Шесть камешков на счастье

Снова звонит телефон.

Уверенная, что это отец Лилли, я поднимаю трубку.

И понимаю, что голос в ней мне не знаком. Помедлив секунду, спрашиваю: «Кто это?», чтобы убедиться, не ошиблась ли я.

– Мэм, это Рэй Линн Харпер из полиции. Я говорю с Холли Стин?

– Хэлли, – не понимая, о чем, собственно, речь, автоматически поправляю я.

– Ой, прошу прощения, мисс Хэлли.

– Вы не могли бы позвонить в другой раз? Вы ведь по поводу пожертвований? Мой муж уже внес взнос за этот год. А я сейчас тороплюсь…

– Нет, мэм, я… не по поводу пожертвований, – мягко говорит незнакомка, и что-то в ее голосе включает во мне чувство тревоги. Пауза затягивается. Тревога во мне стремительно нарастает и почти достигает пика:

– Я звоню по поводу вашего мужа, мэм. – Снова пауза. А я почти теряю сознание. – Дело в том, что сегодня на шоссе произошла авария.

У вас когда-нибудь было ощущение, что ваше сердце остановилось?

– И? – сиплю я.

– И… ну, я еще не знаю деталей… Однако боюсь… ваш супруг пострадал. Вы должны приехать в больницу, как только освободитесь.

Я не слышала ни звука бьющегося стекла, ни плеска воды. Но, взглянув себе под ноги, я увидела лужу белых калл с мазками лаванды.

– С ним… все в порядке? – Голос у меня становится деревянный.

Она не отвечает. Ну что же она не отвечает?!!

Наконец женщина медленно цедит слова:

– Мэм, мне действительно жаль, но… Боюсь, что ваш муж погиб. Мне нелегко это вам сообщать, простите… В больнице вас будет ждать наш офицер. Нам нужно обсудить с вами некоторые детали…

Рэй Линн Харпер продолжает что-то мне говорить, но слова сливаются в сплошной поток звуков, смысла которых я не понимаю. У меня все плывет перед глазами, мысли путаются.

Нэйтана больше нет? Он погиб?

Я падаю на пол.

Не могу вспомнить, как я добралась до машины или как ехала. Почему я еду в больницу? Я должна сейчас везти букет белых калл одной девочке. Кто-то что-то напутал?..

– Вы можете подтвердить, что этот мужчина – Нэйтан Стин? – спрашивает меня судебно-медицинский эксперт в больнице.

Я не могу отвести взгляда от лица своего мужа. Его руки, ноги и тело все искалечены, но лицо выглядит так, словно он спит. Конечно, это мой муж. А кто же еще? Но зачем они меня сюда притащили? Это же его машина попала в аварию? Разве нельзя было пробить номера по базе или заглянуть в водительские права?

Я еле заметно киваю.

– Да, – через секунду говорю я, и слезы сдавливают мне горло. – Это он.

Они увозят Нэйтана, а миловидная женщина – социальный работник – протягивает мне какие-то бумаги. И объясняет, что подтвердить личность погибшего нужно еще и для того, чтобы можно было закрыть дело.

Закрыть дело?

Как так – закрыть дело? Что они такое говорят? Они только что увезли на каталке в морг Нэйтана Стина! Моего мужа и моего лучшего друга! Замечательного человека. И остается теперь всего ничего – вот так просто: закрыть дело?

– Миссис Стин, – говорит социальный работник, когда я подписываю последний документ, – я знаю, сегодняшний день был для вас слишком трудным. Вы уверены, что сможете добраться домой самостоятельно? Или, может быть, мне вызвать машину?

– Спасибо, – мертвыми губами говорю я. – Думаю, справлюсь сама.

Глава 4

Элис

Одно время я притворялась, что тащусь от футбола. Нет, может, конечно, мне и приятно было смотреть, как Тай забивает свои замысловатые голы, а все неистово ему аплодируют, а уж мама с папой вообще приходят в немой восторог, созерцая удачный тачдаун, или еще какой-нибудь финт в исполнении сына, или то, как он лихо перехватывает мяч у противника, но в целом матч утомлял меня. Думаю, это касается спорта в целом – он не стимулирует мое серое вещество. И ходят смотреть игру люди совсем другие, чем мне бы нравились: мне с ними неинтересно, они каждый раз вдохновенно орут на трибунах.

Раньше я не пропускала ни одного матча. Но с недавних пор вечер пятницы – время для моего «я». Я. Одна. Наедине с собой. Дома. Можно читать, смотреть телевизор и заниматься тем, что взбредет в голову. В прошлую пятницу я в четвертый раз перечитывала «Энн из Зелёных Мезонинов»[2]. А в позапрошлую – выучила первые восемьдесят два элемента периодической таблицы, в том числе и лантаноиды. А в позапозапрошлую – стащила мамин лифчик и долго прикидывала, через сколько лет смогу носить вещь такого размера.

Хотя если бы не все эти отпетые пакостники, я так и ходила бы с родителями каждую неделю на матч. Последняя игра, на которой я побывала, состоялась в конце августа – с нее начинался новый сезон. Когда команда нашей школы разгромила противника, я не уехала с родителями, а какое-то время ждала Тая на стадионе: хотела, чтобы меня кто-нибудь засек со звездой команды, – может быть, хоть это изменило бы их ко мне отношение?

Только я жестоко ошибалась.

Пока я ждала, когда Тай переоденется, меня заметила Эшли и подослала свою подружку Бриджит, одну из тех тупоумных блондинок, с копной волос на башке. Та незаметно подкралась и сунула мне в капюшон гадкую склизкую мерзость – хот-дог с горчицей, кетчупом и острой приправой. Но куда более мерзким было другое. Я обернулась, поняв, что что-то не так, а Тай – совсем недалеко от меня! Он все прекрасно заметил и не реагировал! Прошел мимо, не сбавляя темпа, и, поравнявшись со мной, пробормотал: «Не хотел бы я быть на твоем месте».

«Не хотел бы я быть на твоем месте»? Да я и сама не больно хотела!

Пятна кетчупа и горчицы отстирались, конечно. А мое чувство собственного достоинства так и осталось запятнанным. Как и мнение о братце Тае. Причем упал он в моих глазах ниже плинтуса.

Так что я уж лучше посмотрю какую-нибудь познавательную передачу про древних майя на историческом канале, чем буду любоваться, как мой придурок братец принимает поздравления от толпы озверевших фанатов. Голос за кадром как раз объяснял, почему племена, населявшие южную часть Мексики и всю Центральную Америку, приносили человеческие жертвы, когда я услышала, что к дому подкатила машина. И когда мама вошла ко мне, я продолжала смотреть на экран. Но вернулась она домой намного раньше обычного – не настолько уж я увлечена разглядыванием жутковатого вида алтаря для жертвоприношений, показанного крупным планом на телеэкране, чтобы этого не заметить. Не смотря в ее сторону, я спрашиваю, почему она не на матче.

– Элис, – как-то глухо говорит мама, – нам нужно поговорить.

– Можно попозже? Они как раз сейчас будут показывать, как у женщин вырезали сердце! – с неохотой отвечаю я.

– Рассказать тебе, что они при этом испытывали? – совершенно загробным голосом бормочет она.

Звучит очень странно. Я поднимаю глаза. Мамино лицо все перекошено, и ее душат слезы.

– Мамуля? Что с тобой? – дрогнувшим голосом спрашиваю я.

Та молча падает на подушки рядом со мной и обнимает меня.

Меня начинает трясти. Я не понимаю, дрожу ли сама или это потому, что дрожит мама, но меня всю трясет. Я вдруг чувствую жуткое беспокойство. Вечер пятницы не должен заканчиваться вот так.

Что происходит? Мама никогда не пропускает матчи, когда Тай играет. И я никогда не видела, чтобы она плакала по пустякам. И уж если она падает на диван и цепляется за меня, как за спасательный круг, то что-то точно случилось.

– Элис, милая… У нас все очень плохо, – всхлипывает мама.

Я делаю глубокий вдох. Наверное, речь идет о ее отце, моем дедушке, который живет в Огайо. В последние пару лет его здоровье ухудшилось. Я готовлюсь услышать, что он скончался. Вот только начинает мама предложение почему-то со слов «Твой папа…».

Меня тут же перестает трясти – тело вытягивается и становится твердым, как струнка. Так речь не о дедушке Джайлсе?

– Папа? – формулирую я по буквам. – Что с папой?

– Эл, – продолжает мама, руками размазывая ручьи слез, стекающих по щекам. – Сегодня он попал в аварию на машине. И погиб. Я не буду врать или смягчать факты. Твой отец умер.

Мне хочется закричать, ударить кого-нибудь со всего маху, но мама так крепко держит меня, что я не могу шевельнуться. Я просто реву вместе с ней, пока не понимаю: плакать больше нечем, слезы кончились…

Глава 5

Тай

Интересно, можно ли ослепнуть, если пару раз посмотреть на стадионные прожектора? Я сейчас иду по самому гигантскому школьному стадиону в Техасе… Наверное, здешние прожектора запросто могут ослепить? Даже если на пару минут потеряю зрение, этого хватит, чтобы мы проиграли…

Таковы мои мысли. Я иду по полю и изучаю варианты, как можно спасти наше положение. Как бы мне хотелось, чтобы яркий луч прожекторов хоть на несколько мгновений ослепил полузащитника команды противника. Он ведь достаточно тупой, чтобы на него посмотреть?

В газетах пишут, что главный козырь футбольной команды школы Мескита – это я, но сам я совсем не уверен в этом. В каждой игре очень достойно выглядит вся команда. А я всего лишь капитан и главный нападающий, что делает меня легкой мишенью для журналистов: когда мы выигрываем, они превозносят меня до небес, а когда проигрываем – смешивают с грязью.

Сегодня явно предстоит последнее. Грязевые ванны от местной прессы. Мы играем на своем поле против «Норс Мескит», нашего главного соперника. И бессовестно проигрываем. Поэтому сейчас я бы использовал любое, даже не самое честное, средство, чтобы изменить ситуацию. Не ради себя, скорее, ради команды. И фанатов, которые сегодня пришли на матч, надеясь увидеть, как я буду блистать. И ради папы. Конечно, он написал в эсэмэс, что в любом случае мной гордится, но я знаю, как его глаза загораются каждый раз, когда я забиваю гол.

Я бросаю быстрый взгляд на места, где чаще всего сидят папа с мамой. Обычно я сразу различаю отца в толпе, но сегодня никак не могу разглядеть его лицо среди десятков других.

Через минуту начнется четвертая четверть матча. Только что мы отставали на три очка, но благодаря слаженным действиям зарабатываем еще четырнадцать, мяч оказывается в штрафной зоне, и мы переходим к финальному тачдауну.

– Победа наша! – кричу я своим, когда мы устраиваем совещание на поле. – Мы их сделали! Сейчас запутаем их маневрами! Их защитники в основном на центральном фланге, так что, ресиверы, двиньте прямо на них – как будто пытаетесь прорваться к воротам, а потом рассредоточьтесь по углам. И тут я! Остальные действуют по обычной схеме, в третьей четверти можете взять налево.

Я останавливаюсь и внимательно смотрю на линейных игроков, надеясь, что они осознаю́т, насколько сильно от них зависит успех нашего плана.

– Держите защиту ровно столько, чтобы я успел перехватить пас – тогда мы заработаем шесть очков. Просекли?

Диллон – третий крайний от центра в линии нападения – явно собирается что-то сказать. Обычно я не в восторге от болтовни, когда мы обсуждаем тактику, но Дилл – помощник капитана, и ему можно. И все-таки я в глубине души жду, что он скажет что-нибудь более вдохновляющее, чем в прошлый раз – тогда его хватило только на «Будьте мужиками – на нас же девчонки смотрят!».

– Ммм… чувак, – цедит он, – а чего это твоя мать разговаривает с Роулинзом?

Я вместе с ним задираю голову и умоляю Господа, чтобы Диллону показалось. Но мама и правда на трибуне, и без плаща, а сыпет мелкий противный дождь, и она правда разговаривает с главным тренером. И это в такой важный момент моей футбольной карьеры! Почему нельзя было выяснить с ним отношения на прошлой игре?

Присутствие матери явно выбивает меня из колеи, и я набрасываюсь на Диллона, хотя он-то здесь ни при чем…

– Да кто ж ее знает? – говорю я вслух. – Может, жалуется на жестокое обращение команды противника.

И прежде чем кто-то из линейных игроков успевает открыть рот, я снова поворачиваюсь к ним и что есть силы ору:

– Держите оборону, мать вашу! Давайте надерем им задницу, а?!

Наше сборище дружно улюлюкает и рассасывается, все занимают свои позиции, обозначив место в борьбе за мяч. Меня не оставляют мысли о маме и тренере, но я помню, какие наставления давал мне отец, когда я подавал заявление в лигу: «Твоя сила – не в руках, а в голове. Внимательно следи за происходящим на поле, и ты победишь. А вот если не будешь сосредоточен, пиши пропало!»

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и даю команде сигнал к началу действий.

Мяч в моих руках возвращает меня к действительности и усиливает внимание. Я поворачиваюсь и в тысячный раз делаю вид, будто собираюсь дать пас левому полузащитнику, а потом внезапно отступаю на три шага назад и ищу глазами принимающего, которому мог бы передать мяч. Но вижу лишь, как полузащитник команды противника, словно огромный бронетранспортер, несется в мою сторону.

Что за?..

Я инстинктивно сворачиваю вправо, приближаясь к открытому участку возле трибун, откуда смогу дать нормальный пас или хотя бы определить правильное расстояние.

И тут опять вижу маму.

Только вот она уже не просто разговаривает с тренером, она его обнимает. Прямо на глазах у всего стадиона.

Ну и дела!

Ошарашенный этим зрелищем, я на какое-то неуловимое мгновение замедляю бег, и этого оказывается достаточно, чтобы произошла катастрофа.

Я чувствую невероятной силы удар, сбивающий меня с ног. Оказывается, я не заметил опекавшего меня крайнего правого защитника, хотя и уверен, что увернулся бы, не отвлекись я на маму. Грохаясь со всеми этими защитными накладками на газон, я все еще не могу отвязаться от мысли, что такое происходит с моими родителями. Почему, вместо того чтобы смотреть матч, мама обнимается с тренером? И где, черт побери, отец? Чушь какая-то!

И как раз перед тем, как я впахиваюсь в лужайку, мяч выскальзывает у меня из рук – теперь исход матча решен. В следующую секунду защитник команды противника, к тому моменту уже оказавшийся на моей линии нападения, перехватывает мяч и отбегает на восемьдесят два ярда в противоположном направлении. Тачдаун – и вот мы окончательно продули.

Защитники понуро бредут к трибунам. Я не шевелюсь. Не то чтобы я не мог, да только не хочется. Я просто лежу на спине и не в силах подняться с газона. Не хочу видеть горькие физиономии товарищей по команде – они-то рассчитывали, что я обеспечу победу. И уж тем более не хочу видеть толпу. Ее бодрящее улюлюканье сменилось мрачной тишиной. Но больше всего я не хочу видеть, как мама обнимает тренера Роулинза.

Наконец ко мне подгребает Диллон. Я получаю такой силы затрещину, что вскакиваю как ошпаренный. И так он делает на каждой игре.

– Соберись. Ну, такой был удар. Тут любой сплоховал бы. Они тебя обхитрили, – говорит Диллон.

– Знаешь, что-то мне подсказывает, что пятнадцать тысяч зрителей на трибунах с тобой не согласятся. Хотя… Погоди, четырнадцать тысяч девятьсот девяносто восемь. Не думаю, что мама с Роулинзом видели эту жуть, – отвечаю я.

Диллон глупо лыбится:

– Не знаю. Тренеру как будто под дых со всей дури вкатили. Кстати, поторопись – он хочет с тобой поговорить.

Глава 6

Хэлли

На улице моросит дождь, и я продрогла. Надо было надеть плащ… и взять зонт… Или вообще не приходить.

Боже, о чем я только думала?

Мне всего-то надо было дождаться, пока Тай вернется домой после матча, и тогда сообщить ему… Но, посовещавшись с Элис, мы решили, что нужно пойти на игру. «Папа хотел бы, чтобы кто-нибудь из нас был с Таем!» – настояла Эл. Я знала, что с ней не поспорить, и мы поехали. Но когда я припарковала машину за несколько домов до школы, Элис отказалась вылезать, сославшись на то, что якобы не хочет, чтобы ее в заплаканном виде заметили эти «уроды-семиклашки».

– Прекрасно, – сказала я. – Тогда обещай мне, что останешься в машине, пока я не вернусь. Мы с Таем будем скоро.

Как только я вижу счет на табло, я понимаю, что Элис долго ждать не придется. Осталась всего пара минут до конца четвертой четверти. Если я окажусь на трибуне, когда игра закончится, то смогу сразу забрать Тая.

Я продираюсь сквозь толпу, стараясь быть незаметной, и оказываюсь перед скамьей игроков. В эту зону зрителей не пускают, но я уверена, что никто не будет против.

Разглядеть тренера Роулинза совсем не сложно – выше всех игроков на голову, с бритой головой, он активно раздает указания.

Мой взгляд скользит в сторону поля, туда, где сейчас пробегает Тай. Он принимает мяч, отступает назад и передает пас в сторону. Трибуны ревут.

Практически тут же из громкоговорителей слышится голос: «Номер семь, Тай Стин, передает пас номеру пятьдесят шесть, Чаду Хэстингсу. Возможно, это ознаменует первое поражение команды в желтых куртках!»

Когда голос диктора затихает, кто-то рядом произносит:

– Миссис Стин?