Помоги проекту - поделись книгой:
СУТЬ ВРЕМЕНИ № 170
О коммунизме и марксизме — 38
Я вижу этот зал… У меня возникает сложная, противоречивая и тонкая гамма чувств, порождаемых несоответствием лица выступающего и богатства его интонаций всему тому, что находится в зале. Мне, как говорил поэт по другому поводу, «и больно, и смешно»
Перед тем, как продолжить заниматься Орфеем, орфизмом и прочими крамольными для коммуно-марксистов опциями метафизического и историософского характера, я попросил бы читателя вообразить себе некую ситуацию. В реальности невозможную, но очень важную для комплексного — интеллектуально-эмоционального понимания нынешней идеологической проблематики. Идеологической проблематики вообще и марксистско-коммунистической в особенности.
Ситуация такова: 2016 год. Собирается нынешняя марксистская или, точнее, марксоидная молодежь. Вообразите себе лица: леваки, зюгановцы, фундаменталисты… Словом, всё понятно. Молодежь, тоскуя по глубокому и подлинно марксистскому знанию, заявляет о том, что она чуть-чуть подустала от приобщения к этому знанию, обеспечиваемому такими-то и такими-то. Предлагаю читателям на выбор галерею портретов записных марксистских учительствующих невежд, вполне гоголевского типа по виду и содержанию.
Молодежь не то чтобы бунтует против этих «учителей», но просит их о какой-нибудь встрече с настоящим, очень-очень близким к Марксу носителем марксистского знания. Причем, не абы какого, а супернатурального, ничем не искаженного, реформизму непричастного, к ревизионизму отношения не имеющему, не только Марксом, но и Лениным почитаемому. Галерея гоголевских ликов (грубее говорить не хочу, в отличие от Гоголя и его героев), они же — сообщество начетчиков от марксизма, обеспокоена таким молодежным запросом.
И вразумляет молодежь: «Мол, нет сегодня таких носителей. Много лет прошло и так далее. Слушайте нас, мы ближе всего».
Молодежь отвечает: «Вы, конечно, ближе всего к Марксу, и мы вас будем продолжать слушать. Но нам вдруг дозарезу захотелось чего-то совсем-совсем натурального. Обладающего прямым и непосредственным знанием. Причем, знанием, испитым прямо из рук Маркса, полученным в результате долгих дружеских откровенных бесед с Марксом».
Начетчики пожимают плечами: «Мол, вы в каком году живете?»
Вдруг за спиной молодежи голос: «Товарищи, я обладаю воскресительной силой. Пришел к вам с тибетских гор. И готов по вашему запросу воскресить одного из самых близких к Марксу теоретиков, ни в каком ревизионизме не уличенного, в отличие от всяких там Бауэров и Бернштейнов. Он прочитает вам лекцию и вернется туда, откуда я его позову. Перед прочтением лекции вы сможете убедиться, что он не является подделкой, а я не фокусник».
Начетчики требуют, чтобы этого пришельца невесть откуда выкинули из зала. Но молодежь заводится и говорит: «Либо этот дядя — шарлатан, и мы это обнаружим, либо он может сделать то, что обещает. Так это же прикольно!»
Еще раз подчеркну, что я предлагаю вообразить фантастическую ситуацию. Так что начетчиков вежливо успокаивают, а пришельцу говорят: «Начинай».
Пришелец осуществляет некие действия по воскрешению, и в зале появляется человек, одетый по моде XIX века, немного смугловатый, симпатичный. «Здравствуйте, — говорит, — меня зовут Поль Лафарг. Этот колдун меня воскресил. Можете проверить, что я действительно зять Карла Маркса, его ближайший соратник, уважаемый коммунистами марксистский теоретик, что я не замечен ни в каких уклонах от марксизма, верен коммунистическому движению, что меня почитал Владимир Ленин».
Молодежь проверяет, задает появившемуся из XIX века дяде вопросы и убеждается, перелопатив весь интернет и другие подсобные информационные источники, что перед ними действительно Лафарг, и что он отвечает всем этим требованиям.
«Ну, что ж, — говорит она Лафаргу, — читайте нам лекцию».
Лафарг выходит на трибуну и говорит сначала о Гесиоде и его отце, прибывшем в Аскру из Ким по торговым делам.
Потом о неполных или, точнее, не до конца устойчивых правах гражданства, которыми обладали прибывшие, то бишь те, кого сейчас бы мы назвали мигрантами, о последствиях отсутствия наследуемой крупной земельной собственности, находящейся на территории, куда они прибыли.
Потом о гесиодовском конформизме, который лишь слегка попахивает орфизмом и объясняется этим самым, говоря условно, «чуть-чуть мигрантским» статусом.
Потом об Эсхиле, обладающем совсем другим статусом. Эсхиле как гражданине Элевсина, посвященном в мистерии Деметры и обвиненном в разглашении элевсинских тайн.
Потом о секте орфиков.
Потом об ушедших в подполье матриархальных сектах.
Потом о связи всего этого с Эсхилом и Прометеем. Потом о том, чем нонконформистская позиция Эсхила отличается от конформистской позиции Гесиода.
Потом об Аристотеле и Анаксагоре.
Потом об апостоле Павле и святом Августине.
Потом о проблеме обладания душой и связи этой проблемы с борьбой обездоленных за свои фундаментальные права.
Я понимаю, что ситуация фантастическая. Но, дорогой читатель, ты же обладаешь воображением. Ты просто представь себе, что нечто подобное состоялось. И ты, представив это, вообрази себе, как меняются лица молодежи, слушающей всё это, и лики ее псевдомарксистских опекунов, которые вполне сопоставимы с ликами, которые Гоголь называл не ликами, а иначе.
Я не знаю, читатель, доставляет ли тебе удовольствие лицезрение подобной воображаемой схемы. Но мне доставляет. И немалое. Я просто вижу, как вытягиваются лица представителей молодежного марксизма, как надуваются, ха… Прошу прощения, лики ее псевдомарксистских псевдоортодоксальных учителей…
Я вижу этот зал… У меня возникает сложная, противоречивая и тонкая гамма чувств, порождаемых несоответствием лица выступающего и богатства его интонаций всему тому, что находится в зале. Мне, как говорил поэт по другому поводу,
«Да, да! — кричат начетчики, — это всё Кургинян, Кургинян! На трибуне Кургинян, превратившийся в Лафарга. А воскрешение Лафарга нам обещал тоже Кургинян, превратившийся в тибетского мага».
«Сгинь! Сгинь!» — скандирует молодежь.
Сгинуть-то я сгину. Но вместо меня на экране за трибуной появляется титульная страница некоего текста. На титульной странице написано: «Институт философии Академии наук СССР».
Ниже — «Поль Лафарг».
Еще ниже — «Религия и капитал».
Потом виньетка. А под нею — «ОГИЗ» — так называлось в сталинскую эпоху объединение государственных книжно-журнальных издательств при Народном комиссариате просвещения РСФСР.
Еще ниже — «Государственное антирелигиозное издательство».
И, наконец, самое сенсационное — «Москва, 1937 год».
Самое средоточие обожаемой фундаменталистами сталинской эпохи.
На экране быстро, одна за другой, переворачиваются страницы. Наконец, появляются 166, 167, 168… И все видят, что это не Кургинян, а Лафарг. Эти «все» лихорадочно бросаются искать какую-нибудь компру на Лафарга и не находят.
Что после этого прикажете делать?
То, что я предлагаю читателю, является своего рода политической медитацией. Поскольку многие читатели мне доверяют, то я очень прошу их — в том числе тех, кто у меня учится, — поработать над восстановлением некоего сна наяву, он же — политическая медитация. Сна, в котором возникла бы («соткалась и развернулась») именно та фантастическая воскресительно-лекционная ситуация, которую я только что описал. Поработайте, пожалуйста, над ее сочным, ярким воспроизведением на экране вашего внутреннего зрения. Не пожалейте сил, не считайте, что я шучу. А я, после того, как вы эту работу осуществите, вернусь и к Орфею, и к темам более современным, но ничуть не менее крамольным.
Судьба гуманизма в XXI столетии
На Нюрнбергском процессе и в последующем было сделано всё, чтобы вывести из рассмотрения оккультные слагаемые преступных деяний III рейха. Причин для этого было много. Одна из них состояла в том, что оккультная тематика позволяла нащупывать нити, тянущиеся от элиты III рейха в другие западные элиты, а этого никто не хотел
Поклонники Хильшера говорили о том, что Хильшер не поладил с нацистской элитой и даже участвовал в тайных организациях, стремившихся устранить Гитлера.
Но, во-первых, это поздний миф, призванный обелить Хильшера.
Во-вторых, нацистская элита была расколота, и часть этой элиты, причем вполне людоедская, хотела отстранить или уничтожить Гитлера. Что, Гиммлер под конец не хотел устранить Гитлера?
И, в-третьих, если другу Хильшера, Вольфраму Зиверсу, руководившему «Аненербе» в течение ряда лет, удалось спасти своего заместителя Хильшера, притом, что заместитель был обвинен в заговоре против Гитлера и арестован по этому обвинению, то возникают новые вопросы. Что это за могущественная сила, которая могла так вот взять и вытащить Хильшера из тюрьмы при этаком обвинении, ничего не побоявшись и проявив поразительную дееспособность.
Например, учителю Зиверса Карлу Хаусхоферу не удалось вытащить из тюрьмы своего сына Альбрехта, участвовавшего в заговоре против Гитлера. О тех, кто умер так, как Альбрехт, не говорят «людоеды», но тем не менее… Альбрехт Хаусхофер был очень близок к Рудольфу Гессу, заместителю Гитлера по партии, обергруппенфюреру СА, одному из главных немецких преступников. Нюрнбергский трибунал приговорил Гесса к пожизненному заключению. Что, Гесс не был одним из гитлеровских людоедов? Или он перестал быть им потому, что хотел заключения мира между Великобританией и нацистской Германией? Того мира, который обернулся бы совместной войной западных стран против СССР. Может быть, для тех, кто хотел такого разворота событий, Гесс и не людоед. Но мы-то понимаем, что этот разворот событий был опаснее всего и для нас, и для человечества. Что же касается всех остальных установок Гесса, то они ничем не отличались от установок Гитлера.
Альбрехт Хаусхофер работал в нацистском аппарате на разных должностях. Ему не давали хода из-за близости с Гессом, но и не более того. Его участие в неудавшемся заговоре 20 июля 1944 года привело к печальным последствиям. В тюрьме Моабит он написал свои моабитские сонеты, которые были опубликованы посмертно. Эсэсовцы казнили Альбрехта Хаусхофера, как и других заключенных Моабита, в ночь с 22 на 23 апреля 1945 года, когда советские солдаты уже находились в Берлине.
В XXIV сонете, который называется «Ахерон», Альбрехт Хаусхофер обращается к своему отцу.
И что же, мы будем выводить из списка гитлеровских людоедов Карла Хаусхофера, одного из столпов того общества Туле, которое создало и Гитлера, и СС, и это самое «Аненербе»? Сын не выводит его из списка, а мы будем его выводить? А сам-то сын когда опомнился? Тогда, когда увидел страну, погруженную во мрак, разбомбленные немецкие города, крах нацистской армии и нацистского государства? Повторяю, его смерть многое искупает, и всё же…
XXXVIII сонет Альбрехта Хаусхофера называется «Отец». Там сказано уже не просто о том, что отец ослеплен, там сказано большее. Мне знаком этот сонет в двух переводах, и я приведу оба, поскольку второй мне представляется более поэтичным, а первый — более содержательным. Альбрехт Хаусхофер говорит об очень важных вещах, поэтому надо набраться терпения и читать внимательно. Итак, первый, наиболее содержательный перевод.
В этом переводе Карл Хаусхофер, отец Альбрехта Хаусхофера, выступает в роли не ведающего, что творит. А вот другой перевод того же XXXVIII сонета «Отец».
Не будем обсуждать, какой из этих переводов ближе к оригиналу и лучше отражает мысль Альбрехта Хаусхофера. Но даже если взять самый щадящий вариант, согласно которому отец Альбрехта Хаусхофера привел нацистов к власти потому, что не ведал последствий, что ж… Всё равно ведь говорится о том, что Карл Хаусхофер привел нацистов к власти, не правда ли? И что, мы будем умиляться и восклицать: «Бедный геополитик, у него сына убили, он всё так страшно переживал, его ближайшим другом был Гесс, а не Гитлер». То же самое с Хильшером и другими.
Хильшер участвовал в заговоре 20 июля 1944 года, участники которого хотели ликвидировать Гитлера и передать власть другим нацистским бонзам. Это вполне могло обернуться признанием германского правительства Соединенными Штатами и Великобританией и соответствующими последствиями для СССР. Поскольку организаторы этого заговора погибли, обсуждать их людоедское содержание — негоже. Но превращать их в ангелов, согласитесь, то же не стоит. Обсуждаемый нами Альбрехт Хаусхофер посвятил организаторам этого заговора, в котором он принял участие, свой XXII сонет «Спутники».
Кто-нибудь, наверное, склонен умиляться по поводу данного сонета, всех Моабитских сонетов в целом, героизма перечисленных Альбрехтом Хаусхофером заговорщиков, решивших уничтожить чудовищного Гитлера. Кто-то, но не я. Что сказано в сонете XXII? Что люди, которых Альбрехт называет спутниками, имели в III рейхе почет, власть, славу, деньги, звания. То есть они входили в элиту этого рейха. Они входили в эту элиту до 1944 года. То есть они строили этот рейх, который принес неисчислимые беды человечеству. Вот кто они такие.
Говорится далее, что жизнь каждого из этих людей — борьба, что они посвятили всю жизнь борьбе и никогда не думали про свою выгоду.
Но, во-первых, они очень даже думали о своей выгоде и получили огромные приобретения, встав на путь строительства III рейха и заняв в нем соответствующие позиции.
Во-вторых, они думали о своей выгоде, замыслив заговор против Гитлера, ибо 20 июля 1944 года всем было понятно, что III рейх, если не устранить Гитлера, будет сокрушен. А после того, как он будет сокрушен, повесят или расстреляют, или накажут как-то иначе очень и очень многих. Волевым смелым людям, естественно, хочется в подобной ситуации всё переиграть, избежать наказания и получить определенные властные приобретения.
В-третьих, предположим даже, что все перечисленные Альбрехтом спутники, думали только о борьбе и ни о чем другом. О какой борьбе? О той, которая описана Гитлером в книге «Моя борьба»? Гитлер тоже утверждал, что он думает только о борьбе. И, возможно, он только о ней и думал. Только от этого никому не легче.
Повторяю, не хочу приравнивать к Гитлеру ни Альбрехта, ни его спутников — только потому, что их мучения и смерть требуют от нас некоей сдержанности. Но и не более того.
А когда к сонму борцов с Гитлером причисляют не только этих людей, пошедших на риск, что-то реально организовавших, дорого за это заплативших, но и какого-нибудь Хильшера… Или Вирта… Или Вилигута… Или Отто Штрассера… Или Вальтера Дарре, обергруппенфюрера СС, руководителя главного расово-поселенческого управления СС, рейхсминистра продовольствия, выдающегося нациста… Впрочем, Дарре нам еще придется обсудить, а сейчас подведем черту под попытками обелить часть нацистов, утверждая, что хорошие нацисты были за Гёте, а плохие против. Вспомним еще раз, что за Гёте (определенным образом понимаемого) были и Розенберг, и Геббельс… Что и Гиммлер тоже вполне вписывается в эту компанию хотя бы через свой институт «Аненербе» и черный орден СС… Вспомнив же всё это, завершим разговор о Хильшере.
Итак, Карлу Хаусхоферу, этому мэтру общества Туле, покровителю общества «Аненербе» и лично Зиверса, не удалось спасти своего сына. Зиверс не смог или не захотел ничего сделать. А в случае Хильшера он и смог, и захотел. Кто он, этот Зиверс или Сиверс, который так избирательно всемогущ?
Вольфрам Зиверс (1905–1948) — один из руководителей расовой политики III Рейха, генеральный секретарь «Аненербе» с 1935 года, то есть он стал генеральным секретарем «Аненербе» еще до того, как из «Аненербе» выгнали в результате интриг других эсэсовских людоедов — определенную, описанную нами выше команду нацистских оккультистов.
Зиверс, родившийся в семье церковного музыканта, вступил в НСДАП в 1929 году.
В 1935 он стал генеральным секретарем «Аненербе». Сразу же был зачислен в СС, стал достаточно крупным чином СС.
С 1942 года — руководитель управления «Аненербе» в личном штабе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Зиверс занимался преступными медицинскими опытами, с использованием в опытах узников концлагерей. Его подельником был еще один нацистский людоед — Август Хирт (прошу не путать с еще одним людоедом Виртом, это разные, но одинаково опасные людоеды).
Зиверс и Хирт виновны в гибели большого количества людей. Хирт застрелился 2 июня 1945 года, а Зиверса повесили по решению Нюрнбергского трибунала 2 июня 1948 года. Вопреки заступничеству его друга, уже обсуждавшегося нами Фридриха Хильшера. Пытаясь обелить себя, Зиверс утверждал, что он вступил в партию и СС только как видный член тайной организации движения Сопротивления. И что он получал задания от этой организации. На вопрос о том, что это за движение, Зиверс ответил:
Перед этим экстравагантным заявлением Зиверса обвинитель Джонс зачитывает документы, неопровержимо доказывающие, что Зиверс — людоед, закоренелый преступник, садист, убийца, хладнокровно обсуждавший вместе с другими, как именно надо убивать еврейских большевистских комиссаров, дабы сохранять в хорошем состоянии их головы, как создавать коллекцию из их черепов и другие конкретные людоедские «технологии».
В исследованиях, посвященных Зиверсу и членам его команды, утверждается, что перед тем, как войти в камеру казни, Зиверс совершал некий ритуальный обряд. Причем речь шла вовсе не о предсмертном обряде, который должен сотворяться избранными, исповедующими культ «Аненербе».
По понятным причинам, получить доказательство справедливости этого утверждения трудно. Никто тогда не документировал детали поведения осужденного на смертную казнь преступника, которого через несколько минут повесят. Кроме того, на Нюрнбергском процессе и в последующем было сделано всё, для того чтобы вывести из рассмотрения оккультные слагаемые преступных деяний III рейха. Причин для этого было много.
Одна из них состояла в том, что оккультная тематика позволяла нащупывать нити, тянущиеся от элиты III рейха в другие западные элиты, а этого никто не хотел.
Другая — в том, что и советские, и западные обвинители стремились к построению обвинений на основе очевидных материалистических доказательств преступной деятельности элиты III рейха — убийств, пыток, надругательств над пленными, преступных экспериментов, грубейших нарушений всех норм международного законодательства, оговаривающих, как именно нужно вести себя с теми или иными категориями населения, проживающего на оккупированных территориях, с пленными и так далее.
Таких вопиющих, ужасающих доказательств было огромное количество. Добавление к ним оккультной тематики запутало бы тогдашнюю общественность, снизило бы, а не повысило бы степень отторжения человечеством очевидных, простых и конкретных и одновременно неслыханных злодеяний III Рейха. Начни обвинители заниматься этим, им бы сказали: «А, так вы не за массовые сжигания мирного населения судите преступников, а за то, что они невинным образом молились черному солнцу. А мы, между прочим, демократические люди, и считаем, что молиться можно чему угодно. Вот только мирных людей убивать нельзя, кожу с них живьем сдирать и тому подобное». А ведь еще надо было доказать, что убивали мирных людей миллионами, сдирали кожу с детей, творили нечто неслыханное и вполне конкретное. Надо было, чтобы увидели эти доказательства и приняли их. Так что не до оккультизма было по очень многим причинам.
А после того, как основная работа по предъявлению человечеству масштаба конкретных злодеяний фашизма была завершена, дальнейшее развитие этой работы в сторону глубоких, по-настоящему опасных вещей, всего того, что Бертольд Брехт назвал «чревом, вырастившим нацистского гада и еще способным плодоносить», уже не интересовало по-настоящему ни одну из стран, участвовавших в антигитлеровской коалиции.
Поделиться книгой: