Стихи о войне

Сергей Михалков

Стихи о войне

© Михалков С.В., насл., 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Дорогой читатель!

В этой книге собрано то, что было написано мною во время Великой Отечественной войны, когда я был военным писателем-корреспондентом газеты Южного фронта «Во славу Родины», затем – центральной газеты Военно-Воздушных Сил «Сталинский сокол» и других газет.

…Выполняя задания своей редакции в действующей армии, я писал очерки, заметки, политические стихи, подписи под карикатуры, юмористические рассказы.

Мне никогда не забыть морозной ночи на полевом аэродроме, когда я с непередаваемым волнением провожал на боевое задание летчиков Северо-Западного фронта. На борт самолетов грузили пачки листовок. Это были мои стихотворные послания к нашим партизанам, в которых я стремился ободрить и призвать к беспощадной борьбе русских людей на оккупированной территории. Помню заголовки листовок: «Пусть не дрогнет твоя рука!», «Ты победишь!», «Не быть России покоренной!»

Я отчетливо вижу слабости и шероховатости в том, что писалось в далекие военные годы: война, как хорошо знают фронтовики, порой не давала времени на тщательное обдумывание и шлифовку каждой строкfи. Разумеется, можно было бы отредактировать, переработать и даже написать сейчас заново те или иные вещи. Но это был бы уже Михалков «образца 1976 года», а не Михалков военных лет, каким без всякого приглаживания и причесывания я решаюсь предстать перед сегодняшними читателями. В конце концов, военное творчество писателя – не только определенный, очень важный этап в его собственной биографии, но и частичка – пусть самая малая – общей нашей истории. А историю, как известно, не следует ни ухудшать, ни улучшать.

Вошли в книгу и некоторые страницы, написанные на военно-патриотическую тему в последующие годы, вплоть до наших дней… В меру своих сил я старался служить делу Победы, делу мира, работая в самых разнообразных литературных жанрах. Насколько это мне удалось – пусть судит читатель.

Не могу не принести благодарность моему однополчанину по Северо-Западному фронту С.А. Савельеву, который оказал большую помощь в… разыскании моих литературных материалов, затерявшихся на страницах военных газет уже более чем тридцатилетней давности.

Автор

1976

«Говорил с бойцом поэт…»

Народ богатырский мой

Отчизной мобилизованНарод богатырский мой.Не дай облакам грозовымСомкнуться над головой!Товарищ, где бы ты ни был —И в городе, и в селе, —Зорче следи за небом,Оглядывайся на земле!И если враги на границеЗаймут твои города —Сожги и нефть и пшеницуИ угони поезда.Мосты подорви и склады,Врагов огнем ослепи,В ряды партизанских отрядовС винтовкой в руках вступи!Мы встанем врагу на дорогеИ не дадим вздохнуть.Мы можем пожертвовать многим,Чтоб все обратно вернуть!Отчизной мобилизованНарод богатырский мой.Не дай облакам грозовымСомкнуться над головой!1941

Три товарища

Жили три друга-товарищаВ маленьком городе Эн.Были три друга-товарищаВзяты фашистами в плен.Стали допрашивать первого.Долго пытали его —Умер товарищ замученныйИ не сказал ничего.Стали второго допрашивать,Пыток не вынес второй —Умер, ни слова не вымолвив,Как настоящий герой.Третий товарищ не вытерпел,Третий – язык развязал:«Не о чем нам разговаривать!» —Он перед смертью сказал.Их закопали за городом,Возле разрушенных стен.Вот как погибли товарищиВ маленьком городе Эн.1937

Горнист (Быль)

Случилось это в дни войны за ДономС одним кавалерийским эскадроном…По нашим конникам враги огонь вели.Вдруг близкий взрыв! И кони понесли —Теснят друг друга, не сдержать лавины:И храп, и крик, и в мыльной пене спины,И всадникам уже не до огня,И дым, и пыль, и ночь средь бела дня…Кавалеристы видят: дело худо —Их развернуло прямо на овраг,Всему конец…Но тут случилось чудо:С карьера кони перешли на шаг —Пришли в себя…А получилось так:Лихой горнист, служивший в эскадроне,На всем скаку трубу к губам прижалИ «Зорьку» проиграл. И услыхали кониЗнакомый, добрый утренний сигнал.И вновь для них реальность обрелиТрава и ветер, запахи земли,И дальнее село, и ближний бой,И тот горнист с серебряной трубой…1941

Я не хочу!

Я не хочу, чтоб все, что было святоИ предками для нас сохранено,Вдруг оказалось взорвано и смятоИ на кострах фашистских сожжено.Я не хочу, чтоб хлеб моих колхозов,Мной собранный, немецкий барин ел.Чтоб день и ночь в немецких паровозахДобытый мною уголь мой горел.Чтоб к нефти моего АзербайджанаНефтепровод немецкий провели,И набивали золотом карманыГерманские тузы и короли.Я не хочу, чтоб маленького сына,Единственного сына моего,Какой-нибудь помещик из БерлинаВ моей России вдруг лишил всего.Чтоб мальчик мой, как я, такой же русский,Рос, русского не зная языка,Под палкою рабовладельцев прусских,Приехавших в мой Псков издалека.Вот почему на Волге, на КубаниС оружьем, преграждая путь врагу,До моего последнего дыханьяЯ буду драться так, как я могу!Я буду бить врага везде, повсюду,Честь воина в боях не посрамлю!Бесстрашным буду! Беспощадным буду!Остановлю врага и разгромлю!1941

Фашист

Он в села входит,Как чума,Как смерть сама,Как мор.Как зверь, врывается в дома,И сходят девушки с ума,Не в силах смыть позор.Он вырывает языки,Пытая стариков.Он хочет всех зажать в тискиИ всем до гробовой доскиНадеть ярмо оков.Нет! Нет! Вовеки не быватьХозяином ему.Он может жечь и убивать,Душить людей в дыму, —Но никогда такой народ,Как русский наш народ,Не упадет, и не умрет,И в рабство не пойдет!Мы отомстим за каждый дом,Который он поджег.Мы, как один, клянемся в том,Что близок мести срок.Не может ворон быть орломИ выше всех летать,Не может он своим крыломДо наших звезд достать!Не может черная змеяОбвить страну мою!Штык занеси, страна моя,И приколи змею!1941

Останови, отбрось и разгроми!

Горит Кубань, Майкоп в ночи пылает,Защиты просят женщины с детьми,Тебя, боец, Отчизна призывает:Останови врага!ОтбросьИ разгроми!Не отступи, боец, на поле боя,Изменника позором заклейми.За счастье Родины плати ценой любою,Останови врага,ОтбросьИ разгроми!Чтоб в черный день на барщине немецкойНе били нас позорными плетьми,Чтоб не глумился враг над жизнью детской,Останови врага,ОтбросьИ разгроми!Где б ни был ты, в горах ли на Кавказе,В лесах Валдая ли, – с врагами бой прими.Не дай в свой дом чумной войти заразе,Останови врага,ОтбросьИ разгроми!1941

Пионерская Посылка

Две нательные фуфайки,На портянки – серой байки,Чтоб ногам стоять в теплеНа снегу и на земле.Меховые рукавицы,Чтоб не страшен был мороз.Чтоб с друзьями поделиться —Десять пачек папирос.Чтобы тело чисто былоПосле долгого пути,Два куска простого мыла —Лучше мыла не найти!Земляничное вареньеСвоего приготовленья, —Наварили мы его,Будто знали для кого!Все, что нужно для бритья,Если бритва есть своя.Было б время да вода —Будешь выбритым всегда.Нитки, ножницы, иголка —Если что-нибудь порвешь,Сядешь где-нибудь под елкойИ спокойно все зашьешь.Острый ножик перочинный —Колбасу и сало режь!Банка каши со свининой —Открывай ее и ешь!Все завязано, зашито,Крышка к ящику прибита —Дело близится к концу.Отправляется посылка,Очень важная посылка,Пионерская посылкаНеизвестному бойцу!1941

Советские бомбардировщики

Посвящается летчикам части майора Кузнецова

В лучах заходящего солнца,Гудя над землей, как шмели,Плывут, в облаках исчезая,Воздушные те корабли.И с курса они не собьются,И к цели они долетят.Радисты-стрелки неустанноЗа воздухом синим следят.Пшеница внизу колосится,Пылят по дорогам стада.Как тонкие ниточки, вьютсяИдущие в тыл поезда.Девятка летит над садами,В пути не встречая преград.Тяжелые авиабомбыПод крыльями в люках висят.Плывут они, крылья раскинув,В разливе воздушной струи.И дети им смотрят вдогонку,И матери шепчут: «Свои!»Свои самолеты! И людямСтановится сразу легко.Свои! Это значит – родныеЗаплавский, Демидов, Янко.

* * *

«В планшете на штурманской карте…»В планшете на штурманской картеОтмечена эта река.Вот здесь у врагов переправа,Сюда они гонят войска.Саперы наводят понтоны,Форсируют реку полки,Вползают германские танкиНа берег советской реки.Вперед же, к намеченной цели!Уже переправа видна,Уже разделилась девяткаНа три боевых звена.Во имя родимого края,Во имя погибших бойцовНа цель в боевом разворотеЗаходит майор Кузнецов.По цели! По цели! По цели!И кони встают на дыбы.И там, где взрываются бомбы,Растут водяные столбы.По цели! И вновь закипаетВода у крутых берегов —То Кравченко, сокол отважный,Как смерч, налетел на врагов.Бросаются в воду фашисты,Но только спастись не легко,Когда над водой пролетаютЗаплавский, Демидов, Янко.

* * *

В лучах заходящего солнца,Гудя над землей, как шмели,Свои корабли боевыеГерои домой привели.Летели они над садами,Из мест, где гремели бои,И люди внизу говорили:«Летят самолеты! Свои!»1941

Это – наше!

Посмотри по сторонам:Это – наше!Это – нам!Все поля, леса и горыШахты, верфи, рудники,Эти горные озера,Ключевые родники,Эти села и аулы,Кишлаки и города,Нефть Баку, оружье ТулыИ уральская руда,Астраханские баркасы,Украинское зерно,Уголь нашего Донбасса,Крыма нашего вино,Ленинградские заводы,Что гремят на всю страну,Кони редкостной породыИз колхозов на Дону,Стаи грозных эскадрилийБомбовозов, «ястребков» —Те, что бьют, и те, что били,Те, что будут бить врагов!Эти крепости стальныеНа воде и на земле,Эти самые родныеНаши звезды на Кремле!Всем владеем мы навечно.Никому не отдадим.Разобьем врагов, конечно,И, конечно, победим!1941

Пилот

Сто раз корабль взлетал и приземлялся,Многомоторен и тяжелокрыл.Пилот всегда при этом волновался,Хоть никому о том не говорил.Суров закон земного притяженья,И не легко его преодолеть.Без мужества,без риска и уменья —Не приземлиться,как и не взлететь.1941

Истребитель

Это кто на первой койке,Утомленный боем, спит?Это спит военный летчик,Сбивший пятый «мессершмитт»!Он сегодня под МосквойПоказал в ночном боюЛовкость, мужество и волюСоколиную свою.Он врага достойно встретил —Сбил с полуночных небесНа застывший и притихшийПодмосковный снежный лес.Это был по счету пятый,Сбитый в схватке боевой,Пятый ворон, черный ворон,Погоревший под Москвой.Не шумите в общежитье.Пусть, как дома, в тишинеРусский летчик-истребительУлыбается во сне.Пусть поспит еще немного,Ну хотя бы полчаса.Он проснется, выйдет в поле,Поглядит на небеса.Боевой приказ получит,Руку техника пожметИ шестого «мессершмитта»После пятого собьет.1941

Галина

Кто не слышал о Галине?Слух летит во все концы.Повторяют это имяКомандиры и бойцы.В ротах, взводах, эскадронахО Галине говорят:– Где Галина, там – малина!Там фашисты не бомбят!Взглянет на небо Галина,Будто громом прогремит, —«Мессер», в сердце пораженный,С неба падает, дымит.Все любуются Галиной:– Что б мы делали без вас?Ах, какой у вас, Галина,Распрекрасный, точный глаз!Вы и впредь при всем народеПроявляйте свой талант!

* * *

Оказалось, что Галина —Не какая-то дивчина,А известный всем мужчина —Наш зенитчик-лейтенант.1941

Фронтовые подруги

Давно в бою расчеты огневые.Гудит земля, встревожена войной.Идут на фронт подруги боевые,И позади остался дом родной.Полки врагов нарушили границы,И над страной кружится воронье.Мы как один должны сейчас сплотитьсяИ отстоять Отечество свое.Родная армия послала за тобоюИ назвала военною сестрой.Спешите, девушки:На грозном поле бояКрасноармеец ранен молодой.Над ним летят испуганные птицы,Он слышит грохот наших батарей,Ты подползи, и дай ему напиться,И в ближний тыл доставь его скорей.Он не жалел ни крови и ни жизни,Не отступал под натиском свинца.И ты должна вернуть его Отчизне:Как сына – матери, как армии – бойца.Склонись над ним, ночей недосыпая.Его тебе доверил твой народ.И сделай все, подруга фронтовая,Чтоб в строй бойцов вернулся патриот.Родная армия послала за тобоюИ назвала военною сестрой.Спешите, девушки:На грозном поле бояКрасноармеец ранен молодой.1941

Случай в шкафу

Раз к женским платьям в шкафпопал комбинезон.Понятно, что туда попал случайно он, —Ему висеть не там положено по штату,Но делать нечего, рука ошиблась чья-то…Подняли платья шум. И все друг другу в тон:«Комбинезон?! Убрать сейчас же вон!Бензином пахнет он.Смотреть нам неприятноНа эти масляные пятна.Мы – крепдешин,мы – креп-жоржет, вельвет,Мы пахнем дорогим одеколоном.Мы – не мужской, мы – женский туалет.Что общего у нас с комбинезоном?Кто смел его повесить среди нас?!Ох, жаль, хозяйки нет, она бы показала,Она бы выбросила вас —вас, груботканого нахала!»Комбинезон сказал: «Могу ответить вам…»Но тут открылась шкафа дверца,И если бы у платьев было сердце,Оно бы лопнуло по швам.Хозяйкина рука комбинезон взяла,И слышно было всем: «Так вот он где! Нашла!Я целый час ищу, весь перерыла дом.А он висит в шкафу! Как притаился ловко!Рабочий мой костюм! Любимая спецовка!Идем на наш аэродром!»Все дело было в том, что с первых дней войныПростая девушка – Казанцева Людмила,Как сотни тысяч девушек страны,Мужчин, на фронт ушедших, заменила.1941

Письмо на фронт

Сынок родной!По радио узнали,Что ты здоров и крепко бьешь врагов.Соседи заходили, поздравляли,Все говорят: – Ванюшка-то каков!Вот это, говорят, действительно геройство:Трех гадов заколоть, а двух живьем поймать!А мне, признаться, только беспокойство,Да что поделаешь: на то ведь я и мать.Все думаю и сердцем все болеюПо материнской слабости своей…Ты береги себя, но бей злодея!Как мать прошу: врага покрепче бей!Отец, как все. Вчера пришел с работы,Прочел газету, стукнул кулаком.– Эх, говорит, и мне на фронт охота.Пойти бы тоже следом за сынком.Я, говорит, на немца зуб имею.За две войны немало их побил.А бить по ним я и в очко сумею,Я трехлинейную еще не позабыл!..Вчера у нас Катюша ночевала.Хлеб убирают. Скоро молотьба.Такой пшеницы – сроду не бывало!Богатые, хорошие хлеба.Катюша-то в колхозе заправилой —Степан Петров ушел служить на флот.Она его в бригаде заменила,Командует теперь на полный ход.– Мы, говорит, такие строим планы:Сдать государству урожай сполнаИ если что… всем вместе в партизаны, —Бить Гитлера. Пусть сдохнет, сатана!..Марусю не узнать. Шинель наделаИ санитаркой в госпиталь пошла.А я не против, раз такое дело —Сестрой и я в гражданскую была.Белье стирала, раны бинтовала.Кладу повязку, а сама в слезах.Дежурила, ночей недосыпала,И оживали люди на глазах.Сынок родной! За Родину сражайся!Не трусь в бою! Не забывай писать!И поскорей с победой возвращайся!От всех привет.Целую крепко.Мать.1941

Письмо с фронта

Родная мать!Твое письмо простоеМне принесли вчера, но лишь сейчасНа берегу речушки, после боя,Его прочесть сумел я в первый раз.И я тобой горжусь, моя родная,Твой гнев к врагам мне хорошо знаком.Вы там – в тылу, а я на фронте знаю,За что дерусь гранатой и штыком.В полях колхозных золотому житуПод сапоги фашистские не лечь.Сожжем зерно! Но не дадим бандитуИз нашей ржи хлебов себе напечь.Ты обо мне по радио слыхалаИ думала: храбрец – Ванюшка твой.А ведь таких, как я, у нас немало.Здесь что ни час, то подвиг боевой.И нету в том особого геройства,Что сделал я, ведя свой первый бой.Здесь все бойцы одно имеют свойство:И побеждать, и жертвовать собой.Наш командир – любимец нашей роты,Наш политрук от нас неотделим.Во всех делах видна его забота,В огонь и в воду мы пойдем за ним!И обо мне, прошу тебя, мамаша,Ты не болей ни сердцем, ни душой.Вернусь домой в семью большую нашу —На весь колхоз закатим пир горой.Приеду я с ребятами своими,Прошедшими сквозь дым и шквал огня,Ты познакомишься с орлами боевымиИ ты их примешь так же, как меня.Спасибо за письмо, за нежность и за ласку.Послание свое заканчивать спешу.Идет обстрел. Надеть придется каску,А я на ней ответ тебе пишу.Не знаю срока, скоро ли приеду,Но день придет, мы разобьем врагов!И с фронта к вам я привезу победу.Привет родным.Ваш сын Иван Рябков.1941

Почетный пассажир

В армейской шинели,В армейской ушанке,Вагона он ждетНа трамвайной стоянке.Он входит с переднейПлощадки трамвая,На правую ногуНемного хромая.Таких пассажировВ трамвае немного,И люди емуУступают дорогу.Таким пассажирамВ таком положеньеПовсюду – вниманье,Везде – уваженье!Сидит он в вагонеНа лучшем из мест,Кондуктор с негоНе берет за проезд.Он орден имеетПод серой шинелью,Он ранен под КлиномНемецкой шрапнелью.Бесстрашный участникБольшого сраженья,Он вывел товарищейИз окруженья.Боец-пулеметчикСтрелкового взвода,Большое спасибоТебе от народа!1941

Разговор с майором

Он вытирает пот со лбаИ говорит, седой от пыли:– Да, в эту ночь была стрельба!Да, крепко немца мы побили!Нас окружить пытался враг,Но ведь и мы не лыком шиты!Как затянули их в овраг,Так и не выбрались бандиты.А кто остался от полка,Тот – руки кверху. Эх, вояки!Боятся русского штыка,Не любят штыковой атаки!Мои бойцы, как на подбор,Все казаки. Все больше с Дона.К примеру – Лапушкин Егор,Боец второго эскадрона.Он так рубил своим клинком,Что только головы летели.А я-то с рубкою знакомИ разбираюсь в этом деле!А есть такие молодцы,Что и в седле-то меньше году,Но в бой идут, как храбрецы,Скажи – пойдут в огонь и в воду.Нам не забыть политрукаПетра Денисыча Рябкова.Он – знамя нашего полка,Не скажешь ничего другого!…Вот расспросить бы вам о нем —Его в полку у нас любили.А вы бы уж в стихах потомРассказ бойцов изобразили! —И поднялся майор с пенькаИ отряхнул полы шинели…А в синем небе облакаВсе так же плыли и летели.1941

Машина раненых везла…

Машина раненых везла.Дорога трудная была,Обстреляна не раз.Шофер Миляев это знал,Недаром военврач сказал:– Езжайте… В добрый час!В кабине лучше быть вдвоем:Шофер Миляев за рулем,А рядом – Данильчук.Сидят рядком и говорятПро то, про се, про медсанбатИ смотрят, что вокруг.Кто за рулем не первый год,Тот санмашину не тряхнет,Когда везет больных.Шофер Миляев не забыл,Что должен он доставить в тылТоварищей своих.И все бы было ничего,Когда б шофера самогоНе ранило в пути.Коварный враг стрелял хитро —Попал водителю в бедро.Машину как вести?И быстро выключив мотор,Баранку выпустил шоферИз ослабевших рук,Нажал ногою на стартер,Завел мотор второй шоферТоварищ Данильчук.Строчит фашистский пулемет:То враг по санмашине бьет,Берет в свинцовый круг.Один, в открытом поле, днем,Ведет машину под огнемОтважный Данильчук.Кипящую, как самовар,Довел машину санитарДо места по шоссеИ так начальнику сказал:«Шофера я перевязал.Больные – живы все».1941

Партизаны (Поэма)

За лесами, за садами,За колхозными прудамиЖил в селе на сто дворов,Из того же места родом,Уважаемый народом,Молодой Ефим Бобров,Сын простого кузнеца,Сам кузнец – и весь в отца.Он хоть был годами молод,В руки взял отцовский молот,Начал угли раздувать,На селе коней ковать…Время шло. Коней ковали,Иногда в Москве бывали,Жил в довольствии колхоз,На глазах у граждан рос.Все-то есть. Во всем достаток:Сто семнадцать свиноматок,Огородов триста га.А посевы! А луга!В сенокос трава по пояс.Можно жить, не беспокоясь:Есть хлеба и есть корма —Заворачивай, зима!Так и жили дни за днями.От района дали знамя.Дескать, вы теперь в почете,Дескать, видно по работе —Всем другим в пример она.Простояло знамя этоВ помещенье сельсоветаВсю весну. И вдруг… война!То гудит не ветер грозный —Поднимается колхозникЗащищать свою страну,Край любимый, край богатый,Лес, поля, родные хаты,Ребятишек и жену.Лютый враг нагрянул воромС пулеметным разговором,С черной бомбой и с ножом,И с поджогом-грабежом.И в колхозе «Власть Советов»,Как услышали про это,Все явились в сельсовет:«Есть повестки или нет?»Вот расселись по подводамИ прощаются с народомЗемляки-призывники.К ним приходят старики:– Дескать, мы в боях бывали,Было дело – воевали,Били немца в грудь и в задДвадцать пять годов назад.Паренек развел гармошку:В путь – далекую дорожкуПровожают. Ничего!На войне не без того!Девки плачут и смеются:– Не забудьте к нам вернуться!– Вы не плачьте. Ничего!На войне не без того!Был бы жив кузнец Данила(Если б это раньше было),Он бы тоже провожал,Речь на площади держал.Он сказал бы: «Вот, ребята,Руки старого солдата!Пригодятся. Ничего!На войне не без того!»Вот и тронулись подводыВдоль садов и огородов,Мимо отчего крыльца.Речка, кузни… Мимо, мимо…Не призвали лишь Ефима —Молодого кузнеца.Ростом крепок и здоровБыл кузнец Ефим Бобров,Но еще не вышел годом.И, стыдясь перед народом,Он остался у плетня,Стал доковывать коня.И, вбивая гвоздь в подкову,Он сказал: «Неужто мне,Мне, колхознику Боброву,Нету места на войне?»За полями, за садами,За ручьями и прудами,По лесам, в краю болотДнем и ночью бой идет.То не молния сверкаетИ деревья рассекает —То снаряд шестидюймовыйРассекает ствол сосновыйТо не ветер листья рвет,А станковый пулемет.Жаркий бой. С врагами схватка.Всем приходится не сладко.Ворог кровь рекою льет.Офицер пощады просит,Но боец приклад заноситИ врага наотмашь бьет.Сторона кругом лесная.Кто идет, тропы не зная,Тот в краю лесных болотМежду кочек пропадет.Бурелом повсюду, ельник,Да столетний можжевельник,Да могучие стволыСо слезинками смолы.Только тот, кто с малолетстваЖил от леса по соседству,В том лесу и лыко драл,И малину собирал, —Только тот заходит в чащи,Кто хозяин настоящий.Так вошел Ефим Бобров —Партизан вооруженныйИ друзьями окруженный,В темной зелени шатров.Был бы жив Бобров Данила,Он сказал бы: «Наша сила!Наша правда! Наша власть!Бьет сегодня наша масть!Нас не сломишь – мы упрямы.Ройте, люди, волчьи ямы!Ставь капканы на пути,Где задумал враг пройти!Чтоб ему в тисках метаться,Чтобы некуда податься,Бей врага из-за угла,И в селе, и у села.Бей врага в лицо и в спину,Нет ружья – возьми дубину!Чтоб навек запомнил гадПартизанский наш отряд!»Так сказал бы дед Данила(Если б это раньше было).Так сказал орлам своимПартизан Бобров Ефим.Сын простого кузнеца,Сам кузнец – и весь в отца.В чистом поле, по дубравам,Под огнем в бою кровавомМного фрицев полегло…Ночь прошла. На поле бояСмотрит небо голубое,И безмолвно за рекоюУкраинское село.Фрицы заняли его.На войне не без того…Все теперь вокруг дымится.Рожь, ячмень, овес, пшеница —Хлеб горит четыре дня,Затушить нельзя огня.Из колхозного колодцаПить фашистам не придется:Из него ушла вода,И неведомо куда.Хоть бы пес с цепи сорвался,Хоть бы кто-то отозвался,Хоть бы выглянул в окошко,Хоть бы выбежала кошка.Фрицы заняли село,А живое все ушло.В помещенье сельсоветаНи плаката, ни портрета,Ветер серую золуРаздувает на полу…Был зажиточным колхоз —На конях добро увез.Фрицу брюхо подвело —Худо встретило село.А к тому же нет покоя —То одно, а то другое:Здесь разбили весь обоз,Там убили генерала,Там напали на капрала,Еле ноги тот унес.Мост взорвали. Штаб сожгли…И виновных не нашли…Рельсы ночью развели,А виновных не нашли…Только битые вагоны,Обгоревшие патроныДа немецкий паровозБез поршней и без колес.Гнали фрицы три цистерны.Танки ждали их, наверно,Без горючего не шли.Только дело вышло скверно:В часть не прибыли цистерны,А виновных не нашли.Украина золотая!Белоруссия родная!Вы в своих лесах дремучихУкрывайте самых лучшихСыновей и дочерей —Верных Родине любимой,Вроде нашего Ефима,Партизан-богатырей!И победы час настанет:Ворог ляжет и не встанет,И войне конец придет.И народ земли родимойЧерный прах орды зверинойПо дорогам разметет!1941

Долетался…

Он два железные крестаНосил и «асом» был.Он спящих граждан по ночамВ Испании бомбил.Он на рассвете вылеталНа утренний Париж,И бомбы падали с небесНа гребни мирных крыш.Он сеял смерть, он выжигалЛюдей и города,Но безнаказанно домойОн прилетал всегда.И Гитлер говорил «зер гут»О вылетах егоИ ставил остальным в примерБандита своего.Ни разу не был ранен онНи за одну войну,И вдруг лететь пришел приказВ Советскую страну.Он бомбы взял и взял с собойГорючего запас,Взял старт и… страшно тут емуВдруг стало в первый раз.Простой советский паренекВ то время не дремал.Он как пять пальцев на рукахСвою зенитку знал.Когда фашистский самолетНырнул сквозь облака,Красноармейская шрапнельВпилась ему в бока.Он захлебнулся весь в дымуИ в штопор вдруг вошел,Упал на русской сторонеИ смерть свою нашел.А тот зенитчик молодой,Советский паренек,Сказал расчету своему:– Хороший был денек!Летел, как коршун, мимо нас,Да сняли мы его.Знать, петушиное крылоУ коршуна того.Пусть прилетит еще бандит, —Он точно так же будет сбит!1941

Мать солдатская (Поэма)

По большаку, правее полустанка,Идти пять верст – деревня Хуторянка.Спервоначалу были хутора,Да разрослись. И стали год за годомДружнее жить, богаче быть народом —Деревней стали. Сорок два двора.Вокруг луга – есть чем кормить скотину,Густы леса – орешник да малина.Всего хватает: и грибов, и дров.Сойдешь под горку, тут тебе речушка,А там, глядишь, другая деревушка,Но в той уже поменее дворов…Живет народ, других не обижая,От урожая и до урожая,От снега до засушливой поры.И у соседей хлебушка не просит.И в пору сеет. В пору сенокосит.Коней кует. И точит топоры.И землю под озимые боронит,Гуляет свадьбы, стариков хоронитИ песни молодежные поет,Читает вслух газетные страницы…За тридевять земель Москва – столица,И дальний поезд до нее везет…В родной деревне, третья хата с краю,Другой судьбы себе не выбирая,Полвека честной жизни прожилаХохлова Груша. В тихой ХуторянкеПрошла в труде крестьянскомжизнь крестьянки,И не приметишь, как она прошла.Здесь в девках бегала, здесь в хороводах пела,Здесь на гулянках парня присмотрела,Вошла к нему хозяйкой в бедный дом.Здесь называлась Грушею-солдаткой,Здесь тосковала, плакала украдкой,Здесь вынянчила четверых с трудом.Она порой сама недоедала,Чтоб только детям досыта хватало,Чтоб сытыми вставали от стола.Она с утра к соседям уходила,Белье стирала и полы скоблила —В чужих домах поденщину брала.Она порой сама недосыпала,Ложилась поздно и чуть свет вставала,Чтоб только четверым хватало сна.И выросли хорошие ребята,И стала им тесна родная хата,И узок двор, и улица тесна.Последнего она благословила,Домой пришла, на скобку дверь закрыла,Не раздеваясь, села в уголок.Стучали к ней – она не открывала,До поздней ночи молча горевала —Все плакала, прижав к лицу платок.Она с людьми тоской не поделилась.Никто не видел, как она молиласьЗа четверых крестьянских сыновей,Которых не вернуть теперь до дому,Которым жить на свете по-иному —Не в Хуторянке, а в России всей……Она хранила у себя в комодеИз Ленинграда письма от Володи,Из Сталинграда письма от Ильи,Одесские открытки от АндреяИ весточки от Гриши с батареиИз Севастополя. От всей семьи.В июньский полдень, в тесном сельсовете,По радио – еще не по газете, —Когда она услышала: «Война»! —Как будто бы по сердцу полоснули,Как села, так и замерла на стуле, —О сыновьях подумала она.Пришла домой. Тиха пустая хата.Наседка квохчет, просят есть цыплята,Стучит в стекло – не вырвется – пчела.Четыре мальчика! Четыре сына!И в этот день еще одна морщинаУ добрых материнских глаз легла.…Косили хлеб. Она снопы вязалаБез устали. Ей все казалось мало!Быстрее надо! Жаль, не те года!И солнце жгло, и спину ей ломило,И мать-крестьянка людям говорила:«Там – сыновья. И хлеб идет туда».А сыновья писали реже, реже,Но штемпеля на письмах были те же:Одесса, Севастополь, СталинградИ Ленинград, где старший сын Володя,Работая на Кировском заводе,Варил ежи для нарвских баррикад.Когда подолгу почты не бывало,Мать старые конверты доставала,Читала письма, и мечталось ей:Нет на земле честнее и храбрее,Нет на земле сильнее и добрееВзращенных ею молодых парней.Тревожные в газетах сводки были,И люди об Одессе говорили,Как говорят о самом дорогом.Старушка мать – она за всем следила —Шептала ночью: «Где же наша сила,Чтоб мы могли расправиться с врагом?»О, как она бессонными ночамиХотела повидаться с сыновьями,Пусть хоть разок, пусть, провожая в бой,Сказать бойцу напутственное слово.Она ведь ко всему теперь готова —К любой беде и горести любой.Но не могло ее воображеньеПредставить город в грозном окруженье,Фашистских танков черные ряды,К чужой броне в крови прилипший колос,Не слышала она Андрея голос:«Я ранен… мама… пить… воды… воды».Пришел конверт. Еще не открывала,А сердце матери уже как будто знало…В углу листка – армейская печать…Настанет день, Одесса будет наша,Но прежних строчек:«Добрый день, мамаша!» —Ей никогда уже не получать……Глаза устали плакать – стали суше,Со временем тоска и горе глуше.Дров запасла – настали холода.Шаль распустила – варежки связала.Потом вторые, третьи… Мало, мало!Побольше бы! Они нужны – туда!Все не было письма из Ленинграда.И вдруг она услышала: «Блокада».Тревожно побежала в сельсовет,Секретаря знакомого спросила.Тот пояснил… Опять душа заныла,Что от Володи писем нет и нет.Пекла ли хлеб, варила ли картошку,Все думала: «Послать бы хоть немножко,За тыщу верст сама бы понесла!»И стыли щи, не тронутые за день.Вся в думах о голодном Ленинграде,Старуха мать обедать не могла.Она была и днем и ночью с теми,Кто день и ночь, всегда, в любое времяРаботал, защищая Ленинград,И выполнял военные заданьяЦеной бессонницы, недоеданья —Любой ценой, как люди говорят……Опять скворцы в скоречни прилетели,И ожил лес под солнышком апреля,И зашумели вербы у реки…Из Севастополя прислал письмо Григорий:«Воюем, мать, на суше – не на море.Вот как у нас дерутся моряки!»Она письмо от строчки и до строчкиПять раз прочла, потом к соседской дочкеЗашла и попросила почитать.Хоть сотню раз могла она прослушать,Что пишет сын про море, и про сушу,И про свое уменье воевать.И вдруг за ней пришли из сельсовета.В руках у председателя газета:– Смотри-ка, мать, на снимок. Узнаешь? —Взглянула только: «Сердце, бейся тише!Он! Родненький! Недаром снился! Гриша!Ну до чего стал на отца похож!»Собрали митинг. Вызвали на сценуГероя мать Хохлову Аграфену.Она к столу сторонкой подошлаИ наклонилась. А когда сказали,Что Гришеньке Звезду Героя дали, —Заплакала. Что мать сказать могла?..…Шла с ведрами однажды от колодца,Подходит к дому – видит краснофлотца.Дух захватило: Гриша у крыльца!Подходит ближе, видит: нет, не Гриша —В плечах поуже, ростом чуть повышеИ рыженький, веснушчатый с лица.– Вы будете Хохлова Аграфена? —И трубочку похлопал о колено.– Я самая! Входи, сынок, сюда! —Помог в сенях поднять на лавку ведра,Сам смотри так улыбчиво и бодро —Так к матери не входят, коль беда.А мать стоит, глядит на краснофлотца,Самой спросить – язык не повернется,Зачем и с чем заехал к ней моряк.Сел краснофлотец: – Стало быть, мамаша,Здесь ваша жизнь и все хозяйство ваше!Как управляетесь одна? Живете как?Мне командир такое дал заданье:Заехать к вам и оказать вниманье,А если что – помочь без лишних слов.– Ты не томи, сынок! Откуда, милый?И кто послал-то, господи помилуй?– Герой Союза старшина Хохлов!Как вымолвил, так с плеч гора свалиласьПоправила платок, засуетилась:– Такой-то гость! Да что же я сижу?Вот горе-то! Живем не так богато —В деревне нынче с водкой плоховато,Чем угостить, ума не приложу!Пьет краснофлотец чай за чашкой чашку,Распарился, хоть впору снять тельняшку,И, вспоминая жаркие деньки,Рассказывает складно и толково.И мать в рассказ свое вставляет слово:– Вот как у нас дерутся моряки!– Нас никакая сила не сломила.Не описать, как людям трудно было,А все дрались – посмотрим, кто – кого!К самим себе не знали мы пощады,И Севастополь был таким, как надо.Пришел приказ – оставили его…– А Гриша где? – Теперь под Сталинградом.В морской пехоте. – Значит, с братом рядом?Там у меня еще сынок, Илья.Тот в летчиках, он у меня крылатый.Один – рабочий, три ушли в солдаты. —Моряк в ответ: – Нормальная семья!Она его накрыла одеялом,Она ему тельняшку постирала,Она ему лепешек напекла,Крючок ослабший намертво пришила,И за ворота утром проводила,И у ворот, как сына, обняла……В правлении колхоза на рассветеТолпились люди. Маленькие детиУ матерей кричали на руках.Ребята, что постарше, не шумели,Держась поближе к матерям, сиделиНа сундучках, узлах и узелках…Они доехали. А многие убиты —По беженцам стреляли «мессершмитты»,И «юнкерсы» бомбили поезда.Они в пути тяжелом были долго,За их спиной еще горела Волга,Не знавшая такого никогда.Теперь они в чужом селе, без крова.Им нужен кров и ласковое слово.И мать солдатская решила: «Я – одна…Есть у меня картошка, есть и хата,Возьму семью, где малые ребята.У нас у всех одна беда – война».Ту поднялась одна из многих женщинС тремя детьми – один другого меньше,Три мальчика. Один еще грудной.– Как звать сынка-то? – Как отца, Анисим.Сам на войне, да нет полгода писем…– Ну, забирай узлы, пойдем со мной!И стали жить. И снова, как бывало,Она пеленки детские стирала,Опять повисла люлька на крюке…Все это прожито, все в этой хате было,Вот так она ребят своих растила,Тоскуя о солдате мужике.В большой России, в маленьком селенье,За сотни верст от фронта, в отдаленье,Но ближе многих, может быть, к войне,Седая мать по-своему воюет,И по ночам о сыновьях тоскует,И молится за них наедине.Когда Москва вещает нам: «Вниманье!В последний час…» – и, затаив дыханье,Мы слушаем про славные боиИ про героев грозного сраженья, —Тебя мы вспоминаем с уваженьем,Седая мать. То – сыновья твои!Они идут дорогой наступленьяВ измученные немцами селенья,Они освобождают городаИ на руки детишек поднимают;Как сыновей, их бабы обнимают.Ты можешь, мать, сынами быть горда!И если иногда ты заскучаешь,Что писем вот опять не получаешь,И загрустишь, и дни начнешь считать,Душой болеть – опять Илья не пишет,Молчит Володя, нет вестей от Гриши,Ты не грусти. Они напишут, мать!1942Действующая армия

Кому сказать спасибо?

Привезли бойцам подаркиПосле боя одного.Получил боец посылкуИ не знает от кого.Шерстяные рукавицы,Чтоб не страшен был мороз,Чтоб с друзьями поделиться —Пара пачек папирос.Закурил боец из пачки,Дал соседям закурить.Ну, кому сказать спасибо?Ну, кого благодарить?Ну, кому хоть в пару строчекБоевой послать привет?Развернул боец платочек,Увидал ее портрет.Фотография цветная —Русый локон и берет.И зовут ее Марусей,Двадцати, не больше, лет.Эта девушка МарусяШла к почтовому крыльцуИ посылку отправлялаНеизвестному бойцу.Все соседи по окопуПосмотрели на портрет:«Напиши ты ей спасибоИ от нас пошли привет!»Подтолкнул сосед соседа,А боец сказал друзьям:«Победим, в Рязань заеду —Самолично передам».1942

Под Москвой

У Фрица – папа офицер,Он воевал в СССР,Он в наших селах избы жегИ все, что взять с собой не мог.Он вешал на столбах людей,Он грабил взрослых и детей,И тех, кто гол, и тех, кто бос,Гнал без пощады на мороз.Он шел к Москве, бандит и вор,Фашист, убийца, мародер.У Вани – папа под Москвой,Красноармеец рядовой.Он был колхозным кузнецом,Пришла война – он стал бойцом.Он взял винтовку-автомат,Противогаз и пять гранат,Пошел на фронт врага встречать,Москву родную защищать.Мою Москву, твою Москву,Где ты живешь, где я живу!В наш русский подмосковный лесФашистский батальон залез.Крепчал, трещал, скрипел морозИ разбирал врагов до слез.Чихая, кашляя, ворча,Ползла по лесу саранча.А Фрицин папа впередиБрел с дамской муфтой на груди.Он был бы рад уткнуться в снегИ в том снегу заснуть навек.Но взять Москву – гласил приказ,Назначил Гитлер день и часИ точный список площадей,Где вешать наших москвичей.Но вшивый и голодный сбродНе мог продвинуться вперед!Стоял у городских воротСоветский боевой народ!И Фрицин папа сдался в плен,Не увидав кремлевских стен.Была Москва недалеко,Но взять Москву не так легко,Когда стоят и мой, и твой,И Ванин папа под Москвой!1942

Фотография

В бумажнике фашистского солдата,Насильника, бандита, подлеца,Ее нашли.Перед расстрелом снятыДва наших русских раненых бойца.Минуту смерти гордо презирая,Они, непобежденные, стоятНа фоне подожженного сараяСпиной к огню, лицом на аппарат.А возле них, нацелив автоматы,Убийство в развлеченье превратив,Позируют фашистские солдаты,Стараясь не уйти за объектив.Рука фотолюбителя-убийцыНе дрогнула, запечатлев момент,И фотография легла в бумажник фрица,И снимок превратился в документ.Возьми его и рассмотри поближе!Он снят бездушным и тупым врагом,Снимавшим так в Варшаве, и в Париже,И в Таганроге нашем дорогом.Для освещенья поджигая хаты,Задерживая казнь на пять минут,Своим немецким фотоаппаратомОн с разных точек щелкал там и тут.Когда-нибудь в музее преступлений,В отделе гитлеризма, под стеклом,Экскурсовод, не в силах скрыть волненья,Покажет нам объемистый альбом.И мы увидим на одной странице,Поблекшую от времени слегка,Ту фотографию, что мы нашли у фрица —Фельдфебеля германского полка.1942

Казнь

Уже – конец.Уже – петля на шее.Толпятся палачи, с убийством торопясь.Но на мгновенье замерли злодеи,Когда веревка вдруг оборвалась…И партизан, под виселицей стоя,Сказал с усмешкой в свой последний час:– Как и веревка, все у вас гнилое!Захватчики!Я презираю вас!..1942

Пусть не дрогнет твоя рука!

Рвется гитлеровец на Дон,Хочет он опрокинуть нас,Хочет выйти на Волгу онИ на солнечный наш Кавказ.Ты коли его наповал,Ты гранатой его взрывай,Ты минируй под ним подвал,Как увидишь его – стреляй.И в землянках, и в блиндажахУ дверей его смертью стань,Ты топи его на морях,Ты бомби его и тарань.Чтоб ему над тобой не быть,Ты ему беспощадно мсти,Все, чем можно его убить,Ты в оружие обрати!Если нет у тебя клинка,Значит, есть у тебя топор.Пусть не дрогнет твоя рука,Совершая над ним приговор.Если был в руках молоток,Ты ударь его молотком,Если был под рукой кипяток,Обвари его кипятком.Если нет у тебя ничего,Что на ворога можно поднять,Ты руками схвати его,Чтобы насмерть его обнять.Не жалей его, не жалей,Он сестер твоих не жалел,Он стрелял и в моих детей,И в твоих, и в кого хотел.Не щади его, не щади —Он твоих друзей не щадил,Он им звезды жег на грудиИ на виселицы водил.Если дашь ты ему в свой домХоть одною вступить ногой —Он хозяином будет в немТы же будешь его слугой.Если пустишь его в свой край —Снимет все с твоего плеча,Заберет себе твой урожайИ сожрет его, как саранча.Истребляй же его в бою,В небе, на море, на земле,В партизанском своем краю,В оккупированном селе.Враг хитер – будь еще хитрей,Ты научен уже войной.Враг силен, только ты сильней —Ты стоишь на земле родной!1942

Командир

Тихо, хлопцы. Он только что лег,Не поел ничего – притомился.Чуть вошел, чуть ступил на порог —И сейчас же на койку свалился.Мы с ним вместе бывали всегда,В третьей роте на финской служили.Да вчера приключилась беда:Командира враги окружили.Хорошо, со штыком подоспел,Заколол окаянного фрица.Командир, вижу, весел и цел,Весь в сохранности, как говорится.Я как вспомню, так вздрогну сейчас:Неужели не жить капитану?..Сам сказал мне: «Спасибо, что спас».Право слово, хвалиться не стану.Я душой никогда не кривлю.Похваляться солдату негоже.Как отца, командира люблю,Хоть меня он порядком моложе.Как отца, командира люблю,Видно, понял он душу солдата.Недоспит – значит я недосплю.Что прикажет, то выполню свято.Он внимателен, ласков и строгИ командует нами умело…Тише, хлопцы. Он только что лег…Завтра будет нелегкое дело.1942

Родное село

Когда я принимал присягу,То клялся я родной странеНе отступать в бою ни шагу,Как трудно ни было бы мне.И я прошел сквозь испытанья,И в том поклясться вновь могу.Отряд наш с боевым заданьемБыл брошен с неба в тыл врагу.Незабываема минута —Тогда, в тревожный час ночной,Раскрылся купол парашютаИ закачался надо мной.А впереди земля родная,Зовущая к себе скорей,И враг, заснувший в ночь, не зная,Что смерть дежурит у дверей…Не чуял зверь, что где-то рядомВ тылу частей передовыхБойцы десантного отрядаУже снимают часовых.И руки-щупальца раскинув,Глотая воздух жадным ртом,В размытую дождями глинуСолдаты падают ничком.Так, часовых с постов снимая,Мы продвигались не спеша.Я шел, как все, в руках сжимаяГотовый к бою ППШ.И в это самое мгновеньеОжило все, что за спиной,Я вспомнил детство и селеньеИ в том селенье дом родной.И шест с зеленою скворешней —Приют пернатого певца,И две цветущие черешниПочти у самого крыльца…Едва вошли одновременноМы в то село со всех сторон,Как занял все дома мгновенноДесантный славный батальон.Был бой. И, прыгая с перины,От ужаса смертельно сер,Во тьме своим солдатам в спинуСтрелял фашистский офицер.И я клянусь, что не дрожалаВ час мщения моя рука,Что этой ночью сталь кинжала,Как никогда, была крепка!А на рассвете после бояЗа пустырями у прудаУвидел я перед собоюТо, что запомнил навсегда:И шест с простреленной скворешнейНеприлетевшего скворца,И две цветущие черешниУ обгоревшего крыльца.И вспомнил я свою присягу,Навеки данную стране:Не отступать в бою ни шагу,Как трудно ни было бы мне.1942

Последний прыжок

Гитлеровское командование подставило под пули своих «союзников» – белофиннов. На одном из участков Южного фронта фашисты, отступив под ударами наших войск, бросили соседнюю финскую роту на произвол судьбы. В числе других лыжников погиб чемпион мира по прыжкам с трамплина Пааво Виэрто.

Финляндия знала Виэрто Пааво —Была у Виэрто спортивная слава.Но продались Гитлеру финские власти,И вот изменилось спортивное счастье.На фронте известного лыжника-финнаСоюзники-фрицы столкнули с трамплина.Погиб он в сугробе, метелью освистан…Чужих чемпионов не жалко фашистам.1942

«Все в порядке»

Я родился в станице, на Дону,У теплых скирд накошенного хлеба,И в детства полюбил я вышинуРодного и безоблачного неба.Я жил и рос, как все в моих летах —Я голубей гонял, следя за их полетом,Но с каждым днем все ближе был в мечтахК стремительным военным самолетам.Нет, не манил меня великий перелет,И не завидовал я летчикам-героям,Я все хотел потрогать самолетИ посмотреть, как он внутри устроен.Я в восемнадцать лет покинул дом.Всплакнула мать и проводила сына.И стал мне домом мой аэродром,Дороже всех – любимая машина.Она испытана. И не в одном бою.Она проверена. И не в одном сраженье.Она летит – и сразу узнаюЕе по одному ее движенью.И если возвращается звено,Знакомый гул я слышу ближе, ближе…И думаю: а вдруг не суждено?А вдруг своей машины не увижу?Но вот она! Летит! Вот по землеУже бежит. И я ее встречаю,И пять пробоин на родном крыле —Пять свежих ран с тревогой отмечаю.Как я горжусь машиной боевой!Она опять прошла сквозь испытанья,Она вернулась к нам живой, живойС опасного военного заданья.И летчик пожимает руку мне,Снимает шлем и теплые перчатки.Он вел огонь, и сам он был в огне.Он принял бой, и было «все в порядке».Неискушенным людям не понять,Как дорого скупое это слово,Но каждый техник за него обнятьГотов товарища и друга боевого.1942

Возвращение в строй

Она звалась «Брусникой», но не зрела,На солнечной опушке не росла,Ни запаха, ни вкуса не имелаИ никогда съедобной не была.Она была размещена в подвале,К ней по кустам тянулись провода,Ее через «Ракету» вызывали,И занята она была всегда.Но летчик-штурмовик Шатров ВасилийНе удивлялся в жизни ничему,Он попросил – его соединили.– «Брусника» слушает! – ответили ему.– Кто говорит? – Орлов у аппарата…– Докладывает капитан Шатров.– Как жив, Шатров? – Заштопан и залатан.Из госпиталя выписан. Здоров.Старт замело, опять мороз крепчает.Лицо стартера на ветру горит…И в сотый раз «Ракета» отвечает:– «Брусника» занята…«Брусника» говорит…Как хорошо через окно палатыУвидеть первый снег голубоватый,И лыжный след, и первый санный путь,И вылезти из серого халата,И туфли снять, и сапоги обуть,Шинель надеть, ремень стянуть потуже,Проститься с медицинскою сестрой,Сойти с крыльца навстречу зимней стужеИ чувствовать, что жив и так же нужен,И ждут друзья, и завтра встанешь в строй.Три месяца своей не видев части,Обратно в часть, в свой полк, к своим Ил-2Шел штурмовик. У летчика от счастья,А, может быть, от воздуха отчастиКружилась на морозе голова.Над снежным лесом бреющим полетомПрошли на запад три штурмовика…Шатров подумал: «Значит, есть работа.Штурмовики – из нашего полка».Когда шагает человек военныйИ далека последняя верста,Доходит человек обыкновенноДо первого контрольного поста.Там происходит разговор минутный,Там установят, кто идет, куда.Там на машине грузовой попутнойНайдется место в кузове всегда.В добротных валенках, в дубленом полушубкеСтоит боец, винтовка на ремне.Он до войны ходил в туфлях и в юбке,Но девушки сегодня на войне.И если ты военною дорогойПо всем фронтам проедешь и пройдешь,Ты их увидишь – их повсюду много.Сидеть в тылу не хочет молодежь.Протер водитель стекла рукавицейИ опустил легонько тормоза.Расстались двое… И, как говорится,Один запомнил летные петлицы,Другой запомнил карие глаза.

* * *

Кто был на фронте, на суровой службе,Кто видел смерть, но выполнял приказ,Тот знает цену настоящей дружбе, —Она была испытана не раз.Ты знаешь, что тебе перед полетомДрузья твои готовят самолет,Что в воздухе твой друг за пулеметомИ он тебя в бою не подведет.И что при взлете бомба не сорвется —Ты в дружбе с оружейником своим,Что над землей мотор не захлебнется —Твой друг механик повозился с ним.Сидит Шатров в родной столовой летной,Он, как в семье, в кругу своих друзей,Стоит над ними сладкий дух компотныйИ ароматный запах свежих щей.А повар всех на кухне распекает:– Людьми такими нужно дорожить!А, может быть, он щей еще желает?Еще котлету нужно положить?Спешит к столу официантка Тося,В руках – поднос, на нем – двойной обед.Сидит Шатров, и все, что он попросит,Ему несут – ни в чем отказа нет.В комбинезоны теплые одеты,Привычные к военному труду,Шли летчики. Им летные планшетыКолени задевали на ходу.Им было в небе холодно и жарко,Им хочется поесть, попить, поспать.Их обогнала в поле «санитарка» —Их было шесть, домой вернулось пять.Мы с каждым днем становимся суровей,Война сегодня наше ремесло.Мы до последней капли нашей кровиДеремся зло и побеждаем зло.Но все-таки стоять над изголовьемУ раненого друга тяжело.И сила мести в воздух тянет сноваИ на гашетку просится рука.Все эти мысли были у Шатрова,Когда в машине провезли шестого —Израненного пулями стрелка…

* * *

Два экипажа в шахматы играют:Идет ладья, и кони рвутся в бой,Ферзь для удара время выжидает,И слон готов пожертвовать собой.Стянув унты и скинув снаряженье,Еще разок подкинув в печку дров,Сидят стратеги жаркого сраженья —Папенко, Дыбин, Зотов и Шатров.И разгадав противника уловку,Идет Шатров, и слышится в ответ:– Сюда бы «ил»: пошел бы на штурмовку!Да только жаль, такой фигуры нет!А в тихом штабе, в маленькой землянке,С карандашом, склонившись над столом,Майор Орлов на карте метит танки,Замеченные утром на стоянкеВ тылу врага, за выжженным селом.Здесь засекли до тридцати орудий,Сюда пришел с горючим эшелон.Вот в эту клетку завтра утром будетУдар штурмовиками нанесен.Старт замело, опять мороз крепчает,Сигнальный огонек в ночи горит.И в сотый раз «Ракета» отвечает:– «Брусника» занята…«Брусника» говорит…1942

Фронтовик домой приехал

Фронтовик домой приехал.С фронта. В отпуск. На семь дней.Больше года он не виделНи жены и ни детей.Фронтовик домой приехал.Снял шинель и сапоги,Потемневшую портянкуСнял с натоптанной ноги.Лег в кровать под одеяло,В доме теплом и родном,И уснул коротким, чутким,Фронтовым тревожным сном.И ему приснилось ночью,Что на поле боя он,Что опять во фланг фашистамВышел третий батальон,И опять его товарищ —Неразлучный автомат —Бьет по выцветшим шинелямНаступающих солдат.Человеку бой приснился,И проснулся он в поту.Ничего не понимая,Он вгляделся в темноту.И, увидев очертаньяШкафа, стула и стола,Вспомнил дальнюю дорогу,Что до дома довела;Вспомнил встречи фронтовые,Боевых своих друзей,Молодых артиллеристовС дальнобойных батарей;Вспомнил песню про Каховку,Вспомнил ночи у Днепра…И с открытыми глазамиПровалялся до утра…Фронтовик домой приехал…1942

Наш доктор

Он к нам приехал в часть из Сталинграда,Мобилизованный амбулаторный врач.У нас он в первый разУслышал свист снаряда,Упавшего у пригородных дач.Шинель на нем сидела мешковато,С опаскою носил он пистолет.И говорил: – Из белого халатаНе вылезал я восемнадцать лет!К шинели я привыкну, несомненно,И буду здесь с другими наравне,Но у меня характер невоенный,Хоть всей душойЯ с вами на войне.В суровом гуле грозных эскадрилийДни проходили в боевом строю.С передовых позиций привозилиГероев, обескровленных в бою.И он работал, рук не покладая,Без отдыха у белого стола,Порою на ходу обед глотая,Который санитарка принесла.В такие дни он говорил: – Я знаю,Работаю, не сплю – не я один.Мы на войне. Я долг свой выполняюКак врач и как советский гражданин.Однажды ночью привезли сапера,Сапер тот был почти без чувств, без сил.На все смотрел он безучастным взоромИ ничего не ждал и не просил.Склонилась санитарка к изголовью:– Он умирает! – Нет, он будет жить!В бою с врагами истекал он кровью,Так нам ли кровью нашей дорожить?И засучил хирург рукав халата,Без колебанья руку обнажилИ отдал кровь советскому солдату,Чтоб ожил он и снова с нами жил.И кровь врача влилась герою в вены —И сердце вздрогнуло, вернув себе свой такт.А врач сказал: – Я человек военный,Но поступил бы каждый точно так!1942

Письмо из неволи

…У немца в работницах полька жила.Иссохла в неволе. Слегла. Умерла.Сломил ее каторжный труд…Гораздо выносливей русский народ.И за руку немец Марусю берет,Сказав коменданту: «Зер гут».Так вот для чего отобрали врачиЧетырнадцать из тридцати!Никто не услышит – кричи не кричи,Никто не придет, чтоб спасти.Беги не беги – никуда не сбежать,Собаками будут травить.Здесь некому русское слово сказать,Чтоб тяжкое горе излить.

* * *

От зорьки до зорьки, с темна до темнаМаруся работать должна.Повсюду она и повсюду одна,А ночью, когда не нужна,Приляжет Маруся, прикроет глаза,И вот он – дотронься рукой —Родительский дом, и склонилась лоза,Качаясь над тихой рекой…И слышит Маруся, как лошадь куют,Как стадо мычит за селом…И слезы от самого сердца встают,Становятся в горле колом.Над городом Кельном, ловя самолет,Сошлись и скрестились лучи.Для фронта немецкий военный заводРаботает в темной ночи.Хозяева спят. А Маруся не спит,Садится она за письмо.И ржавое перышко тихо скрипитИ пишет, и пишет само:«Из города Кельна на Рейне-рекеПишу я в Россию письмо.Здесь русские люди на левой рукеПозорное носят клеймо.Родные мои! Дорогие мои!О, если бы только могла —От немца зимой бы босая ушлаИ хлеба куска не взяла.Он горек, он проклят, не лезет он в ротС немецким названием «брот».Родные мои! Дорогие мои!О, если бы только могла,Я город бы этот на Рейне сожгла,Чтоб все в нем сгорело дотла!Я слышу воздушной тревоги сигнал.В окне ослепительный свет —Уже освещен за кварталом кварталОгнями советских ракет.Я смерти своей не боюсь. Не спешу.Я это письмо допишу…Я слышу сначала пронзительный свист,Потом оглушительный гром.Мне хочется крикнуть:«Сюда! Здесь – фашист!Разбей скорей этот дом!»Мне голову лучше в обломках сложить,Чем немцу служить и в невольницах жить!..