Полное собрание сочинений. Том 23. Март-сентябрь 1913

Дружными совместными усилиями, неослабной, настойчивой работой передовые рабочие будут теперь, ободренные успехом первого года их рабочей газеты, продолжать великое дело просвещения и сплочения вокруг идей марксизма, все более и более широких масс пролетариата!

«Правда» № 93, 23 апреля 1913 г.

Печатается по тексту газеты «Правда»

Нечто об итогах и фактах

Годовщина «Правды» невольно обращает мысль всякого сознательного рабочего (и, добавим, всякого сознательного демократа) на итоги работы этой газеты последовательных демократов и марксистов.

Вопрос об итогах, естественно, связывается с вопросом о том, стоят ли российские передовые рабочие в своей массе на стороне «Правды». Ибо, если для буржуазных подписчиков газета важна ради сбыта – все равно, где она сбывается, все равно, сплачивает ли она известный класс и какой класс, – то для марксиста и для последовательного демократа газета важна, как орган просвещения и сплочения действительно передовых классов.

Для нас небезразлично, где и как сбывается наша газета. Для нас всего важнее знать, служит ли она на деле просвещению и сплочению передового класса России, т. е. рабочего класса.

Чтобы знать это, нужно поискать фактов, способных дать ответ на вопрос.

Разные люди разное понимают под фактами. Буржуазные журналисты, не стесняясь, лгут, не приводя ни одного точного, ясного, допускающего проверку, факта.

Буржуазным журналистам подражают либеральные рабочие политики, ликвидаторы. Один из них, и не «кто-нибудь», а сам Ф. Д. писал в № 57 (143) «Луча»:

«…Нельзя отрицать факта, который мы с гордостью чувствуем (вот какие чувствительные люди!) в повседневной работе, что наша газета («Луч») есть действительно орган добрых девяти десятых передовых, сознательных рабочих России».

Над этим Хлестаковым или Ноздревым стоит посмеяться, и «Правда» уже сделала это. Но одной насмешки мало. Рабочие должны научиться сами разбирать факты и проверять их, чтобы не давать в обман Ноздревым ни себя, ни своих малоразвитых товарищей.

Как же искать и проверять факты? Лучше бы всего узнать распространение «Правды» и «Луча» среди рабочих (а не среди либеральной интеллигенции, сплошь почти ликвидаторской). Но таких фактов нет.

Поищем других фактов.

Возьмем данные о рабочих группах, поддерживающих своими денежными взносами добровольно «Правду» и «Луч». Эти данные печатаются в обеих газетах. Это факты. Их всякий может проверить, всякий может, изучая их, изобличить Ноздревых, которых так много в журналистике.

«Правда» уже давала раз (см. № 80 за 1912 год[11]) эти факты за полгода, именно за первое полугодие года, и никто не мог опровергнуть этих фактов. Приведем их теперь да весь 1912 год и за начало года.

Всякий читатель может проверить эти данные, взявши «Правду» с «Лучом», и исправить этот расчет, если он найдет в нем ошибки.

Вот это действительно факты, которые не мешает отличать от хвастовства и лжи господ Ф. Д. и прочих «лучистов».

Не правда ли, как великолепно подтверждают эти факты ноздревскую ссылку «Луча» на 9/₁₀?

«Девять десятых» сторонников «Луча», среди которых заведомо и открыто числятся бундовцы и «верхи» латышей, за полгода с лишком существования «Луча» (4-ая четверть 1912 и 1-ая 1913 года плюс десять дней апреля) не сплотили и половины того, что сплотила «Правда» с будущей московской газетой. Ну, не ноздревский ли это прием превращать заведомое меньшинство в «девять десятых»?

Рабочие окружены со всех сторон таким морем лжи в буржуазных газетах, что они во что бы то ни стало должны бороться за правду, учиться распознавать ложь и отвергать ее. Ошибочные взгляды ликвидаторов рабочей партии надо спокойно опровергать. Но ноздревскую, наглую ложь, бесстыдно развращающую рабочих, надо клеймить и выгонять лжецов из рабочей среды.

Рабочие хотят единства своих действий. Рабочие правы. Без единства действий нет спасения рабочим.

Но подумайте, как возможно единство без подчинения меньшинства большинству? Всякий поймет, что без этого единство невозможно.

Значит, если бы даже ликвидаторы не были ликвидаторами партии, рабочим обязательно знать, какие взгляды имеют за себя большинство. Не зная этого, рабочие не могут добиться единства действий (ибо часто приходится вместе действовать и партийным и непартийным рабочим).

Рабочие не могут строить своей партии, не борясь беспощадно со всякой ложью относительно нее. А чтобы разоблачить ложь, надо искать точных фактов, проверять их и обдумывать значение того, что проверено.

Сознательные рабочие, противники ликвидаторства, отвоевали себе бесспорное первенство в создании рабочей печати. Они отвоевали себе бесспорное, подавляющее большинство. Они встретят всякую ложь, распространяемую по этому серьезному и важному вопросу, с негодованием и презрением.

«Правда» № 92, 23 апреля 1913 г. Подпись: К. Π.

Печатается по тексту газеты «Правда»

Значение переселенческого дела

Известно, что после 1905 года правительство, в связи со своей «новой» аграрной политикой в Европейской России, приложило особые усилия к развитию крестьянских переселений в Сибирь. Помещики усматривали в этих переселениях, так сказать, приоткрытие клапана и «притупление» аграрных противоречий в центре России.

Что же получилось в результате? Притупление противоречий или обострение их вместе с перенесением на более широкую арену?

Приведем прежде всего общие данные о переселениях крестьян в Сибирь.

С 1861 г. по 1885 г. переселилось около 300 000, то есть 12 тыс. в год; с 1886 г. по 1905 г. переселилось около 1 520 000, то есть около 76 тыс. в год; с 1906 г. по 1910 г. переселилось около 2 516 075, то есть около 500 тыс. в год.

Рост переселений в контрреволюционную эпоху громаден. Несомненно, на время «разрежение» атмосферы в центре России должно было произойти от этого.

Но на какое время и какой ценой?

На это отвечают данные о падении переселенческой волны, начиная с 1909 г., и о поразительном росте числа обратных переселенцев. Вот эти данные:

* Данные за 11 месяцев.

Итак, разредить атмосферу господам официальным поощрителям переселений удалось всего на какие-нибудь четыре года (1906–1909). Затем уже начинается новый кризис, ибо громадный упадок числа переселенцев при невероятном росте числа «обратных» – 36 % и 60 % – означает, без всякого сомнения, кризис и притом чрезвычайно серьезный, охватывающий неизмеримо более широкую арену.

Тридцать шесть и шестьдесят процентов обратных переселенцев, это – обострение кризиса и в России и в Сибири. В Россию возвращается беднота, самая несчастная, все потерявшая и озлобившаяся. В Сибири земельный вопрос должен был крайне обостриться, чтобы оказалось невозможным – несмотря на отчаянные усилия правительства – устроить сотни тысяч переселенцев.

Приведенные данные бесспорно показывают, таким образом, что борьба с аграрным кризисом пятого года в России посредством переселений вызвала отсрочку кризиса лишь на самое короткое время и притом ценою несравненно большего обострения и расширения арены кризиса к переживаемому нами времени.

Интересным подтверждением этого вывода из сухих правительственных статистических данных является книжка бывшего чиновника лесного ведомства, прослужившего 27 лет и специально ознакомившегося с переселенческим делом в Сибири, господина А. И. Комарова: «Правда о переселенческом деле» (Спб. 1913 г. Цена 60 коп.).

Книжка составилась главным образом из фельетонов, которые автор писал (под псевдонимом) в газете «Новая Русь»{55} за 1908–1910 годы и в которых «добродушно-шутливо» рассказана повесть «такого государственного расхищения или, вернее, разгрома сибирских земель и лесов, пред которым бывшее когда-то расхищение башкирских земель – сущие пустяки».

Автор стоит на точке зрения благонамеренного чиновника, который доведен до отчаяния «переселенческой сутолокой» (так назывались его газетные фельетоны), хищениями, разорением и обнищанием старожилов и переселенцев, «полным разгромом того, что именуется рациональным лесным хозяйством», бегством переселенцев назад в Россию и образованием «сотен тысяч» армии «бродячей Руси», наконец, непроходимой тупостью, казенщиной и системой доносов, казнокрадством и бестолочью ведения всего дела.

Несмотря на то, что фельетоны написаны в «добродушно-шутливом» тоне, или, вернее, именно потому, сводка их оставляет чрезвычайно сильное впечатление какого-то угара, чада, удушья старой, крепостнической казенщины. От новой, буржуазной, аграрной политики, ведомой такими средствами и приемами, руководимой такими социальными элементами, происходящей в такой обстановке, не может выйти ничего кроме краха.

Вот картинка поездки в Сибирь Столыпина, премьер-министра, и г. главноуправляющего земледелием и землеустройством Кривошеина в августе 1910 года. Речь с площадки министерского вагона на станции «Тайга» «… все обстоит великолепно и потому благополучно».

«Эта буффонадная поездка, – пишет старый служака, – этот вояж, весьма схожий с путешествием Екатерины Великой по Новороссии, причем роль Потемкина, по предписанию из Петербурга, пришлось исполнить г. Шуману, заведующему переселением и землеустройством в Томской губернии,, дал мне последний толчок к тому, чтобы я бросил службу и издал настоящую брошюру».

Бедный благонамеренный чинуша: не вытерпел!

Вот картинка переселенческой сутолоки в момент наибольшего подъема переселенческой волны.

«Участки не готовы, дороги к ним не проведены, переселенческие пункты еще строятся… Начались самовольные заселения облюбованных переселенцами мест в лесных дачах, захваты оброчных статей, запасных участков, предназначавшихся когда-то под насаждение дворянского землевладения в Сибири и пр., а затем, конечно, началось выдворение самовольных засельщиков с тем рядом грустных и часто жестоких сцен, описывать которые было бы излишне». Переселенческие чиновники вынуждены «рвать по кусочкам устроенные чуть не вчера казенные лесные дачи». «Брали по кусочкам, брали то, что в первую голову попадало на глаза, – лишь бы поместить, лишь бы отвязаться от тех десятков изнуренных, истомленных лиц, которые торчат на переселенческом пункте, стоят часами в прихожей переселенческого управления, лезут неизвестно зачем целой гурьбой в губернское управление и вообще не оставляют в покое ни одного присутственного места».

Расхищаются и гибнут зря «многие сотни миллионов рублей». «Один из выводов, – пишет автор, – а именно необходимость передачи переселенческого дела в руки будущего сибирского земства невольно напрашивается сам собою». Наивный российский «честный» чиновник, он воображает, что такой «тришкин кафтан» можно заштопать… земством.

Вот картинка лесного хозяйства: переселенцам, которым «привалило неожиданное счастье», разрешили продать лес; 300 десятин вековечного строевого леса они продали по 17 руб. десятина. Десятина вековечного строевого леса, даже и по сибирским ценам, стоит, на худой конец, рублей 200. Еще картинка: переселенцы продают подрядчику Жоголеву 25 000 шпал по 4 коп. за штуку. Он платит за рубку по 5 коп., за вывоз по 25 коп., за доставку пароходом по 10 коп. и получает с казны по 80 коп. за шпалу… Вот вам октябристский капитализм эпохи первоначального накопления, упорно уживающийся с Пуришкевичами и пуришкевичевщиной российской жизни!

Вот длинный ряд картинок землеустройства. Минусинский уезд – «сибирская Италия». Минусинский старожил получил по 4 десятины и «познал священные права собственности». Из пользования его изъяты десятки тысяч десятин лучшей земли.

«За последнее время эта Италия, благодаря общей постановке государственного хозяйства, весьма аккуратно посещается, выражаясь официальным языком, «недородом»…

…В Енисейском уезде существует знаменитый Обь-Енисейский канал, благополучно поглотивший за целый ряд лет немало казенных миллионов, но от этого в благоприличный вид для перевозки грузов все же не пришедший, ибо прорыт он был как раз на том месте, где этого делать не следовало…

Куринский переселенческий участок… образован из земель инородцев при солеваренном Алтайском заводе. И если, после изъятия у них земли, инородцам было горько, то новоселам пришлось и совсем солоно – вода для питья оказалась совершенно непригодною. Из рытья колодцев также ничего не вышло. Тогда переселенческое управление начало бурить землю и добурилось до воды, еще более соленой. Теперь поселившиеся ездят за водой на реку Енисей за 7–8 верст от деревни, так что «все обстоит благополучно»…»

…Очень ценная сосновая дача съедена начисто сосновым шелкопрядом. Когда началось повреждение, лесничий должен был писать бумагу об ассигновании кредита. Пока шла переписка и сношения с Питером, лес пропал… «Все так называемое лесоустройство, – пишет старый лесничий, – сведено к нулю».

А в чиновном мире посредством доносов сживают сколько-нибудь честные элементы (стр. 118), и «высшие власти» обрывают прослуживших по 35 лет лесничих, если они осмелятся говорить правду, возгласами: «молчать!» (стр. 121). «Период пошлости и хамства», – возмущается добрый г. Комаров, ведущий начало этого «периода» от смены «хорошего» начальника дурным начальником.

Итог своим картинкам автор подвел в словах:

«…Если все рассказанное мной и выглядит анекдотично, то все же это – анекдоты действительности, к которым нас приучила российская, с позволения сказать, конституционная жизнь} и не есть ли вся-то настоящая русская действительность сплошной и притом достаточно скверный анекдот».

Относительно возвращающихся переселенцев г. Комаров высмеивает утверждение некоего «храброго» медика, будто их не более 6-ти процентов. Мы привели выше точные цифры по этому вопросу.

«Кто-кто, – пишет г. Комаров, – а российские помещики этим (числом возвращающихся переселенцев) очень и очень интересуются. И это понятно: возвращается элемент такого пошиба, которому в будущем предстоит сыграть страшную роль. Возвращается не тот, что всю свою жизнь был батраком и уже отвык от того, что ему, как сказочному Антею, давало невероятную, гигантскую силу. Возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно. И этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить и из бывшего хозяина и хлебороба превратить не только его, но и всех домашних, в никчемных людей – этот человек ужасен для всякого государственного строя, каков бы он ни был. И лучшими, прозревшими с 1905 года, умами этот учет ведется».

Весною 1910 года автор посетил в Европейской России предводителя дворянства, человека очень консервативных убеждений, пользующегося уважением и доверием автора.

«Ох, учитываем, да еще как учитываем, – сказал он мне: не даром нас из деревень-то в город повымело. Мужик зверем смотрит. Молодежь чуть не сплошь хулиганная, а тут еще эти возвращаются от вас из Сибири, кому терять нечего.

Особенно же я понял милейшего Петра Федоровича, – продолжает добрейший г. Комаров, – когда ко мне, в числе других, приходивших справляться «насчет сибирской землицы», явился один из забытых мною друзей детства, с которым когда-то играли вместе и в козны, и в чушки, а впоследствии дрались совместно и на кулачках. Увы, теперь это уже был не мой былой соратник по кулачным боям, а солидный мужик с бородой-лопатой с серебристыми в ней нитями и лысиной в полголовы. Разговорились, вспомнили былое, и я коснулся 1905 года. Нужно заметить, что наш уезд был из числа тех, которые в эту эпоху особенно озарились багровым заревом помещичьих усадеб и разгромом дворянских угодий, и с моей стороны был совершенно естественным упрек моему приятелю, сделанный, сколько помнится, примерно в такой форме:

– Черт вас знает, что вы тут наделали в 1905 году! Не в пример же лучше можно было устроиться…

Говоря это, я отнюдь не имел, конечно, в виду теории земельного вопроса гг. эсдеков и эсеров, которая для всякого, мало-мальски знакомого с политической экономией, звучит чем-то совершенно неприемлемым, и в ответ получил:

– Это – верное твое слово… Это ты правильно… Не так бы нам нужно.

– Ну, вот то-то и есть, – успокоительно сказал я, радуясь, что мы поняли друг друга.

– Верно, верно… Здорового маху дали… Никого бы нам выпускать не следовало…

– То есть как?

– Да так, чтобы, стало быть, на чистоту… Всех под одно…

И при этом ласковое, улыбающееся лицо, и симпатичные морщинки-лапки около светлых, добродушных, детски-наивных улыбающихся глаз…

Но я откровенно сознаюсь, что у меня прошел холодок по спине и зашевелились, должно быть, на голове волосы: если таковы эти добродушные, то чего же ждать от тех возвратившихся, запродавших свои наделы и навсегда обездоленных?!

Ах, эта «ставка на сильных», подаренная России покойным премьером и гг. октябристами: много она, со временем, в связи с переселенческой неурядицей, может принести ужасов действительности» (стр. 75).

На этой беседе мирно настроенного добрейшего интеллигента с ласковым, добродушным, наивным, солидным и лысым мужичком мы и остановимся.

«Правда» №№ 96 и 99; 27 апреля и 1 мая 1913 г. Подпись: В. И.

Печатается по тексту газеты «Правда»

Веховцы и национализм

(библиографическая заметка)

Скучный журнал – «Русская Мысль»{56}. Одно только интересно в этом журнале. Здесь пишут либералы-«веховцы», сотрудники и сторонники знаменитой ренегатской книги «Вехи», в которой вчерашние сторонники свободы обливали помоями и грязью борьбу масс за свободу, причем демократические массы рабочих и крестьян изображались в качестве стада, ведомого «интеллигенцией», – избитый прием всех черносотенцев.

Поворот русского либерального «образованного общества» против революции, против демократии, есть явление не случайное, а неизбежное после 1905 года. Буржуазия испугалась самостоятельности рабочих и пробуждения крестьян. Буржуазия, особенно наиболее богатая, оберегая свое положение эксплуататора, решила: лучше реакция, чем революция.

Эти корыстные классовые интересы денежного мешка и породили широкое и глубокое контрреволюционное течение среди либерализма, течение против демократии, в защиту всякого империализма, национализма и шовинизма, и всякого мракобесия.

Сознательных рабочих не удивит это отречение, ренегатство либералов, ибо никогда рабочие особенно хорошего мнения о либералах не были. Но полезно следить за тем, что проповедуют ренегаты-либералы, какими идеями хотят они бороться с демократией вообще, с социал-демократией в особенности.

«Русское интеллигентное общество, – пишет в «Русской Мысли» г. Изгоев, – было, а в своей массе продолжает быть и теперь, убеждено, что основным вопросом европейской жизни является борьба пролетариата с буржуазией за социализм…»

Г-н Изгоев называет эту мысль «предвзятой и неверной», указывая, как у поляков в Германии, в их борьбе с немцами за свою национальность, создается и растет новое среднее сословие, «демократический средний класс».

Говоря об «интеллигентах», Изгоев имеет в виду на деле социалистов и демократов. Либералу не нравится, что основным вопросом считают борьбу пролетариата с буржуазией. Либералы стараются разжечь и раздуть национальную борьбу, чтобы отвлечь внимание от серьезных вопросов демократии и социализма.

На деле среди «вопросов европейской жизни» социализм стоит на 1-ом месте, а национальная борьба – на 9-ом, причем она тем слабее и безвреднее, чем последовательнее проведен демократизм. Смешно даже сопоставлять борьбу пролетариата за социализм, явление мировое, с борьбой одной из угнетенных наций восточной Европы против угнетающей ее реакционной буржуазии (причем польская буржуазия охотно соединяется здесь при всяком удобном случае с немецкой против пролетариата).

«Просвещение» № 4, апрель 1913 г. Подпись: В.

Печатается по тексту журнала «Просвещение»

Либералы и свобода союзов

Горный съезд{57} высказался за свободу союзов. Одна из крупнейших газет либеральной буржуазии, «Киевская Мысль»{58}, пишет по этому поводу:

«В этом провозглашении права рабочих на организацию, в этой поддержке требования свободы коалиции для рабочих и заключается важнейшая заслуга съезда.

С тех пор как после перерыва 1908–1909 гг. возобновилось в России рабочее движение, и на голову его посыпались усиленные и учащенные репрессии, требование свободы коалиции все больше становится требованием масс рабочего класса. Но до сих пор только в рабочей среде требование свободы коалиции было признано лозунгом дня. Либеральное общество относилось к нему с полным равнодушием. Теперь съезд, включивший не мало промышленников, вынужден оказать моральную поддержку требованиям рабочего класса».

Мы видим здесь ясно, как либералы пользуются своей распространенной, барышнически поставленной прессой, чтобы укорачивать требования и лозунги рабочего класса. Либералам отлично известно, что у рабочих «лозунги дня» иные, неукороченные. Либералы навязывают рабочим свою либеральную узость, выдают ее за мнение «масс» рабочих: старый, избитый прием сваливать на неразвитые будто бы массы ответственность за нежелание либеральной буржуазии считаться с коренными источниками политических привилегий и политического бесправия! Это – прием «либеральных» крепостников, которые полвека тому назад говорили, что полная отмена привилегий помещиков не есть «лозунг дня» для «масс».

Характерно, что либералы сами выдают себя. Требование съезда неполно, говорят они. Почему? А вот послушайте:

«Высказываясь за право коалиции, съезд не мог скрывать от себя, что осуществление этого права неизбежно предполагает наличность целого ряда правовых условий. Предоставление свободы профессиональным организациям невозможно там, где нет общей свободы союзов и обществ. Свобода рабочей печати может быть создана только там, где свободна либеральная и демократическая печать. Свобода коалиции не может быть осуществлена там, где господствует административное усмотрение и где массы населения устранены от участия в выборах в законодательные учреждения. На необходимость осуществления этих условий и должен был бы указать съезд, если бы он хотел оставаться последовательным».

Итак, съезд непоследователен. В чем же состоит его непоследовательность? В том, что он не перечислил нескольких реформ – отвечает либерал.

Ну, а вы, господа, всё ли перечислили?

Конечно, нет! Вы подошли вплотную к «условиям», которые «предполагаются» для «осуществления» отдельных свобод, но вы этих условий не указали. Вы остановились перед ними. Вы боитесь теперь лозунга «масс рабочего класса»: не реформы, а «реформа». Вы стоите, в сущности, на точке зрения Струве. Струве принимал этот лозунг весной перед 17 октября, но не принимает теперь, ибо вся буржуазия, даже самая либеральная, повернула вправо.

Подобное положение было при отмене крепостного права. Последовательные демократы Добролюбов и Чернышевский справедливо высмеивали либералов за, реформизм, в подкладке которого было всегда стремление укоротить активность масс и отстоять кусочек привилегий помещиков, вроде выкупа и так далее.

Напрасно стараются либералы свалить убожество своего реформизма на «массы рабочего класса»!

«Правда» № 101, 4 мая 1913 г.

Печатается по тексту газеты «Правда»

Вниманию читателей «Луча» и «Правды»

Неоднократно и в «Луче» и в «Правде» печатались обращения рабочих, в которых они требовали от редакций этих газет спокойного и ясного изложения сущности разногласий. Это было законное и естественное требование, и стоит посмотреть, как обе редакции выполнили его.

Под заглавием «Спорные вопросы»[12] в «Правде» появились требовавшиеся разъяснительные статьи. Каково их содержание? Эти статьи излагают и разъясняют решения партии по спорным вопросам. Устами автора этих статей «Правда» заявляет: чтобы решить, кто прав в споре, где истина – надо искать факты и документы из истории партии, надо устранить все личное, все наносное и понять общественные корни спора. Дело, – говорит «Правда» о споре с ликвидаторами, – «не в злой воле отдельных лиц, а в исторической обстановке рабочего движения»[13]. Те, кто хочет серьезно разобраться в споре, должны потрудиться понять эту историческую обстановку.

«Необходимо понять, – говорит «Правда», – каково классовое происхождение разброда и распада, какие классовые интересы из непролетарской среды питают смуту среди друзей пролетариата»[14].

Это – серьезная постановка вопроса. Она прямо отвечает требованию рабочих – помочь им разобраться в серьезном споре между «Правдой» и «Лучом». Идя этим путем, рабочие познакомятся с фактами партийной жизни, приучатся отличать в этом споре верное и принципиальное от мелкого и случайного, будут искать классовых корней разброда.

Может быть, рабочий, узнав факты, перечитав документы и пр., в конце концов и не согласится с «Правдой» – это уже дело его собственных воззрений и его опыта. Но во всяком случае он, идя по пути, указываемому «Правдой», многому научится и даст себе отчет во всем споре.