Лекарство (ЛП)

От ее голоса у меня бегут мурашки, и, судя по виду Джеймса, он понимает, что его угроза не возымела должного эффекта. Даллас непробиваема; я не знаю, боится ли она чего-нибудь.

Мы продолжаем ехать, и пейзаж меняется. Позади, в Орегоне, мы оставили деревья, которые пологом нависали над дорогой, а здесь мы под открытым небом. Но и здесь растут цветы, и зеленые холмы уходят вдаль. А дальше надо всем возвышаются исполинские горы. От этого дух захватывает.

Стяжка у меня за спиной впивается в кожу у меня на запястьях. Я морщусь, но пытаюсь обратить все в шутку, когда вижу, как злится из-за этого Джеймс. Он садится так, чтобы я могла опереться о него и расслабиться, и вместе мы смотрим, как сельский пейзаж сменяется заборами из проволочной сетки и старыми мастерскими.

— Добро пожаловать в Солт-Лейк-Сити, — говорит Даллас, заворачивая на парковку одноэтажного склада с осыпающейся кирпичной обшивкой. Я ожидала увидеть огороженный лагерь, и меня снова начинает охватывать паника при мысли о том, что мы так беззащитны перед Программой.

— Технически, — добавляет Даллас, поджав губы и оглядывая окрестности, — мы находимся в пригороде. Город намного симпатичнее. Но здесь мы в большем уединении. Тут достаточно плотная застройка, чтобы мы могли прятаться в течение дня. Кас проделал большую работу.

Даллас паркуется за кадиллаком и глушит мотор. Поворачивается и оглядывает нас.

— Обещаете, что будете хорошими мальчиками и девочками, если я разрежу стяжки? — спрашивает она. — Раз уж мы добрались так далеко, мне хотелось бы верить, что вы не причините неприятностей.

— Пожалуйста, не говори глупостей, Джеймс.

— Все, что я делаю — причиняю неприятности, — говорит Джеймс монотонным голосом. Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него, но Даллас только смеется и выходит из машины. Джеймс смотрит на меня и пожимает плечами, совсем не раскаиваясь за то, что стал перечить мятежникам, которые вообще-то держат нас в заложниках.

С громким металлическим скрежетом дверца фургона скользит и открывается, и нас ослепляет полуденный солнечный свет. Мы моргаем, и потом Даллас берет меня за руку и выводит из фургона. Передо мной появляется Кас с перочинным ножом. Я резко, испуганно ахаю, но он быстро поднимает вверх другую руку.

— Нет, нет, — говорит он, качая головой. Похоже, он обижен тем, что я подумала, что он может ранить меня. — Это чтобы снять стяжки.

Он бросает взгляд на Джеймса, который как раз подошел к двери, готовый наброситься на него.

— Эй, серьезно, — Кас показывает ему, чтобы тот выходил. — Вы не заключенные.

Джеймс ждет пару секунд, и потом прыгает на тротуар. Он поворачивается спиной к Касу, но внимательно смотрит за мной, пока Кас разрезает пластиковые стяжки. Даллас смотрит на нас, удивленно подняв свои высокие темные брови. Это длится недолго. Как только Джеймс освобождается, он разворачивается и хватает Даллас за футболку, прижав ту к корпусу фургона.

— Если ты снова обидишь Слоан, — рычит он, — я клянусь, что…

— Что? — спокойно спрашивает Даллас. — И что ты сделаешь?

Даллас почти такая же высокая, как и Джеймс, но она кажется слабее, когда ее тоненькая рука тянется к запястью Джеймса. Она ловит его на лжи. Я смотрю, как лицо Джеймса мрачнеет, и он отпускает ее. Не успевает он отойти, как Даллас выкидывает локоть вперед, внезапно бьет Джеймса по подбородку, а потом ее длинная нога цепляет его ногу, и она отправляет его на землю. Я выкрикиваю его имя, но Джеймс лежит неподвижно и смотрит в небо. Даллас наклоняется рядом с ним, улыбается и поправляет смятую футболку, при этом растянутая ткань спадает с ее плеча.

— Какой темперамент, — говорит она, — каак жаль, что ты не дрался сильнее, когда они волокли тебя в Программу.

Ее слова шокируют меня, ранят, потому что говорить это так жестоко — как будто это мы виноваты, что нас взяли. Он не возражает. Как он может возразить против того, чего он не помнит?

— Теперь, — говорит Даллас, громко хлопнув в ладоши, — нам лучше зайти внутрь.

Она идет ко входу на погрузочную платформу. Джеймс бормочет, что он заберет из фургона нашу сумку.

Солнце светит мне на щеки. Тут нету тени от деревьев и жарче, чем я привыкла. Парковка рядом с этой пуста, и я думаю, Даллас была права насчет уединения. Тут тихо.

Кас прокашливается и проводит рукой по длинным русым волосам. Если рассмотреть внимательнее, его нос не кажется сильно переломанным. Небольшая царапина на переносице, да ноздри распухли, и, конечно, черные синяки под глазами. Лейси могла сделать ему и хуже.

— Даллас не всегда была такой, — тихо говорит Кас. — До Программы она вела совершенно другую жизнь.

— Она была в Программе? — удивленно спрашиваю я. — Она говорила так, как будто ненавидит возвращенцев.

Кас качает головой.

— Она ненавидит то, что делает Программа. Теперь она тренируется большую часть времени.

— Для чего тренируется? — спрашиваю я, глядя, как Джеймс выплевывает на тротуар сгусток крови. Даллас ударила его сильнее, чем я думала.

— Самооборона, — отвечает Кас. — Как убить кого-то, если придется. Или если захочется.

Он замолкает.

— Слушайте, я знаю, что может казаться по-другому, но мы на одной стороне.

— Уверен? — я поворачиваюсь боком, чтобы он заметил стяжки, которые все еще связывают мне руки. Кас извиняется и осторожно берет меня за предплечье, чтобы начать разрезать пластик.

— Кто знает, — говорит Кас, стоя позади меня, — может, под конец мы все подружимся.

Когда он обрезает стяжку, руки у меня освобождаются, и я потираю то место, где они натерли кожу.

— Я бы на это не рассчитывал, — Джеймс отвечает Касу и встает между нами. Бросает на землю вещмешок и берет меня за руки, чтобы осмотреть красные отметины. Нежно проводит пальцем по поцарапанной коже, потом подносит мои запястья к губам и целует их.

— Лучше? — спрашивает он с расстроенным видом, хотя это не его вина.

Я обнимаю его, прижавшись щекой к его шее. Не знаю, изменилась ли наша ситуация к лучшему или к худшему.

— Я чертовски боюсь, — шепчу я.

Джеймс зарывает лицо мне в волосы, шепчет, чтобы Кас не услышал:

— Я тоже.

И эти слова каким-то образом о чем-то мне напоминают — о каком-то призрачном воспоминании, которое я не могу различить. Таблетка у меня в кармане может все изменить — я бы все вспомнила. Я отхожу от Джеймса и вижу в его глазах то же выражение, ту же неуверенность, как будто он тоже чувствует знакомое воспоминание. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом нас зовет Даллас, стоя в дверях.

— Если вы не напрашиваетесь на вмешательство обработчиков, — говорит она, — вам лучше скрыться из вида.

Упоминания об обработчиках достаточно, чтобы заставить меня шевелиться. Джеймс берет меня за руку, и мы идем к зданию, которое кажется пустым, к тому, что осталось от мятежников, в надежде, что мы будем в безопасности, вне Программы. Пусть и ненадолго.

Глава 2

Внутри здания все завалено стройматериалами: большими запечатанными ведрами, грудами пыльных мешков, сплющенными картонными коробками. Я глубоко вздыхаю, раздумывая, как мы будем жить на пустом складе, а Даллас идет в другой конец помещения и тянет на себя дверь.

Она обводит рукой помещение.

— Это только фасад, — говорит она, — мы живем внизу. Там безопаснее.

— Отсюда есть выходы? — спрашиваю я, вглядваясь в темный лестничный проем позади нее.

Она закатывает глаза.

— Слоан, ты что, инспектор по безопасности? Конечно, выходы есть, но я бы предпочла, чтобы ты не выходила наружу в середине дня. Репортажи о тебе круглосуточно крутят по CNN, и я не могу рисковать тем, чтобы тебя заметили.

— А обо мне они говорили? — спрашивает Джеймс. Его злость на Даллас немного поутихла, что, я полагаю, хорошо, поскольку похоже, что мы тут застряли вместе на некоторое время. Моя неприязнь к ней ни капельки не ослабла.

— О тебе упоминали, — Даллас говорит Джеймсу. — Но они еще не раздобыли твое фото. Подожди, пока найдут; тогда мы не сможем хорошо спрятать тебя.

Джеймс улыбается мне, и я хлопаю его по плечу.

— Что? — спрашивает он. — Это же хорошо. Это значит, что люди, может быть, будут задаваться вопросами о Программе. Почему это мы решили сбежать?

Кас усмехается и проходит мимо нас на лестницу. Даллас, положив руку на ручку двери и замерев, поднимает глаза на Джеймса.

— Не сработает, — говорит она, и в ее голосе я слышу разочарование. — Они все переврут. Как всегда. Программа контролирует масс-медиа, Джеймс. Они контролируют все.

Даллас как будто сама беспокоится из-за своего ответа, но, пытаясь скрыть это, поворачивается и бежит по ступенькам.

Джеймс смотрит ей вслед, как будто пытается разгадать, что у нее на уме. Но что если то, что говорит Кас — правда, и если Даллас прошла через Программу, она, вероятно, даже не знает сама себя. Так что ничего у Джеймса не получается.

По узким ступенькам мы спускаемся на нижний уровень, который, как я понимаю, находится как раз под улицей, и заходим в первое помещение. В нем выскокие окна, хотя и закрытые пожелтевшими газетами. Мы проходим мимо вентиляции, из которой струится поток воздуха, и у меня по рукам пробегают мурашки. Не знаю, откуда у них электричество, но похоже, что мятежники не такие уж и оборванцы, какими кажутся.

В центре комнаты стоит потрескавшийся кожаный диван и несколько складных стульев, но кроме этого, ничего нет. Выглядит угрожающе.

— Где все? — спрашиваю я, и во мне нарастает тревога. Я думала, ты говорила, что есть и другие. Я думала, тут Лейси.

Даллас поднимает руки вверх, показывая, чтобы я успокоилась.

— Все в порядке, — она успокаивает меня. — Все тут.

Она идет назад в коридор, и проходит много — ужасно много — времени, пока я не понимаю, что он проходит через все здание. По углам валяются шарики из пенополистирола. Над головой мигают и гудят флюоресцентные лампы.

— Они, наверняка, в задней части здания, — говорит Даллас. — Знаешь, тут не так уж и плохо. После того, как я вышла из Программы, это — первая секретная база, куда я попала.

— Ты прошла через Программу? — спрашивает Джеймс. Из-за того, что он знает об этом, он, кажется, ей сочувствует, но Даллас резко на него набрасывается.

— Не жалей меня, — говорит она, — мне не нужна твоя жалость. Программа отняла от меня все — и не только отсюда.

Она стучит себя по виску. Кас, рядом с нами, смотрит вниз, смутившись от того, на что намекает Даллас.

— Давайте просто скажем, — снова начинает она, — что они чертовски много мне должны.

На ее лице появляется беззащитное выражение, и она обхватывает себя руками, поворачивается и идет по коридору одна.

— Что это было? — спрашиваю я у Каса, понимая, что могу узнать о состоянии рассудка Даллас больше, чем мне бы хотелось. Это было похоже на нервный срыв, но я вспоминаю о мерзком обработчике Роджере — о том, как он торговался с пациентами. И о том, что они должны были дать ему взамен частички своих воспоминаний.

— Не мне рассказывать эту историю, — серьезно говорит Кас, — но я уверен, что рано или поздно ты об этом услышишь. В этом месте трудно хранить секреты.

— Слоан? — кто-то тихо зовет меня. Я поднимаю глаза и в том конце коридора вижу Лейси. Она стоит там, ее светлые волосы перекрашены в ярко-рыжий цвет, на ней черная футболка без рукавов и камуфляжные штаны. Я чувствую прилив облегчения, и мы обе бежим вперед, встречаемся где-то в середине коридора и обнимаемся.

— Не думала, что ты справишься, — говорит она, уткнувшись мне в плечо, — твоя фотография повсюду.

Она отходит от меня, приподнимает за плечи и смотрит в лицо.

— Ты в порядке?

Я не знаю, как давно я знакома с Лейси — не могу вспомнить прошлое — но с тех пор, как я вернулась, она стала моим преданным другом.

— Я в порядке, — говорю я ей, — напугана, но в порядке. Мы с Джеймсом добрались до границы, чтобы встретиться с тобой, но вас там не было.

Во мне просыпается страх.

— Даллас сказала, Кевина не было.

Лейси кивает, не глядя мне в глаза.

— Он так и не добрался до места встречи, — говорит она. — Наверное, они арестовали его. Я… не знаю, где он теперь.

Она сильнее сжимает мне руку, и я понимаю, что история их отношений с Кевином еще недосказана. Что бы это ни было, прямо сейчас она ничего не расскажет мне. Она толкает меня в комнату, где собрались Даллас и еще несколько человек.

В центре темного помещения стоит овальный стол, вокруг него — минимум дюжина стульев. Дерево потрескалось, а некоторые стулья выглядят так, словно вот-вот развалятся, но Даллас хватает один из них и поворачивает, чтобы сесть на спинку. Когда заходит Джеймс, она сразу же смотрит в его сторону.

Джеймс оглядывает комнату, остановившись, когда замечает Лейси.

— Мне нравится рыжий цвет, — говорит он. Хотя я подозреваю, что он просто хотел сказать ей, что рад, что она в порядке.

Лейси улыбается, и выражение ее лица смягчается.

— Почему я не удивляюсь, увидев тебя тут, Джеймс? А, ну да. Потому что ты — заноза в заднице и постоянно оспариваешь авторитеты.

Он пододвигает ей стул.

— Похоже, у нас много общего.

Когда она садится, Джеймс пододвигает стул для меня и потом садится рядом.

— Ну, Даллас, — говорит он, опираясь локтями на стол, — каковы планы? Что именно делают мятежники?

Трое человек рядом с Даллас садятся. Ждут, пока она все объяснит. Они выглядят совершенно обычными — и не так, как возвращенцы: никаких поло с воротником и юбок хаки. Как самые обычные люди.

— Не все из нас прошли через Программу, — начинает Даллас. — Кое-кто, как Кас, — Даллас показывает на него, — находятся здесь, потому что кто-то, кого они знали, исчез, покончил с собой. Или совсем позабыл о них.

Девушка рядом с Даллас опускает голову.

— Программа повсюду, и находить людей, которые бы согласились сражаться вместе с нами, становится все тяжелее и тяжелее. Особенно взрослых. Мятежники хотят увеличить свою численность, чтобы у нас было достаточно людей и мы могли бы наносить реальный вред. Но Программа всегда на шаг впереди нас.

— А что случилось с другими мятежниками? — спрашивает Джеймс. — С теми, которые были на твоей секретной базе?

У Даллас поникает лицо.

— Там был обыск, — начинает она, — и тех, кто не смог убежать, отправили обратно в Программу. В официальном докладе сказано, что у них был рецидив — побочный эффект, когда вспоминания, возвращаясь, сводят человека с ума — но это была ложь. В Программе арестовали их, чтобы подавить любое сопротивление.

Ее лицо бледнеет. Внезапно она больше не мятежник. Она просто девушка.