Erratum-2

— А здесь лишь смерть, и боль, и дреги, и ведьмы, и демоны, — тем временем говорил Ник, и его голос стал совсем тихим, словно ему было безразлично, услышит его собеседник или нет. Но демон отличался прекрасным слухом, так что если кто и мог расслышать слова хозяина, так это он. — И ни грамма надежды на что-либо иное. Лишь боль, когда посланники ослепляют нас своим светом в нашей вечной ночи. — На лице его застыла горькая усмешка.

— Может, Вам стоит напиться вместе с Самаэлем? — робко спросил Небирос. Он уже видел подобное настроение, и это пугало его еще сильнее. Потому что видел его он давным-давно, у тех сбрендивших падших, что погубили себя сами, якобы не вынеся своего падения.

Ник посмотрел на него исподлобья, и Небиросу стало чуть легче — этот взгляд он хорошо знал, и в нем не было признаков безумия.

— В нашем мире нет фальши, — повторил он старые слова Ника. — Мы можем жить так, как нам нравится. Никто из нас не выжил бы по правилам светлых. Их рай — ад для нас. — Его слова утешительным зельем должны были лечь на воспаленный разум хозяина, но тот словно не слышал его.

— А она выжила.

— Лили? С чего Вы взяли? — лапы демона взлетели вверх и бессильно опустились обратно.

— Я видел ее.

— Где? — потрясенно воскликнул демон.

— Посланник.

— Это была она? Но ведь так не бывает, даже если она выжила, — возразил Небирос.

— Ты много знаешь о коконах? — с издевкой поинтересовался хозяин.

— Нет, — ответил Небирос, опуская огромную голову.

— И я не знаю, — казалось, сами слова причиняли Абе боль.

— И как она? — осмелев, спросил демон, а цвет его глаз уже выдавал надежду.

— Просила не исполнять переданное мне послание.

Небирос будто расцвел, усы на его голове взметнулись вверх.

— Она — помнит?

— Она вспомнила, когда я коснулся ее.

— Коснулись посланца? — демон не в силах был скрыть своего потрясения. Слишком уж немыслимым это было, недопустимым — касаться светлейших представителям их вида.

Солнце за окном опустилось за горизонт, и теперь кабинет стремительно погружался в полумрак, но хозяин не спешил зажигать свет: он сидел, опираясь локтями о стол и положив подбородок на руки.

— Почему бы Вам не оставить ее здесь? — спросил демон, и в сумерках его глаза казались двумя зависшими в воздухе светильниками.

— Потому, Небирос, — с нажимом ответил Аба, — что это означало бы настоящий конец света, ибо Он бы этого так не оставил. Я могу коснуться посланника, когда мы наедине, но я не могу сказать: все, отныне она остается здесь, потому что я так решил.

— А она?

— Что она?

— Что решила она?

— Я солгал ей, — усмехнулся он, — как только понял, что она вспомнила. Надеюсь, она сейчас ненавидит меня всей своей сияющей обновленной душой.

— Но зачем?

— Потому что она принадлежит небу, а я — аду. — Складки вокруг его рта стали чуть резче. — Мы принадлежим разным мирам.

Небирос какое-то время молчал, переваривая услышанное.

— Почему я тоже чувствую себя не в своей тарелке? Ведь я ее почти не знаю, у меня нет воспоминаний.

Ник взглянул на демона.

— Потому что они есть у меня. Моя кровь заставляет вплетаться воспоминания в жизни тех, в ком течет. Выравнивает картину. Если я что-то вижу так, а не иначе, окружающий мир, дом, меняется под меня, Небирос, именно так я и соединяю коридоры, сплетаю время и пространство.

Небирос застыл, слушая слова своего хозяина. Его мощь действительно пугала, если он мог менять не только стены, но и содержимое чужой головы.

— Это то самое чувство? — неуверенно начал Небирос.

— Не будь ханжой, — криво усмехнулся Аба, — называй вещи своими именами.

— Любовь? — сумел выговорить демон.

Аба откинулся в кресле и прикрыл глаза. Только его руки на подлокотниках выдавали внутреннее напряжение.

— Уходи, — бросил хозяин.

— Нет, — покачал головой демон, — пока Вы не скажете, о какой смерти говорили в самом начале.

— Я могу вышвырнуть тебя вон, — заметил Аба, приоткрывая глаза.

— Можете, — согласился демон, — но если вы сделаете что-то другое, этого уже будет не исправить.

— Что бы я ни сделал, уже ничего не исправить, демон, — тихо проговорил Аба. А перед его глазами стояло лицо Лили, возникшее из света. Оно было таким недоуменным, а потом — настолько же искренним и понимающим, родным. Но он вынужден был бросить прямо в это лицо резкие ранящие слова, чтобы она не убила их обоих, вновь открыв ему свое сердце. Он не мог ей ничего предложить, память была проклятием. И, невольно коснувшись, он заразил ее им. Оставалось только причинить боль, чтобы она забыла, раз и навсегда, волей, силой духа, внутренними запретами ли, забвением — неважно.

Он помнил ту ночь, когда восстановил все в малейших деталях. С тех пор у него больше не было возможности отмахиваться от того, что было. И тогда он окунулся в свой собственный восхитительный ад. Ник думал, что она мертва. И ему всего лишь нужно было умереть в этом аду и воскреснуть снова, чтобы жить дальше, как всегда. Но выжив, он изменился, больше не мог оставаться прежней бесчувственной скотиной. Ник до поры до времени умело это скрывал, но иногда его выдавали поступки. Он делал вещи, не свойственные ему, невозможные.

— Уходи, — бросил он Небиросу, и на этот раз демон исчез, увидев, как сверкнули в темноте его глаза. И когда Небирос ушел, Ник наконец дал себе волю и зарычал по-звериному, в голос, не сдерживаясь.

Когда крик прекратился и потяжелевшая голова опустилась на стол, его человеческие губы прошептали всего лишь одно слово:

— Лили.

6

— Ты снова меня не слушаешь, — вздохнул Синглаф.

Лили ощутила боль в его голосе, но ничего не могла поделать.

— Ты не можешь проводить все время на земле, — продолжил он, и сердце Лили мучительно сжалось. Земля была нейтральной территорией, единственным местом, где она могла сейчас быть. Если же ее запрут в светлых чертогах, она останется один на один со своим горем, без надежды на нечаянную встречу, на ощущение того, что он где-то рядом, того, что однажды, чудом или по иронии судьбы, они могут столкнуться друг с другом где-нибудь на продуваемой ветром улице. Когда он будет сбегать по ступенькам лестницы, ведущей с площади фонтанов, а она будет нестись, как обычно витая в облаках, наверх, и заметит его только тогда, когда уткнется головой прямо в его строгое пальто, как всегда распахнутое, с выглядывающей из-под него белой рубашкой, источающей тонкий запах дорогого одеколона и едва уловимый аромат его кожи. Взглянет в его разноцветные глаза, и потеряется во времени и пространстве, не желая возвращаться в реальность. А он, подхватив ее, чтобы удержать в равновесии, не отпустит вежливо с извинениями, как следовало бы, а прижмет крепче, словно говоря «ты моя, я больше никогда тебя не отпущу».

— Икатан!

Лили подняла глаза на наставника, и ее щеки заметно порозовели.

— Я знаю, что тебе сейчас было бы мучительно находиться среди твоих братьев. И поэтому я решил отправить тебя к «свету божьему». Это ангелы, но стоящие, как бы тебе сказать, максимально близко к земле.

Глаза Лили расширились от неожиданности, но она сумела взять себя в руки и не выдать себя Синглафу.

— Они — не лучшая компания. Но все же не земля. Ты проведешь с ними ровно столько времени, сколько потребуется на твое восстановление. И, Икатан, — он склонился к ней ближе, коснувшись пальцами ее подбородка и слегка его приподымая, — ты всегда можешь обратиться ко мне. Не стесняйся это делать. Я хочу, чтобы ты поняла: мы не избавляемся от тебя, как от прокаженной, это всего лишь временное пристанище. Ты исцелишься и вернешься к нам.

— Да, Синглаф, — кивнула Лили, и его пальцы выпустили ее подбородок.

— Ты веришь мне? — Он пристально всматривался в нее, будто сомневаясь.

— Да, — без колебаний ответила она. Лили верила, и проблема была вовсе не в этом. Просто с каждой секундой она ощущала, что между ними пролегает пропасть, и это ему, Синглафу, светлейшему, больше не стоит верить ей, находиться с ней рядом, потому что она не была чиста.

— Марк проводит тебя, — кивнул он ей на прощанье и растворился.

Марк был их привратником. Всегда молчаливый, и немного хмурый, он казался человеком, пришедшим из суровых времен. Она слышала о нем разные легенды, но не знала, что из них сказки, а что правда. О нем говорили, что при жизни он был монахом, послушанием которого было копать могилы для братии. И что хоть был он прост, но чист душой, и трудами своими заслужил уважение других. А когда однажды не успел ко сроку выкопать очередную могилу, пришел к почившему брату, поклонился и попросил повременить. Умерший открыл глаза и провел в сознании еще день, пока его могила не была готова. Так о Марке пошла слава, что имел он власть над мертвыми, и те слушались его.

Марк шел впереди и молчал, как обычно. Казалось, он знал пути к любому из миров. И с братьями он тоже почти никогда не разговаривал, только «да» или «нет», если ему задавали прямые вопросы, и не более того. И такое же молчаливое выслушивание приказов Синглафа, затем кивок головы и тишина. Марк прикрывал глаза, когда братья вспыхивали сиянием, но Лили давно заметила, что делал он это не оттого, что свет резал ему глаза, а потому, что привык склонять голову перед другими, считая себя самым недостойным. Теперь же Лили понимала его, как никогда. Ей самой сейчас хотелось спрятаться ото всех так, чтобы ни разу ни с кем не встретиться взглядом, только в отличие от Марка она действительно была недостойна.

— Марк, — все же решилась заговорить Лили, — то, что рассказывают о тебе — правда?

Марк даже не остановился, не вздрогнул и уж тем более не обернулся. Он продолжал шагать дальше. И когда Лили подумала, что ответа не будет, он вдруг произнес:

— Мертвые слушают меня, но лишь до тех пор, пока их сферы не попадают в колодец душ.

Лили дернулась и обрадовалась, что он ее не видит. Она помнила колодец, и хранителя — Джареда, отца Небироса. И демонов судьбы с их изумрудными глазами. Марк знал все, что было выше этого, а она долгие годы — лишь то, что было ниже.

— Ты не похожа на других братьев, — произнес Марк, останавливаясь и оборачиваясь. — Мы пришли. — Он указал ей на холмы и поросшие травой земли. — Воинство за холмом.

— Спасибо, — отозвалась Лили, но от его колючего взгляда ей стало неуютно. Марк понимал намного больше, чем показывал. И в отличие от ее братьев, он знал людей и их страсти, и видно, она выглядела теперь как угодно, но только не одной из светлейших. В его глазах было что-то такое, что заставляло ее думать, что оступись она, и Марк вспомнит прошлое, отыщет свою лопату и выкопает могилу и ей.

— Спасибо, — еще раз повторила Лили, с трудом отводя от него взгляд и направляясь в сторону холмов.

— Тебе не велено ходить ни на землю, ни ниже, — донеслись до Лили его слова, но когда она обернулась, его и след простыл. Лили пожала плечами и зашагала дальше.

Какая ирония: наверху был мрачный и скрытный Марк, а там, внизу, у Ника, Марк благородный, образованный и воспитанный, мечтавший о всеобщем счастье и процветании. А к богу попал тот, что копал могилы.

Лили усмехнулась и увидела фигуры. Это были ангелы «света божия». Как же давно она их не видела, и как странно и хорошо было встретить их снова вместе, сильными, уверенными и неразбитыми. Лили споткнулась и остановилась. Ей нужно было взять себя в руки, чтобы не выдать ни словом, ни жестом, ни эмоцией того, чего им нельзя было открывать. Приближаясь к ним, она ощутила себя шпионом вражеского лагеря. Только, увы, дружественных лагерей у нее почти не осталось.

— Таната, — ей сдавило горло, и звуки вышли едва различимым шепотом, благодаря чему ее никто не расслышал.

— Икатан, — приветствовал ее рослый ангел в возрасте, склоняя голову в знак почтения. — Я — Уриэль.

— Уриэль, — Лили поклонилась ему в ответ и поймала на себе его изучающий взгляд. Конечно, ведь ангелы помнили ее с того самого эпизода неудачного обмена в аду, когда она заколола себя.

— Лили, — слегка замявшись, произнес Уриэль, и увидев, что это имя не вызвало у нее негодования, продолжил — я хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделала тогда.

— И я тоже, — к нему присоединился темноволосый ангел с голубыми глазами. — Меня зовут Рамуэль.

Лили едва удержалась от того, чтобы не отвести взгляд, не сжать нервно руки. Но она держалась, сознательно не позволяя себе ничего лишнего. Сколько времени прошло для нее с тех пор, как она дружила с ним, доверяла ему, а затем оказалась лицом к лицу с убийцей ее друзей, самозванцем, возглавившим армию ведьм и дрегов, с отвратительными черными крыльями вместо сиявших сейчас белизной перьев за его спиной.

— Вы спасли меня от худшей участи на свете, — тем временем закончил он.

— Да уж, — подумала Лили, но вслух ничего не сказала, — ты и сам не знаешь, от насколько худшей. Потому что если бы знал, то убил бы себя сам.

— Это все, что я могла сделать, — пробормотала Лили непослушными губами и отвела, наконец, с облегчением от него взгляд.

— А это наш юный ангел, Танатаэль, — представил Уриэль Танату, — он из тех же сфер, что и ты, — по-отечески улыбнулся Уриэль.

А Лили рассматривала возмужавшего юношу и едва сдерживала слезы. Именно таким он должен был стать, не впутай она его в первые же его дни в «свете божьем» в историю, не потащи за своей дурацкой идеей. Но он был жив, здесь все было правильно, и он был жив. За то время, что прошло с момента его прихода, он окреп и даже успел слегка закалиться в стычках. Его лицо все еще светилось невинностью, но на нем уже лежал отпечаток сражений и смертей.

— Просто Таната, — поправил он. Его ослепительная детская улыбка осталась прежней.

— Привет, — улыбнулась ему в ответ Лили.

— А говорят, что наверху все ханжи, — усмехнулся Танатаэль.

— Таната, — одернул его Уриэль, но юноша лишь пожал плечами.

— Все в порядке, — улыбнулась Лили и с нежностью посмотрела на Танату.

Парень просиял и ухватившись за оружие, побежал к остальным. Рамуэль последовал за ним, вежливо поклонившись гостье.

— Он его наставник, — кивнул им вслед Уриэль.

— Рамуэль? — переспросила Лили, пытаясь не выдать удивления.

— Да, парень к нему очень привязался. Да и Рамуэль впервые за долгое время начал кого-то учить. Я рад.

Сейчас Лили ощущала себя ближе к старейшему ангелу, чем к остальным, но не могла объяснить, почему.

— Вы до сих пор сражаетесь с демонами? — спросила она.

— Честно говоря, последнее время — нет. — Ответил Уриэль.

Лили удивленно посмотрела на него.

— Да, я сам этому не верю, — отозвался он. — Чтобы мы, и не сражались. Но это так. С некоторых пор в этом нет необходимости.

— Что это значит? — Лили не нравилось, когда ходят вокруг да около.

Уриэль шел молча, обходя остальных ангелов, и лишь поглядывал, как они тренируются и шутят друг с другом, со стороны.

— Однажды мы встретились с Падшим, и он предложил отдать души просто так. — Уриэль отмахнулся от готовых вырваться у Лили возражений. — Да, я знаю, что он никогда ничего не делает без причины. Я согласился не сразу, и долго пытался понять, в чем же подвох. Но вот уже не один раз он действительно отпускает незапятнанные души, ничего не требуя взамен.

— Но ты же знаешь, мы все знаем, что так не бывает. Это лишь означает, что потом цена будет несоразмерной.