Газета Завтра 13 (1165 2016)

Итак, в Музее архитектуры имени А. Щусева проходит увлекательная выставка - «Московское метро — подземный памятник архитектуры» (к ураторы: Ирина Чепкунова, Мария Костюк, Елена Желудкова). Предоставим слово организаторам экспозиции: «Выставочный проект рассказывает историю создания и развития метрополитена по очередям строительства и демонстрирует планы на будущее. С отдельными станциями связаны драматические коллизии, интересные истории проектирования и оформления, повороты в судьбах архитекторов, художников, инженеров и строителей». Вообще, интерес к советскому наследию — это реалия наших дней. Тут смешивается всё — и ностальгия, и гордость, и восторг. В нашу меркантильную, приземлённую эпоху рождается дивный сказ о ярком прошлом, и уже почти пророческими кажутся стихи предвоенного поэта Павла Когана : « Есть в наших днях такая точность, / Что мальчики иных веков, / Наверно, будут плакать ночью / О времени большевиков». Неудивительно, что в выставочных залах много молодёжи — они хотят увидеть и понять, что это было - «кроваво-серый совок» с очередями и доносами или же — исполинская держава сверхчеловеков, умевших творить подземные чертоги? Грандиозность Красной Империи яснее всего запечатлена в метростроевских проектах, ибо на возведение метрополитена устремлялись лучшие творческие силы страны: маститые архитекторы боролись за право осуществить свои проекты, а ведущие художники и скульпторы воссоздавали образы идеальных современников.

На выставке можно увидеть, как реализованные так и оставшиеся на бумаге замыслы архитекторов Алексея Душкина («Маяковская», «Кропоткинская», «Новослободская»), братьев Весниных («Павелецкая», проект), Алексея Щусева («Комсомольская» Кольцевой линии), Дмитрия Чечулина («Киевская» Филевской линии, «Комсомольская» Сокольнической линии), Николая Колли («Чистые пруды»), Ивана Таранова и Надежды Быковой («Новокузнецкая»), Ивана Фомина («Красные ворота», «Театральная»), Бориса Иофана («Бауманская»), Самуила Кравца (Станция метро «Сталинская», позднее - «Семёновская»). Много знаменитых имён, связанных с движением русской архитектурной мысли XX века — Веснины, Щусев, Иофан. Впрочем, зрителю предлагается узнать имена тех, кто подобно Таранову и Быковой, специализировались на метростроении. История искусств — это не лёгенькое повествование о возвышенных чувствах и гениальных озарениях; сие — довольно грубая проза, сотканная из амбиций, склок, отвергнутых шедевров и личных драм. Это — взаимоотношения художника с властью — иной раз полюбовные, а порой — трагические. Случалось так, что концепция именитого мэтра перечёркивалась ради выдвижения молодого выскочки с «правильным» взглядом на актуальные линии...

Общеизвестно, что московская подземка — уникальный случай в мировой практике: сугубо утилитарный объект оформлен с дворцово-храмовой пышностью, никак не связанной с функциональным назначением объекта . Зачем транспортной сети нужны дорические колонны, готические витражи и барочные символы изобилия? Разумеется, если бы наше метро создавалось в эпоху прямолинейного функционализма — в 1920-е годы — тогда бы дух его был иной. Чёткость, осмысленность, конструктивистский резон: красивое значит рационально объяснимое. Однако метростроение — это детище сталинского Большого Стиля, где функция отступает перед идеей, а конструкция имеет право на жизнь только в сочетании с декорацией. На выставке мы можем проследить пути развития архитектурно-художественной мысли — от суровой дорики 1930-х, нарочито смешанной с древнеегипетской торжественностью до версальской причудливости 1950-х с намёками на екатерининскую классику и павловский ампир.

Сталинский GrandManiere – это предельная сосредоточенность на украшательстве, при том, что расцвечивать и орнаментировать полагалось все фрагменты бытия. То была эра фасадов, плафонов, вазонов и ротонд. Облагораживание любой функции — жилищной, индустриальной, транспортной. В этом мире всё должно быть прекрасно — душа, мысли, скамейки в парке, насосные подстанции, шлюзы. Новый, эталонный человек, сформировавшийся в ходе социального прогресса, обязывался пребывать в бесконечно сменяющихся садах Армиды и павильончиках а-ля Малый Трианон.

При том, что вся эта дворцовость и пышность — будь то аллеи ВСХВ или же станции метрополитена — предлагались всему советскому народу, а не клану избранных патрициев, поэтому тут есть поразительный нюанс — сталинский вкус подразумевал общедоступное представление о роскоши, красоте . В начале 1930-х велись горячие диспуты на тему «непонимания простым человеком сущности конструктивизма» . Так называемую большевистско-пролетарскую эстетику, основанную на авангардных экспериментах 1910-1920-х годов, объявили идеалом горстки интеллектуалов, тогда как победившие массы желали видеть портики и пилястры, композитную капитель, статую Венеры и барельефы в духе Рима. Такое — понятно и приятно всем без разбора. Виднейший исследователь архитектуры Андрей Иконников, оценивая прихотливые вкусы 1930-1950-х годов, писал, что для русского человека «...авторитетом привычного обладала традиционность. Особую привлекательность получила парадигма дворца… Дворец воспринимался, как воплощение победы и обладания властью ». Далее автор приводит символику, существенную для восприятия русским человеком: «Классическая колоннада дворянской усадьбы, купол храма, такие атрибуты «дворцовости», как монументальность и симметричность...» . Философ-культуролог Владимир Паперный оказался несколько грубее: «...Не исключено, что это те самые формы, поразившие в детстве крестьян, заполнивших в 30-х годах Москву...» Искусство принадлежит народу — так писалось на плакатах.

По большому счёту, это совпало с всеобщим, в том числе американским, увлечением классикой и некоторым охлаждение к авангардизму, разве что в Советском Союзе под эту смену вкусов подвели мощную этико-идеологическую базу. Так, Алексей Щусев писал в 1935 году: «Освоение культурного наследия прошлого в архитектуре, как и в других областях искусства, является единственно правильным путем. Не надо бояться и превращать в своего рода жупел слово «эклектика». Не всегда эклектика является синонимом халтуры, убожества мысли и плохой проработки заимствованных мотивов. Со всем этим, конечно, нужна беспощадная борьба». И даже так: «Советской архитектуре ближе архитектура античного Рима или Эпохи Возрождения...» Первое, что приходит на ум, когда разглядываешь проекты старого метро, это - «эклектика» (совершенно ругательное словечко в 1920-х!). Сплетение идей, переложение доктрин, умелое впряжение в одну «телегу» и коня, и трепетной лани — вопреки любой логике. Точнее логика присутствовала — препарирование эстетического переживания предшествующих эпох. Архитектор метро Надежда Быкова так описывала свою работу над одной из станций : « Консультировал нас академик Иван Владиславович Жолтовский. Это был художник с необычайно тонким вкусом. По предложению Жолтовского появились на «Новокузнецкой» мраморные скамьи с волютами (волюта - архитектурный мотив, представляющий собой спиралевидный завиток с кружком («глазком») в центре - Г.И.). Он поддержал нашу идею установки ряда торшеров вдоль центральной линии подземного зала, одобрил рисунок свода, тему которого мы позаимствовали из римской гробницы Валериев».

Помимо великолепных графических работ и небольших макетов, посетитель выставки может увидеть развитие московской подземки — вспомнить, какие станции были построены в первую очередь, а какие — во время войны. Да-да. Метростроение не прекращалось даже в дни колоссальных испытаний. Более того, платформы, созданные в начале 1940-х отличаются тяжеловесной и строгой роскошью — к примеру, «Стадион имени Сталина» (ныне - «Партизанская»). Перрон декорирован атрибутикой военной доблести — это своеобразный гимн советскому оружию; ампирная помпезность и — чистота линий. Но вернёмся в 1930-е годы, когда комсомольцы стремились попасть на строительство метро - это считалось невероятно почётным и даже — ...модным.

Уже после войны Евгений Долматовский написал поэму «Добровольцы», посвящённую первым метростроевцам — своим товарищам, ибо сам поэт в юности работал в метро-шахте. «Влюбленные завтрашнего поколенья, / Как просто вам будет в Сокольники ездить !» - это воспоминание о маршруте Сокольники — Парк Культуры. Путь, соединивший два советских Версаля на единой — красной — линии. В книге Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» - пожалуй одной из самых многозначных и странных вещей в советской литературе - читаем: «Вдруг пустынные платформы ожили, зашумели. Внезапно возникли люди. Они шли, торопились. Их было много, но становилось всё больше - целые толпы, сотни... Отражаясь на блестящих мраморных стенах, замелькали их быстрые тени, а под высокими светлыми куполами зашумело, загремело разноголосое эхо». Главный герой вспоминает: все эти люди спешат на знаменитый маскарад в Парке Культуры... Тема метро присутствует неким сверхъестественным фоном: « Очнулся я уже у себя в кровати. Была ночь. Свет от огромного фонаря, что стоял у нас во дворе, против метростроевской шахты, бил мне прямо в глаза. Пошатываясь, я встал, подошел к крану, напился, задернул штору, лёг... И опять, как когда-то раньше, непонятная тревога впорхнула в комнату, легко зашуршала крыльями, осторожно присела у моего изголовья и, в тон маятнику от часов, стала меня баюкать: « Ай-ай! Ти-ше! Слы-шишь? Ти-ше!». Фрагмент, сделавший бы честь самому Стивену Кингу, наполнен мистическим кошмаром и этот страх незримо понимается из шахты метро — из подземного царства... Гайдар  постоянно обращается к архетипам и сказочным образам, как, впрочем, вся цивилизация Большого Стиля.

Тяготение к традиции, культивирование архаического сознания - именно этим и можно объяснить тяготение художников к небесам-обманкам в московском метро — даже на глубине мы должны видеть свет. Солнечный миф сталинской культуры — это поклонение высоте и вертикали, устремлённость в непознаваемое небо. Отсюда все эти яблоневые ветви, дирижабли, атлеты и танцующие девушки на фоне синего неба с рокайльными облаками. Находясь внизу — созерцаем верх. Некоторые станции имеют сводчатые — храмовые потолки, и это не просто благоговение перед классикой - это попытка сотворить образцы, адресованные вечному созерцателю... Но как бы там ни было, наше метро — это жизненно важная часть городской инфраструктуры, без которой невозможно современное функционирование, поэтому на выставке показаны не только старинные шедевры, но и пути совершенствования транспортной сети... Такая вот сказка, превращённая в быль или же — быль, перекликающаяся со сказкой.

Музон

Музон

Александра Смирнова

Салон музон Культура

АРКАДИЙ КОЦ. "Музыка для рабочего класса".

"Коцы выступают под лозунгом "Здесь танцуют", прекрасно помня, когда, где и по какому поводу он был придуман и написан", — говорится в одной из рецензий на этот альбом. "Отныне здесь танцуют" было написано на табличке, установленной на месте снесенной Бастилии.

С протестной музыкой в России дело обстоит не очень хорошо. Если НБП была способна создавать вокруг себя некую (контр)культурную среду, то другие оппозиционные движения оказались не очень способны к внятной эстетической репрезентации. В то же время, вторая пластинка "Аркадия Коца", вышедшая при поддержке Московской конфедерации труда и посвященная "рабочим и профсоюзным активистам в России и по всему миру", демонстрирует нам обратное.

Своё название группа обрела в честь Аркадия Яковлевича Коца, шахтёра, поэта, автора русской версии "Интернационала".

"Мы считаем, что социальный активизм, как и творчество в том или ином виде, должен быть органичной частью жизни человека. Точно так же и политическая, социальная тема в искусстве не должна вытеснять все остальные, не менее важные, вечные темы: любви, смерти, гармонии, разрушительных страстей, одиночества, хаоса, несовершенства, — она должна составлять с ними сложное, конфликтное, мучительное, но единое целое. Жизнь человека, как и искусство, шире и глубже политики, однако не осмысляя свою общественную, политическую роль, любой человек, в том числе, художник, становится неполноценным существом, идиотом (вспомним, что этим словом в Древней Греции обозначались люди, не участвовавшие в общественной жизни). Нас не привлекает роль профессиональных художников, вроде бы аполитичных, якобы занимающихся “чистым искусством”, а на самом деле полностью — материально и идеологически — зависимых от сильных мира сего, от их прямых или косвенных запросов и предпочтений", — заявляют музыканты.

Жанр альбома — "лихой лирический фолк-панк". Панк в силу понятных причин совершенно органичен для левого протеста. "Коцы" используют на альбоме банджо, баян, саксофон, тубу, два тромбона (!), клавишные, виолончель и электровиолончель, не считая привычных гитары, баса и ударных. Кроме того, в группе царит настоящий плюрализм в плане вокала — поют пять(!) человек, что на нашей сцене большая редкость. "В музыкальной палитре группы есть место не только для адаптированных баллад Вуди Гатри, отсылающих к традициям кантри-энд-вестерн, хиллбилл и блюграсс, но и для украинских и русских народных мотивов", — замечает другой рецензент. Действительно, в плане музыки здесь полный интернационал: от блюзовых мотивов до клезмера; "Коцы" вызывают ассоциации с Gogol Bordello, Distemper и многими другими коллективами. На русскую почву всё это пересажено Кириллом Медведевым, главой "Свободного марксистского издательства", талантливым поэтом и переводчиком, сыном элитарного советского журналиста Феликса Медведева. "Не зовите меня, ангелы, я не приду — я душу заложил в лавке за еду", — это "16 тонн", классическая песня американского кантри-исполнителем Мерла Тревиса о жизни шахтёров. Три песни сделаны на стихи французского гражданского поэта ХIХ века Жюля Жуи в переводе Александра Гатова 1931 года. Вот, например, "Депутаты":

Посмотришь — с виду радикал,

Притом — социалист,

А на проверку — и приврал,

И на руку не чист.

А ну-ка, гони! Депутатов гони!

Депутатов гони! Довольно возни!

Под лихой аккордеон и бодрые ска-мотивы это слушается легко и хорошо. Оригинальные номера группы на стихи Медведева тоже обладают большим хитовым потенциалом (тем более, что на момент выхода этого текста уже будет презентован клип на песню "Кто стреляет в рабочих"). Немного неожиданно включение в альбом песни "Швея" на стихи Фёдора Сологуба ("Праздник"), но коллектив сменил интонацию на лирическую. История швеи, вышивающей на досуге революционное знамя, стала настоящим "слиянием личного с общественным", как написали бы в советских учебниках по литературоведению. Короче, по мере обострения классовых противоречий… прошу прощения, в эпоху неоконсервативного ренессанса, — социальная база подобного искусства будет, видимо, только расти. Я не придерживаюсь левацких убеждений, но такой голос рабочего в музыке мне гораздо милее голоса зажравшегося рантье или изнеженного креакла. 

Белый кот на  воеводстве

Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

Экономика бизнес Общество

Недавно по инициативе Центра научной политической мысли и идеологии Степана Сулакшина было проведено Всероссийское бизнес-собрание. Идея такая: учёные-экономисты совместно с бизнесменами обращаются к властям и к самому президенту с челобитной: изменить денежно-кредитную политику таким образом, чтобы она не блокировала всякое развитие, как это происходит сегодня. 

Казалось бы, элегантный зал гостиницы Рэдиссон-Славянская должен был ломиться от отечественных бизнесменов, приехавших, как говорили в старину, из всех уголков нашей необъятной Родины, чтобы заявить о своих интересах. 

А вот и нет! В этом бизнес-собрании было очень мало — кого бы вы думали? Именно людей бизнеса. Устроители разослали десять тысяч приглашений руководителям деловых предприятий разных профилей и размера. Откликнулась сотня человек. Почему? Это не интересно? Вроде бы, крайне интересно и насущно. Тогда в чём дело? 

Мне кажется, причина вот в чём. У нас, несмотря на все разговоры, нет предпринимательского сословия (класса, страты — скажите, как хотите). 

Те люди, что есть, — классом себя не ощущают. Предпринимательское сословие у нас крайне жидкое и слабое. И бизнес-собрание наглядно продемонстрировало это. 

Интеллигент наверняка скажет: они боятся, что их будут преследовать, нашлют проверки, отнимут бизнес. Уверена: причина не в том. Всё-таки не такие они пугливые слабаки, наши бизнесмены. Да и бояться-то нечего: мероприятие респектабельное и лояльное. Просто они не верят, что они — хоть какая-то сила, способная донести свою общую позицию до власти. 

И это очень плохо. Наши предприниматели не пытаются организоваться в какую-то внятную политическую силу. Они предпочитают просто находить дорожку к отдельным представителям власти, чтобы "порешать вопросы". И решают свои вопросы, так сказать, в индивидуальном порядке. Не всегда это та самая коррупция, играющая в нашем общественном сознании роль нечистой силы. Иногда это просто неформальное взаимодействие власти и бизнеса: я тебе подсоблю, а ты — дорогу подлатаешь или деньжат на районное мероприятие подкинешь. "На районе" такой тип отношений особенно заметен. 

Меж тем, предприниматели — это люди, которые крутят колёса хозяйственного механизма. Не невидимая же рука рынка этим занимается. Вот эти люди, как могут, ведут дела: торгуют, строят, что-то производят, пашут землю и растят хлеб и картошку. Наши предприниматели делают это часто плохо, неумело, криво, но — делают. 

Главная их функция — это организация народного труда. Кто-то ведь его должен организовывать? Кто-то должен затевать новые проекты, доводить их до реализации? Это может быть или государственный уполномоченный, или частник. Или различные комбинации того и другого. Ничего третьего я не вижу: сами собой дела не делаются. 

Когда мы начнём восстанавливать нашу экономику (а это придётся делать) — какими силами? У меня есть сильное сомнение, что наш предпринимательский класс, такой, как он есть, способен вынести на своих плечах неизбежную новую индустриализацию. И дело не в тех или иных законах. Дело глубже, оно в чём-то внутреннем — в душе и сознании людей. 

Когда-то западных предпринимателей к труду толкала протестантская этика: работали, наживали, чтобы спастись для будущей жизни. Сергей Булгаков считал, что роль западных протестантов в становлении промышленности у нас играли старообрядцы. Видимо, это верно: практически все наши дореволюционные промышленные предприятия принадлежали либо старообрядцам, либо иностранцам. Вот к старообрядческой трудовой этике и психологии хорошо бы приглядеться поближе и кое-чему поучиться. Сколь я себе представляю, глава предприятия считался у старообрядцев чем-то вроде главы большого семейства, ответственного за то, чтобы все были выучены, накормлены, приставлены к делу, строго наказаны в случае лени и небрежения. 

Когда-то в советских учебниках истории по поводу революции 17-го года писали, что-де буржуазия в России была "слабая" и власть не удержала. Я, помнится, тогда очень удивлялась: как так? Потому, наверное, и запомнила. А теперь, кажется, поняла. 

Что же из этого следует? Социализм следует. Выражаясь корректнее — высокий уровень государственного участия в экономике. И вообще в жизни. Государство должно стать главным организатором жизни, в первую голову — хозяйственной. То есть делать надо обратное тому, что происходит ныне: не уходить государство должно из экономики, а наоборот — возвращаться в неё. Без этого никакого развития нам не видать. И ещё вот что: трудового буржуя, частного предпринимателя — надо формировать. Воспитывать. Говорят, что в Китае предприниматели состоят в компартии и их воспитывают, в числе прочего, и по партийной линии, — во всяком случае, на них распространяется партийная дисциплина. Э-эх, у нас бы так… 

Нам ещё предстоит сформировать трудовое предпринимательское сословие. Вообще, нам нужно общество, где все люди — трудящиеся, только один трудится в качестве предпринимателя, другой — в качестве учёного, третий — в качестве рабочего. И все — на общую пользу.

«Афганистан: годы, пули, судьбы»

«Афганистан: годы, пули, судьбы»

Владислав Шурыгин

Политика Война Афганистан выставка

фотовыставка Александра и Василия Прохановых

Парад

 Я верю, что когда придет пора,

Когда оставят Родину невзгоды,

Грядет на Красной площади парад

Седых солдат афганского похода.

Пусть перед строем, отдающим честь,

Протащат ржавый корпус "бэтээра",

Его огнем изрезанную жесть,

Подорванную на камнях Панджшера.

Пусть караул торжественно замрёт,

Пускай приспустит боевые стяги,

Когда ввезут на площадь вертолёт,

С дырявым баком, без винтов и тяги.

Пусть затуманится Кремля прекрасный лик,

Когда тягач с трудом ввезёт на площадь

На ободах сожжённый "наливник".

Пусть флага алый шёлк над ним полощет.

И пусть ещё помедлят танков лязги,

Пускай замрут войска недвижным строем,

Когда покатят инвалидные коляски,

И в них — безрукие, безногие герои.

Тогда полки пройдут священным маршем.

Им честь отдаст с высокого гранита

Моей страны победоносный маршал.

Крест золотой. Звезда из лазурита.

Александр Проханов