заныривала труднее, потому что. .
– Я говорю: если он так делает, значит, это правильно! И народ должен его
поддерживать. Если правительство и народ начнут бодаться – известно, чем это
может кончиться. И для правительства, и для народа. В семнадцатом году узнали, в
девяносто первом тоже. И ещё узнаем, если будем рогами друг в друга тыкать.
Попомните мои слова! Сейчас вон повыскакивали всякие либералы из интернета.
Мы хотим то, мы хотим это! А кляпа вы в рот не хотите? Затыкать таких умников
надо вместе с их интернетом, или они нам своими «болотными» протестами такую
кашу наварят, что опять до следующего века не расхлебаем. Да, санкции это не очень
хорошо. И обидно. Но для чего эти там их против нас ввели? А нагнетают! Не для
того, чтобы был мир во всём мире, а чтобы нам стало житься хуже и чтобы мы
пошли с вилами на Кремль. Уже не только молодые бездельники, но и люди
пожившие да разумные, как мы. Но такому не бывать! Мы несли власть на своём
хребте и будем нести, какая бы тяжёлая она ни была. На то она и власть – не какая-
нибудь там звёздно-полосатая, а настоящая русская власть. У нас вот тут, внутри, в
душе – патриотизм, а не мясо с. . с. . Да какая разница, всё это чушь! А если кто в
наших рядах начнёт возмущаться, мы таких быстренько скатаем в рулон и поставим
к стенке, чтобы зараза не поползла по головам дальше. Знаем, учёные. Пфф,
санкциями они нас думали взять! Да мы эти санкции, знаете, где болтали? Ничего,
переживём, и не такое переживали. А если надо будет, бахнем разок-другой из
16
Тополя-М или ещё чем погромче – и все их санкции разлетятся пылью по миру
вместе с их драгоценными долларами. Вот тогда и будет мир во всём мире!
Дети обречённо поглядывали друг на дружку и ковыряли вилками в своих тарелках.
Мама сидела, подперев подбородок двумя руками, и смотрела Олегу Ильичу в рот,
ловя ушами и глазами каждое его слово. Закончив – каким-то чудом! – свою
очередную бесконечную речь, он ненадолго вернулся в реальность, чтобы
проглотить мяса с. . с. . с картошкой и смочить вином натруженное горло.
– Молодёжь, а вы что такие невесёлые? – сказал он, поставив бокал на стол. – Вам
неинтересно, что взрослые говорят?
– Интересно, – промямлил Миша и почесал нос кулаком.
– А что тогда?
– Ничего, всё чудесно, – пробормотала Лиза и потупилась.
– Юлите вы, ай, юлите! Запомните, молодёжь: юлить – нехорошо. Надо всегда быть
честными и говорить только правду, какая бы шершавая она ни была.
– Да что ты пристал к ним, Олег Ильич! – вмешалась мама. – Давай я тебе ещё
вина налью и поговорим. Ты так много знаешь!
– Это да-а-а! – гость закатил глаза и заквохтал довольным смехом.
– А у вас носки воняют.
Мужчина звякнул зубами о бокал и поперхнулся.
– Миша! – мама сделала несчастное лицо. – Что это ещё за разговоры?
– А что? Вы сами сказали, что надо говорить правду, – вступилась за брата сестра.
– Кстати, когда вы смеётесь, у вас складки на подбородке трясутся, как у жабы.
– Лиза!
– Да ладно, я не обижаюсь, хе-хе. Чего тут обижаться? Устами младенцев, как
известно, говорит истина, хе-хе-хе.
Тем не менее, ёрзнув задом, Олег Ильич спрятал ступни под стул, а потом выпрямил
спину, весь подобрался и больше уже не смеялся. Он помолчал немного и снова
затянул длиннейший монолог – на этот раз о том, почему не надо хоронить Ленина.
Теперь мама слушала не так самозабвенно и всё глядела на детей, опасаясь, как бы
они не выкинули ещё какую штуку. Тем временем сестра с братом сидели молча, и на
душе у них было до того кисло, что положение уже не мог поправить даже никакой
десерт.
А вот Генерал даром не терял ни секунды. Он со смаком чавкал под столом, уплетая и
рыбу, и гренки, и всё, что ни положат. Но в конце концов и он затих. Кот побродил
17
вокруг людей, сыто облизываясь, не без опаски посмотрел на горящий камин и,
обойдя его стороною, пошёл из гостиной по своим делам.
– Ну вот, теперь все пригорюнились, – сказал Олег Ильич после того, как
слушатели узнали, что Ленин хоть и мракобес, но памятник, а памятники рушат
только бесстыжие вандалы, в которых нет никакой прочной основы. – Молодёжь,
расскажите тогда уж сами что-нибудь, если вас взрослые разговоры утомляют. А? —
он подмигнул Мише.
– Нам нечего рассказать, у нас каникулы, и ничего не происходит, – ответил
мальчик, ковыряясь вилкой в тарелке.
– Как нечего? Вы сегодня переехали в новый дом – можно сказать, путешествие в
новую жизнь совершили. Расскажите: как переехали? Как вам дом?
– Понравился, – протянул Миша, не поднимая глаз.
– Да уж конечно, такие палаты! Мне ваша мама с самой весны все уши прожужжала,
какой у вас будет красивый дом и как он вам понравится.
Дети одновременно глянули на маму исподлобья, и она сразу же заинтересовалась
каким-то грязным пятнышком на столе.
– Мне всё нравится, только. . – мальчик обращался к мужчине, но смотрел по-
прежнему на маму. – Палец натёр, когда таскал в дом коробки.
– Это ничего! – отмахнулся Олег Ильич. – Ты мужик, таскать коробки тебе по
статусу положено. А палец не беда, до свадьбы заживёт.
– Ну да, меня мама попросила, и я помог, не самой же ей тяжёлое таскать, —
мальчик наконец перевёл взгляд на гостя. – А если что, вас она тоже просила, но вы
отказались. Вы не мужик?
– Миша! – мама вцепилась в бумажную салфетку. – Опять эти разговоры! У тебя
сегодня заноза в попе или что?
– А что я такого сказал-то? Я просто спросил.
– Ничего! Не просто! Веди себя прилично!
– Да всё в порядке, хе-хе-хе, – Олег Ильич побегал глазами по своей тарелке и
пригубил вина. – Если тебе так интересно, я хотел приехать и помочь, но
освободиться не смог: съёмки.
– Да, – подтвердила мама.
– Съёмки, – мальчик помолчал. – А если бы наш папа был жив и мама попросила
его помочь, он бы бросил свою стройку и приехал. Потому что он был мужик, в
отличие от некоторых.
18
– Да что такое. . Миша! – мама бросила на стол скомканную салфетку. – Что на
тебя нашло?
– Ничего.
– А я думаю, что всё-таки нашло. Так что лучше тебе подняться в свою комнату и
провести остаток вечера там. Без всяких десертов.
– Да пожалуйста, не больно-то надо, – мальчик встал из-за стола, сделал несколько
шагов и повернулся к гостю. – А ещё если бы наш папа увидел вас у нас дома, он бы
выставил вас одной левой.
– Миша. . – мама опять сжала и без того сморщенную салфетку. – Или ты сейчас же