Помоги проекту - поделись книгой:
Арреш-мер правду сказал: он не работал в пивной Сунмы. Он просто получал здесь информацию. И за что ценил Зикнета, что с ним эту информацию можно получать совершенно открыто.
Правда, и задание Арреш ему тоже передал. За что он ценил Зикнета еще больше, так это за то, что парень умел читать.
В стане боцоргов появлялись певцы с бирками «деревенских сказителей», которые воспевали несметные сокровища Эреду. Лабиринты из камня и глины, проложенные под фундаментом великого Храма Земли и Неба, пели они, хранят баснословные сокровища, накопленные за тысячелетия: золото, серебро, драгоценные камни, дорогое дерево, ароматные масла, заморские ткани, папирус отличной выделки… Эти песни кружили голову воинам не хуже вина: у ночных костров они клялись собственноручно разрушить Храм до основания, своими руками взломать землю и вытащить на волю сокровища лабиринта!..
У ночных костров боцорги говорили о том, как плохи дела в граде богини Инанны. «Их дух совсем пал, - передавали друг другу воины, - они видели наш победоносный марш через земли многих царств, и они потеряли всякую волю к сражению! Они надеются только на свои стены и крепкие ворота, они запирают сундуки и прячутся под плетеные одеяла - и все-таки дрожат перед нами, непобедимыми боцоргами, воинами Кюроша-е-Боцорга!»
Они были неправы.
Бэл-шар-уцур бросил клич и пополнял расквартированное в городе войско; горожане обсуждали, как Боцорг, чтобы осадить город, вынужден был бросить на них все силы завоеванных царств и готовились не сдаваться и истощить его; от других городов царства подтягивалось ополчение. Если город Эреду продержится, то и царство Эреду устоит.
Это не устраивало жрецов, потому что «царство» значит «царь».
По городу ползли иные слухи: будто бы в башне Храма Земли и Неба жрецы углядели некие страшные знамения в жертвенных внутренностях; предстоят тяжкие испытания. Правда, не уточнялось, связаны ли они с Боцоргом или с внутренними делами.
«Постойте, - говорили люди друг другу. - Разве Храм Земли и Неба не разрушен?» И отвечали, пожимая плечами: «Вроде разрушен был… да кто его знает? Мож, восстановили… Царь вон ведь сколько храмов разрушил и поперестраивал в последние-то годы!» — и многозначительно молчали, и возводили очи к небу, и делали знак богини Инанны.
А на одном из верхних уровней центрального храма в Эсагиле, в кабинете, украшенном фресками об исцелениях, совершенных богиней Гулой, стоял мрачный жрец десятого ранга Нимдаль и смотрел в окно, обращенное на запад, на развалины храма Основания Земли и Неба. На обломках камня и остатках кирпичной кладки - фундамент даже сейчас казался величественным - сидели подростки из жреческой школы и жевали лепешки с сыром. Иногда до Нимдаля доносился их смех. Рядом с щенками валялись вязанки хвороста, которые они тащили, да так и бросили. Кто, интересно, распорядился свалить хворост во дворе?
Нимдаль развернул свиток из новомодного тростникового материала (а ведь в более благочестивые времена писали только на благородной глине, из которой боги сотворили первого человека!..) и прочел сухой, короткий абзац, так непохожий на официальные славословия: «Известные вам лица готовятся открыть ворота, ждут только гарантий Боцорга. Но Боцорг гарантий не даст, хоть известные вам лица думают обратное. Я знаю, что после длительных войн денег у него не хватает; он поклялся лишить Эреду всех его сокровищ. У нас есть не более трех дней, чтобы исправить ситуацию».
— Итак, брат Никкар… - проговорил Нимдаль спокойным тоном. - Брат Арреш-мер-седх передал тебе это послание?
— Да, почтенный брат Нимдаль…
— Вот не знал, что вы с ним так близко знакомы.
— Не с ним, почтенный брат. У меня есть друг, Эргал, еще со школы, племянник-по-сестре почтенного брата Эриду-нареба… Вот с ним Арреш-мер часто ходят в город последнее время. Они сошлись в любви к музыке…
— Любовь к музыке? - хмыкнул Нимдаль. - В мое время это могли бы назвать изменой небу… Но я ни о чем тебя не спрашиваю, Никкар. Можешь передать своему приятелю - или прямо Арреш-меру - что я готов встретиться с ними обоими. Сегодня, в семь вечера по храмовым часам, здесь. Передашь?
— Да, почтенный брат.
Брат Нимдаль принадлежал к тем, кто держит в руках ключи от земли и от неба, от правильной жизни во Вратах Богини. Эргал мысленно прикидывал, не бросят ли его после разговора с ним в голодную яму.
Однако все оказалось еще ужаснее.
Нимдаль принял их в одной из комнат на галерее - той, что выходила на закат. В семь часов вечера солнце стояло уже низко над горизонтом, заливая все густым желтым светом. В этом свете почти совсем пропадали фрески со сценами из «Энума элиш», и казалось, будто стены голы и пусты.
— А, молодые люди, - сказал Нимдаль доброжелательно. - Времени у меня не сказать чтобы много, так что давайте быстрее.
Вел себя этот суховатый человек, как будто не он вызвал их на встречу, а они сами напросились. Ну что ж, в каком-то смысле так оно и было.
Эргал ожидал, что Арреш-мер сейчас покажет себя: сверкнет этак по-особенному глазами, улыбнется, и Нимдаль сразу потеряет почву под ногами - Эргалу уже доводилось видеть, как начальник тайной городской стражи сбивает спесь даже с тех, кто стоял в иерархии значительно выше него.
— Мы бы не стали отнимать у вас время, о почтенный брат, - Арреш-мер низко поклонился по всему церемониалу, и Эргал еле успел повторить за ним. - Но дело первостепенной важности. Вы ведь получили мою записку?
— Да, этот юноша, Никкар, передал ее мне. Но, признаться, не прими я это за шутку, мог бы принять за государственную измену, - голос Нимдаля сочился ласковостью. - Вы ведь понимали, чем рискуете, брат Арреш, отправляя мне ее?
— Еще больше я понимал, чем рискую, если не отправлю. Когда Боцорг войдет в город, мы все останемся на руинах, если не будут приняты меры. А принимать их некому. Похоже, никто здесь не понимает, что за человек Кюрош-е-Боцорг. Я же изучил его. Благородство не чуждо ему, но любое данное слово он повернет к своей выгоде.
Нимдаль вскинул брови.
— Вы еще смелее, чем я думал.
— Мой дедушка был гадателем. Я кое-что подсмотрел в его чаше с водой.
Нимдаль усмехнулся.
— Ну хорошо. Что же вы предполагаете сделать?
— Я предполагаю спрятать сокровища Эсагила, - произнес Арреш-мер без обиняков. - Сами знаете: серебро - вот что определяет статус как человека, так и государства в нашем несовершенном мире. Вы отвечаете за ключи от одной из семи сокровищниц…
— Меня контролируют. Уж вы бы должны знать.
— Стражей я возьму на себя. Мне нужно ваше содействие. Ключ, схема прохода, рабы, чтобы вынести ценности… Столько рабов у меня нет.
— Предположим, я согласился, - Нимдаль чуть улыбнулся. - И где вы предполагаете перепрятать сокровища? В городе, по вашей же логике, нельзя…
— Место уже подготовлено, - улыбнулся Арреш ему в ответ, чуть зубастее. - К сожалению, пока я не могу вам его открыть. Но тайник абсолютно надежен, и при этом ценности даже не придется выносить из Эсагила.
— И все же, - Нимдаль покачал головой. - Как вы себе это представляете, брат Арреш? Ясной ночью вереница рабов тащит тюки через двор, а царь, жречество и стража в это время благодушно глазеют на танец белокурых наложниц? Или вы собираетесь ждать до ночи вторжения, с тем чтобы общая неразбериха скрыла эту неучтенную деятельность?
— Почти, о почтенный брат, - Арреш-мер чуть поклонился, отдавая должное собеседнику. - Я действительно собираюсь подождать до дня вторжения. Но отвлекающий маневр, куда надежнее войск Боцорга, уже разработан и теперь только и ждет приведения в исполнения.
Об Эргале даже не вспомнили. Оставалось только гадать, зачем его пригласили - ведь чем меньше народа присутствует при таких разговорах, тем лучше. Еще молодой жрец все время ждал: хоть один из них впрямую обмолвится о том, что ведь не все сокровища можно донести до тайника. А еще они начнут произносить громкие слова о благе города.
Не дождался. Ни того, ни другого.
— Брат Арреш, но ведь у почтенного брата Нимдаля ключи лишь от одной из семи сокровищниц… Что же делать с остальными? Вы сами говорили, до вторжения не более четырех дней… Мы ни за что не успеем найти подходы к остальным жрецам.
- Тебе предстоит узнать о нашей работе, Эргал, одно простое правило: подготовка - это все. Вдохновенную импровизацию тоже недооценивать не стоит, но при прочих равных на нее способно очень мало людей. А вот приучить как следует готовиться заранее можно кого угодно - даже такого шалопая, как ты.
— Арреш, Тиамат[20] тебя побери! Что насчет остальных сокровищниц? Я так понимаю, план состоял в том, чтобы спрятать все, чем располагает Эреду…
— Мы так и сделаем.
— Но остальные сокровищницы…
— Остальные сокровищницы пусты, Эргал. Я «нашел подход» к другим жрецам, как ты выражаешься, полгода назад, когда о завоеваниях Боцорга еще только слухи поползли.
— Но…
— Не мы одни тут творим мифы, мой друг. Владыки города занимаются тем же.
Эргал чуть было не споткнулся: они разговаривали на ходу.
— Так было всегда? - спросил он. - То есть это испокон веку так? Шесть пустых сокровищниц, чтобы запутать воров…
— Да нет, - спокойно поправил Арреш-мер, - думаю, они опустели совсем недавно… Внутренняя политика последних лет определенно не пошла на пользу царству. Если бы не пришел сейчас Боцорг, думаю, мы бы дождались вскоре другого завоевателя.
Брат Арраман тоже заведовал кладовыми Эсагила. Должность его была не столь почетна, как у брата Нимдаля: в его владениях, четырех смежных комнатах на втором подземном ярусе, лежали, преимущественно, старые глиняные таблички с доносами да заморские дары или призы, которым не удалось найти применения. Пару месяцев назад, когда с ним неожиданно сблизился брат Арреш-мер, Арраман, не в силах удержаться от искушения, попытался привлечь к себе внимание более осведомленного и перспективного жреца, показав Аррешу самые главные свои диковины. В числе их - несколько странных, прибывших издалека трубок.
«Если их правильно поджечь и запустить, - говорил брат Арраман, - они взлетают вверх и взрываются там разноцветными огненными цветами. Это очень красиво. Я совсем мальчишкой еще видел такое… Но последнего заморского мастера бросили в голодную яму за непочтительность, а наши их запускать не умеют. Если же запустить неправильно, они взрываются на земле и могут вызвать большие разрушения, даже жертвы…»
«А также свет и грохот, да? - понимающе кивнул брат Арреш-мер. - Скажи, брат Арраман… А тебе бы хотелось вновь увидеть, как они взрываются?»
Брат Арраман тонко засмеялся:
«Даже если бы и хотелось, брат Арреш, что с того? Я ведь не ребенок».
Разговор случился и забылся.
Каково же было удивление Аррамана, когда однажды вечером, через несколько дней после той памятной встречи в тайной комнате Арреш-мер явился к нему и сказал:
— Брат Арраман, нужно открыть твои кладовые. Для выполнения плана мне кое-что понадобится.
— Я уже говорил, что у меня нет ничего полезного, - Арраман вздернул подбородок и отложил лопаточку: Арреш-мер застал его за ежевечерними упражнениями в каллиграфии.
— А я уже говорил, что есть, - улыбнулся Арреш-мер.
— Уж не в старых ли доносах ты собрался отыскать способ, как защитить Эреду?
— Нет, брат Арраман. Я хочу устроить такой переполох, чтобы все подумали, будто Инанна поссорилась с Эрешкигаль[21], и небо рушится на землю!
Арраман заколебался. Да, он вошел в состав заговорщиков в ясном уме; он не меньше прочих хотел защитить Эреду… Что уж там, надеялся: если он правильно поведет себя, то в дальнейшем займет какое-нибудь место, более достойное, чем главный кладовщик. Но при всем при этом в плоть и кровь Аррамана въелась недопустимость «разбазаривания» драгоценного содержимого вверенных ему каменных чуланов.
— Полно тебе, брат Арраман, - Арреш-мер-седх улыбнулся в полутьме от масляного светильника. - Я знаю, ты с детства хотел устроить какой-нибудь большой грохот!
Оба, и Арреш-мер, и Арраман, воспитывались при храме; о сходном происхождении говорил первый слог их имен. Арреш-мер хорошо знал, как поддеть прежнего приятеля по играм.
— Ну хорошо, брат Арреш-мер, - сказал Арраман поднимаясь и гася фитиль. - Считай, что я решился.
У Арреша-мера хорошо получалось это: чувствовать тайные страсти и страстишки людей. Он это не считал ни талантом, ни даром богов. Если бы кто спросил, Арреш-мер, скорее всего, ответил бы: «Я просто знаю, чего хочу. Все остальные - как правило, нет».
Нимдаль знал о том, что этот молодой умник — но в конечном счете все равно глупец — Арреш затеял какую-то отвлекающую операцию, чтобы сокровища можно было вынести без помех. Чего он не ожидал, так это масштаба. Старый жрец не спал той ночью, взбадривая себя священными мелуххскими зернами[22], и вдобавок выставил рабов, чтобы не пропустить сигнала от Арреш-мера. Однако он мог так не стараться: пропустить оказалось затруднительно.
Вот еще было тихо; смотрели с полога, отгораживающего мир смертных от мира богов, огненные светила; и тут раздался свист, громче всякой кобры. После свиста загрохотало, ударило, вспыхнуло - и прямо в квадратном дворе большого храма Эсагила что-то загорелось. Потом зазвенели цимбалы, послышался дальний рокот, как будто обрушилась лавина.
— Энлиль[23] всемогущий, Инанна милосердная! — пробормотал Нимдаль: эта поговорка частенько выручала его в трудные моменты жизни. Потом он позволил себе тень довольной улыбки. Арреш-мер значительно облегчил ему задачу.
Огненный шар взлетел вертикально вверх за стеной Эсагила и рассыпался огненным цветком.
— Боги гневаются! Боги! — раздался истеричный вопль. — Тиамат, помилуй нас! Владыка Ан[24], защити!
«Юнцы подошли к делу с размахом, — удовлетворенно подумал Нимдаль. — А что творится в городе… Но зачем ему вообще понадобилось задействовать город? Чтобы спрятать концы?»
Да, что творится за стенами Эсагила, Нимдаль представлял себе лишь приблизительно. Ему даже в голову не могло бы придти, что подкупленные и подосланные Арреш-мером люди носились по улицам и кричали: «Ужас! Светопреставление! Боги обрушили башню Храма Земли и Неба! Беды и горести падут на Эреду!»
А желчный брат Арраман посасывал обожженную костяшку указательного пальца и хохотал. Впервые за много лет он был счастлив.
В ставке Кюроша-е-Боцорга, царя боцоргов, в этот вечер - точнее, уже ночь, - было шумно и людно. Со жрецами договорились: они должны были открыть ворота за два часа до рассвета.
Но лазутчики Боцорга, выученные способам скрытного проникновения за любые стены, вернулись и доложили царю ближе к полуночи, что город не спит. Небо цветет огнями, непохожими на звезды. Улицы полнятся горожанами, которые ведут себя совершенно не так, как полагалось бы мирным труженикам. Не смолкают крики о Храме Земли и Неба, который обрушился этой ночью.
— Приведите сюда этого певца, который так развлек меня сегодня после вечерней трапезы, - приказал Кюрош-е-Боцорг. - Надеюсь, его еще не успели отослать прочь?
Его заверили, что певца, конечно, пытались отослать прочь, потому что надоел он всем хуже прицепившегося репья, но не удалось. Пользуясь расположением милостивого царя Кюроша, парень напросился на ночлег в обозе и на еду из общих котлов, взамен щедро делясь городскими сплетнями.
Еще пара минут - и певец был доставлен пред очи царя Кюроша. У тощего, огненно-рыжеволосого - недобрый цвет! - парня на шее красовалась деревянная бляха, утверждавшая, что этому музыканту дозволено проживать за городскими стенами и находиться в самом Эреду до захода солнца.
— Итак, - сказал Кюрош, - тебя зовут Зикнет?
— Точно так, - кивнул парень, - Зикнет меня зовут, сын Канеша и Андайб, музыкант, сказитель и просто хороший человек, о Кюрош, великий царь боцоргов!
— Стой-стой, - усмехнулся Кюрош, - ты болтаешь бегло, как воин! Того и гляди я прикажу оказать тебе честь, казнив, будто благородного.
Поделиться книгой: