Леди Макбет Мценского уезда

Катерина. Это все? Идти мне надо.

Вочнев. Уведите.

Картина шестнадцатая

Женская камера Мценской тюрьмы. Сергей обнимает Сонетку. Входит Катерина.

Катерина. А ты чего это тут? А?!

Сонетка. Приревновала купчиха!

Катерина. Ты думаешь, я к тебе, лоханке крашеной, ревновать стану? Да сгинь ты! Мне себя и применять-то к тебе скверно!

Сонетка. Ух ты, гордячка какая! А ну-ка, Сережа, обними-ка меня покрепче! Гляди! До чего ж прекрасно!

Сергей обнимает Сонетку, Сонетка хохочет. Катерина срывает с головы платок и хлещет Сергея по лицу.

Катерина. Злодей! Злодей!

Сергей сильно толкает Катерину, она падает на кровать.

Сергей. Ты, Катерина, вот что… уразумей, пожалуйста, что, во-первых, я тебе не Зиновий Борисович, а во-вторых, и ты теперь невелика купчиха. Так что ты не пыжись, сделай милость. У нас козьи рога в торг нейдут.

Сергей направился к выходу.

Катерина. Ах ты змей подлый!

Катерина рванулась было за ним, но дорогу ей заступила Надзирательница.

Надзирательница. А ну цыц!

Картина семнадцатая

Женская камера Мценской тюрьмы. Ночь. Надзирательница толкает спящую Катерину.

Надзирательница. Слышь… Выйди в коридор, зовут тебя.

Катерина. Кто?

Надзирательница. Полюбовник твой.

Катерина. Сейчас я… Денег уже нету.

Надзирательница. Иди, уплочено.

Катерина вскакивает и бросается к Сергею. Сергей обнимает ее.

Сергей. Катя моя!

Катерина. Изменщик подлый…

Сергей. Что, может, сердишься еще? Я ж так, шутковал.

Катерина. Злодей ты мой…

Сергей. Да супротив тебя в целом свете другой такой нет!

Катерина. Сережечка…

Целует его.

Сергей. Ох ты!

Катерина. Что? Что такое?

Сергей. Ноги… смерть как больно… от самой щиколотки до самого колена кости так и гудят.

Катерина. Что же делать-то, Сережечка?

Сергей. В лазарет попрошусь.

Катерина. Ой, что ты, Сережа?!

Сергей. А что ж, когда от боли зубы сводит.

Катерина. Как же ты останешься, а меня по этапу погонят?

Сергей. А что ж делать? Трет, я тебе говорю, так трет, что хоть караул кричи. Вот если б чулки шерстяные были, поддеть еще.

Катерина. Чулки? А у меня есть, Сережа, есть чулки, совсем новые!

Сергей. Да ну, зачем…

Катерина. Сейчас я, сейчас принесу!

Катерина приносит ему чулки.

Сергей. Ну вот, теперь, должно, ничего не будет. Иди, ложись, завтра, говорят, уж в дорогу.

Катерина. Как? Уже завтра?

Сергей. Сказывают, на пароме через реку поплывем сперва, потом пешком до Нижнего. Путь неблизкий.

Катерина. Мне с тобой, Сереженька, никакой путь не страшен.

Сергей. Иди спать.

Катерина уходит. Крадучись выходит Сонетка.

Сонетка. Ну что, будет мне обновка?

Сергей. А как же!

Сергей отдает Сонетке чулки, она их тут же надевает.

Сонетка. Эх, хороша одежа у купчихи!

Сергей. Для такой крали, как ты, и парчи-то с бархатом мало будет!

Картина восемнадцатая

Женская камера Мценской тюрьмы.

Надзирательница, Катерина, Сонетка.

Надзирательница. Выходите обе.

Катерина. Куда нас?

Надзирательница. На паром грузить будут.

Сонетка. Говорят, там народу собралось! На твои проводы, должно быть.

Катерина связывает вещи в узел.

Надзирательница. Живее!

Катерина выходит вслед за Сонеткой.

Картина девятнадцатая

У реки. На пароме сидит Сергей. Поодаль стоят Аксинья, Работник и Прасковья с ребенком на руках. Надзирательница ведет Катерину и Сонетку. Сонетка садится рядом с Сергеем, закидывает ногу на ногу, демонстрируя чулки. Катерина цепенеет. Потом подходит к Сергею и плюет ему в лицо.

Катерина. Подлец.

Сергей. Погоди ж ты!

Он хочет было броситься на Катерину, но его удерживают.

Сонетка. Ничего, однако, отважно она с тобой поступает!

Сергей. Это тебе так не пройдет!

Сонетка. Ну ее…

Сергей крепче обнимает Сонетку и запевает.

Сергей.

За окном в тени мелькает русая головкаТы не спишь, мое мученье, ты не спишь, плутовкаЯ полой тебя прикрою так, что не заметят…

Работник. Глянь-ка, Катерина Львовна, с кем теперь Серега амуры крутит!

Аксинья. Не тронь ее, видишь, она больна совсем.

Сонетка. Должно быть, ножки промочила!

Сергей. Известно: купеческого роду, воспитания нежного. Слышь, купчиха, я не в насмешку, а вот только Сонетка чулки больно гожие продает. Так я думал, не купит ли наша купчиха?

Сонетка. На этом пароме, сказывают, кто-то водку держит.

Сергей. Да, теперь бы точно рюмку пропустить хорошо.

Сонетка. Водочки и я бы выпила, страсть как холодно.

Сергей. Купчиха, а ну-ка по старой дружбе угости водочкой. Не скупись. Вспомни нашу прежнюю любовь, как мы с тобой, моя радость, погуливали, ночи просиживали, твоих родных на тот свет спроваживали.

Аксинья. Эх ты, совесть!

Сергей. Ну ты, мирская табакерка! Что мне тут совеститься! Я ее, может, и не любил никогда, а теперь… да мне вот стоптанный Сонеткин башмак милее ее рожи, кошки ободранной!

Надзирательница. Отправляй!

Паром двигается. Катерина стоит у края парома и шепчет.

Катерина. «…как мы с тобой погуливали. Ночи просиживали, лютой смертью людей с бела света спроваживали…»

Картина двадцатая

Вочнев. Из показаний Прасковьи Степановны Ляминой: «Паром отошел еще недалече от пристани, и я видела, как вдова брата моего Катерина схватила девку Сонетку за ноги и перекинулась с нею за борт парома. Их быстро понесло от парома течением. Девка вылезла было из волны и замахала руками, но в это же время из другой волны поднялась почти по пояс Катерина и кинулась на девку Сонетку, аки щука на плотвицу, а потом уж боле обе не показывались». Дело закрыто.