Вика. Хорошо, что хоть эта коза не осталась, хватило мозгов уйти. Чайник вскипел. Завари мне новый пакетик, слышишь? Новый!
Мария Петровна. Да тише ты! Слышу я. Сама заваривай, мне некогда, у меня блины.
Виктор. Доброе утро, Россия!
Мария Петровна. Разбудили мы тебя, да? Витенька, садись, я блины жарю.
Виктор. О, блинчики! Сто лет я их не ел!
Мария Петровна. В Америке не стряпают?
Виктор. Нет, мам, там жарят в основном. По-черному.
Мария Петровна. Это как?
Виктор. Не важно.
Мария Петровна. Ну вот, с пылу, с жару!
Вика. Сама завари.
Виктор. Чего она такая психованная? Не выспалась?
Мария Петровна. Несносный характер у нее, Витя. На хромой козе к ней не подъедешь. Если бы ты знал, как мне с ней тяжело. Она же слова матери не дает сказать, поперечная! Поначалу, как ты уехал, она долго так тосковала, ни пила, не ела, ревела ночами. Сильно тосковала по тебе, Витя, лица на ней не было. Года два, наверное. Ну, год-то точно. И все про тебя говорила, говорила, говорила, все вспоминала, как вы маленькие играли, за шторкой как прятались. Говорит, любимая игра у вас была, через шторку щека к щеке стоять. Правда? А я и не знала даже. А потом она давай все реже и реже о тебе вспоминать, или, что вспомнит, то плохое. И в последнее время уж вовсе молчит, я о тебе только заикнусь, а она рот мне затыкает.
Виктор. Молчит, значит?
Мария Петровна. Ты не сердись на нее только. Я думаю, она завидует. У нее видишь, ничего не сложилось, она же не достигла таких высот, как ты! А я ей говорю, так сама ты в этом виновата, ты же лентяйка! Она всю ночь в этом баре танцует, курит, а потом спит целый день. Учиться не стала, замуж не вышла, профукала все. Я ей каждый день говорю, устройся на нормальную работу, не позорься, думаешь, она меня слушает? Может, тебе с ней поговорить? Ты же всегда на нее хорошо влиял, она к тебе прислушается, должна.
Виктор. Поговорю, не парься. Там мое пивко в холодильнике, не выпили?
Мария Петровна. Достать?
Виктор. Давай, а то голова трещит.
Мария Петровна. Холодное, горло не заболит?
Виктор. Не заболит.
Мария Петровна. Лучше, чем в Америке?
Виктор. В тысячу раз. В сто тысяч раз.
Мария Петровна. Ты туда больше не вернешься?
Виктор. Я забыть хочу все это, мама, как страшный сон.
Мария Петровна. Я чувствовала, я знала, что тебе там плохо. Сердце материнское не обманешь.
Виктор. Ладно, не причитай. Еще есть что пожрать?
Виктор. О, лесная фея пожаловала!
Вика. Иди спать.
Виктор. Опять булками всю ночь трясла перед мужиками? Хоть бы разок для меня станцевала.
Вика. Больной что ли?
Виктор. Душа болит.
Вика. А печень не болит? Ты уже два месяца бухаешь беспробудно, задолбал. Лучше бы на работу устроился.
Виктор. Куда?
Вика. Да хоть куда.
Виктор. Да ладно тебе, ну, не ругайся, ну? Все хорошо будет, не парься, я обещаю.
Сгоняй за пивком, а?
Вика. Офигел совсем?
Виктор. А, да ну тебя.
Вика. Не помню.
Виктор. Врешь!
Вика. Не помню.
Виктор. А я помню. Между нами была штора, а мы стояли щека к щеке. Глупо. Это же глупо, Вика. А ничего лучше этого не было в моей жизни. Встань.
Вика. Зачем?
Виктор. Встань, подойди, подойди сюда.
Вика. Да не хочу я!
Виктор. Ну, давай, давай! Не кобенься.
Вика. От тебя перегаром воняет.
Виктор. А от тебя вкусно пахнет.
Вика. Витя, послушай, я хочу тебя попросить кое о чем. Пожалуйста, сделай, как я попрошу? Сделаешь? Витя, ну?
Виктор. Что опять? Что ты натворила на этот раз?
Вика. Ничего я не натворила. Ты можешь куда-нибудь уехать?
Виктор. Куда? В Америку что ли?
Вика. Пожалуйста, Витя! Маме скажем, что отпуск закончился, она поверит, снова поверит.
Виктор. Да куда я уеду-то?
Вика. Да хоть куда, на юг, на север. Ведь ты же сам говорил, что хочешь все заново начать. Уедешь, тебя там никто не знает, начнешь новую жизнь, с чистого листа.
Виктор. Да я и тут прекрасно все начну с чистого листа, зачем мне уезжать?
Вика. Понимаешь, Витя, я уже полгода как окрутила одного мужика, я сама до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Он очень богатый, Витя, нам такие деньги и не снились никогда. Он может любую девушку себе позволить, понимаешь? А он на меня запал. А я корчу из себя такую честную, что меня деньги не интересуют. И он повелся, Витя, денег дает – я не беру, подарки дарит, – я только цветы беру. И, видимо, созрел он уже дальше идти, влюбился или еще что. Короче, Витя, он с мамой хочет познакомиться, к нам, сюда, в гости хочет прийти.
Виктор. Так пусть приходит, вот проблема-то!
Вика. Ты шутишь? Как я его сюда приведу, в этот срач? Мама будет про Америку талдычить, а ты бухой своей рожей кивать, типа, да-да, я американец. Не смеши меня, он же не дурак, он все поймет. Ему золушка нужна, понимаешь? Бедненькая, но честная, из порядочной семьи.
Виктор. И ты родного брата из-за какого-то хмыря на улицу выгонишь?
Вика. Ты глухой что ли? Я же сказала, что у него денег как грязи! Он влюбился в меня, понимаешь? Он жениться надумал! Это мой последний шанс!
Виктор. Ты его любишь?
Вика. Я свободы хочу, а не любви.
Виктор. Я одну только свободу знаю, а ты о какой говоришь?
Вика. Я выбраться хочу из этого говна, понимаешь? Я другой жизнью жить хочу, светлой, чистой.
Виктор. Ты тупо продаешься за бабло.
Вика. Знаешь, ты эти годы на казенных харчах сидел, ничего не делал. А я тут вкалывала по ночам, уродов всяких развлекала. Тебе сколько денег на передачи уходило, компенсацию еще пострадавшим за тебя выплачивала, ты даже спасибо не сказал!
Виктор. Спасибо? Ты все забыла, я смотрю. Освежить тебе память? Освежить?
Вика. Отвали! Я по-человечески тебя прошу!
Виктор. Я думал, что все не зря. Я же это ради тебя. Думал, девочка молодая, зачем ее калечить, у нее вся жизнь впереди. Я мужик, я стерплю. Я думал, я верил, что ты нормальная, а ты тварь продажная!
Вика. Да мне позорно, что у меня такая родня!
Виктор. Какая?
Вика. Такая!
Виктор. А ты что ли чистая у нас? Ангелом стала во плоти? Память тебе отшибло? Ты расскажи этому своему, богатенькому, что ты убийца, посмотрим, какова его любовь на самом деле!
Вика. Я не убивала ее!
Виктор. Конечно, не убивала. Это же я! Я, правда? Все же так думают, и суд так постановил. Это я насмерть девочку сбил на пешеходном переходе, это я пьяный за рулем ехал, я, не ты. Все, все так считают. Официальная версия. Но мы-то знаем с тобой, что это не так!
Вика. Я не убивала ее, понял! Она сама, сама выскочила, я не видела ее, она сама виновата! Она!
Виктор. Ты сбила. Она виновата. Я отсидел. Я круги эти гонял в своей голове все семь лет, и я не жалею, дура. Не жалею! А теперь думаю, может, не надо было тебя выгораживать? Сама бы там почалилась, по-другому бы запела.
Вика. Ты обещал, что все будет хорошо!
Виктор. Да уж куда еще лучше-то! Ты дома, у мамкиной сиськи болталась, в тепле, сытая, свободная, и мне же теперь говоришь о том, что я не человек, что я хуже животного. Ты думала, что я авторитетом буду тюремным, как в блатных песнях? Тогда бы не стыдно тебе было за меня? Не позорно? А я вот такой, какой есть! Вот он я, другого нет! Понятно?
Мария Петровна. Это так на него не похоже, Вика.
Вика. Мама, я же говорю тебе, каждый день одно и то же говорю: Витя устал. Ему нужен отдых. Ты разве не видишь, у него стресс?
Мария Петровна. Какой такой стресс? Он же дома.
Вика. Адаптация. Ты думаешь, ему легко после Америки, тут жить? Предприятия его обанкротились. Это же шок! У него там такие хоромы были, а тут ему приходится ютиться в проходной комнате.
Мария Петровна. Так давай ему твою комнату освободим, отдельную.
Вика. Мама, нет, ему не то нужно. Ему нужно отдохнуть, понимаешь? Отдохнуть.
Мария Петровна. Так он же отдохнул. У него же отпуск, он дома, с матерью. Отчего он устал?
Вика. Мама, это у него так стресс за все эти годы выходит, понимаешь? Накопилось.
Мария Петровна. Так пусть еще отдыхает тогда, сколько надо, я же только рада.