египетских династий и относящихся к сменявшим друг друга доисторическим периодам, известным под названиями бадарийского, амратского, герцейского и семайнского, открывают не менее далекую перспективу, восходящую к тем временам, когда люди на берегах Нила перешли к производству пищи.

В своей книге «Древнейший Восток в новом освещении» я пытался осветить некоторые явления доисторического прошлого Востока. Я пытался также проследить пути распространения предшествовавшего этим явлениям первого переворота и показать, как все возраставший спрос городов, новых центров сосредоточения населения и богатства, влек за собой развитие как ремесел и искусств, так и новой системы хозяйства, послуживших опорой для второго переворота. Самым простым способом обеспечить пищей новые поколения было возделывание еще не тронутых земель. Таким путем создавались деревни Анатолии или Сирии. Но для удовлетворения потребностей месопотамских и египетских городов эти деревни должны были вырабатывать сельскохозяйственные продукты в количестве, превышавшем их потребности. Излишки продуктов шли также на пропитание ремесленников и купцов в этих деревнях. Наличие ремесла и торговли в этих деревнях способствовало постепенному их превращению в города. Новые города в свою очередь становились центрами спроса на продукты и распространения культуры и проходили тот же путь развития, порождая при этом третье поколение таких же центров, которым приходилось вновь повторять тот же процесс. Таким образом, мы можем предполагать наличие целой иерархии городских или полугородских общин, которые не только в пространстве и во времени, но и по своему культурному уровню располагались зонально вокруг столиц Египта, Месопотамии и Индии. Посмотрим, насколько это предположение справедливо по отношению к доисторической Европе.

Благодаря своему расположению и исключительно благоприятному направлению ветров и морских течений большой остров Крит легко достижим и с Нила, и из Сирии, и из Анатолии, и из континентальной Греции. Его плодородные долины обеспечивали существование земледельцев и садоводов. Запасы леса, меди и другого сырья вполне удовлетворяли потребности ремесла. Естественные гавани использовались не только рыбаками, но и купцами, которые доставляли предметы, изготовленные на Крите, в городские центры, а в обмен привозили товары, а заодно и передавали опыт более древних городов.

В Кноссе, в центральной части Крита, где была впервые обнаружена минойская цивилизация, остатки неолитических деревень под древнейшими минойскими слоями образовали телль высотой 6,5 м. Однако культура, обнаруженная в результате пробных раскопок, имеет мало черт, свойственных неолиту. Конечно, клиновидные топоры с выпуклыми сторонами (топоры и долота), изготовленные из различных камней путем шлифовки и полировки, формально являются признаком неолита. По судя то тому, что обсидиан доставлялся с островов Мелоса и Яли, сельское хозяйство едва ли было замкнутым, автаркичным. Для более поздних слоев термин «неолит» неприменим даже по формальным признакам, так как на полу одного из домов вместе с каменными клиновидными топорами был найден плоский медный топор. Камень служил для изготовления шарообразных или грушевидных булав с просверленным отверстием для наверший и даже ваз. Позднейшие дома представляют собой постройки, состоявшие из многих небольших комнат с постоянными очагами; стены опираются на каменные основания.

Керамика, хотя и сделанная от руки, была хорошего качества, равномерной серовато-черной или красновато-коричневой окраски, в зависимости от того, какой процесс сопутствовал обжигу: восстановительный или окислительный. Часто сосуды подвергались лощению; иногда в декоративных целях им придавали волнистую поверхность. По формам керамику нельзя назвать примитивной: иногда вместо простых ушков сосуды бывают снабжены настоящими ручками (включая ручку в виде птичьей дужки) и даже короткими носиками. Еще до конца этого периода появляются кубки на высоких наполовину полых поддонах и шаровидный кувшин со скобообразными ручками по бокам корнуса. Так же как в Нижнем Египте и в Западной Европе, распространены черпаки. Мастера украшали свои изделия углубленным орнаментом в виде заполненных точками треугольников и лент.

Для обрядов, связанных с культом плодородия, земледельцы лепили из глины или вырезали из мягкого камня в высшей степени условные фигурки «богини-матери» в сидячем положении или на корточках (рис. 8). В качестве амулетов они носили миниатюрные каменные топорики с отверстиями для подвешивания (топоры-амулеты). Покойников хоронили в пещерах, но пещеры использовались только для индивидуальных погребений, а не в качестве склепов. Поскольку на острове не было обнаружено никаких следов собирателей времени палеолита, можно предположить, что древнейшие земледельцы Крита пришли из других мест и принесли с собой неолитический инвентарь. «Неолитический Крит, — пишет Эванс, — можно рассматривать как изолированное ответвление обширной Анатолийской области». В его таблице (рис. 8) мы находим много статуэток азиатского происхождения, родственных сидящим на корточках фигуркам. Равномерно окрашенные горшки с ручками и носиками напоминают по общему виду анатолийскую посуду; для красивых серых сосудов можно найти параллель в «халколитических слоях» Мегидо и в древнейших напластованиях многих азиатских теллей. Булавы также принадлежат к азиатской группе, но (как и топоры-амулеты) встречаются и в Нижнем Египте в неолитической деревне Меримде, где были найдены также топоры с выпуклыми сторонами и глиняные черпаки. Но орнамент в виде узких покрытых точками лент и кубки на высоких поддонах находят также аналогии на Балканах (стр. 131), а ручки в виде птичьей дужки типичны для бронзового века в Македонии. Орнамент в виде налепных валиков и схематизированное изображение человеческого лица на краю сосуда, найденного в числе так называемой «переходной» керамики в пещере Трапеза, во внутренней гористой части острова, еще больше напоминает посуду с Балканского и Апеннинского полуостровов.

Рис. 8. Критские неолитические статуэтки и статуэтки родственных типов. По Эвансу.

Скорейшему окончанию «неолитической» фазы способствовало «египетское влияние, которое, проникнув в примитивную островную культуру, превратило ее» в минойскую цивилизацию. Эванс предполагает, что это влияние явилось следствием иммиграции в додинастический период самих египтян, быть может, беженцев с Дельты, спасавшихся от завоеваний Менеса. По крайней мере в Сесаре, большой долине, расположенной в южной, обращенной к Африке, части Крита, культурные памятники, отражающие самые интимные стороны жизни, говорят о том, что возникновением минойской цивилизации Крит обязан Египту. О продолжении традиций додинастического Египта свидетельствуют не только формы каменных сосудов раннеминойского периода, превосходная техника ихудожественный выбор в качестве материала разноцветных пород камня. Религиозные обычаи Египта, как, например, игра на систре, ношение амулетов в виде ног, мумий или мартышек и статуэтки, несомненно ведущие свое происхождение от «кубических фигурок» гердейского периода, привычки, о которых говорят щипчики египетского образца, служившие для удалений волос, и плоские камни для растирания мазей, а позднее отдельные детали одежды, такие, как футляры для фаллоса, набедренные повязки и др.,— все это указывает на связи болееглубокие, чем просто летние торговые сношения.

В то же время, в нововведениях, которыми век металла отличается от неолитической культуры, пожалуй, еще отчетливее прослеживаются азиатские черты. Некоторые из них, может быть, действительно, проникли сюда через посредничество Египта. Сосуды для красок с двумя илинесколькими отделениями, выдолбленные в каменных параллелепипедах, с проделанными по углам отверстиями, распространенные особенно широко в Месаре, в раннединастический период встречались как в Шумере, так и в Египте. Но металлургия минойской культуры основана целиком на азиатских традициях. Мастер отливал медные топоры с проушным отверстием, сделанным по месопотамскому образцу. Художники изображали розетки и другие подобные фигуры не в египетском, а в азиатском стиле. Наиболее заметные формы минойских сосудов — пиксида с цилиндрической шейкой и крышкой с отверстиями для продевания шнурка, кувшин сузким скошенным горлышком и кувшин с широким, отогнутым в сторону носиком — находят параллели не в Африке, а в Анатолии, Так называемый чайник — сосуд со своеобразным носиком {рис. 9) — встречается (без ручки) в таких отдаленных местах, как Тепе Хиссар близ Дамгана идаже Анау в Туркмении. Техника росписи глянцевитой краской — отличительная черта минойской керамики — применялась до этого гончарами Тель Халафа в Северной Сирии. Точно таким жеобразом в религии культ двойного топора предвосхищен в амулетах Тель Халафа. Употребление резных бусин и печатей-пуговиц, в противоположность резным амулетам, является очень древним обычаем в Северной Сирии и Иране, перешедшим позднее в Египет и на Крит.

Рис. 9. Чайники и печать-пуговица Р. М. II. По Эвансу.

Вопрос о том, в какой степени новые анатолийские или сирийские колонисты, состоявшие из купцов и ремесленников, участвовали наряду с беженцами из Египта в образовании минойских городов, имеет для нас второстепенное значение. Минойская цивилизация не была принесена в готовом виде из Азии или из Африки, а представляла собой вполне самобытную культуру местного происхождения, в которой слились технические приемы и идеи Шумера и Египта, образовав одно новое и по своему характеру уже европейское целое. Элементы, по-видимому, египетского или восточного происхождения, дополнившие, как мы видели,неолитическую культуру Крита, могут рассматриваться как конкретное выражение изменения в экономике острова, явившегося ответом на спрос больших потребительских центров, возникших около 3000 лет до н. э. на берегах Нила и Евфрата. Именно удовлетворение потребностей этихгородов могло послужить причиной того, что многие из критских земледельцев могли прокормиться торговлей и ремеслом, а автаркичные поселки стали превращаться в торговые города.

На основе стратиграфической последовательности, сохранившейся лучше всего и Кноссе, Артур Эванс разделил бронзовый век Крита на знаменитые «девять минойских периодов», продолжительность которых он определил в абсолютных датах, опираясь при этом на сношения Крита с центрами цивилизации, уже владевшими письменностью. Но теперь, по прошествии 45 лет, его схема (см. схему на стр. 47, столбцы I и II) требует некоторого пересмотра. Во-первых, за это время даты египетской и месопотамской хронологии были сокращены. Во-вторых, деление Эванса основывалось преимущественно на последовательности стилей одной лишь кносской керамики. Между тем по отношению к другим местам острова, как оказывается, это деление применимо только с очень серьезными изменениями. Стиль керамики, определяющий позднеминойский II период Эванса, является чисто «дворцовым стилем», он распространен только в одном Киоссе. Так же обстоит дело и с более ранними периодами. Раныше полагали, что в среднеминойском II периоде (восточная часть Крита не была заселена, так как там не было найдено определяющей эту фазу полихромной керамики, так называемых «скорлупок». В действительности же этот стиль был также присущ одним дворцам в Кноссе и Фесте в центральной части Крита. Даже в Месаре, и тем более в восточной части Крита, стиль керамики среднеминойского I периода всe еще не вышел из моды в 1790 г. до н. э. Кроме того, раннеминойский период в Киоссе представлен слабо, по причине сравнивания земли при постройках более поздних зданий; описание керамики этого времени, данное Эвансом, должно быть пополнено большим количеством нового материала из Восточного Крита и Месары. Но в раннеминойский период минойская культура, без сомнения, не была однородна, я если мы примем каждый местный стиль керамики за отдельный хронологический период, мы сильно рискуем непомерно увеличить число этих периодов. В-третьих, первым достоверным указанием на синхронизм, основанный на данных действительного и датированного обмена товаров, служат сосуды среднеминойского II периода, найденные в Египте и относящиеся, как это твердо установлено, к Среднему царству, около 1850 г. до и. э. Нам не известно о каких-либо предметах, вывезенных из Крита в раннеминойский период, найденных в датированных слоях Египта или Передней Азии; что касается Крита, то хотя мы и находим там египетские изделия, относящиеся ко времени Древнего царства и даже додинастичесшго периода, все они встречены вне стратиграфического залегания. Что же касается более поздних периодов, приведенные в IV столбце схемы даты вполне оправдываются находками в Египте и в Сирии. Таким образом, мы имеем следующую схему:Период Кносс Восточный Крит Абсолютные даты до н. э.Раннеминойский Р. М. IР. М. IIР. М. III Р. М. III? ? 2000Среднемииойский С. М. I 1850С. М. II С. М. IС. М. III 1700Позднеминойский П. М. I 1550П. М. IП. М. II 1450П. М. III(А) П. М. III(А) 1400П. Э. III (В) 1300П. Э. III (С) 1200Пельзя даже пытаться воспроизвести здесь на нескольких страницах полную картину минойской цивилизации. Нам придется удовольствоваться беглым обзором хозяйственного развития и упомянуть о некоторых предметах производства, которые имеют большое значение для сравнений.

Как и во времена неолита, в основе экономики минойской культуры лежали рыболовство, разведение крупного рогатого скота, коз и свиней (остеологические свидетельства о появлении овцы относятся лишь к позднеминойскому периоду) и возделывание не определенных хлебных злаков наряду с оливками и другими фруктами. Но теперь сельскому населению приходилось производить избытки продуктов для пропитания отделившихся ремесленников — ювелиров, кузнецов по меди, резчиков по камню. Отсюда следует, что, помимо небольших деревень, существовали, вероятно, и другие значительно большие населенные пункты, хотя до сих пор еще ни один такой город-поселок минойского периода не был раскопан целиком. Шурфы, сделанные в Василики, в восточной части Крита, и на территории кносского дворца, позволяют предположить, что там имелись группы прямоугольных кирпичных и деревянных домов на каменных фундаментах, напоминающие постройки относящихся к тому же периоду городов Анатолии и материковой Греции. По даже в среднеминойском I периоде бывало еще, что сельское население жило обособленными поселками из нескольких домов, напоминавшими скорее хутора, чем деревни. Один жилой дом в Хамези, относящийся к этому периоду, представлял собой овальное, обнесенное стеной помещение размером 20 X 12 м, разделенное радиальными внутренними стенами на 11 комнат — точно так, как это было принято в домах железного века, располагавшихся вокруг внутреннего двора, и в колосообразных в плане жилищах Западной Англии.

К подобным же выводам можно прийти и на основании изучения могил. Типичным способом захоронения для всех периодов минойской культуры является коллективное погребение в семейных или общинных склепах, которыми пользовались на протяжении многих поколений. Этот способ, не известный в Египте, Шумере и на Анатолийском плоскогорье, был широко распространен по всему побережью Средиземного моря и применялся еще натуфийцами — пещерными жителями Палестины; он восходит, таким образом, ко временам «мезолита». Кости в минойских склепах лежат обычно в беспорядке. Такое нарушенное состояние костяков, которое наблюдается также в коллективных могилах на западе, было сочтено за признак вторичного погребения; первоначально останки помещали в какое-то временное погребальное помещение до полного разложения тела. Однако тщательное исследование погребений в Месаре, произведенное Ксанфудидисом, показало, что беспорядочное расположение костей зависело от другой причины. Люди, расчищая место для более поздних погребений, выказывали мало почтения к прежним покойникам и не стеснялись тревожить их останки. Обычно покойников клали на дно гробницы в скорченном положении. Встречающиеся иногда на костях следы огня указывают скорее не на трупосожжение, а на обычай раскладывать в склепах костры для совершения обряда очищения.

Сами склепы представляли собой естественные пещеры (от раннеминойского I до среднеминойского I периода), прямоугольные каменные камеры, похожие на двухкомнатные дома, или круглые огороженные помещения, называемые обычно голосами. В Месаре внутренний диаметр толосов колеблется от 4,1 до 13 м; вход представляет собой низкую дверь, образованную двумя вертикальными мегалитами, подпирающими массивную перекладину; перед дверью часто имеется небольшая, огороженная стеной передняя. Стены имеют толщину от 1,8 до 2,5 м, и внутренние ряды камней образуют друг над другом выступы, как если бы все сооружение, по принципу кикладских гробниц, заканчивалось наверху ступенчатым сводом (рис. 25, 1). Если трудно поверить, что пространство диаметром 9—12 м могло иметь перекрытие в виде ложного купола, менее крупные камеры, бесспорно, заслуживают название толосов или «купюльных гробниц». В одной ранней гробнице в Краси (восточная часть Крита) диаметром 4,2 м покойников, как это было принято на Кикладах и в Аттике (стр. 86 и 107), должно быть, опускали вниз через отверстие в крыше, так как дверь, имевшая всего лишь 0,5 м в высоту, была совершенно завалена костями и приношениями. Вообще часто существовало лишь символическое обозначение двери, как в египетских мастабах и в некоторых длинных курганах на Британских островах.

Эванс сравнивал критские толосы с более поздними закрытыми гробницами Ливии и Нубии, но Меллоуэн, которого поддерживает Пик, считает прототипом минойских толосов круглые кирпичные постройки неизвестного назначения, но явно не служившие для погребения, обнаруженные им в Ассирии близ Арпахии в халколитических слоях городища Тель Халаф, которые относятся по меньшей мере к четвертому тысячелетию до нашей эры. Конечно, в Передней Азии ступенчатый свод был к этому времени уже хорошо известен, но ничто не свидетельствует о применении ступенчатого свода в Египте раньше второй или третьей династии. Таким образом, возможно, что минойские толосы, подобно современным им прямоугольным склепам, были простым подражанием жилым домам, построенным из более долговечного материала; о наличии круглых домов свидетельствует модель из Феста. Основываясь на том, что толосы были также распространены на Кикладских островах, что в древнейших толосах Краси содержится большое количество керамики и украшений кикладского типа и что кикладские идолы встречаются даже в гробницах Месары, Маринатос склонен, по-видимому, думать, что такого рода погребальные сооружения могли быть введены семьями, переселившимися с мелких островов.

В восточной части Крита (например, на Мохлосе) несколько гробниц, имитирующих жилые дома, образуют иногда небольшие могильники, которые, очевидно, должны были соответствовать поселкам-городам, где жило вместе несколько родов. Толосы чаще встречаются по одному, как бы соответствуя поселениям одиночных кланов или родов. В Месаре известны, однако, небольшие могильники, состоящие, например, из трех толосов и одного прямоугольного склепа в Кумасе, из трех толосов в Платаносе и т. д. Такие могильники указывают на объединение нескольких родственных групп в одну деревню, хотя до сих пор еще в их окрестностях не было найдено поселений, предшествующих среднеминойскому периоду. И в Месаре и в Краси, когда толосы переполнялись, к ним сверху пристраивали дополнительные камеры для последующих погребений, преимущественно cреднеминойского периода. Могильник в Мавроспелио близ Кносса свидетельствует о появлении в среднеминойский II период нового обычая выдалбливать в мягких горных породах гробницы, предназначавшиеся для одной небольшой семьи. Это были неправильной формы камеры со входом в виде короткого коридора или сеней. К тому же периоду относится, очевидно, и небольшой толос, построенный в углублении, вырытом в склоне холма. В позднеминойские времена типичной формой гробниц на Крите, как и во всей Греции микенского периода, становятся катакомбы. Но еще в конце раннеминойского периода наряду с обычаем хоронить покойников в склепах существуют уже и индивидуальные погребения в небольших каменных ящиках (цистах), в глиняных гробах (ларнаках) и в больших сосудах (пифосах), которые, в противовес склепам, группируются в могильники и приобретают в последующие периоды все большее и большее распространение. Мы находим ранние параллели глиняным гробам и в Месопотамии и в Египте, тогда как погребение в сосудах типично для Анатолии и Сирии.

Разнообразие одновременно существовавших погребальных обычаев и традиций в производстве керамики заставляет думать, что население острова в раннеминойский период состояло из различных переселившихся сюда групп, которые еще не слились и не образовали единого народа с однородной культурой. Но, судя по отсутствию укреплений, они жили мирно; если принять во внимание однотипность металлических орудий, каменных сосудов, украшений и печатей, у них была одна хозяйственная система. Эта система обеспечивала доставку и распределение иноземных материалов: золота, серебра, свинца, обсидиана, мрамора и, возможно, янтаря (если судить по находке в толосе в Порти), египетских и азиатских изделий, как, например, фаянсовых бус и каменных сосудов, копировавшихся местными мастерами, и, может быть, статуэток сКикладских островов. Отдельные ремесленники нуждались в собственных печатях (печати-пуговицы, печати-бусины и призматические печати) с изображением какой-нибудь сцены, символизирующей их ремесло, купцы с помощью печатей клеймили тюки с товарами, направлявшимися в Асину и другие порты на материке. Однако потребности в созданиикакой-то постоянной общепризнанной системы письма для ведения корреспонденции или цифровой системы для счета еще не появилось. Хотя, судя по погребальному инвентарю некоторых склепов, отдельные лица и обладали значительным богатством, мы не находим здесь ни величественных индивидуальных гробниц, ни дворцов, ни храмов, ничего, что могло бы указывать на концентрацию средств в руках светских богачей или крупного духовенства.

Религиозные обряды совершались в примитивных святилищах или в пещерах. Формы различных религиозных символов, обнаружившихся при раскопках, хотя и предвещают уже своеобразный инвентарь позднеминойского периода, соответствуют пока еще домашнему культу, идет ли речь о каменных статуэтках, привозившихся с Кикладских островов илипредставлявших собой подражания «кубическим фигуркам» додинастичеокого Египта, или о распространенных в Анатолии фаллах, об изображениях «посвятительных рогов», подвесках в виде голубя, встречающихся также на Кикладах и в Ассирии, или посвятительных двойных топорах из меди или свинца.

В среднеминойский период власть и богатство начали сосредоточиваться в руках династов, имевших свою резиденцию в центральной части Крита и сочетавших политическую власть с духовной. В Маллии, Кноссе и других местах были воздвигнуты дворцы, служившие одновременно храмами, мастерскими и складами товаров. Специализация ремесла все больше сокращала область домашнего производства. В среднеминойский I период появляются первые указания на применение гончарного круга. Гончарный круг представлял собой большой глиняный диск, который странствующие гончары

Рис. 10. Оттиск печати, изображающей минойскую «богиню-мать» и (слева) «посвятительные рога». По Эвансу.

могли носить за собой, как это бывает и в наши дни. К тому же периоду относится и найденная в Палекастро модель четырехколесной повозки — первое свидетельство о появлении на Крите колесного транспорта. Повозки вряд ли могли бы принести большую пользу, если бы не было дорог, находившихся в ведении властей, компетенция которых распространялась за пределы отдельных областей. Действительно, в среднеминойский период существовавшие до этого разрозненные местные традиции начали постепенно сливаться воедино, пока, наконец, на Крите не образовалась одна общая культура. Но различия между провинцией иметрополией становятся все заметнее. Провинциальные гончары из восточной части Крита не могли соперничать с искусными дворцовыми мастерами Кносса или Феста, изготовлявшими полихромные сосуды толщиной в яичную скорлупу.

Жрецы-цари завязали более оживленные торговые сношения с Египтом, Мелосом, континентальной Грецией и другими странами, где были обнаружены даже образцы керамических скорлупок (в одной египетской гробнице времен двенадцатой династии, замурованной немного позднее 1850 г. до н. э.). Эта торговля, невидимому, значительно увеличила их реальные богатства. Для ведения торговых дел требовалось, вероятно, создание специального служебного аппарата. Учрежденная таким образом постоянная корпорация нуждалась в какой-то санкционированной обществом системе ведения отчетности и счетов. Действительно, в среднеминойский I период была создана условная система письма идеографического типа, примененная для счетоводства. Самую мысль минойцы заимствовали, очевидно, у своих корреспондентов — египтян и сирийцев, которые были знакомы с письменностью уже в течение тысячи лет. Условные знаки были свои, хотя некоторые из них имеют аналогии среди египетских иероглифов, а числовые обозначения напоминают цифры раннего Шумера; материалом для письма, как в Азии, служили глиняные таблички.

Рост богатства обычно сопровождается ростом населения. Кносский дворец был окружен большим городом из двухэтажных домов, о котором мы можем судить не столько по самим раскопкам, сколько по мозаике, относящейся к среднеминойскому II периоду. Местное население пополнялось приезжими ремесленниками, которых привлекало богатство минойских дворцов и городов. Таким образом, возможно, что профессиональные гончары из Азии ввели в употребление гончарный круг и научили своих местных подручных, как с ним обращаться. Другие специалисты, как, например, мастера фресковой живописи, стекались сюда, вероятно, чтобы обслуживать потребности придворной знати. Но если новые виды искусства привозили с собой приезжие мастера, местные минойские школы, возникавшие на этой основе, отличались своеобразием и плодотворностью как в изобретении новых технических приемов, так и в создании нового натуралистического стиля, имевшего мало общего с восточными образцами. Эти замечательные сцены, украшавшие стены дворцов и домов среднеминойского II и III периодов, все эти игры и процессии, животные и рыбы, цветы и деревья напоминают уже Европу.

Развитие минойской цивилизации прерывалось катастрофами, из которых каждая, по-видимому, соответствовала концу одной из трех фаз, известных под названием среднеминойского II, среднеминойского III и позднеминойского I периодов. Во всех этих случаях причиной бедствия, очевидно, было землетрясение, за которым следовало восстановление разрушенных дворцов. Но около 1400 г. до н. э. дворец Миноса был до основания разрушен неприятельскими войсками. Гегемония в Эгейском мире перешла на материк к Микенам (стр. 118). Но еще в течение двух столетий городская культура на Крите продолжала процветать. Примером может служить Гурния, в восточной части Крита, которая к тому времени занимала уже площадь 2,5 га и насчитывала около шестидесяти домов. Богатые позднеминойские могильники, состоявшие из гробниц со ступенчатыми сводами (частично подземных), высеченных в скалах погребальных камер, катакомб, шахтовых могил и погребений в глиняных гробах, продолжали иногда использоваться и в железном веке.

В дополнение к этому весьма скудному описанию следует вкратце упомянуть об отдельных критских изделиях, на которые мы будем ссылаться в последующих главах, посвященных областям Европы, ушедшим не так далеко вперед. Особенно большое значение в этом отношении имеют орудия и оружие. Для изготовления ножей, вкладышей для серпов и наконечников стрел (включая стрелу с поперечно срезанным лезвием) применялся обсидиан. Красивые наконечники стрел с выемчатым основанием встречаются даже в позднеминойских гробницах. Камень, по крайней мере в раннеминойский период, применялся даже для топоров; следует отметить клиновидный топор из жадеита, найденный в толосе Калатианы, в Месаре. Но медь употреблялась для изготовления клиновидных топоров еще в конце неолитической фазы и вскоре вытеснила камень. В восточной части Крита имеются залежи медной руды — которые, может быть, разрабатывались еще в раннеминойские времена.

Уже в среднеминойский I период появляются первые свидетельства о добавлении к меди олова в целях облегчения литья, хотя обычная норма для сплава 10% олова — установилась твердо только в среднеминойский III период. Шумерийцы знали бронзу больше чем за 2500 лет до н. э. От них-то, вероятно, через посредничество Анатолии, жители Эгейского мира и узнали о достоинствах этого сплава (стр. 69). Но в конечном счете люди минойской культуры могли получать нужное им олово и из месторождений в Этрурии, Корнуэлле и Чехии, так как во всех этих областях мы находим неясные следы связи с Эгейским миром (стр. 173, 322 и 442). Железо представлено одним кольцом из среднеминойской гробницы в могильнике Мавроспелио, но его применение для оружия и орудий производства начинается не раньше 1200 г. до н. э.

Что касается топоров, то развитие плоского клиновидного топора медного века не привело здесь, как в Цизальпийской Европе, к топору с закраинами и втулками; плоский клиновидный топор сменился здесь проушным топором (рис. 11, 1), который с доисторических времен былраспространен в Месопотамии. После среднеминойского III периода, однолезвийный топор был вытеснен на Крите двулезвийным, так называемым «двойным топором», который был также известен шумерийцам и еще в раннеминойский II период приобрел значение фетиша или символабожества. В начале позднеминойского II периода кносские ремесленники пользовались также и двойными теслами. Наконец, мы встречаем здесь топор-тесло, который можно рассматривать как комбинацию двух шумерских типов топора. Он представлен золотой моделью, относящейся к раннеминойскому II периоду, несколькими настоящими топорами (рис. 11, 3), найденными при раскопках сельского дома в Хамези (среднеминойский I период), и обычной минойской формой (рис. 11, 4), установившейся со среднеминойского II периода. Свидетельства о тяжелых прямоугольных в поперечном сечении металлических молотках с отверстием относятся еще к среднеминойскому II периоду. Плотничья пила вошла в употребление тогда же, когда и повозки на колесах, то есть к началу среднеминойского I периода.

Рис. 11. Минойские тоноры, тоноры-тесла и двойной топор (1/3); оттиски печатей (3/2). По Эвансу и М. А.

В качестве долот служили удлиненные плоские клиновидные топоры. Первые дошедшие до нас серпы относятся только к позднеминойскому III периоду.

Раннеминоиские кинжалы имеют треугольную форму или бывают снабжены очень коротким широким черешком (рис. 12, 1). Иногда с целью придания им продольной жесткости с обеих плоских сторон у них отливалось по продольному ребру. Маленькими, иногда серебряными, заклепками они прикреплялись к костяным или деревянным рукояткам, на которые сверху надевались шаровидные или полушарные навершия из камня или слоновой кости с боковыми отверстиями для прикрепляющих их поперечных заклепок. В среднеминойский период кинжалы, все такие же плоские или снабженные для прочности продольным ребром, удлиняются и приобретают листовидную форму (рис. 13). Некоторые, подобно

Рис. 12. 1 — раннеминойские кинжалы (1/3); 2 — каменные бусы (2/3). По Эвансу.

азиатским кинжалам, имеют плоский черешок. Прикрепление к рукояткам производится с помощью больших заклепок. При раскопках дворца в Маллии был найден настоящий колющий меч, отнесенный к среднеминойскому I, который, судя по удлиненному навершию и по способу прикрепления к рукояти, является развитием шумерских форм, представленных в царскихгробницах Ура. Напротив, большие мечи из шахтовых могил в Микенах (рис. 14,1—3), соответствующие по времени среднеминойскому III периоду, несомненно, представляют собой все те же, изображенные на рис. 13, кинжалы местных типов, только сильно вытянутые до такой значительной длины, как 93 см. Навершия являются усовершенствованием раннеминойской формы, близкой к образцу, изображенному на рис. 21,3. У меча первого типа (1) на вставляющейся в рукоятку части сохранились следы лунообразного основания рукоятки — отличительной черты египетских мечей. В позднеминойский I b период из второго типа (2) развивается колющий меч с рогатым перекрестием (рис. 14, 4), а затем в позднеминойский III период — короткий рубящий меч с обхватывающими рукоятку закраинами. Но к концу того же

Рис. 13. Кинжалы C. М. I и II. По Эвансу.

периода появляется еще один тип меча, применявшийся и в качестве рубящего и в качестве колющего оружия; этот тип меча, возникший, очевидно, за Балканами, является, невидимому, предвестником падения эгейской цивилизации.

Некоторые раннеминойские клинки кинжалов, возможно, служили наконечниками копий. Для этой цели, должно быть, предназначался найденный на Мохлосе кинжал с двумя зубцеобразными выступами. Но классическая форма минойского наконечника копья, восходящая к среднеминойскому III периоду, имела втулку, образованную из согнутого в трубку широкого плоского черешка (рис. 15). Этот способ прикрепления наконечника к древку применялся шумерийцами с середины третьего тысячелетия до нашей эры.

Рис. 14. Колющие мечи C. М. III (Микены) и рукоять меча П. М. I (Крит). По Эвансу.

Часто в раннеминойских толосах можно встретить плоские каменные пластины с отверстиями на обоих концах; одна пластина из Платаноса имеет отверстия по четырем углам.

Они напоминают предохранители, надевавшиеся на запястья при стрельбе из лука, которые встречаются в Западной и Центральной Европе в могилах культуры колоколообразных кубков (стр. 484 и ел.). По в действительности это были точильные камни.

Керамика минойской культуры слишком богата и многообразна, чтобы мы могли описать ее во всех подробностях. В раннеминойский период была распространена одноцветная лощеная посуда, напоминающая местную неолитическую керамику, раннюю керамику Анатолии и гончарные изделия Кикладоких островов. Сосуды бывают украшены лощеными полосами или каннелюрами, которые иногда составляют концентрические полуокружности. В раннеминойский II период гончары Василики в восточной части Крита покрывали свои изделия тонким слоем красноватой красочной облицовки с оттенком ржавчины, а потом, во избежание однотонности, наносилина нее темные пятна; это достигалось нутем восстановительного действия раскаленных кусков древесного угля. Уже с самого начала минойские гончары умели изготовлять светлую посуду красновато-коричневого цвета, обожженную, вероятно, в гончарной печи. Они покрывали сосуд особой глянцевитой краской, получая таким образом поверхность, напоминающую поверхность одноцветной лощеной керамики, а затем белой краской наносили на ней узоры. В других случаях краской наносились темные узоры на светлом фоне.

В среднеминойский период встречается сочетание красного и желтого цветов с белым, но все же преобладает светлая роспись по темному фону.Напротив, в позднеминойский период эта техника перестала применяться и была полностью заменена темной росписью по светлому фону. В раннеминойский III период впервые появляются спиральные узоры, которые, возможно, указывают на дунайское влияние, передавшееся через Кикладские острова, хотя известно, что шумерийцы украшали металлические изделия сппралями, филигранью, еще за 2500 лет до н. э. Пекоторые основные формы раннеминойской керамики были уже упомяпуты на стр. 42.

Рис. 15. Наконечник копья среднеминойского периода.

На протяжении всей минойской эпохи гончарным изделиям приходилось соперничать с каменными, металлическими и деревянными сосудами, которые оказывали влияние на их форму и орнаментацию. Действительно, с самого начала минойская культура отличалась от современных ей элладской и анатолийской культур богатым разнообразием своих каменных сосудов. Самыми выдающимися мастерами по изготовлению сосудов из твердого камня были египтяне, но с четвертого тысячелетия каменные сосуды известны также и в Месопотамии и в Сирии; изготовлялись они и на Кипре, еще до появления древнейших глиняных сосудов. Для сравнений особенно важны уже упомянутые прямоугольные сосуды, которые, возможно, служили образцом для очень похожих глиняных сосудов из долины Дуная, а также сосуды в форме птичьего гнезда, которые могли явиться прототипом некоторых альмерийских горшков. Оба типа относятся к раннеминойскому периоду.

Металлические сосуды применялись, может быть, даже в раннеминойские времена и без сомнения, имели широкое распространение в последующие периоды. Но на Крите появление на столах богачей наряду с глиняной еще и металлической посуды не вызвало, в отличие от Месопотамии и Египта, ни малейшего упадка в гончарном мастерстве. Следует отметить два типа сосудов. Один из них — высокий кувшин с расширяющимся горлом или канфар с двумя ручками и краем, имеющим очертания четырехлистника (серебряный экземпляр с Мохлоса, отнесенный к среднеминойскому I периоду). Сосуды такого же типа, только из глины, известны в хеттскую эпоху в Анатолии и в среднем бронзовом веке в Венгрии; один экземпляр из алебастра был найден в IV шахтовой могиле в Микенах. Второй формой являются сосуды типа так называемых «кубков» из Вафио, встречающиеся начиная со среднеминойского III периода и кончая позднеминойским II периодом (рис. 16), своеобразные ручки которых, может быть, следовали деревянным образцам. Очень похожая ручка имеется у одной глиняной чашки, найденной недалеко от Нинхагена в Саксонской Тюрингии в могильнике, относящемся, повидимому, к раннему бронзовому веку.

Рис. 16. Егинетские сосуды типа кубков из Вафио.

Минойскую одежду, как и египетскую, не закалывали булавками, поэтому, если не считать нескольких булавок для волос, эта принадлежность туалета, так часто встречающаяся в могилах Месопотамии, Анатолии и Центральной Европы, отсутствует среди находок бронзового века на Крите. С другой стороны, люди минойской культуры, подобно египтянам, шумерийцам и жителям долины Инда, изготовляли бусы, искусно просверливая для этого твердый камень и придавая ему надлежащую форму. С раннеминойских времен материалом для изготовления бус служили горный хрусталь и сердолик, а также слоновая кость и фаянс. В толосе Порти было найдено два бесформенных кусочка какого-то вещества, как установил анализ — янтаря, хотя Эванс и сомневается в правильности этого определения. Несомненно, «что в позднеминойский I период Крит уже регулярно получал янтарь из Прибалтики; янтарный кружочек в золотой оправе, найденный при раскопках кносского могильника (позднеминойский II период), имеет почти полное сходство с таким же кружочком, обнаруженным в одной из могил среднего бронзового века в графстве Уилтшир. В среднеминойский III период на Крите начали изготовлять ребристые фаянсовые бусы, по образцу каменных бус, которые восходят к раннеминойскому II периоду (рис. 12, 2 наверху). Подобные же, явно не местные, бусы попадаются в долине Дуная, в Испании, Польше и Англии, но туда они, повидимому, были привезены из Египта (см. стр. 447). Каменные молоткообразные бусы встречаются даже в ранне минойских склепах Месары.

Глава III. Анатолия — Царская дорога в Эгейский мир

В пятом веке Царская дорога, соединявшая Месопотамию с Эгейским миром, вела не только к Левантийскому побережью, она шла и дальше, через Анатолийское плато, этот огромный мыс Азии, выступающий в сторону Европы. По этой дороге шли персидские войска, стремившиеся навязать Греции свою восточную культуру, по этой же дороге ездили дипломаты, ученые, купцы, которые более мирным и более успешным путем насаждали в молодых ионических полисах идеи, распространенные в Вавилоне. Но еще за два тысячелетия до этого Анатолийское плато уже служило мостом, через который купеческие караваны доставляли в варварскую Европу продукты месопотамской цивилизации. Рудные богатства Тавра привлекали ассирийских купцов, которые образовывали в Каппадокии целые колонии и поддерживали постоянную связь с городами на Тигре и Евфрате. Но еще раньше местные поселки были вынуждены, сообразуясь со спросом в городах Двуречья, пожертвовать своей автаркией ради выгод промышленности и торговли и начали превращаться в небольшие поселки-города. К тому времени, которое стало нам известно благодаря недавним археологическим раскопкам в Турции, этот процесс достиг уже значительных результатов; в самых нижних из вскрытых слоев медь уже соперничает с камнем и костью.

Эта местная культура медного века, проникнутая чертами еще более восточных культур, захватывает территорию к западу от Тавра до побережья Геллеспонта. В результате тщательного исследования материала было обнаружено, что в рамках общей единой культуры, занимающей эту обширную территорию, имеется ряд местных вариантов. В Северо-Западной Анатолии эта культура носит уже почти европейский характер. Древнейшее поселение этой области представлено керамикой, найденной на уровне материка при раскопках Кум Тепе вТроаде. Особенно интересны кубки на поддонах, похожие на кубки, найденные на плато в древнейших слоях Алишара и на Балканах, а также посуда, украшенная лощеными полосками,встречающаяся на Самосе и нередко в Европе. Дальнейшее развитие этого местного варианта мы видим в Гиссарлыке (древияя Троя), который, занимая господствующее положение напобережье Геллеспонта, одновременно держал под своим контролем и судоходство на проливах и сухопутную дорогу в Европу. В прошлом столетии Генрих Шлиман установилналичие в этом месте семи налегающих один на другой доисторических городов. Но он оставил неразрешенными много серьезных вопросов, потребовавших проведения более научнопоставленных раскопок; результаты раскопок, однако, все еще не были опубликованы даже в 1946 г. Для удобства дальнейшего изложения мы приведем здесь сводную таблицупоследовательности культур, основанную на материалах последних предварительных сообщений.

Троя VII — „Гомеровский город», отнесенный на основании микенского импорта к началу XII — концу XIII веков до н. э. до н. э.

Троя VI — разрушена землетрясением; относится, на том же основании, ко времени от 1500 до 1300 г. до н. э.

Троя V — представлена культурным наслоением, достигающим в некоторых местах толщины 2,5 м; может быть разделена на 4 или 5 фаз.

Троя IV — насчитывает от 2 до 5 фаз; культурный слой — 1,85 м.

Троя III — культурный слой 1,85 м.

Троя II — культурный слой 1,6 м; троекратная реконструкция городской стены отмечает три фазы — а, b и с, но над уровнем IIс можно различить еще два или три дополнительных наслоения; последний из них — след страшного пожара.

Троя I — культурный слой 4,4 м; насчитывает четыре основные фазы, из которых каждая делится на подфазы.

Помимо чисто стратиграфических измерений, установлению даты наиболее древних слоев способствуют следующие соображения. В Трое VI древнейшие датированные черепки посуды, привезенной из Греции, принадлежат к позднеэлладскому I и позднеминойскому II, но в более глубоких слоях того же города наряду с греческой керамикой среднеэлладского периода встречается и местная «минийская» посуда, которая появляется впервые только в V d. Начиная с V а и вплоть до I d распространена привозная раннеэлладская керамика, которая в большей части Греции вышла из употребления около 1850 г. до н. э. С другой стороны, типичная для Трои V «чаша с красным крестом» (стр. 79) была найдена в древнейшем напластовании (времен Хеттского царства) многослойного телля близ Мерсина в Киликии; начало этого напластования относится приблизительно к 1450 г. до н. э. В то же время серая, похожая на минийскую, посуда является самым распространенным видом керамики в соответствующих по времени слоях хеттской столицы Богазкёй. В Гёзлу Кале близ Тарса вариант типичного для Трои III сосуда, изображенного на рис. 19, 5, был найден в культурном слое, который на основании обнаруженных в нем отпечатков датированных «каппадокийских» печатей может быть отнесен ко времени между 1970 и 1870 гг. до н. э. В значительно более ранних слоях Алишара был найден кубок, относящийся к типу сосудов, не встречающихся позже Трои IIb, что дает возможность датировать эту фазу временем до 2200 г. до н. э. (Эти кубки, подобно другим троянским сосудам, воспроизводят по форме золотые и серебряные сосуды, найденные в Аладжа Хейюк и других местах, которые в качестве предметов торговли обычно получали быстрое распространение.) Таким образом, едва ли возможно относить начало Трои II ко времени на много позже 2500 г., а Троя I вполне может быть отнесена к2750 г. до н. э. Более высокие даты Бледжина 1 вызывают всеобщее возражение.

Троя I представляла собой уже небольшой поселок-город, окруженный массивной каменной стеной. Управление, вероятно, находилось в руках какого-то вождя; длинный прямоугольный зал 12,8X5,4 м со входом через портик, расположенный в западном конце, очевидно, был его дворцом. Но до тех пор, пока не будут опубликованы данные всех новейших открытий, более полная и точная картина древнейшей цивилизации в Северо-Западной Анатолии может быть создана путем дополнения материалов, собранных в Трое, данными, добытыми при раскопках могильника в Иортане, в Мизии и пяти налегающих один на другой городов Терми на Лесбосе, из которых I—IV соответствуют по времени Трое I.

Даже древнейшее поселение состояло из тесно лепившихся друг к другу двухкомнатных домов (часто в виде длинных прямоугольников), которые образуют хорошо различимые, но кривые и узкие улицы. Стены из сырцового кирпича покоились на основаниях из камней, положенных иногда (в Терми I и IV и в Трое I) не горизонтально, а наклонно, «в елку», — способ, часто применявшийся при кладке кирпичей в архитектуре раннединастического Шумера. Двери, как и в Месопотамии, вращались на оси, в углублениях пяточных камней. В некоторых домах в Терми имелись низкие глиняные печи со сводчатым верхом высотой только 90 см. В полях зданий (Особенно в Терми III) часто можно встретить ямы (бофры), тщательно обмазанные глиной.

В основе хозяйства Анатолии лежало возделывание пшеницы, ячменя, проса, вероятно, овощей, а, возможно, также винограда и фруктовых деревьев, разведение крупного рогатого скота, овец, коз и свиней и, наконец, ловля рыбы на удочку и сетями. Топоры и изредка тесла изготовлялись путем шлифовки и полировки из различных камней и из оленьего рога, в котором делалось проушное отверстие; в качестве ножей и вкладышей для серпов употреблялись кремневые пластинки, обработанные просто отжимной техникой. В Терми I или II встречаются уже каменные боевые топоры с цилиндрическим обухом; их форма свидетельствует о местном происхождении богато украшенных топоров, подобных образцу на рис 21, 1. (Каменные боевые топоры применялись в четвертом тысячелетии в Месопотамии, хотя они и известны только по глиняным моделям культуры аль-Убаид.) Заостренные с обоих концов костяные отщепы служили наконечниками — стрел. Имелось и другое оружие: камни для пращи и шаровидные каменные булавы.

Между тем благодаря торговле появился уже металл даже на Лесбосе. В Терми I и Трое I имелись уже специальные мастера по металлу. В Терми на уровне материка был найден тигель; во всех слоях сравнительно часто попадаются металлические булавки и мелкие украшения. Большинство предметов изготовлялось из чистой меди, но одна булавка из Терми II содержит целых 13% олова; там же в IV городе был найден браслет, сделанный целиком из этого редкого металла. Ко времени Терми II и III металл стал настолько обычен, что люди теряли даже крупные орудия, которые теперь обнаруживают современные археологи. Среди этих орудий попадаются долота с округлым обушком, встречающиеся в Египте и во времена Джемдет Насра в Шумере, плоские топоры, один топор с образованными путем отковки небольшими закраинами 2 и кинжалы с плоским черешком, но еще без ярко выраженного продольного ребра, типа образцов на рис. 20, 2—4. Хотя мы и не находим среди металлических изделий Западной Анатолии столь типичного для Месопотамии проушного топора, достаточно кинжалов и булавок, чтобы убедиться, что местные металлурги были последователями скорее азиатской, чем египетской школы ремесла.

Однако торговля велась не только с одной Азией, и круг товаров не был ограничен рудой и металлическими изделиями. Киклады вывозили в Анатолию корундовые и мраморные сосуды. Медные булавки из Терми I с головками в виде птиц и полированные костяные трубочки (см. рис. 27, 1) из Терми III и IV свидетельствуют о дальнейшем развитии торговых сношений с островами Эгейского моря.

Несмотря на специализацию металлургического ремесла и широкие торговые связи Анатолии, гончарное ремесло не было достаточно развито для употребления гончарного круга. Одноцветные лощеные сосуды различного типа — от интенсивно черного до кирпично-красного, нередко подражающие сосудам из тыквы или из кожи,— представляют традицию, свойственную всей Анатолии. Характерной чертой, присущей также всей области в целом, является широкое распространение, наряду с простым ушком, настоящих ручек. Отличительными формами Западной Анатолии служат миски с ушками, прилепленными к загнутому внутрь краю (рис. 17, левый ряд, А), кувшины со срезанной наискось шейкой (рис. 17, средние ряды), сосуды на трех ножках и пиксиды с низкой прямой шейкой, на которую надевалась крышка с дырочками для продевания шнурка, шнурок продевался также через боковые ушки (рис. 17, правый ряд, В). На основе стратиграфии Терми можно проследить некоторые важные изменения в формах сосудов. У мисок края трубчатого ушка постепенно вытягиваются и ко времени Терми III образуют ушко с рогообразными отростками. Одновременно ножки трехногих сосудов приобретают форму человеческой ноги. Украшения состояли из шишечек выпуклого ребристого орнамента, лощеных желобков и нарезных линий, а позднее в Иортане — из прямолинейного орнамента, нанесенного тонким слоем белой краски.

В число домашних отраслей производства входили также прядение и ткачество. Об их значении можно судить по большому количеству пряслиц, часто орнаментированных. Снабженные отверстием глиняные дужки длиной до 9 см, встречающиеся в Терми III, может быть, принадлежали ткачу и, возможно, были предвестниками более узких серпообразных грузиков для ткацкого станка, столь обычных в хеттских слоях Кусуры и Алишара.

Рис. 17. Керамика из Терми I-II (А) и III-IV (В). По В. Лэмбу, BSA, XXX.

Многочисленные каменные и глиняные женские статуэтки указывают на распространение среди сельского населения домашнего культа плодородия. Каменные статуэтки выполнены всегда в высшей степени условно, в стиле образцов, изображенных на рис. 8,13—16. Глиняные статуэтки в Терми появляются позднее; иногда ноги у них бывают отделены одна от другой. В самой Трое «богиня-мать» (если это была она) изображалась и в более монументальных формах: за самыми городскими воротами была найдена стоявшая вертикально каменная плита высотой 1,27 м с вырезанным на ней барельефным изображением какого-то лица, похожего на сову. По глиняные фаллы из Терми, а возможно, и рогатая глиняная подставка для вертела (алтарь?), напоминающая скорее критские посвятительные рога, относятся опять к домашнему культу. Взрослых покойников, судя по Иортапу, хоронили, очевидно, в больших пифосах в постоянных могильниках за пределами города.

После продолжительного периода относительно мирного развития, представленного четырехметровым слоем Трои I и четырьмя следующими один за другим городами-поселками в Терми, начался период смут, приведший к концентрации власти и богатства. Несмотря на начавшееся уже сокращение населения, Терми V были обнесены массивной каменной стеной со сложными внешними укреплениями. Но и это не помогло, в скором времени город был покинут. В его культурном слое были найдены сосуды, привезенные из Трои IIа, но ни один из них нельзя отнести к более поздним троянским фазам. В Трое появились новые могущественные вожди, которые, полностью использовав ее выгодное стратегическое положение, сосредоточили в городе всю торговлю Западной Анатолии, нанеся жестокий удар своим соперникам. Троя II была окружена новой каменной стеной с парапетом из сырцового кирпича. Но хотя Троя II была и больше Трои I, она занимала площадь всего лишь 7850 кв. м, то есть меньше 1 га. Ее правитель построил себе дворец по плану «мегарона». Это был большой зал, длиной 20 м и шириной 10 м, с очагом в центре и расположенным спереди портиком 10Х10 м (рис. 18). Крепость несколько раз подвергалась перестройкам. Наконец, она была захвачена неприятелем и предана огню. Но еще до окончательной катастрофы ее защитники успели спрятать многие из своих ценностей. Наши сведения о металлических изделиях и драгоценных украшениях троянцев основаны преимущественно на кладах, не попавших в руки грабителей.

Троя II, до того как она была разрушена, если не по величине, то по характеру экономики превратилась в город. Благодаря ее монополии над всей торговлей Геллеспонта население Трои скопило столько богатств, что могло содержать ремесленников и оплачивать привозные товары. Троя получала олово в таком изобилии, что население широко пользовалось бронзой со стандартной пропорцией: 10% олова и 90% меди. Предметом ввоза служили также золото, серебро, свинец и обсидиан. В кладе, впрочем, датированном не с полной точностью, найдены ляпис-лазурь из Ирана и янтарь из Прибалтики. В этот богатый город стекались ювелиры, гончары и другие мастера, прошедшие школу азиатского ремесла. Ювелиры принесли с собой технику спайки, филиграни и секрет изготовления бус путем спаивания двух снабженных по «раю желобком золотых дисков. Все эти способы применялись в начале третьего тысячелетия шумерами.

Рис. 19. Керамика из Трои II (1/3).