Земля дождей

Артур Дарра

ЗЕМЛЯ ДОЖДЕЙ

РОМАН

Когда летишь в пропасть, присмотрись:

быть может, это небо, перевёрнутое вверх тормашками.

Часть первая

БЕСКОНЕЧНОСТЬ СКВОЗЬ МЕНЯ

[1]

Как же это чертовски странно — остановившееся солнце.

Нет, правда! Висит оно себе в небе и совершенно не двигается. А ты глядишь на него, пристально наблюдая, и никак не можешь понять, кто из вас двоих идиот. Словно два матёрых ковбоя, озадаченно уставившиеся друг на друга и напряжённо держащие руки в сантиметре от кобуры с пистолетом. Ещё какое-то мгновение — и грохот выстрелов. Однако же никто не решается произвести роковое движение первым.

Да, это очень странно. Ведь солнце должно перемещаться. Неизменно так было и неизменно так должно быть. Но теперь оно отчего-то замерло в небе, будто гвоздём прибитое. Намертво и безнадёжно. И, кажется, сколько за ним ни наблюдай — без толку. Словно у него отшибло память, и вспомнить прежний путь ему отныне не под силу.

Тут сразу же проступают растерянные вопросы. Бог?.. Космические катаклизмы? Моя расстроенная фантазия? Кому под силу вот так взять и зафиксировать гигантскую раскалённую звезду в одном положении? И конечно: что со всем этим делать?

Да, чертовски странно…

Ромашки продолжали колыхаться от лёгкого ветерка. Иногда мне казалось, что я плавно покачиваюсь вместе с ними. Знойный воздух обострял их аромат, делая его более сладостно-насыщенным. Я лежал и вдыхал чудный запах, ощущая в душе глубокую расслабленность. Несмотря на того беспредельщика в небе, здесь было невероятно здорово.

Сложив ладони во что-то похожее на подзорную трубу, я, сощурившись, снова и снова всматривался в солнце. Чего же ты замерло, как истукан? Что с тобой не так, дружище?.. Затем вытянул руки и стал наблюдать, как золотистые лучи мягко просачиваются сквозь пальцы. Однако уже совсем скоро перед глазами поплыли разноцветные пятна. Глубоко вздохнув, я закрыл уморившиеся глаза рукой.

Интересно, где я?

Вопрос действительно интересный. Вряд ли на планете есть такое место, где — при взгляде на небо — солнце не двигалось бы по своей излюбленной траектории. Двигалось — а не висело застывшим. Что же это получается? Я — вне планеты Земля? Но ведь вот же: трава, ромашки, ясно-голубое небо… самые настоящие и привычные для землянина вещи. Тогда что же это за место?

Потянул влажный ветерок. И я снова ощутил близость чего-то огромного. Будто что-то беспредельное затаилось совсем рядом. Затаилось и дышало прямо на меня. Однако увидеть это я не спешил. Хотелось удержать ощущение интригующей неизвестности как можно дольше. Такое чувство схоже с утренней дремотой. Когда будильник уже прозвенел, но в запасе у тебя имеется ещё несколько блаженных минут. Минут, позволяющих поваляться в постели, пока не заревёт вторая волна будильника. Вот она-то уже и станет окончательным предвестником тяжелого вздоха, шаткой походки до ванной комнаты, молчаливого завтрака и последующей привычной стычки с внешним миром. Но промежуток между двумя утренними «взрывами» — он у тебя всё же есть. И называется он — эйфория.

В конце концов, я всё-таки медленно присел.

Обескураживающая масштабность тут же ударила мне в нос солёным ветром, отозвалась в ушах свистящим шёпотом, пронеслась трепетом от корней волос до самых кончиков пальцев, вспыхнула в сознании пробуждающим вихрем…

Море.

Огромное. Бесконечное.

…и я.

Совсем маленький. И одинокий.

Открыть глаза полностью казалось чем-то нереальным — ослепляло неподвижное солнце. По коже тут же заскользил ветер, заиграл с волосами. И только теперь я почувствовал во всём теле сильную дрожь. Словно промок насквозь. При этом одежда и сам я были сухими.

Странно.

Синяя рубашка, тёмные джинсы, белые кроссовки — да, одежда моя. Однако само место было мне незнакомо. По-настоящему море я видел впервые. Откуда оно взялось? Вернее, откуда здесь взялся я? А может, это и вовсе океан?..

Ничего не понимая, я стёр ладонью слёзы: чёрта с два распахнёшь тут веки полностью. Но всё же попытался вглядеться в размытую даль. Там — еле различаемый горизонт. Однотонная голубая бездна. Море и небо сливались в одно целое, точно сиамские близнецы. Разницы почти никакой. Разве что у неба было преимущество — Солнце. Будто неугомонно пылающий глаз, застыло оно недалеко от горизонта и к закату, по всей видимости, клониться так и не собиралось. Продолжало непримиримо раскаляться.

Впрочем, если подумать, то Солнце и не должно перемещаться. Это ведь функция Земли — вращаться вокруг него. Но тогда, выходит… не Солнце, а планета застыла в одном положении?..

Совсем запутавшись в физических законах вселенной, я решил встать. Словно младенец, впервые познающий окружающий его мир. И какого было моё удивление, когда я увидел, что всё, что здесь было — это лишь крохотный клочок земли с травой и ромашками! А вокруг этого клочка — нескончаемое море. И вдалеке — ни единого проблеска суши. Ни единого. Водная пустошь, докуда хватало глаз. Вся суша — только здесь. Подо мной. Словно единственный оставшийся лоскуток почвы на планете. А я — словно последний выживший из всего человечества. Да уж, бред какой-то…

С трудом поднявшись на ноги, я поёжился. По телу всё так же металась дрожь. Такая, будто находился я не под знойным солнцем, а на самой глубине этого моря. Ощущение жара и холода одновременно.

Медленно побрёл к берегу. Добравшись до него, зашагал к противоположному. Остров — размером в пятьдесят шесть шагов. Натуральная кроха. Приблизился к воде: холодная, спокойная. Чёрная земля под крутым уклоном погружалась в неё, через метров пять погибая в непроглядной мгле.

Глубоко вздохнув, я вернулся обратно на возвышенность. В результате обхода местности я имел в своём распоряжении следующее. Маленький остров. В виде холмика. В форме круга. Крошечный и почти незаметный горбик на теле гигантского моря. Земля — обычная, чёрная. Вся покрыта травой. На возвышенности — ромашки. Ну и я. Ничего не понимающий.

Не густо, не густо…

Даже представить сложно, как я мог сюда попасть. Чертовщина какая-то. Всё это походило на удивительный сон. Однако… просыпаться мне не хотелось. Отнюдь. Я бы с удовольствием продлил всё происходящее до бесконечности… И причиной тому — голова. Здесь она стала работать по-иному. Беспорядочные и беспокойные мысли, которые я очень часто не мог остановить, теперь стали чистыми и лёгкими. Меня перестало волновать что-либо. Кто-либо. Ни малейшей тревоги и напряжения. Это для меня стало совершенным открытием.

Нет, задуматься-то я, конечно, задумался о логической причине своего нахождения в этом странном месте. Так, слегка. Как это бывает, когда к человеку в предсонных конвульсиях иногда просачивается случайная мыслишка о смысле его существования, так и я бегло попытался объяснить своё пребывание на этом острове.

Но не получилось.

Во всяком случае, пока. Быть может, плохо старался. Да, не особо и хотелось. Что-то происходило, и мне это нравилось. Раз уж оказался здесь, то, наверное, так и должно быть. Впрочем… у меня уже зарождались тускло сияющие догадки. Но они были настолько далёкие, бесформенные и трудноуловимые для сознания, что нисколько не волновали мой мозг. Только не сейчас. Лишь одно очень значимое обстоятельство смущало меня в эту минуту больше всего.

Солнце.

В этом, хотя и безмятежном, месте неистовствовало беспощадное пекло! Светило обжаривало меня, как семечку на раскалённой сковороде. Нужно было срочно спасаться. С такой жарой долго здесь не протянуть.

Я взглянул на море. Спрятаться от горячих лучей в воде — идея, несомненно, стоящая. Но, к сожалению, чревата пневмонией. А она мне здесь совсем не к месту. Так что неплохо бы придумать что-нибудь другое.

Я опустил взгляд на землю. Потоптал её немного. Поддел рытвину носком кроссовки. Затем нагнулся и рукой прикоснулся к почве.

Да…

Нужно вырыть яму.

В ней мне будет прохладнее. И чем глубже она получится, тем будет лучше. Пожалуй, с этого и стоит начать.

Не откладывая дело в долгий ящик, я решил рыть там, где очнулся. На возвышенности открывался лучший вид с островка, да и спокойнее я себя здесь чувствовал — вся суша как на ладони.

Я снял рубашку, бросил её на траву. Затем, с чувством некого угрызения совести, посрывал ромашек, расчищая путь к земле. Вначале земля сопротивлялась твёрдостью. Чтобы снять её верхний слой, потребовалась куча сил. На острове не было ни одной палки, ни одного камушка, ну хоть чего-нибудь, что могло бы мне помочь! Пришлось рыть исключительно собственными ладонями. Безумие просто.

Чуть глубже земля пошла немного влажнее. Мягче. Это меня успокоило. Вскоре руки стали чернющими, словно в копоти. Пот покрыл тело и заблестел в лучах, тут же высыхая.

Через какое-то время я вырыл, как мне показалось, достаточную глубину. И влез в получившуюся яму. Лёг. От земли исходила усмиряющая прохлада. То, что надо. Однако этого будет маловато. Нужно рыть ещё.

Я выбрался из ямы. Снова сел на колени и продолжил работать руками. Через какое-то время они заныли. Пальцы, казалось, вот-вот сломаются. Суставы выли. Кожу жгло. В груди сверлило. Пот метался по всему телу. И лишь редкий прохладный ветер время от времени по-дружески опускал мне на плечи свои лёгкие руки, и в такие мгновения я переставал рыть и закрывал глаза, сосредотачиваясь на приятном ощущении.

Спустя, наверное, час интенсивной работы мне пришлось остановиться. На меня глядела полуметровая глубина моих стараний, но что-то в происходящем стало не так. Жгущие лучи солнца, которые пламенно дышали мне на шею и спину, почему-то ослабли. Будто солнце взяло, да и вовсе исчезло. Меня это удивило, ведь небо было абсолютно ясным.

Я озадаченно приподнял голову. Нет. Солнце по-прежнему озаряло весь остров. Выходит… странная тень нависла только надо мной?

Неприятной дрожью страх скользнул вниз по спине.

Сзади меня кто-то стоял.

[2]

— Не рановато для могилы? — раздался шёпот.

Сжимая в кулаке горсть земли, я медленно повернул голову. Человекоподобная фигура была окаймлена ярким свечением солнца. Глаза мои тут же заслезились от попытки разглядеть лицо стоявшего существа.

— Д-д…дьявол?! — попятившись, просипел я. И с грохотом провалился в яму.

Надо мной раздался неожиданно громкий смех. Женский.

— А что, так похожа?

Я судорожно приложил ладонь ко лбу в виде козырька и всмотрелся в нарушителя моего покоя.

…Волосы золотом вьются до самых локтей. Подол ярко-красного сарафана слабо колышется на ветру, касаясь колен. Белые сандалии облегают босые ноги. Худые плечи и руки. Лицо приветливо улыбается…

Передо мной стояла самая обычная девушка. Восемнадцати-двадцати лет на вид. Стояла — и смеялась над свалившимся от страха в яму, вспотевшим, грязным человеком. Да, она смеялась надо мной очень долго.

— Что ты делаешь? — спросила она, наконец заметив, что мне совсем не до смеха.

Я растерянно глянул на землю в руках. Затем на свой обнажённый торс. Затем на яму вокруг себя. А затем снова на эту девушку.

— Копаю, — ответил я.

— Уж не могилу ли?

— Поглядим, что получится. Может, и могилу. Похоже, в этом месте именно она меня и ждёт…

— А как ты здесь оказался?

— Не помню.

Она присела на колени у края ямы. Чуть нагнувшись, опустила в неё руку. И, к моему безмерному удивлению, тоже принялась рыть.

Я, точно вкопанный, продолжал сидеть дальше.

— Ты кто? — спросил я, не отводя от неё своего ошеломлённого взгляда.

Она ухмыльнулась. И чуть было не прыснула от смеха вновь. Но сдержала порыв, по-прежнему выгребая землю.

— Можешь называть меня дьяволом, — сказала она, — если тебе так хочется. Но в этом случае у нас какой-то ужастик получается. Ты оказался один на острове — и тут объявился… сам дьявол!

— Девушка, — поправил я её, чувствуя себя неловко. И правда… чего так разнервничался? — Не дьявол, а девушка. И у нас совсем другая история, нежели страшилки про дьяволов.

— Правда? И какая же она, наша история?

— Грустная. Очень грустная.

Прекратив рыть, она посмотрела на меня. Изучающе, что-то внутри высматривающе, ищуще. Глубокий и загадочный взгляд, несмотря на беззаботно-улыбающееся лицо.

— И почему же она такая грустная? — спросила девушка.

— Я умер. Что здесь веселого?

— Ты, правда, считаешь, что умер?

— А иначе, что я делаю посреди бескрайнего моря на малюсеньком острове? — вздохнул я. — Ещё и разговариваю с чудной девицей, появившейся откуда ни возьмись. Ну, точно не жилец.

— Проблеск логики в твоих словах, конечно, имеется, — задумалась она, чуть приспустив брови. — Но, по-моему, ты упускаешь из виду очень важный момент.

— Какой же?

— Как ты можешь быть мёртв, если ты думаешь?

— Я всегда думаю. Всегда, везде и при любых обстоятельствах. Правда… здесь всё стало немного иначе.

— Так ведь живым людям свойственно думать, — снова ухмыльнулась она.

— Наверное…

Она остановила свой взгляд на моём лице.

— Может, расскажешь о себе побольше?

— Не знаю. Нужно ли?