Лекарство (ЛП)

— В Программе делают так, чтобы они исчезли.

— Что? — спрашивает Джеймс, распахнув глаза. — Они что, убивают их?

— Мы не знаем, что они с ними делают. Все, что мы знаем — некоторые пациенты исчезают. Они никогда больше не контактируют с нами, никогда не появляются на нашем радаре. В общем, если Программа нас поймает… с нами покончено.

— Нужно спасти их, — говорит Джеймс. — мы не можем позволить…

— Слишком поздно, — отмахивается Даллас, — из Программы никого нельзя освободить. Мы пытались.

— Может, вы не так это делаете.

— Заткнись, Джеймс, — она пренебрежительно говорит. — Как будто ты что-то знаешь. Мы пробовали, у нас не вышло. Это никогда не кончалось хорошо, так что нам пришлось просто списать их со счета. Не то чтобы это решение далось легко.

— И что ты будешь делать? — спрашивает он. Я не верю, что Даллас может вот так сдасться. Мне она казалась сильнее.

Даллас замолкает на секунду, чтобы собраться с мыслями, и я как будто вижу, как она искореняет все чувства к ним.

— Они — неизбежная потеря, — холодно говорит она. — Пока что мы — это все, что осталось. Но я пытаюсь найти кого-нибудь, что-нибудь, чтобы помочь нам. Когда мы соберем достаточно сил, мы будем сражаться. Я обещаю. Мы будем сражаться.

Даллас встает, собирает свои длинные дреды в высокий узел. Кажется, ее обеспокоили слова Джеймса, и она не может смотреть ему в глаза.

— Думаю, вам нужно немного поспать. — гвооит нам Даллас. — у нас ест кое-какие планы, так что в четыре часа вы мне понадобитесь.

И до того, как мы успеваем задать еще вопросы, она выходит из комнаты, завершив этим разговор. На секунду становится тихо, и потом Джеймс наклоняется ко мне, чтобы прошептать:

— Если меня когда-нибудь поймают, Слоан, я рассчитываю, что ты спасешь мою задницу. Это ясно?

— И я скажу то же, — говорю я. Он решительно кивает и потом поворачивается, чтобы оглядеть других людей. Лейси сидит тихо, сложив руки на груди. Такой подавленной я ее раньше не видела. Это меня беспокоит. У меня громко урчит в животе, и Джеймс бросает на меня взгляд, а потом обращается к Касу.

— Эй, чел, — говорит он, — в этом месте найдется что-нибудь поесть? Вот она, — он указывает на меня большим пальцем. — похоже, устроила голодовку.

Кас смеется.

— Ага. Давай, я тебе тут все покажу.

Я встаю, но Лейси так и сидит, потирая лоб, как будто у нее болит голова.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, трогая ее за плечо.

Она поднимает глаза, и ее взгляд не сфокусирован, как будто она смотрит сквозь меня.

— Стресс. Мятежники. Кто знает? — она слабо улыбается. — Это пройдет.

Ее слова совсем не развеивают мое беспокойство.

— Джеймс, — говорю я, повернувшись к нему, — я догоню тебя через секунду.

Он наклоняется, как бы спрашивая, все ли в порядке. Когда я киваю, он выходит в коридор вместе с Касом. Я пододвигаюсь к Лейси.

— Мы прошли через очень многое, — говорю я ей. Другие мятежники выходят из комнаты, и в тишине воздух начинает наполняться печалью.

— Мне жаль, что так случилось с Кевином.

Лейси закрывает глаза.

— Мне тоже.

Кевин был обработчиком, которого приписали ко мне сразу после завершения Программы, а Лейси была моим единственным другом. Я даже не знала, что они знакомы, пока об этом не сказала сестра Риэлма.

— А как ты связалась с мятежниками? — спрашиваю я Лейси. В комнате пусто, но я все равно говорю тихо — на этом этапе моего выздоровления паранойя глубоко въелась в меня.

— Через Кевина, — говорит она, — я встретила его в Самптер Хай, за несколько недель до того, как ты вообще появилась. В нем было что-то, что подсказало мне: он не такой, как другие обработчики. Несколько раз мы встречались в Велнес центре. Говорили на улице. А потом мы выпили вместе кофе — в другом городе, конечно. Он сказал мне, что видит во мне борца. Предложил стать частью мятежников. Потом появилась ты, и ты была как я — думаю, прирожденная смутьянка.

Мы обе улыбаемся, но при мысли о Кевине я чувствую боль. Он был моим другом.

— Он позвонил мне до своего исчезновения, — говорит Лейси, смахивая слезинки под глазами. — Кевин думал, что за ним следят и сказал мне, чтобы я не ждала его и ехала на встречу с тобой и Джеймсом. Он сказал, что догонит меня на месте встречи. Я ждала так долго. Я ждала, пока не появились Кас и Даллас, а когда они попытались уговорить меня уезать без кевина, я подралась с ними. Я даже ударила Каса в лицо. Я дралась изо всех сил, но они затащили меня в еще один фургон, и один из их парней привез меня сюда — за несколько часов до тебя. Я думаю, Кевина больше нет, — говорит она, — я думаю, он мертв.

— Может быть, он в Программе, — говорю я, хотя я не уверена, могут ли утешить ее эти слова, особенно теперь, когда Даллас сказала нам, что мятежники исчезли. — Когда все закончится, мы найдем его.

Лейси с силой трет щеки, стирая слезы, которые она не удержала.

— Нет, — говорит она, — ему больше восемнадцати, и он слишком много знает. Они убили его. Знаю, что убили.

— Не думай так, — начинаю я, — есть много других…

— Слоан, — говорит она, прерывая меня, — я и правда очень устала. Может, поговорим об этом в другой раз? Голова болит просто жутко.

— Я буду здесь, — говорю я, — не то чтобы я куда-то собиралась.

Я пытаюсь заставить ее улыбнуться, но Лейси только благодарит меня и быстро выходит из комнаты. Оказавшись одна, я оглядываю пустое помещение, пытаясь осознать тот факт, что я действительно здесь. Я — мятежник.

* * *

Кухня представляет собой переоборудованный офис с маленькой стойкой и раковиной, с белым холодильником и старой варочной панелью.

— Что было тут раньше? — спрашиваю я, озираясь по сторонам.

— Не знаю, — говорит Кас. — Это здание стоит здесь уже довольно давно, но Даллас не могла точно вспомнить, где оно находилось. Я нашел его для нее; и тут довольно неплохо. Намного лучше, чем в некоторых местах, где я жил.

Кас достает из морозилки пару буррито и кладет их в микроволновку. Я благодарю его и сажусь за круглый стол, а Джеймс облокачивается о стойку. Теперь, когда у нас есть настоящая еда, я понимаю, как проголодалась.

— Так вот, — говорит Кас, обводя кухню рукой, — я знаю, что это не слишком уж много, но здесь нас десять человек — теперь двенадцать. В Филадельфии у нас было тридцать человек, но это если считать и тех, кого забрали обратно в Программу. Мы не знаем, скольких еще мы потеряли.

Он опускает глаза.

— У нас становится больше баз, чем людей.

Сигналит микроволновка, и Кас выкладывает буррито на бумажные тарелочки и ставит их на стол. Джеймс садится рядом со мной и сразу же хватает один буррито. С набитым ртом он сразу же бормочет, что еда слишком горячая.

— Я никогда не был в Программе, — как бы невзначай говорит Кас, — но эпидемия унесла моего брата.

Я смотрю на него, и грудь мне пронзает острая боль.

— И моего тоже.

— А моя младшая сестра недавно исчезла, — добавляет Кас, — считается мертвой. После смерти Хенли, она вроде как слетела с катушек. Стала настоящим параноиком, говорила, что наши телефоны прослушивают, а за ней следят. Она исчезла, но выходит, что насчет Программы она была права. Я был через дорогу и видел обработчиков, когда они искали ее в нашем доме.

— Сколько лет твоей сестре? — спрашивает Джеймс.

— Четырнадцать.

Меня начинает подташнивать при мысли о ком-то столь молодом, кто решился на такое безрассудство, как побег, зная, что это может стоить жизни.

— Мне жаль, — говорю я, пододвигая буррито к Джеймсу.

Кас тяжело вздыхает.

— Спасибо. Я все думаю, что она просто вернется. Я ее крепко обниму, а потом заставлю сидеть дома до конца жизни.

Он смеется, но не похоже, что он верит своим словам. Он не думает, что его сестра вообще вернется.

Кас отходит от стойки и судорожно вздыхает.

— Мне нужно идти, — говорит он. — Я устал с дороги, и до нашего собрания мне нужно немного поспать.

— Спасибо, — я быстро говорю ему. — Я правда ценю твою помощь.

— Нам нужно помогать друг другу, — отвечает он. — а иначе никто из нас не справится. Кстати, комната в конце коридора — ваша. Но я предупреждаю, — добавляет он, улыбнувшись. — там не слишком уютно.

— Черт, — говорит Джеймс, — а я-то надеялся найти с утра маленькие шоколадки на подушке.

— В следующий раз. Обещаю.

После того, как Кас уходит, Джеймс снова ставит передо мной еду, показывая, чтобы я поела. Когда мы заканчиваем есть, мы берем с пола рядом с холодильником пару бутылок воды. Даже хотя еще светло, по ощущениям уже полночь — теперь, когда мы в бегах, у нас перепутался день с ночью.

Мы идем к комнате, Джеймс толкает дверь и по-настоящему смеется. В маленькой комнатке сотит двуспальная кровать и обшарпанная деревянная тумбочка. Окон нет, а свет исходит от лампочки без абажура, которая свисает с потолка.

— Ух ты, — говорит Джеймс, оглядываясь на меня. — Я и правда надеюсь, что понял, куда мы вляпались.

Я захожу, с облегчением замечаю вроде как чистые простыни на матрасе. Джеймс закрывает дверь, запирает ее и потом бросает вещмешок на тумбочку. Он стоит и оглядывает комнату, а я сажусь на край кровати.

— Здесь не хватает женской руки, — говорит он, глядя на меня, — не возражаешь?

Я улыбаюсь, понимая, что он говорит не совсем о моем умении украшать помещение. Но я еще волуюсь из-за того, что Кевин пропал, что Лейси неважно себя чувствует. Из-за всего.

Джеймс окидывает меня взглядом, смотрит на мое лицо.

— Давай рухнем в постель, — тихо говорит он, — мы по-настоящему не спали уже несколько дней, и я думаю, мы должны встретить то, что нам предстоит, на свежую голову.

— А что предстоит? — говорю я.

Джеймс качает головой.

— Хотел бы я знать.

Он вздыхает и забирается в постель. Хорошо взбивает подушку и ложится рядом со мной. Когда он замолкает, я смотрю на него. Его взгляд затуманивается.

— Не хочешь подремать? — спрашивает он.

За последние несколько дней, месяцев, наверное, лет, мы прошли через столь многое. Это трудно даже облечь в слова, и я просто киваю и устраиваюсь рядом с ним.

Джеймс подвигается, приблизив губы к моему уху.

— Мы сделали это, — шепчет он, и его губы щекочут мне кожу. Его рука скользит мне по ноге, и он кладет ее себе на белро. Теперь, когда мы обнимаемся, я чувствую, что в безопасности — как будто я могу держаться за нас двоих.

Но когда Джеймс целует меня в шею, я вспоминаю о таблетке в моем кармане. У нас не было времени поговорить о ней, до конца.

— Джеймс. — хрипло говорю я, — нам нужно поговорить об оранжевой таблетке.

Он резко останавливается, я чувствую его горячее дыхание у себя на шее.

— Ладно.

Он еще раз легонько целует меня, а потом кладет голову на подушку рядом со мной. Его глаза серьезны, даже хотя он пытается успокоиться.

— Что случилось?

Это подтверждает мои подозрения.

— Ты бы хотел вернуть свое прошлое — все, даже плохие вещи — если бы ты снова заболел из-за этого?

— Слоан, — говорит он, — это не имеет значения. Мы…

— Если бы меня не было, — прерываю я, — если бы меня можно было бы не брать в расчет, ты бы принял ее?

— Куда ты, блин, клонишь?

— Просто ответь.

Джеймс замолкает и потом кивает.

— Да, — выдыхает он, — наверное, принял бы.

— Без колебаний?