Стрела и колос

Через четыре дня Серебристый шар стартует к Эпсилон Эридана. Потомкам, возможно, эта звезда будет представляться на расстоянии вытянутой руки, но если лететь на обычной фотонной ракете, то она далеко, очень далеко…

Хочется верить, что выбор сделан правильно. И шар, наладив первый контакт с Иным Разумом, обессмертит имя ученого.

Давно ушли в прошлое времена, когда человек наивно ожидал встречи с разумными существами чуть не на каждой открываемой планете. Когда-то он ожидал, что встретит их на Марсе… Венере… Но не нашел там ничего, кроме самых примитивных форм жизни.

Техника астроплавания совершенствовалась, звезды становились ближе, но предполагаемая встреча с Разумом отодвигалась все дальше в космос.

В свое время много надежд связывалось с созвездием Центавра. Но космопланы землян, в конце прошлого века достигшие Центавра, обнаружили там лишь две планеты, поверхность которых была начисто выжжена радиацией.

Шли годы, но братья по разуму что-то не находились, и тоска человечества по родным существам оставалась неутоленной.

И когда ученые оповестили мир, что радиотелескопы обнаружили правильные радиосигналы, обладающие периодичностью, сердца забились сильнее. Источник сигналов находился в системе Эпсилон Эридана. Люди на все лады повторяли друг другу подробности: сигналы ритмичны. В них легко уловить определенный порядок. Лингвистические центры работают круглосуточно. Сигналы скоро расшифруют… Всюду: в соляриях, на бегущих лентах улиц, в салонах пассажирских бустеров – только и разговоров было, что о чудесных сигналах.

Общий смысл разговоров можно было выразить одним словом: наконец-то!

План был прост. Сначала к Эпсилон полетит автоматический разведчик. Он сообщит на Землю результаты первого контакта. После этого на первое свидание полетят отважные капитаны… Сегодня на осуществление этого плана нужны долгие десятилетия. Но кто может знать, что произойдет завтра? Какие открытия сделают физики? Какие конструкции изобретут кибернетики? Какую новую власть над временем и пространством даст людям кристалл инверсии?

Старый ученый хлебнул остывшего чая. Он стар, он вряд ли доживет до того блаженного дня, когда Серебристый шар возвестит с далекой звезды о долгожданном контакте. Но разве дело в том, доживет он или нет?

От долбленых плоскодонок и до гравитационных пульсолетов, которые появятся завтра, путь неблизок. Трудна спираль познания. Непрост эстафетный бег поколений, сменяющих друг друга. Пылающий факел разума передается бегунами из рук в руки. Ветры колеблют пламя, дожди гасят – и люди вновь и вновь возжигают его. И опять вперед, вперед! Придет время – теперь уже старый ученый не сомневался в этом, – и факел подхватят уверенные руки далеких братьев по разуму.

– Эпсилон Эридана, – произнес он вполголоса, упиваясь звучанием этих двух слов.

Мог ли знать старый ученый, что сигналы с Эпсилон Эридана будут расшифрованы землянами лишь через десяток лет? При этом выяснится, что источником их, по всей вероятности, являются глубинные процессы в звезде. Периодичность? Но в этом нет ничего необычного. Мало ли периодических процессов известно па Земле. Достаточно вспомнить хотя бы камчатские гейзеры, иные из которых извергаются через настолько равные промежутки времени, что по ним можно выверять часы.

К тому времени, когда была выяснена истинная природа ритмичных радиосигналов с далекой Эпсилон, прервалась связь с ракетой, на которой стартовал серебристый посланец Солнечной системы. Вероятнее всего, он погиб. Как известно, опасностей в дальнем космосе больше чем достаточно…

После этого неудачная попытка с шаром была забыта – слишком много других событий и забот у человечества, штурмующего звезды.

Но старому ученому не суждено было дожить до разочарования. Он умер, когда ракета с шаром на борту миновала границы Солнечной системы.

Жители Лимены, благословенной планеты Семи Солнц, также уловили странные сигналы, испускаемые звездой, расположенной в чужой галактике. Для того чтобы уловить сигналы, им не понадобились искусственные сооружения в виде циклопических радиотелескопов, необходимые землянам. Лименяне могли сами как заблагорассудится перестраивать собственное тело, и радиоуши их давно были открыты таинственным зовам вселенной…

Стоит ли удивляться тому, что киберпосланец, сооруженный ими для путешествия в дальнюю галактику, также имел форму шара, как и полпред Земли?

Шар – наиболее совершенная геометрическая форма, а законы математики неизменны, где бы ни находился и каким бы ни был мозг, познающий эти законы.

Это был не первый шар, посланный лименянами в пространство. Но до Сих пор ни один из разведчиков не сообщил о собратьях по разуму.

Но лименяне не отчаивались. Следующий шар они собирались послать на окраину небольшой галактики, имеющей плоскую форму. Звезда, царящая в этой части вселенной, была относительно холодной, температура ее поверхности не превышала семи тысяч градусов. Нейтринные щупы, смонтированные лименянами, обнаружили несколько планет, обращающихся вокруг этой звезды. Особое внимание лименян привлекла голубая планета. Цвет ее, по-видимому, объяснялся богатой атмосферой, а где атмосфера – там наиболее вероятна жизнь…

Однако поначалу необходимо было дождаться, что сообщит шар, транспонированный к Эпсилон Эридана. Лименяне во всем любили методичность.

* * *

Вен и Горт зажили напряженной жизнью. В урочные часы они трудились вместе с другими в кинжальном отсеке «Валенты», занимаясь кропотливой, почти ювелирной работой, а каждую свободную минуту проводили у экрана, которым, кроме них, решительно никто не интересовался.

Каждый раз, когда «Валента» пролетала над заветным местом, Вен и Горт наблюдали одну и ту же картину: два шара, то сближаясь, то удаляясь друг от друга, продолжали свой таинственный бесконечный танец.

– Не могут разумные существа предаваться такому бессмысленному занятию, сказал Горт.

– Если нам что-то кажется, это еще не значит, что так и есть на самом деле, – глубокомысленно заметил Вен.

– Так что, расскажем нашим?..

– Погодим еще один виток.

Этим обычно заканчивались все их разговоры о двух шарах, совершающих свои эволюции на дне кратера.

…Серебристый шар не мог просто записывать информацию, получаемую от Розового. Прежде он должен был осмыслить ее, расшифровать хотя бы в общих чертах. Так человек не может глотать куски пищи, не разжевав их.

Логические блоки Серебристого вибрировали от крайнего напряжения. Омывая все системы, в бесчисленных капиллярах все живее циркулировала кровь сверхтекучий жидкий гелий, охлажденный почти до абсолютного нуля. Лишь благодаря сверхнизкой температуре блоки его могли вместить колоссальную информацию, обобщающую многотысячелетний опыт землян, от первобытных пещер и кровавых войн до фотонных кораблей и разумного, справедливого строя, утвердившегося в пределах Солнечной системы.

В общем, Серебристый успешно долетел до Эпсилон Эридана, если не считать того, что шальной микрометеорит сжег радиоблок, предварительно протаранив защитную оболочку. На подлете к цели шар отдал несколько точных команд, корректирующих полет, и катапульта выбросила его на круговую орбиту вокруг единственного спутника звезды – красноватой планеты, которая оказалась безжизненной. Полтора десятка витков, опоясавших планету в разных направлениях, – и поверхность небесного тела была как на ладони – так, наверное, сказал бы Учитель, окажись он здесь. Жив ли он? Вряд ли. Но что с того, если все его знания, вкусы, черты характера, привычки – все сохранилось в памяти Серебристого. Он мог бы воспроизвести на сфероэкране Учителя, задумавшегося над формулой, или монтирующего замысловатую схему, или гуляющего с внучкой по осеннему саду…

В течение нескольких часов детальная карта планеты была готова. Ненужный труд! Ритмичные сигналы испускает светило, о жизни на котором, конечно, не может быть и речи. Что же касается этой планеты, с которой земляне связывали когда-то столько надежд…

Внутренний луч Серебристого медленно обошел модель рыжей планеты.

Одинокие голые скалы, потрескавшиеся от резких перепадов температуры.

Красный песок, от века не знающий ветра – планета не имела атмосферы.

Мир без полутонов, мертвый мир, в котором день соседствует с ночью.

Вот эта площадка залита палящими лучами звезды. Но шаг в сторону – и ты попадаешь в тень, отбрасываемую скалой, а тень – это непроглядная темень. Непроглядная, разумеется, с точки зрения человеческого восприятия. Но именно с этой точки зрения Серебристый трансформировал сигналы, поступающие от нейтриноглаза и прочих датчиков.

Участки, озаренные солнцем, раскалены – не дотронешься. Теневые места словно лужицы пролитой туши.

И ничего живого! Ничего того, о чем говорил Учитель, напутствуя его перед дальней дорогой. Где братья по разуму, о которых мечтал он? Уверенность Учителя основывалась на ритмичных радиосигналах, поступающих на Землю именно отсюда.

Что же. Вот он – источник этих сигналов. Ритмичные извержения на звезде Эпсилон Эридана. Серебристый проверил – хронометр природы работал безукоризненно. Словно кто-то через равные промежутки времени бросал камешки в покойный пруд. Бросок – и круги бегут по воде… Основной рисунок ритмичных электромагнитных сигналов и нащупали земные радиотелескопы. Прихоть горячей материи. При чем здесь разум?

Электронный мозг пришел к умозаключению, что программа исследований выполнена. Звезда Эпсилон Эридана не имела больше планет, и эта, единственная, оказалась – увы! – мертва. Но Серебристый помнил улыбку, напутственную улыбку надежды, осветившую старое, словно вырезанное из потемневшего дуба лицо Учителя. Помнил его последние слова, обращенные к Серебристому, которому только что, перед самым стартом, включили сердце. Он вообще помнил все: забывать – свойство человеческой памяти, но не гелиевой.

И Серебристый, описывая круги вокруг розовой планеты, снова и снова прощупывал каждую пядь горячей почвы.

Безымянная планета шла своим извечным путем вокруг материнского светила, и не было ей никакого дела до новообретенного спутника, неутомимо вившегося вокруг нее.

Но что это? Из-под скалы выплыл странный предмет. Сомнений не было – он перемещался! Серебристый мигом сконцентрировал на движущемся предмете все внимание, погасил скорость и пошел на снижение. Это произошло интуитивно недаром он столько лет общался с учителем, которого люди называли величайшим ученым.

В центральный мозг отовсюду стекалась информация о незнакомом предмете. Предмет такого же цвета, как окружающая почва. Может быть, поэтому Серебристый не различил его сразу? Чем объяснить цвет этого пылающего шара? Мимикрия?

Стремительно снижаясь, Серебристый решил, что шар – живое существо. Но затем пришел к выводу, что шар вряд ли мог появиться в результате эволюции. Вскоре Серебристый понял, что Розовый шар, по всей вероятности, дело рук, управляемых высоким разумом!

…И вот посланец далекой Земли каждой из своих бесчисленных клеточек ловит и пытается расшифровать сигналы, излучаемые Розовым шаром. И с каждым часом температура ледяной крови – охлажденного практически до абсолютного нуля жидкого гелия – медленно, но верно повышается. Таково было неизбежное следствие перенапряжения, испытываемого Серебристым.

Общий язык! Алгол-система! Универсальный язык разума! Тысячи людей на Земле (говоря «на Земле», имеется в виду вся Солнечная) трудились над этой проблемой, целые институты – от Зеленого городка до Венерианского Лингацентра – усердно начиняли блоки Серебристого разнообразной информацией на этот счет, но вот он встретил представителя иного разума, и все предыдущие труды, связанные с общим языком двух цивилизаций, оказались бесполезными.

Конечно, несколько десятков общих понятий у них нашлось, Учитель оказался прав – существуют вещи, непреложные для любого разума, в каком бы уголке вселенной он ни возник и как бы ни отличался от человеческого: простые числа, законы сложения скоростей, формула, связывающая массу с энергией… Но это были ничтожные островки в море неведомого.

Весь человеческий опыт, собранный в серебристый сгусток, оказался недостаточным, чтобы понять то, что неустанно пытался сообщить Розовый шар.

Серебристый с трудом удерживался на предельном режиме. Это было балансирование на краю пропасти. Каждый час термопара посылала в центральный мозг импульс о том, что температура крови, омывающей логические ячейки температура сжиженного гелия, – поднялась еще на тысячную долю градуса. Но мозг оставался глухим к этим тревожным сигналам. Все ячейки продолжали титаническую работу по дешифровке сигналов, испускаемых Розовым шаром.

Вот когда сказался характер того, кто по праву считался создателем серебристого посланца! За долгие годы воля ученого, его фанатичность, штурмом берущая преграды на пути к цели, не могли не отложить отпечаток на чуткие системы Серебристого.

Розовый шар проделывал динамические эволюции.

Но может быть, такое поведение было для Розового нормой? Этого электронный мозг Серебристого не знал, поскольку они так и не сумели выработать общий язык.

Они медленно двигались по выжженной всхолмленной равнине – одинаковые по внешнему виду, но такие бесконечно разные, руки двух разумных миров, протянутые для первого рукопожатия. Последует ли за первой попыткой контакта другая, более решительная? Кто мог сейчас ответить на этот вопрос?

Когда на пути двух шаров встретился широкий кратер, оба, не сговариваясь, нырнули в черную пропасть, зубцы которой были озарены рассветными лучами сурового здешнего солнца – звезды Эпсилон Эридана. Идея была ясна: для того чтобы сосредоточиться на взаимном общении, нужно было по возможности свести к нулю все внешние раздражители: любая картина меняющегося пейзажа отвлекала мозг от главного…

– Гляди-ка. Крутятся, как раньше. И не надоест!

– По-моему, они сблизились.

– Да куда уж ближе. Чуть не склеились!

Когда кратер скрылся из виду, на экран вновь наползли бесконечные холмы. Вен отвернулся от мерцающего прямоугольника и посмотрел на Горта. Под глазами Вена явственно обозначились мешки – свидетельство бессонной ночи.

– Я все время думаю, – тихо сказал Вен. – Не совершаем ли мы трагическую ошибку?

– Потише, – сказал Горт, оглянувшись.

– Вдруг это все серьезно? – продолжал Вен. – Что, если это не мираж и не случайные вихревые образования, как кажется тебе и мне, а нечто важное? Может быть, тогда необходимо немедленно…

– Посадить «Валенту»? – подсказал Горт.

– Да.

– А ты представляешь, что это будет означать? Для всех. И для тебя, в частности.

– Мы не имеем права хранить все это в тайне.

– Если мы сядем, то тем самым добровольно похороним себя, – негромко сказал Горт. – Похороним в прошлом. Это, надеюсь, ты понимаешь?

Вен вплотную подошел к Горту.

– И все-таки… несмотря ни на что… мы должны рассказать остальным, сказал Вен. – Мы не имеем права. Понимаешь? Не имеем права скрывать.

– Наверно, ты прав, – вздохнул Горт. – Я тоже это понял. – Оба одновременно посмотрели на хронометр, поблескивающий в центре пульта.

– Кратер появится через двенадцать минут, – сказал Вен и потянулся к видеофону.

– Погоди, – остановил его Горт. – Охота тебе оказаться посмешищем? Я предлагаю вот что: давай понаблюдаем за шарами еще раз. Один-единственный раз. Если они на этот раз не исчезнут – тогда можно оповещать экипаж, а там уже как капитан решит.

– Хорошо, – сказал Вен. – Еще один раз.

Если бы второй штурман и астробиолог корабля знали, что потеряет человечество из-за их медлительности! Возможно, если бы экипаж «Валенты» принял срочные меры, беду можно было бы предотвратить. Возможно… Впрочем, рассуждения на тему «что было бы, если бы» вряд ли обладают большой ценностью.

Когда центральный мозг Серебристого шара спохватился, было уже слишком поздно. Регулятор температуры вышел из строя, и наладить его было невозможно. Каждая из миллиардов клеток, составляющих организм Серебристого шара, взбунтовалась, и гибель каждой из них была равносильна гибели целого мира – настолько огромную информацию несла каждая клетка.

С повышением температуры жидкий гелий начал превращаться в газ. Газ не находил себе выхода, и давление внутри Серебристого шара катастрофически повышалось.

– Вот они. Оба!.. – Как ни странно, Горт уловил в голосе Вена радость.

– Клянусь космосом, Серебристый вырос раз в десять, – сказал Горт. В душе он смирился уже с тем, что вместе с «Валентой» нырнет в глубокое прошлое. И когда корабль – усталая рыбина – вынырнет у благословенной Земли, Горт уже не встретит на ней ту, которая дороже всего на свете…

– Стрела и колос! – крикнул Вен.

Но Горт видел и без него. Сияющие эмблемы отчетливо красовались и на Розовом и на Серебристом шарах.

Стрела – символ вечной устремленности вперед, к звездам, к неизведанным тайнам, к новым мирам, где человека встретят – непременно встретят! – братья по разуму…

Колос – символ расцвета Солнечной, в которой утвердилось справедливое и свободное общество землян…

Гибель неизбежна – это Серебристый понял в неуловимые доли секунды. Надо сообщить Розовому шару – пусть отлетит подальше. Но как ему сообщить? Не поймет. А времени больше нет. Выход один – самому напасть как можно быстрее, пока еще двигательная система подчиняется центральному мозгу.

– Ну вот, теперь они в пятнашки решили поиграть! – невесело усмехнулся Горт.

Серебристый шар, раздувшийся до невероятных размеров, вылетел из кратера и теперь несся над красной равниной, похожей на застывшее море, он агрессивно мчался на Розовый шар. Серебристый сиял, как маленькое солнце, так что смотреть было больно.

Еще несколько секунд – и они столкнутся.

– Давай, – сказал Горт.

Вен протянул руку к авральной кнопке.

В тот же миг ослепительная вспышка захлестнула обзорный экран. Безымянную планету потряс взрыв. Он был беззвучен, как все, что происходит в вакууме, и тем зловещее выглядел.

Просторная рубка быстро стала тесной. Люди столпились у экрана, наблюдая за белым султаном, протянувшимся высоко в зенит.

Видимость прояснилась. Потревоженная пыль быстро оседала. Еще какое-то время на экране можно было наблюдать пологую впадину, образовавшуюся на месте взрыва.

Странный рассказ Вена и Горта никто не принял всерьез, тем более что в долгом полете «Валенты» уже бывали случаи галлюцинации. Короче говоря, медицинский отсек не пустовал в последние дни пребывания корабля на замкнутой орбите…

«Дюзы починили. Пользуясь вынужденной задержкой, исследовали с орбиты единственную планету звезды Эпсилон Эридана. Признаков жизни нет».

Капитан задумался. Встретит ли когда-нибудь человечество братьев по разуму? Или людям суждено долгие тысячелетия жить в одиночестве?

Капитан поправил на висках клеммы и дополнил биозапись еще одной фразой:

«На упомянутой планете отмечаю остаточную вулканическую деятельностью.»

Затем капитан пригнулся к мембране и сказал: