Стрела и колос

Михановский Владимир

Стрела и колос

Это произошло на траверзе Эпсилон Эридана – захолустной звездочки, известной ныне разве что составителям каталогов да еще, пожалуй, курсантам штурманского городка, зубрящим эти каталоги.

У «Валенты» начали барахлить кинжальные дюзы, и капитан велел лечь в дрейф.

В качестве материнского тела выбрали оказавшуюся ближе всего небольшую красноватую планету, лишенную атмосферы, и вскоре пульсолет вышел на замкнутую орбиту. Вряд ли пустые небеса планеты видели когда-либо подобную рыбину, словно выхваченную из Венерианских глубин, которая старательно вырисовывала вытянутый эллипс.

Первое время все, кто был свободен от вахты и от ремонтных работ, собирались перед капитанским экраном, наблюдая за всхолмленной поверхностью неведомой планеты.

Орбита «Валенты» была сильно сжата, и, когда корабль удалялся от планеты, приходилось включать инфразор. В глубине экрана сонно проплывали круглые кратеры, редкие зубцы пиков, отбрасывавшие черные тени, и холмы, холмы, холмы…

– Марсианские прерии, – заметил Вен, посасывая неизменную трубку.

Постепенно движение на экране ускорялось. Все быстрее наплывали кратеры, теснились холмы, обгоняли друг друга пики. Затем в страшной близости, перед самым носом «Валенты», проносился кусок красной планеты. Иногда это был видимый до мельчайших деталей вздыбленный обломок базальта, а однажды промелькнула ощеренная пасть расселины, на краю которой зацепился крохотный не то кустик, не то моток мертвых металлоидных образований…

Корабль проходил перигелий – и все начиналось сызнова: бесконечная тянучка, нудное наплывание однообразных пейзажей, осточертевшая замедленная съемка.

Первым это заметил Вен.

Случилось так, что подле экрана был он один. Часть людей была занята, другим попросту приелось однообразное зрелище.

Вен задумчиво подкручивал настройку. Он думал о Земле, голубой планете, отделенной от него одиннадцатью световыми годами плоского пространства. Когда еще «Валенту» примут в надежные объятия крепкие руки земных станций наведения? Дюзы корабля оказались поврежденными гораздо больше, чем думали поначалу. Их изъязвил кратковременный ливень из античастиц, в который «Валента» недавно попала.

Хорошо, что капитан не посадил корабль. Пока они оставались на орбите, у Вена еще теплилась надежда, что по возвращении на Землю его встретит то самое поколение, которое провожало «Валенту», а не преуспевающие потомки, которые будут рассматривать Вена как воскресшего неандертальца. Если же они сядут здесь, то при старте неизбежна свертка пространства-времени, и в результате пульсации люди «Валенты» по крайней мере на полвека отстанут от землян.

Из мерцающей глуби на Вена неторопливо надвигался зияющий кратер, заштрихованный косыми тенями окаймляющих его пиков.

Внезапно Вену почудилось, что по дну кратера что-то движется. Он поставил выборочное увеличение. Скачок – и весь экран превратился в циклопическую впадину с крутыми склонами и дном, испещренным извилистыми морщинами. Но внимание Вена привлекли не красноватые складки почвы. Из черной тени, распростертой на дне кратера, медленно выполз шар. Он излучал слабое серебристое сияние. Шар двигался слабыми толчками.

На глаз трудно было определить истинные размеры шара, а подойти к измерительному пульту Вен не мог – он не желал и на миг оторваться от экрана.

Еще десять секунд – и чудесное видение исчезло. Шар пропал, растаял, хотя дно кратера было видно достаточно отчетливо. Сколько Вен ни теребил настройку, загадочный предмет не появлялся. Может быть, он спрятался в тени одной из скал? Вен включил инфразор. Тщетно. Неужели шар впрямь растаял? Может быть, он обладает способностью растворяться? А потом конденсируется, возрождается из распыленных частиц, как Феникс из пепла?

Если так, то немудрено, что до сих пор никто из экипажа его не обнаружил.

Вен потер глаза. Может, почудилось?..

Кратер потихоньку уплывал вбок. Искромсанная мертвая материя, застывшая в вечном сне. Почва, которой от века не касалось дыхание жизни.

«Оптический обман, – решил Вен, включая инфразор. – Идиотская шутка, которую сыграло неправильное преломление».

Своим открытием – действительным или мнимым – Вен ни с кем не поделился. Но через 44 минуты, составляющих период обращения «Валенты» вокруг безжизненной, как об этом в один голос твердили все индикаторы, планеты, Вен снова был в обзорной рубке.

Как назло, перед экраном торчал долговязый Горт, второй штурман. Он развалился в кресле, выставив острые коленки. Весь вид второго штурмана выражал безразличие, смешанное с легким презрением к тому, что мог предложить обзорный экран.

Вен с замиранием сердца ожидал появления кратера. Кажется, он так не волновался и тогда, когда «Валента» попала в ливень античастиц.

Вот оно, неровное дно первозданной ямы.

Как бы случайно Вен повернул верньер… И чудо повторилось. Полупрозрачный, на этот раз почти незаметный в лучах светила, которое почти достигло зенита, шар плыл над почвой, лениво воспроизводя в полете ее неровности.

Вихрь мыслей оглушил Вена. Живое существо наперекор всем индикаторам? Единственный комок жизни на мертвой планете? Но почему он в кратере? Свалился и не может выбраться? А может, если хорошенько поискать, то там, внизу, найдутся и другие шары? Может, этот, в кратере, один из аборигенов планеты?

Жизнь не обязательно разум. Возможно, шары – разумные существа. Но с тем же успехом можно предположить, что это полурастения-полуживотные наподобие медуз, лишенные малейших признаков разума.

Вен искоса посмотрел на Горта: заметил или нет? Но по виду Горта трудно было что-нибудь определить. Когда кратер ушел с экрана, Горт зевнул, затем потянулся так, что хрустнули кости. «Не заметил», – подумал Вен.

Ход мыслей Вена нетрудно было понять. Капитан «Валенты» был помешан на контактах землян с разумными формами, населяющими чужие миры. Послушать его, так чуть не на каждой планете, где имеются мало-мальски сносные физические условия, неизбежно должна возникнуть жизнь. Правда, для подобного оптимизма немного пищи. Сколько таких планет занесено в каталоги, сколько их добавляется туда каждый год, а вот о разумных существах, населяющих эти миры, он. Вен, что-то не слыхал. Недаром же кто-то сказал, что в общем процессе мироздания жизнь есть явление аномальное, нечто вроде опечатки, которой, в общем-то, быть не должно и которая появилась случайно, по недосмотру. Как это остроумно писал автор, Вен забыл его имя? Да, что-то вроде того, что если бы на каждой планете была жизнь, то вселенная уподобилась бы книге, состоящей из одних опечаток.

Да и бог с ними, разумными существами. Без них спокойнее. В глубине души Вен не верил в возможность контактов двух цивилизаций. Недаром в детстве на него наиболее сильное впечатление произвела война с марсианами, красочно, хотя и со многими непонятными словами описанная Уэллсом. Его книгу к тому времени археологи только обнаружили при раскопках в древнем книгохранилище.

Достаточно сказать о таинственном шаре капитану, и пиши пропало. Он как пить дать посадит «Валенту», велит заглушить двигатели и приступит к осуществлению тех самых вожделенных контактов, которыми он в продолжение полета все уши прожужжал.

И сидеть им на этой дохлой планетке до скончания века.

А какие там контакты! Может, этот шар и яйца выеденного не стоит. Мало ли знает история космоплавания случаев, когда целые экипажи становились жертвами миражей?

Горт подмигнул Вену с видом заговорщика. «Он видел», – понял Вен.

– Забавная штучка, – процедил сквозь зубы Горт.

– Что ты об этом думаешь? – быстро спросил Вен.

– Кто его ведает… Во всяком случае, спешить не надо, – сказал Горт.

– Верно, – обрадованно подтвердил Вен.

– С нашим кэпом только прилипни… Срастемся с планеткой…

– И не видать нам Земли как своих ушей, – докончил Вен и хлопнул по плечу новоиспеченного сообщника.

Вен и Горт решили потихоньку продолжать свои наблюдения. Их обуревали противоречивые чувства. Конечно, прилипнуть на долгие годы к захудалой планете – радости мало. Но с другой стороны… А вдруг именно здесь, на затерянном островке, им суждено обнаружить то, что человечество тщетно ищет в открытом космосе в течение стольких столетий?

Ремонт кинжальных дюз «Валенты» продвигался своим чередом. Корабль исправно наращивал свои витки вокруг случайной планеты. Вен и Горт, пользуясь свободным временем, проводили долгие часы у обзорного экрана. По этому поводу над ними даже начали подтрунивать. Впрочем, тайна с шаром продолжала оставаться их достоянием. Экран с его однообразной информацией всем надоел, и охотников изучать повторяющиеся пейзажи не находилось.

Несмотря на все усилия, Вен и Горт обнаружили на поверхности планеты еще только один шар, правда, совсем непохожий на первый. Если первый шар был серебрист, то второй бледно-розово светился. Первый заметить было легче – он выделялся. Второй шар был в масть красноватой почве планеты. Плавал он в том же кратере, что и первый.

Как жалели потом Вен и Горт, что не догадались снять микрофильм, самый паршивый, любительский, узкопленочный! Это заткнуло бы рты всем умникам и положило конец насмешкам.

Но что упущено – того не воротишь, и поздние сожаления не самое полезное занятие…

Каждого приближения «Валенты» к кратеру Вен и Горт ожидали теперь с радостным нетерпением, словно дети, тайком проникшие на взрослый фильм и ждущие начала сеанса.

И шары не обманывали их ожидания. Всякий раз они вели себя по-разному. Шары то сходились, то расходились, но чаще всего они крутились один возле другого – «флиртующие дворняги», по определению Горта.

Однажды, когда Вен включил предельное увеличение, ему показалось, что на Серебристом шаре блеснула эмблема – стрела, а на красном шаре эмблема колос. К сожалению, Вен был один – Горт был занят в кинжальном отсеке.

Второй штурман поднял Вена на смех.

– А еще астробиолог! – сказал он. – Уж не спутал ли ты увеличитель с пепельницей?

– Прибереги свои шуточки, – посоветовал Вен.

– Рассуди сам, – сказал Горт. – Откуда здесь могут вдруг появиться символы Земли?

Вен пожал плечами. Ему и самому теперь казалось, что он стал жертвой галлюцинации.

– Я понимаю: мысли твои па Земле, – продолжал Горт, – ты думаешь о ней все время… Мудрено ли, что тебе померещились стрела и колос?

Вен отвел глаза от длинной фигуры Горта, облокотившегося на пульт. Кажется, он в самом деле свалял дурака.

– Представь себе, что ты наблюдаешь извержение вулкана, – сказал Горт. И вдруг дымовой султан начинает выписывать в небе слова. Ну, скажем: «Вен славный малый». Существует вероятность такого события? Существует. Но она примерно такая же, как вероятность обнаружить эмблему Земли на подозрительном шарике, обитающем на планете, принадлежащей системе Эпсилон Эридана. И потом, заметим в скобках: самый факт существования двух шаров все еще находится под сомнением. Может быть, это не больше, чем оптический обман, – закончил Горт.

Спорить с Гортом Вен не стал – он не любил пререкаться, даже когда был уверен в своей правоте. А тут… увеличитель на «Валенте» старый, оптика неважная. Давно бы пора заняться ею, да руки не доходят: капитан говорит, что есть дела поважнее.

Мудрено ли ошибиться при таких обстоятельствах?

Но если это и был оптический обман, то обман довольно стойкий. Они продолжали наблюдать фантастический танец шаров. И любой, кому не лень, мог бы к ним присоединиться, но этого не случилось.

* * *

Старый ученый довернул последний микроблок и выпрямился.

– Все, – сказал он и отошел от стенда, любуясь делом своих рук.

Окруженный хитросплетением монтажных нитей, на нейтритовой подставке красовался Серебристый шар двухметрового диаметра. В ячейках его памяти хранилась практически вся информация, накопленная человечеством за долгие тысячелетия эволюции. Все – от культуры и быта до новейших побед в завоевании космоса – хранил шар в бездонных ячейках своей памяти.

Это был полпред человечества. Идея заключалась в том, чтобы забросить шар в ту область пространства, где наиболее вероятно наличие разумной жизни. Обнаружив разумные существа, шар должен был, по замыслу конструктора, вступить с ними в контакт и обменяться информацией – В обмен на земные сведения серебристый посланец должен был собрать данные о том, как живут далекие существа, не просто собрать сведения, а осмыслить их с единой точки зрения. Именно поэтому шар имел одного лишь конструктора – старый ученый посвятил своему детищу всю жизнь.

Старый ученый… Не всегда он был старым. Дерзкая мечта воспламенила его воображение.

Совет Земли пошел ему навстречу. Тысячи ученых и инженеров в разных уголках Солнечной системы работали на Серебристый шар. К тому времени квалификационная комиссия дала ему высшую аттестацию. Он один координировал усилия тысяч, направляя их в общее русло.

И вот долгие годы, бессонные ночи – все позади.

Нечего и говорить, во что обошелся землянам блистающий посланец, замерший на монтажном стенде.

Старому ученому почудилось, что шар в нетерпении ждет, когда наконец можно будет приступить к выполнению предначертанной программы. Но ученый понимал, что это было не более чем игра воображения: атомное сердце шара было еще отключено.

Ученый нажал клавишу, и экран, стоявший особняком, засветился. Из глубины его выплыло лицо, знакомое всем землянам. Улыбка заставила морщинки сбежаться к уголкам глаз.

– Добрый вечер, – сказал старый ученый.

– Добрый вечер, – ответил председатель. – Точнее, добрая ночь. Опять не ладится? Нужна помощь?

Ночь была для кого угодно, только не для председателя Совета Солнечной он бодрствовал, окруженный сонмом мерцающих экранов связи, не в кабинете, а в кабине звездного корабля, экипаж которого – все человечество…

– Я закончил, председатель, – сказал старый ученый. – Шар готов выполнить программу.

– Поздравляю, – сказал председатель. – Вчера на совете ученых обсуждали, куда запустить шар.

– Совет уже выбрал звезду?

– Да.

– Какую? – спросил ученый, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Эпсилон Эридана.

С Серебристым шаром от ученого уходило навсегда что-то близкое, то, с чем он сроднился за долгие годы научного подвига, улетала прочь частица его собственного «я». До этой минуты возможность полета шара в открытый космос казалась далекой и нереальной. Но вот уже намечен район финиша ракеты-носителя – Эпсилон Эридана. До недавнего времени малопримечательная звездочка, от которой световой луч идет до Земли без малого одиннадцать световых лет. В последнее время оттуда стали поступать упорядоченные радиосигналы, и тысячи объективов нацелились на далекую звезду. Естественно, что именно ее выбрал совет ученых в качестве возможного очага разумной жизни. Уже, наверное, и дату запуска наметили…

– Старт через четыре дня, – сказал председатель, будто отвечая на взволнованные мысли старого ученого.

Председатель быстро нагнулся и сделал какую-то пометку.

– К сожалению, мы не научились еще свертывать пространство, – сказал председатель. – Полет вашего питомца будет долгим…

– Я знаю.

– Но, быть может, наши внуки получат от него победные сигналы, знаменующие великое завоевание нашей цивилизации – установление контактов с разумной жизнью иных миров. – Председатель на миг прикрыл глаза. – Мы, земляне, верим, что рано или поздно встретим во вселенной братьев по разуму. Так пусть честь первого знакомства выпадет на долю нашего общего питомца!

Оба, не замечая этого, говорили о шаре, словно о живом – существе.

– Я включу сердце перед стартом, – сказал ученый. – Энергия понадобится шару в полете. Председатель кивнул.

– А вы не забыли снабдить шар эмблемой? – спросил он.

– Какой эмблемой? – не понял ученый.

– Эмблемой землян.

– Стрела?

– Конечно. Пусть шар понесет нашим братьям по разуму символ Солнечной системы.

– Хорошо, я сейчас высвечу эмблему, – сказал ученый.

– Чем?

– Лазерным лучом.

– И пожалуйста, сделайте ее покрупнее, – сказал председатель. – Совет слушает! – Последнее относилось уже к вызову Сатурна, экран которого нетерпеливо мигал.

Ученый уронил лицо в ладони. Он старался мысленным взором пробить неподатливую толщу времени и угадать то, что ожидает посланца Земли там, на далекой Эпсилон Эридана. Шар будет еще где-то на полпути, а он умрет, повинуясь неумолимому бегу времени. Неумолимому… Это пока что. Еще несколько десятков лет – и люди построят наконец кристалл инверсии, с помощью которого можно будет искривлять пространство-время. Какие блага принесет людям кристалл инверсии, сейчас сказать трудно. Об этом можно только гадать.

Быть может, корабль, вооруженный кристаллом инверсии, мог бы достичь Эпсилон Эридана за считанные часы? Быть может, с помощью этого аппарата люди взнуздают наконец строптивое время? Быть может… Но к чему пустые мечтания?