Разум

Так что у людей есть выбор: или самостоятельно менять паразитическое мировоззрение на такое, которое соответствует причинной картине мира, или это соответствие придётся накапливать в большой череде длительных превращений. Судя по крайне примитивному истоку человеческой прослойки живого, людское население планеты проживает свой первый виток оразумления. Возможно, уяснивши себе свою собственную суть путём обозрения раздавленной планеты, они, наконец, ужаснутся содеянному и смогут развернуться. Хотя бы попробуют изменить мировоззрение.

Вторая особенность — отображение во взгляде только формы объектов в виде их материальной окантовки при полном забвении содержания, каковым является сознание этих же объектов. Такая закономерность, как единство формы и содержания, соподчинение и обоюдная зависимость двух доминант всего, что существует, ещё не стала необходимой стороной познания. Потому вселенная — это скопище глыб, масс, тяжестей, обломков, кусков, пыли, тумана и прочих привычных остатков от такой понятной разрушительной страсти. Несусветная толпа плотных тел куда–то бездумно несётся, ударяется, дробится в клочья, иногда слипается, гравитирует, коллапсирует, образует кротовые норы, переходные мостки и, когда ей надоест резвиться, падает в чёрную дыру или прячется в тёмной материи. И чтобы вовсе отключить от ума держателей бюджетов, на подмостки научной учёной науки выталкиваются уродцы типа большого взрыва, разбегания галактик, конечной скорости света, трёхмерной метрики пространства, универсальности времени, падение в прошлое и взлёт в будущее … нет конца уловкам зацепиться за дармовое кормление и величание.

Спрашивать о цели полёта, о смысле движения, в чём состоит интерес, выгода, стремление каждого из участников вселенского действа, откуда они летят и что станут делать, когда долетят, как обеспечивают целостность структуры, почему, существуя вечно, они так и не удосужились обзавестись умом, и чьё это упущение: наличие человека, у которого якобы есть разум и он посягнул призвать к ответу туманности, галактики и звёзды, до сих пор прожигающие жизнь без сознания, смысла и желания, без оценки своих поступков, без ошибок и удач, а значит, без развития? Зачем болванками усеян небосвод? Кому это надо? Спрашивать об этом воспитанный человек не станет, ибо знает, что будет посрамлён ссылками на авторитеты, которые признаны, оценены и премированы.

Почему у Меркурия почти круговая орбита? Потому, что рядом с Солнцем. Почему у Венеры ядовитая атмосфера? Элементы коры при тамошних температуре и давлении создают парниковый эффект. Почему у Земли магнитное поле слабеет? Замедляются процессы в железном ядре. Почему Марс без газовой оболочки? Её сдувает звёздный ветер. Почему Юпитер большой? Чтобы защитить Землю от неправильных комет. Почему Сатурн с кольцами? А куда девать лишние крошки? Почему Уран, Нептун, Плутон … Да у них так принято. Почему орбиты эллиптические? Так следует из уравнений Кеплера. На все почему имеется бытовое разъяснение. Манера утверждения всегда одна и та же: всякая неясность спихивается на рядом стоящий или ниже лежащий уровни, которые так же, как исходное положение, скрыты в словесной эквилибристике, но зато создаётся впечатление большой учёности, широкого охвата и непомерной мудрости. Что такое время? Топологическая неоднородность метрики. Что есть сознание? Особое свойство разумной материи. В чём суть материи? В её безграничном бытии. Какие особенности бытия? Беспредельность во времени и пространстве. Как определить пространство? Дать его метрику. Как описать метрику? Отобразить кривизну локальных поверхностей …

Пусть требуется получить берёзовый сок. В наличии имеется некоторая тень. Она определённой формы, узнаваемо расположена и даже напоминает берёзу. Сколько надо потратить труда, чтобы по таким исходным данным получить нужный продукт? Поскольку в задании параметры сока не указаны, то неким насилием над тенью можно получить нечто и назвать его творческой удачей в решении задачи. Но … какое отношение это имеет к тому напитку, который может дать лишь дерево, т. е. сама берёза, а не её тень?

Если в понятии сок сосредоточить неизвестные свойства изучаемого объекта, а термином тень обозначить форму–материю, то сколько бы ни биться над следствием–телом, познать суть предмета научной атаки не удастся. Это значит, что методология поиска истины по сопутствующим приметам может быть оправдана при первичном прикосновении к теме и она же даёт искажённый результат при попытке более углублённого исследования.

Например, кантовско–лапласовское предположение о конденсации Солнца и планет из газо–пылевого облака, основанное исключительно на бытовом представлении поведения материальных тел, даёт некоторое приближение к действительности. Однако такая трактовка не срабатывает при расширенном взгляде на тот же объект. Так, она не позволяет объяснить почему гиганты находятся во внутренних областях, а карлики на периферии. Далее, почему расстояние между планетами изменяется закономерно. Почему не уплотняются кольца Сатурна. Почему вообще существуют планеты, поскольку вещество из того места, где зарождался сгусток, обязано было аккретировать (истечь, притянуться, упасть) на центральную гравитирующую массу. По этой же причине не должны образоваться спутники планет. И наконец, как создавались те лёгкие элементы солнечного ядра, которые в тамошних невероятных условиях расходуют свою энергию и превращаются в гелий. Если выделенной мощи хватает для почти вечного свечения звезды, то какую же неправдоподобную мощь надо затратить где–то заранее для получения, формирования, словом, для построения водорода, нашпиговать им бесхозную пыль в таком количестве, чтобы хватило для запуска термоядерной реакции? А запустивши её, почему она не протекает скачком? Почему тепло Солнца не нагревает пространство, а только практически точечные плотные объекты?

Роты, полки и дивизии учёной армии изводят себя в поисках объяснений этих и бездны иных неуютных вопросов. У них есть набор действующих лиц: масса, сила, импульс, момент количества движения, скорость, ускорение, гравитация, излучение, давление, температура, плотность и некоторые другие. Всё это тени от берёзы. Сколько бы их не переставлять местами, какими бы хитрыми верёвками–связями их не объединять, в какие бы комбинаторные ряды ни выстраивать, при любом авторитетном давлении тени останутся тенями. Опора на них, изучение их поведения и формирование изначального отношения к миру — это неизбежный и даже обязательный этап оразумления всякой особи, популяции, цивилизации. Но по мере накопления знаний наступает пора, когда на основе неполного разумения сути явлений открывается возможность совершить такие действия, которые сами вершители не способны осмыслить. Этим начинается период дерзкого отношения к естеству. Он короткий и тяжёлый. Не остаётся ни единого направления, где взаимопонимание между частью и общим, т. е. между людьми и планетой, не достигло бы критического накала. Разрешается такой конфликт всегда одинаково: более развитая сущность — планета — постепенным накатом страданий стремится образумить зарвавшихся умников и, если это не удастся, перейдёт к уничтожению ошибочного варианта собственного творчества. Человечество, оказавшееся неспособным осознать себя в данной точке роста сознания, переведётся на очередной виток принудительного поумнения. Такие круги насильственного развития будут продолжаться до тех пор, пока накопится опыт, достаточный для допуска к последующим тайнам природы. Эти же круги нужны для осмысления недопустимости в объёмном мире естество познавать по его теням. О сегодняшних людях можно сказать так, как в своё время Гераклит сказал о Пифагоре: многознание без разума. Что же тогда делать? Возможно ли такое, чтобы в небесах, а может быть и выше, словом, в мироздании появилась, зародилась, возникла одна–единственная инфузория? Ей не предшествовали сородичи у неё нет потомков, а она сама вот есть. Может ли вырасти одна–одинёшенькая сосна? Или впрыгнуть в жизнь неповторимый волк, слон или обезьяна … Ничего такого, даже похожего, даже на грани помешательства вообразить не удастся. Запретом на существование уединённых объектов является отсутствие у них причинно–следственной соподчинённости. Никакое нечто не способно быть само для себя и собой исчерпать собственную суть. Или иначе: если что–либо имеется, то имеется так же бесчисленное множество иных индивидуальностей, состоящих с ним в обоюдных отношениях. Совместно они выстраивают непрерывную последовательность объектов с общей идеологией развития. Но как только сформулировано последнее положение, к нему сразу же применимо утверждение, начинающееся словами: или иначе. Это значит, что невозможен не только уединённый объект, но под запретом оказалась и уединённая линия развития. Действительно, не станет же в безбрежном небесном просторе, не взирая ни на какие обстоятельства, произрастать только пшеница. Но если путей оразумления много, то это обозначает наличие процесса. Многие процессы формируют бытиё. Совокупность бытиёв определяет сущее. Набор сущих порождает мир. Миры группируются–объединяются в мироздание.34 Как утверждал Гераклит Эфесский расходящееся всегда сходится.

Необходимо отметить важную особенность: нет нигде начала приведенной последовательности и не существует её конца. Какой бы малый по меркам человека объект ни взять, найдётся со временем ещё меньший. И нет такой большой структуры, больше которой не удалось бы сыскать. Вывод: конструкция мира в его завершённом виде для персон ремонтной ветви 31 не познаваема. Частично познаваем лишь такой фрагмент мира, который укладывается в предначертанную судьбу самого познающего. Знакомство с данным положением защитит исследователя от неоправданных затрат, риска и опасности вторжения в запрещённую область. Мир каждому по его рассудку. Но и рассудок каждому дан по освоенному миру.

Итак, стоит только назвать нечто, например, какой–то объект, так сразу для полноты представления необходимо определить его ветвь, линию, процесс, бытиё, сущее и мир. Если удастся провести рассмотрение по этим ступеням мироздания без парадоксов, противоречий и натяжек при соблюдении выгоды всеми участниками по обозримой цепи интереса, то можно надеяться на хорошее приближение гипотезы к познаваемому, но непознанному естеству.

Возьмём, например, материю. Смысла, содержащегося в последних трёх словах, достаточно для понимания того, что материю брать не следует. Если её всё же взять, то получим тень от берёзы, т. е. уединённое понятие, выпавшее из процесса развития. Но коль остаётся скрытой причина её появления, значит, нет ориентира в каком направлении проводить поиск собственных свойств таинственного объекта. На этапе начального познания природы такое затруднение не возникает, поскольку исследователь воспринимает чуждый предмет так, как воспримет себя. Он и его мироощущение является мерилом отношения к среде. Если ему холодно, жарко, голодно, сытно, легко, тяжело, испытывает давление или облегчение, стремление или отторжение … то же обязано испытывать и всё остальное, ибо как же иначе?

Могут ли просто так висеть на небе звёзды и Луна? Было время, когда такой вопрос даже не ставился в силу его нелепости, очевидности, в силу того, что каждый точно знал: они прибиты гвоздями к хрустальному небосводу. Коперник ось мира перенёс на Солнце, объявив его неподвижным центром вселенной. Кеплер определил вид орбит планет. Галилей увидел орбиты глазами. Этого оказалось достаточно, чтобы Ньютон вспыхнул озарением: планеты не отрываются от светила, значит, оно их притягивает. Может ли быть другое объяснение? Да, конечно, но на ту пору раскрученный камень на верёвке исчерпал воображение энтузиастов. В результате обществу был дан и всемирный, и закон, и гравитационного, и притяжения. По состоянию мышления на то время аналогия полная: как человек удерживает груз, так звезда властвует над планетой. Стоит отпустить верёвку, как сразу масса улетит за горизонт. Да, точно, камень улетит, а планета? Поскольку проверить это невозможно, учёный люд, избив ладони в аплодисментах, поверил гению на слово. А фактически? Планета и звезда — это персоны, наделённые формой и сознанием. Своё взаимное расположение они определяют сами же, исходя из обоюдной выгоды при соблюдении установочных законов септона.31 Планета образовалась как средство устранения внутреннего конфликта при развитии Солнца. В его структуре в силу запрета на одинаковомыслие сформировалась часть, оказавшаяся в противоречии к общему массиву. Если эту часть оставить в составе исходной компоновки звезды, изменится индивидуальная линия роста и части, и общего, что недопустимо в связи с разрушением причинных отношений мира. Как выход из положения, часть была отторгнута за пределы общего и расположена на таком удалении, чтобы нельзя было ни упасть, ни улететь. При таком решении сохраняется соподчинённость части и общего, но уровень зависимости определяется обоюдной выгодой: разумные особи договариваются. Подробнее об этом в работах миры 31, неболение 32, сущее 34. Из таких спокойно–конфликтных отношений небесных тел начальное прикосновение к познанию оказалось способным выделить лишь ему понятное: притяжение, лишив тем самым участников совместных действий всякого ума, рассудка, сознания и превратив их косную бездумную форму, мёртвую стихию.

Похожим образом происходит познавательное насилие над объектами физики, химии, медицины, биологии, ветеринарии и во- обще над объектами естествознания. Под естеством понимается материя. За ней признаётся только глыбистость, тяжесть, плотность, бездушие, случайное поведение … ей отказывают даже в наличии формы. Зачем ей внешний вид, если действующие силы остаются теми же, траектории те же, они всё так же уплотняются, соударяются, крошатся, взрываются: косность, что с неё взять?

В прошлые века всякое даже малое знание об этой косности давалось людям на пределе их мыслительных возможностей, было связано с огромным трудом, затратами, риском, с разочарованием, жертвенностью и трагедиями. По крупицам собирались сведения о природе и такое накопление знаний составило научный багаж сегодняшнего дня. Не будь поколений подвижников люди до сих пор пещеру освещали бы костром. Как Ньютон опирался на плечи гигантов, так человечество живёт за счёт достижений предков.

Однако приходит пора, когда прошлый опыт при выдвижении в будущее может искривить судьбу гримасой звонаря Квазимодо. Потому материю брать не следует. А там, где её всё–таки взяли, лежат руины Чернобыля, земля изрыта военными окопами, ревут орудия, взрываются бомбы, трясётся и стонет планета, сплошной навалой давят болезни, вырождаются люди, гибнет жизнь … тупик. Уже закончилась та эпоха, в которой было разрешено и оправдано брать материю в качестве объекта познания. Если попытаться её насильно продлить, сами насильники в связи со своим малым пониманием естества, породт то, что уничтожит дерзких, способных лишь потрясать вместо того, чтобы знать и уважать.

Коль есть материя, значит, она зачем–то нужна. Следовательно, до материи было нечто или некто, вынужденные под давлением ситуации, т. е. независящих причин, выдумать, изготовить, породить, изобрести, сконструировать, создать, сделать, впустить в мир, явить то, что далёкое порождение нового продукта — люди — назовут материей. И как только такое прояснение наступит, окажется, что это лишь начало рассуждений, ибо этим определиться старший объект по отношению к звену с названием материя. Далее, уже без особого напряжения ума, учёный, поднаторевший в сопоставительном анализе, заметит: коль есть старший, обязан быть и младший. Станет его искать. Но прежде он обнаружит подсказку: старший объект по отношению к материи, затем сама материя и, наконец, младший объект, следующий за материей. Увернуться от озарения ему не удастся. Он вынужден будет опознать в такой последовательности наличие закономерности. И поскольку события в ней располагаются от более сложного к менее сложному, даже весьма упрямый любитель вмешиваться в натуру заподозрит в этом признаки развития. Попутно выяснится неприятная особенность: несмотря на необъятную мощь своего ума он не в состоянии ни зорким глазом рассмотреть, ни острым умом понять, что же всё–таки представляют собой эти самые старший и младший звенья процесса с пугающей фамилией развитие?

Наступает конфликт мировоззрений. Старого багажа едва хватает для улавливания слабого отблеска новизны, а другого нет и не ясно, как его приобретать. Но познание начинается с осознания необходимости самого познания. Необходимость же облекается в форму вопроса. Если удастся неудовлетворённость понимания затолкать внутрь вопроса, то можно утверждать, что в мировоззрении произошли изменения. Последовательность вопросов выводит разум на уровень решения задачи. Если бы удалось внедрить в умы потребность ставить вопросы без клановой зашоренности и кормёжной оглядки, без боязни отойти от здравого смысла и давления пресловутой современности, люди и планета были бы здоровыми.

Человеческое кредо отлавливания истины состоит в подсматривании. По научному оно именуется восприятием, созерцанием, или наблюдением. Всеми чувствами, которые только есть. Но особенно уважаемым, а значит, и достоверным принято считать использование собственных, т. е. людских, глаз. Было время, когда каждый, остригший бороду клином, мог очами отслеживать проделки небесных тел и нехотя, как Гераклит Эфесский, изрекать: «Всякое сходящееся расходится»! Смотрящих оказалось так много, что на всех не хватало звёзд. Пришлось придумать линзы, вправить их в телескоп и выискивать объекты для своей известности всё дальше, всё мельче, но при смотрении ничего, кроме шаловливой материи, обнаружить до сих пор так и не удалось. Вывод однозначен: мир материален, всё имеющееся есть порождение материи, которая вечна, бесконечна и смысл её в переливах игривости. Этим материя получила разрешение существовать в виде отдельности, не связанной ни с чем, ни с кем и быть ради личного бытия. То, что она разбросана фрагментами, кусками, скоплениями, так это сторонний взгляд неавторитетного существа. Для атома водорода железная болванка так же похожа на решето, как для человека звёздное небо.

А если бы все люди были дальтониками и радуга для них казалась бы серой лентой? А если бы они имели один глаз и не владели бинокулярным зрением? А если бы они были трёхглазые или вообще многоглазые? А если бы они совсем не ощущали излучение, а только, например, гравитацию? А если бы …

В каждом из этих случаев мировоззрение, а значит, и сам мир воспринимались бы по–иному. Какой же он в действительности? Как к нему относиться, если не только его суть, но даже вид зависит от особенности зрения? Как быть, если мир, отображённый в одном уме, не совпадает с его же отражением, но в другом уме? Что это: сколько умов, столько и миров? Пора взяться за голову! Пора уяснить: познание обязано пойти по такой дороге к истине, на которой отсутствуют парадоксы, противоречия, нестыковки, натяжки, разорванность и уединённость событий и явлений, пора заняться уяснением не только звеньев цепи развития, но самой ветвью развития с последующим вписываем её в бытие мира, в сущее и во всё охватное мироздание. Пора менять ум! Такой, как он был ранее и есть сейчас, не пригоден для выживательных действий. Достигнута точка на шкале оразумления, после которой отношение разума к естеству обязано измениться в направлении осознания себя.32 И пока оно не наступит, человечеству дальше дороги нет. Так или иначе, но оно преобразится. Одна крайняя черта — это уничтожение, а другая — перерождение до неузнаваемости или точнее: до ненужности с переводом на круги насильственного поумнения, что равноценно гибели в рассрочку. И факт того, что такому суждению дано быть изложенным, свидетельствует о наличии шанса. Этот шанс вроде теста, экзамена, проверки сути людского материала в качестве основы для вынесения окончательного приговора.

Вообразим ледоход. По широкой водной глади нескончаемо плывут льдины. Посадим на одну из них жильца. Его размеры установим согласно людским пропорциям: высоту человека разделим на расстояние до самых далёких звёзд и такое же отношение примем для роста жильца. Тогда получится примерно одинаковая обозреваемость окружающего пространства. Поскольку жилец умный, он непременно займётся изучением того, что дано ему в его ощущениях. Пройдёт время и о своей вселенной, т. е. льдине, он будет знать всё. Какая же особенность этих знаний? Они будут проистекать или иначе: приобретут структуру, пригодную для отображения того, что вынудило погрузиться в пучину познания. Можно предположить или почти утверждать, что в его мыслительном багаже не отыщется ассоциаций, навеянных запахом трав и лугов, красок жаркого лета, шума лесов и прочей атрибутики, напрочь отсутствующей в суровых ледяных просторах. Его знания окажутся льдинными. И если ему придётся приложить свой ум к незнакомому предмету, то что он задействует при исследовании? Применит то, что только у него и есть, т. е. свой ум. Но он ведь льдинный! Значит, суждения его станут нести отсвет льдинного мировоззрения. Пусть он задастся вопросом: что находится за пределами его мира, т. е. льдины? Для подготовки ответа привлечётся вся мощь местного разума и предпримутся усилия описать неосознаваемую среду в категориях льдинного воспитания. Получится ли это у них? Непременно! Будет выдана картина мира, согласная с льдинными научными наработками. Но что может содержать такая картина, если её создатели владеют только местными ощущениями? Ко всему прикасаемому они приложат свой же материалистический, а точнее: льдинностический кругозор. Однако в нём отсутствуют образы зальдинного бытия. Как поступить, если вопрос задан, а мыслительной потенции для ответа нет? При недостатке знаний всегда поступают одинаково: всё неосознаваемое объявляется несуществующим. Значит, жилец с академическим апломбом поведает зарвавшимся любопытным, что за краем мира, т. е. за льдиной, возможно имеется эфир, пустота, вакуум, темень, словом, нечто с названием пространство. И поскольку там нет ни одной приметы подлинного мира, каким безусловно, является их льдинный мир, то, ясное дело, тамошнее пространство есть нематериальное, или извините, нельдинное. А коль так, незачем тратить на его изучение драгоценное время настойчивого учёного: вода для замёрзших умников понятие невозможное. Это некий антимир, гипотетическая стихия, выдумка рвущихся к славе, слабо обоснованная тема диссертации, повод скрыть свою бездарность, словом, бред …

Льдинное отношение к познанию в людской среде повторяется так часто, что его можно назвать рядовым поведением. Земля на слонах, слоны на китах, а киты на чём? Над плоской землёй твёрдый небосвод, а что за ним? Войска Македонского шли в Индию по краю мира, а что за краем? Если Земля круглая, то почему люди не падают вниз с обратной стороны: куда?48 Планета висит без опоры — ересь. На Солнце пятна: богохульство. Изменчивость видов — противоречит Библии.14 Отношение длины окружности к диаметру может стремиться к нулю: бред.8 Исследования Лобачевского находилось за пределами понимания его современников.18 Осы, гнездо которых Вы разрушаете, поднимутся над Вашей головой.18 Скорость света конечна: почему?13 Единое время мироздания: кто задаёт?31 Разум присущ лишь человеку: такого ли мнения остальные существа?32 Мир трёхмерен: так ли? Правомочно ли опираться на фразу: «Наукой доказано …?» 32

Исповедование материалистичности свидетельствует об ограниченности (начальности, частичности, предварительности, упрощенчестве …) понимания мира. Даже теперешние знания указывают на постепенное убывание плотности по мере проникновения в малые размеры естества. Уже в молекуле, если собрать кажущееся вещество воедино, то получится едва анализируемая область. В атоме соотношение условной плотности к обширным мягким пустотами ещё разительнее, а в ядре и в его составляющих о тверди вообще рассуждать не приходится. Если всё же предположить наличие между частями некоторых прослоек в виде поля, то сами поля, вроде льдин на воде, не в состоянии породить пространство. Они способны лишь проявлять себя в пространстве. Тогда видно, что материя становится нематериальной как в направлении упрощения структуры мира, так и при его усложнении. Получается, такое свойство, как материальность, зависит от развитости того, кто интересуется этим свойством.

Так, зарожденцы, только вступающие в нулевой мир, даже не подозревают о возможности плотного состояния. Лишь постепенное оразумление и связанные с этим конфликты развития вынуждают их осваивать иные состояния среды. Для жильцов линейного, плоскостного и объёмно–междумерного миров материальность выступает вроде неизбежности при каждом воплощении в плотную среду. Но с другой стороны, эти жильцы даже не догадываются о ней в случае ухода после смерти из нашего мира и воплощения в области мягких форм. Как показано в работе миры 31, попеременное пребывание в материи и вне её есть вынужденная мера устроителей септона 31, направленная на принуждение сущностей к обязательному оразумлению в границах запрета на остановку роста. Если бы отсутствовало стремление существ уйти в покой прошлого состояния, увильнуть от тягот развития и пренебречь личным назначением, то такая разновидность пространства, как материя, даже не создавалась бы. Вовсе не было бы того вещества, которое наполняет суть этапной разновидности сознания в форме человека. И поскольку лень, пассивность и желание укрыться в покое для существ начальных миров неустранимы, то именно в этих мирах на материю возлагаются наибольшие насильницкие свойства. Давление плотности на разум возрастает по мере расширения его кругозора. Это также вынужденная мера, предостерегающая разум от свершения действий, не обеспеченных собственной развитостью.34 Далее, на пути восхождения и при накоплении опыта набирает силу такой процесс, как осознание себя 32. Осознание своей значимости даёт возможность исключить из собственного напора на природу поступки, угрожающие миру. Тогда и природе приходится меньше защищаться от неразумного разумника. Внешне такой расклад выглядит как снижение наказательной активности материи на разум. Ослабление роли вещества приводит к сокращению его количества. Так выстраивается закономерность: чем рáзвитие существа, тем меньше они погружены в материю. Практически она становится ненужной уже в объёмно–кваромном междумерье, а в закваромных областях её нет вовсе. Существам, владеющим собой, не требуется принуждение к росту, тем более такое грубое, какое обрушивается на незрелый разум при вступлении в трёхмерье.

Итак, в сторону усложнения от людской материи уходит нематериальность и в сторону упрощения от неё простирается та же нематериальность. Между крайними нематериальностями восседает человек на собственной льдине, которую он считает истинно материальным объектом. Материя исходит из нематериальности, покрасуется некоторой пышностью в середине своего величия и уходит в нематериальность. Напоминает радугу на небе: из горизонта вышла и в горизонт ушла, но о себе заявила сиянием. Но пока всё нематериальное воспринимается человеком как пространство. И это, пожалуй, единственный случай, когда с ним можно согласиться, ибо не может то, чего мало, породить то, чего много. Даже при количественном обилии или изобилии, или засилии так называемых небесных тел, пространства всё же несусветно больше. Оно–то как раз и является колыбелью всего существующего.

Другое дело, что люди не имеют ни малейшего представления о сути такой категории мироздания, как пространство. Но это этапное мировоззренческое состояние. Было время, когда в неизвестности скрывались полюса, глуби океанов, толщи недр, смещения материков, заземельные дали, поведение и жизнь Солнца … По мере развития сознания, имеющего форму человека, его познавательный напор станет всё дальше проникать в область теперешнего скрытого, добывая новое содержание для поумневших сущностей.

Важно лишь понимать неполноту текущих знаний, их условность, относительность и этапность. Важно научиться оценивать границы их применимости, чтобы в этапном уме не взыграл зуд переделывателя, кромсателя и рушителя природы. Познавать не потрясая! Третья особенность мировоззрения людей — это упрощение структуры мира до недопустимого предела, при котором вместо полной метрики из семи пространственных координат рассматривается только две с небольшим довеском третьей с названием высота.

Давайте спросим у вируса: велика ли его вселенная? Вопрос скорее всего останется без ответа в силу его нелепости. Жильцы нулевого мира предложат оглянуться вокруг и засвидетельствуют: куда бы ни бросить взгляд, везде вирусы, вирусы, вирусы … Каждому вирусёнку ясно назначение вселенной — породить вирусы и дать им среду для процветания, как самому совершенному существу в мире. Может быть иначе? Иначе быть не может! Вселенная вирусу дана по его разуму. Сознание всякой вирусной особи способно отобразить в себе только то, что в него вмещается. Но и наоборот: вмещается ровно столько, сколько соответствует развитости сознания. Отсюда вытекает фундаментальнейшее положение: отношение, т. е. частное от деления, собственного сознания–развитости к освоенному пространству не может превысить единицу. В такой закономерности зашифрована вековая гонка, вековое соперничество, вековой конфликт: сознание в процессе роста догоняет пространство, а оно, пространство, ускользает, убегает, расширяется в восприятии, предоставляя сознанию очередной простор для проявления себя.

Если сознание достигнет некоторого уровня и вдруг вознамерится уменьшиться, то вслед за ним обязано схлопнуться и обозреваемое пространство. Это обозначает переход объекта в прошлое состояние. В результате откроется возможность вмешаться в ход событий и подправить будущее. Достаточно лишь одного такого случая, чтобы породить прецедент непрерывной и случайной корректировки. Образуется хаос движения и полное уничтожение причинной соподчинённости, вслед за чем наступит разрушение мира. Недопустимость такого демарша закреплена в законе, запрещающем не только попятное движение в развитии, но даже остановку развития. Это положение вынуждает каждую особь видеть, ощущать и отображать в себе область, соответствующую личной развитости. Но не более, чем эта область. Если же окажется, что область превышает возможности сознания, то … такого не может быть никогда. Область, не воспринимаемая сознанием, для данной персоны считается не существующей. Это является обоснованием утверждения: мир каждому дан по разуму его. Значит, по образованности вируса его вселенная действительно величайшая, безграничная и единственная, ибо создана исключительно для вирусов. С этих позиций наличие других послевирусных миров относится к нелепости или же к издевательству над учёностью местных светил.

Если спросить тамошнего академика о количестве координат его пространства, то ответ будет окончательный и вразумительный: «Мы, учёные нулевого мира, вирусы нормальные и бредовыми измышлениями не занимаемая в силу обилия актуальных задач!» И он по–своему прав: внизу его мира зияет дыра мира зарождения, где ничего не разглядеть в залежах праха, а вверху если что и видно, так только уходящую в беспределье его же вирусную вселенную. Долго ещё придётся ему шагать по пути развития, пока он наберётся такого большого опыта, которого хватит для принятия формы существ линейного мира, населённого растениями.

Но и к ним, к линейникам, применимо всё изложенное выше. Они также считают свой мир конечным и предназначенным исключительно для процветания персон линейного мира. Их развитости пока недостаёт для осознания иных миров, потому на вопрос о количестве координат их мира они уверенно ответят: одна. Ну, если сосчитать ещё и нулевую, то получится две. Всем, кто усомнится в их учёном заявлении, они предложат доказать абсурдность легкомысленного предположения. И какие бы доводы им ни предложить, осознать своим умом они смогут лишь то, что способно вместиться в разум линейной структуры, т. е. проекцию любых аргументов на понятийную плоскость линейного мышления. Для них мир сходится к ним самим и его смысл наполняется их смыслом.

Жители плоскостного мира станут утверждать, что координатность пространства равна трём и укажут на две собственные и одну нулевую. Это уже торжество разума — наблюдению доступен не только свой мир плоскости, но и мир зарождения. Плоскочам впору возгордиться богатым жизненным опытом и объявить о назначении мира исключительно во имя процветания плоского разума. Иначе как же? Все остальные: зарожденцы и линейники, менее умны, а других во всём поднебесье нет, вот и получается, что самоцель вселенной в порождении нас, животных. Люди не в счёт: только и того, что ходят не по–нашему, а в остальном … без нас … И наконец, человек. В силу единства законов оразумления он не может быть исключён из процесса, изложенного ранее. Логика его развития та же, что и зарожденца, линейника и плоскоча. Хотя он и вступил в пределы трёхмерья, но углубился недалеко и сейчас с великими трудами осваивает пограничный рубеж. К нему так же применима закономерность о равенстве единице отношения способности восприятия к самому восприятию. И такая зависимость увиденного от понимаемого ограничивает собственный человеческий горизонт. Если, например, люди не способны ощутить продолжение объёмных предметов в пространства большей мерности, то любая фигура, какой бы сложной она ни была в действительности, покажется им шарообразной. Потому не случайно планеты, звёзды и само мироздание воспринимаются ими как нечто трёхмерное, так и норовящее приблизиться к форме шара. Несусветное число подвижников вглядываются в глубь заземелья и везде шары, шары, шары … А если обнаружатся туманность, облако, скопление размытого вида, то линзовому мудрецу ведомо, что такое состояние временное, ибо раньше или позже, но непременно всё вещество соберётся в шаровую структуру. Казалось бы, стремление великого разнообразия форм к единственному конечному виду должно насторожить исследователей и обратить внимание на изъяны в трактовке увиденного. И если бы такое произошло, то это обозначало бы расширение воспринимаемого пространства и подвижку в росте сознания. Но пока ничего похожего нет! Сознание учёного, только недавно покинувшего плоскостной мир, ещё не имеет в себе силы–развитости для осознания себя в качестве инструмента познания с ограниченными возможностями. Протяжённость мира в его понимании не может превысить имеющиеся возможности этапного сознания. Только постепенное накопление опыта вынудит сознание перейти на очередную отметку шкалы оразумления и заметить восход новых форм над горизонтом мерности. А до той поры придётся довольствоваться тем, что позволяет уяснить собственная развитость. Это ни хорошо, ни плохо.

Это демонстрация закономерности. Шумерам–египтянам — своя вселенная, Птолемею — своя, апостолам Петру — Павлу — своя, Галилею — своя, Ньютону — своя, Лобачевскому — своя, Шкловскому — своя. Нам же, теперешним людям, по нашему убеждению дано, наконец, выяснить подлинную суть настоящей вселенной. И если нас спросят о координатности мира, дадим исчерпывающий ответ: наш мир трёхмерен. Люди венец мирового замысла. Всё в округе создано для процветания единственного разумного существа в образе человека. И точно так же, как нет иных вселенских форм, кроме шаровх, так нет другого разума, кроме человечьего, ибо совершеннее совершенного вообразить невозможно. Куда уж более!

Однако даже беглый взгляд в прошлое планеты замечает незавидные истоки людского племени. Люди исходили из таких примитивных форм, что примитивнее некуда. И потом, уже приобретя некоторый собственный статус, они заложили в основу своего бытия идею агрессии, злобы, насилия, паразитизма, т. е. такие приёмы жизни, что если их распространить на весь мир, то такой мир существовать не смог бы. Убийства и разрушения, неоглядное потребление и осквернение, бездумный рост численности и одряхление … не могут быть положены в основу устойчивой структуры. А сели так, то людскую прослойку мироздания следует отнести к промежуточным, этапным, заблудшим. Существа в форме людей населяют малый интервал на шкале оразумления. Он расположен после плоскостного мира и вклинивается в объёмный мир, занимая его самые приграничные области. Частичное освоение третьей координаты — высоты, создаёт у них иллюзию могущества и всевластия над природой. Вознесённые своей дерзостью, они объявляют себя венцом, целью и совершенством, а всему окружающему придают вид конечного, окончательного, завершённого, сотворённого для потребностей единственного представителя разумного мира.

Итог такого малого величия закономерен: цивилизация через гибель переводится на круги принудительного развития.31 Насильственное оразумление продлится до тех пор, пока по крохам собираемый опыт достигнет отметки перехода сознания к состоянию осознания себя. Осознавшие себя способны будут усвоить структуру мира, назначение пространства и времени, и свою роль как необходимого и неизбежного, но всё же этапного продукта в длинной цепи мероприятий по обеспечению устойчивости мироздания.

Однако тогда они перестанут быть людьми, изменят свой облик так, что в нём исчезнет материальная составляющая, и в таком нематериальном виде войдут в качестве органа в тело иной более разумной сущности, обитающей за пределами плотного воплощения. На объёмный мир они будут взирать так, как мы смотрим на плоскостной, линейный и точечный миры. Всему своё бытиё. Так сколько же координат имеет человечье пространство? Люди ещё долго будут отвечать на этот вопрос вчерашним манером: три. И пока в их же среде не возникнут сомнения, неудовлетворённость и возмущение такой обделённостью, можно уверенно считать, что до тех пор развитие людей остановилось, застопорилось, исчезло. Однако для выживания, т. е. выдвижения в будущее, необходимо не просто развитие, а рост исключительно в предначертанном направлении. А это уже ситуация выбора, на правильность которого вялая и злобная популяция мало пригодна. Во всей исторической глубине не отыщется случай, когда человечество выступало бы сплочённым массивом единомышленников в борьбе за себя же. И сейчас такого нет. И впредь маловероятно. Хотя и не исключена возможность прозрения некоторых под напором бед и потрясений.

Четвёртая особенность мировоззрения людей — это особенно опасное заблуждение, суть которого состоит в физиологичности восприятия, ибо всякое знание основано на отображении событий человеческими глазами, ушами, осязанием, обонянием, тактильно и прочими контактными свойствами тела, имеющего крайне ограниченную познавательную применимость и достоверность.

Раскинем перед собой весьма широкое полотно современного естествознания. Затем, вооружившись ножницами, вырежем из него участок, сотканный из данных зрительного происхождения. После этого поочерёдно удалим то, что исходит от ушей, от языка, от носа, от кожи, от волос, от ногтей, от мышц, сухожилий, костей … Что же осталось? Ничего! Полотно превратилось в набор лоскутов, каждый из которых отличен по содержанию от остальных, хотя все они исходят из одной и той же природы. Значит, по–человечьему суждению природа целиком исчерпывается вещественным представительством. Но, несмотря на особо твёрдое людское упрямство, всё же нельзя увернуться от того, чтобы не отметить во взгляде явно нематериальные приметы мира — это пространство и сознание. Каким же образом отразилось в человечьем познании то, без чего мир невозможен? Ну как можно вообразить Солнце, планеты и остальное плотное разнообразие мира без лона, породившего их, без того, в ком они проявляют свою игривость, кто принимает на себя все их проделки, кто предоставляет возможность выполнить важнейшее условие бытия о необходимости индивидуального развития и без того, кто принимает прах по завершению разгула твёрдых страстей? Всё плотное сразу потеряет лицо, как только исчезнет основа его существования — пространство. Оно и является истинным властелином мироздания. Тогда какова цена восприятия того естества, которое зацепилось за людской гонор лишь второстепенным краем своего величия? Эта цена вмещается в определение: начальное познание, характерное для плоско–объёмного междумерья.

Иначе и быть не может. Не в состоянии существа, ещё недавно уповавшие на собирательство, сразу понять структурное разнообразие мира. Не могут они отобразить неощущаемое, тем более, что оно до некоторых пор не применяется в повседневной практике. Даже сейчас, когда люди ослеплены ложным светом своего взлёта, никто из них не сможет любыми изобразительными средствами явить, изваять, представить, показать, продемонстрировать, нарисовать объект, который находится перед глазами постоянно: человечьего умения недостаёт для показа пространства человечьими категориями отображения. Только это положение вынуждает ощутить, задуматься и понять крошечность лоскута людского познания на всеобщем полотне природы. Этот лоскут не является неверным, ложным или фальшивым. Он частичный! Он относится к сопутствующей стороне бытия природы, несмотря на то, что вся эта относительность наполняет мировоззрение людей. Отсюда просматривается и роль такого этапного феномена, как человек. Он не составляет цель вращения миров, не является конечным звеном и тем более совершенным порождением. Его форма, или иначе: тело, принимает различные очертания в зависимости от местных условий воплощения сознания, доросшего до междумерной отметки на шкале оразумления. Оно может быть таким, как у нас на Земле, но может быть и вовсе непохожим на наше. Потому искать разумных соседей по телесным приметам недальновидно, тем более, что, куцему разуму, т. е. с частичным мировоззрением, дорога к соседям вообще закрыта: нельзя же разносить по небесным градам и весям лоскутный примитивизм. Резкие мотивы изложения расчитаны на упрямых и равнодушных, которые обязаны знать не украшенное и не припудренное мнение о землянах. Возможно, что даже открытые суждения не проникнут в чувства, тогда это станет надёжным показателем неперспективности текущего варианта цивилизации. Такой апофеоз несёт катастрофу для людей, но не для мира, ибо в нём предусмотрено насильственное оразумление заблудших.31

Похожее рассмотрение можно провести и по отношению к сознанию. До сих пор на планете не нашлось места для важнейшей и не просто важнейшей, а единственной категории мира, наполняющей смыслом всякие действия, где бы они ни происходили. В человечьей интерпретации бытия, сознание упорно выводится из материи. И даже не всей материи, а лишь той, которая некой заумной выходкой от нечего делать вздумала вдруг принять образ человека. Горы людских писаний источают догму об отсутствии разума у клеток, растений и животных, не говоря уже о светилах, планетах и спутниках. Но зато себе отмерили то, чего якобы вовсе нет, полной мерой: и предельное, и высшее, и единственное, и достойное общения с пришельцами и развиваться будет вечно исключительно в теле с пропорциями людскими. Особенно опасна настырность, с которой энтузиасты от бюджета навязывают человеческий феномен далёким мирам. Термин жизнь не расшифровывается, ибо нет сомневающихся в том, что живое обязано выглядеть земным манером. Оно должно пить воду, вдыхать кислород, размножаться половым путём, мыслить, как мы, хотеть, стремиться, перемещаться, порабощать, воевать, разрушать, как мы. Это и есть примитивизм. Итог его свершений — упадок, застой, гибель. Такое уничтожительное мировоззрение подрывает целостность мира и потому является опасным и запрещённым к распространению. Его носителей, людей, не выпустят за пределы земной резервации до тех пор, пока они не научатся познавать не потрясая. Малому уму не дано сразу понять свою малость. Разумение приходит через страдания.

Сознание и пространство состоят между собой в соотношении формы и содержания. Каждое сознание обладает своим пространством, точно так же, как всякому пространству присуще персональное сознание. Пространство и сознание — это непрерывно развивающиеся существа. В процессе роста они образуют подчинённые структуры, непрерывно умощняющиеся согласно принципу составности.32 Число пространств бесконечно велико.34 В соответствии с этим стремится к бесконечности и число сознаний. Каждая пара пространство–сознание образует сущее. Во всяком сущем устанавливается своё бытиё. Этому бытию подчинено всё, относящееся к данному сущему. Там ничего не может произойти без подчинения общим правилам оразумления. Правила эти отображены в законах, принципах, положениях.31 Значит, нет такого события, которое происходило бы без ведома, без участия, без творческого воплощения замыслов пространства–сознания. Если происходит нечто с материей, то непременно преобразования вещества проходят совместно с изменением пространства и сознания той же области мира, где эти действия начались. Более того, в действительности всё происходит наоборот: никакая материальная подвижка не состоится, если прежде эти преобразования не отобразились в сознании области пребывания материи. Невозможно затронуть одну из компонент мира, и не возмутить при этом остальные. Всякие перемещения материи вызовут отклик сознания, а оно, в свою очередь, всколыхнёт пространство. Если бы человек освоил воздействие на пространство, то можно было бы управлять материей без двигательных установок.

Отсюда следует: полотно естествознания обязано содержать фрагменты, отображающие роль сознания и пространства в познании мира. На сегодняшний день такое требование невыполнимо. И пока оно будет за пределами человеческих возможностей, сам человек станет рассматриваться мировым населением как недостойный для равноправного контакта. Но равноправие в пределах объёмного мира не в состоянии в людях взрасти: трёх освоенных септоновских координат не достаточно для овладения мудростью, дающей право на тиражирование своих взглядов за пределы резервации. Человеку, чтобы жить, надо научиться смотреть на себя не человеческими глазами, т. е. со стороны. Как предостерегал Конфуций: «Кто не глядит вдаль, тот не заметит беду рядом с собой.»

Но как подобраться к не физиологическому отношению к познанию? Нельзя же вот так враз взять и перестать пользоваться глазами, ушами, пальцами … Хотя в земном ареале есть особи доклеточного уровня развития, а также живущие в почве или в водных глубинах, которые не имеют привычных органов отображения среды и тем не менее умеют получать сведения для выживания. Пока в человечьей науке отсутствуют данные о способах исследования своего мира вирусами, бактериями, клетками и растениями. Но даже, если такое изучение наступит, например, как по отношению к животным, то в поле интереса попадут опять–таки материальные рецепторы, материальные отклики, материальные закономерности. Хотя такой подход, несомненно, нужен и принесёт пользу, но полученный багаж войдёт всё тем же материальным фрагментом в уже имеющееся полотно естествознания. Этот фрагмент не сможет расширить картину в направлении познания пространства и сознания. Нужны другие исследовательские приёмы. Какие?

В книге миры 31 показано, что трёхмерная среда обитания является последней, где по отношению к существам применяется такая предельная мера принуждения к развитию, как погружение в материю. Наиболее властно давление плоти на сознание действует в нулевом мире зарождения. Однако по мере обретения опыта ослабевает и внешнее насилие. Так, оно несколько спадает в линейном и плоскостном мирах. При подходе к плоско–объёмному междумерью развитость существ настолько возрастает, что появляется возможность постепенного устранения материального давления. Весь трёхкоординатный отрезок пути оразумления расходуется на избавление от плотного гнёта. Критерием для его снижения является развитость персоны: чем она выше, тем очевиднее особь приблизилась к состоянию осознания себя 32 и тем меньше требуется усилий для подталкивания её к движению в начертанном направлении. Как только надобность в насилии отпадает, сразу происходят два события. Первое из них — это понимание завершения трёхмерного пути развития. Примета наступления такого состояния кроется в замедлении трёхкоординатного времени и выплывании из четырёхмерного пространства нового четырёхкоординатного времени, характерного для кварома. Такое изменение отношения ко времени есть следствие возросшей развитости. В свою очередь, само возрастание возможно лишь при полном освоении событий кубического мира. Объём для такой особи окажется таким же пройденным этапом, как плоскостной мир животных — для человека. Но различие между кваромовцем и человеком принципиальное: если первого надо направлять на путь роста, то второго — принуждать. Из этого соотношения вытекает второе событие: из кваромовской области, в силу ненужности, удаляется средство принуждения в виде материи. За пределами объёмного мира нет той материи, к которой притерпелись люди. Более того, там нет и самих людей. Они к тому моменту уже перерастут этап особи и потеряют способность находиться в виде отдельности. Они на правах органа и в соответствии с принципом составности 31 войдут в тело более развитой сущности — кваромовца. Так что людям уготовано быть людьми пока они проживают в трёхмерье. Позади у них плоскостной мир, где есть животные, но нет людей. Впереди — кваромовская область, где есть четырёхмерные особи, но опять же нет людей.

В душу способно закрасться желание несколько замедлиться в темпе, чтобы подольше оставаться такой привычной особью- отдельностью. Но эта выходка вынудила бы также застопориться всю причинно–следственную цепь подготовки борца с верховным конфликтом,31 что ставит под угрозу разрушения весь септон. Спрашивается, во имя чего слаженный массив зависимых персон должен отказаться от личного начертанного пути развития и стать на путь потакания случайной прихоти отдельного звена? Более того, одиночная ненаказанная шалость послужила бы затравкой для подражания, появились бы протестанты с намерением изменить мир, на отработку которого потрачена вечность. Для недопущения похожей ситуации свобода каждого звена цепи оразумления ограничена узкой свободой выбора направления движения исключительно в пределах принятых в септоне причинных отношений.

Для всех неподчиняющихся предусмотрен значительный перечень наказаний, призванных образумить упрямцев и направить их на их же предначертанный путь. Так что всякая попытка замедления, стопорения, увиливания или нечаянного заблуждения, как у нас на Земле, приводит к нарастанию наказательного давления.

Можно ли пройти отмеренный путь в ускоренном темпе, перевыполнить план и прийти туда, где не ждали? Такая возможность недопустима так же, как и отставание. Оразумление настолько тяжёлая ноша, что донести её к цели раньше срока не удастся никому. Тяжесть этой ноши понукает к поиску вариантов уклонения от своей дороги и тогда рыскание замедляет ход, обрекая идущих на попятность. Происходит обмен замедления на страдания. Чем дальше оказались сзади, тем сильнее мýки. Сами мýки — это выражение недовольства оразумляющегося массива, в котором страдалец пребывает в виде неотъемлемой части. И как бы он ни хитрил и не изворачивался, внешним давлением на него в кругах принудительного поумнения, по крохам накапливая опыт ему придётся всё равно постичь то, что отмерено постичь. Отсюда вывод: наилучшим вариантом познания среды в её полном представлении, т. е. с учётом материальной и нематериальной составляющих, является прохождение трёхмерного отрезка пути без дополнительных страданий. Совсем устранить напряжения невозможно. Однако их накал можно уравновесить тем необходимым количеством переживаний, которые порождаются неантагоническими конфликтами развития. Причём, не вообще произвольного развития, как у нас на Земле, а именно такого выдвижения в будущее, которое соответствует предначертанной судьбе цивилизации. Как же её определить, если она нигде, никому и никак не известна?

Основой всяких действий является мировоззрение. Например, исходя из личного понимания выживания своего народа Моисей вложил в поступки кодекс «око за око». Иисусу эта нравственная норма уже не годилась и Он выдвинул мораль «не убий его». В теперешнее время снова придётся менять воззренческую установку и обращать внимание живущих на недопустимость «убийства себя» болезнями, агрессией, разрушением и отсутствием понимания сути движения разума. Мировоззрение — это категория бытия, пребывающая в непрерывном изменении, отслеживающая собой неумолимую поступь развития. Поднимаясь из глубины веков, череда мировоззрений подошла к нашему уровню понимания мира. И то, что обозначило современное воззрение людей, породило неустранимый антагонизм между возможным и дозволенным, следствием и причиной, сознанием и его формой, но самое опасное — оно не даёт возможности обоснованно выбрать дальнейший неуничтожительный вариант пребывания человека на планете. Ведь то, что составляет суть популяции, ужé привело к отравлению воды, воздуха, лесов и почвы, к растрате ископаемых, к треснутому климату, к поголовному болению и безмозглому лечению, к недопустимым экспериментам, изуверским войнам и перенаселению. Если же трагичное положение не выровнять сейчас, то в дальнейшем ситуация станет неуправляемой. Если и далее в основу движения разума положить недостоверные сведения о мире, то движение землян прервётся разрушением и гибелью. Что же делать? В познании неизбежно наступает пора обобщения фактов. Сначала высказывается первоначальное суждение о возможной идеологии выстраивания новых событий в непротиворечивую закономерность и намечаются пути проверки её соответствия. После уточнения исходного положения формулируется рабочая гипотеза с дальнейшим тщательным выяснением её пригодности. После доработки она становится основой теории. Теория же — это венец всего познавательного пути.

Казалось бы, работа завершена и уже можно перевести дух. Но стоит лишь такому намерению зародиться, как словно из ящика Пандоры, появляются очередные данные, вынуждающие сначала усомниться в полноте теории, затем подвергнуть её дополнениям и, наконец, отвести ей роль частного случая в более совершенном воззрении. Но и оно недолго сможет украшать собой научный небосвод: вскоре дополненный вариант сам займёт собой же место фрагмента в очередном достижении.

Выходит, что теорию невозможно создать. Сначала основные её положения долгое время наполняют безответственную гипотезу, затем они короткий интервал восседают на пике науки, создавая иллюзию совершенства, и под натиском новых фактов падают с вершины до уровня мало почитаемого события. Отсюда вытекает, что надёжные знания отсутствуют вообще, ибо каждый сегодняшний успех уже содержит в себе своё отрицание. Какой же это успех, если он отрицается? Вся кружевная вязь науки состоит из враждующих лоскутов, а теории, нанизанные одна на другую, вместе составляют сплошную гипотезу, т. е. весьма приблизительные знания. Как же, опираясь на них, выбрать путь развития?

Это неустранимое противоречие: для выживания нужны надёжные знания, но их нельзя получить более надёжными, чем гипотеза. Тогда, для выхода из лабиринта следует гипотезе придать статус явления и установить градацию его оттенков. Можно ли, например, собрать самые достоверные сведения, считающиеся таковыми на сегодняшний взгляд, и на их основе предложить идею выдвижения в будущее? Можно! Но эта концепция сама окажется гипотезой, ибо такие понятия, как достоверность, путь выдвижения и суть будущего определяются исходя из прошлых знаний. Но они не содержат в себе показателя истинности. Более того, они считаются заведомо неполными, т. к. получены вчерашней методологией познания, лишь частично пригодной для исследования завтрашних проблем. Значит, частные, эпизодические, отраслевые или местные, или ведомственные, узко направленческие и прочие ограниченные гипотезы не в состоянии дать обоснованный ориентир для приложения разума. Совсем плохо: до прочной теории подняться не в силах, а кусочные гипотезы не годятся. Как быть? Ответ такой: если до теории не дотянуться, а от гипотезы не увернуться, то следует улучшать гипотезу. Каким образом?

Требуется создать обобщающую гипотезу, из которой непротиворечиво обязаны вытекать все подчинённые гипотезы убывающего востребования. Если в общей концепции найдут отражение основные вопросы бытия и они окажутся увязанными в согласующийся процесс вечного и безостановочного бега естества с названием развитие, то данную доктрину возможно принять для начальной ориентировки движения разума на планете.

Изложению такой гипотезы посвящены книги миры 31, сущее 34, неболение 32. Исходным понятием в изложении принято пространство. Оно проходит структуризацию, в результате которой образуются сущие. Они, уже во вторую очередь, порождают россыпь подчинённых пространств, в каждом из которых устанавливается конкретное бытиё. Для его обеспечения задействуются единые законы развития, обязательные для всех, кто существует. Одним из подчинённых миров является мир, к которому принадлежат люди. Сами же люди есть неизбежное, но этапное представительство сознания особого типа, призванного обеспечить устойчивость семимерного мира с названием септон. Люди обрели такой свой облик в объёмном мире и потеряют его на выходе из него. Данное преобразование формы есть следствие развития. Эта гипотеза увязывает в единый процесс людские достижения и заблуждения с их бедами и страданиями. Она содержит цель, путь и результат: минимизация тягот на единицу поумнения. Следствием такого подхода является достижение состояния осознания себя, своей роли в единении миров и своего места на шкале оразумления. Всё это в целом даёт личности свободу, под которой понимается соответствие самому себе и своему предназначению, выбранным не произвольно, а лишь в границах обеспечения общего замысла развития мира. Замысел же состоит в движении естества к познанию самого себя в условиях собственной устойчивости. Людям не удастся увернуться от приведения себя в состояние соответствия движению всего оразумляющегося массива с названием мир. Настала пора познавательные усилия направить на раскрытие всего полотна науки в обоих его проявлениях: материальном и нематериальном.

Пример. Предложим представителям разных мировоззрений разработать кодекс учёного. Пусть за работу примутся язычник, иудаист, христианин, буддист, исламист, натуралист средневековья, инженер эпохи начальной машинизации, дарвиновский последователь, материалист, идеалист, коммунист, фашист … Не вдаваясь в подробности, можно утверждать, что все они подготовят разные документы, не только взаимно не стыкуемые, но даже противоречивые. Но как такое может произойти, если титул учёный обязывает отображать объект насилия в его исконном проявлении? Он ведь у всех один и тот же, и не зависит от настроения любителя вмешиваться в натуру. Значит, если бы учёный действительно обладал бы инструментом познания независимым от его взгляда на естество, то кодексы были бы одинаковыми. Возможно ли такое? Нет! Эта выходка обозначала бы или наличие третейной непогрешимой силы, или отсутствие развития. Оба варианты исключают необходимость совершенствования, что приводит к ненужности мира вообще. Но коль он есть, то потому и есть, что находится в движении, т. е. в развитии. А развитие связано с поиском, выбором, риском, ошибками и их устранением, что и наблюдается в научном отображении действительности. Значит, кодексы должны быть разными по условию накопительного характера познания.

Отсюда вытекает — всякое действие от самого простого до особо сложного и важного не имеет окончательной правильности или обоснованности, ибо оно непременно содержит в себе мировоззренческую этапность своего создателя. А посему: прежде, чем приступить к действию, следует увязать его значимость с мировоззренческим содержанием. И если вдруг такое удастся выполнить, то не возникнет зуд колонизации далёких планет и бомбардировки Луны, изменения направления течения рек, построения циклопических ускорителей и коллайдеров, квантовых ракет, клонов, химер, генных продуктов и много иного, что насаждают особи с пещерным мировоззрением, создавшие средства уничтожения. Людское мировоззрение — это оружие и, как всякое рукотворное сооружение, может быть направлено на благо или во вред. Выбор за людьми!

Пятая особенность мировоззрения людей — это абсолютизация времени. Человек настолько сжился с уверенностью, что весь мир вертится ради него, и если где–то что–то происходит, то это непременно имеет вид, понятный ему. Метр, секунда, герц, грамм, градус … в микромире и в далёких далях макромира остаются всё теми же, какими люди впустили эти величины в деловой оборот.

На заре становления трёхмерного разума достаточно было указать, происходило событие ночью или днём. Такая исчерпывающая характеристика времени удовлетворяла людей многие века. Но по мере преодоления конфликтов в рамках простейшей градации процесса изменчивости, люди умнели или иначе: развивались. И наконец, наступило такое состояние разума, при котором деление цикла на светлый и тёмный интервалы уже перестало устраивать. Развитие вынудило внести в свой обиход невероятное уточнение: появились дотоле невоспринимаемые градации — утро и вечер. Наличие четырёх отрезков подтолкнуло к мысли выделить как самостоятельную единицу мистической закономерности — сутки. Это стало озарением. Если к мысли о возможности представления суток как основной единицы отсчёта времени человечество шло десятки тысяч лет, то, укрепившись в таком намерении, всего за несколько тысячелетий прошло этапы солнечных, водяных, песочных, механических, электромеханических, радиофицированных, атомных и пульсарных вариантов суток. Каждый переход в понимании времени — не просто очередное техническое усовершенствование. Это оценка развитости существа с названием человек. Всякому его мировоззренческому состоянию соответствует своё отношение к времени. Может ли шумериец или вавилонянин принять время так, как его ощущал Галилей? Или наоборот: способен ли Кеплер сравниться с неандертальцем в восприятии времени? Если бы такое произошло, то это свидетельствовало бы об отсутствии развития. Но даже без особых усилий заметно наличие роста ума людей от века к веку, а в последние века даже от года к году. Отсюда вытекает: скорость течения времени определяется сознанием или иначе: развитостью существа, которого интересует феномен времени. Какое же оно в действительности это время? Для выяснения данного вопроса выберем площадку произвольных размеров и посадим на неё жильца. Пусть он окажется существом нулевого мира. В силу того, что он способен воспринимать только те события, которые направлены непосредственно на него, всё разнообразие среды отобразится на жильце лишь некоторыми воздействиями. Их окажется значительно меньше, чем распределено на остальной площади. Малый ум существа способен неторопясь осваивать события в непосредственной близости от себя. Несмотря на то, что событий вообще много, ему доступны лишь некоторые. Если предположить возможность охвата всего пространства с множеством событий в некотором усреднённом времени, то при обилии событий как следует поступить, чтобы в соприкосновение попали только отдельные? Нужно замедлить время! Тогда поток исподволь станет накатывать на жильца, предоставляя ему возможность оценивать его проявление согласно своим потенциям. Получается: много событий при тягучем времени то же самое, что мало событий при собственном времени. Значит, личное время жильца нулевого мира замедленное. Оно определяется развитостью особи, а также вытекающими из неё ощущением пространства и числом распознаваемых событий. Но это признаки координатности сознания или иначе: мерности сознания. Существо нулевого мира осваивает только одну нулевую координату и потому может отобразить в себе лишь события, расположенные на ней. Остальные координаты септона ему недоступны, потому не вызывают никаких ассоциаций и считаются нулевиком как несуществующие. Но коль их нет, то нет и потока ощущений. Время задаётся одной нулевой координатой, и это его наименьшее значение из всех возможных в септоне.31

По мере развития жилец освоит конфликты, проистекающие из нулевой координаты, во внешнем облике приобретёт приметы растения и станет поселенцем линейной области. Теперь на него накатывают события из двух направлений: нулевого и линейного. Их общее количество возросло и стало соответствовать очередным воспринимательным способностям сознания, хотя отношение осваиваемого пространства к способности понимания этого пространства по–прежнему равно единице. Возрастание числа отображае- мых воздействий эквивалентно убыстрению собственного времени. На таком же основании при повышении развитости составное существо из линейного мира перейдёт в плоскостной мир, населённый животными. Теперь на него навалятся события с трёх координатных направлений: нулевой, второй и третьей. Их количество возрастёт по сравнению с пребыванием в линейном мире. И поскольку все они подлежат усвоению, то способность усвоить возросшее число событий воспримется особью как ускорение времени.

Плоскостные существа при повышении разумности и согласно принципу составности, при подходе к плоско–объёмному междумерью меняют форму так, что принимают облик людей. Поток событий возрастает ещё больше, и они относятся к новизне, как описано в начале пятой особенности мировоззрения людей, т. е. постепенно осваивая мир, развиваются сами и вслед за этим вводят в обиход всё более мелкие градации времени. Это надёжная примета воспринимаемого ускорения процесса изменчивости.

Казалось бы, люди, имея перед глазами поэтапное изменение отношения к времени просто обязаны применить открывшуюся закономерность и к себе. Ну с какой стати на всех предыдущих этапах время оказывалось следствием ума–сознания, а как только развитие возвысилось до людского уровня оно вдруг изменило свой нрав, перестало соответствовать себе же, застопорилось, остановилось и в таком безликом виде стало наполнять всё и везде?

Получается, что связь ума со скоростью времени нарушилась? Или же люди её сознательно отменили? Ни то, ни другое! Это особенность междумерного этапа развития. Люди, выйдя из плоскостного состояния, прозревают почти внезапно. За короткий интервал роста они успевают познать так много простейших закономерностей природы, что проникаются своим величием и уверенностью в безграничных возможностях. Им кажется достижимым любой рубеж, стоит только тщательно скомбинировать несметные знания.

… Телега, паровоз, автомобиль, самолёт, ракета — такие этапы наращивания скорости для земного ума вполне убедительны, чтобы якобы обоснованно поставить вопрос о покорении миров, колонизации, порабощении и подчинении планет. То, что человек не способен жить в иных условиях — чепуха. Мы ему обеспечим круговорот его же среды, построим боксы, создадим, снабдим … и всё же спасём человечество от гибели на своей планете. А зачем его спасать? Он не нашёл в себе ума сберечь то, что имел, и если с таким неряшливым воззрением пересадить его на другой объект, с новым пристанищем произойдёт то же самое. Ведь ничего иного в поселенце нет, его ум ещё мал и ему не дано пока понять свою малость. Он по незрелости не способен поступать иначе, как только паразитировать на всём, что его приютит. По состоянию на теперешний момент никакое комбинирование прошлых знаний не даст людям пропуска в заземелье. Новому пространству обязано соответствовать достойное разумение: познавать не потрясая. До тех пор, пока планета не очистится от солдат и болезней, людям выход к соседям закрыт. Тасование непригодного даст и вовсе непотреб. Надо менять ум! Выживание вынуждает менять мировоззрение.11, 12

… Поженим сперматозоид с яйцеклеткой и предоставим для роста разные варианты лона. Какое увлекательное поле деятельности! Но каждый этап на пути взращивания невиданного существа исполняют люди. Однако ничего такого, чего бы не содержалось в них самих, они исполнить не в состоянии. И поскольку даже на то, что есть, потрачена вечность, то волевая комбинаторика даст монстров, не имеющих восхожденческого назначения.31 Это равносильно задержке развития и навлечёт на популяцию наказания. Не случаен запрет на вмешательство в структуру сознания кого бы то ни было, кроме самого сознания. И снова — надо менять ум!

… Обнаружено 10 смещение линий в сторону длинноволнового диапазона спектра. В голове открывателя Э. Хаббла (1889 — 1953) пронеслись варианты объяснения: скопления пыли, газа или чего–то ещё на пути пролёта луча света, или же это диффузные облака, поглощающие энергию излучения, или же это неизвестная материя с необъяснимыми свойствами, или же это сигналы иного мира, или же это … Нет, ни один из таких вариантов брать не следует, ибо на обоснование уйдут годы. А как же приоритет, престиж, карьера? Зацепка–то есть: измеренные лучевые скорости огромные, значит, громады небесные удаляются от нас. А раз так, применим эффект К. Доплера (1803 — 1853). Сразу всё становится на место: положено ему, эффекту, учитывать перемещение объекта изменением частоты излучения, вот и пусть учитывает. Так на людей свалилась трагедия с названием красное смещение. Она уверяет: далёкие скопления улетают от нас с тем большими скоростями, чем дальше до них расстояние. Значит, звёзды на краю вселенной, т. е. расположенные на бесконечном удалении, несутся куда–то, опережая свет. Но если это так, то для людского глаза они обязаны быть невидимыми. И коль они всё–таки видны, ну что же: некоторые из них остались, ведь не все же скрылись за бесконечным горизонтом. Причём наличных звёзд вполне достаточно для прикидки траектории, которая получилась бы, если бы они вздумали повернуть вспять и собраться там, откуда когда–то начали разлёт. Получилось гран–диозно! Получилось диссертабельно! Получился кормёжный водевиль, который с 1939 г. держатели бюджетов смотрят не закрывая рот. После прибавления к научному писанию нескольких штрихов от Эйнштейна 49 и Фридмана 44 пьеса получила название: разбегание галактик и большой взрыв. Аплодисменты учёной рати не стихают по сей день. Всякий, воздержавшийся от восхваления, покидает олимп бессмертных. Протестующих нет: кому нужны осы над своей головой?18 Идея взрыва затмила умы землян. Лучшего колпака на рассудок не придумать. Планета ответила катастрофами.

В этом эпизоде небесные следопыты до предела напрягли все пять недостатков человеческого естествознания. Во–первых, никто из них даже не подозревал об ограниченности такого инструмента познания, каким является он сам. Если бы сомнения появились, то были бы заданы вопросы: почему бегут только дальние объекты, а ближние нет, куда они все стремятся и что с ними станется, когда добегут, почему они никак не тормозятся при разлёте, почему центр предполагаемого взрыва проецируется в нашу галактику, как разбегание соотносится с конечностью вселенной, что происходит с пространством, освобождённым от вещества, допустимо ли доплеровское смещение мерить без опорного (когерентного) сигнала, какие скорости имеются ещё, кроме лучевой, может ли сдвинутый спектр быть порождением неизвестного явления, что способно выделить такую мощь, которой хватило бы для разгона несусветных масс до невообразимых скоростей, как соблюдаются законы причинности, если действующим лицом выступает лишь расстояние и не просто чужое расстояние, а именно от нас, чуть ли не от самого Хаббла, что было в окрýге точки до момента взрыва и какова природа вместилища для сингулярности … Вопросам нет конца. Впуская в обиход уродца с привязанной биркой: научная теория, надо бы, несмотря на гонки престижа, позаботиться о его легитимности. Если сложить лирику о взрыве, получится гора выше Казбека. Сколько же грызунов кормится на шутках от науки? Сколько талантов увяло, поверив маститым обманщикам? Насколько беднее стала Земля и как потеря темпа развития отразилась на страданиях людей? А как поначалу было хорошо: споткнулись о незнакомое, примерили на него известные наработки, подобрали подходящие и в очередь за известностью. Комбинаторные шалости несут беду.

Во–вторых. В рассмотрении участвует только материя. Единственный сдерживатель её своеволия — это гравитация в ньютоновом представлении. Все положения сэра Исаака относятся к случаю точечных масс по сравнению с расстоянием между ними. Более того, в окрестности гравитирующей пары постулируется отсутствие других тел, способных искривить лаконичную формулу обратных квадратов. В случаях после взрыва, в процессе разлёта и дальнейшего ускоренного убегания за вселенский горизонт, классический анализ тяготения некорректен настолько, что становится ложным. Но, если не тяготение, тогда вообще нет управы на скопище косных объектов. Во имя чего они играют резвостью? Такое отношение к натуре похоже на желание получить берёзовый сок от тени, а не от самой берёзы. И результат такой же: до сих пор не удалось установить причину красного смещения спектра и найти закономерности движения звёздных объектов. Намечается коллапс познавательного напора на природу. И опять: надо менять ум! Назрела необходимость воспринимать мир в его же полном проявлении: каждый объект состоит из содержания–сознания и формы–материи. Дальнейшие упование на выдвижение в будущее только за счёт вещества обречёт цивилизацию на уничтожение.31 Всякий вселенский массив — это сущность. Она в обязательном порядке имеет собственное сознание, которое в соответствии с требованием индивидуального развития, не похоже ни на какое другое сознание, где бы оно ни находилось. Оно же, персональное сознание, например, звезды или галактики, или скопления, или туманности … строит для себя личную форму. Как везде, так и здесь, форма является следствием творческих усилий сознания. Как оно понимает самого себя в причинно–следственных отношениях со старшим и младшим звеньями цепи оразумления, так и выстроит собственное тело.34 Оно и будет тем инструментом, посредством которого сознание сможет обеспечить совмещение фактического познания своей среды с требуемым. Сознание без формы невозможно так же, как и любая форма немыслима без сознания. Изучая поведение только формы, оказываемся в положении умников, насилующих отсвет объекта вместо освоения самого объекта. До некоторых пор такое усердие выглядит, как невинная забава медленно оразумляющихся существ и даже даёт первичное впечатление о мире. Но в дальнейшем, когда появляется возможность создания объекта, который изготовители не способны осмыслить, цивилизация гибнет. И таких много примеров.4 Нельзя незрелых допускать к тайнам будущего. Сознание не уничтожимо, развивается без попятностей, скачков и только от меньшей развитости к большей. Теперь представим, что должно произойти с сознанием галактики при её коллапсе. Свёртывание формы в точку может произойти только, если сознание той же галактики само по себе предварительно решит преобразовать себя в форму в виде точки. Однако такое решение невозможно, поскольку точечное размещение — это прошлый, давно прошедший этап развития. Похожий демарш есть нарушение запрета на попятность роста и грозит разрушением всей причинной цепи отношений, ведь вселенных беспредельно много и согласованное самоубийство нарушит закон индивидуального оразумления. Отсюда вытекает нереализуемость сингулярного состояния мира. Взрыв всей вселенной, ни большой, ни какой угодно, невозможен в принципе. Как же тогда расценивать действия корифеев науки? Какие корифеи, такая и наука. Были бы они иными, люди меньше бы страдали.

В-третьих. Учёные, подавленные энтузиазмом, без рассуждений приняли трёхмерность пространства. Разве есть смысл сомневаться в том, что отчётливо распознаётся глазами и воспринимается рассудком? Это тот случай, о котором говорили древние: чтобы удивляться, надо много знать. На ту пору да и впредь такое будет: всегда для безошибочного выбора будет не хватать знаний. Помощником, подсказчиком и лоцманом при этом может служить выве- ренное мировоззрение, ибо только оно содержит в себе тенденцию развития в противовес нечаянным прыжкам от одного научного происшествия к другому. Предложим сообразительному шимпанзе высказать суждение о пространстве. У него, как и у Эдвина Хаббла, есть глаза даже более зоркие, есть интерес к познанию, но нет телескопа. Не беда! Дадим ему инструмент. Усядется обезьяна перед окуляром и … может ли такое случится, что она ничего не увидит? Нет! Шлифованные стёкла донесут до её взора точно ту же картину звёздного неба, что и всякому иному любознательному. Можно ли ожидать совпадение мнений шимпанзе и Эдвина? Снова нет, ибо тогда человек сравняется по уму с обезьяной. Значит, у животного обязано зародиться собственное впечатление. Какое? Если его развитие ещё не поднялось на уровень человека, то и суждение не может оказаться таким же ёмким. Оно будет упрощённым и соответствовать мировоззрению шимпанзе, т. е. плоскостному отображению увиденной картины. При проецировании трёхмерного изображения на поверхность по–иному станут прорисовываться те же скорости, расстояния, формы, размеры, соотношения, спектры, светимости, блеск … Какие же они на самом деле? Это тот вопрос, с которого должно начинаться всякое исследование. Его наличие засвидетельствует понимание учёным неисчерпаемости предмета анализа и самое основное — это ограниченность собственных способностей к освоению всей глубины темы. Его сознание и его тело, составляющие инструмент познания, имеют частичную приложимость, такие же частичные получатся и результаты поиска. Это ни хорошо, ни плохо. Так будет всегда в силу невозможности овладения полной истиной. Важно понимание этапности достигнутого, что должно послужить предостережением к всплеску дерзости малого ума, как в случае, например, коллайдерного помрачения.8

Такой же эксперимент можно провести с растениями. Не вдаваясь в особые доказательства, следует признать за ними наличие своего мнения о небесных объектах. Очевидно: оно будет весьма отличаться от изложений шимпанзе и тем более Хаббла.

Итак, одна и та же панорама звёзд. Ей никакого дела нет до растений, животных и человека. Она живёт по собственным мотивам и они для неё самой однозначны. Почему же сторонние суждения настолько несовместимы? Закрадывается подозрение о разном интеллектуальном уровне познающих субъектов. Но так и должно быть, и в этом состоит смысл развития. Растения набирались опыта, одолевая линейный мир. Затем, изменив свою форму вслед за приростом ума, перешли в плоскостной мир. И когда он стал освоенным, началось внедрение составных особей в объёмный мир, где оразумление проходило в образе человека. Веками накапливая опыт общения со средой, развитие дошло к этапу порождения носителей опыта в виде Хаббла 46, Эйнштейна 49, Фридмана 43 и они увидели в природе то, что и соответствовало их развитости. Увидеть меньше им не под силу, поскольку это запрещённая попятность в прошлое. Увидеть больше им также не под силу, ибо это запрещённый скачок в будущее. Им осталось творчество в узком интервале настоящего. И они свой выбор сделали ошибочно. Этим навязали популяции ложный ход, превратив её в жертву.

Значит, мнения линейного существа, верные для него самого, оказались неполными для плоскостной особи. Те же суждения, которые устраивают плоскостного исследователя, не удовлетворяют объёмного учёного. Познания объёмного наблюдателя не подойдут кваромовцу … такая последовательность притязаний к поиску указывает на мерностный характер изучаемого процесса. И действительно, всякая закономерность, обнаруженная в мире, принадлежит на правах звена общей причинно–следственной цепи, простирающейся беспредельно в направлении усложнения и в сторону упрощения взаимных связей. Потому знания, касающиеся части такого общего будут неполными всегда! И всегда в скрытом виде будет присутствовать то содержание, которое экзаменует исследователя на зрелость при практическом использовании результатов научного поиска. До сих пор люди такие экзамены регулярно проваливали: военная основа бытия, неспособность управлять телом, пренебрежение сознанием, гонористая дерзость в отношении природы, превращение науки в кормёжный атрибут, чванство …

Учитывая изложенное, отметим: Э. Хаббл со коллеги не дали себе труда сформировать непротиворечивое мировоззрение и в его отсутствие набросились на вселенную корсарским абордажем. Она, вселенная, видимо уже знакомая с натиском примитивизма междумерных особей, наказала их тупиковым вариантом развития. Ход в не туда сопровождается всё нарастающими муками. Они призваны предоставить пока неразумным последний экзамен: поймут — будут жить в данном воплощении, а коль нет — на очередной виток насильственного оразумления. В текущую историческую эпоху, как всегда и везде, идёт обмен не соответствия на свои беды.31 В-четвёртых. Практически вся мощь естествознания добыта с помощью глаз. Люди в своей поступи стали заложниками собственного зрения. Невольники от астрономии, от биологии, от медицины, от … как рабы на галерах, прикованы к телескопам, микроскопам, ретортам, пробиркам, шкалам … Откуда и как почерпнуть уверенность, что в увиденном нет искажений, обмана восприятия, коллективного миража или даже умышленной фальсификации?

Пресловутое требование повторяемости результатов экспериментальных или теоретических исследований так же не защищено от методологических ошибок антропологического происхождения. Не поможет и многократная аппаратурная подстраховка, поскольку приборы создаются людьми примерно одинакового интеллектуа- льного среза с похожими профессиональными заблуждениями. У кого бы спросить, с кем проконсультироваться, где найти критика, как проверить и убедиться, как не ошибиться, где он тот критерий, который ведёт к истине, к правильному выбору, к выживанию?

Это неустранимое отчаяние учёного, вынужденного своим разумом противостоять безграничным козням среды. Силы неравны всегда. Вольная природа творит саму себя по семи координатным направлениям, а человек опасливо взирает на неё почти с самого низа, с тех крошечных двух координат с малым довеском третьей, до которых ему с великими муками удалось дошагать за всю его оразумительную страду. Можно ли в принципе при такой безысходности надёжно противостоять агрессивному космосу?

Можно! Сам факт того, человеку под силу задать такой вопрос, свидетельствует о его длинном пути развития от состояния зарожденца до всё более сложного составного существа, принявшего, наконец, очертания людей. Если раньше, например, до двадцатого века, люди представляли собой рядовую поросль планеты, от которой не проистекала угроза гибели, то теперь они стали опасными даже для заземельных соседей. И люди это обязаны осознать, в надежде на выигрыш времени, потребного для прозрения и разворота. А если прозревать, то как? Где всё–таки искать критерий правильности выбора? Ответ будет всегда одним и тем же: согласно требованию самостоятельно учиться самостоятельности 32 всякая оценка деятельности человека должна выполняться самим человеком. У него отсутствует возможность обратиться за помощью к ниже проживающим коллегам — к растениям, поскольку диалог между однокоординатным и междумерным разумами невозможен по причине взаимного непонимания. У него нет также надежды на общение с вышестоящими существами — кваромовцами, т. к. мы для них то же самое, что животные для нас. По условию индивидуального развития всего, что имеется в мироздании, к нам на помощь не придёт никто и никогда. Точно так же и порабощать нас не станут, ибо всякий долетевший сюда окажется умнее нас и ему известен запрет на вмешательство в прошлое время и на разрушение звеньев общей причинной связи миров. Так, что стоит человек одинёшенько на сплетении дорог, ведущих в будущее. Ему самому придётся делать тот первый шаг, с которого начинается выбор.

И чтобы поступь оказалась прицельной, следует руководствоваться закономерностью, процессом или тенденцией развития среды, природы, мира, миров и мироздания 31, а не случайной свалкой враждующих фактов вроде современного естествознания. Только, если люди сумеют непротиворечиво вписать свою значимость в отлаженный бег естества, наступит поворотный этап развития с названием осознание себя.32 Пока человечество с риском для собственного бытия копошится во второстепенной, случайной, слабо сопутствующей куче разрозненного опыта, непригодного для обоснованного выдвижения в будущее. Можно сказать точнее: человечество не удосужилось до сих пор выработать единое мировоззрение. И пока эта трагедия будет присутствовать в земном ареале, общество, как вода в полынье, будет наваливать пустой волной на очередные красные и прочие смещения спектра, на взрывы даже весьма большие и скорости совсем конечные–предельные, на твёрдый эфир, на пустую пустоту, на антимиры и антивещество, всесильные бозоны, безмозглые коллайдеры, на чередой идущие концы света … и многие другие уловки потрошителей бюджетов.

Так, что же всё–таки время? Пока на Земле времени нет! О его значимости самые–самые те, для которых якобы всё сотворено и которые называют себя людьми, ещё не доросли для восприятия времени в качестве самостоятельного свойства мироздания. Время для них стоит в одном ряду с непознанными пространством и сознанием. И не удивительно, ведь зачем ему, времени, проявлять себя, если же нет того, кто способен понять такое проявление, т. е. сознания, и нет того, кто может принять и разместить сознание и время, т. е. пространства? Подробно суть времени изложена в работе миры 20, здесь же только кратко отметим основные положения. Время — это признак сáмого неразвитого мира, непосредственно прилегающего к слою пространства с предельно низкой творческой потенцией, т. е. к уровню праха. Сам прах используется в качестве исходного материала для создания сущностей восхожденчес- кого плана 20. Их насильное оразумление на всех семи координатах вспомогательного мира позволяет взрастить существо–борца, способное устранить угрозу развития старшего шестимерного мира — сорроса. Для приведения насилия в действие применены средства принуждения в виде страданий, конфликтов, смертей и времени. Если бы порожденцы из праха содержали в себе достаточно сил для самостоятельного продвижения по пути роста, то такая обременительная категория пространства, как время, даже не создавалась бы. Так, что время — это вынужденная мера, направленная на предотвращение застоя развития, отступления назад или попытки скачкообразного поумнения. Обеспечивается оно приданием углового ускорения всему семимерному пространству септона 31.

И поскольку данное пространство имеет семь координат протяжённости, то и время имеет семь градаций длительности. Наиболее медленно оно течёт в нулевом мире зарождения. И это оправданно, ибо зачаточный ум нулевиков способен распознать только такие неторопливые события, которые успеют вызвать ощущение и смогут быть восприняты ещё немощным существом. Развитие связано с отображением всё более плотного потока событий.

Так, время убыстряется в линейном мире растений, затем оно приобретает нарастающую стремительность в плоскостном мире животных, оно ещё больше ускоряется в мире людей и далее уже в квароме, пентаре и сорросе наступает почти взрывообразное ускорение времени. Иначе и быть не может, ведь по мере продвижения в сторону всё большей развитости эта сама по себе развитость только и может проявиться не иначе, как возрастанием массива воспринимаемых событий. Развитость–сознание, обозреваемое пространство, количество освоенных событий и скорость времени — совместно возрастающие величины–категории. Невозможен вариант, при котором малое сознание обозревает большое пространство, или плоскостная особь оценивает время, как объёмная персона, или человек своим рассудком охватит столько же событий, как кваромовец. Всякое превышение одного из совместных атрибутов над другими тянет за собой разрушение причинных связей мироздания.

Что произошло бы с ландышем, если бы он вдруг увидел мир таким, каким его видит барсук? Если трава поднимется до уровня понятий животного, то она уже не трава. А пока она трава, ни при каких условиях бытия, при любом напряжении её же потенций вплоть до распыления, ей не удастся увидеть мир глазами барсука.

Что произошло бы с барсуком, если бы он умудрился взглянуть на мир человечьим взором? И опять: или он перерос ранг животного, или в пределах барсучьего ума человека ему не понять ни при каких потугах. В нём отразится лишь отсвет чужого видения.

Что произошло бы с человеком, если бы он принял среду по–барсучьему пониманию? Для человека — это запрещённая попятность развития. Такой запрет носит абсолютный характер, т. е. из этого правила нет исключений. Ему подчиняется всё, имеющее бытиё от зарожденцев до галактик. Если бы где–то в любой дали или близи хотя бы одно звено сумело прыгнуть в своё прошлое, то такая выходка создала бы прецедент, т. е. принципиальную возможность увильнуть от тягот оразумления. Чего проще: оказаться в знакомой обстановке с разумом, превышающим конфликтность местных ситуаций, и перекроить прошлое по личной прихоти для создания уютного будущего. И так поступили бы все, весь массив умнеющих страдальцев. В результате не стало бы ни страдальцев, ни массива, ни вселенной. Мир — это существо. Оно неизмеримо умнее людей. И всякие приёмы ухода от начертанного пути роста ему вéдомы. На каждом из них расставлены свои запрещающие знаки. Это ещё раз показывает несовершенство того обиталища, к которому принадлежат люди. Это же и назидание: каждый пройдёт свою дорогу в обязательном порядке, но с разной ношей на плечах. Оптимальным есть тот случай, когда насилие не превышает минимально необходимой подсказки для малого выравнивания верно избранного пути.31, 32 Так, что человеку не дано увидеть мир глазами барсука. Заодно и глазами, как менее развитого, так и более развитого существа. Какой бы ни была персона, её взгляд на мир однозначно определится личной развитостью. Этой развитости соответствует конкретное пространство, а им вместе взятым присуще персональное время. По мере оразумления оно непрерывно отслеживает поступь поумнения, при этом троица сознание–пространство–время для всякого объекта или субъекта имеет однозначное соответствие. Лишено смысла утверждение времени без привязки его к сознанию и пространству. Так же неопределенно сознание без указания пространства и времени. Эти три параметра–показателя или присутствуют все вместе, или, если порознь, то их значимость настолько сомнительна, что становится ложной.

Представим баржу, дрейфующую по течению. Пассажиры выискали на берегу некоторые повторяющиеся приметы и стали оценивать ход сýдна по числу пройденных меток. Вчера прошли половину меры, сегодня — полторы, а завтра планируем две. Получили удобный отсчёт процесса изменчивости. Его можно возвеличить и назвать регистрационным временем. В дальнейшем будут установлены дробные градации, придумано аппаратурное воспроизводство эталонной длительности и даже её название — один барж. В плавучей посудине всенаучное ликование, ведь найден критерий их подвижного бытия. Если в этот момент течение ускорится или замедлится, то барж, как приборная единица, не изменится, а вот метки на берегу окажутся сжатыми или растянутыми. Это ли не трагедия смещения линий береговых меток? И какие бы изыскания причин такого шатания ни произвести в рамках баржевого мировоззрения, истинная причина не откроется никогда, ибо для её уяснения надо обратиться к источнику изменений, т. е. к потоку воды. Но именно она, вода, плавучим поселенцам и не знакома. Они даже не подозревают о её наличии, потому станут выдвигать объяснения любой нелепости, вплоть до большого взрыва за горизонтом, толкающего столбы на них или же от них. Спасаясь от падающих тяжестей, они погубят своё плавучее пристанище. А чтобы такое не произошло, им следует осознать себя в качестве инструмента познания с ограниченными возможностями.31, 32 Затем уяснить их и направить усилия на раскрытие закономерностей развития сознания не столько в людской среде, сколько в мироздании. Людская поступь в будущее обязана непротиворечиво следовать общим причинным интересам мира. Только при таком условии можно выработать надёжное понимание развития, сознания, пространства и времени.

ПРОСТРАНСТВО

Рассудок любого существа боится сам себя. Ему страшно выйти за привычные пространственные очертания, за устоявшееся восприятие времени, его пугают конфликты, разрушение житейского уклада и всего того, что неизбежно приходится преодолевать при выдвижении в будущее. Даже могучий ум пугается своих же прозрений. Например, Анаксагор из Клазимен (500 — 428) до н. э. представил Землю в виде плоского диска. Казалось бы, таким упрощённым пониманием должен быть достигнут предел его воображения в описании структуры мира. Иные небесные объекты так же следовало бы вообразить плоскими. Но нет! Солнце, вдруг, он видит шаром и даже в подробностях: раскалённый камень, размерами превосходящий Пелопонес.27 Какая разительная демонстрация недоверия к самому себе: видимое глазами не вызывает у него сомнения — это диск, а вот то, что зрению недоступно, можно отдать на волю рассудка. Отдал! Получил два категорически отличающихся результата. И что из того? Мыслительный гигант древности даже не заметил раздирающего противоречия: мироздание одно, а форма тел разная. Следующий этап размышлений просто обязан быть посвящён раскрытию закономерности: или найти объекты с промежуточными формами, или найти ошибку в имеющейся трактовке. Ничего этого не было сделано. Как понять такую ситуацию? Почему способности аналитика имеют выборочное приложение?

Данный пример показывает, что исследователь, такой каков он есть сам по себе, мало пригоден для решения познавательных задач в приграничной полосе с будущим. Для повышения применимости он должен себя доработать, доучить, т. е. умощнить–поднять своё сознание до степени соответствия атакуемому вопросу. Это есть приведение отношения воспринимаемой способности сознания и понимаемого пространства к единице. Или иначе: среда предстанет перед мыслителем лишь в том очертании, которое сможет отобразиться в его сознании. И какое бы сознание ни было, в нём никогда не отразится вся истина. Значит, и всякий результат, независимо от количества вложенного труда, следует рассматривать как промежуточный. Анаксагор ведь нашёл закономерности: ничто не возникает из небытия и во всём есть часть всего. Почему бы ему не выяснить суть бытия и небытия? Почему бы не узнать, какая часть диска вмещается в шар? Если бы он задал такие вопросы, то какие–то ответы последовали, но суть даже не в ответах, а в продолжении линии рассуждений. Какова должна быть мировая закономерность–процесс, чтобы из чего–то исходного под действием какой–то потребности по какому–то принципу в какой–то этапной завершённости изваять–создать сначала диск, потом шар, а потом … на поиск следующей градации форм мыслительной потенции Анаксагора не хватило. Так может его последователи определились более уверенно? За 2500 лет число любознательных превысило сотни тысяч энтузиастов. Это многие армии подвижников, тратящих свои жизни на раскрытие тайны небес.

Нельзя сказать, что ими ничего не сделано. Но если разделить теперешние достижения на тысячелетия, на миллионы участников, на несметные вложения в познание, то результат окажется плохо различим даже в Хаббловский телескоп. Хотя уровень апелляции к дискам уже минул, однако шаровое представление светил и тел вообще окончательно поселилось в умах учёных. Эта форма даже не обсуждается, более того имеется гора писаний с обоснованием неизбежности и единственности сферических очертаний. Вот например, рассуждения Пауля Эренфеста (1880 — 1933). Поскольку массивные тела шарообразные, то для определения распределения их поля можно применить формулу обратных квадратов.3 Из этой формулы П. Эренфест 50 делает вывод: «Уравнения, описывающие гравитационное или электрическое поле точечного источника, можно легко обобщить на случай пространства с другим числом измерений и найти их решения. Из этих решений видно, что в пространстве с N измерениями мы приходим к закону обратной степени N — 1. Так, в трехмерном пространстве N — 1 = 2 и справедлив закон «обратных квадратов»; в четырехмерном: N — 1 = 3 (закон «обратных кубов») и т. д. Нетрудно показать, что если бы гравитационное поле Солнца действовало на планеты, например, по закону «обратных кубов», то планеты, двигаясь по спиральным траекториям, довольно быстро упали бы на Солнце и оно поглотило бы их.» Такое утверждение было высказано в 1917 году. Авторитет учёного и науки в целом в данном случае сыграли злую шутку над самой идеей познания: сработал непререкаемый запрет на поиск иных структурных форм мира. Если планеты падают на звезду, электроны — на ядро, траектории срываются в штопор и всё это происходит быстро с полным поглощением — найдётся ли смельчак, который своими исследованиями согласится способствовать разрушению всего? А между тем, испуг напрасен! Начнём с того, что закон обратных квадратов вовсе даже не закон, а всего лишь порождение бесхитростного созерцания. Это такая формула, не наступить на которую невозможно. Как Анаксагор видел Землю плоской, ибо как же иначе, так Исмаэль Буйо 3 (1605 — 1694), а вслед за ним Э. Кант 4 и П. Эренфест знали точно: вся излучённая мощь способна унестись куда–то, только если она пройдёт через сферу конкретного радиуса R. Значит, проявление этой мощи, названное потенциалом поля, на разном удалении от тела окажется обратно пропорциональным площади сферы, т. е. потенциал Е = КR–2, где К — коэффициент пропорциональности. Так ли это? Вернее: всегда ли верно такое вольное представление? В работе Е. Полякова 23 показано на сколько сильно меняются законы классической физики при неоднородном времени. Так, изменяются частота фотонов, скорости распространения сигналов, распределение энергий, но главное — возникает градиент времени, властно вмешивающийся во все процессы. В материале В. Л. Андреева 1 приведено соображение, что гравитацион- ные силы не могут уходить в бесконечность, поскольку в таком случае при параде планет или спутников более сильное притяжение Солнца, по сравнению с притяжением затенённого объекта, неизменно отклонило бы установившиеся орбиты и привело бы тем самым к потере устойчивости всей Солнечной системы. Обоснованно полагается очаговость гравитационного воздействия: каждое тело формирует вокруг себя своё поле тяготения, в которое чужое поле не допускается. Тогда внешнее поле вынуждено устанавливать связи не с каждым телом поштучно, а уже с их совокупными полями. Такая связь превращает упорядоченное пространство тяго- тения в искривлённое по случайному закону переменчивости. Искривление же воспринимается внешним наблюдателем, как появление неоднородности времени и, как следствие, к видоизменению законов сохранения, что вносит неопределённость в трактовку распределения силовых взаимодействий. В том числе и в понимание закона обратных квадратов. Получается, что в случае единичного объекта его поле в невозмущённой области может соответствовать простейшему варианту затухания в виде Е = КR–2. В практических ситуациях, когда рассматриваются системно связанные объекты, закон обратных квадратов может привести к заметным погрешностям, вплоть до получения неверного результата. И не удивительно отсутствие удовлетворительного объяснения неслипания обломков в пылевых облаках, в поясах астероидов и особенно в танце спутников Сатурна Эпиметея и Януса, которые из–за близости орбит предпочитают раз в четыре года поменяться орбитами вместо того, чтобы совместиться в одно небесное тело. До сих пор не найдено обоснование устойчивости и профиля планетных траекторий

На фоне поверхностной трактовки сил тяготения неоправданно заносчиво выглядят словесные реверансы типа: легко обобщить, не трудно показать, из этих решений видно, упали бы на Солнце, поглотило бы их … Сама исходная формула Е = КR–2 имеет интуитивное, весьма расхожее или иначе: бытовое толкование, но из неё делаются не просто конкретные выводы, а окончательные, устанавливающие табу, запрет на сомнения и тем более на дальнейшее раскрытие темы. Ведь такие категории, как изотропность и однородность, многокоординатность и наличие дополнительных измерений, странное поведение тел при затмениях, устойчивость пылевых и диффузных галактических облаков … и многое другое 47 в тот период широко обсуждалось 43, 46 и казалось бы, обязано найти отражение в таких решающих вопросах, как шарообразность, гравитация, надёжность небесных систем и структура пространства. Но вместо этого: легко видеть, не трудно показать … Почему же учёный с высоты своего легковидения не обосновал исходную зависимость? Потому, что это не только не легко, а даже весьма трудно, а в рамках материалистического мировоззрения и вовсе невозможно.31, 34

Как жрецы подминают под себя царскую власть, так математики довлеют над мировоззрением.43 Их свободный полёт мысли породил несусветное количество … моделей, т. е. некоторых понятийных конструкций, якобы чему–то соответствующих. До 19 века ещё делалась попытка соотнесения формульного взгляда хотя бы с какой–нибудь натурой, но в дальнейшем и до наших дней такое сопоставление считается излишним, дескать, не дворянское это дело. Как же получается: теоретик над задачей ломает голову, если не всю жизнь, то по крайней мере, значительную часть. Специалисту–прикладнику помимо своей обширнейшей области приходится осваивать несвойственный материал в короткое время и на уровне, зачастую превышающем уровень первоисточника, поскольку там содержатся многочисленные «легко показать и после элементарных преобразований». Постепенно расслоение математиков и потребителей их продукта так возросло, что первые вообще перестали обращать внимание на применимость разработок, а вторые из них научились пользоваться рекурентными соотношениями, экспериментальными формулами или даже на основе профессиональной интуиции. Зачем тогда трудятся математики? Они сами на такой вопрос отвечают с обидой в голосе: для разработки моделей! Это утверждение в начале 21 века превратилось в идолопоклонство: математическое лукавство наплодило столько моделей, что они не поддаются учёту. Модель стала самоцелью, конечным результатом. Более того, стало неприличным предлагать довести общие рекомендации хотя бы до словесной расшифровки. В результате в общество внедрилось убеждение: «Ну что вы? Наукой пусть занимаются прикладники. Мы разрабатываем модели.» Этим снимается всякая ответственность теоретиков за свои пушистые построения.

Страна нанимает учёных для раскрытия тайн природы, для поиска путей выживания, для сохранения планеты, а они, учёные, своё прокормочное положение прикрывают моделями, т. е. вместо знаний выдают мираж, фикцию. Безусловно, из общей неприглядной картины есть много исключений.11, 47 Однако это всё же исключения, в то время как основная палитра науки ужé привела к упадку, деградации и к необходимости бороться за выживание. Наука превратилась в репрессивный атрибут деятельности популяции.

Можно ещё понять приверженность Ньютона, Гука, Гаусса, Римана, Максвелла и других физиков до середины 19 века идее очевидности мира, но почему виртуозы математической эквилибристики Лоренц, Эйнштейн, Планк, Фридман, Фейнман, Шрёдингер, Гейзенберг … не предприняли даже попытки выйти за пределы трёхмерности пространства, однородного времени и пресловутой материальности вселенной? Стоило однажды Максвеллу зафиксировать в уравнениях скорость света, как волна ступора накрыла светлейшие умы. До сих пор не нашлось смельчака возмутиться нелепым ограничением даже не столько свободы мировой закономерности, сколько единственным средством коммуникации миров, ответственным за устойчивость мироздания. Ведь, если убрать из теперешней науки пошлость в виде С = const, то от науки ничего не останется. Она сразу скатится на уровень Галилея. Тогда на что потрачены столетия, судьбы, средства и что собой представляет популяция, если горстка заговорщиков может увести её в небытие?

Мог ли Эренфест выдвинуть иное обоснование шарообразности космических тел? Если бы мог, то его нельзя было бы удержать от возможности прославиться, и он непременно изложил бы своё открытие. Однако он сделал только то, на что способен, что вытекало из его мировоззрения. Его действия исходили из его же сути. Этим ещё раз подтверждается вторичность поступков по отношению к первичности взглядов на мир. Если бы Эренфест знал о несовершенстве себя как инструмента познания и смог бы применить свои знания при исследовании гравитации, то, возможно, наука сегодня отражала бы натуру в большей мере и не возникло бы гнетущее ощущение беспомощи людской перед разгулом стихий.

Но почему всё–таки шар? Спросим у растения: какова форма Луны? Оно для ответа привлечёт полный свой рассудок и какие бы ни были его старания, ничего иного, что не содержалось бы в мировоззрении, сочинить не сможет. Для растения, как существа с линейным восприятием среды, Луна представится в виде светлой линии–полосы. Ни клён, ни тополь, ни бамбук, ни трава, ни кусты своим умом заметить что–либо ещё, кроме того, что им по уму, не в состоянии. Не доросли они до понятий круг, диск, шар. Такие формы для них расположены в далёком будущем. А пока — полоса.

Зададим тот же вопрос животному. Это существо значительно умнее растения, поскольку его развитость может охватить события сразу на двух координатных направлениях. Для него Луна покажется диском. Почему же он не видит полосу? Видит! Но она ему не интересна в силу естественного образа из прошлого. Почему не видит шар? Потому, что он по отношению к смотрящему находится в будущем. Для животного шар — объект невозможный, его попросту не существует. И если ему придётся контактировать с шаром, то предмет такого контакта для человека отобразится трёхмерной фигурой, а для восприятия собаки, например, тот же предмет покажется плоским. Так происходит всегда: сознание данной развитости способно различить всякие объекты из ниже лежащих миров и вовсе неспособно отобразить хотя бы что–то из выше расположенных областей. По мере развития обстановка будущего, как из тумана, выплывает в настоящее восприятие умнеющей особи.

А как человек отображает Луну? Для него полоса и диск относятся к атрибутам прошлого. Он их различает, но взгляд–мысль на них не останавливается в силу обыденности впечатления. Он уже развился на столько, что способен в своём воображении дорисовать небесный контур до объёмной компоновки и увидеть выпуклые формы. Он закрепил их в сознании, уверовал в их истинности, окончательности, единственности, правильности, естественности и проникся пониманием надёжности собственного отображения всего, где бы оно ни находилось. Всё, что проще шара — тривиально, неинтересно, не стоит внимания, всё, что сложнее шара не может существовать, иначе его можно было бы рассмотреть и уразуметь. А коль ни рассмотреть, ни даже заподозрить его наличие не удаётся, значит, ничего интригующего нет. Шарообразность исчерпала собой все конструктивы мира. И если в этот момент намекнуть человеку о наличии продолжения зримой картины за пределы его постижимости … до сих пор таких намёков не было, потому душевный комфорт исследователя в людском обличье возмущениям не подвергался. Под стать мыслительному покою, равнодушию или точнее: лени, и результат. В телескопы так далеко заглянули, что виден собственный затылок, а всего–то и различили шары–спутники, шары–планеты, шары–звёзды, шары–галактики, шары–скопления, шары–атомы, шары–ядра, шары–протоны … Не пора ли схватиться за голову: почему это вечная вселенная на протяжении всей своей вечности только и доразвивалась до примитивного шара?

После этого вопроса сразу же взовьётся хор возмущённых голосов: а температурное или гравитационное равновесие, а осевая симметрия, а пространственная балансировка, а распределение моментов количества движения, инерции, массы, энергии …?

Да, всё названное и многое ещё скрытое оказывает влияние на форму объектов, но оно таким же образом влияет и при восприятии тел животными и растениями, но они об этом ещё не знают, полностью объект не ощущают, а он, тем не менее, ничуть от этого не меняется. Тогда по аналогии можно утверждать, что и человек многого на знает и что картина, кажущаяся ему понятной, вовсе не исчерпывает реальный объект. И пока не сформируется мировоззренческая гипотеза, увязывающая в единую причинную зависимость процессы развития в септоне 31, люди вынуждены будут откусывать от полотна познания случайные фрагменты, не проясняющие, а скрывающие пути выживания. По–прежнему они будут стонать под тяжестью сингулярностей, взрывав больших и малых, бегающих галактик, куцего света, прыгающих спектров и прочих выдумок постановщиков водевилей за бюджетные средства.

Если бы кубический мир оказался предельным и завершал собой причинную цепь развития, то сам мир, породивший объёмную конструкцию, следовало бы назвать примитивным. Такое обобщение вытекает из невозможности в рамках наблюдаемой вселенной определить её назначение, истоки возникновения, бытия и направление движения, а также зачем ей понадобился земной оазис жизни и почему в нём сосредоточено такое немереное количество агрессии, злобы и страсти к уничтожению? Недопустимо принять умом, чтобы вечное творчество природы вылилось в столь незавидный продукт, каким являются люди. Если людей выпустить за пределы очаговой земной резервации, то в беспределье разнесётся то, что недопустимо, то, чего не может быть, то, что породит круговую войну, что приведёт к разрушению мира, на отладку которого потрачена вечность. Вывод: люди есть промежуточный этап в процессе с названием развитие сознания. Может ли этот процесс продолжаться до совершенства в пределах трёхмерья? Ответ: продолжаться может, но не до совершенства. Что же этому мешает?

Оразумление связано с возрастанием количества понимаемых событий. Но события сами по себе не происходят: они неизменно располагаются в пространстве и во времени. Освоение новых областей мира вынуждает сознание–разум развивать в себе способность усваивать события возрастающим потоком. Такое возрастание стремительное, умощняющееся по закону показательной функции. В работе миры 31 показано, что уже к середине людского мира, т. е. к состоянию, когда человек освоит всего лишь половину третьей координаты — высоты, ему придётся воспринимать такое большое количество событий, с которым биологическая основа сущности не сможет справиться. Возникает закономерный конфликт формы и содержания: развитие вынуждает к усвоению нового материала, а тело в этот период достигает такого упора в свои возможности, что новизна становится ему не по силам. Выход из данного несоответствия всегда один: тело, пригодное на прошлом этапе роста, но исчерпавшее приспособительные навыки по отношению к очередному этапу, заменяется на более подходящее в условиях выдвижения в ближайшее будущее. Практически оно становится полностью не материальным при вступлении в объёмно–кваромное междумерье.31

Людям предстоит преодолеть–перерасти интервал примитивизма, изменить своё мировоззрение, а вслед за ним и самих себя с тем, чтобы уразуметь свою роль в природе и своё место на шкале оразумления, т. е. взять очередной барьер с названием осознание себя. В рамках объёмного мира такую программу можно выполнить лишь частично: мешает плотная форма, ограничивающая возможности познания. Итак, хочет человек или нет, понимает или нет, соглашается или противится и вообще: что бы он ни вытворял, но со страданиями разного накала всё равно перерастёт объёмный мир и вступит в пространство четырёх координат — кваром. И как человеку открылось неведомое животным продолжение предметов в направлении третьей координаты пространства, так наследнику человека — кваромовцу станут понятными очертания объектов для случая их четырёхмерности. Тамошние астрономы станут относиться к шарам так же, как люди относятся к небесным дискам. Для них трёхмерные сферы окажутся в прошлом времени, приобретут статус банальных фигур и потому исчезнут из поля удивления.

Как людям по их людскому развитию не дано воспринять кваромоские контуры, так самим кваромовцам не дано осознать формы пентарного мира, а этим последним — не дотянуться до отображения сорросовских конструкций. Каждому разуму — своё понимание формы. Каждой форме надлежит быть следствием того сознания, которое для нужд своего бытия изготовило–изваяло именно такую форму. Так что людям осталось любоваться в небе шарообразными структурами до тех пор, пока они будут пребывать в облике людском. Чем быстрее осознают они преходящую этапность текущего восприятия мира, тем меньше мучений свалится на их же судьбы. С учётом неизбежного продления вида предметов в пространства более высокой мерности, формула обратных квадратов не только не является законом, не только не отображает смысл гравитации, она в дополнение к этим обвинениям выступает в виде колпака на умы исследователей, вынуждая их в угоду ложным авторитетам подгонять фактические закономерности под канонизированные. К сожалению, в научном обиходе циркулируют много дурашливых положений, поворачивающих познание почти вспять.