Помоги проекту - поделись книгой:
Самыми симпатичными торговцами на этой площади были продавцы апельсинового сока. С каким удовольствием я смотрел, как азартно они, сияя улыбкой, стараются привлечь внимание прохожих, потенциальных покупателей. А самыми назойливыми оказались рисовальщицы, расписывающие руки и ноги женщин хной: одна такая художница, совсем юная девушка, вела себя особенно настырно и непочтительно, она даже схватила Марию за руку и принялась разрисовывать, хотя никто не просил, напротив, Мария сопротивлялась и вырывала руку. Рисовальщица еще и осталась недовольной, когда я дал ей денег – по ее мнению, мало. Потом Халид сказал мне, что у этих женщин, занимающихся росписью хной, далеко не лучшая репутация. Они сидят на площади до поздней ночи и всегда тщательно закрывают лицо, чтобы их не узнали. Правда ли это, я пока не выяснил.
Мечеть Кутубия, самую большую и величественную из всех мечетей Марракеша, начали строить в 1147 году, освятили в 1158-м. Ее название – Мечеть книготорговцев – происходит от книжного рынка, который когда-то находился на этом месте. В Марракеше жил суфийский святой и ученый Сиди Абу ль-Аббас эс-Сабти (1130–1205), защитник бедняков. Согласно одной из легенд, он по сей день каждый вечер поднимается на минарет мечети Кутубия и спускается вниз, на землю, только когда убедится, что все нищие слепцы Марракеша нашли себе пищу и приют на ночь.
Кутубия стоит на восточной стороне площади, в десятке метров от ее центра.
Джема эль-Фна безусловно была и осталась культурным, торговым и энергетическим источником, питающим весь регион. Дыхание Востока здесь, на площади, ни с чем не сравнимо, потому и любят площадь все – и местные жители, и приезжие, и туристы со всего света. По вечерам на Джема эль-Фна царит движение, бурное, волнующее, точно пронизывающее электричеством. Здесь и заклинатели змей, и паяцы, и акробаты, рассказчики историй и музыканты. Все лица смуглы и обветрены, на всех лицах лежит печать тайны. Здесь вам запросто вырвут больной зуб. Здесь можно попробовать любые лакомства и деликатесы местной кухни. В 2001 году культурное пространство площади Джема эль-Фна с ее уникальным восточным своеобразием было внесено, причем за номером один, в создававшийся тогда список ЮНЕСКО, куда включаются ценнейшие шедевры устной и нематериальной культуры человечества.
В художественной литературе Джема эль-Фна описана не раз, со всей ее многоликостью. Ей отдали дань Элиас Канетти в «Голосах Марракеша», Губерт Фихте[4] в «Площади Казней» и Хуан Гойтисоло[5] в «Ангелах и париях». Гойтисоло уже много лет живет неподалеку от площади и постоянно обращается в своем литературном творчестве к феноменам, которые наблюдает на удивительном базаре Джема эль-Фна. Несколько лет назад журналисты задали испанскому писателю вопрос: почему он выбрал местом жительства Марракеш? Он в свою очередь ответил вопросом: «Ты его видел?» И пояснил: «В семидесятых годах я был очень беден, мне предложили хорошую надежную работу в Эдмонтоне. Но я уже понял, что предпочту голодать в Марракеше, чем быть миллионером в канадской провинции Альберта».
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Сегодня я обратился с просьбой к Марии Кармен, уроженке Мадрида, чудесной женщине, наделенной большой житейской мудростью, а также особой аурой и восточной теплой сердечностью, я попросил ее прочесть «Ангелов и париев» Хуана Гойтисоло. А сам решил почитать о Марракеше что-нибудь написанное немецким автором.
Мы наметили на ближайшие недели поездку в Марракеш, во время которой будем рассказывать друг другу о том, что прочитали.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Единственный араб среди моих докторантов, Халид, родом из Марракеша. Он веселый и живой парень двадцати шести лет, но если судить по уму, то Халиду можно дать и гораздо больше. Марракеш, где жила вся его семья, он покинул в юном возрасте, так как решил получить образование в Германии, последовав примеру брата, который стал здесь инженером и нашел хорошую работу. Мы с Халидом настоящие друзья. Человек он очень незаурядный, и мне кажется, в его личности соединились все элементы, составляющие атмосферу Джема эль-Фна: фантазия, сила, любовь, неудовлетворенность достигнутым, меланхолия, недоверчивость, и все эти черты – совсем как в толпе на площади Повешенных – в характере Халида перемешаны, не поддаются контролю, снуют туда и сюда по площади его сердца.
Халид глубоко верующий человек, способный широко мыслить; думаю, я дам ему самую верную характеристику, если скажу, что он жизнерадостный меланхолик. Он очень умен, а улыбка у него такая, что он может сойти за первого ученика улыбающегося Будды. Между тем под этой улыбкой он наверняка скрывает серьезные волнения своей души, в которой преобладает меланхолическое начало. Несмотря на свою молодость, Халид прекрасно отдает себе отчет в своей склонности к меланхолии и любит ее. Между прочим, я не сразу понял, что Халид будет играть очень важную, особую роль в этой книге.
Недавно в Берлине я познакомился еще с одним человеком из магического города Марракеша. Его зовут Ахмед, он журналист «Немецкой волны». Этим чрезвычайно важным знакомством я обязан марокканскому послу в Берлине, у которого, кстати, в Марракеше собственный дом. Ахмед чудесный человек, неизменно приветливый и любезный. Уже при первой нашей встрече я почувствовал некие особенные, волшебные флюиды. И хотя мы толком не знали друг друга, Ахмед предложил мне помощь, он вызвался бесплатно перевести и озвучить предназначенный моим пациенткам научно-популярный фильм об онкологических заболеваниях яичников; в те дни я как раз закончил работу над текстом, сопровождающим фильм.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Сейчас я нахожусь в Ванкувере, на конференции. Интересный город, с великолепным местоположением на Тихоокеанском побережье, с высящимися на горизонте заснеженными горами. Прекрасно, да, и все же… Он производит впечатление чего-то нереального или стерильного.
А сейчас вот позвонила пациентка из Гамбурга, женщина, неравнодушная к вкусным вещам. Приходя ко мне на консультацию, она всегда приносит какой-нибудь деликатес – в прошлый раз это были изысканный чай, ножка ягненка и утиный паштет.
Родом она из Румынии, а по профессии врач-рентгенолог. В Марракеше у нее есть знакомая супружеская пара, оба художники. Вот моя гамбургская пациентка и позвонила, решив, что их адрес может мне пригодиться. Что это? Еще один знак? И надо последовать подсказке?
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Но что же такое моя ностальгия по Марракешу?
Желание услышать музыку, в которой есть четвертая доля музыкального тона – между полутонами минора и мажора? Именно эта характерная черта арабской музыки пробуждает во мне особое чувство?
Восточный музыкальный строй я не воспринимаю как немелодичный или фальшивый, хотя я родился и вырос в западной стране, – напротив, он кажется мне красивым и верным, рождающим успокоение и гармонию.
Но что же это такое – моя ностальгия? О чем моя тоска? О чем тоскует любой человек? О чем тоскуете вы?
Тоска ведь означает, что ты не там, где должен быть, а в «другом» месте и чувствуешь, что тебя тянет к определенному истоку. Таким истоком может быть и человек, и город или, скажем, некое чувство. Тоска должна оставаться тоской, если уж она есть. Тоска тем сильнее, чем сильнее твоя непостижимая тяга к истоку. Сама по себе тоска не должна приходить к концу, достигать завершения, ибо в таком случае она утратит свою суть и притягательность.
Но что же такое тоска, которую я ощущаю? Это тоска по корням? Но где и каким образом я обнаруживаю эти корни? Только отыскав корни, ты постигаешь путь ветвей и листьев, их устремленность к яркому солнцу. Только найдя начало, я увижу и возможную цель…
Бывает ли любовь без тоски? Бывает ли тоска без любви?
Может быть, моя тоска по Марракешу – это тоска не по городу, а тоска по отцу и матери?
Может быть, за моей тоской по Марракешу скрывается желание поговорить с родителями о некоторых, совершенно определенных вещах, которые обычно остаются невысказанными, а не только о физическом здоровье и работе? Должны ли мы научиться понимать чувства наших родителей, чтобы осознавать наши собственные сильные стороны и признавать слабые? Только если идти этим путем, можно отыскать ответ или несколько ответов на эти вопросы. Возможно, и не удастся найти окончательное решение, но этот путь и опыт значительно обогатят нашу личность.
Я родился в Берлине, в районе Веддинг, в той самой клинике, где начал работать еще студентом и работаю по сей день.
Мои родители, Зохра и Абдулла Сеули, приехали в Германию давно. Отец и его брат в 1960 году перебрались из Танжера в Европу. Брат отца поселился в Брюсселе. Отец уехал сначала в Любек, затем в Берлин.
Мама работала портнихой и долго оставалась в Танжере с детьми – моим братом Абдельхамидом и сестрой Латифой. Спустя семь лет мама тоже перебралась в Германию.
Немецкого языка родители не знали, но выучили его, причем самостоятельно, никаких курсов не посещали. Мама, правда, не умеет читать и писать, зато отец хорошо освоил грамоту. После переезда он некоторое время зарабатывал на жизнь как боксер, выступая на ярмарках, потом устроился работать на фабрику.
Мама стала работать санитаркой в одной из клиник Веддинга, района с населением, в котором высока доля иностранцев, то есть мигрантов. Веддинг – место, где я чувствую себя дома, хотя и не живу там уже много лет.
Мои родители всегда держались того главного правила, что дети должны жить лучше, чем они сами. Для нас, детей, этот принцип обернулся нелегкой задачей – нужно было оправдать надежды родителей, особенно мамы.
Наверное, когда я пишу о своей тоске по Марракешу, я на самом деле пишу о тоске по отцу, который девятнадцать лет назад принял решение оставить нас. Мама так и не простила его и вот уже девятнадцать лет говорит нам об этом при каждом подходящем или не слишком подходящем случае. Мне кажется, я должен сказать отцу, что понимаю и признаю его решение, что я понял – этим решением он не хотел обидеть нас, детей, просто он должен был поступить по велению своей души. Я люблю отца, но до сего дня никогда не говорил ему о своей любви. Мария Кармен, которая наделена большой тонкостью чувства и, как мне кажется, незаурядными душевными силами – она ведь вдобавок настоящая целительница, хотя многие способности в себе еще не открыла, – убедила меня поговорить с мамой и сказать, что я ее люблю, но с отцом встретиться все же должен; надо объяснить маме: этот шаг вовсе не означает, что изменилось мое отношение к ней. Я почувствовал чудесное освобождение, когда высказал все это маме. Я боялся ее обидеть, а вышло так, что разговор нас сблизил, причем мы стали даже более близкими, чем когда-либо прежде. Радостное чувство очищения и наставшей кристальной ясности согрело мне сердце, когда я позвонил отцу и сказал: «Папа, я считаю правильным твое решение, принятое девятнадцать лет назад, о возвращении в Марокко. Наверное, ты правильно поступил, сделав этот выбор для себя и для всех нас». Отец ответил: «Сын, когда подходит старость, понимаешь, что невозможно доживать век в чужой стране».
Вчера мы с моим докторантом и другом Халидом смотрели четвертьфинальный матч чемпионата мира по футболу. Мы с ним пошли в известный китайский ресторан «Good Friends». Халид никогда в жизни не пробовал мое любимое блюдо, утку по-пекински, а тут попробовал и пришел в восторг от необычного вкуса. Я рассказал, что, заказав утку по-пекински, можно разоблачить какой-нибудь липовый китайский ресторан, потому что во многих таких заведениях работают не китайцы, а корейцы, вьетнамцы, другие азиаты, которые не умеют по-настоящему приготовить оригинальное китайское кушанье. Рассказал я и о своих поездках в Китай и об огромных отличиях китайской культуры от западной.
Сегодня Германия выиграла у Аргентины, и в моем родном Берлине, в моей родной Германии царило приподнятое настроение. Любопытно видеть, как сильно меняются в такие моменты представление о мигрантах и отношения между ними и немцами. Германия как будто впервые открывает, что эти люди – часть ее нового поколения, а мигранты, то есть уже немецкие граждане старшего поколения, все больше чувствуют свою связь с Германией и ее народом. Между прочим, большинство игроков немецкой сборной – выходцы из Польши, Турции, Ливана, Туниса и Бразилии. Спрашивается, почему нам нужны поводы вроде футбольного чемпионата, чтобы понять, что люди, независимо от их религии, независимо от места рождения, способны любить и высоко ценить одни и те же вещи?
Марракеш, в отличие от Берлина, столицы великой страны, уже более тысячи лет ведет торговлю с самыми разными народами Земли и давно понял, что только путем обмена и честного предпринимательства можно поддерживать рынок, понял и то, что рынок дает знание о других людях и в то же время каждому позволяет выжить. Отсюда и гостеприимство, подлинная основа пестрого торгового сообщества, в котором кого только нет – заклинатели змей, сказители, продавцы фруктов и рисовальщицы, расписывающие руки и ноги хной… Так же как при контактах с другим человеком, всякий, приехавший в город, должен быть готовым учиться – надо набираться знаний от города и уметь его слушать. Хуан Гойтисоло, уже много лет живущий в Марракеше, заметил: «В первый год моей жизни в Марракеше я каждый день приходил на площадь послушать сказителя, дав себе зарок уходить только после того, как уразумею все, о чем он рассказывал».
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Утром позвонил Ахмед, очень тонко чувствующий, симпатичный человек, приехавший в Германию из Марракеша, и мы встретились с ним на спортивном празднике, устроенном коллегами и друзьями. Мы оба пришли с нашими детьми, я с сыном Элиасом, которому два с половиной года, и дочерью Зарой, ей недавно исполнилось девять лет, Ахмед же привел дочку, двухлетнюю Зельму. Я рассказал Ахмеду о моей Марии, он мне – о своей первой большой любви, испанке из Кордовы. Эта любовь вскоре закончилась. Прочитав в какой-то книжке о душераздирающей любовной истории испанки и марокканца, возлюбленная Ахмеда с ним рассталась, по той причине, что в книге влюбленные расстались, после чего марокканец увез детей к себе на родину, и мать детей, испанка, больше никогда с ними не встретилась. Ахмед сказал, что и потом всегда мечтал о любви испанской женщины и в конце концов познакомился с уроженкой Испании, правда родом она была не из Андалузии, а из северной Испании. Но в этих новых отношениях Ахмед уже не нашел неповторимой «пикантности», так что вскоре бросил испанку.
Я не ожидал услышать от Ахмеда подобную романтическую историю и тем более не ожидал подобного финала.
Нужно быть готовым рассказывать людям о чем-то особенном, нужно доверять своим слушателям, – только так удается и самому узнать что-то необычайное; думаю, это относится не только к людям, но и к городам. Ты должен быть готовым поведать городу о чем-то личном, открыть ему свои личные обстоятельства, тогда и город в свою очередь позволит тебе узнать о чем-то необычайном и особенном в его жизни. Попробую именно так выстроить отношения с Марракешем. Я расскажу тебе, Марракеш, о том, что для меня важно, что меня трогает и волнует.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Вечером я с детьми, моим ближайшим другом Омаром – он врач, приехавший из Мали, и с Кэролайн, певицей, обладающей замечательным меццо-сопрано, были в гостях. Нас пригласила чудесная арамейская семья. Я уже лечил многих женщин из этого большого арамейского клана и чувствовал с ним совершенно особенную связь. Угощение было прекрасное, кушанья разнообразные, легкие, приготовленные с фантазией. Детям тоже необычайно понравилось.
Единственный сын главы этого семейства, у которого еще девять дочерей, Эркан, рассказал мне о своем отце, Семуне. Он недавно скончался, и одна из крупных берлинских газет выразила семье свои соболезнования, поместив некролог. Эркан рассказал о своих долгих серьезных беседах с отцом, когда тот был уже старым человеком. Отец всю жизнь занимался разъездной торговлей. Чувствуя приближение своего последнего часа, этот гордый 86-летний арамеец сказал: «Сын мой, единственное, что идет в счет, – настоящий момент». Эта же мысль встретилась мне в высказываниях далай-ламы: «Жизнь в настоящее мгновение и есть самое важное».
Совершенно прекрасным оказалось то, что Эркан, как выяснилось, знаком с коптским епископом Дамианом, настоятелем монастыря Пресвятой Девы Марии и Святого Маврикия. Об этом священнослужителе он говорил с большим воодушевлением. Я же как раз собираюсь через несколько недель посетить этот монастырь, находящийся в Хекстер-Бренкхаузене близ Падерборна.
С епископом Дамианом я познакомился на официальном приеме в посольстве Йемена, устроенном по случаю государственного праздника этой страны. Наша беседа с епископом продолжалась всего несколько минут, но была очень содержательной. У епископа окладистая белая борода, почти скрывающая улыбчивые губы, и простой темный головной убор. От этого человека излучалось совершенно особенное обаяние. Он носит круглые очки, глаза у него маленькие, темные, блестящие, и острый взгляд – этот взгляд, как хороший скальпель, мгновенно вскрыл мою душу и разом подарил ей глубокое умиротворение. Епископ излучал мир и покой, а моей душе именно в тот вечер не хватало покоя, потому как я по обыкновению примчался на посольский прием в промежуток между двумя деловыми встречами.
Я спросил епископа Дамиана, когда можно было бы его посетить, и в ответ он предложил мне выступить перед монастырской братией с докладом, рассказать о профилактике онкологических заболеваний. Я согласился, поделившись своим ощущением, что в нынешней моей ситуации – развод, споры о том, с кем останутся дети, – я жажду обрести покой и новое вдохновение и потому надеюсь, что работа над докладом скорей всего пойдет мне на пользу. Дамиан очень обрадовался, только предупредил, что отпадают три дня в июне, так как на это время он должен уехать в Александрию. А как раз в те выходные, с 16 по 18 июня, мне не удалось бы посетить монастырь, ведь я уже наметил поездку в Марракеш. Дамиан засмеялся: «Стало быть, мы с вами одновременно побываем в Африке». Все всякого сомнения, епископ тоже искал какие-то объединяющие, связующие нас моменты, общие черты, которые есть у всех людей, вне зависимости от того, в сколь различных условиях люди росли и сколь различен приобретенный ими жизненный опыт. Часто мы по каким-то внутренним или внешним причинам стремимся подчеркнуть свое отличие от других, ищем мнимые причины, которые могли бы помешать нашему сближению или дружбе с кем-то. Ищем, быть может, потому, что чувствуем страх, остерегаемся близости с другим человеком, боимся быть обиженными, иначе откуда в нашем сердце этот страх и с чем он связан? Да и правда ли в сердце он живет? Или это наш мозг немедленно анализирует все впечатления, сравнивает их с тем, что мы испытали в прошлом (зачастую это негативные переживания), и провоцирует осознанный или неосознанный скепсис, не давая сердцу высказать себя, излиться в слове?
Что связывает Александрию и Марракеш?
Что связывает Берлин и Марракеш?
Что связывает Марракеш и Танжер?
Что связывает Мадрид и Марракеш?
До пятидесятых годов XX века Танжер, портовый город на севере Марокко, был международным центром и притягивал иностранцев как мощнейший магнит африканского континента. Сегодня подобной точкой притяжения является Марракеш, который нередко называют африканским Парижем. Пол Боулз, американский писатель и композитор, снова и снова приезжал в Марракеш, впервые посетив этот город в 1931 году. Впрочем, Боулз связан в основном с Танжером и Фесом, Марракеш ему как литератору был менее интересен.
На днях я встретил в Берлине семидесятилетнего супруга одной из моих пациенток. Несколько лет назад он снова побывал в Марракеше. Он не считает его своим любимым городом, так как Марракеш за последние годы сильно изменился из-за постоянного притока приезжих. Его любимый город – Танжер. Шестнадцатилетним пареньком он впервые попал в этот портовый город, в те времена полный опасностей, тотчас в него влюбился и устроился работать в организацию, занимавшуюся помощью развивающимся странам. Где только он с тех пор не побывал! И так полюбил свою трудную, изматывающую работу, что ни разу не пожалел о принятом в юности решении. Хотя и заплатил дорогую цену: куда бы его ни направляли, он и его спутница нигде не имели возможности устроить свою жизнь так, как им хотелось бы. Выйдя на пенсию, он наконец осуществил мечту всей своей жизни – они с женой вернулись в тот город, где он, шестнадцатилетний парень, когда-то почувствовал себя по-настоящему дома и где с тех пор ни разу не был. Словом, он вернулся в Танжер, который за истекшие годы тоже изменился. Но любовь этого человека к Танжеру не уменьшилась.
Танжер и Марракеш – оба города изменились, каждый по-своему, но в чем-то и сходным образом. Любовь сосредоточивается на том, что сокровенно; любовь всегда ищет чего-то совершенно особенного, и никакие изменения не могут разрушить настоящую любовь.
Любовь возможна, только если она уважает и признает изменения любимого – неважно, какого рода эти изменения, неважно и по каким причинам они возникли – любовь не пытается остановить неизбежные перемены. Если же любовь попытается их остановить, она потеряет самое себя. Выработать в себе терпимость и научиться признавать, что города, люди, а также отношения с ними со временем неизбежно претерпевают изменения, это, конечно, одна из труднейших задач жизни. Наверное, проще с самого начала признавать и принимать изменения.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Даже «Роллинг стоунз» оказались своеобразным звеном, связывающим Марракеш и Танжер. В 1967 году они путешествовали по Марокко, их маршрут пролегал из Танжера в Марракеш. Рассказывают, что музыканты напились до чертиков на каком-то малопочтенном новогоднем вечере на вилле Пола Гетти[6] в Старом городе. А потом, в поезде, уносившем их из Касабланки на юг, родился всемирно известный хит «Марракеш-экспресс».
Во многих историях, как записанных, так и передаваемых изустно, Марракеш связан еще и с Берлином.
Примером того, что и литература не раз обращалась к этим двум городам, может служить роман «Луна над Марракешем» (2003) Вальдтраут Левин, писательницы, живущей в Берлине. В ее книге повествуется о судьбе шестнадцатилетней еврейки Риты, в апреле 1940 года бежавшей из нацистской Германии. Открытка с видом Марракеша, где спаслись и нашли приют друзья Риты, стала ее талисманом, Рита тоже пробивается в Марракеш. В Страсбурге она знакомится с контрабандистом Габриэлем, они вместе продолжают путь, полный лишений и тягот. Но когда они, чтобы раздобыть денег, инсценируют похищение, Габриэль попадает в полицию, и Рита остается одна. В конце концов она добирается в Марсель и на корабле уплывает в Марокко.
По-видимому, Марракеш снова и снова становился местом, куда люди вынуждены бежать от опасности…
В книге писательницы Зигрид Хейк «История Саида, или Сокровище пустыни» сюжет связывает Марракеш с Александрией.
Абули, пятнадцатилетний юноша из племени туарегов, сопровождает отца в путешествии через пустыню. Караван встречает одинокого всадника по имени Сулейман, который оказывается прекрасным рассказчиком историй. Много дней они вместе странствуют в пустыне, где на каждом шагу подстерегают опасности, и тем временем Сулейман рассказывает историю Саида. Преодолевая великие невзгоды и трудности, Саид странствует в безводной пустыне, разыскивая некое легендарное сокровище. Он надеется, что сокровище принесет ему счастье и богатство. Однако за время скитаний в поисках богатства, в котором Саиду видится залог признания и уважения, неустанный искатель сокровищ теряет почти все, что имел. О сокровище же он впервые услышал от торговца по имени Мамаду. Сокровище – это черное зеркало, тот, кто им завладеет, обретет счастье и несметные богатства. Многие пытались его найти, но никому не улыбнулась удача. Путь Саида ведет через страны Востока, где с ним происходят разные приключения. Юноше дано пять заданий – лишь выполнив их, он сможет вернуться в Сахару и найти сокровище. От опасностей Саида оберегает фея.
Вот некоторые эпизоды, образующие сюжетную канву книги:
Саид узнает о сокровище пустыни и решает его найти. Во время поисков он в Бамако встречает Мусу.
Сделав остановку в Фесе, прежней столице эмиров, он поворачивает обратно – в Марракеш.
Затем Саид едет на поезде в Касабланку, отсюда на пароходе плывет в Александрию.
В столичном Каире он зарабатывает на жизнь, встав к ткацкому станку.
Из Суэца на корабле контрабандистов Саид плывет по Красному морю и прибывает в Моху.
Наконец, в Сане он узнаёт, что должен отыскать магическое место, откуда сможет дальше полететь на ковре-самолете.
Саид находит магическое место – это Мариб, и на ковре-самолете летит в Тимбукту.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Вчера в Берлине я побывал на чудесном концерте. Кэролайн Мазур, яркая личность, наделенная позитивно настроенной, сильной, но в то же время и меланхолической душой, пригласила меня на концерт, организованный ее сводным братом, американским дирижером.
Этот благотворительный концерт был дан в поддержку молодых певцов города Рейнсберга. Исполнялись отрывки из популярных опер, вокалисты, приехавшие из самых разных стран, пели прекраснейшие арии, какие-то на немецком, какие-то на итальянском языке. Особенно хороша была певица из Кореи, девушка с прелестным, необычным лицом, обладающая великолепным голосовым диапазоном. Однако больше всех прочих участников мне запомнился двадцатидвухлетний певец из Южной Африки, в настоящее время солист Королевского оперного театра в Стокгольме. Чернокожий, с маленькими, оттопыренными и вроде бы некрасивыми ушами. Посмотришь на него – ни за что не подумаешь, что он певец и больше всего на свете любит итальянскую оперу. Когда он поднялся на сцену, публика встретила его холодновато, однако скепсис бесследно исчез при первых звуках моцартовской арии Фигаро. Парень исполнил ее изумительно, чрезвычайно точно, и всем стало ясно, что абсолютно не имеет значения, каков человек с виду, а важно лишь то, что он может сообщить, чем поделиться.
Поэтому бессмысленно сравнивать между собой людей – или города. Это попросту невозможно. В то же время необычайно серьезное значение имеют те вещи, которые ты позволяешь себе узнать о человеке или городе, а еще важно суметь напрочь отбросить свои представления о том, каким человек или город должен быть.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
«Как там с погодой в Марракеше?» и «Как ваше здоровье?»
Что общего у этих вопросов?
Классический ответ на тот и другой: «Прекрасно!» А вот мой личный ответ звучит иначе: «Много солнца, мало дождей». Сплошь солнечные дни и полное отсутствие дождливых – желать этого не стоит, ведь только чередования и контрасты дают силу и солнцу, и дождю, дают оправдание их вечности и повторению. Так, в Марракеше средняя температура в июле около 25 градусов, а солнечных дней все-таки только 72 процента – на июль и то приходятся три дождливых дня. Должно ли всегда светить солнце, чтобы Марракеш сиял? Нет, конечно. Скорей, надо поинтересоваться дождем: «Как тебе кажется, какой дождь в Марракеше – теплый, нежный или холодный? И что это за влага на самом деле – капли дождя или слезы?»
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
На днях я познакомился с человеком, которого зовут Дрисс. Он приятель Халида, моего докторанта. Дрисс рассказал мне историю своей любви. Сам он родом из Эрфуда, откуда рукой подать до песков Западной Сахары. У него более смуглая кожа, чем вообще у марокканцев, он носит шляпу, которая сразу напомнила мне Джека Николсона – во многих кинофильмах у актера почти такая же.
Дрисс стройный, высокий парень, ладный и очень пластичный. С особенным счастливым блеском в глазах, он гордо показал мне фотографии своих троих детей. Старшему девять лет. Его мать немка, врач. Уже несколько лет как они с Дриссом развелись, и сын, Юсуф, живет с матерью. Двое других детей у Дрисса от второй жены, японки из Киото, это девочки Райна, трех лет, и Анес, ей уже шесть. Со своей второй женой Дрисс познакомился в родном Эрфуде, где проводил отпуск. Много лет они переписывались, кстати, переписывались и после того, как Дрисс заключил брак со своей первой женой, немкой, – он познакомился с ней, когда изучал английскую филологию в Эс-Сувейре. Но первый брак развалился вскоре после рождения Юсуфа. Потом Дрисс несколько раз ездил в Японию, просил руки своей возлюбленной у ее родителей и получал отказ за отказом. Каждый раз он с тяжелым сердцем возвращался в Берлин. Однако Дрисс и его будущая жена не сдавались – в конце концов они уговорили родителей совершить путешествие из Японии в Марокко и познакомиться с родными Дрисса. Свадьбу отпраздновали пышно. Три дня и три ночи не стихало ликование по случаю столь необычного события – бракосочетания японки и марокканца. Рассматривая фотографии их детей, я ни на миг не усомнился, что сердечная любовь этой пары всех сделала богаче, и позавидовал особенной истории их страсти, конечно, белой завистью. Однако вскоре я понял, что всякая история становится особенной единственно благодаря тому, что она возвышает человека и продолжается за счет своей силы – внутренней и излучающейся вовне. Только эта сила, живущая в сердце, и обеспечивает продолжение истории.
Но иногда бывает необходим окольный путь, а также удача, чтобы найти свое сокровище, которое зачастую не спрятано где-то далеко, а находится поблизости, даже, наверное, слишком близко, рядом с тобой.
Только что позвонил Халид. В разговоре он упомянул, что к нему как раз зашел Дрисс. Я воспользовался случаем и задал вопрос, который уже несколько дней меня занимал: кто все-таки сумел переубедить упрямых японских родителей? Дрисс тут же выпалил:
– Моя жена!
– С женой тебе повезло, – сказал я. – Прими мои поздравления. Наверное, она чудесная женщина.
– Да, мне здорово повезло, – тотчас откликнулся Дрисс.
Безусловно, его второй брак никогда не состоялся бы, если бы Дрисс не встретил и не узнал свою первую жену. Он с глубоким огорчением и прочими отрицательными эмоциями вспоминает о своем первом супружестве, однако лишь благодаря этому браку Дрисс приехал в Германию, страну, где он теперь живет со своей большой любовью. А где еще им жить – в Марокко? в Японии? Ни тот, ни другой вариант не годились, Дрисс и его жена-японка поняли это сразу, еще до первой свадьбы Дрисса. Он продолжал свою историю, хотя сам об этом не догадывался. Собственно, не будь продолжения, его история была бы невозможна. Когда я изложил Дриссу эти мысли, он, минуту помолчав, довольно засмеялся:
– Да, Жалид, наверное, так оно и было!
Конечно, не только в наших руках продолжение какой-либо истории, и об этом нам с детства твердят родители. И все-таки я думаю, человеку дозволено самому творить продолжение прекрасной счастливой истории, пусть даже она еще не дописана до конца и, не исключено, в настоящий момент движется не туда, куда надо. Но только если мы действительно хотим определенного дальнейшего развития нашей истории, она получает возможность развиваться в нужном нам направлении.
Согласно исследованиям ученых Аризонского университета, человек ежедневно произносит примерно 16 тысяч слов. Есть также данные, что у каждого из нас за день рождается около 80 тысяч мыслей. Но какие слова и какие мысли мы помним на другой день? К вечеру следующего дня? А через месяц? Способны ли мы воскресить в памяти то, что чувствовали, когда у нас рождались эти слова, появлялись эти мысли?
Послезавтра я лечу в Марракеш. Послезавтра, в день рождения Марии Кармен, мы с ней летим сперва в Мадрид, а через шесть часов – в город, куда влечет меня ностальгия. Сегодня я зашел на студию к Ахмеду и посмотрел, как он вел передачу новостей на арабском языке. Удивительное впечатление произвел на меня его голос. Не понимая ни слова на литературном арабском языке, я был заворожен сильным и в то же время мягким звуком голоса Ахмеда. Мне очень часто приходится выступать с докладами и лекциями, и я говорю пылко, страстно, а порой, если я чувствую, что удается увлечь аудиторию, даже впадаю в своего рода транс, не теряя ясности мышления. И всегда стараюсь занимательно преподносить слушателям необычайные истории, которые им наверняка не доводилось слышать на лекциях. При этом я активно двигаюсь, чтобы оказывать на аудиторию еще и зрительное воздействие. Здесь же ничего подобного не было, вся сила сказанного сконцентрировалась в голосе Ахмеда, и только его взгляд, спокойный и уверенный, подчеркивал суть сообщения.
Меня завораживают истории, завораживают и рассказчики – харакем, как их называют в Марокко. Я поделился с Ахмедом своим глубоким убеждением, что моя любовь к историям объясняется моими марокканскими корнями; сказал я и о том, что хочу разобраться и, насколько удастся, понять, чем вызвано мое удовольствие слушателя. Когда наслаждаешься вкусом пастильи или какого-то другого любимого кушанья, нельзя спешить, – так же и тут: наслаждение требует времени. Второпях, не вдумываясь в особенности, наслаждения не получишь.
Для чего сказитель рассказывает такое великое множество историй? Где рождаются эти истории? Куда эти истории ведут?
Меня охватило странное чувство, когда я услышал от Ахмеда, что год тому назад он делал в Марракеше репортаж о местных сказителях и провел с ними три дня. Снова Марракеш! Быть может, это еще один знак? Наверное, я пойму это позже. Но я попросил Ахмеда написать на салфетке названия тех мест, которые, по его мнению, мне следует посетить в Марракеше. Пока он писал, я спросил:
– Ахмед, чем тебя восхищает Марракеш? Что тебя влечет, когда ты вспоминаешь о Марракеше?
И он ответил так же быстро, не раздумывая, как в свое время Халид:
– Просто всё.
– Пожалуйста, постарайся конкретизировать, – попросил я.
– Запахи, звуки. Да, именно это, – уверенно и быстро уточнил Ахмед. И рассказал, что его жена, уроженка Дамаска, впервые приехав в Марракеш, ходила по городу, прижимая к носу платок, – запахи были ей неприятны. – Но приехав во второй раз, – торопливо продолжал Ахмед, – она уже обходилась без платка, а в третий приезд и вовсе полюбила запахи Марракеша. Теперь же она тоскует по Марракешу и упрашивает меня приобрести там дом.
Должно быть, запахи Марракеша и впрямь уникальны. Какие они, я пока не знаю, но, когда приеду в этот город, постараюсь уловить его запахи и общий дух, услышать его звуки и общее звучание. Уже сейчас я радуюсь всем утехам, которые обещает Марракеш моим органам чувств. Надеюсь, я смогу почувствовать запахи и расслышать звуки, и мне кажется, совсем не важно, какими путями и через какие врата эти сигналы Марракеша дойдут до моего сердца, проникнут в душу.
Уже сейчас я скучаю по сладковатому аромату пряностей, запахам мокрых кож, свежей зеленой мяты, жареного миндаля и благоуханию нежных цветов апельсина.
Поделиться книгой: