6
В лесочке у дороги было тихо. Лишь доносился шум от ленинградского шоссе, обозначенного вдалеке светящейся дымкой. Мелкий легкий снежок падал на опушенный инеем кустарник и черные, дремлющие елки. Под одной из их в позе пляжного отдыхающего лежал человек, одетый не по сезону — в пуловер и брюки. Босые ступни вызывающе торчали из–под белого «пуховика», успевшего основательно прикрыть тело. Наверно, как–то так замерзал в степи печально всем известный ямщик и многочисленные неизвестные, унесенные морозной зимой. Но этого человека кто–то крепко опекал в Небесном департаменте. Не уснул он вечным сладким сном, а пробудился, словно окликнутый грозным голосом, поднимающим опаздывающего в школу ученика. Мужчина сел, в изумлении огляделся, умылся снегом, осторожно встал, проверяя сохранность конечностей, потер, морщась и рыча, ушибленный бутылкой затылок и запрыгал, замахал руками, разгоняя охладевшую кровь. Да еще что–то громко выкрикивал на своем языке, поминая и святых и полицию и собственную маму. Реанимировавшись таким образом, стал энергично пробираться к дороге.
Но на трассе было мирно, тихо, пусто. Наконец показался одиночный автомобиль. Мужчина запрыгал по накатанному насту и отчаянно замахал руками. Слепя фарами, машина пронеслась мимо. Произнеся что–то резкое ей вслед, несчастный побежал к шоссе, не теряя надежды остановит попутку. Он кричал и едва не бросался под колеса каждому появлявшемуся на дороге автомобилю, но машины испуганно объезжали раздетого человека и, прибавив газ, исчезали. А мороз все больше давал о себе знать, до костей пробирая человека, не привыкшего, по всей видимости, к моржеванию и зимней ходьбе босиком по системе Порфирия Иванова.
Заметив приближающийся автомобиль, американец в отчаянии лег поперек дороги, покорно сложил на груди руки. Иномарка затормозила, из нее вышел человек в солидной дубленке, с отвращение посмотрел на босые ступни лежащего и выругался: — Бухарики совсем озверели, под колеса лезут. Тьфу, бомжатник в лесу развели. Полежи на обочине, остынь. Снежок мягкий… — Он попытался отпихнуть лежащего ногой. Но тот с неожиданной силой вцепился в ботинок и ловко повалил хозяина авто прямо под колесо…
Через три минуты автомобиль выехал на Ленинградское шоссе. За рулем, однако, сидел не его владелец, а изрядно подмороженный, но ободренный спасением иностранец. Он даже стал присвистывать в такт несущейся из репродуктора мелодии. Заметив стоящий на сидении кейс, открыл замок. Крышка поднялась, обнаружив ровные стопки зеленых ассигнаций. Мужчина подмигнул своему отражению в зеркале и присоединился к поющей в авторадио Барбаре Стрейзенд. Звучала знаменитая песня из мюзикла «Моя прекрасная леди». «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра!..» — завопил иностранец, естественно, по–английски.
7
Выполняя пожелание Карлсона, Саша пылесосила ковер в зале Салона. Бронзовые каминные часы показывали десять. Отключив пылесос, Саша прислушалась — ей очень нравился хрустальный перезвон, сопровождавший уход каждого часа. «Там–там–там-там…там–там…» Знакомая мелодия… Да это же… Это ее показательный танец, принесший первую награду! «Я танцевать хочу…» из мюзикла «Моя прекрасная леди». Да, больше всего на свете она тогда хотела танцевать. Не просто танцевать — раствориться в музыке, лететь над катком, едва касаясь конками льда. Эта сила полета, трепет слияния с музыкой, давали ее телу удивительную ладность, скользящую, невесомую грацию.
Взлетавшая из–под коньков ледяная пыль приятно холодила щеки, и так гулко, та счастливо колотилась сердце, когда она, завершив финальные вращения, замирала вдруг, оглушенная рукоплесканиями огромной арены!
Потом брала букеты из рук малявок, торжественно выбегающих на лед, поправляла на шее ленточку с медалью, прижимала к лицу прохладный букетик фиалок. Букетик достал из–за пазухи и вручил Саше красивый парень, когда она выходила из раздевалки. Это были первые дни начала их романа с Игорем. Когда еще та самая удушливая волна заливала румянцем щеки от одного прикосновения его руки…
Саша присела на диван у камина и опустила лицо в букет стоящих на столе фиалок, пытаясь продлить мгновения сладких воспоминаний.
— Неужели, в самом деле Пармские? — подумала она. — А пахнут как наши. Счастьем пахнут. Обыкновенным таким, весенним, нежным, подмосковным…
Часы торопились, четко отсчитывая секунды, снег за окном падал пушистый и густой, как в «Щелкунчике» на сцене Большого театра… Саша представила, как выходит из подъезда своего дома Сабина в алом бархатном платье и небрежно накинутых мехах, а Игорь торопится распахнуть перед ней дверцу своей пижонской машины и говорит что–то взволнованно–восхищенное. Они едут по белым улицам, ныряя то в розоватый свет фонарей, то в пестрое перемигивание иллюминации, они спешат на бал…
…В дверях настойчиво зазвонил колокольчик. Кто–то топал у порога Салона, шумно сбивая с одежды снег. Саша открыла и он тут же ввалился — большой, мокрый, страшный. Линялая куртка в подтеках и пятнах, черная трикотажная шапка, совершенно бандитская, нахлобучена до глаз. И пахло от посетителя отвратительно. Саша поморщилась, учуяв алкогольный запах.
— В чем дело, мисс? Почему не открываете? Написано: открыто с 10 до 21. Я торчу под дверью ровно двадцать минут! — выпучил он злые темные глаза.
— Вы, очевидно, не туда попали, — Саша решительно преградила дорогу вошедшему. — Это салон одежды. Дорогой, итальянской, эксклюзивной.
Мужчина огляделся:
— Вижу, что не кабак и не консерватория. Ого! — заметив горящий камин, он отстранил Сашу, плюхнулся в кресло и протянул к огню руки.
. — А ночка то морозная!
— Да вы что себе позволяете?! — возмутилась Саша. — Ковры затоптали, наследили и куртка у вас… — она принюхалась, — в мазуте вся, в бензине. А это же натуральная кожа. Из Флоренции.
Опустив веки, мужчина улыбался, не слушая ее и наслаждаясь теплом.
Саша опасливо встряхнула мокрое от растаявшего снега плечо: — А ну, сейчас же покиньте помещение, гражданин! Поторапливайтесь, иначе вызову охрану. Хотите провести эту ночь в милиции?
Непрошенный гость вытащил из вазы фиалку, с наслаждением вдохнул аромат и неохотно поднялся:
— Зря конфликтуете, мисс. Я ж тоже орать умею. Вы на работе? Вот и работайте! — он стал обходить зал, рассматривая обстановку, щупая одежду на манекенах. — Вам хорошо платят — так вы уж старайтесь, милая, вникайте в ситуацию. Человек замерз, сутки не жрал. Сюда по делу завалился. Мне прикид нужен. Понарядней. С шиком. — Он посмотрел на Сашу и воткнул цветок в верхний карман ее пиджака.
— Вам?! Вам нужна эта одежда? — возмущенно воскликнула Саша, отшатнувшись от его руки и отбросив цветок. — Боюсь, вы плохо ориентируетесь. Вечерний мужской костюм у нас стоит около тысячи условных единиц. Это не рынок, понимаете?
Посетитель вытащил из отвисшего кармана куртки пачку купюр и отсчитал:
— Два куска зеленых хватит?
Шура засомневалась, не вызвать ли Терминатора, и на всякий случай предупредила с угрожающей деликатностью:
— В кассе пусто. В комнате за стеной дежурит охранник. Сигнализация самая эффективная. Рабочее время у меня уже кончилось. Меня ждут дома.
— Так не тратьте время на разговоры, — посетитель сдернул шапочку. По плечам рассыпались густые темные волосы. — Баксы настоящие, если надо, добавлю. Чем тут у вас радуют состоятельных клиентов?
— А что вы желаете? — Саша официально выпрямилась, решив, что обслуживание платежеспособного клиента, как бы он ни выглядел и где бы ни взял деньги, входит в ее обязанность.
— Желаю что по лучше, естественно. Для вечернего выхода. Как в американских фильмах про миллионеров. Никакой турецкой туфты.
Саша презрительно фыркнула:
— В нашем Салоне имеются вечерние костюмы из коллекции известных итальянских модельеров Грега Рудольфи, Алекса Милуччи. — Она с вызовом посмотрела на опешившего покупателя. И, не скрывая усмешку, поинтересовалась: — Вам, очевидно, нужен смокинг?
— Поразительное чутье! Как правило, я предпочитаю смокинг. Консервативен до противного, — он вдруг окрысился. — Да что ты все хмыкаешь, детка? Ублюдочный, насквозь совковый подход: по одежке протягивай ножки. Раз не в «фирме» — не человек, мусор. А если у меня потерялись ключи от дома и я прихватил барахлишко в гараже? Если вообще меняю шмотки раз в семилетие по совету астролога? Или таким вот образом, принарядившись в помоечное шмотье, оттягиваюсь. Борец за свободу выбора.
— Понимаю. Очень даже понимаю, — любезно согласилась Саша, уже составившая мнение о клиенте, нагло ей «тыкающем». — Такое как раз часто бывает. Пришили кого–нибудь, надели чужие вещи с полными карманами денег, выпили хорошенько и пошли прогуляться. Увидели Салон — надумали сменить гардероб. Почему, собственно, нет? В конце концов, подробности вашей личной жизни меня не должны волновать… — Она распахнула зеркальные дверцы огромного гардероба, в котором, как объяснила накануне Галлея, хранились вечерние мужские костюмы. С некоторой растерянностью присмотрелась к рядам моделей, среди которых она могла узнать фрак по длинным фалдам и смокинг, имеющий непременно атласные лацканы. — Значит, желаете примерить смокинг? Пройдите в примерочную кабинку, я принесу подходящие модели.
— Сам справлюсь, — бросив на прилавок с кассовым аппаратом деньги, мужчина отстранил ее от гардероба и стал перебирать костюмы. — Проверьте пока купюры на детекторе. Да, и сварите кофе. Двойной, покрепче.
Ошалев от такой наглости, Саша вспыхнула и хотела уже вызвать Терминатора, но поведение заявившегося хама ее озадачило. Внимательно рассмотрев отобранные модели, он извлек несколько вешалок с вечерними костюмами и удаляется с ним в примерочную. Саша с ужасом взяла оставленную посетителем пачку денег, полученных им, наверняка, самым криминальным образом. Ее мысли подкрепляли выстрелы и крики, доносящиеся из комнаты Терминатора. Там шла на экране очередная мочиловка, напоминая о криминогенной ситуации в столице. Об использовании детектора для проверки купюр Саша не имела не малейшего представления. Брезгливо и неумело она пересчитала купюры — ровно две тысяча долларов.
— Этот, кажется, ничего. На спине не тянет? — обратился к ней, выйдя из кабинки, криминальный тип. На ковре твердо стояли босые ступни, распахнутый черный пиджак открывал загорелую грудь и поджарый живот.
Повернувшись спиной, он развел руками. — Крой, конечно, не фонтан. А что делать? На безрыбье сойдет.
— Да это же Рудольфи! Из последней коллекции, — возмущенно выдохнула Саша, взглянув на болтающуюся золотую этикетку. Вот что значит бизнес — противно, а надо терпеть. Этот наглец готов купить самую дорогую модель, а значит, вместо того, что бы выгнать его, надо изображать сладчайшую любезной.
— Вам идет, — одобрила она с любезной улыбкой.
— Тогда принесите остальное. Ну, рубашку, ботинки, носки… — все, как положено. На ваш вкус, — распорядился покупатель. Сашу аж в жар бросило от такого нахальства и непосильной задачи. Ничего себе «принесите остальное»! А что полагается носить к такой вот модели? Хорошо, что Галлея успела дать ей эти журналы. Интересно, принц, как образец экипировки подойдет?
Пока мужчина расхаживал по залу, любуясь своим отражением в венецианском зеркале, Саша подобрала полный комплект одежды для блистательного наследника европейского престола, сверяясь по развернутому журналу–каталогу. Там был изображен выход в свет принца Уэльского с подробной описью деталей туалета и даже парфюма. Отобрав необходимое, Саша предъявила клиенту стопку коробок:
— Учтите, это все далеко не дешевка. Постарайтесь не запачкать, если не собираетесь покупать.
— О чем речь, дорогая? Я не укладываюсь в выданную сумму?
— Сейчас подсчитаю.
Прихватив коробки, мужчина удалился в примерочную, а Саша принялась переписать суммы с чеков на бумажку, мучаясь от цифр и ответственности. И зачем он только явился именно сюда? Неужели мало было того, что ей предстояло провести в одиночестве праздничную ночь, так еще навязалась эта бандитская физиономия! Наглый бандюга, алкаш. И деньги, наверно, краденые. «Кончен бал, Шушка, он сбежит, а тебе расплачиваться. Все, как всегда» — сказала она себе со смиренной обреченностью.
— Позвольте, — отстранил ее от кассы появившийся покупатель. — Вы не умеете работать с кассовым аппаратом и, кажется, не сильны в арифметике. — Он взял у Саши деньги. — Я сам справлюсь, а вы обещали сварить кофе.
И она послушно пошла на кухню, эта растяпа! Оставила бандита одного в торговом зале! «Ну и пусть! Пусть летит все в тар–тарары! Раз уж ничего не умеешь и постоянно влипаешь в дурацкие ситуации!» — злясь на себя, Саша сварила кофе, поставив на поднос молочник, сахарницу и кофейник, вышла в зал.
Бандит хозяйничал у кассового аппарата, составляя счет на приобретенные вещи. Он сказочно преобразился, даже сумел вдеть запонки, расчесал волосы и не пренебрег воспользоваться подобранным Сашей одеколоном. Аппарат послушался его и стопка счетов быстро перекочевала на появившийся бланк. Он протянул его Саше:
— Проверьте. Здесь все указано. Кофе, надеюсь, бесплатно.
Саша поставила на стол поднос и опешила, пораженная новым обликом посетителя:
— Благодарю за покупку, — наконец выговорила она. — Вы стали похожи Девида Копперфильда. Это американский иллюзионист.
Она подумала, что именно так определила бы внешность покупателя Ларка, которой импозантный фокусник–летун чрезвычайно импонировал. От летающего Девида «балдела» Зинка. Да и Саше он нравился, хотя она всячески и отпиралась, не склонная поддаваться массовому психозу влюбленности в знаменитостей.
— Оказывается, вы вполне милая девушка. И достаточно профессиональны — слету угадали размер туфель и даже мой любимый парфюм. А этот платочек зачем? — он двумя пальцами поднял длинный белый шарф.
— Чистая шерсть… И у принца такой был, можете сами посмотреть.
— Ну, раз у принца… — клиент повесил на шею шарф, сел за столик и внимательно присматривается к Саше, собиравшей в опустевшие коробки шуршащие бумаги.
— Кто же тебя так одел, девочка? — он опять перешел на «ты» и тон вопроса был грустный.
— Это униформа служащих салона. Модель мэтра моды самого Грега Рудольфи.
— На каких грымз ориентировался ваш мэтр? Вернее на шлюх, играющих в благопристойность. Итальянские фантазии. — брезгливо тронул лацкан ее пиджака «Девид»: — Не твоя это тряпочка, детка. Серое тебя топит. Тебе допинг нужен, колеса… — Заметив ее удивление, рассмеялся, сверкнув отличными зубами. — Тебе нужен «поплавок». Самой тебе пока не выплыть. Не выбраться из пучины повседневных забот к блеску и празднику. А главный праздник, знаешь как называется? Любовь.
Саша хмуро взглянула на разговорившегося клиента:
— Это тема далека от моих профессиональных обязанностей. И лучше употреблять в общении «вы».
— Вовсе не обязателен для соблюдения дистанции тухлый официоз. Он пропел: «…и предо мной твой образ нежный, твои небесные черты…» Поэт к своему божеству обращался на ты!
— Вы здорово изменились в эстетических ориентациях, — заметила Саша.
— Всем известно — костюм определяет сознание. «Я сегодня глупа, потому что плохо одета», — говорит одна моя подружка. Причем, заметьте, определяет сознание не только самого объекта, а окружающих. Возьмем мой пример. В драной куртке я, по вашему мнению, бандюга и алкаш, а с атласными лацканами — эстет, гурман, сноб. Таким я, кажется, даже нравлюсь вам и могу обратиться с особой, довольно интимной просьбой. — Черные глаза глянули на Сашу двусмысленно, наслаждаясь ее негодованием. Но, предупредив ее гневную реплику, клиент любезно предложил: — Выпейте со мной чашечку кофе. Да не стесняйтесь! Не забывайте, я выгодный покупатель. А бизнес требует…
— Жертв! — подсказала Саша, присаживаясь на диван. — Как же, наслышана! Он требует, она требует, все требуют… — Она поставила на стол очаровательные чашки, вазочку с печеньем, разложила ложки, салфетки. И, усмиряя вспыхнувшее негодование, заявила: — Собственно, никаких жертв нет. Мне нравится здесь. Платят хорошо. Обстановка сносная. Да и клиент выглядите достаточно приемлемо, что бы составить ему компанию у камина. Эй, господин…Дэвид, вы спите?
— Дремлю! Сладко дремлю… — он встрепенулся, с наслаждением отхлебнул кофе и посмотрел на часы. — Мы так уютно здесь расположились. Я чувствую себя Золушкой. Сейчас что–нибудь щелкнет и все исчезнет.
— Гарантирую — эта одежда не превратиться в тряпье даже после двенадцати и в присутствии «Омона», — заверила Саша.
— У судьбы, детка, бывают шутки и покруче, чем отряд вооруженных детин. Но не сейчас, не сейчас! Господи, только не сейчас! Ведь все складывается просто отлично! Милая леди принимает у себя приятного гостя. Мирно потрескивает пламя в камине. Доносится приятная музыка. А мы сидим и беседуем о пустяках
Саша усмехнулась: — До того, как вы… До того, как вы пришли, я воображала себя хозяйкой этой гостиной. Даже немного болтала по–итальянски. Учила итальянский в школе. Воображала себя на приеме во Дворце Дожей. Блистательное общество, меня знакомят с Ботичелли… Он дает интервью и так увлекся, что прямо диктует тезисы к моей будущей диссертации…
— Ого, у продавщицы научные планы?
— А почему бы нет? Налить вам еще? — Саша взяла кофейник. — Какой милый сервиз. Красивые вещи — сообщники иллюзии.
— Полагаешь, иллюзия — это всегда пустое? — глаза гостя сузились, он весь напрягся, затронув, очевидно, больную тему. — Мечты, надежды — все обман?
— Проверила лично: обман, — Саша опустила глаза, жалея, что разоткровенничалась с этим странным типом. Он легко перескакивал с «вы» на «ты», от простоватой интонации к иронии, смешивал манеры бесшабашного гуляки и придирчивого наставника, веселость и затаенный страх. — Да, мне не чужды разочарования, — холодно сказала она.
— И ты все равно не боишься? Не боишься, что я сбегу с вещами и деньгами или наброшусь на тебя с гнусными целями, перебив в зверином экстазе вазы и зеркала? — «Девид» показал в хищной улыбке крупные зубы. В черных глазах блеснуло нечто сумасшедшее.
Саша смиренно вздохнула: — Не исключаю, что произойдет нечто подобное. Но я не боюсь, — она с вызовом посмотрела на гостя. — Страх подкрадывается, когда сильно счастлив. А мне сегодня отчаянно грустно.
— Грустить в Новый год?
— Это всего лишь последний день в декабре. Один из многих «без поплавка». Вы же сами сказали: устраивать себе праздник я пока не умею.
— Значит, не умеешь… — закрыв глаза, мужчина схватился за лоб и несколько секунд махал в воздухе пальцем, будто усмиряя нахлынувшую вдруг зубную боль. Затем пристально посмотрел на Сашу, вскочил, метнулся к манекену, одетому в синее вечернее платье из ломкой тафты. — Тогда снимите это платье. Я долго его разглядывал. Не мог понять, это здорово или ужасно?
— Васильковое? Да оно потрясающее! Это же работа Алекса Милуччи. У него одеваются герцогини и кинозвезды. Самая очаровательная женщина была бы счастлива хоть раз надеть…
— Думаете? Тогда примерьте, пожалуйста.
— Я… я работаю здесь недавно и мне еще не приходилось демонстрировать одежду.
— Но ведь вам придется это делать? Вот и начнем прямо сейчас, — он ловко раздел манекен, шепнув ему: «Прошу прощения, леди!» Критически осмотрел платье, держа его на вытянутых руках, и протянул Саше: — Это, кажется, ваш размер.
Она рассмеялась:
— Представляю, с каким удовольствием завтра в «Криминальных новостях» будут сообщать о дурочке–продавщице, вырядившейся в витринный образец и упустившей вора.
— Вора? Псс! Обижаете. Грабителя и насильника. Предпочитаю крутые переделки. Справитесь, или вам помочь одеться?
— Благодарю. Я сама, — подхватив платье, Саша удалилась в кабинку и там уставилась на свое отражение в зеркале. Золотистый штоф, покрывавший стены, мягкий свет хрустального светильника создавали атмосферу скромного дворцового уюта. Лицо, смотрящее на нее из зазеркалья, было знакомо по давним дням — распахнутые в пол–лица глаза, казались испуганными и радостными одновременно. Такими глазами, переполненными ожиданием чуда, смотрела маленькая Зинуля на коробку, таившую подарки.
— Будь что будет! — Саша сбросила серый пиджак, выскользнула из упавшей к ногам юбки, замерла: — Что я делаю? Что? С ума сошла. Нет, опьянела! Да я же совершенно пьяна! От чего? От кофе не пьянеют. А если он всыпал что–то, этот трижды странный тип! Сейчас я усну и…И тогда может случиться все, что угодно! Немедленно позвать Терминатора и прекратить это безумие!
Но она не позвала, лишь загадочно улыбнулась, оглядев свое обнаженное тело и, схватив шуршащее платье, торопливо нырнула в синий омут.
— Эй, синьорина! — раздался голос из–за шторы. — Платье надевается на голое тело. Только тончайшие колготки и шпильки.
— Разберусь… Но эти пуговицы на спине… Полсотни и с крохотными петлями. Такое мог придумать лишь акробат или владелец штата прислуги, — вывернув руки, Саша тщетно пыталась застегнуть платье.
— Обыкновенный трудолюбивый мужчина. Позвольте… — «Дэвид» приоткрыл шторки примерочной, спокойно развернул спиной ойкнувшую Сашу и взялся за застежку. — Не сочтите за дерзость. Знаете, это не слишком утомительное и даже приятное занятие. Платье настоящей женщины предназначено для мужских рук. Ласкать, одевать, раздевать — у любви и моды одни задачи… — Он быстро справился с крошечными сапфировыми пуговками, идущими вдоль позвоночника. — А теперь пройдитесь! Что у вас тут — Чайковский? — «Девид» порылся в дисках и нажал кнопку музыкального центра. — Ах, разумеется, Верди. Вперед, леди!
Нежно и горестно зазвучала увертюра к «Травиате».
Саша замерла, как на льду под прицелом прожекторов. Что–то щелкнуло внутри — тайная кнопка, заведующая радостью. Вытащив из пучка шпильки, она тряхнула волосами, почувствовала на плечах их приятную тяжесть. Выпрямилась, глубоко, сладко вдохнула и пошла, ступая босыми ногами по ковру, отражаясь в стеклах и зеркалах.
— Черт! Неплохо… Совсем неплохо, а? — мужчина довольно потер руки. Пальцы у него были тонкие и длинные, как у пианиста. — Сколько оно стоит? Сколько стоит это платье? — Он достал деньги.
— Упаковать? — Саша остановилась и тряхнула головой, отгоняя наваждение.
— Подберите туфли и все необходимое.
— Какой размер?
— Разумеется, ваш.
— Не понимаю…