Зона заражения-2

– Старший лейтенант Маркевич, – представился старший, – то есть менеджер безопасности конвоя. Здравия желаю.

В отличие от спецгрупп, действовавших в горах, контрактники на охране и конвоях были почти целиком русскими. Которые ушли из армии, но можно вышибить человека из армии, да нельзя вышибить армию из человека, армейские звания для них до сих пор были привычнее новых, «менеджерских», слово «менеджер» русские не уважали. Китаю же не нравилось то, что конвои гоняли русские, но делать было нечего, все что они смогли оговорить, что до китайской границы конвои сопровождает исключительно китайская охрана.

– Что тут у тебя? – по-русски ответил Шарк. Еще в Легионе он выучил русский мат, а теперь неплохо разговаривал по-русски вообще.

– Массированное нападение с гор. С гранатометами.

– Торговаться не пытались?

– Нет.

Это было странно, но в то же время ожидаемо. Если идет конвой, значит, попробуют сначала взять деньги, а только потом начать стрелять. Какой смысл во всем этом, если товар сгорит? Тут тоже не фанатики. Если сразу начали стрелять – значит, по крайней мере, часть племен объявила джихад неверным.

– Про джихад орали?

– Нет.

Ну… может, и забыли. Не посчитали нужным.

– Потери есть?

– Один двухсотый. Трехсотых… семь, кажется[144].

– Сейчас вертолет сядет. Грузи.

– Есть.

Лейтенант посмотрел на небо.

– Крокодилы… хорошо.

Почему-то русские называли ударные вертолеты крокодилами.

– Поврежденную технику на буксир. Ничего не оставляем. Мы пойдем с вами, усилим охрану. Вертолеты при необходимости вызовем еще раз.

Бывший лейтенант, теперь получающий столько, что на квартиру не за десять лет хватит, а за год, – с сомнением посмотрел на прикрепленный к руке тактический планшет.

– Так точно… только неплохо было бы нас вертолетами сопроводить. А то… если прицепились, уже не отцепятся…

Пуля ударила в землю между ними, Шарк выругался на смеси русского и польского.

– Добже. Идешь дальше, мы сопровождаем.

– Есть.

– Сведи всю артиллерию в группу. Занимай позиции и работай скачками. Понял?

В числе машин конвоя были легкие китайские гаубицы, на них были либо горные сто пятые с коротким стволом, либо китайские копии «васильков», автоматических минометов.

– Понял.

– И не дрейфь!

Пулеметная установка в «Z20» тоже была китайской. Крупнокалиберный пулемет – только калибр его был не 12,7, как у большинства его собратьев, а 14,5, мощнейший русский патрон, до сих пор применяемый в самой разной бронетехнике. До двадцать первого века его популярность сдерживалась в основном тем, что не выдерживали стволы. КПВТ – крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый – допускал ведение огня по три-пять-семь патронов, длинная очередь означала замену ствола. И только в двадцать первом веке, с появлением новых материалов и технологий, с появлением стволом с алмазным напылением[145] – этот пулемет и этот патрон стал даже популярнее 12,7, потому что гарантированно пробивал легкую броню и сбивал даже защищенный вертолет…

Тяжелый, длинный, больше метра длиной ствол с огромным дульным тормозом хищно нюхал воздух, словно вынюхивая цели. Сам Шарк сидел на посту пулеметчика, или дорганнера, в полном комплекте снаряжения, включая не пробиваемую «АК» лицевую маску. Такие стоили дорого, но он заказал дешевую, китайскую.

– Возможная цель на десять. Животные и крестьяне.

– Готов.

– Захожу правым бортом, внимание…

– Ракетная установка! – заорал наблюдатель. – Ракетная установка!

Рядом застрочил «Миними» – все правильно, цель приоритетная, и огонь открывает любой, кто ее видит, вне зависимости от поста. Когда цель вплыла в поле его зрения – он нажал на клавишу, выпуская короткую очередь. Одного из мулов разорвало пополам, грохнул взрыв.

– Детонация. Наблюдаю детонацию.

Еще один взрыв.

– Вторичное! Множественные вторичные.

– Это мины, – заметил Шарк, – скорее всего.

– Наблюдаю дымные следы… – сказал наблюдатель, – дымные следы в клике от нас, предположительно ракетная позиция.

– Дайте данные крокодилам, мы так далеко лезть не будем. Надо проверить дорогу.

– Принято…

Близ Фаргоны (Фергана). Ночь на 30 марта 2038 года

– Господа…

Уже этим самым словом, а также и отсутствием молитвы Аллаху перед началом совещания амир Ислам показал, что разговор сегодня пойдет об очень необычных вещах. И выйдет далеко за рамки привычного…

Амир говорил по-русски, потому что этот язык в той или иной степени знали все собравшиеся за этим столом. Стол находился в основном здании бывшего гостиничного комплекса в горном районе, теперь принадлежащего амиру Мамаджону. Сначала использовавшийся как гостиничный комплекс от управления делами Администрации Президента, потом он использовался как жилой дом, а теперь тут был одновременно и жилой дом, и промежуточный склад опиумного мака, который сдавали сюда местные крестьяне. Дом был окружен охраной в два кольца, всего тут было не менее двухсот вооруженных боевиков. Амиров собралось двенадцать, среди них были как местные авторитеты, так и приехавшие издалека. Объединяло их одно – они реально контролировали обстановку там, где жили. Иначе бы они не оказались за этим столом.

– Мир нашему дому, удачи и процветания нашему делу и каждому сидящему за этим столом, – сказал-таки амир Ислам приветствие, больше похожее на еврейское, нежели на исламское, – я собрал здесь самых авторитетных людей с гор, чтобы поговорить о том, как мы собираемся жить дальше.

Молчание. Острые как нож глаза. Оценивающие. Каждый из тех, кто собрался за этим столом сейчас, оценивает, примкнуть или настучать. Ни о каком благородстве не может быть и речи, эти люди выжили в волчьей стае, где оступившегося немедленно разрывают, чтобы занять его место. Каждый из них мог бы настучать, но каждому из них надоели алимы. И потому они внимательно слушают.

– Каждый из нас сражался ради Аллаха на фронтах джихада (здесь амир Ислам покривил душой), но посмотрите, к чему мы пришли? Как мы живем?

Амир Ислам осмотрел собравшихся.

– Да, возможно, любой из здесь собравшихся живет хорошо. Хорошо по местным меркам. У нас есть собственные дома – там хватает места и для нас, и для наших жен, и для наших наложниц, и для наших детей. У нас есть что поставить на стол каждый день. У нас есть автомобили, которые мы купили в Китае, есть Интернет, есть самолеты, есть исламские полки и джамааты. Но подумайте – много ли это? Оглядитесь, что происходит вокруг нас. Вспомните, когда вы видели дорогу, на которой не было бы ямы?

…

– Вокруг нас – миллионы нищих и отчаявшихся людей. Хотите сказать, мы не знаем, что каждую пятницу говорят алимы про нас? А что они говорят в мадафе в другие дни недели всем тем, кто готов их слушать?

…

– Они говорят о том, что мы вышли из ислама. Что мы живем не по законам шариата. Все это они говорят потому, что желают обратить гнев народа против нас, отведя его от себя. Посмотрите, как живут они? А самое главное – не то, как они живут, а то, что они обещали всем нам и что из этого вышло. Они говорили, что любое государство, построенное не по законам шариата, должно быть разрушено. Мы разрушили его – и что? Теперь на каждой дороге ямы такие, что в них скроется осел целиком, и чинить некому. Теперь люди умирают без врачей и без лекарств – о, да, нет никаких сомнений, что многократное повторение Первой суры спасает от всех болезней… а если не спасает, пожаловаться-то все равно некому, верно? Они говорили, что в умме, свободной от неправедных законов, навязанных мусульманами т’ъагутом, наступит мир и благоденствие… и что мы видим? Кто-нибудь может пуститься в долгий путь, не имея оружия? Или, может быть, мы живем на отшибе от городов и не слышим, что каждую ночь перестрелки, а чтобы не ограбили на дороге, приходится сбиваться в караваны.

– Меня только вчера обстреляли на дороге, – мрачно заявил один из амиров, – все озверели, никаких краев не осталось.

– Верно! Богобоязненность – где она? Где страх наказания от Аллаха? Каждый, что хочет, то и творит. А ведь именно алимы, если так подумать, отвечают за то, чтобы люди были богобоязненными и страшились нарушать шариат. И где все это?

Конечно, наркоторговля, работорговля, да и просто нищета и безысходность вносили свой вклад в повреждение нравов. Но и определенная правда в словах амира Ислама была.

– Мы можем сидеть за своими стенами, за сталью бронированных машин, за спинами верных соратников и наемников и ждать, пока терпение у народа лопнет, а алимы направят его гнев на нас, чтобы самим избежать расправы. Или можно самим возглавить народное движение и бросить гнев людей на алимов, которые сами совершенно забыли шариат и предаются мерзостям. Это вполне возможно, послушайте, какие анекдоты рассказывают на базарах. Люди говорят, что если привести сестру или дочь, или даже сына в медресе или в дар уль-улюм, то их там совратят всеми возможными способами. И это не самые худшие слова, что говорят про наших алимов. Нам нетрудно будет убедить людей, что именно из-за них мы все находимся под гневом Аллаха…

Наступило молчание.

– А зачем? – прервал его амир Мулло (его так звали, потому что его отец был муллой, а он сам встал на джихад, настоящего же его имени не знали). – Чем нам мешают алимы? Если так подумать, пока есть мы и есть алимы, люди стоят как ослы меж двумя охапками сена. Мы можем говорить, что виноваты алимы, а алимы могут говорить, что виноваты мы, – и все будут жить, как жили. А если не будет алимов – кто будет отвечать за все? Мы!

– Ты боишься ответственности, Мулло?

– Я не боюсь ответственности, я боюсь войны. Ты правильно сказал – все очень плохо. Но если начать войну – будет еще хуже, и пострадают от этого все. И мы, и они… все пострадают.

– Так может, стоит сделать, чтобы было хорошо?

Эти слова упали словно булыжник на тихую гладь озера. Никто из собравшихся никогда не задумывался о том, как сделать так, чтобы хорошо было не только ему, но и другим людям. Каждый был центром собственной маленькой вселенной, и другие люди вращались вокруг него.

– Посмотрите, как живут люди. Какая нищета вокруг. Клянусь Аллахом, до того как начался тотальный джихад, люди так не жили. Ни в одной куфарской стране люди так не живут. Я жил в Бейруте до того, как объявили джихад, там нищие жили так, как сейчас живут богачи…

…

– Клянусь Аллахом, я знаю, что надо сделать, чтобы все жили лучше… а мы жили лучше всех. Корень зла – в той системе финансов, которую навязали нам извне. Если мы хотим жить лучше, мы должны делать так, чтобы были ресурсы. А ресурсы – это деньги. Теперь все деньги из золота и серебра – а процветания как не было, так и нет. Если мы хотим процветания – мы должны сами начать печатать деньги. Создать банк и начать печатать деньги.

Кто-то смотрел на него. Кто-то – перед собой. Кто-то чесал бороду.

– Мы должны отменить всяческие ограничения на ссудный процент, потому что только людская жадность двигает мир вперед. Мы должны создать банки и стать банкирами, строительные компании и стать строителями. Те, кто первым сделает это, и станут шейхами.

Молчание.

– Багдад никогда не допустит такого.

– Именно поэтому на следующей же шуре амиров мы должны провозгласить независимость и взять власть в свои руки. Если Багдад не согласен с этим, мы будем править нашей землей сами. Как это делали наши предки – им не нужен был Багдад! Кто такие эти багдадские алимы? Что они знают о нас, какое имеют право править нами?! Мы были независимы до того, как пришел Халифат – что хорошего он нам дал?

Про то, что сам амир Ислам был не местным и пришел сюда вместе с Халифатом, он умолчал.

– Они помогали нам освободиться от власти кяфиров, – неуверенно сказал кто-то.

– Да, – запальчиво сказал амир Ислам, – неужели это так? Неужели мы забыли историю? Афганистан поднялся против власти кяфиров еще в тысяча четырехсотом году![146] Босния поднялась в пятнадцатом, примерно в это же время поднялся и Алжир. Ирак восстал в двадцать пятом. И то не потому, что так захотели религиозные авторитеты, а потому, что народ поднялся против оккупации войсками амрикаи. Во главе восставших были не муллы, а была молодежь. В тридцать третьем поднялась Ливия, в тридцать четвертом – Сирия, где теперь Шам, в тридцать восьмом – Пакистан. А где была Аравия, откуда родом все нынешние правители Халифата? Что они делали? Читали Коран и спорили о его толкованиях? Или торговали нефтью с кяфирами – продадут на сто долларов, а доллар отправят моджахедам. Да если бы они стали продавать нефть по двести долларов амрикаи за баррель, по триста долларов – Амрика рухнула бы намного раньше! И если бы они изъяли все свои вклады из Амрики – она тоже рухнула бы раньше. А они вкладывали миллиарды, в том числе и в запретное, занимались ростовщичеством, да покарает Аллах этих лихоимцев и лицемеров!

Постепенно амир Ислам перешел на крик, последние слова он буквально выкрикнул в лицо собравшимся.

– А теперь и ты предлагаешь нам заняться лихвой, – сказал амир Мулло.

– Нет, – сказал амир Ислам, – я говорю о том, что люди из Багдада не имеют никакого права править нами и указывать нам, как жить. Они не знают ничего о нашей жизни. Когда все сражались, они сидели с сидящими и торговали с кяфирами. Они присылают сюда алимов, но не для того, чтобы воспитывать и укреплять народ в истинной вере, а для того, чтобы настраивать людей против нас. Они хотят обмануть умму, направить ее гнев за свое плохое управление на нас. А когда нас растерзает толпа, они придут и заберут все то, что принадлежит нам по праву. Земли, золото, женщин. Хвала Аллаху, я понял, что они хотят. Они хотят, чтобы нас убили, и забрать все то, что принадлежит нам. Они хотят, чтобы наши народы оторвались от своих корней, сделались безумным стадом, в котором они будут пастухами. Они хотят бросить нас и наших людей на кяфиров в первых рядах – а сами не пойдут, они будут сидеть за нашими спинами, да еще и договариваться с кяфирами. Они никогда не считали нас братьями, они никогда не считали наше происхождение, наш язык, нашим манеры достойными – и это при том, что они и сами нечисты перед Аллахом и делами и помыслами. Это из-за них здесь процветает вражда, блуд и всякая мерзость. Аллах свидетель, настало нам, достойным и лучшим представителям своих родов и своих народов, сказать свое слово. Потому-то я и хочу, чтобы на шуре мы выступили вместе.

– Ты вносишь раздор в умму, – сказал амир Мулло, – это харам. Сказано – предупреди их, а если они не останавливаются – убей их.

– А они не вносят раздор, когда говорят правоверным мерзости про нас? – мрачно сказал один из амиров. – Видит Аллах, наш брат Ислам прав, не мы первые начали вносить раздор и смуту. Это они говорят о нас плохо, хотя алимы живут на те деньги, которые даем им мы. Они гости на нашей земле, а говорят плохо о хозяевах. Где в шариате разрешено подобное?

– Ты хочешь убить меня, Мулло? – поинтересовался амир Ислам.

– Я хочу предупредить тебя. Я тебя предупредил.

– Может, ты послушаешь других людей, Мулло, – спросил амир Дилшод, – зачем ты так много говоришь, не выслушав других.

– Я говорю так потому, что вижу, как творится неправедное.

Это покоробило всех.

– Зачем ты тогда сидишь за столом, где собрались неправедные? – спросил амир Осим, тоже таджик по национальности, контролирующий места, где сохранились нефтяные и газовые прииски.

Мулло молча встал, отодвинув стул. Пошел к выходу. Все молча проводили его взглядами…

– Дурак, шайтан его забери, – выругался вслед амир Раббани и выплеснул чай из своей чашки в сторону двери, что было свидетельством большого неуважения.

Амир Ислам молча наблюдал за всем этим… и улыбался. Он в очередной раз оказался прав – и в том, что этот фанатик Мулло так себя поведет, и в том, что он пригласил его за свой стол в свой дом… точнее, в дом своего друга. Он сделал это потому, что, если бы среди них не оказалось ни одного такого идиота, который бы рубил свою правду-матку на глазах остальных, остальные амиры долго думали бы, мялись и колебались… это не так-то просто, выступить против огромного государства, даже такого рыхлого, как Халифат. Но раз тут оказался Мулло – всем пришлось решать, на чьей они стороне. А приняв решение, они уже не могли от него отказаться. Если бы не Мулло, он мог бы говорить три дня без перерыва, а они не пришли бы ни к какому решению.

Но надо было сделать еще одно. После чего дороги назад точно ни для кого уже не будет…

Амир Ислам нащупал в кармане спутниковый телефон.

– Прошу прощения, я ненадолго должен отойти.

Он обменялся взглядами с Мамаджоном.

– Угощайтесь, – засуетился амир Мамаджон и захлопал в ладоши, чтобы несли чай и сладости.

Воздушное пространство Халифата. Ночь на 30 марта 2038 года

– Салам алейкум.

– Ва алейкум ас салам, – ответил я, стараясь как можно быстрее проснуться. Я находился на борту одного из конвертопланов и летел в Фаргону по делам.

– У тебя есть ударные беспилотники в районе Фаргоны? – деловито спросил амир Ислам, мой нынешний работодатель.

– Да, должны быть.