Бизерта

И он благодарно поцеловал ее в еще мокрую от слез щеку. Она же сразу встрепенулась:

– Ты уже отдохнул, Степа?

Тот только улыбнулся ее столь прозрачному намеку.

Ее рука скользнула вдоль его тела, и она радостно вскрикнула. Затем перекинула через него ногу и тут же, изогнув свое гибкое тело, сладостно простонала…

* * *

В изнеможении опустившись на постель, она в истоме уткнулась лицом в его широкую грудь и, плутовски улыбнувшись, прошептала:

– Какая же все-таки бесстыдная у тебя жена…

Он же только улыбнулся:

– Умные люди говорят, что для того, чтобы семья была крепкой, жена в постели должна быть распутницей.

– Вот теперь-то я спокойна! – рассмеялась Ольга. – Потому как у нас с тобой, Степа, будет очень и очень даже крепкая семья, – и тут же спохватилась: – Почему же это «будет», когда она уже есть!

Раздался негромкий стук в дверь, а затем послышался голос рассыльного матроса:

– Ваше высокоблагородие, ваш ялик возвращается и находится в двух кабельтовых от «Константина»!

– Добро! Благодарю за службу, братец!

– Рад стараться!

И послышались его удаляющиеся шаги.

Ольга Павловна ахнула и, выскользнув из постели, быстро оделась, а уже затем метнулась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.

– Не спеши, Оля, у нас еще достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, – успокоил ее Степан Петрович, одеваясь.

– Так мне же еще надо успеть застлать постель, Степа! – упрекнула его она.

Тот притворно вздохнул:

– Правильно все-таки говорят, что не родись красивой, а родись мужчиной.

– Ну уж нет! – звонко, по-девичьи разрумянившись, рассмеялась Ольга Павловна. – Иначе бы у меня не было тебя, Степа, дорогой ты мой человек…

Он обнял ее.

– Не знаю, какой из меня любовник, но ты, Оля, клянусь, в полном порядке!

– Не скромничай, Степа, – улыбнулась та, лукаво глянув на него. – Дай-то Бог каждому мужчине иметь хоть толику твоих любовных способностей…

Тот, отстранившись, испытующе посмотрел на нее:

– Ты рассуждаешь так, как будто у тебя для сравнения было немало других мужчин!

– Успокойся, дорогой ты мой! – рассмеялась Ольга Павловна. – Просто у меня было много подруг.

– Ты хочешь сказать, что опытных подруг? – никак не мог успокоиться он.

Та же снисходительно посмотрела на него:

– Вы, мужчины, даже не подозреваете, какое большое значение имеют интимные отношения для нас, женщин. И наши тайны, связанные с ними, которые можно доверить только самым близким подругам.

И тут Степан Петрович неожиданно рассмеялся.

– Ты чего это, Степа? – встревоженно спросила Ольга Павловна, озадаченная резкой переменой его настроения.

– А ларчик-то просто открывался… – хохотнул тот, хлопнув себя ладонью по лбу. – Просто я вспомнил слова, сказанные моим братом, кстати, в присутствии тебя и Марии в квартире, которую Андрюша снимал на Алеутской улице во Владивостоке.

– Какие такие слова? – насторожилась та.

– Да о том, что если одна из подруг, разумеется, по секрету сообщила о чем-то другой, то это было бы то же самое, как если бы она об этом громко сказала на площади, полной народу.

– А что, у вас, мужчин, разве по-другому? – испытующе посмотрела на него Ольга Павловна. – Свежо предание, да верится с трудом, – саркастически улыбнулась она.

Тот с чувством превосходства и долей сожаления посмотрел на нее:

– У нас, мужчин, да. Мы можем доверить другу любую, самую сокровенную тайну, будучи твердо уверенным, что она не станет достоянием гласности. Конечно, как говорится, в семье не без урода. И среди мужчин встречаются отдельные личности с отклонениями в психике. Но это лишь досадные исключения, – подчеркнул он. – В то время как женщина, узнавшая что-то, никак не может смириться с тем, что те, другие, не знают о том, что она знает это самое что-то. Это выше ее сил. Это предательство по отношению к самой себе, любимой, – от души рассмеялся Степан Петрович, довольный сделанным выводом из области, казалось бы, недоступной для мужского понимания женской психологии.

Теперь облегченно рассмеялась и Ольга Павловна, тонкой женской душой понявшая, что ее возлюбленный наконец-то освободился от возникших было у него смутных подозрений в ее супружеской неверности.

– Что же касаемо большого значения интимных отношений для вас, женщин, то разреши не согласиться с тобой.

Та вопросительно посмотрела на него, озадаченная ходом его мыслей, непонятных для нее.

– Я имею в виду фригидных женщин, для которых интимные отношения с мужчинами, как мне известно, не имеют столь существенного значения.

Ольга Павловна облегченно рассмеялась:

– Так это же редкое исключение, Степа, как любишь говорить ты, из каждого правила. Во всяком случае, среди моих подруг подобных исключений не наблюдалось. Но ведь и среди мужчин встречаются отклонения, связанные с проблемами потенции.

Тот иронически посмотрел на нее:

– Это далеко не одно и то же, Оля. Мужчины-импотенты так же, как и все остальные, страстно желают интимной близости, однако у них возникают определенные трудности при этом по физиологическим показаниям, как сказала бы ты. В то время как фригидные женщины, если так можно выразиться, всегда вполне «работоспособны» в этом отношении.

– Эх ты, мой физиолог, – рассмеялась та. – Давай-ка лучше радоваться тому, что сия горькая чаша миновала нас с тобой!

– И то правда, дорогая. И давай-ка выдвигаться к трапу, чтобы встретить очередной плод нашей с тобой любви.

Ольга Павловна прямо-таки расцвела, с преданностью и любовью глянув на него.

* * *

Сразу же по прибытии всех кораблей эскадры в Бизерту начальник ее штаба контр-адмирал Машуков по поручению командующего, вице-адмирала Кедрова, вступил в переговоры с французским морским префектом с целью снятия карантина и перевода беженцев и воспитанников Морского корпуса на берег. Тот сослался на распоряжения французского командования, которые он не мог отменить, однако пошел ему навстречу в отношении воспитанников Морского корпуса и, не дожидаясь распоряжений из Парижа, предоставил на выбор корпусу один из лагерей и фортов береговой обороны, находящихся вблизи Бизерты.

«Видимо, этот вопрос прорабатывался французами заранее», – понял Машуков. Поблагодарив префекта, он доложил об этом командующему, и тот дал указание вице-адмиралу Герасимову создать соответствующую комиссию для обследования фортов.

Осмотрев их, комиссия во главе с капитаном 1-го ранга Александровым остановила свой выбор на форте Джебель-Кебир, разоруженном в данный момент, для размещения воспитанников корпуса, а на близлежащем лагере Сфаят – для обустройства преподавателей и обслуживающего персонала с семьями, служб и складов.

Гора Кебир находилась в трех километрах от Бизерты по прямой линии, но по извилистой пыльной дороге надо было пройти километров шесть. С вершины горы открывался с двух сторон вид на море, а впереди виднелся город и огромное озеро. На самой горе находился французский военный форт, построенный в конце прошлого века.

Фасад крепости представлял собой ряд больших и малых каменных сводчатых казематов и двух капониров*. В пяти метрах от казематов тянулся высокий вал, образуя вдоль всего форта ров. Четыре больших каземата имели железные нары в два яруса и были рассчитаны на 64 человека каждый. Через орудийную бойницу и амбразуру проникал свет, но после 16 часов в дальней половине помещения уже нельзя было читать.

Перед главным входом в форт находился большой плац, на котором можно было проводить занятия по строевой подготовке и устраивать парады. А в одном из капониров намечалось размещение церкви.

Первым в нем обосновался капитан 1-го ранга Китыцын со своей знаменитой Владивостокской ротой с «Якута». Они пережили агонию Морского корпуса в Петрограде и исход с Дальнего Востока, пересекли в исключительно тяжелых условиях океаны и моря, чтобы добраться до Севастополя перед самым началом эвакуации Черноморского флота из Крыма.

Электричества не было, но вскоре гардемарины установили вывезенную из Севастополя дизель-электрическую станцию и провели электрические провода во все помещения форта.

С помощью французских военных, выделенных комендантом гарнизона, они в короткий срок подготовили форт для младших собратьев, остававшихся на «Алексееве».

Прибывший уже в официальное увольнение Павел рассказал о том, как кадеты переселялись с «Алексеева» в форт Джебель-Кебир.

– На французском буксире мы высадились на берег, чтобы идти в Кебир. Взвод сенегальцев под командованием французского лейтенанта проводил нас до бани в их военном лагере. Больше часа мы провели перед этим под жарким солнцем, но когда командир нашей роты капитан второго ранга Берг хотел пойти с нами под душ, это очень взволновало чернокожего часового: «Командир, для офицеров – отдельно. Не вместе с матросами!» И мы слышали, как он старался объяснить тому, что это не матросы, а кадеты, и что он готов в огонь и воду идти со своей ротой. И как же мы после этого, папа, могли не любить нашего командира?!

Степан Петрович успокаивающе положил руку на плечо сына:

– Я понимаю тебя, Паша…

Тот признательно посмотрел на отца и продолжил:

– Хороший душ, чистое, прошедшее дезинфекцию белье, – и усталости как не бывало! Но, увы, надо было двигаться в обратный путь – вдвое длиннее и мучительнее первого, ибо он все время шел уже в гору до самого Джебель-Кебира.

В первый раз мы садились на паром, чтобы переплыть канал, в первый раз, к удивлению прохожих, шагали строем по улицам Бизерты во главе со своим командиром и, пройдя весь город, вышли на шоссе. Оставалось пройти еще километров пять, но на этот раз уже под проливным дождем, как говорят, столь редким для этих мест. «Гора Джебель-Кебир, – объяснял французский лейтенант, – по высоте равна Эйфелевой башне в Париже». Он шел рядом с капитаном второго ранга Бергом, нашим ротным командиром, в то время как большой черный солдат вел за ним под уздцы его вороного коня под желтым седлом.

Только под конец дня мы, наконец-то, добрались до Сфаята. Мокрые до последней нитки, забрызганные грязью и глиной, мы, тем не менее, старались подтянуться, чтобы достойно войти в лагерь. А наши сердца учащенно бились – ведь мы должны были войти в наш новый дом!

Степан Петрович понимающе кивнул головой.

– А на дороге перед входом в форт нас встречал строй стоявших во фронт старших Владивостокских гардемарин во главе с капитаном первого ранга Китыцыным, их ротным командиром.

* * *

Приехав с линейного корабля «Генерал Алексеев», директор в сопровождении контр-адмирала Машукова, желавший посмотреть, как устроился в крепости открытый им корпус, поднялся в форт Джебель-Кебир. Осмотрев все казематы и помещения, вице-адмирал Герасимов выбрал себе скромную комнату, где попросил установить и застелить две койки.

– Вот здесь я и буду жить, – сказал он.

– А для кого же вторая койка? – спросил, удивленный решением директора корпуса, Машуков.

– А для жены моей, Глафиры Яковлевны, – ответил Александр Михайлович.

– Как для жены! – воскликнул Николай Николаевич. – Ведь мы же с вами решили, что женщин не будет в крепости!

– Она не женщина, – спокойно ответил директор.

– Так кто же она? – удивленно спросил Машуков.

– Она – ангел, – ответил Герасимов, и добрая, светлая улыбка озарила все его лицо. – Но раз уж мы так решили, я, так и быть, устроюсь внизу, в Сфаяте.

Именно в этом лагере весь личный состав преподавателей и обслуживающего персонала с их семьями, все эти 470 человек, составили маленькое самостоятельное поселение, которое будет жить деятельной жизнью под заботливым управлением вице-адмирала Александра Михайловича Герасимова. Старый моряк, вице-адмирал еще царского производства, крупный, сутуловатый, суровый с виду, он мог иногда поразить всех неожиданным, полным юмора замечанием.

Прекрасно понимая, что у воспитанников Морского корпуса уже не будет перспектив службы в качестве флотских офицеров, Герасимов делал все возможное, чтобы все-таки обеспечить им будущее. Поэтому под его руководством программы занятий корпуса были преобразованы для подготовки его воспитанников к поступлению в высшие учебные заведения во Франции и в других европейских странах.

Глава V

Нежданный визит

Прибежавший рассыльный доложил:

– Ваше высокоблагородие, господин дежурный офицер просят вас подняться на мостик!

– Добро! Ступай!

Капитан 1-го ранга надел фуражку и не спеша, по-хозяйски, пошел на мостик.

– Господин капитан первого ранга! С флагмана передан семафор, предписывающий вам прибыть на «Генерала Корнилова» по вызову командующего! – взволнованно доложил дежурный офицер.

– К чему бы это, Владимир Аркадьевич? – обратился он к старшему офицеру, уже прибывшему на мостик.

– Понятия не имею, Степан Петрович! – пожал тот плечами, лихорадочно перебирая в голове возможные причины вызова командира командующим. – Вроде бы особых причин вызова я не вижу. Хотя, как говорится, хозяин – барин, – сочувственно посмотрел на него старший лейтенант, понимая, что срочный вызов начальника может обернуться для командира всем чем угодно.

– Ладно, с причиной вызова разберусь на месте, – решил командир и улыбнулся: – Семь бед – один ответ. Кажется, так учит народная мудрость, Владимир Аркадьевич? – и повернулся к дежурному офицеру: – Ялик – на воду! Плетнева – на весла! – приказал он.

Поднявшись с некоторым волнением по трапу на верхнюю палубу и отдав честь Андреевскому флагу на кормовом флагштоке, Степан Петрович был удивлен тем, что его встречал сам командующий в сопровождении командира крейсера капитана 1-го ранга Потапьева.

– Господин контр-адмирал, капитан первого ранга Чуркин по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, Степан Петрович! – протянул командующий руку для пожатия.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич! – почтительно пожал тот руку адмиралу, уже поняв, что возможного нагоняя не будет.

И тут из-за спины командующего вышел улыбающийся контр-адмирал, которого Степан Петрович по причине волнения сразу и не заметил. Он замер, не веря своим глазам.

– Представляю: контр-адмирал Чуркин! – улыбнулся только краешками губ командующий.

– Андрюша! – наконец-то придя в себя, воскликнул Степан Петрович и бросился к старшему брату.

Они крепко обнялись.

Андрей Петрович повернулся к командующему:

– Извините, Михаил Андреевич, за столь бурное выражение наших чувств. Ведь пять лет не виделись. Да каких лет…

– Эх, Андрей Петрович! Да я бы многое дал, чтобы мы вот так же встретились и с моим старшим братом, – вздохнул адмирал. – Но это так, к слову. Сейчас же побеседуйте после длительной разлуки, а я вас буду ждать в своей каюте.