«Первая тройка», или год 2001

Павловский (поперхнувшись чаем). Э… э…

Титов (с удивлением). Отказывается? Неужто? Я хотел бы от него самого услышать это. Возможно ли?

Федя (глухо). Нет, верно, я не могу лететь.

Титов. То есть как это?

Федя. Не могу, и все…

Титов. Это, брат, не ответ. Как это так «не могу»! Два года готовился, стал победителем конкурса, прошел все испытания, и вдруг на тебе: «не могу». Что случилось?

Федя молчит.

Но сказать почему, ты, надеюсь, можешь?

Федя. Не могу.

Титов. И вы тоже не знаете, почему ваш товарищ отказывается от полета?

Вадим. Не знаем.

Наташа. Он не говорит.

Павловский (обретя дар речи). Герман Степанович! Кто же тогда полетит вместо него?

Титов. Есть кому лететь-то. Вторая тройка наготове. Но не это главное! Почему же все-таки Федор Дружинин считает возможным так подвести своих товарищей?

Федя (горячо). Я никого не хочу подводить и не подвожу. Если бы я хотел… (Замолкает.)

Титов. Договаривай, договаривай! Если бы хотел, то что?

Федя (помолчав). Ничего.

Титов (ходит по комнате). Ну и загадки ты нам тут задаешь, молодой человек! Я должен тебе сказать, что поступаешь ты не слишком честно. Выходит, что нет у тебя чувства товарищества! Вот чего стоят все наши испытания и проверки. Ты своим отказом разрушаешь всю тройку! Неужели ты не понимаешь этого?

Федя (глядя в пол). Почему разрушаю? Вместо меня может полететь Асен Босев из Болгарии… или просто они вдвоем…

Титов (решительно). Ну вот что, товарищи! Мы, я вижу, так ни до чего не договоримся. На сегодня считаю разговор исчерпанным!

Все поднимаются.

Павловский. А как же, встречу в горкоме отложить придется?… Странно все это и непонятно. (Пожимает плечами.)

Титов (ребятам). Вы, ребята, идите! (Феде.) А ты задержись! (Павловскому.) С вами мы потом созвонимся! (Прощается с Павловским, Наташей и Вадимом.)

Федя остается, остальные уходят.

(Феде.) Ну, давай, как говорится, поговорим без свидетелей. С глазу на глаз. Согласен?

Федя молчит.

Так что же все-таки у тебя стряслось? Ведь не струсил же ты? Уверен, что нет. Ты не трусливого десятка. Может, изменились семейные обстоятельства? Это мы сообща уладим…

Федя молчит.

Поссорился с друзьями? Не поверю… Может быть, ты заболел? (Кладет Феде на плечо руку.) Давай, брат, начистоту! Выкладывай!… В семье космонавтов не может быть никаких недомолвок!

Федя молчит.

Я должен знать причину. Я отвечаю за этот рейс перед правительством. Перед всеми ребятами на свете… Тебе не стыдно молчать?

Федя (выдавливает из себя). Стыдно, но сказать еще стыднее.

Титов. А ты не стыдись, я пойму тебя, как отец.

Федя. Я не имею права лететь.

Титов (подумав). Не имеешь права? Что же ты натворил?

Федя. Ничего я не натворил. Просто…(Замолкает.)

Титов. Ну говори, говори!

Федя (решившись). Хорошо. Я скажу… (Не глядя на Титова.) Я знал перед испытанием, что это не настоящий полет… что все нам будет только казаться.

Титов (помолчав). Кто же и когда тебе раскрыл нашу тайну?

Федя. Не знаю… Перед самым стартом. За несколько минут. Я случайно услыхал, как кто-то сказал за спиной: «Две недели полное ощущение полета в этой бандуре, а потом полное разочарование…»

Титов. В «бандуре» значит? Так и сказал?

Федя (кивает головой). В «бандуре»!

Титов. И ты промолчал? Не сказал ребятам?

Федя. Конечно. Какое же это было бы товарищество? Ведь скажи я им, что все это липа, испытание сорвалось бы и у вас и у них. Пусть уж лучше я один… (Вспоминает.) Слышу сигнал тревоги, дуйаю про себя: «Липа!» За окошком — серо-буро-малиновое, тоже липа! Наташа беспокоится за своего Марсика, а я-то все знаю и только злюсь. «Через две недели, думаю, расцелуешь свое лохматое сокровище!» Теперь понимаете, почему я не имею права лететь? Для меня ведь испытанием было только молчать в тряпочку и терпеть, а для них и для вас это было испытание настоящее.

Титов (сочувственно). Да-а-а… Не ожидал… Не легко тебе было эти две недели. Сочувствую.

Федя. Вот и пойми, где граница между дружбой и долгом! (Неожиданно оживляясь.) А вообще-то здорово, ловко придумано. Если не знать секрета, то ни в жизни не догадаешься! (Лукаво.) Хотя одна накладочка у вас все-таки была!

Титов. Какая же? Любопытно.

Федя. Ребята ждали, когда по радио о полете объявят, а сообщения-то не было. Можно ведь было бы на пленочку записать и прокрутить, для полной убедительности.

Титов. Молодец! Верно подметил. Учтем на будущее. Ну вот что, сынок. Разговор у нас с тобой был доверительный, но все же мне придется объяснить комиссии, почему ты не можешь лететь… Не имеешь права… как ты говоришь…

Гаснет свет.

Седьмая картина

По радио звучит торжественный голос диктора:

«ЭТОТ ДЕНЬ — ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА ВПИШЕТ ЕЩЕ ОДНУ ГЕРОИЧЕСКУЮ СТРАНИЦУ В СЛАВНУЮ ИСТОРИЮ ЮНЫХ ЛЕНИНЦЕВ. МЫ ВЕДЕМ СВОЙ РЕПОРТАЖ С ЦЕНТРАЛЬНОГО КОСМОДРОМА СОВЕТСКОГО СОЮЗА. КОСМОПЛАН «ПИОНЕР-ОДИН» ГОТОВ К СТАРТУ. ЕГО ЭКИПАЖ УЖЕ НА БОРТУ. ИДЕТ ПОСЛЕДНЯЯ ПРЕДСТАРТОВАЯ МИНУТА. СЕЙЧАС ВЫ УСЛЫШИТЕ ЗАВЕРШАЮЩИЙ ОТСЧЕТ СЕКУНД И «ПИОНЕР-ОДИН» УСТРЕМИТСЯ К МАРСУ… (Начинается отсчет секунд.) ДЕСЯТЬ… ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ… СЕМЬ… ШЕСТЬ… ПЯТЬ… ЧЕТЫРЕ… ТРИ… ДВА… ОДИН… СТАРТ!»

Рев мощных двигателей сливается с музыкой известной уже увертюры «Полет в космос».

В момент поднятия занавеса Вадим и Наташа находятся в кабине космоплана «Пионер-1» на пути к Марсу. Третий космонавт, вышедший в космос, проверяет что-то в наружной носовой части корабля. Его плавающая в космосе фигура то появляется, то исчезает за иллюминатором. Цифры и формулы сменяют друг друга на светящихся шкалах аппаратуры. Мигают разноцветные лампочки. Вадим что-то записывает. В кабине, на видном месте, висит фотография Марсика.

Вадим (рассуждает вслух). Если скорость нашего корабля относительно Земли при выходе из сферы земного притяжения была равна двум и тридцати восьми сотым километра в секунду и направление скоростей совпали друг с другом, то через 237 суток после старта мы должны достигнуть орбиты Марса… Сегодня тридцать первое число… Выходит, что летим мы уже сто двадцать вторые сутки.

Наташа (прислушиваясь). Если мьгтолько летим!

Вадим (смеется). Летим! Летим! Теперь уже и по радио передавали.

Наташа. Могли и передавать. Федя у нас чересчур умный: посоветовал им в следующий раз записать на пленочку.

Вадим (вздыхает). Нет уж! На этот раз летим по-настоящему! Между прочим, ты заметила, совсем другое ощущение?

Наташа (серьезно). Знаешь, я часто мысленно возвращаюсь к тем двум неделям, которые для нас были испытанием, а для него пыткой. Это же надо обладать таким характером, чтобы все знать, а нам даже не намекнуть! Четырнадцать суток вместе с нами смотреть в иллюминатор, дежурить, мечтать и… молчать!

Вадим. Представляешь, если бы мы все трое знали?… Ой! У нас бы все валилось из рук. Мы бы просто оскандалились.

Наташа. Нет, что ни говори, а он показал себя настоящим другом. Жаль, конечно, что ему пришлось все это пережить одному…

Из люка появляется Федя. В руках у него скафандр.

Федя (возбужденно). Ребята! Антенна в порядке! Радио скорее включайте! И так уж, наверное, все пропустили!

Наташа. Ой! Как это мы заболтались! Вадим, что ж ты, на самом деле?! Скорей включай! Неужели пропустили?

Вадим торопливо включает радио. Из Москвы передают Новогоднее послание советскому народу. Звучат заключительные слова послания.

Диктор (мужской голос)…Социалистических Республик шлют свой сердечные поздравления советским людям, находящимся при исполнении служебного долга на других планет amp;х. Советский народ желает счастливого полета школьникам Советского Союза: Наташе Печатниковой, Вадиму Гонтареву и Федору Дружинину — экипажу космоплана «Пионер-один», совершающему рейс Земля-Марс-Земля. С Новым годом, дорогие ребята! С Новым годом, товарищи! С Новым годом, Вселенная!

Начинают бить кремлевские куранты. Наташа, Вадим и Федя заключают друг друга в объятия.