Идеальный мир

— Меня? На фига? — удивился Андрей.

— Да вот увидел, как ты тут грустишь, и решил выяснить, в чем дело.

— Я? — Андрею стало немного стыдно, но, как известно, от стыда мы начинаем обижаться и говорить еще больше гадостей. — Вам–то что за дело? Все время забываю, что в этом долбаном мире все, кому приперло, могут все знать обо всех. А потом припираются, блин, добренькие, и начинают выпендриваться.

— Ну почему же — припираются и выпендриваются? — возразил Утешитель. — Ты забываешь одну–единственную вещь: если бы ты так уж сильно не хотел, ты бы меня просто не видел. Значит, я тебе нужен хотя бы как мишень для грубостей. Хотя в этом случае тебе казалось бы, что я обижаюсь и начинаю спорить, ведь именно это обычно нравится таким, как ты. Так что дело в другом.

— Философ, блин! — выругался Андрей. С родителями он был не вежливее. Поверьте, это нормально в наши дни. Впрочем, чего это я, вы же сами из нашего мира. — Откуда я знаю, может, вам в кайф долбать мои мозги, а мое несчастье роли не играет. Или вы здесь важная шишка и вам вообще по фиг на здешние правила.

— На здешние правила, похоже, «по фиг» как раз тебе, — улыбнулся Утешитель, и Мечтательница в который уже раз поразилась его терпению. — Ведь с одной стороны, ты несчастен, с другой, твои желания выполняются. Вон, Мечтательница подтвердит, а она, между прочим, хранительница здешняя.

— Что за на хрен! — Андрей удивился словам Утешителя, но продолжил хамить. — Желания, говорите, выполняются? Да выполнилась бы хотя бы половина, я бы тут не сидел!

— Что–то не так, — сказал Учитель. — А чего тебе хочется на данный момент? Сильно хочется? Предупреждаю, ответ в духе «чтобы от меня отцепились» не засчитывается.

— Мне? — Андрей задумался. Он понимал, что выпендриваться перед этим… человеком не только бессмысленно, но еще и стыдно. Так что лучше действительно воспользоваться шансом разобраться в себе. — Любви хочется. Дружбы. Или подоставать кого–нибудь. Поспорить. Даже не любви и дружбы скорее и не интересного общения, потому что я совершенно не представляю свою жизнь без одиночества, а именно возможности пожаловаться на их отсутствие.

— Вот оно! — Утешитель смотрел на мальчика, сидящего перед ним. Несмотря на свою очевидную испорченность и глубокую показную несчастность, он сам себе верно поставил диагноз. Может быть, потому, что Учитель с этим не сталкивался раньше, а мальчик рос в мире, где это типично?.. — И вот из–за этого мироздание корежит? По–моему, все просто. Замуровать тебя в отдельном куске пространства, стереть нам память о тебе — и конец.

— Логично вообще, — ответил Андрей. Зря, ох зря он грубил этому мудрому человеку. — Но почему этого не происходит?

— Я вижу пока только один вариант, — задумался Учитель. — Хранительница — твоя знакомая Мечтательница, и именно ее мозг всем управляет. Значит, она к тебе неравнодушна.

— Что?! — подскочил Андрей. — Да она с этим сгустком треплется! — Тут он зажал себе рот рукой. Ведь он замкнулся в себе задолго до сгустка, потому что хотел этого. — Извините пожалуйста.

Мечтательница

Где–то вдалеке Мечтательница снова и снова повторяла про себя это слово: «Неравнодушна». Сначала она слегка обиделась — как можно такое говорить, потом вдумалась и поняла — правда. Андрей был необычным и, кажется, Утешитель не ошибся.

Да, у нее было много таких влюбленностей, но ран на сердце они не оставляли. Просто в какой–то момент она становилась им не так интересна, и они выходили в мир. Душевная боль здесь была невозможна, оставались только хорошие воспоминания.

Наверно, она влюблялась в тех, кому нужна была ее помощь. Андрей был как раз таким. Спасибо Утешителю, в этот раз она бы, наверное, сама и не справилась.

Она прислушалась. Андрей и Утешитель все еще говорили. Теперь этот разговор не был спором. Они просто сидели (напомню, для Андрея Утешитель был человеком) и рассуждали о жизни. Андрей рассказывал, Учитель слушал и давал советы.

— Извини, друг, мне пора, — Утешитель поднялся. — Кажется, еще кому–то в этом мире нужна моя помощь. Встретимся как–нибудь. Если хочешь знать мое мнение, — он подмигнул, — долго один ты не останешься. — Уж он–то прекрасно знал о привычке Мечтательницы подслушивать.

Хранительница не стала терять времени даром и поспешила к Андрею.

— Привет! — сказала она. — Уже не грустишь?

— Нет, не грущу, — Андрей улыбался так, как мы улыбаемся после сердечного разговора с другом. — Знаешь, я начинаю хотеть стать таким, как Он. Тяжелая работа — всех утешать.

Так обычно говорят дети, но разве не их устами глаголет истина? «Смешная и святая детвора», как назвал их великий певец нашего мира Юрий Шевчук.

Андрей

Встреча с Утешителем помогла. Теперь Мечтательница была с ним, но это был далеко не единственный плюс. Во–первых, исчезла противоречивость желаний. Теперь Андрей хотел: любви (которая у него была), дружбы (больше всего он хотел заслужить дружбу Утешителя), приносить пользу. Последнего ему хотелось все больше и больше.

Со времени разговора с Учителем (Андрей тоже стал его так называть) они с Мечтательницей проводили вместе все время. Гуляли, слушали музыку и разговаривали. Они были такими разными, что могли часами слушать рассказы о другой жизни.

Как я уже упомянула, многие разумные стараются не вспоминать свою прошлую жизнь, потому что были несчастливы. Андрея с Мечтательницей это не казалось, потому что они оба были не совсем обычными. Для Андрея быть несчастным давно было нормой, и теперь он еще не совсем привык к своему счастью. Мечтательница же в том мире мечтала лишь приносить пользу, и несчастна она там отнюдь не была. Скорее чувствовала себя ненужной.

Разговоры были интересными, но то ли привычка быть несчастным сказывалась, то ли Андрей взрослел. Каждый вечер перед сном (хотя сон в этом мире не обязателен, без него могут прожить только очень и очень немногие работоспособные или любящие тусовки субъекты) он упрекал себя за то, что никак не может собраться и начать приносить людям пользу. Мечтательница чувствовала, что у него опять начинается несчастное состояние, но не донимала его расспросами, потому что это уже не было потребностью, скорее это была тяга к самосовершенствованию.

Наконец Андрей рассказал ей о своих размышлениях.

— Ну что ж, теперь ты, кажется, нашел свое предназначение, — вздохнула она. Вот и еще одна любовь кончается. Какая же она по счету? И почему ей кажется, что она начала заражаться потребностью несчастья?..

— Может быть, — улыбнулся Андрей. — Понимаешь, я не знаю, с чего начать. Я не умею отслеживать вновь прибывших. Не умею выяснять, что беспокоит человека. Я не психолог, наконец.

— Вообще ты этому научишься, как только по–настоящему захочешь, — ответила Мечтательница. — Но, я думаю, тебе больше понравится попросить Утешителя научить тебя.

— Ты как всегда права! — Андрей обнял ее. Странное это зрелище для Безымянного (которого здесь уже начинали звать Наблюдателем): двурукий обхватил толстенного спрута и, кажется, никого это не беспокоит. — Вот только как мне его найти?

— Ты что, забыл, где мы? — улыбнулась (убейте, не знаю, как у разумных спрутов это выглядит) хранительница.

— Извини, тупой я. — Склонность к самоуничижению, которая по пословице хуже гордыни, в этом мире не стиралась. А уж для Андрея, склонного к самокопанию, стремлению быть несчастным и прочему мазохизму, было бы странно ей не обладать.

Утешитель

Со времен основания к нему бесчисленные тысячи раз обращались за помощью, но еще никто не хотел попросить его об обучении. Большинство жителей это мира были непробиваемыми эгоистами без всяких комплексов и принципов. Точнее, принципы и комплексы могли и иметься, но желанием помогать ближним могли похвастаться только он и Мечтательница.

— Я ведь Вас не сильно обидел тогда? — спросил Андрей.

— Что ты, я не обидчив. Иначе бы никогда не стал тем, кто я есть.

— Вот черт, а я совершенно неуравновешенный и ленивый! Извините пожалуйста.

— Если будешь все время извиняться, кто–нибудь тебя точно покусает, — улыбнулся Учитель. — А на счет качеств — в этом мире можно всему научиться без особых усилий, или ты забыл?

— Вот и Мечтательница то же говорил. Но это как–то неправильно… — признался Андрей.

— Тратить время на обучение, когда одних подростков из твоего мира поступает каждый день по сотне? Ты издеваешься? — Утешитель напомнил Андрею кого–то из одноклассников. Наверно, ту отличницу, которая считала ниже своего достоинства делать домашнее задание дома, и по это причине у нее было никогда не списать. Андрей, впрочем, уроки делал сам, а на просьбы «одолжить посмотреть» крыл матом. Да, сдержанным он никогда не был. А теперь предстоит слушать людей и давать советы. Без полного набора «читов» не обойдешься.

— Ну так подсуньте мне какой–нибудь легкий народ для начала… — неуверенно предложил Андрей.

— Друг мой, где ты такое видел? — Утешитель смеялся. — «Легкие» народы помощи не требуют и здесь оказываются крайне редко. И уж точно не являются источником противоречий в мироздании и даже несчастья не излучают. — Андрей покраснел. Он уже давно понимал, что вел себя, как неуравновешенный подросток, и страшно мучился по этому поводу. — А самым понятным для тебя народом будет, пожалуй, твой собственный. Что–то их последнее время много стало поступать, при чем взрослых почти ноль. И все проблемные.

— Извините уж… — Андрей зажал рукой рот. Действительно, мало кому нравится, когда человек все время извиняется. Это уже как слово–паразит стало. — А как выяснять, кому нужна помощь?

— Открою тебе маленькую тайну, — либо Учителя стало виноватым, — я не придумывал никаких методик, а просто этого захотел. Так что не чувствуй себя нечестным в большей степени, чем я. Я и так первые пару лет только и делал, что совестью мучился.

— Вы меня запутали, — удивился Андрей, — ведь к накручиванию себя с целью быть несчастнее, чем нужно, здесь способны только подростки из нашего мира, а вы, оказывается, тоже мучаетесь совестью.

— Видишь ли, — Утешитель улыбнулся, — либо мы с тобой не совсем обычные люди, либо нигде невозможно быть счастливым насильно. У меня вот в мире все стабильно, одинаково и прекрасно, а я там чувствовал себя ненужным.

— Тогда зачем нужен этот мир? — Андрей вконец запутался.

— Вопрос замечательный, — ответил Учитель. — Сам над этим думаю. Может быть, чтобы возможностей больше было. Может быть, чтобы от наших желаний не страдали другие. А может быть мы все лишь исполняем мечту хранительницы…

Саша

Она очень переживала, что отличается от сверстников. А отличалась она сильно: была выше большинства девочек в своем классе, одевалась как мальчик, никогда не красилась, много читала, мечтала стать писателем, до сих пор не определилась с профессией. Причем с профессией не определилась не потому, что ничего ее не интересовало и не получалось. Напротив, интересовало ее многое, только выбрать не представлялось возможным.

Ей всегда было легче говорить с учителями, чем с одноклассниками или даже родителями. Первые имели другие интересы, вторые в силу своего возраста обращались с ней не на равных, и ее это раздражало.

Сначала ей нравилось, что она не такая, как все, что ей все удается и перед ней открыты все пути. Потом она поняла, что ни переводчики, ни программисты дефицитом не являются, стало быть, ей будет сложно заниматься любимым делом, а ни певицей, ни ядерным физиком Саша быть не желала. Надо было определяться, кем она будет, а она еще не знала этого.

А еще ей начало все надоедать. В середине учебного года, когда кончились все олимпиады (не попав даже на областной тур, Саша сильно расстроилась), ей надоело учиться. Потом ей надоело терпеть людей, которые не были ей интересны. Наконец, она поняла, что у нее с этим миром отношения не сложились.

«А может, ну на фиг?.. — подумала она как–то утром, выключая будильник. — Первый раз в жизни прогуляю уроки. Хотя нет, тогда родителей терпеть. Дурацкий мир!»

Только она додумала последнюю фразу, как почувствовала сильное желание спать. Отрубаясь, она подумала, что все же прогуляет уроки. Как проснется, можно погулять пойти, чтобы родителей не видеть.

Знала бы она, что ей больше не придется никого терпеть в этом мире!

Андрей

Девочка, которая только что появилась в этом мире, была идеальным «первым опытом» для Андрея. Во–первых, она была из его мира и примерно его возраста. Во–вторых, у них были похожие интересы. В-третьих, у нее была похожая проблема: она тоже не переносила окружающих людей и вдобавок считала себя никому не нужной.

Андрей, все же воспользовавшийся «чит–кодом» от Утешителя, решил помочь ей, чтобы не мучиться совестью лишний раз.

— Привет! — сказал он.

— Привет! — сказала девочка. — Я сплю, да?

— Если кто–то тут и спит, то это я, а ты мне снишься, — улыбнулся Андрей. Пошутив, он вдруг поймал себя на мысли: а что, если это все сон, а на самом деле он все еще в своем мире, среди людей, которые ему никто? Да нет, не может такого быть. Слишком все четко и реалистично. И последовательно. И, даже если он спит, все равно этот сон его кое–чему научит. — Но я, наверно, не сплю, так что приветствую тебя в нашем мире!

— Что за мир? — спросила девочка. — Кстати, я Саша.

— Я Андрей, — Он тоже стал вежливым, ведь вряд ли захочется грубить, если ты счастлив. — Этот мир… — Он задумался. Что там Мечтательница говорила ему? — Это мир, в который ты попадаешь, если не можешь переносить своей действительности. Здесь каждый должен быть счастлив.

— Но я не чувствую себя такой уж счастливой… — сказала Саша. — Это не одна из антиутопий, где запрещается быть несчастным?

— Вот уж точно нет. — Мысли этой девочки ему положительно нравились. Она все время думает так, как он никогда не думал. Вот он, долгожданный собеседник! — Дело в том, что здесь сбываются желания.

— Да? — с явным сарказмом спросила девочка. — А если я захочу, чтобы у тебя поросячий хвостик вырос?

— Не эти желания! — Андрей непроизвольно потрогал то место, откуда обычно растут хвосты. — То, чего ты действительно хочешь.

— Ну и чего же ты хотел, оказавшись здесь? — спросила Саша.

— Как выяснилось, я хотел чувствовать себя глубоко несчастным и со всеми препираться. До сих пор стыдно за тогдашнее поведение. Теперь вот хочу людям помогать.

— Ну ты даешь! — Саша от души смеялась. — Э–э–э… Я ведь не должна обращаться к тебе на вы? Может быть, вам тысяча лет и вы просто приняли облик моего ровесника?

— В этом мире такое возможно, но это не тот случай. — Вот это называется гибкость ума! Похоже, она совсем не проста. — Обычно каждый здесь видит то, что хочет видеть. Но что–то много исключений из правила мне попадается.

Андрей не кривил душой — если считать его и Сашу, набирается уже пять таких существ. А «обычных» обитателей этого мира он видел всего пару сотен — он пару недель попутешествовал в компании Утешителя и вдоволь насмотрелся на разнообразные желания и их исполнение. В отличие от многих, он все видел объективно — никогда не любил представление. Но он видел еще очень небольшую часть этого мира, и пять человек — это не так уж мало.

— Может быть, тогда объяснишь, почему ты выглядишь почти как мой идеал парня? — потребовала Саша. — Высокий шатен, желто–карие глаза, вечно лохматые волосы…

Андрей от души расхохотался. В той жизни ему никто не говорил, что он красив, но, тем не менее, выглядел он именно так, как описала Саша.

— Ты не шутишь? — Отрицательное качание головой сквозь смех. — Так уж предки наградили. Извини уж.

Дальше они смеялись уже хором. Похоже, Саше особенная помощь не понадобится. Она освоилась в этом мире и не испытывала никакой скованности, а главное — она нравилась Андрею.

«Может быть, это и сон, — думал он. — В любом случае, если это и желание, то отнюдь не Мечтательницы».

Мечтательница

Мечтательница наблюдала за ними. Вот и еще один ее питомец, кажется, нашел свое счастье. А она? А что она? Она должна быть счастлива, глядя, как сбываются ее мечты. Только последнее время у нее было ощущение, что счастья особого нет.

Андрей всю неделю, что Саша была в этом мире, был с ней. Похоже, он был счастлив, ведь, кажется, нашел свою любовь. Он исполнял и другую свою мечту — помогал людям. Но часто Саша справлялась лучше него.

Мечтательница давно с ней познакомилась. Саша тут же сократила ее до Маши («Мечтательница — это длинно. Мечтой тебя не назовешь. Будешь Маша»). Андрей, понятное дело, попытался унять ее, но ему явно понравилось. Да и сама Мечтательница не спорила. Земное имя ей теперь вполне подходило, потому что она, похоже, заразилась от Андрея потребностью быть несчастной и теперь, кажется, даже испытывала ревность. Да уж, беседа с Утешителем бы не помешала. И нужен был не просто дружеский разговор, а его помощь. Еще не хватало, чтобы из–за нее в этом мире что–то пошло не так.

Утешитель

У него последнее время все чаще возникало впечатление, что с этим миром что–то не так. Раньше он относил это на счет непривычности возможности полного счастья. Но теперь оказалось, что все куда более запущено. Ибо рыба гниет с головы.

Перед ним стояла Мечтательница. Утешитель чувствовал ее желания: ей хотелось, чтобы ее обняли и сказали, что все хорошо. Лучше, чтобы это сделал Андрей. А еще она не хотела, чтобы это была иллюзия, чем сильно отягчала свое положение. Ее подсознание по–прежнему функционировало нормально, но под воздействием расстроенной нервной системы оно начинало давать сбои. Или, может быть, где–то в глубине души Мечтательница начинала злиться на всех и вся, и ее подсознание действовало по принципу обиженного ребенка: «Мне плохо, так пусть будет плохо всем».

— Ой-ё!.. — сказала какая–то частичка Учителя, когда он увидел все это.

Этим междометием он заразился от Андрея. Он уделял мальчику много времени, и тот, похоже, был достойным учеником, как и Саша, его «первый опыт». Но именно Андрей с Сашей, как ни странно, и были виноваты в том, что этот мир может начать рушиться. Хотя Утешитель и понимал: винить их нельзя.

Мечтательница заговорила:

— Что, кошмарно выглядят мои мысли? — Она и выражалась почти как землянка. Положительно, надо становиться Машей.

— И не такое видали! — бодро отозвался Учитель, пряча тревогу. Но Мечтательница на то и была хранительницей, чтобы знать все про всех.

— Я же вижу, какое у тебя было впечатление! — ответила она. — Да, я заражаюсь от Андрея земными чувствами. И еще я, кажется…

— Знаю, — Учитель погладил ее по голове, потому что сейчас она нуждалась в поддержке. — Я все знаю. Тебе просто надо отдохнуть.

— Отдохнуть? — удивилась Мечтательница. — От чего отдохнуть? Я и не занята ничем.

— Ты хранительница, не забывай, — объяснил Учитель. — И не говори, что это совсем не утомляет. От меня ты своего состояния не скроешь. Несправедливо, что хранительница никогда не менялась.

— Но… я не могу! — возразила Мечтательница и поняла: не только может, но и должна. Он прав. — И кого назначить хранителем? Андрея? Сашу? Тебя?

— Я бы предложил Наблюдателя, — улыбнулся Утешитель. — У меня другая функция, а Андрей и Саша подвержены чувствам ничуть не меньше тебя.

«А я бы предложила Сашу, — сказала глубоко внутри Маша. — Тогда бы нас с Андреем никто не разлучал!» Мечтательница потрясла головой, чтобы избавиться от навязчивой идеи. Учитель снова улыбнулся: