Помоги проекту - поделись книгой:
Манон из французских ливанцев и приехала в Константинополь вместе с семьей матери.
Примерно такого же роста, что и я, с телосложением и силой кузнеца, это весьма импозантная дама, мгновенно внушающая уважение.
Пол сказал мне, что она ищет место и ранее работала с ним в городской больнице Трапезунда операционной сестрой.
Я знаю, Пол ее высоко ценит, но мне интересно, почему она захотела работать в маленькой, бог знает где расположенной, плохо оснащенной больнице, да еще и отвратительно финансируемой?
Вчера я был у губернатора и вырывал ему зуб. Во время визита упомянул о нашей Манон. Он многозначительно ухмыльнулся и сказал, что имел место некий инцидент.
— Шкандаль… — произнес он с французским акцентом.
Я начал было выпытывать детали, но он больше ничего не сказал. Пол точно что-то знает, но ему явно неловко об этом говорить, так что я больше не настаивал.
Но все же я решил провести собеседование с Манон, прежде чем принять ее на работу, и после него у меня не осталось ни капли сомнения, кто здесь будет главным.
— Я управляю больницей, и весь персонал будет мне подотчетен. Вам сообщат, только если будут проблемы! — безапелляционно заявила она.
— Ну, вообще-то я…
— Мы вместе будем подбирать сотрудников, и вы должны заручиться моим согласием, прежде чем нанимать кого-либо!
— Я еще пока не решил…
— Alors![9] График дежурств составляется в начале недели, и если в него будут вноситься изменения, сообщайте мне.
— Ясно.
— Зарплата выдается мне каждый четверг и в полном объеме перед шестинедельным отпуском для поездки во Францию.
— Шесть недель!
— Только в этом случае я буду работать каждый день с одним выходным — пятницей!
Я решил не сообщать ей, что, кроме меня и Хетти, другого персонала нет, и нанял ее на работу немедленно!
Оказалось, Манон — именно тот человек, в котором так нуждалась больница. Она молчалива и иногда бесцеремонна на грани грубости, но лучшего управляющего я не могу и представить.
Все отделения работают как часы, и, что самое удивительное, она умеет приструнить самых трудных пациентов. Даже черкесы тушуются перед этой внушительной дамой.
Благодаря Манон у меня теперь появилось время для моих позабытых исследований, а Хетти вновь открыла школу, закрытую со времени отъезда Джейн Кент.
Как выяснилось, Манон имеет вполне определенное мнение об этой стране, и она вовсе не стесняется его высказывать.
Хетти недавно рассказала ей о том, что увеличилось число вызовов к пациентам, живущим далеко и страдающим от чрезмерной потливости ног. Они платили по золотой лире за каждый час хода каравана, и все это поступало в казну больницы. Манон была чрезвычайно удивлена и сказала, что в горах полно бандитов, которые только и ждут, чтобы ограбить меня и перерезать мне глотку.
Я не думаю, что она оценила то, как эти люди приняли меня, в том числе и бандиты, и понимала, что я в полной безопасности. На самом деле я всегда предвкушаю выезды по этим вызовам, это весьма разнообразит мой каждодневный распорядок, да и с Махмудом Агой, всегда сопровождающим меня, я чувствую себя в этой стране как дома.
Несколько дней назад за ужином снова возник этот вопрос.
— Не обманывайте себя, доктор Стюарт. Вам может нравиться эта страна, и вы ей можете нравиться, но она никогда не станет вашим домом. И глупо быть сентиментальным, — заявила Манон.
— Я совершенно не сентиментален, — ответил я. — Вы забываете, что ваш и мой опыт несколько различны, в первую очередь потому, что вы женщина.
— Эта деревня отнюдь не рай земной, доктор Стюарт. Вы считаете, вас приняли здесь? Non! Вы всегда будете неверным в этой стране, иностранцем и приверженцем другой религии! Для турок вы останетесь таковым навсегда!
— Мои дети не знают другой родины, кроме этой! — запротестовал я. — А как же они? Вы считаете, что Америка их родина? Страна, которую они никогда не видели?
— Для детей миссионеров это правило не вполне применимо. Вам не понравится эта мысль, но ваши дети не будут чувствовать себя своими ни здесь, ни в Америке. Pas de problème[10], они еще слишком малы. Они приспособятся. Но вы, доктор Стюарт, должны быть аккуратнее.
Я сказал ей, что, очевидно, отношение турок к женщинам сделало Манон несколько предубежденной, и тогда дама решила сменить тактику.
— Для Джейн Кент деревня стала домом, — заявила она, глядя на меня поверх бокала.
— Да, и тем не менее она не осталась здесь. А мы, напротив, не собираемся никуда уезжать.
— Джейн и Пол были любовниками. Вы знаете об этом?
Хетти сказала, что мы догадывались. Манон решила посвятить нас во все страстные, а то и душераздирающие подробности этого романа.
— Так что, Джейн уехала, потому что об их романе стало известно? — спросил я.
— Известно? Нет, на Джейн напали, ее сильно избили и еще… нанесли ужасное оскорбление.
Я был сильно шокирован. Шокирующим была не только сама история, но и полные слез глаза моей всегда такой флегматичной медсестры.
— Джейн никого не хотела видеть. Ни меня, ни друзей. С Полом встретилась раз или два…
— Бедный Пол! — вздохнула Хетти и посмотрела на улицу через окно столовой, будто он стоял там возле смоковницы. — И бедная Джейн! Но вы говорите, что тот мужчина напал на нее, потому что знал про их роман?
— Конечно нет! Он просто был злым! Un criminel![11] В этой стране, чтобы доказать, что совершено преступление, необходимы два свидетеля — двое мужчин. А свидетелей не было! Alors, le crime n’existe pas![12]
Я вспомнил тот тоскливый взгляд Пола, когда мы открывали больницу. А может, это была не тоска по моей жене, а оплакивание другой женщины?
Ануш
Парзик стояла в лесу, спрятавшись за деревьями, и поджидала Ануш.
— Я здесь!
— А я как раз шла к тебе, — сказала Ануш. — Все только и говорят о девичнике!
Парзик улыбнулась:
— Жаль, что это нельзя повторить! Но, по крайней мере, платье готово!
— Хорошо, что твоя мать разрешила Хават подшивать подол.
— Мне пришлось доделывать за нее.
— Хават была счастлива.
Парзик взяла ее под руку, и они пошли по тропинке, вьющейся между деревьями.
— Уже через неделю я буду невестой!
— Мне придется называть тебя госпожа Акинян!
— Да уж, пожалуйста! Это будет так странно! Скоро придет и твоя очередь, Ануш. Вот посмотришь, это обязательно случится! Нужно только найти правильного парня.
— Я не собираюсь выходить замуж, Парзик.
— Нет, собираешься! Должен же найтись в деревне тот, кто не против твоих странных привычек и сумасшедшей матери. — Девушка улыбнулась: — Кто-то такой же странный. О, знаю! Хусик!
Ануш отпустила руку Парзик и отстранилась.
— Я пошутила, ну ты же знаешь, я просто пошутила!
Парзик снова взяла Ануш под руку, и они пошли дальше.
— Тебе нужно будет прийти ко мне пораньше. Ты и Саси, вы же придете раньше?
— Ты же знаешь, что придем.
— Даже раньше, чем я проснусь? Пообещай, Ануш.
— Обещаю.
— Чтобы Вардан не застал меня спящей.
Парзик пыталась улыбнуться, но в ее глазах стояли слезы.
— Я не хочу покидать родной дом, Ануш! Придется от столького отказаться! Мама храбрится, но я знаю, она будет еще сильнее скучать по отцу и братьям. Особенно по Степану. Когда он присоединился к остальным, это разбило ее сердце. Ничего не известно об их судьбе, и это убивает ее. Может, мне стоит остаться?
— Откуда такие мысли?
— Все мне кажется неправильным, Ануш. Мне становится страшно, когда думаю о свадьбе.
— Не думай так много, Птичка! Ты любишь Вардана, и он нравится твоей маме. Она же хочет, чтобы ты вышла замуж?
Парзик кивнула.
— Это нормально, что тебе страшно. Все боятся. Все девушки плачут, покидая дом. Ни одна свадьба не обходится без слез…
— Знаю, но мне снятся кошмары. — Парзик утерла рукой глаза. — Папа всегда пел, когда мне снились плохие сны. У него был красивый голос, помнишь? Жаль, что его нет рядом! И жаль, что братьев тоже нет!
Ануш вспомнилась выцветшая свадебная карточка и отец, которого она знала лишь по фотографии.
— Послушай, Парзик, у тебя будет прекрасная свадьба. Ты переживаешь, потому что невесты всегда нервничают. Кто захочет смотреть на некрасивую невесту, похожую на обезьянку?
— Или скорее на птицу с большим клювом!
Девочки засмеялись.
— Тогда увидимся утром?
— Да! — отозвалась Ануш и попрощалась с подругой.
Парзик кивнула и пошла обратно в деревню.
Дневник доктора Чарльза Стюарта
Я пропустил день рождения Томаса, и мальчик не разговаривает со мной. Будучи старшим из пятерых детей, он иногда ведет себя как самый младший. Хетти всегда чересчур баловала его.
Она говорит, что он очень чувствительный и ему нужно чуть больше участия. Я отвечаю ей, что местным детям такая роскошь недоступна, но она меня не слушает. Роберт и Милли — крепкие ребятишки, хотя Роберт последнее время становится необузданным.
Он вместе со старшим братом возвращается в Америку уже осенью, чтобы завершить свое образование. Для них это будет нечто шокирующее. Бабушка Финклатер не потерпит от мальчиков никакой чувствительности, а тем более эксцентричности.
Честно говоря, я рад, что девочки остаются. Хетти, безусловно, уверена, что это несправедливо — давать образование только сыновьям, в то время как дочери так же умны. Я просто не могу себе представить жизни без них, особенно без Лотти. Я думаю, каждый отец отдает частичку своего сердца дочери, и я не исключение.
Элеанор вечно всем недовольна, Милли хочет проводить время только с Робертом, а вот улыбка Лотти способна растопить самое черствое сердце.
Удивительно, как быстро пролетело время. Хетти и я постарели, мы теперь такие же ветераны, как и Элиас Риггс, который все еще управляет миссией в Константинополе в почтенном возрасте — ему уже восемьдесят два года.
Тяжело поверить в то, что мы живем в Империи уже так долго, а временами кажется, что прошла целая вечность.
Я заметил, что последнее время часто думаю об этом. На самом деле тяжело думать о чем-либо ином.
Мое исследование трахомы застопорилось, я не могу ни на чем сконцентрироваться. Каждый вечер я сажусь, чтобы описать состояние пациентов, которых я принимал сегодня, но мой ум постоянно отвлекается на пустяки. Чириканье птиц напоминает вой сирен, гомонящие школьники через дорогу раздражают меня чрезвычайно. Я вновь занялся подготовкой стекол для микроскопических исследований и попытался сконцентрироваться на титровании сульфамида, но это бесполезно.
Час за часом, день за днем я сижу, уставившись на страницы, написанные только в моей голове. Хетти считает, что я устал, так как слишком много работаю.
— Возьми Махмуда и пойди в горы! Тебе нужно сменить обстановку, — говорит она мне.
Но я с недоверием отношусь к горам, боясь того, что может произойти под безоблачным голубым небом. Я действительно устал, и это беспокоит меня. Исследование трахомы — дело всей моей жизни, и если из-за создавшейся ситуации я не справлюсь, то что я вообще здесь делаю?
Впервые с момента приезда в Турцию я задумываюсь: правильно ли я поступил? Поражаюсь, с какой легкостью я бросил карьеру ради идеи, которой я не уделял должного внимания. Также я пренебрег карьерой Хетти, эта мысль беспокоит меня больше других.
Она не жалеет об упущенных возможностях, о том, что покинула семью и друзей. Я знаю, она прощает мое нетерпение в обращении с детьми и вмешивается от моего имени в их воспитание, но бывают ситуации, когда я чувствую, что она наблюдает за мной. Когда она сидит за шитьем или читает книгу, ее взгляд то и дело задерживается на моем лице, и мне следует быть осторожнее и не смотреть на нее.
Поделиться книгой: