— Кого он имел в виду? «Ты и твой…»
У Стара мелькнула шальная мысль, кого он там мог иметь в виду — вспомнился Мигарот и резкий голос Таглиба «вашего… астролога» — но это было бы уже несколько чересчур. Хотя… мало ли что как выглядит со стороны.
— Моего отца, — у Райна дернулась щека. — Видишь ли, он считал, что отец погубил жизнь матери. Тетя Ванесса думала, что мать погубила отца… Они были бы идеальной парой, да вот беда — друг друга они тоже терпеть не могли.
— Ого, — Стар смерил взглядом расстояние по коридору.. — Он имеет здесь какой-то вес? Может тебе навредить?
— В здешней политике? — Райн потер лоб. — Сомневаюсь. Кто он такой? Так, эмигрант, клинок на чьей-то службе. Просто неприятно.
— Тогда какого Ормузда, — процедил Стар, едва удержавшись, чтобы не схватить астролога за плечи, — какого Ормузда ты не узнал его на улице? Какого сделал вид, что ничего не слышал о своей же семье?
— В самом деле, — Райн чуть улыбнулся. — Как ты думаешь, почему?.. Прошу меня извинить: у меня еще встреча с почтенным Йозефом Майдном. Как раз после приема.
После чего развернулся и пошел прочь. Не вслед за Игорем, а в другую сторону. Черная фигура в зеленых бутылочных сумерках Изумрудной галереи. Стар даже не успел спросить, кто такой, ко всем единорогам, Йозеф Майдн.
Игорь Клочек обнаружился там, где Райн его совершенно не ждал — а именно, в охране эрцгерцогини Динстаг.
Если бы расчеты положения Юпитера по отношению к Луне по-прежнему что-то говорили ему, он мог бы предсказать и то, как именно Клочек вздумал поправлять свое положение, и то, почему он все-таки покинул Хендриксона, хоть и сохранил к нему уважение. Иными словами, Райн не выглядел бы на встрече с эрцгерцогиней полным идиотом.
И ладно бы просто идиотом — это-то Райна как раз не слишком волновало. Местное высокое дворянство — не та публика, на которую он ставил. Хуже, что идиотом по совместительству выглядел Стар, от имени которого Райн попытался затеять разговор.
Райн вспоминал, как герцогиня приняла его попытки вежливо представиться.
Взгляд сверху вниз, нетерпеливое движение руки и холодное молчание — мол, да как вы смеете, какой-то мелкий дворянчик из Шляхты, совсем не моего круга!
Вот хорошо бы знать, до какой степени сохранилась былая дружба Клочека с Ядвигой Гаевой.
То, что она вообще сохранилась, не вызывало ни малейшего сомнения, но вот на какой основе?
«Проще говоря, спят они или нет? — размышлял Райн с некоторым раздражением, откинувшись на спинку стула. Из распахнутого окна веяло холодным осенним воздухом, но вставать и захлопывать ставни было лень. — И нужно ли мне это хоть каким-то боком? А может быть, дядя Игорь влюблен в эрцгерцогиню? Или, скажем, питает к ней возвышенные чувства, как к своей прекрасной даме? От него можно всего ожидать… В каком качестве эрцгерцогиня держит его рядом с собой? Верно ли, что он дает ей советы, или это ложное ощущение?»
Дверь скрипнула, Райн прекратил раскачиваться на стуле и опустил ноги со стола.
— Ванесса? — ласково спросил он.
Девочка, что нерешительно держалась за дверь в комнату, настороженно кивнула.
— Иди сюда, — сказал Райн.
Девочка послушно пересекла комнату, сделала книксен.
— Моя дорогая, ты что-то от меня хотела? — продолжил астролог.
— Да, господин Гаев, — кивнула девочка. С самого начала она упорно отказывалась называть Райна отцом. Он ожидал, что после того, как Ванесса приняла Вию в качестве матери, в отношении его собственного статуса тоже наступит перемена — но нет, ни в малейшей степени. Даже наоборот: если раньше девочка обращалась к нему на «ты», то теперь начатки светского воспитания взяли вверх, и «ты» сменилось почтительным «вы». Ладно еще на игиле разница не слышна…
На игиле Ванесса говорила уже довольно бегло: сказывалось общение с охранниками и слугами Хендриксона. Но все равно Райн предпочитал общаться с нею пока на арейском.
— Я видела сон сегодня, — начал ребенок очень неуверенно.
— Да? — подбодрил ее Райн. — А маме ты рассказала?
— Нет, пока не рассказала… — Ванесса вскинула на Райна ярко-синие, сапфировые глаза — то-то они сердец разобьют, когда она вырастет! — Я видела, как вы подобрали для меня ожерелье. Уже давно.
— Вот как? — Райн почувствовал, как сердце у него забилось чаще. Неужели все-таки он действует правильно? Неужели все идет по плану?..
В конце концов, так ли нужна ему астрология, когда у него под рукой столько провидиц?..
Если только…
Если она сама попросила…
Нет, нет, рано делать выводы. Сумасшедшая надежда погубит еще вернее, чем отчаяние.
— Какое ожерелье? — спросил Райн, желая проверить.
— Золотое, с сапфирами, — упрямо продолжила Ванесса. — Я знаю, что это для меня, потому что вы одну секцию вытащили, и показывали ее старику. Специально подогнали.
— Ага, — кивнул Райн. — Ты совершенно права, золотце мое. Специально для тебя подгонял.
Он подошел к своей седельной сумке, что, небрежно отброшенная, валялась в углу, залез туда и вытащил с самого дна Благословенное Ожерелье, завернутое в кусок беленого холста.
Он сам застегнул золотую застежку на тонкой шее.
— Ну как? — спросил Райн заботливо. — Не тяжело?
— Не-а, — Ванесса схватилась за ожерелье обеими ручонками. — Теперь мне не будут сниться кошмары?
— Нет, — покачал головой Райн. — Кошмары тебе сниться будут. Но ты сумеешь с ними справиться.
Райн никак не мог понять, выгодна ли жрецу Одина война. С одной стороны, традиционно воюющие боги… а с другой, жрец входил в придворную коалицию вместе с придворной травницей и кое с кем еще, и из клира, и из влиятельного дворянства, кто ощутимо противопоставляли себя интересам герцогств. Райн никак не мог понять, в чем тут дело — хотят ли они просто по-другому делить добычу, или и в самом деле причина в том, что они и в самом деле против боевых действий как таковых.
Вряд ли последнее. Не зря же Стар — или не Стар? — говорил, что в этом городе все за войну.
Райн все никак не мог понять, что лучше с этими священниками — торговаться или запугивать. Пока он следовал первой тактике — по крайней мере, на этой аудиенции с Унтер-Вотаном. Чтобы организовать ее, потребовалось потратить так много драгоценного времени и немало просто драгоценных камней.
— Герцог Хендриксон всегда отличался большим благочестием, — проговорил Райн.
— Это, безусловно, так, — благосклонно ответствовал верховный жрец. — Однако же император Теодор не менее благочестив.
— Безусловно, на императора следует обращать внимание в первую очередь, — кивнул Райн. — Но ведь ясно же, что на новых землях… так или иначе… будут свои особенности. Безусловно, боги, которые там и жили, никуда не денутся от того, что земля сменит властителей. Однако ведь логично, что каким богам подчиняется император — тем и должны подчиняться его подданные?
— И как же на это посмотрят, например, слуги Осириса?
— Точно так же, как их господин. А боги благоприятствуют Хендриксону, вы хорошо это знаете.
— О, лучше многих, лучше многих… — усмехнулся жрец. — Все это, однако, быстро не решается… не промочить ли нам горло?
— Отчего нет… — кивнул Райн.
Сам же он про себя раздумывал, не вытащил ли жрец из его слов больше, чем они на самом деле заключали. Вышло так, что Райн намекнул, что там, наверху — может быть, не в самой Семерке, но под ними — идет некий передел власти. Убийство Кевгестармеля более двадцати лет назад запросто могло оказаться первым ударом в этой борьбе. И хотя Райн не совсем хотел говорить именно это, получилось, что он как бы на нечто подобное намекнул.
Вошел слуга с подносом, поставил на стол. Один кубок сразу же взял священнослужитель, и жестом предложил Райну угощаться из другого.
— А что ваш патрон, этот молодой Ди Арси? Восходящая звезда воинства герцогства, так же прекрасен и горяч. Можно ли на него рассчитывать?
— На него можно рассчитывать в том плане, что он непременно делает то, за что берется, — кивнул Райн. — Не было еще такого, чтобы он обещал положить к ногам герцога некую область — и в итоге не клал.
Не стоит уточнять, что все это случалось только потому, что Стар терпеть не мог делать какие-то обещания или публичные заявления. Всякий раз Райну приходилось долго его уговаривать.
Солнечный луч, пронизывая разноцветный витраж забранного витой решеткой окна, ложился на полированное дерево мозаичной столешницы набором разноцветных игральных костей. Розовое пятно задело край малахитового кубка, заставило алмазную изморозь по его краю вспыхнуть закатным пламенем.
А вот само вино, фиолетовое, с баскских виноградников, темным слитком лежало в кубке.
— Ваше здоровье! — Райн подчеркнуто спокойно отсалютовал кубком и поднес его к губам.
Очень, очень сладко. До приторности.
Он опустил кубок и чуть припечатал его об столешницу — руки жреца, перебирающие священные четки из сандалового дерева, не дрогнули. Сухие, ловкие пальцы с аккуратно подровненными ногтями.
Россыпь секунд упала сразу — серебряными монетами на парадную скатерть. Глухим стуком.
Неужели?.. Да, точно. «Я идиот, — подумал Райн. — Я такой идиот, что это даже преимущество…» Еще он тоскливо подумал об астрологических расчетах — но привычного инструмента больше не было под рукой. Оставалось только блефовать.
— Вот видите, я знал заранее, — Райн говорил спокойно, даже с некоторым сожалением. — Я принял противоядие.
— Вы… — руки жреца замерли.
— Я не мог не знать, — убедительно произнес астролог, смахивая со лба внезапно выступивший пот вместе с прядью волос. — Чего вы хотели от Магистра Драконьего Солнца?..
Он не стал улыбаться — знал, что не получится.
— А все-таки чувствуется, — сказал он вместо этого и поморщился, поджимая губы. — Вы слегка переборщили.
Сначала он хотел добавить — «вы что, быка свалить задумали?», но передумал. Судя по глазам, жрец прекрасно додумал несказанное, потому что пальцы его сжали четки, а чисто бритое лицо отчетливо изменилось.
— А теперь, может быть, поговорим серьезно? — спросил Райн, не меняя вежливого тона.
Ди Арси убил бы его за такие игры.
— Быть может, — жрец попытался улыбнуться. — Итак. Скажу прямо — мой Господин не против расширения империи. Боги и в самом деле благоприятствуют Хендриксону. Можете принять к сведению, что они даже до нас, своих жрецов, доводят это… Но вы! Но против вас, магистр, они настроены категорически. Боги хотят, чтобы вы умерли — и не нам, их слугам, препятствовать в этом…
«Этого не может быть, — подумал Райн. — Если бы боги действительно хотели, чтобы я умер, они бы нашли способ. Не так уж они беспомощны. К счастью, им нужно совсем другое… И Унтер-Вотан подозревает это.»
— Вы хотите знать, чем же Хендриксон добился такого благоволения? — тихо сказал Райн. Ему было невероятно плохо, его мутило. — Просто так этого не сказать. И хорошо, если не сказать. Я — знаю точно. И за мной охотятся.
— Вы думаете, что вы выйдете из этого дома? — спросил священник.
— Приказывали ли вам меня убить любой ценой? — спросил Райн. — Даже ценой вашей жизни?
Священник молчал.
— Поверьте, пока ваши Господа не осмелятся ни на что, кроме как на очень скромные и аккуратные покушения. Потому что ежели вы пойдете в открытую, то с вас сдерет шкуру Ди Арси, а потом Хендриксон добавит. После чего, они, вероятно, откажутся играть по правилам. А Богам это будет очень неприятно. Куда неприятнее, чем то, что могу сделать им я — они, кстати, даже еще толком не знают, что.
— Вот как? — жрец поднял бровь. — Вы так-таки уверены, что за вас будут мстить?
— Если бы не был уверен, — тонко усмехнулся Райн (на самом деле его просто перекосило), я не пришел бы к вам в дом. И не… выпил бы, — он постучал по краю кубка.
Побледневший, жрец отступил в сторону.
— Итак, — напряженно произнес Райн. — Вы не будете препятствовать тому, что мы делаем?..
— Как вы…
— И вы поговорите с Игорем Клочком. Мне совершенно не хочется нарываться на его дикий взгляд каждый раз, когда я просто иду людными местами.
Жрец промолчал. По уму ему следовало спросить «О ком вы говорите?», но, видимо, он не усомнился, что Райн знает наверняка.
На самом деле это была только догадка. Райн голову сломал, отчего бы Клочек, человек, помешанный на доблести и военной добыче, мог покинуть хлебное место при Хендриксоне. Престарелых родителей у него не было, подданным он был Шляхты, а не Священной Империи… а вот если он посвятил свой меч Одину — что не редкость, почти все военные отдавали предпочтение Одину, Арею или Кшатра-Варье, из какой бы страны ни происходили — тогда вполне понятно, что он мог прийти на зов церкви.
Ну, хотя бы с этим ясно. Как и с тем, что агентура жреца шире, чем можно было бы предположить. Интересно, только ли при герцогине у него свой человек?..
Ежели у вас есть свободный доступ в Элизиум — а Стар, как посол, уже побывавший на нескольких приемах, таковым располагал — то нет ничего проще, чем найти укромный уголок для встречи в дворцовом парке. При этом можно даже проявить известную придирчивость. Стар, например, питал определенную слабость к фонтанам. Тот, у которого он назначил эту встречу, уже пересох. Бортик его местами обвалился и, судя по тому, как буйно разросся вокруг дикий виноград, уже давненько эти места садовники посещали только для того, чтобы отдохнуть как следует.
День выдался для осени редкостно солнечный, и даже облетевшие листья, сухими горами громоздившиеся под ногами, не вызывали ощущения запустения. Солнце ярко светило сквозь высохшие стебли, и Стар, сидя на бортике фонтана, всей кожей впитывал в себя ощущение покоя, неподвижной старости — чувство, которое его посещало в Элизиуме частенько.
Какую бы песню написать, чтобы она пошла Ингерманштадту, где леди в тяжелых платьях не поднимают глаз, но носят у пояса богато украшенные кинжалы?.. Что за мелодия зазвучит в тон искусно выстроенным мостам и набережным, голосистым торговкам на рынках? Что за аккорды впитают мощь времени и незримое очарование таких вот крошечных заводей в потоке жизни?
В Радужных княжествах было слишком больно, чтобы писать или петь. Может быть, здесь получится?..