Помоги проекту - поделись книгой:
– Какая же ты прелесть, – вдруг прошептал Андре, а затем склонился, помог мне приподняться, стянул с меня трусики, поднес их к лицу и глубоко, шумно вдохнул.
– Ты сумасшедший.
– Ты восхитительно пахнешь, – улыбнулся он, отбрасывая трусики вниз. – И выглядишь прекрасно.
– Ага. Попе холодно, между прочим! – брякнула я, пытаясь за дурацкой фразой скрыть полнейшее смущение и растерянностью.
– Попе холодно. – Он смаковал мои слова, как глоток вина. – Раздвинь, пожалуйста, ноги.
– Что? – вытаращилась я. Андре смотрел на меня с жадным ожиданием, он больше не улыбался, хотя остатки его насмешливой улыбки еще были заметны. Поскольку я не двигалась, он отступил еще на шаг назад, а его губы снова плотно сомкнулись. Он ожидает, что я беспрекословно выполню приказ. Больше того, чтобы это не было слишком уж легко для меня, он отодвинулся в сторону, чтобы не перегораживать вид придуманному нами смотрителю из музея.
Во всяком случае, я надеялась, что этот человек – вымышленный им образ, созданный только для того, чтобы пощекотать мои нервы. Что ж, если он хотел этого – он, безусловно, добился своей цели. Я чувствовала свое тело каждой клеточкой, и каждая из них полыхала. С трудом управляя своим дыханием, я не знала, послушается ли меня тело. Грудь поднималась и опускалась с каждым моим вдохом и выдохом, а от взгляда Андре по всему телу летела волна возбуждения и сразу за ней другая.
Я не могла поверить, сколько эмоций можно испытать обнаженной, просто сидя перед красивым мужчиной на лестнице, пытаясь раздвинуть колени в стороны. Я честно пыталась, но продвинулась только на пару сантиметров. Андре молчал, на его подбородке появилась еле заметная вертикальная линия. Я глубоко вдохнула и раздвинула ноги еще немного. Он кивнул.
– Продолжай.
– Еще?
– Попробуй достать коленями до лестницы, – предложил он. Я бросила панический взгляд на перила и металлические прутья лестницы, еще недавно казавшейся мне такой узкой. Если я достану каждым коленом прутьев, я раскроюсь… как книга в самой середине. Он хочет видеть меня такой? Острый страх смешался с наслаждением и чем-то еще, не вполне различимым. Я выпрямила спину, прикоснулась пальцами к «кошкиному месту», там, где кончается шея и начинается спина. Грудь приподнялась еще чуть-чуть, потому что я глубоко вдохнула и – одним резким движением раздвинула ноги. Промежность тут же ответила мне ярким всполохом, я почувствовала, как сводит от напряжения перевозбужденный клитор, а мышцы влагалища непроизвольно сокращаются. Это было почти как оргазм. Почти. Коленями я почувствовала холод металла лестничного ограждения.
– Так? – спросила я хриплым голосом. Андре кивнул, глядя прямо между моих ног. Так бесстыдно и с таким чисто мужским восторгом меня не разглядывали никогда.
– Ты так хороша сейчас, это восхитительно, – прошептал он, и мои губы приоткрылись от удивления и счастья.
– Тебе нравится? – Я улыбнулась.
– О, ты такая смущенная, беззащитная и возбужденная. Женщина моей мечты! – улыбнулся Андре и вдруг сделал шаг навстречу и сел на лестницу на несколько ступеней ниже меня, так, что его лицо почти поравнялось с моей «раскрытой книгой». Мне стоило огромных трудов не свести ноги вместе, но я понимала, что он будет недоволен, и я держалась. Клитор пульсировал, безмолвно требуя смиловиться над ним. У меня затекли руки.
– Я так хочу тебя, – прошептала я.
– Я знаю, птица, знаю, – улыбнулся Андре и вдруг прикоснулся двумя пальцами, указательным и безымянным, сомкнутыми вместе, прямо к пульсирующему бутону. – Я вижу.
– Ах, Андре. – Его короткий, неожиданный жест буквально свел меня с ума, и силы покинули меня, руки упали, я облокотилась на локти и закрыла глаза. Больше меня не нужно было просить развести ноги, я сама старалась открыться, тянулась к его рукам, как к живительному источнику, а лестница теперь даже мешала. Я приподняла ягодицы, а Андре, тихонько смеясь, ласкал меня пальцами, то приближаясь к пульсирующей верхушке клитора, то, напротив, погружая пальцы в мокрое, теплое влагалище. Я смотрела на него сквозь опущенные ресницы. Андре беззвучно шевелил губами, словно разговаривая с моим телом, он улыбался и еле заметно двигался вместе с движением своей руки.
– Так хорошо? – спросил он, раздвигая мои половые губы двумя пальцами. Затем он слегка зажал мой клитор между ними и снова отпустил. Раскрытая, я чувствовала клитором даже прохладу воздуха.
– Это… это нельзя описать… – из моего горла вырвался стон.
– И ты согласна на все, что я предложу? – рассмеялся он. – Готова показать нашему приятелю за окном, как ты кончаешь?
– Да, да! – крикнула я с поспешностью, которая окончательно развеселила Андре. Он принялся нежно, с легким давлением водить влажными пальцами – влажными от моих же собственных соков – вверх и вниз. Пальцы взлетали выше и опускались в самый низ.
– А потом я тебя трахну, – прошептал он. – Я буду трахать тебя всю ночь, до утра, птица.
– Да, конечно.
– Скажи, что ты этого хочешь, – приказал он, на секунду остановив волшебное, дразнящее движение.
– Да, пожалуйста, Андре. Трахни меня. Делай со мной все, что хочешь, пожалуйста. – Я была готова расплакаться, но Андре вдруг встал, склонился ко мне, и его губы нашли мои. Он впился в них с жадностью, с яростью, почти кусая, просовывал язык глубоко мне в рот, делал мне больно, зажимал то верхнюю, то нижнюю губу между своими губами. Я еле держалась, раскрыв рот и позволив ему разрывать его поцелуем, потому что его пальцы в то же самое время продолжили свою игру. Андре усилил давление, теперь его пальцы совершали мощные круговые движения вокруг моего клитора и прямо по нему, давая мне наслаждение такой остроты, что даже боль его сумасшедшего поцелуя была совершенно необходимой, чтобы я не обезумела от наслаждения, и я желала эту боль.
Я кончила прямо там, с его пальцами между моих ног, внутри моего тела, с его языком, командующим внутри моего рта. Я кричала и билась, потеряв все. Никакого контроля, никакого стыда, я забыла даже, где я нахожусь. Я забыла про яркий свет и про окно напротив, про то, что я совершенно обнажена. Мои мышцы сокращались вокруг пальцев Андре, я дрожала всем телом, цепляясь за плечи Андре, как за спасательный круг. Только когда пульсация стихла и я вся притихла, Андре поднял меня на руки, позволив уткнуться носом в его восхитительно пахнущую грудь. Я даже не заметила, как он отнес меня наверх, в свою спальню. Я только почувствовала, как нежные простыни окутали мое тело. Андре разделся и быстро лег рядом. Он развернул меня к себе спиной, притянул к себе за бедра, и через секунду я ощутила, как его член резко и безапелляционно прорвался сзади в мое сонное, нежное тело, побежденное и согласное на все. Ночь только начиналась.
То, что телефон промолчал почти до утра, меня не удивило – я не ждала звонков. Тот, чье присутствие значило для меня так много, лежал рядом со мной, и осознание этого простого факта делало меня совершенно счастливой. Я не хотела спать, проснувшись с лучами парижского солнца. Спальня Андре была просторной и светлой, обставленной с тем же вкусом и умением, что и остальная часть квартиры. Выбирал ли он сам обитые бежевым велюром мягкие пуфы, продумывал ли, как будет отражаться свет в большом зеркале на дверце шкафа?
Я не хотела думать об этом, но во всей продуманности стиля, в мягкости линий и уюте драпировок чувствовалась рука женщины, не мужчины.
Контуры мансарды были непропорциональными, геометрия нарушалась скосами и срезами стен, маленькими окошками, прикрытыми жалюзи. От этой несимметричности пространства становилось еще уютнее. В заниженных зонах у стен стояли сделанные на заказ, под размеры, шкафы и стеллажи для книг. Кровать, большая и упругая, с жестким матрасом, стояла напротив единственного большого окна со скругленным верхом – близнеца-брата того окна, напротив которого я вчера сходила с ума в руках моего чувственного, изобретательного любовника. С самого рассвета в окно проник яркий солнечный свет, он разбудил меня, и я лежала, наполненная усталостью и воспоминаниями о вчерашнем дне.
Андре спал, раскинув руки и ровно дыша. Его лицо, расслабленное и спокойное, казалось еще моложе во сне, и я еле сдержалась, чтобы не поцеловать его. Сейчас, в тишине солнечного утра, я не хотела начать новый раунд нашей сумасшедшей сексуальной войны, я хотела только вспоминать и смаковать каждую пережитую за эту ночь эмоцию. Осторожно, чтобы не разбудить Андре, я выскользнула из-под одеяла и подошла к окну. Забавно, как быстро привыкаешь к наготе – она меня больше почти не стесняла, а идти вниз и искать свою одежду я совсем не хотела. Встав у окна, я внимательно осмотрела старинное здание напротив, но оно не выдало своей тайны. Окна были задрапированы, и понять, что происходит внутри, было невозможно. Радовало хотя бы то, что кровать спальни никак не просматривалась ни через одно окно дома. Значит, если и был безмолвный зритель нашего безумия, то хотя бы того, что мы творили наверху, он видеть не мог.
Что, если там и правда кто-то был? Эта мысль сейчас заставила меня поежиться от дискомфорта. Что, если он стоял и смотрел на меня? Может быть, даже делал фотографии? Что, если Андре знал об этом и даже хотел. Я вполне допускала, что такое возможно, ведь можно со всей определенностью сказать, что сексуальные предпочтения Андре весьма необычны. Как и все, связанное с ним. Быть в его руках – это как лететь то вверх, то вниз в маленькой вагонетке по самому дикому скоростному аттракциону и молиться, чтобы ремни безопасности выдержали, не подвели.
Я прикусила губу, стараясь убедить себя не думать о всякой ерунде. А то, что кто-то мог видеть меня, мог сфотографировать меня, опозорить меня, запустить мои изображения в интернет – все это казалось полной ерундой в сравнении с тем, что я испытала этой ночью. Стоило ли это все такого риска? Что, если бы кто-то из моих знакомых увидел мое обезумевшее лицо, мою напряженную грудь. Жить где-то на порносайтах в графе «домашнее видео»? Я почему-то была уверена, что Андре не допустил бы такого. Но разве можно быть хоть в чем-то уверенной, когда речь заходит об Андре.
Я достала телефон из сумки просто, чтобы посмотреть, умер он или еще жив. Я была уверена, что заряда уже не осталось и телефон мирно спит в ожидании электрической подпитки. Однако он как-то протянул ночь, и на экране мерцало уведомление о новом сообщении. Я провела пальцем, и экран загорелся, тут же пискнув о том, что «осталось только шесть процентов заряда». У меня самой было ощущение, что моего заряда почти нет, так я растратила себя за ночь, но это ощущение мне нравилось.
Первое, что бросилось мне в глаза – это восемь неотвеченных звонков. Я не слышала ни одного, а все потому, что я отключила звук, переставив телефон в беззвучный режим. Когда я это сделала? Я не могла вспомнить, чтобы я вообще это делала. И тем не менее телефон промолчал, когда мне звонил… Сережа? Господи, я вообще забыла о нем. Я с удивлением поняла, что, когда я раздумывала над проблемой попадания в интернет моих «развеселых картинок», я даже не подумала о том, что их может увидеть Сережа! Он звонил мне в десять и в одиннадцать и даже в час с лишним. Что-то случилось? Ах да, сообщение! Я переключилась на приложение с смс.
– Вот черт! – невольно воскликнула я, оглядываясь по сторонам, как будто Сережа мог оказаться прямо тут, в шкафу. Зачем, господи, зачем он решил лететь в Париж? «Увидеть тебя, неблагодарная предательница», ответила я сама себе. Я перечитала сообщение, еще раз перечитала его, затем принялась искать, как в этом чертовом телефоне можно узнать, когда именно оно было мне выслано. Сережа, конечно, не потрудился выслать мне номер рейса и вообще хоть какую-то информацию. Еще бы, ведь он полагает, что я мирно сплю в номере, под материнским присмотром. Он не мог предположить, какие глаза присматривали за мной сегодня ночью.
– Что-то не так, Даша? – Андре проснулся и сонно посмотрел на мое бледное усталое лицо, на котором наверняка отпечаталось беспокойство.
– Мне… мне нужно идти, – пробормотала я, просто не зная, что еще сказать. Сообщение пришло мне в четыре утра. Скорее всего, Сережа решил прилететь утренним рейсом и написал мне по дороге в аэропорт. Впрочем, не исключено, что он писал непосредственно из самолета, перед вылетом. Черт его знает, есть у них тут ночные вылеты? Все может быть. Даже и то, что Сережа прямо сейчас сидит в лобби моего гостиничного номера, может быть, даже на том же месте, где до этого сидел Андре, и ждет меня. И раздумывает над тем, где это меня носит по ночам. Хорошим знаком было то, что ничего позже текстового сообщения не последовало – ни звонков, ни новых сообщений. Во всяком случае, пока.
– Куда идти? – Андре резко сел и протянул руку к часам, стоявшим на прикроватной тумбочке. – В половине шестого? Даже метро еще не работает.
– Я… все в порядке. Я возьму такси, – пробормотала я, отводя взгляд в сторону. Я была совершенно не готова к этой ситуации. Два мира, настолько далеких, что я ни за что не могла бы предположить их сближения, теперь летели друг навстречу другу со скоростью космических комет.
– Возьмешь такси? – нахмурился он. – Может быть, все же пояснишь, что за пожар?
– Да, конечно, – кивнула я. – Только не сейчас, хорошо. Просто… мне нужно уехать. Я… я позвоню.
– Позвонишь? – вытаращился на меня Андре. – Может быть, ты остановишься на секунду?
– Андре! – Я развернулась к нему в отчаянии.
– Если ты не будешь метаться, ты соберешься быстрее, а если ты дашь мне минутку, я отвезу тебя сам, и это будет
Он смотрит на меня с вызовом, просчитывая меня, как какое-то чертово уравнение. Внимательный гипнотизирующий взгляд, полный вопросов, на которые я просто не могу дать никакого ответа. Я просто не знаю, что придумать, чтобы отказаться от такой заботы.
– Хорошо, – киваю я, просто чтоб не спорить. Аргументов у меня нет, и через десять минут мы уже сидим в сияющей в лучах парижского лета машины. Улицы пусты, и я понимаю, что окажусь в отеле очень скоро. Что я буду делать тогда? Что я буду делать, если Сережа уже там. Укрыть тот факт, что в шесть утра я прибываю в отель на умопомрачительно дорогой машине с умопомрачительно красивым мужчиной, рука которого лежит у меня на колене, будет очень сложно.
– Значит, будем молчать? – интересуется Андре после нескольких минут ожидания. Париж этим утром слишком мал, чтобы вместить мои объяснения. На них просто нет времени. Я не могу рассказать Андре про Сережу. Или могу? Мы ничего не обещали друг другу, никогда не говорили о том, что оставалось за пределами спальни или гостиничного номера. Идеальное приключение внезапно стало значить для меня куда больше, и мне было страшно от одной мысли, что я больше никогда не увижу Андре. Неужели после того, что было, я смогу просто вернуться к своей обычной жизни, такой серой и скучной?
– Ты не мог бы оставить все без объяснений? Только один раз? – попросила я, сдерживая слезы. Никакой другой жизни, кроме моей обычной серой, у меня не было. С чего я взяла, что все может измениться?
– Если ты скажешь, что тебе не нужна моя помощь, я оставлю тебя в покое. В конце концов, я не имею права лезть в твою личную жизнь, – смысл слов был – забота и такт, тон – холод и вежливое презрение, словно Андре и без моих объяснений знал, что именно я не хочу объяснять.
– Все не так, Андре. Я не знаю, что сказать, – растерянно прошептала я.
– Как говорят русские? Молчание – золото? – процедил он сквозь зубы. – Теперь я хотя бы понимаю, о чем это.
Андре остановил машину у входа в гостиницу, и я обрадовалась хотя бы тому, что Сережа не ждет меня прямо на улице. Нет, около входа стоял сонный, только заступивший на смену швейцар. Он посмотрел на нас с Андре со столь естественным в этих обстоятельствах удивлением, но тут же взял себя в руки, улыбнулся и принялся смотреть в другую сторону. Какое ему дело до того, отчего двое молодых людей смотрят друг на друга с таким отчуждением. Какое ему дело, из-за чего они расстаются? Машина еще, да, стоит того, чтобы на нее посмотреть.
– Я не предлагаю тебя проводить до дверей, – бросает мне Андре. – Я, ты знаешь, не люблю кофе, так что не стоит предлагать мне чашечку.
– Спасибо, что подвез, – отвечаю я, чувствуя себя отвратительно и презирая себя за все. – Спасибо за все.
– Не за что. Всегда к услугам. – И он отворачивается, словно смотреть на меня выше его сил. Я открываю дверь и выхожу из машины. Свежий, прохладный воздух приятно теребит волосы. Я хочу спать. Я хочу спать с Андре.
– Мы еще увидимся? – Я проклинаю себя за этот вопрос. Андре поворачивается ко мне и смотрит так, что я понимаю – я совсем ничего не знаю об этом мужчине. В его глазах металл, холодный блеск которого заставляет меня отшатнуться. Он не отвечает мне, отворачивается и резко трогается с места. Скоростная машина исчезает за считанные секунды. Синее пятно, летающая тарелка, мираж, который померещился мне. Дрожащими руками я берусь за ручку двери, забывая, что тут швейцару положено сделать это за меня. Я захожу в отель, совершенно пустой еще, досыпающий самые сладкие утренние минуты. Лобби-бар закрыт, а в самом лобби никого нет. Я выдыхаю с облегчением.
В номере тоже никого нет, хотя я и дергаюсь, когда открываю дверь. Логика не работает, когда дело касается человеческих отношений, и я боюсь, что Сережа каким-то непостижимым образом окажется в моем номере, сидящим посреди разобранной постели и разбросанных по полу вещей. Тишина – как благословение, и у меня есть время прийти в себя, принять душ, прибраться в номере. Я делаю все это, старательно не думая ни о чем. Это куда сложнее, чем кажется, держать свои мысли на коротком поводке, и я, обычно ненавидящая уборку, сейчас невероятно старательна и методична.
Может быть, он передумал и не приедет?
– Я так и знал, что ты еще будешь дрыхнуть, когда я доберусь до тебя! – говорит Сережа, когда я после троекратного стука все же открываю ему дверь. На мне – пижама, волосы уже сухие, я действительно успела заснуть. На часах – девять утра. Три часа промелькнули за три секунды.
– Откуда ты тут взялся? – изображаю удивление я.
– Ага! – восклицает он. – Я так и знал, что ты не прочтешь мое сообщение. Где твой телефон?
– Я не помню, – вру я. Мой телефон, окончательно разрядившись, валяется в глубине рюкзака, откуда я так и не стала его вытаскивать. Сережа роется в моем рюкзаке, смеется над моей растерянностью, рассказывает мне в подробностях, как какая-то пара из их группы всю неделю жаловалась на погоду, на природу, на улов, на то, какие теперь цены в магазинах.
– Господи, Дашка, они меня просто измотали. Они решили, что, раз я один, они могут висеть на моих ушах бесконечно. И еще, они хотели, чтобы я с ними поехал на какую-то ужасную экскурсию «по следам викингов». А я подумал, если уж я не могу избежать экскурсий, лучше уж я тут с тобой по музеям похожу. В конце концов, кто сказал, что отпуск в Париже хуже рыбалки в Финляндии?
– Да уж, – киваю я. Сережа в номере моей гостиницы смотрелся как инопланетянин, и все же он ведет себя с привычной развязностью парня, живущего с тобой почти два года.
– Вот посмотри! Я звонил тебе и писал. Ты, конечно, ни черта не прочитала. Ты вообще знаешь, зачем люди изобрели телефоны?
– Чтобы колоть ими орехи? – фыркнула я. – Так что, ты приехал, чтобы ходить по музеям?
– Ну конечно, нет! – радостно улыбнулся Сережа. – То есть можно, конечно, но…. Слушай, а где твоя мама?
– В больнице, – пожала плечами я. Да уж, надо признать, что мой парень знает о моей жизни чудовищно мало.
– Так мы одни?
– А ты не понял? – удивилась я.
– Не знаю. Это же Париж и твоя мама. Может, у вас тут десять комнат, и она спит где-то за стеной.
– Она спит в больнице. Ее выпустят на ночь только завтра.
– Ее уже подрезали-поправили? – поинтересовался Сережа, внезапно делая то, чего я меньше всего от него ожидала. Хотя и должна была.
Он притягивает меня к себе и просовывает руки под пижамную рубашку. Я настолько поймана врасплох и ошеломлена, что не знаю, что предпринять, так что я просто стою, не шевелясь. Сережа гладит меня по спине, по бокам, просовывает ладони под резинку штанишек и крепко хватает меня за ягодицу. Это просто невозможно. Я мотаю головой и пытаюсь оттолкнуть его от себя, это – непроизвольная реакция, я, кажется, утратила над собой контроль.
– Что такое? – хмурится он, разворачивая меня к себе. Я не сразу понимаю, о чем он спрашивает, а Сережа вдруг достаточно грубо тянет мои штанишки вниз, оголяя низ спины и ягодицы.
– Не надо, – вскрикиваю я, но его пальцы вдруг проводят по моей спине, и я понимаю, что мне больно.
– Это как ты умудрилась так стукнуться? – спрашивает Сережа, а я, выворачивая голову насколько это вообще возможно, пытаюсь разглядеть то место, по которому он проводит пальцами. Насколько я могу видеть, внизу на спине – странная красная полоса, кожа натерта и травмирована, и прикосновения Сережи довольно болезненны. Как я могла не заметить этого?
Поделиться книгой: