Помоги проекту - поделись книгой:
Подобные образы часто имеют символический смысл. Но земля предстает у Градника и совсем в иной трактовке, это мать-земля, с которой сам он кровно связан и которую любит сыновней любовью. От нее исходит все великолепие, многоцветие, захватывающая красота садов, полей, виноградников родного края (в их изображении у Градника возникают импрессионистические черты). Упиваясь красотой родного края, поэт рисует «поля, полные солнечного золота», и алое цветение персиковых деревьев. В период с 1909 по 1915 г. выходит цикл «Брдские мотивы», в период с 1911 по 1915 г. – «Истрийские мотивы», где на фоне пышной или, наоборот, угрюмой и скудной природы предстают обитатели края – арендаторы и бедные крестьяне, виноградари, садоводы, которые не могут воспользоваться плодами своего тяжелого труда. Автор с большой художественной силой и душевной болью показывает подлинные условия жизни словенской (преимущественно приморской) деревни, ее социальные беды. В годы Первой мировой войны стихи Градника отмечены антивоенным звучанием и отражают бедствия его земляков. В них получает дальнейшее развитие патриотическая тема (до этого нашедшая выражение в любовании родной землей). Так, нерасторжимая, глубинная связь с родной землей и своим народом особенно ярко проявилась в «Песнях старого беженца», выражающих чувства самого автора. Искренность и глубина, отличающие лирику Градника в этот период, сохранились в ней и в дальнейшем.
В последнее десятилетие рассматриваемого периода, особенно накануне и в годы Первой мировой войны, в словенской поэзии появляется экспрессионистическая образность. Она выражает резкую дисгармоничность мира, предчувствие надвигающейся апокалипсической катастрофы (стихотворение Жупанчича «День гнева»), вопиющую жестокость и бесчеловечность происходящего (некоторые «военные» стихотворения Ф.Бевка). Возникновение экспрессионистических элементов в творчестве отдельных поэтов этого периода явилось началом достаточно широкого развития экспрессионизма в словенской литературе в 20-е гг. XX в.
Существенные, качественно новые явления в прозе рассматриваемого периода также в первую очередь связаны со «словенским модерном» – с творчеством И.Цанкара. Воздействие этого выдающегося художника слова испытало на себе большинство словенских прозаиков – его современников. Новое возникает у Цанкара на различных структурных уровнях – на идейно-тематическом, стилевом, жанровом, композиционном, даже интонационном и ритмическом.
Именно в произведениях Цанкара словенская проза существенно углубляет свою общественно-критическую проблематику, расширяет ее диапазон, воплощая ее в образности огромной художественной силы. Серьезный социальный анализ у Цанкара, основанный на его демократическом мировосприятии и социалистических убеждениях[106], сочетается с анализом психологическим, обретая значительную объемность и достоверность. При этом проявляются обе стороны творческой личности Цанкара – объективно-критическое и субъективно-лирическое начала в их своеобразном динамическом взаимодействии.
Уже раннему творчеству Цанкара был свойствен протест против несправедливости существующего общественного строя (кратковременный уход писателя в чистое искусство, в декадентство был также формой этого протеста). Во многих произведениях писатель обнажает глубокие социальные противоречия в обществе. Если уже Керсник показывал жизнь словенских буржуазно-мещанских кругов достаточно трезво и критично, то у Цанкара при обращении к этой теме критика становится намного глубже. Писатель поднимается до беспощадного обличения с элементами едкой иронии, сарказма, сатиры[107]. Критике подвергаются лживость, лицемерие, беспринципность политиков-«патриотов», прикрывающих свои корыстные интересы громкими фразами о «благе народа», о «служении народу и родине» (комедия «На благо народа», 1902). Во многих произведениях Цанкар разоблачает «двойную мораль» этого общества – ханжество, маскирующее безнравственность, цинизм «хозяев жизни» (цикл рассказов «Истории из долины святого Флориана», 1908; фарс «Соблазн в долине святого Флориана», 1908; повесть «Алеш из Разора», 1907). У Цанкара ярко вырисовывается облик могущественного «хищника наживы», способного ради достижения своих целей на любые преступления, которые, он уверен, при существующем порядке вещей останутся безнаказанными (Кантор в драме «Король Бетайновы»). Этим персонажам противостоят образы борцов с общественным злом – сознательных, целеустремленных (Макс в драме «Король Бетайновы», кузнец Каландер в драме «Холопы») или стихийных. Иногда это персонажи второго плана, эпизодические, но они как бы высвечивают историческую перспективу, приобретая символический характер (убитый кузнец в романе «Мартин Качур»).
Наиболее значительный, монументальный, обобщенносимволический образ труженика, поднимающегося на борьбу за свои человеческие права и свое достоинство, создает Цанкар в повести «Батрак Ерней и его право» (1907). Автор обличает общественные условия, при которых элементарная справедливость и человечность вступают в противоречие с буквой закона – хозяин может выгнать на улицу старого батрака, отдавшего все свои силы тяжелой работе в усадьбе, ее благоденствию и процветанию.
Обычно цанкаровские бунтари, борцы за справедливость, за изменение условий жизни – это герои трагические. Они погибают в неравной схватке с общественным злом, которое у писателя часто вообще фатально тяготеет над человеком – не только над протестующими мятежниками, но в не меньшей степени и над пассивными жертвами. Однако это ощущение трагизма находится у Цанкара в диалектически противоречивом сочетании с оптимистическим взглядом в историческое будущее. Социалистические идеи поддерживают в нем веру в необходимость более справедливого переустройства общества. Как никто другой из его словенских предшественников и современников, Цанкар глубоко и достоверно раскрывает и внутренний мир «униженных и оскорбленных», жителей небольших провинциальных городков, рабочих предместий (писатель прожил около десяти лет в венском предместье Оттакринг), разоряющихся ремесленников, мелких чиновников, выброшенной за борт жизни богемы, а также сельских бедняков, влачащих существование в беспросветной нужде. Гуманизм писателя достигает особых высот, когда он, открывая перед словенской литературой новый социально-тематический пласт, вводит в нее глубокий анализ детской психики, раскрывает душевный мир несчастных, вечно голодных, страдающих от жестокости жизни детей (повесть «Грешник Ленарт», рассказы «Крестный путь», «Пышки», «В потемках» и многие другие).
Значительное внимание уделяет Цанкар роли и месту интеллигенции, незавидному положению словенского учительства, особенно сельского, на которое оказывают большое давление реакционные общественные силы (роман «Мартин Качур», драма «Холопы»). Его глубоко волнуют проблемы, связанные с искусством, с ролью художника, литератора в современном обществе. Словенские живописцы, скульпторы часто вынуждены покидать родину, где их творчество оказывается невостребованным – «отцы нации» полагают, что бедному зависимому народу надо заботиться только о выживании, о хлебе насущном, а искусство для него – излишняя роскошь. Оставшиеся на родине художники и поэты в произведениях Цанкара чаще всего погибают, умирают в нищете от чахотки (их прототипами служили друзья писателя поэты Кетте и Мурн) или кончают жизнь самоубийством – тема эта в разных вариантах широко представлена в его произведениях.
В годы Первой мировой войны в творчестве Цанкара с большой художественной силой получает воплощение антивоенная тема – чаще всего в обобщенно-концентрированном, а иногда и в отвлеченно-символическом виде (рассказы «Господин офицер», «Дети и старики», «Тот самый вопрос» из книги «Образы из сновидений»).
Значительно опережая своих словенских современников-литераторов, Цанкар в известном смысле стимулировал их идейно-художественное развитие. Это проявлялось в их обращении к важным проблемам современности, включая и те, которые затрагивал сам Цанкар, в углублении критического подхода к действительности и социальной мотивированности психологического рисунка персонажей (некоторые произведения Ф. Финжгара, И. Шорли, В. Левстика и др.).
Цанкар является новатором-первопроходцем и в области литературной формы, стиля и жанра. Он вносит в словенскую литературу своеобразное, уникальное в своем роде, органическое сочетание стилевых компонентов. В его творчестве получают дальнейшее развитие и углубление реалистические тенденции, что прежде всего связано с общественно-критической направленностью его произведений. Но объективная картина мира обычно воссоздается опосредованно – через отчетливо выраженное индивидуальное восприятие автора, и это субъективное начало не только придает его произведениям определенную эмоциональную окраску (лиризм, ирония), но и открывает путь элементам импрессионизма и символизма. Импрессионистический пейзаж у Цанкара часто связан с душевным состоянием персонажа или самого автора. Хотя Цанкар был знаком с творчеством многих европейских символистов и их концепциями (в частности, с философскими и эстетическими позициями Метерлинка, трудами Германа Бара и др.), сам он, как и Жупанчич, не признавал символизм определяющей основой своего творчества. Символы для него не были самоцелью, знамением некой иррациональной «высшей реальности», а использовались для более глубокого раскрытия закономерностей исторической действительности и состояния человеческой души. И даже там, где возникал некоторый оттенок трансцендентности, не утрачивалась соотнесенность с действительностью. Герметических, не поддающихся расшифровке символов у Цанкара мало – подразумеваемый смысл большинства из них угадывается, а в некоторых случаях прямо поясняется самим автором, что приближает их к аллегории. Символы у Цанкара образуют целую систему, возникая на разных структурных уровнях. В символ может превратиться место действия, определенное пространство, что происходит, например, в романе «На крутой дороге»[108] (1902). Это не только «место жительства» беднейшей части населения городка, накладывающее на людей свой неизгладимый отпечаток. В конце романа в прозрении одного из главных персонажей местность эта как бы распространяется на всю страну, где живет обездоленный, нищий народ. Конкретный образ вырастает в большой обобщающий символ. Символическим может стать пейзаж (например, в рассказе «За праздничными лепешками», когда перед заблудившимися после ненастья детьми в лучах вечернего солнца возникает дивный вид далекого города как символ прекрасной, вечно зовущей и недостижимой мечты).
Значение символа может приобрести и персонаж, чей внутренний мир и характер глубоко и подробно раскрываются автором. Это, например, уже упоминавшийся батрак Ерней как обобщенный символический образ борца за свои права, воплощенное стремление к справедливости при невозможности ее достижения в существующих условиях. Это психологически тонкий и жизненно достоверный образ героини романа «Крест на горе» Ханцы, превращающейся в символ любви к родине и ее животворной силы. Это и довольно часто встречающиеся у Цанкара образы словенского фольклора, например, Король Матьяж как символ надежды на народное освобождение. Иногда символом становится психологически мотивированный и с реалистическими подробностями описанный эпизод (символ-мотив)[109], например, бег героини романа «На крутой дороге» вдогонку за телегой; сценка эта, повторяясь затем неоднократно уже без деталей в памяти героини, символизирует ее жизнь. Такое сочетание – реалистичность изображения и вложенный автором в эпизод символический смысл, так же как и в случаях с реалистически разработанным характером персонажа, перерастающего в символ, – создает возможность естественного синтеза этих стилевых компонентов.
Символы могут возникать и на стилистически-языковом уровне – в виде особо значимых метафор, эпитетов и т. д., по-своему преображая казалось бы реалистический контекст. В произведениях Цанкара часто появляются христианско-литургические, евангельские образы-символы, знакомые каждому словенцу. Но Цанкар использует их не в духе католического догматизма, с поборниками которого в литературе он решительно полемизировал, а вкладывает в них нравственно-философский смысл или просто употребляет их как метафоры. Часто встречающиеся у него образы Голгофы и особенно креста обычно символизируют страдание и терпение.
Элементы импрессионизма и символизма возникают в творчестве и других словенских писателей этого периода в значительной мере именно под воздействием Цанкара, его стиля, влиянию которого в той или иной степени поддаются писатели разных направлений, не только непосредственные последователи «модерна» (Й.Регали, И.Лах, Ф.К.Мешко, В. Левстик и др.).
В этот период в словенской литературе происходит обновление традиционных прозаических жанров, что также прежде всего связано с творчеством Цанкара. Развивается и своеобразно видоизменяется жанр рассказа, к которому Цанкар обращался на протяжении всего своего творческого пути. На самом раннем этапе (1892–1899), ощущая себя прежде всего лирическим поэтом, он и в прозу, в рассказы вносил лиризм, автобиографические мотивы, но уже в 1897–1899 гг. он создал новый тип рассказа, характерный для сборника «Виньетки» (1899). Этим названием, взятым из графического искусства, Цанкар, вероятно, хотел определить некоторые особенности своих рассказов, в первую очередь, их краткость, а отчасти и фрагментарность [110], что связано с обращением к импрессионистической технике письма. Иногда это наброски каких-то мимолетных ситуаций, чаще всего тех или иных состояний человеческой души. Внешнее действие сводится к минимуму, в ряде случаев оно вообще едва намечено или складывается из отдельных, порой хронологически непоследовательных и даже не связанных между собой отрезков. Значительно более интенсивной становится в сборнике субъективная авторская окраска, в отдельных случаях в мироощущении и мотивах сказывается близость к декадансу, но в книгу вошли и рассказы, в которых преобладают реалистические черты. Проявляется в сборнике и блестящий сатирический талант Цанкара («О человеке, который потерял убеждения», «Глава о бородавке»). Его гротескные образы напоминают некоторые произведения Гоголя[111].
В последующее десятилетие (1899–1909) параллельно с созданием повестей и романов Цанкар продолжает писать рассказы (сборники «Книга для легкомысленных людей», 1901; «На заре», 1903; «Истории из долины святого Флориана», 1908; «За крестом», 1909), где проявляется все богатство его творческой палитры. Если в предыдущий период писатель лишь закладывает основы современного психологического рассказа, то теперь эта жанровая разновидность в словенской литературе достигает под его пером высокохудожественного уровня. Несколько меняется форма рассказа, его композиция – в большинстве случаев рассказы утрачивают свою краткость, импрессионистическую фрагментарность, реже встречается повествование от первого лица. Часто возникают драматические коллизии, хотя по-прежнему рассказы проникнуты лиризмом и субъективным авторским мироощущением. Иногда это проявляется в символических образах, хотя в рассказах с острой социально-критической доминантой значительны реалистические элементы.
В последний творческий период (с конца 1909 по 1918 г., особенно с 1914 г.), когда рассказ вновь становится преобладающим, почти единственным жанром у Цанкара, писатель возвращается к предельно краткому рассказу без фабулы с повествованием от первого лица, но при этом возникает существенное отличие от «Виньеток». В его рассказах теперь нет импрессионистической эскизности, мысль и эмоции автора концентрируются не на случайном, а на чем-то важном, возрастает самоуглубленность, медитативность, значимость этического начала. Тенденции эти сказываются в сборнике «Моя нива» (создан в 1914 г., опубликован после смерти писателя), особенно в цикле «У святой могилы», посвященном памяти матери. Но наиболее последовательно они проявляются в сборнике «Образы из сновидений» (1917), где мучительная душевная боль писателя, вызванная военной трагедией, и его высокий патриотизм, вера в возрождение своего народа часто воплощаются в иносказательно-символической форме, в сочетании реальности и сказочно-фантастических элементов. Некоторые гротескные образы, а иногда и мироощущение писателя с определенным оттенком спиритуализма соотносятся уже с экспрессионистской поэтикой.
К жанру рассказа в этот период обращается большинство словенских писателей разных направлений. Некоторые из них продолжают творить в традиционной манере, но многие отдают дань тому новому, что привносит в этот жанр Цанкар. Под влиянием Цанкара в словенском рассказе значительно углубляется психологизм, часто возникает интенсивная субъективная окраска, появляется лирический (импрессионистический) пейзаж (К.Мешко, И.Регали, И. Лах, Ф.Финжгар, З.Кведер, В.Левстик, М.Пугель).
Очень значительна роль Цанкара и в развитии словенского романа. Замысел особой композиционной структуры этого жанра писатель впервые воплощает в романе «На крутой дороге». В процессе работы над ним автор пояснял в одном из писем, что роман составлен из ряда новелл, каждая из которых представляет целостное произведение и «одновременно по содержанию и идее тесно связана с предыдущей и последующей»[112]Цанкар успешно осуществил свое намерение, создав произведение большой художественной силы и глубины. Но если этому роману свойственна временная последовательность в расположении новелл (эпизодов из жизни главной героини, прообразом которой была мать писателя), то в других романах подобного новеллистического или циклического типа хронологический принцип не соблюдается. Дробность, мозаичность композиции этих романов исследователи справедливо связывают с импрессионистической техникой [113]. Особенно наглядно эти черты проявились в романах «Обитель Марии Заступницы» (1904) и «Нина» (1906).
Основное место действия в первом из названных романов – приют для неизлечимо больных детей, больничная палата, где находятся четырнадцать девочек. Параллельно с основным, медленно текущим действием (взаимоотношения девочек, их разговоры, приход посетителей и т. д.) то и дело возникает ретроспективный план, в значительной степени разнородный, мозаичный. Образуются вставные новеллы (иногда с достаточно драматичным сюжетом) о жизни девочек до больницы, что раздвигает рамки повествования, способствуя многостороннему воссозданию жизни различных общественных слоев – от состоятельных и внешне респектабельных до самых бедных, постоянно страдающих от крайней нужды. Здесь, в социальнокритическом ракурсе, нашли наиболее четкое выражение реалистические черты, присущие этому сложному в стилевом отношении произведению, причем в двух новеллах обнаруживаются элементы натурализма [114]. То, что новеллы-воспоминания даются автором через восприятие девочек, через призму их сознания, всякий раз позволяя выявить их внутренний облик, свидетельствует о полисубъектном характере романа[115].
В романе присутствует еще один пласт – зыбкий, как бы обволакивающий текст, – это мир мечтаний и томлений безнадежно больных девочек, их душевных порывов, представлений о лучшей жизни, о смерти[116]. В стилевом отношении этот пласт соотносится с символизмом, хотя символической образности в романе совсем немного. Несмотря на разнородность всех этих стилевых и содержательных пластов, произведение, благодаря целостной авторской концепции, производит впечатление органичного единства.
Иную структуру имеет самый нетрадиционный из романов Цанкара – «Нина». Семь глав романа соответствуют семи ночам, проведенным повествователем (по взглядам и мироощущению двойником автора) у постели умирающей девушки. Это обращенные к героине лирические монологи повествователя, в которых – и история их отношений, и вставные новеллы с собственным сюжетом – монологи, находящиеся в ассоциативной связи с судьбами двух главных персонажей. Здесь и воспоминания, и размышления как о вечных, философских, так и некоторых остросоциальных проблемах (в частности, об участи детей из рабочих предместий). К числу нетрадиционных относят также романы «Новая жизнь», 1908 (с достаточно сложной структурой, вставными новеллами) и «Милан и Милена», 1913 (со своеобразным параллелизмом повествования о сходных судьбах юноши и девушки, словно предназначенных друг для друга, но никогда в реальной жизни не встретившихся).
Цанкар пишет и романы, традиционные по композиции («Чужие», 1901; «Крест на горе», 1904; «Мартин Качур», 1906). Но и в них есть то новое, что писатель привносит в словенскую литературу: сочетание различных стилевых компонентов, углубленный психологический анализ, напряженный лиризм, косвенно выражающий отношение автора к повествованию.
Эти характерные для творчества Цанкара особенности свойственны и большинству его повестей, причем провести четкую границу между повестью и романом очень трудно. У исследователей по этому вопросу существуют разногласия, что сказывается, например, в оценке таких произведений, как «Чужие» и «Госпожа Юдит», 1904. По своей композиции последнее из названных произведений[117] сближается с новеллистическим романом Цанкара. Писатель создает и другие, новые для словенской литературы типы повести – повесть-жизнеописание («Жизнь и смерть Петра Новляна», 1903; «Последние дни Штефана Полянца», 1906), существенно развивает и обновляет повесть-притчу, наиболее ярким примером которой в его творчестве может служить уже упоминавшаяся повесть «Батрак Ерней и его право»[118].
Процессы, происходящие в словенской литературе в этот период, естественно, охватывают и драматургию. В этой области часто творят те же писатели, что и в повествовательных жанрах. Развивается традиционная реалистическая драматургия, иногда с эпигонскими романтическими отступлениями, а со второй половины 1890-х гг. с вкраплением элементов натурализма.
Еще на рубеже 1880-1890-х гг. в творчестве Иосипа Вошняка (1834–1911) возникают зачатки словенской политической драмы («Пена», поставлена в 1889; «Доктор Драган», 1894), которая вводит в словенскую драматургию тему тяжелого труда и борьбы пролетариата, опережая своей остротой разработку этой проблематики в повествовательных жанрах и поэзии. Но реализм Вошняка даже в его лучших пьесах еще ослаблялся мелодраматичностью[119], связанной со стремлением к более эффектной театральности. Следующий шаг в создании реалистической социальной драмы делает Этбин Кристан (1867–1953) лидер словенских социал-демократов. Его ранним драмам свойственна идейная прямолинейность, отражающая идеологические позиции автора – четкое противопоставление владельцев предприятий и рабочих. В частности, это присуще драме «Верность», опубликованной в социал-демократическом печатном органе «Делавец» («Рабочий») и ставившейся в самодеятельных рабочих театрах (1897). В дальнейшем в драмах Кристана углубляется психологизм, сочетающийся с элементами натурализма. Дань натуралистическим веяниям отдают в своих пьесах в конце XIX в. Антон Фунтек (1862–1932) – «Из мести», поставлена в 1896, и Энгельберт Гангл (1873–1950) – «Сын», поставлена в 1898, опубликована в 1899; «Плод греха», опубликована в 1901. Все это семейные драмы, в которых также еще ощущаются связи с романтическими традициями.
Важнейшую роль в развитии словенской драматургии в 1900-е гг., как и в повествовательных жанрах, играет «словенский модерн» в лице Цанкара, деятельность которого как драматурга имеет очень разносторонний и новаторский характер. Создавая новые для словенской литературы образцы драматургии, Цанкар обращался к таким далеко отстоящим друг от друга литературным источникам, как пьесы Ибсена, гоголевский «Ревизор», народная балаганная комедия, современная символистская лирическая драма. Но при этом произведениям писателя свойственна самобытность, они воплощают глубоко личные авторские идеи и миропонимание. Цанкар написал шесть пьес (не считая ранней драмы «Романтические души», 1897, которой не придавал большого значения), и все они существенно отличаются друг от друга в жанрово-стилистическом отношении.
В психологической драме «Якоб Руда» (опубликована и поставлена в 1900 г.), где наиболее ощущаются импульсы, идущие от драматургии Ибсена, все строится на этических коллизиях. Монологи главного героя проникнуты мучительным самоанализом, поступки персонажей психологически мотивированы. Иногда в пьесе чувствуются стилистические связи с символизмом и импрессионизмом, возникает особая лирическая атмосфера, новое мироощущение, проявляющееся в человеческих взаимоотношениях[120].
Другую жанрово-стилистическую разновидность представляет собой комедия Цанкара «На благо народа» (опубликована в 1901 г.). Это злая сатира на современное буржуазно-мещанское общество, его политическую верхушку, на мнимых патриотов и либералов, их интриги, пышную риторику, прикрывающую корыстные побуждения. Словенская литература еще не знала столь редкого обличения «священных принципов» этой либеральной элиты, ее деклараций о деятельности ради «блага народа», от подлинных нужд которого она была очень далека. Интрига построена на незначительном событии, на стремлении двух соперничающих политиков переманить на свою сторону богатого и, казалось бы, влиятельного человека. Эту интригу автор развивает очень искусно, с обилием комических положений, доходящих до гротеска. Исследователи творчества Цанкара справедливо отмечали стилистическое сходство его комедии с гоголевским «Ревизором»[121]. Но, в отличие от Гоголя, у Цанкара положительным героем выступает не только язвительный авторский смех, но и реальный персонаж, противостоящий обличаемым кругам, – журналист Щука, взбунтовавшийся после перенесенного унижения. Намечен и выход из существующего положения вещей – Щука поднимает народ на выступление против политиканов.
Вершины своего драматургического мастерства Цанкар достигает в наиболее сценичной, сильной по эмоциональному трагедийному воздействию пьесе «Король Бетайновы» (1901, опубликована в 1902 г.). В селе Бетайнова господствует торговец, трактирщик и фабрикант Кантор, который держит жителей в кабале и может творить любое самоуправство. Критики и исследователи видели в этом образе отражение ницшеанской идеи о сверхчеловеке – в таком случае это решительное ее развенчание[122]. Кантор разбогател преступным путем. Выразитель авторских идей студент Макс становится его обличителем. Их противоборство заканчивается победой Кантора – боясь разоблачений, он убивает Макса. В последнем действии на какой-то миг у Кантора пробуждается совесть, но ее заглушает цинизм, и в убийстве обвиняют невинного. В драме присутствуют элементы сатиры на существующее общественное устройство – убийцу и народного кровосоca Кантора c воодушевлением выдвигают кандидатом в парламент. В отличие от драмы «Якоб Руда», где как бы совершается искупление греха, нравственной вины, здесь в вопиющей форме торжествует зло, и лишь в одном эпизоде, в проклятии жены уволенного Кантором рабочего, чьи дети остались без хлеба, звучит предупреждение Кантору и надежда на возмездие в будущем.
Совсем в ином эмоциональном и стилистическом ключе написан фарс «Соблазн в долине святого Флориана» (1907, опубликован в 1908 г.). Цанкар переносится здесь в условный мир, изобилующий символами, аллегориями, сказочно-фантастическими элементами.
Долина св. Флориана – это обобщенный сатирический образ современного словенского общества – ханжеского, самодовольного, малокультурного, но претенциозного. Это те читатели и критики, что отвергли цанкаровское творчество. Автор своеобразно претворяется здесь в художника и бродягу Петера, явившегося в долину в сопровождении своей невесты, красавицы Яцинты (символическое олицетворение его творчества) и черта, которому он продал душу. Он дурачит почтенных граждан долины, заставляет почитать не только себя, но и поклоняться невесте, целовать ей ногу. А в конце выясняется, что он совсем иное лицо (ситуация, напоминающая финал в «Ревизоре») – известный разбойник, разыскиваемый властями. Удается ему обмануть и черта, убедившегося, что люди в долине настолько испорчены, что совращать их уже нет никакой нужды. В пьесе ощущается язвительная ирония, присутствует гротеск, гармонически соединяются элементы народного балагана и современной драматургии символистов.
В драме «Холопы» (1910) Цанкар вновь возвращается к форме реалистической психологической драмы с некоторыми элементами символизма и сатирической окраской. Но он вносит в это произведение и новые черты – политический отклик на ситуацию в Словении тех лет, четкое выражение своей общественной позиции, сочувствие идее борьбы пролетариата. Если комедия «На благо народа» из-за своей резкой общественнокритической направленности появилась на сцене лишь через шесть лет после ее публикации, то «Холопы» были поставлены в театре только после смерти автора.
Последняя пьеса Цанкара «Красавица Вида» (1911, опубликована в 1912) представляет собой совсем иной, новый для словенской литературы тип драматургии, близкий к лирической драме символистов (Метерлинк)[123]. Центральный персонаж, Вида, – это символически персонифицированная мечта человека о чем-то прекрасном и светлом. Эта томительная мечта по-своему присуща каждому из основных персонажей пьесы, которые тоже не столько реальные люди, сколько символы. Сама Вида, влекомая таким томлением, уходит вместе с красивым богатым юношей из своего бедного дома, от друзей, но, оказавшись среди приземленных, трезво мыслящих прагматиков, возвращается назад. Основное место действия драмы также имеет символическое значение – это здание бывшего сахарного завода, где ютилась беднота и где умерли друзья Цанкара поэты Кетте и Мурн, представители того молодого поколения, светлым мечтам которого не суждено было осуществиться (сквозной мотив в творчестве Цанкара).
Вклад, который внес Цанкар в развитие словенской драматургии, очень значителен и, как уже говорилось, на редкость многообразен в жанрово-стилевом отношении. И в области драматургии творчество Цанкара оказало существенное воздействие на современников и было активно воспринято последователями писателя.
В 1900-1910-е гг. отдельные авторы создают еще пьесы в традициях словенской драматургии прошлых лет. Ф. Детела пишет реалистическую комедию «Ученый» (поставлена в 1902 г.), высмеивающую некоторые псевдонаучные теории своего времени и их сторонников на фоне жизни представителей разных слоев словенского общества. Другую разновидность словенской драматургии развивают пьесы Финжгара, обращавшегося к жизни крестьян и к форме «народной драмы», в которую он вносит новые черты. Если в его драме «Браконьер» (1902), где действие, во многом опирающееся на народные предания, происходит в середине XIX в., а также в драме «Наша кровь» (1912), имеющей реальную историческую основу (наполеоновская Иллирия), еще ощутимы романтические традиции, то в пьесе «Цепь» (1914), отображающей жизнь и быт словенской деревни, реализм более последователен. Несколько ослабляют его лишь присутствующие в драме морализаторские тенденции. Финжгар проявляет себя мастером естественного, реалистического диалога и знатоком народного языка.
В это время в словенскую драматургию проникают натуралистические элементы. Они ощущаются в реалистических в своей основе пьесах 3. Кведер, среди которых наиболее значительным явлением была драма с четко выраженным социальным и патриотическим звучанием «Американцы» (1908, тема эмиграции словенских крестьян в поисках заработка). Это относится к драме Ф. К. Мешко «Приговоренные к смерти?» (поставлена и опубликована в 1908 г.), проникнутой патриотической идеей сопротивления германизаторской политике в Каринтии, и к драме «Мать» (поставлена в 1908 г.), где уже появляется своеобразная символика и аллегоричность, а также к некоторым пьесам Кристана, лучшая из которых – «Като Вранкович» (опубликована и поставлена в 1909 г.). Последняя пьеса была не только вершиной драматургического мастерства писателя, но и одной из наиболее удачных, наиболее сценичных словенских драм того периода. Серьезное социально-политическое содержание пьесы сочетается с этической идеей неминуемой расплаты за преступление перед своим народом. Несмотря на душевную драму главного героя, молодого бескомпромиссного политика, который оказывается не в силах публично осудить приемного отца за бесчестную сделку с властями в прошлом, дело его жизни должно восторжествовать. Активизируется демократическое сознание людей, и на выборах будет одержана победа. В этой пьесе по сравнению с предыдущими произведениями Кристана значительно углубляется психологизм, чувствуется связь с драматургией Ибсена[124].
Более открыто и определенно натуралистические черты проявляются в пьесах Л.Крайгера «Драма на лугу» (1910), «Предкарнавальная ночь» (1911), в драме «Раковина» (1911), в драматической повести И.Шорли (1877–1958) «Петушковский господин и его семейство» (1909), в драмах А. Робиды (1885–1928) «В сумраке» (1907), «Демон Венера» (1908) и др. В этих пьесах отсутствует политическая, социальная, патриотическая проблематика. Общественно-критический смысл остается лишь на уровне вопросов современной семьи, брака, морали. В ряде случаев ощущается воздействие драматургии Ибсена и Стриндберга.
Некоторые из названных выше драматургов продолжают свою творческую деятельность и в следующий период, сохраняя в новых литературных условиях основные художественные особенности своих произведений.
В словенской литературе конца XIX – начала XX в. происходят кардинальные изменения, существенно затронувшие все ее роды и виды – поэзию, прозу, драматургию. Это сказывается в освоении новых идейно-тематических пластов, в углублении социально-психологического анализа (особенно в повествовательных и драматургических жанрах), в создании тонкой, артистически совершенной лирики, отражающей не только интимный мир человека, но и его активное отношение к важнейшим проблемам современности. С этого периода словенская литература органично включается в европейский и мировой литературный процесс, идет в ногу со временем.
Приложение
Катехизис[126]
1) Напечатанные труды
2) Рукописные труды
Избранная библиография
Барокко в славянских культурах. М., 1982.
Зарубежные славяне и русская культура. Л., 1978.
История всемирной литературы. М., 1984–1988.
История культур славянских народов. В 3-х тт. М., 2003–2008.
История литератур западных и южных славян в трех томах. М., 1997–2001.
История славянских языков. М., 1985.
История Югославии в двух томах. М., 1963.
Культура народов Центральной и Юго-Восточной Европы в эпоху Просвещения. М., 1988.
Литература эпохи формирования нации в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1982.
Развитие литературы в эпоху формирования наций в странах Центральной и Юго-Восточной Европы: Романтизм. М., 1983.
Реализм в литературах стран Центральной и Юго-Восточной Европы: Пути и специфика литературного развития в XIX в. М., 1983.
Поделиться книгой: