Помоги проекту - поделись книгой:
Федеральная власть в 1993 году увидела свою слабость и испугалась ее, а потому попыталась продемонстрировать силу по всем фронтам – расстрелом парламента в Москве и разгоном Уральской республики. Она пронесла этот страх через ельцинские годы, и воспитанный в нем Путин отомстил всем и за все. За 12 лет искоренено все, что проросло в 90-е, выкопано и вытоптано все, что было тогда посеяно.
Во всяком случае, так кажется власти. И так есть на самом деле.
Иллюзий быть не должно: сейчас мы в низшей точке антидемократического унитарного авторитарного государства – такого, каким оно вообще может быть в России в XXI веке.
Сила слов
Главное и единственно интересное, что осталось от всей истории 1993 года, – два слова, поставленных рядом: «Уральская республика». Словосочетание возникло – и с ним уже ничего не сделать, слова живут отдельной жизнью, и их не запретить, не упразднить указом президента.
Урал всегда был только географическим понятием, без особого политического смысла. Экономическим регионом – да, но бессловесным и несамостоятельным. «Урал – опорный край державы!» – вот и вся политика. Глубокий тыл империи, завод и немножко тюрьма. В бурном 1918 году мелькнуло и исчезло Уральское правительство, но тогда в каждой деревне было свое правительство. Более того, никакой Уральской области или Уральского края в России нет с 1934 года, есть только пресловутый аморфный Уральский федеральный округ.
И при всем при этом – призрак какой-то Уральской республики. Уральская республика живет своей отдельной жизнью – как бренд самой себя, как чистая идея без привязки к материи. О ней пишут писатели и журналисты, она, если вдуматься, один из главных политических брендов региона – при том, что официально сделано все, чтобы забыть этот краткий миг истории.
И вот что странно: чем больше уверений в стабильности и нерушимости, тем больше криков об угрозе распада России и нелепых попыток законодательно запретить любые дискуссии о ее будущем.
Кто угрожает-то? Если Россия едина и неделима – неужели какие-то дискуссии способны это единство уничтожить? Или вся эта истерика – предчувствие скорого конца, выраженное в рамках любимого дискурса федеральной власти – априорного обвинения во всех бедах и проблемах страны врагов, внутренних и внешних?
Они не могу понять, почему все сыплется, и не могут поверить, что сыплется все их стараниями и их бездарностью и воровством. Они кричат об угрозе развала, ищут врагов – и каждым своим новым криком и новым дурацким законом лишь делают кризис государственности все ближе и реальнее. При всех заклинаниях о стабильности и единстве, Россия двигается прямой дорогой к глобальному кризису государственности, который может оказаться серьезнее того, который был в начале 90-х.
Объяснение сложных социально-политических процессов простыми метафорами – порочный путь, но я все-таки позволю себе использовать популярную аналогию с маятником. Сейчас маятник российской государственности качнулся в сторону гиперцентрализма и абсолютной автократии – но это значит только то, что когда маятник двинется в обратный путь, в его конце будет достигнут новый максимум децентрализации, только и всего. И тогда Уральская республика, и не только она, может стать реальностью – внезапно, спустя много лет после того, как все вроде бы закончилось.
Не потому, что где-то в глубоком подполье сидят ужасные сепаратисты и готовят коварные планы отделения Урала, а в темных лесах ходят бородатые уральские партизаны. Нет у нас тут никаких сепаратистов и партизан, никто ничего не готовит и не ждет. Как никто никогда не думал в бывших советских республиках, что все случится так быстро и так скоро. Шеварднадзе, Алиев, Назарбаев, Каримов, Ниязов – неужели кто-то верит, что в советские времена, сидя на всевозможных совещаниях и заседаниях, они мечтали о том, что будут когда-то руководителями отдельных государств? Думаю, даже в Прибалтике только очень немногие верили, что что-то может измениться.
В условном 1983 году мысль о том, что в 1993 году Россия и Украина будут разными государствами, флагом России будет дореволюционный триколор, а гербом – двуглавый орел, показалась бы в лучшем случае оригинальной шуткой, а в худшем – признаком серьезного умственного расстройства. Большинство жителей РСФСР даже не знали, какой был флаг у России раньше, а двуглавый орел казался ничуть не более родным, чем герб Великобритании. Серьезно верить в то, что Украина будет суверенным государством, а над Киевом будет развеваться сине-желтый флаг, могли только люди с очень бурным воображением, причем живущие где-то в Канаде. Но прошло десять, двадцать, тридцать лет – и вот, извольте.
Теперь уже нам кажется, что все всегда так и было, и вот эта вот страна, которая нас окружает – с триколором, орлом, Путиным и Медведевым, – она такой и будет всегда. А «Уральская республика» – это название чего-то неуловимого, что то ли было, то ли не было, и рассуждать о ней сейчас – это как в советском 83-м году рассказывать о вступлении Эстонской ССР в НАТО и Евросоюз.
…Я написал этот текст только для того, чтоб вы задумались: а вы уверены, что через 30 лет Уральская республика не будет такой же банальной и очевидной реальностью, какой нам сейчас кажется герой России Рамзан Кадыров, депутаты Милонов и Мизулина и бесконечное путинское президентство?
Часть вторая
Политический дневник 2014—2015
1. Легальная оппозиция как оруэлловский туалет
Путинская Россия меняется гораздо быстрее, чем мы это осознаем или готовы себе в этом признаваться.
Мы называем знакомые вещи и явления привычными словами, не замечая, что их суть подменили, иногда попросту вывернув наизнанку.
Сразу вспоминается классический отрывок из Оруэлла: «Слово „свободный“ в новоязе осталось, но его можно было использовать лишь в таких высказываниях, как „свободные сапоги“, „туалет свободен“. Оно не употреблялось в старом значении „политически свободный“, „интеллектуально свободный“, поскольку свобода мысли и политическая свобода не существовали даже как понятия, а следовательно, не требовали обозначений».
Взять, например, слово «оппозиция» и все от него производные.
Любой российский оппозиционный политик на выборах в 2014 году – это политик, оппозиционный другому политику, и не более того. Естественно, оба политика (особенно если они оба еще и депутаты Государственной думы) горячо и полностью одобряют и поддерживают политику Владимира Путина. Никаких других вариантов не предусмотрено.
Продолжая эту логику: допущенная к выборам оппозиционная партия – это партия, которая оппозиционна другим партиям, но ни в коем случае не системе и уж точно не лично Путину. На выборах партии конкурируют между собой исключительно за количество депутатов, которые во вновь сформированных органах будут одобрять и поддерживать любые спущенные сверху идеи и предложения.
Те, кто не согласен играть по этим правилам, – к игре не допускаются.
Антипутинская оппозиция (по сути, оппозиция как таковая, в нормальном смысле слова) вообще выведена за скобки, о ней принято говорить в другой терминологии – «национал-предатели», «пятая колонна» и так далее.
Путин явно и очевидно шагнул за рамки символа и лидера одной только партии. Сегодня он – символ и лидер всей политической системы Российской Федерации, а все несогласные с этим силы и персоналии нейтрализованы и блокированы.
По сути, «Единая Россия» сегодня не средоточие зла, а просто одна из фракций «партии Путина». Более того, это даже не самая одиозная фракция – все-таки Мизулина избиралась по спискам «Справедливой России», если кто еще помнит.
Идея голосовать за любую другую партию, кроме Партии Жуликов и Воров, чтоб так продемонстрировать власти что-то, – умерла. Власть серьезно поработала с этой проблемой – и она ее решила, надо это признать.
Ловушка захлопнулась: голосуя за КПРФ, а не за ЕР, избиратель фактически голосует лишь за то, чтобы от его имени Путина будет поддерживать товарищ Зюганов, а не господин Васильев.
Ситуация выглядит ровно так, как она выглядела на советских выборах: даже голосуя за беспартийного кандидата, ты в любом случае поддерживаешь «нерушимый блок коммунистов и беспартийных», тем более что все эти советские органы власти были фикцией и ничего не решали, только утверждая принятые «сверху» решения.
Естественно, местные интересы и разборки – отдельная тема. И для каких-то местных ситуаций победа коммуниста-путиниста Л. чем-то лучше, чем победа единороса-путиниста З., так что я вовсе не призываю к игнорированию местных выборов. Исходя из практического интереса, в любом случае надо выбирать лучшее из того, что есть. Тут главное – не обманывать себя и не обманывать других, путая внутриэлитные разборки с принципиальной политической оппозиционностью. Помните пример про «свободный туалет»: туалет свободен в том смысле, что не занят, но незанятый туалет – это никак не территория свободы.
2. Русское «дело Дрейфуса»
Украинская ситуация уже сейчас перевернула всю русскую политическую жизнь, а ведь конца и края ей так и не видно. Сколько будет длиться этот кризис и чем он закончится – трудно предположить. В то же время очевидно, что происходящее с нами сейчас определит всю жизнь русского общества на десятилетия вперед.
Тайна всеобщей вовлеченности в этот спор объяснима. Яростно споря об Украине, люди на самом деле спорят совсем о чем-то своем, о наболевшем и давно назревшем.
Именно поэтому мне приходит на ум некогда перевернувшее всю французскую жизнь «дело Дрейфуса». Такие аналогии всегда ведут совсем не туда, куда хотелось бы употребляющему их человеку, но слишком велик соблазн.
«Дело Дрейфуса» – это изученный и многократно описанный прецедент чрезвычайно болезненной общенациональной дискуссии, возникшей по частному поводу, но оказавшейся определяющей для судеб целой европейской нации на несколько десятилетий вперед (и в каком-то смысле звучащей и до сих пор, пусть даже и очень далеким эхом).
Несмотря на то, что «дело Дрейфуса» удалено от нас более чем на век, важно понимать, что важной его особенностью была чрезвычайная медийность, пусть и на технологическом уровне того времени. Социальных сетей тогда еще не было, но французское общество конца XIX века оставалось достаточно традиционным, и еще сильны были офлайновые коммуникации: семьи, клубы, церковные общины, партии и так далее, а роль телевидения играли общенациональные газеты. Так или иначе, но этот спор тогда пришел в каждый дом.
Начавшись как запутанное дело об обвинении в государственной измене одного конкретного офицера, «дело Дрейфуса» обернулось бурной дискуссией по всем вопросам, которые накопились у французов друг к другу и своему государству за сто лет революций и войн, что, кстати, более всего сближает ситуацию с российской.
Ведь и наше общество так и не достигло консенсуса по ключевым вопросам, встававшим перед нами за последние сто лет войн и революций.
История России, революция, национально-территориальное деление, гражданская и Вторая мировая войны, межнациональные отношения, этногенез славянских народов, роль и место России в мировой экономике и политике – столько тем вдруг оказалось в поле всеобщего яростного обсуждения.
Дискуссии по всем этим темам шли и раньше, и по каждому вопросу линия фронта проходила в разных местах, что оставляло большое пространство для плюрализма мнений. Весьма условные в русских условиях националисты, либералы и левые – все мы неспешно и привычно переругивались в специально отведенных местах, молодое поколение спорило со старшим, а все хором ругали власть. По сути, ругание власти до поры до времени и было общим местом для всех, от православных патриотов до радикальных западников.
Но развитие ситуации в Украине спутало карты, заставив всех и каждого определиться со своей позицией по вопросу, еще недавно бывшему маргинальным.
Старые альянсы и союзы мигом оказались забытыми и разбитыми. Линия фронта прошла через всю страну. Вчерашние друзья и единомышленники оказались по разные стороны баррикад – и еще каких баррикад! Удивительнее того, кто вдруг оказался твоим непримиримым оппонентом, – только те, с кем оказались на одной стороне твои вчерашние друзья.
Украинский вопрос для России и русских – это не вопрос о прошлом, настоящем и будущем Украины, это повод наконец обсудить проклятые вопросы русской жизни. Отсюда и невероятное остервенение.
Споря о деле офицера Дрейфуса, французы по сути спорили о том, какой должна быть Франция – светской республикой свободы, равенства и братства или все-таки иерархическим традиционным авторитарным обществом. Как мы знаем, в итоге Франция все-таки оправдала Дрейфуса и выбрала путь, по которому идет с тех пор.
О чем спорим мы, споря об Украине?
По сути, примерно о том же, с поправкой на нашу ситуацию: надо ли жертвовать возможностью реванша ради жизни в семье европейских народов или ради этого самого реванша, а точнее, ради его видимости, убежать под крыло Китая, замкнуться в авторитарном иерархическом прошлом, прокляв и отбросив всю прозападную часть нашей истории и культуры, нашу европейскую душу.
Конечно же, нюансов в этом споре множество. За считанные месяцы и даже недели Россия изменилась сильнее, чем за много предыдущих лет. Общество расколото, и этот раскол не окончательный, на каждой стадии кризиса раскол будет только увеличиваться.
Чем все это кончится – предсказать невозможно.
Но одно несомненно: последствия этих споров и этого раскола будут определять жизнь России еще очень долго, а вопрос, кто какую позицию занимал по «украинскому вопросу», останется важнейшим маркером и спустя многие годы.
3. Геополитика конспирологии
Можно было бы назвать эту статью и «конспирология геополитики», кстати – ничего бы не изменилось. Хотя бы потому, что в современной России оба этих слова обозначают так много и так мало одновременно, что по сути уже не значат ничего.
Между тем именно на этих двух словах держится вся современная идеология Российской Федерации. Да что там Российская Федерация, в этих двух словах выражен весь Владимир Владимирович Путин.
Конспирология – это теория, объясняющая события политики и экономики деятельностью тайных сил. В современном виде это учение о том, что во всех событиях в мире можно найти «руку Вашингтона». Любые выступления против любой власти в любой точке Земли – от России до Ливии и от Египта до Украины – объясняются только одним: устроили американцы!
Удобство этой теории – в ее неопровержимости. Именно невозможность доказать обратное и убеждает обывателей в ее истинности, в то время как любой просвещенный человек помнит принцип Карла Поппера, утверждающий: научная теория не может быть потенциально неопровержима!
Геополитика – это конгломерат теорий, пытающихся связать историю, географию, экономику и политику в один узел. По сути, никакой геополитики как науки нет (хотя из-за того же принципа Поппера), но в смысле идеологии все вполне удачно складывается. Геополитика – это учение о «правильных» границах и государственном могуществе. В современном российском смысле это учение о необходимости «возродить величие России» путем воссоздания ее максимальных границ и зон влияния для глобального противостояния США – и здесь геополитика пересекается с конспирологией.
По сути, вся современная идеология России сводится к простому тезису: американцы развалили СССР, и мы должны его восстановить, чтоб противостоять США, и это противостояние священно и самоценно само по себе, а потому даже не требует обоснований и каких-либо доказательств. За несколько лет люди настолько сжились с этой идеологией, что бывают обескуражены уже самим фактом чьего-то несогласия с ней. Сегодня публично заявить о неверии в американский заговор против России – это как в тотально религиозном обществе объявить себя безбожником: в глазах людей удивление и ужас. Мол, как же так можно-то – отрицать очевидное!
Между тем любой человек, который успел интеллектуально сформироваться до середины нулевых, помнит (или вспомнит, если слегка напряжется) мир, в котором всего этого не было. То есть, конечно, все эти теории были – но где-то в одном ряду с астрологией, гомеопатией и уфологией. А также – где-то рядом с книжкой некоего Пруссакова «Оккультный мессия и его Рейх», «Последним броском на Юг» В. В. Жириновского, подшивкой «Лимонок», «Бесконечным тупиком» Галковского и ранними брошюрками Дугина. Между прочим, именно Дугин ввел в оборот оба понятия. По сути, он и является главным разработчиком современного российского понимания и геополитики, и конспирологии.
Сразу хочу сказать, что я не приравниваю все упомянутые мною явления и учения друг к другу. Просто тогда они были уравнены своей маргинальностью и аурой интеллектуального чудачества.
Важно отметить, что рассуждать о геополитике и конспирологии в 90-е – это так или иначе требовало некоторых, а иногда и значительных, интеллектуальных усилий. Интернет только начинался, и все знания люди получали из старых добрых книжек. То есть для того, чтоб уверенно и четко рассуждать о всемирном заговоре евреев, масонов, атлантистов, сатанистов или американцев, требовалось сначала где-то достать, а потом еще и прочитать некоторое количество текстов, не все их которых, надо сказать, совсем уж бессмысленные. Конспирология – это увлекательная игра, и в нее в разное время играли разные люди, в том числе и не самые глупые. К сожалению, чтоб почувствовать подвох и отличить поэзию от правды – нужно иметь определенный интеллектуальный багаж и даже художественное чутье.
Хороший пример – это Сергей Курехин, который в мае 1991 года рассуждал перед камерой о том, что Ленин – гриб. Умным людям понятно, что это тонкий интеллектуальный стеб. Глупые же в такой ситуации или начинают писать объемные сочинения с опровержением того, что В. И. Ленин был грибом, или же наоборот – доводят шутку до маразма, создавая теорию о заговоре грибов против человечества.
Быть адептом геополитики и конспирологии в 90-е – это была позиция и вызов обществу, по сути это была оппозиционная деятельность со всеми вытекающими: на федеральные каналы не приглашали, крупные издательства игнорировали, преподавать не звали, в прессе дразнились и издевались. В итоге влияние этих идей на общество было умеренным, и ничто не предвещало иного. Но как выяснилось, конспирология была востребована в некоторых сегментах российской власти уже тогда. Третий и четвертый эшелон российской власти 90-х, ставший в путинское время первым, оказался инфицирован конспирологической теорией почти целиком.
Сегодня конспирологическая логика транслирует государством по всем каналам, и ею инфицируются даже совершенно далекие от привычки к геополитическим рассуждениям люди. Некогда маргинальный Дугин обласкан своими державными адептами и возведен в ранг живого классика. Короче говоря, быть конспирологом сегодня – выгодно и почетно, за это хорошо и регулярно платят, ну или хотя бы поощряют, что приводит к появлению целых толп специалистов по разоблачению заговоров – в экономике, в культуре, в литературе, в религии, везде. От выступлений Путина до оккультно-развлекательных программ Рен-ТВ – всюду мы слышим разоблачения заговоров, надо ли удивляться, что те самые «простые люди» почти полностью стали адептами этой теории?
Все-таки это невероятное и страшное чувство: видеть, как нелепые маргинальные теории становятся общим местом, а бред из канализационных таблоидов 90-х не стесняются транслировать первые лица страны. А вдруг они действительно в это верят? И что у них в голове на самом деле, если они в это не верят, но считают полезным шизофренизировать целую нацию? И главное – что мы потом будем делать с целыми поколениями, которые привыкли все и вся объяснять заговорами и геополитикой?
4. Почему я должен во все это заглядывать?
Самая большая проблема последних недель и месяцев для мыслящих (или пытающихся мыслить) людей – это утрата почвы под ногами. Что греха таить, у всех у нас были заготовлены ответы на многие вопросы, и мы только ждали, когда же сможем их озвучить или отослать к ранее написанному со словами «а я предупреждал».
Речь, конечно же, о русско-украинской ситуации во всей ее ширине и глубине. Но, между прочим, и совсем не только о ней.
Жизнь оказалась сложнее, реальность вокруг стала меняться с чудовищной быстротой, и в какой-то момент стало понятно, что совсем ничего не понятно.
Зато понятно, почему украинский вопрос объединил и примирил с властью и левых, и правых, и националистов, и сталинистов, и фашистов с антифашистами. Не имея никаких объективных критериев и мотиваций для отличения правды от лжи, люди просто перестали сопротивляться давлению пропаганды – и поддались ей.
Перестали сопротивляться, отказались от сомнений и недоверия – и немедленно обрели все сразу: и ответы на все вопросы, и чувство единства, и веру, и смысл, и вдохновение, и доверие к власти и всему, что она говорит и показывает. Понятен враг, понятно, кто наши, – короче говоря, все наконец-то стало простым.
Это сравнимо с обретением религиозной веры. Неофитам тоже кажется, что в их жизни наконец все наладилось, и они, зачастую очень навязчиво, стараются поделиться своей новообретенной верой с окружающим миром. Разница только в том, что религиозная вера все-таки гораздо более сложный феномен человеческого сознания, чем приверженность определенной идеологии. Религиозная вера требует внутренней работы над собой, а тоталитарная идеология тем и привлекательна, что ее воздействие сравнимо с воздействием наркотика: быстро и просто, без каких-либо внутренних усилий обретается иллюзия простоты, ясности и нахождения ответов на большинство вопросов.
Простота – это то, к чему стремится человеческий мозг, и бесполезно его за это укорять. В процессе эволюции он сформировался для того, чтоб облегчать человеку жизнь, а не для ее усложнения.
Но в процессе эволюции изменилась среда, изменились отношения между людьми. Простота перестала быть синонимом правильности.
Короче говоря, «умножая познания, умножаешь печали своя».
Сомнение разрушает простоту, разрушает покой, порождает то самое чувство, с которого я начал, – чувство утраты почвы под ногами.
Что же делать, если ничего не понятно, а заставить себя верить официальной пропаганде все равно не можешь? Между прочим, однозначно встать на сторону украинской пропаганды – тоже простое, а потому плохое решение. Конечно, в современной России это решение влечет за собой некоторые проблемы, но по сути мало что меняется: это все равно выбор простого и отказ от самостоятельного анализа.
Но возможен ли вообще самостоятельный анализ в сложившейся ситуации, когда все поставщики информации играют на одной из сторон? И, выходя за узкие рамки текущего, возможно ли вообще в современном мире отличить вымысел от правды? Как вообще человек может остаться собой, а не позволить отформатировать себя под нужды текущих задач государства, общества или экономики?
По сути, это едва ли не главный вопрос современной философии.
И в философии же надо искать ответы, ибо ничего не ново под луной. Но лекций по истории философии тут не будет, памятуя о жанре, месте и времени.
Я предложу один тезис и два вопроса, с помощью которых любой человек сможет как минимум попытаться сойти с мчащейся куда-то «Желтой стрелы», что в наше время уже дорогого стоит.
Когда-то давно Рене Декарт доказывал факт своего существования через то обстоятельство, что он мыслит: «мыслю – следовательно, существую». С этого, по сути, и должен начать каждый человек, который не хочет быть пассивной жертвой пропаганды, – отделить себя от всего остального мира и зафиксировать, что он – это он, здесь и сейчас, сидит и мыслит. Для начала неплохо бы перестать мыслить себя в составе какой-то неопределенной абстрактной общности – «мы торгуем газом», «нам нужно им показать», «они оскорбили нас» и так далее. Просто задумайтесь: а какое отношение вы имеете к газу? Кто что кому хочет показать и доказать, кто кого и как оскорбил – и при чем тут вы, отдельный живой человек со своими чувствами, мыслями и проблемами, до которого всем тем людям, о которых вам постоянно предлагают думать, вообще нет никакого дела.
Ну и два обещанных вопроса, которые должны помогать человеку в трудной ситуации.
Первый вопрос – имени Канта, и звучит он так: «Откуда я это знаю?». Последовательно поставив под сомнение всю цепочку источников информации, вы скорее всего обнаружите, что вся она базируется на совершенно недостоверном первоисточнике. Неизбежен и другой вывод: значительная часть информации вообще не является таковой – это просто лозунги и ярлыки, которые используются без какой-либо привязки к реальности и не имеют никакой опоры на факты.
Второй вопрос – имени Василия Розанова. Во втором коробе «Опавших листьев» есть фрагмент, который я очень люблю и с удовольствием его здесь процитирую: «Несут письма, какие-то теософические журналы (не выписываю). Какое-то „Таро“… Куда это? зачем мне? „Прочти и загляни“. Да почему я должен во всех вас заглядывать?»
Поделиться книгой: