Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Век любви и шоколада (ЛП) - Габриэль Зевин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Габриэлла Зевин

Век любви и шоколада

Тем, у кого сердца как подушечки для иголок, кто верит в любовь, но не может прекратить желать иного.

Часто безмятежность нисходит как бы взаймы, задерживаясь не дольше необходимого, чтобы дать прочувствовать, что значит быть живым, затем возвращается в свой темный источник. Как по мне, наплевать, где она будет, или какой горькой тропой прошла, дабы зайти так далеко, обретя сладкий вкус.

Стивен Данн, «Безмятежность»

I

Я С НЕОХОТОЙ СТАНОВЛЮСЬ КРЕСТНОЙ; ГОРЕЧЬ КАКАО

Быть крестной мне не хотелось, но моя лучшая подруга настояла. Я пыталась возразить: «Я польщена, но крестным полагается быть добрыми католиками». В школе мы проходили, что крестная отвечает за религиозное воспитание подопечного, а я не была на мессе с Пасхи и не исповедовалась где-то год.

Скарлет посмотрела на меня с расстроенным выражением, которое она приобрела за месяц с самого рождения сына. Ребенок зашевелился, Скарлет занялась им.

— Ох, уверена, — протянула она саркастичным тоном, а-ля разговор с дитём. — Мы с Феликсом обожаем отличных добропорядочных католиков-крестных, но к несчастью, наткнулись на Аню, всем известную плохую-преплохую католичку. — Ребенок заворковал. — Феликс, что остается думать твоей бедной, незамужней матери-подростку? Должно быть, она так измучена и потрясена, что ее мозг перестал работать. Ведь в мире нет никого ужаснее Ани Баланчиной. Да сам у нее спроси. — Скарлет протянула ребенка ко мне. Он улыбнулся – это было счастливое, розовощекое, голубоглазое и светловолосое создание – и мудро промолчал. Я улыбнулась в ответ, хотя, надо сказать, с детьми мне некомфортно. — Ох, верно. Ты еще не умеешь говорить, малыш. Но однажды, когда ты станешь старше, то попросишь крестную рассказать историю о плохих католиках — нет, царапулька, — не о том, какой она плохой человек. Она отрубила кому-то руку! Она пришла в дело вместе с ужасным человеком и выбрала себе занятие из-за самого славного мальчика в мире. Она попала в тюрьму. Ради защиты брата и сестры – но все равно – какие тут могут быть иные варианты кроме несовершеннолетней правонарушительницы? Она вылила поднос дымящейся лазаньи на папину голову, а некоторые даже думали, что она пыталась отравить его. Да если б ей удалось, тебя бы тут не было...

— Скарлет, не говори так при ребенке.

Она меня проигнорировала и продолжила ворковать с Феликсом.

— Можешь себе представить, Феликс? Твоя жизнь может быть испорчена, потому что твоя мама была настолько твердолобой, что выбрала крестной матерью Аню Баланчину. — Она повернулась ко мне. — Видишь, что я тут делаю? Веду себя так, будто это дело решенное – так оно и будет, ты станешь крестной. — Она вернулась к Феликсу. — С такой крестной как она дорожка твоя лежит прямо к преступной жизни, человечек ты мой. — Она поцеловала его в обе щечки и слегка его покусала. — Хочешь попробовать его на вкус?

Я помотала головой.

— Как хочешь, но знай, ты упускаешь нечто вкусненькое.

— Ты стала такой саркастичной после родов, ты знала?

— Я? Будет лучше, если ты без препирательств выполнишь, что я велю.

— Я даже не уверена, что до сих пор верующая, — ответила я.

— Мой бог, долго мы еще будем это обсуждать? Ты крестная. Мама заставляет меня его крестить, так что крестной будешь именно ты.

— Скарлет, я такого натворила.

— Я знаю это, и Феликс тоже знает. Хорошо, что мы подписались на это с открытыми на тебя глазами. Я и сама натворила дел. Безусловно. — Она погладила малыша по голове, затем жестом обвела крошечный манеж, созданный в квартире родителей Гейбла. Прежде он был кладовой, и оттого размеры комнаты были миниатюрными, вмещающими нас троих и все вещи, окружающие жизнь ребенка. И все-таки Скарлет сделала невозможное, расписав комнатушку облаками и бледно-голубым небом. — Какая разница, что было? Ты моя лучшая подруга. Кому же еще быть крестной?

Ты и вправду не станешь? — Голос Скарлет повысился до неприятного, и ребенок зашевелился. — Мне ведь плевать, когда ты в последний раз посещала мессу. — Лоб ее наморщился и казалось, она вот-вот заплачет. — Кроме тебя больше некому. Пожалуйста, об этом не переживай. Просто постой со мной в церкви, а когда мама или священник спросят, добрая ли ты католичка, солги.

***

В жарчайший летний денек, на второй неделе июля я стояла возле Скарлет в соборе святого Патрика. На руках она держала Феликса. Мы втроем напотели столько, что можно было решить проблему водного кризиса. Гейбл, отец ребенка, был по другую сторону от Скарлет, а старший брат Гейбла, Мэддокс, стоял рядом с ним. Он был версией Гейбла с толстой шеей, маленькими глазками и лучшим воспитанием. Священник, по-видимому, осознавал, что мы на грани потери сознания от жары, держал замечания при себе и не подтрунивал. Жарко было настолько, что он даже не почувствовал необходимости отметить, что родителями были два неженатых подростка. Да, крещение было стандартным и без излишеств. Священник спросил Мэддокса и меня: «Готовы ли вы помочь родителям в выполнении их христианского долга»?

Мы согласились.

Следующий вопрос адресован всем четверым:

— Вы отреклись от Сатаны?

Мы подтвердили.

— По вашей ли воле Феликс принимает крещение в лоне католической церкви?

— Это так, — сказали мы, на тот момент мы бы на все подписались, лишь бы пройти обряд.

Затем он вылил на голову Феликса святую воду, отчего ребенок захихикал. Я могла только воображать ощущение освежающей воды. Я не прочь.

После службы мы вернулись в квартиру родителей Гейбла на празднование. Скарлет пригласила парочку ребят из нашей школы, среди них недавно коронованный в бывшие Вин, с которым я не виделась около четырех недель.

Атмосфера на празднике была как на похоронах. Из нас Скарлет первой обзавелась ребенком, и никто, казалось, не знал, как себя следует вести в таком случае. На кухне Гейбл затеял с братом игру выпивох. Другие ребята из святой Троицы вежливо перешептывались между собой. Родители Скарлет и Гейбла заняли место в углу, эдакие шапероны. Вин составлял компанию Скарлет и ребенку. Я подошла бы к ним, но мне хотелось, чтобы Вин сам пересек комнату и встал ко мне.

— Как дела в клубе, Аня? — спросила меня Чай Пинтер. Она была ужасной сплетницей, но довольно безобидной.

— Мы открылись в конце сентября. Будешь в городе – заходи.

— Конечно. К слову, вид у тебя усталый, — сказала Чай. — Под глазами темные круги. Не спишь из-за страха не справиться?

Я рассмеялась. Если вы не можете проигнорировать Чай, то посмейтесь над ней.

— Преимущественно я не сплю, потому что много работаю.

— Мой папа говорит, что 98 процентов клубов в Нью-Йорке провальное дело.

— Вот это статистика, — сказала я.

— А может стать 99 процентов. Но Аня, что ты будешь делать, если это произойдет. Вернешься в школу?

— Вероятно.

— Ты же выпустилась?

— Я сдала экзамены прошлой весной. — Надо ли и говорить, что она начала меня раздражать?

Она понизила голос и бросила взгляд на Вина.

— Это правда, что Вин порвал с тобой из-за того, что ты открыла бизнес с его отцом?

— Я даже не рассказывала об этом.

— Так это правда?

— Все сложно, — ответила я. Чего оказалось достаточно.

Она посмотрела на Вина и состроила грустную мину.

— Я не рассталась бы из-за бизнеса. Если парень любил меня, то какой мне бизнес? Ты сильнее меня, Аня. Я тобой восхищаюсь.

— Благодарю, — сказала я. Восхищение Чай Пинтер заставило меня почувствовать себя ужасно из-за решений, принятых за последние два месяца. Я задрала подбородок и решительно распрямила спину.

— Знаешь, я пойду на балкон, подышу свежим воздухом.

— Там почти сто градусов, — заявила Чай мне вслед.

— А мне нравится жара.

Я распахнула раздвижную дверь и вышла в ранний жаркий вечер. Села в пыльное кресло с подушкой, кровоточащей пеной кружев. Мой день начался не с послеобеденного крещения Феликса, но за час перед клубом. Я на ногах с пяти утра и даже скудного комфорта кресла было достаточно, чтобы меня потянуло на сон.

Хоть я никогда не была мечтательницей, мне приснился весьма странный сон, где я была ребенком Скарлет. Она держала меня на руках, а меня переполняли чувства. Внезапно я вспомнила, каково иметь мать, быть в безопасности и быть любимым больше всего на свете. В этом же сне Скарлет превратилась в мою маму. Я не всегда могу представить ее лицо, но во сне видела ее так ясно – ее умные серые глаза, волнистые рыжевато-каштановые волосы, жесткую линию розовых губ и нежные веснушки, усыпавшие нос. Про веснушки я уже и забыла. Меня это опечалило. Она была красивой. Не похоже, что мама принимала близко к сердцу пустую брехню. Я поняла, почему отец не захотел жениться на ком-то кроме нее, полицейской. Анни, прошептала мама, ты любима. Позволь себе это. Я не могла перестать плакать. А может, вот от чего плачут дети – от веса любви, которой слишком много.

— Эй, — сказал Вин. Я выпрямилась и попыталась притвориться, что не сплю. (Немного в сторону: и чего люди так поступают? Чем сон так унизителен?) — Я сейчас же уйду. Только хочу перед этим поговорить с тобой.

— Полагаю, тебя не переубедить. — Я не подняла на него глаз. Голос мой прохладен и даже очень.

Он покачал головой.

— Это еще не все. Папа иногда болтает о клубе. Дела идут.

— Так чего ты хотел, а?

— Подумал, что надо заехать к тебе и забрать кое-какие вещи. Я еду на мамину ферму в Олбани и затем заеду в город ненадолго перед колледжем.

Мой уставший мозг пытался осмыслить это заявление.

— Уедешь?

— Да, я решил пойти в Бостонский колледж. Причин оставаться в Нью-Йорке больше нет.

Вот это новость.

— Ну удачи, Вин. Фантастичного времени в Бостоне.

— А я должен был с тобой посоветоваться? Ты же со мной не советовалась.

— Преувеличиваешь.

— Будь честна, Аня.

— А что ты бы ответил, скажи я тебе, что попросила твоего отца поработать на меня?

— Ты никогда не узнаешь.

— А вот и знаю! Ты попросил бы не делать этого.

— Конечно, попросил бы. Я бы даже Гейбла Арсли попросил не работать с моим отцом, а ведь его я терпеть не могу.

Я не поинтересовалась, отчего, но схватила его руку.

— Какие твои вещи остались у меня?

— Кое-что из одежды, зимнее пальто и, думаю, у твоей сестры одна из моих шляп, но Нетти может ее забрать. Свой экземпляр «Убить пересмешника» я оставил в твоей комнате и хотел бы перечитать когда-нибудь. Но главное, это моя электродоска для колледжа. Она у тебя под кроватью, думаю.

— Не зачем заходить. Я сложу вещи в коробку. Принесу на работу, а твой отец заберет.

— Как хочешь.

— Думаю, так будет легче. Я не Скарлет. Не тоскую по бесполезным драматичным сценам.

— Как знаешь, Аня.

— А ты всегда такой вежливый. Аж нервирует.

— А ты постоянно держишь все в себе. Мы ужасная пара.

Я скрестила руки и отвернулась от него. Разозлилась. Сомневаюсь в причине, но разозлилась. Не устала бы, то вполне уверена, лучше бы удержала эмоции в узде.

— Зачем ты вообще приходил в клуб на вечеринку, если не собирался простить меня?

— Я пытался, Аня. Приходил посмотреть, смогу ли я отпустить это.

— Ну так что?

— Выходит, не могу.

— Можешь. — Я и не думала, что нас могут увидеть, но мне в любом случае было наплевать. Я обняла его. Толкнула в сторону балкона и поцеловала его. Через пару секунд я заметила, что он не поцеловал меня в ответ.

— Не могу, — повторил он.

— Вот как. Ты больше не любишь меня?

Он не отвечал. Покачал головой.

— Недостаточно для этого, полагаю. Я не люблю тебя так сильно.

Переформулирую: «Я люблю тебя, просто недостаточно сильно».

С этим я поспорить не могла, но все равно попыталась.

— Ты будешь об этом жалеть. У клуба будет огромный успех, а ты будешь жалеть, что не остался со мной. Потому что если любишь кого-то, то это навсегда. Любишь их, даже если они совершают ошибки. Я так думаю.



Поделиться книгой:

На главную
Назад