Помоги проекту - поделись книгой:
Одним из частых и надоевших нелепых утверждений Веленского было: коммунизм – раковая опухоль, растущая по всему Африканскому континенту, а он и его правительство – лекарство от нее. Однако, как указала МИ-5, в реальности все было совершенно иначе. Генеральный директор МИ-5 сэр Роджер Холлис лично бросил вызов насаждению Веленски паникерских настроений, когда они встретились в сентябре 1962 г. Согласно отчету Холлиса об этой встрече, он без обиняков сказал Веленски то, что он уже докладывал в Объединенный центр разведслужб: коммунизм – не такая уж и большая угроза в Африке, как первоначально казалась. Он сказал, что, хотя усилия Советов, скорее всего, будут нарастать по мере получения опыта работы на этом континенте, они в настоящий момент являются «новичками в Африке, и им многому предстоит научиться». Он признал, что поток африканских студентов в Университет Патриса Лумумбы в Москве и другие институты стран восточного блока растет, но предположил, что этих студентов гораздо меньше и они менее способные, чем те студенты, которые едут учиться в университеты Великобритании и Америки. Однако самой поразительной в отчете Холлиса о своей встрече с Веленски была та ее часть, которая затрагивала тему поездок африканских министров в страны восточного блока: «Сэр Рой спросил меня, не считаю ли я важным то, что так много министров стран, недавно получивших независимость, приезжают в Советский Союз с визитами. Я ответил, что это естественно: Советский Союз продемонстрировал фантастическое развитие от отсталой России в 1917 г. до настоящего времени, и, очевидно, африканские страны хотят развиваться очень быстро. Они хотели увидеть, как это было сделано. Более того, в колониальные времена Россия и коммунизм были запретным плодом, так что неудивительно, что после получения независимости они хотят на него взглянуть. Я сказал, что, на мой взгляд, ряд министров, которые ездили в Россию, прекрасно понимали, что в коммунизме таятся опасности, и были в этом отношении настороже, так как об этом говорилось на брифинге, который мы для них проводили, и об этом их годами предупреждали их собственные службы безопасности»126.
МИ-5 не сохранила должность офицера связи по вопросам безопасности в Солсбери после роспуска Центральноафриканской федерации в конце 1963 г. во многом благодаря победе на выборах белого представителя Родезийского фронта в Южной Родезии (позднее переименованной в Родезию), которая окончательно решила судьбу федерации. Вместо этого офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности был переведен в Преторию, где он отвечал за связь и обмен информацией с британскими территориями – Басутолендом, Бечуаналендом и Свазилендом. Тем временем FSIB, создавать который помогала МИ-5, был заменен на Центральную разведывательную организацию Родезии (CIO), созданную в 1963 г. Ее первый руководитель Кен Флауэр попытался поддерживать связи с МИ-5, но, как он заметил в своих воспоминаниях, отношения CIO с британской разведкой никогда не были близкими. После того как расистское родезийское правительство Яна Смита в одностороннем порядке провозгласило независимость от Великобритании в ноябре 1965 г., Родезия, как и Южная Африка, выпала из Содружества, после чего SIS, которая, как известно, имела своего сотрудника в Солсбери начиная, по крайней мере, с 1960 г., взяла на себя ответственность за разведывательные отношения между Великобританией и правительством Родезии. Некоторые хорошо осведомленные люди отмечали, что SIS поддерживала неофициальные связи с экстремистским правительством Яна Смита на протяжении жестокой партизанской войны, которая велась в Родезии в 1970-х гг.
Кен Флауэр, который остался, чтобы работать со Смитом после провозглашения Родезией независимости, безуспешно пытался наладить официальную связь между CIO, МИ-5 и SIS. И хотя почти ничего широко не известно о тайных каналах связи, которые она имела с правительством Родезии, ясно, что одной из величайший неудач SIS в постколониальной Африке была ее неспособность признать, что реальные дестабилизирующие угрозы в Родезии исходили не от национально-освободительных устремлений чернокожих, а от экстремизма белых – «неудачи Сербитона» (Сербитон – район Лондона, входящий в состав боро Кингстон-апон-Темз и расположенный на правом берегу реки Темзы. –
Таким образом, британская разведка влияла на то, как заходило солнце колониальной Британской империи в Африке, разными способами, получая и успешные результаты, и неудачи. МИ-5 снабжала правительство Великобритании чрезвычайно секретной дипломатической информацией о ряде африканских национальных лидеров до и после обретения колониями независимости. Ее оценки успокаивали страхи Уайтхолла в отношении коммунистических взглядов некоторых лидеров антиколониального движения, таких как Нкрума и Кеньятта. МИ-5 также помогала реформировать работу местных разведывательных служб, когда начались антиколониальные восстания и было введено чрезвычайное положение, как в Кении и Ньясаленде. Однако реформы разведки были проведены в Кении слишком поздно, уже после начала восстания мау-мау, в результате чего британские чиновники в Лондоне и Найроби получали мало достоверной информации, с которой можно было работать. Это объясняет то замешательство, которое испытали англичане, а затем их слишком острую реакцию и потрясающую степень насилия, которое они развязали в колонии. Эта история повторялась неоднократно, когда Великобритания сталкивалась с антиколониальными восстаниями на Кипре и в Адене. Именно на Ближнем Востоке британская разведка испытала самые большие трудности по мере ослабления британского влияния в этом регионе, но в то же время Лондон пытался здесь цепляться за то, что он называл своими «жизненными интересами».
Глава 7
Британская разведка, тайные операции и подавление повстанческого движения на Ближнем Востоке
Полагаю, что нам следует задать вопрос, имел ли место провал нашей разведки в Египте – что-то явно пошло не так.
Меня тревожит юридическая основа действий, предпринятых правительством ее величества в отношении Египта, и я обеспокоен последствиями для правительства ее величества, если станет известно, что консультанты правительства по юридическим вопросам не могут аргументировать основные юридические утверждения, выдвинутые на настоящий момент… Будет неправильным говорить, что мы уполномочены Хартией [ООН] принимать любые меры, доступные нам, с целью «остановить войну». Неверным будет также говорить, что по международному закону, не говоря уже о Хартии, мы имеем право принимать любые доступные нам меры с целью «защищать наши интересы, которым угрожают военные действия». Государства могут вмешиваться, чтобы защитить своих граждан, пока сила соразмерна. Совершенно другое дело, когда вооруженная интервенция оправдывается необходимостью обеспечить некое право или интерес.
В послевоенные годы Великобритания сохранила официальный контроль и неофициальное влияние на ряд территорий на Ближнем Востоке от Гибралтара на западной оконечности Средиземного моря до Адена на южной оконечности Аравийского полуострова, который контролировал стратегически важный вход в Аравийское море. С началом холодной войны, когда явный контроль Великобритании над колониями в этом регионе ослаб благодаря антиколониальным движениям, роль, которую играла британская разведка, становилась все более важной для Лондона. Чтобы попытаться сохранить влияние Великобритании в этом регионе, начальники ее разведывательных служб применяли кучу грязных трюков, некоторые последствия которых можно увидеть и по сей день.
Смена режима: Иран
Наряду с такими бывшими колониями, как Золотой Берег и Кения, в послевоенные годы Британия также оказывала неофициальное влияние и на другие территории. Двумя из них были Иран и Египет, где в 1950-х гг. британское правительство попыталось с переменным успехом свергнуть режимы, враждебные ей, и привести к власти более сговорчивые правительства. Оно пыталось сделать это с помощью того, что на Уайтхолле было известно как «специальная политическая операция» (SPA) – эвфемизм для «тайной операции», как ее принято называть в Вашингтоне и других местах.
Великобритания оккупировала Иран во время Второй мировой войны и продолжала сохранять там свое сильное влияние и после ее окончания, особенно через нефтяную промышленность. Огромная англо-иранская нефтяная компания (AIOC) контролировала производство нефти в этом регионе и могла похвастаться одним из самых крупных нефтеперегонных заводов в мире, расположенным в Абадане. Половина AIOC находилась в собственности британского правительства, она была жизненно важна для падающего платежного баланса Великобритании и поддержания фунта стерлинга как мировой валюты в послевоенные годы: только в 1951 г. прибыль компании составила сто миллионов фунтов стерлингов. Поэтому для Великобритании было потенциальной катастрофой, когда в мае 1951 г. новый премьер-министр Ирана Мохаммед Мосаддык объявил о национализации AIOC. Мосаддык – состоятельный землевладелец – пришел к власти после удачно случившегося двумя месяцами ранее убийства своего соперника и предшественника на посту премьер-министра – генерала Али Размары, который был против национализации компании. Как это было с приносившей прибыль каучуковой промышленностью в Малайе, Великобритания была полна решимости сохранить контроль над AIOC и огромными доходами, текущими по ее трубопроводам в сундуки Уайтхолла3.
Иран был конституционной монархией, и власть в нем разделяли шах (король) и премьер-министр. Шах назначал премьер-министров, но не имел права освобождать их от обязанностей. И хотя его полномочия были ограничены, шах был сильной фигурой и, как понял новый руководитель бюро SIS в Иране Кристофер Вудхаус «Монти», должен был стать ключом к любой попытке смены режима. Вскоре после своего приезда в Иран в 1951 г. Вудхаус начал плести заговор с целью свержения Мосаддыка и возвращения шаха к прямому управлению страной. Вудхаус понял: для того чтобы добиться успеха, в любом заговоре с целью свержения Мосаддыка придется задействовать Вашингтон, так как, хотя ЦРУ было создано всего лишь в 1947 г., даже к 1951 г. имевшиеся в его распоряжении ресурсы по сравнению с ресурсами британских секретных служб были огромными. Проблема состояла в том, что было трудно, если вообще возможно, привлечь правительство США к участию в заговоре с целью свержения Мосаддыка, если бы в нем увидели старые добрые британские империалистические устремления. Тот факт, что в 1951 г. AIOC платила больше налогов в Лондоне, чем в Тегеране, безусловно, попахивал старым добрым колониальным предприятием. Поэтому Вудхаус решил, что при обсуждении «специальной политической операции» в Иране с Вашингтоном перспективным путем будет сделать упор на мандат холодной войны в этом заговоре. И хотя на самом деле Великобритания рассматривала иранскую проблему сугубо как кризис фунта стерлинга и имперский вопрос, в дискуссиях SIS с ЦРУ Вудхаус и его коллеги в Лондоне подчеркивали растущую коммунистическую угрозу в этой стране4.
Существовало множество доказательств того, что в 1951 г. коммунизм в Иране был на подъеме. Партия Тудех расширяла свой охват и выступала за то, чтобы портреты Мосаддыка и шаха были сняты с общественных зданий, что вызывало беспокойство. Настоящей угрозой, которую представляла партия Тудех (в SIS это поняли во время обсуждений с ЦРУ), было то, что Мосаддык, шах и конституция Ирана могут быть низложены, на их месте могут оказаться коммунисты, а Иран может стать сателлитом Советского Союза. Это подтвердил собственный доклад ЦРУ о сложившейся ситуации, и аргументы SIS прекрасно сработали в Вашингтоне: госсекретарь США Дин Ачесон сказал, что Иран – «плохое место», и в апреле 1953 г. директор ЦРУ Аллен Даллес добился того, что в распоряжении американских шпионов оказался один миллион долларов, который следовало использовать «любыми способами, которые приведут к падению Мосаддыка».
Тем не менее президент Трумэн все еще не был убежден в необходимости проведения тайной операции в Иране. Поворотный момент наступил в январе 1953 г., когда президентом стал Дуайт Эйзенхауэр («Айк») в результате выборов в ноябре 1953 г. Как бывший Верховный главнокомандующий союзными войсками в Европе во время войны, Эйзенхауэр был убежден в ценности разведки и специальных операций. В июле 1953 г. он дал «зеленую улицу» операции, которая у англичан получила кодовое название «Дать пинка», а у американцев «операция «Аякс», – свержению Мосаддыка и воцарению шаха на Павлиньем троне5.
Планирование операции «Дать пинка» по-настоящему началось в конце 1952 г. на ряде встреч ведущих офицеров SIS и ЦРУ, работавших по Ближнему Востоку. Офицер связи SIS в Вашингтоне Роберт Брюс Локкарт встретился со своими коллегами в ЦРУ, в частности с руководителем операции Френком Уиснером, но главный план операции был разработан на Кипре. В начале 1953 г. человек SIS в Иране Вудхаус отправился на этот остров, где встретился с руководителем бюро SIS Джоном Коллинзом и другим офицером SIS, работавшим там, Норманом Дарбиширом (бывший сотрудник МИ-5), а также с инспектором по Ближнему Востоку Джорджем Кеннетом Янгом (взгляды которого на Ближний Восток и арабов можно назвать расистскими, что позднее стало препятствием для его службы). К ним присоединились руководящий сотрудник ЦРУ, специализировавшийся по Ближнему Востоку, Дональд Уилбур – автор рассекреченной ныне истории ЦРУ, в которой описан государственный переворот в Иране, и начальник отдела Ближнего Востока и Африки в ЦРУ с замечательным именем Кермит Рузвельт – внук бывшего президента США Теодора Рузвельта. Заговорщики также получили информацию от генерала Нормана Шварцкопфа – отца будущего командующего операцией «Буря в пустыне», который во время войны контролировал иранскую полицию, а в 1952 г. был назначен офицером связи американской армии в Тегеран. Согласно истории ЦРУ, цель государственного переворота в Иране была простой – «привести к власти правительство, которое предложит справедливое урегулирование нефтяного вопроса». Заговор, проще говоря, должен был организовать массовую поддержку шаха в Иране посредством уличных демонстраций и других протестов общественности, а затем низложить Мосаддыка и дать власть шаху, при котором будет покладистый премьер-министр6.
Весной 1953 г. SIS поддерживала связь со своими главными активами в Иране посредством радиосвязи три раза в неделю – хотя ЦРУ было вынуждено признать, что поставляло иранским военным радиопеленгационное оборудование, радиосообщения, вероятно, отслеживались. Реальная связь с шахом Мохаммедом Резой Пехлеви – робким и недоверчивым человеком, который не верил, что англичане и американцы будут на самом деле его поддерживать, осуществлялась через его сестру-близнеца – принцессу Ашраф (кодовое имя «Бойскаут»). Чтобы помочь с материально-техническим обеспечением подрывной деятельности на месте, SIS привлекла к операции одного из ведущих мировых экспертов по Ирану Роберта Захнера – оксфордского ученого, который во время войны работал на SIS в Иране. И хотя изначально Захнер с сомнением отнесся к заговору, он прилетел в Тегеран и приступил к работе. Главными агентами SIS в Тегеране, выращенными там Захнером, были двое братьев, верных роялистов, которые вместе с Захнером противостояли влиянию Германии в Иране во время войны. SIS и ЦРУ решили, что братья станут главным звеном связи в Иране и будут отвечать за распределение финансовых средств с целью вербовки наемных толп для проведения уличных демонстраций против коммунистов7.
Заговор с целью устранения Мосаддыка из власти перешел от этапа планирования к практическому этапу в июле 1953 г., когда после официального разрешения президента Эйзенхауэра Кермит Рузвельт совершил грандиозный бросок через пустыню из Дамаска в Сирии в Тегеран, привезя с собой сто тысяч долларов мелкими купюрами в иранской валюте. Деньги ЦРУ пошли на финансирование ряда тайных операций, включая подрывы бомб в столице, вина за которые была возложена на прокоммунистическую партию Тудех, а также на публикацию в местных газетах карикатур на Мосаддыка. Чтобы убедить шаха в том, что Эйзенхауэр и Черчилль его поддерживают и имеют серьезные намерения, ему предложили слушать персидский канал Би-би-си, по которому прозвучат определенные фразы8.
Однако заговор SIS и ЦРУ не получил хорошего начала. К досаде заговорщиков, партия Тудех на самом деле выступила в поддержку шаха, который в августе был вынужден в поисках безопасного места бежать в Багдад, а затем в Рим. Но течение событий вскоре изменилось. На улицах Тегерана нарастало насилие: прокоммунистические банды дрались с группировками, выступавшими за шаха. Демонстрации, устраиваемые на деньги англичан и американцев, вышли из-под контроля (были убиты свыше трехсот человек), но они послужили ближайшей цели: 22 августа 1953 г. шах с триумфом возвратился из изгнания в Риме. Используя «народные» разногласия и результаты (несомненно, сфальсифицированные) референдума в качестве предлога, шах отправил в отставку Мосаддыка и на его место назначил Фазлаллу Захеди – отставного генерала иранской армии и бывшего министра внутренних дел при Мосаддыке, когда тот был премьер-министром. Мосаддык был помещен под домашний арест в Ахмадабаде, где он и прожил до конца своих дней. ЦРУ немедленно добавило шаху пять миллионов долларов на укрепление его власти. Шах сказал Кермиту Рузвельту: «Своим троном я обязан Богу, народу, армии и вам!»9
Рузвельт покинул Иран в конце августа и прибыл как герой в штаб-квартиру SIS в Лондоне. Как дает понять рассекреченная ныне история ЦРУ, SIS была благодарна Рузвельту не только за его участие в организации государственного переворота, но и за то, что заговор укрепил отношения SIS с ЦРУ и Уайтхоллом. В конце концов, это был период, когда репутация SIS по обеим сторонам Атлантики находилась на небывало низком уровне после разоблачения Кима Филби и других кембриджских шпионов. История ЦРУ о государственном перевороте в Иране гласит, что, когда Рузвельт посетил штаб-квартиру SIS, многих из старых офицеров колониальной полиции, которые раньше состояли в ее штате, там уже не было, хотя это, возможно, была намеренная попытка со стороны SIS (эту службу часто называли клубом «старичков») казаться более современной, чем она была на самом деле.
Рузвельт был удостоен личной встречи с хворающим Черчиллем, который провел ее в своей типично эксцентричной манере – находясь в постели. Черчилль сказал Рузвельту, что если бы он был моложе, то с удовольствием составил бы ему компанию при выполнении этого задания. И хотя Черчилль не знал, что означает аббревиатура ЦРУ, он полагал, что она имеет какое-то отношение к своему предшественнику – Управлению стратегических служб США (УСС) военного времени, которым руководил легендарный человек в истории разведки США «Дикий Билл» Стивенсон. Не нужно большой фантазии, чтобы понять, что эта встреча между скрюченным в постели Черчиллем, который льстиво разговаривал с находчивым молодым американцем, олицетворяла траекторию отношений этих двух стран в послевоенном мире. Наверное, больше, чем любой другой эпизод, государственный переворот в Иране продемонстрировал, насколько разведывательные ресурсы Великобритании меркнут по сравнению с таковыми Соединенных Штатов. В конце войны в 1945 г. секретные службы Великобритании были безоговорочными лидерами в разведывательном мире, а многие сотрудники американской разведки относились к своим британским коллегам с чем-то вроде благоговения. Однако всего восемь лет спустя ученики стали учителями: как гласит история ЦРУ, SIS была готова выступать в роли «младшего партнера» в этом заговоре и смотрела на ЦРУ с «некоторой завистью»10.
Для заговорщиков свержение Мосаддыка казалось в то время безусловным успехом: они достигли своей цели, не допустив к власти в Иране коммунистов. Оглядываясь назад почти шестьдесят лет спустя, можно увидеть, что на самом деле это была катастрофа. Как сказал шах сотруднику SIS Джорджу Кеннету Янгу, когда они впервые встретились в 1955 г., он попробовал демократию, «но закончил бегством в Рим с несколькими тысячами лир, когда в Тегеране была провозглашена республика», и с тех пор он решил, что будет «править сам». Шах был верен своему слову. Он все более нетерпимо относился к инакомыслию и использовал свою новую службу безопасности (SAVAC) для искоренения оппозиции – говорят, первый начальник SAVAC использовал во время допросов своих жертв дикого медведя. Диктаторское правление шаха в конечном счете привело к его свержению во время исламской революции в 1979 г.
Печальная реальность была такова, что Мосаддык никогда не был коммунистом, да и каких-либо существенных связей между ним и партией Тудех тоже не было. За всеми махинациями с целью осуществления в 1953 г. государственного переворота стоял не столько страх перед приходом коммунистов к власти, сколько желание овладеть запасами иранской нефти. Но даже в этом британское правительство не преуспело так, как изначально рассчитывало. После возвращения шаха из ссылки Великобритания получила лишь 40 % той доли нефти, которой до этого владела через AIOC, а остальное забирали американские нефтяные компании. AIOC была распущена и трансформирована в новую компанию «Бритиш петролеум» (БП). По сей день БП, которая родилась благодаря подрывной деятельности SIS в Иране, продолжает поддерживать тесные связи с SIS, и ее часто используют в качестве прикрытия для офицеров SIS, работающих за рубежом. Связь между Ираном, нефтью и англо-американской разведкой уходит еще глубже. Кермит Рузвельт продолжал работать на ЦРУ до 1958 г., когда получил работу в «Галф ойл» и шесть лет был в ней членом правления директоров по связям с правительством11.
Теперь мы можем рассматривать государственный переворот в Иране как первый пример того, с чем правительства Великобритании и США будут постоянно сталкиваться в последующие десятилетия при проведении спецопераций в различных уголках развивающегося мира, – результат, противоположный ожидаемому. То есть их планы часто приносили кратковременные успехи, но в долгосрочной перспективе они неизменно имели – и имеют – губительные, приводящие к обратным результатам последствия. Даже более губительной, чем усилия Великобритании провести тайную операцию вместе с США, была ее попытка сделать это самостоятельно, без поддержки Вашингтона, во время Суэцкого кризиса в 1956 г.
Провал разведки: Суэцкий кризис
В то самое время, когда Великобритания готовилась к передаче власти в своих колониях в Западной Африке и следила за явным успехом государственного переворота в Иране в 1953 г., новое правительство консерваторов Энтони Идена, который сменил прикованного к постели Черчилля в апреле 1955 г., начало одну из самых катастрофических интервенций, которые предпринимало британское правительство за весь XX в., – вторжение в Суэц в октябре 1956 г. Суэцкий кризис был одним из худших решений внешней политики Великобритании нашего времени; его затмило, наверное, лишь Мюнхенское соглашение 1938 г. Фактически это решение поразительно похоже на использование правительством Блэра и явное злоупотребление разведкой перед вторжением в Ирак в 2003 г. Теперь понятно, что, как и недавнее вторжение в Ирак, Суэцкий кризис был катастрофическим провалом разведки. Небольшой круг избранных в британском правительстве, сплотившихся вокруг премьер-министра, исказил до неузнаваемости полученное задание, подчиняясь навязчивой идее – свергнуть нежелательного ближневосточного диктатора. Подобно тем двум печально известным событиям, «Суэц» по праву стал символом разногласий и провала. Последствия этого фиаско распространились широко и глубоко: оно вызвало самый серьезный разлад между Великобританией и Соединенными Штатами в послевоенные годы, а также болезненно продемонстрировало, насколько Великобритания больше не являлась великой имперской державой. Суэцкий кризис разрушил имперскую хватку Великобритании и культурное влияние Франции на Ближнем Востоке и в то же время привел к массовому выводу английских войск из Египта с последствиями для самоуправления на британских территориях – Кипре и Мальте. Суэц также сделал Великобританию врагом номер один в ООН. В 1960 г. ООН приняла основополагающую резолюцию номер 1514 (XV), которая требовала «скорейшего и безусловного конца колониализма». Несмотря на лучшее впечатление, которое мандарины из Министерства по делам колоний на Уайтхолле могли создать, резолюция 1514 (XV) сделала колониальную империю Великобритании отвратительным анахронизмом в современном мире12.
Энтони Иден, как отметил историк и политический обозреватель Питер Хеннеси, был одной из самых трагических фигур на посту премьер-министра в послевоенной Великобритании. За элегантным внешним видом Идена скрывался слабый параноик, болезненный и тщеславный человек, который всегда хотел все сделать по-своему. На протяжении всего Суэцкого кризиса он страдал от сильных болей после неудачно сделанной операции на желчном протоке, которые ему снимали коктейлем из сильных лекарств, включая мощные стимуляторы и депрессанты – амфетамин и петидин. Это важно, потому что это может объяснить некоторые из его странных решений в отношении разведки, которые Иден принимал во время кризиса. Когда кризис достиг своего пика, некоторые из его близких советников в кабинете министров рассказывали своим женам, что Иден «спятил» или «помешался». Он председательствовал на одном из заседаний кабинета министров в разгар конфликта с температурой 40,5 °C. Образ мыслей Идена на протяжении кризиса тоже, по-видимому, был окрашен болезненными воспоминаниями о попустительстве со стороны правительства Великобритании фашизму в Европе до 1939 г. Для Идена президент Египта – полковник Гамаль Абдель Насер был современным Гитлером или Муссолини (пусть и в феске), и необходимо было показать ему жесткость, которой не было в обращении Великобритании с фашистскими руководителями в 1930-х гг. Повторюсь, что этот образ мыслей, вероятно, объясняет некоторые причудливые решения, которые Иден принимал во время кризиса.
Заклятый враг Идена Насер, сын почтового чиновника, пришел к власти в ходе военного путча в 1952 г. и стал премьер-министром Египта в 1954 г., а президентом – в 1956-м. Насер – первый этнический египтянин, который правил страной более чем за две тысячи лет, – был номинальным главой чрезвычайно националистической политической платформы в Египте – самой крупной стране на Ближнем Востоке. Одной из его величайших целей, предназначенных продемонстрировать как его собственную доблесть, так и доблесть Египта как государства, было строительство плотины на реке Нил в Асуане. Однако чтобы сделать это, ему были отчаянно нужны деньги. Очевидным источником денег был Суэцкий канал, который находился под контролем Великобритании со времени оккупации Египта ее войсками в 1882 г.13
И хотя Египет официально обрел независимость от Великобритании по договору от 1935 г., правительство Великобритании сохранило контроль над зоной Суэцкого канала, владея 44 % акций Компании Суэцкого канала. Но в послевоенные годы договор Великобритании с Египтом по поводу канала испытывал напряжение, вызванное острой «шпилькой» – стремлением египтян к национальной независимости под руководством радикальной партии «Братья-мусульмане», главной целью которой было заставить англичан уйти из Египта. Что еще больше ухудшало положение дел для Великобритании, договор от 1935 г. истекал в 1956 г.
Лондон отчаянно стремился сохранить контроль над каналом, стратегическую важность которого для безопасности стран Содружества в 1950-х гг. трудно переоценить. В то же время зона канала площадью 750 квадратных миль, отнятых у пустыни между Суэцем и Нилом, была местом расположения крупного военно-индустриального комплекса Великобритании и местом размещения свыше 80 тысяч британских военнослужащих. Здесь были порты, доки для гидросамолетов, десять аэродромов, железнодорожная сеть и сеть автомобильных дорог. Канал играл жизненно важную роль в системе безопасности Британской империи и обороны Содружества: это был геополитический центр власти на Ближнем Востоке, ворота между Ближним и Дальним Востоком, щит от советского вторжения и гарантия снабжения Великобритании нефтью, большая часть которой шла через канал. К 1956 г. треть всех кораблей, пользовавшихся каналом, были английскими.
В 1954 г. между Насером и британским правительством было достигнуто соглашение, что английские войска будут постепенно выводиться из зоны канала в течение семи лет, но Великобритания сохранит важнейшие права доступа к нему. Однако это соглашение рухнуло 26 июля 1956 г., когда Насер, ставший к этому времени президентом Египта, использовал решение правительства США остановить финансирование вынашиваемого им проекта по строительству Асуанской плотины как предлог, чтобы сделать то, что он почти наверняка собирался сделать уже давно: он объявил о национализации – точнее, о деинтернационализации – Суэцкого канала.
Это известие вызвало в Лондоне ужас. Иденом овладела навязчивая идея свергнуть Насера, и он поставил перед SIS задачу – спровоцировать государственный переворот с целью низложения или даже его убийства. Для нового начальника SIS сэра Дика Уайта, бывшего генерального директора МИ-5, этот кризис был крещением огнем. Министр иностранных дел Великобритании сэр Энтони Наттинг рассказал в интервью в 1985 г., что после национализации канала Иден ему позвонил по незащищенной телефонной линии и недвусмысленно сказал, что хочет, чтобы Насера «уничтожили» или «убили». После успеха спецоперации в Иране некоторые офицеры SIS, возглавляемые заместителем начальника SIS и инспектором (куратором) по Ближнему Востоку Джорджем Кеннетом Янгом, очевидно, разрабатывали изощренные способы осуществления этого. Отдел SIS, отвечавший за создание всяких приспособлений на местности, – отдел Q-операций – под руководством майора Фрэнсиса Куинна (отсюда «Куинн-операции») предпринял попытку внести яд в популярные среди египтян шоколадные конфеты, которыми, как надеялись, должны были угостить Насера, но это оказалось слишком сложной задачей. Изменник Питер Райт из МИ-5 вспоминал, что два офицера из «технических служб» SIS спрашивали его о способах устранения президента Египта. По совету Райта все они отправились в Портон-Даун, где находилось военно-исследовательское учреждение по производству химического и биологического оружия правительства Великобритании. Там они задумали план: пустить в вентиляционную систему штаб-квартиры Насера в Каире нервно-паралитический газ. Однако этот план был отложен, когда стало ясно, что в процессе его осуществления погибнет слишком много невинных людей. Отказываясь принять поражение, команда заговорщиков принялась разрабатывать другие способы убийства; в некоторых из них было задействовано оружие, которое прямо-таки сошло со страниц романа о Джеймсе Бонде. Одной из идей был выстрел дротика с ядовитым наконечником, выпущенный из пачки сигарет, изготовленной на военной исследовательской базе в Портон-Дауне. Знала об этом команда из SIS или нет, но такие виды «игрушек» были подобны тем, использования которых нацистскими разведывательными службами боялись в конце войны, а также тем приспособлениям, которые были найдены у убийцы из КГБ Николая Хохлова несколькими годами раньше. Они также были похожи на взрывающуюся сигару, которую создали в ЦРУ в 1960-х гг. в ходе заговора с целью убийства кубинского лидера Фиделя Кастро. Возможно, что рассказ Райта был приукрашен, но все же не выходит за рамки правдоподобия то, что в каких-то уголках британского разведывательного сообщества офицеры разрабатывали такие способы убийства Насера14.
Дик Уайт сказал своему биографу, что ему как новому начальнику SIS выпало не дать хода этим все более и более невыполнимым заговорам с целью убийства Насера. Уайт сказал Идену, что, даже если бы SIS придумала какой-нибудь хитроумный механизм для убийства Насера и даже если бы она сочла обстановку благоприятной, чтобы осуществить его, – а этого не случилось, – у нее не было в Каире агента, который имел бы достаточно близкий доступ к президенту для исполнения задачи. В конечном счете все эти заговоры ничем не увенчались, потому что летом 1956 г. Иден придумал еще более замысловатый и злосчастный план убрать Насера15.
Неясно, кто первым использовал термин «тайный сговор» по отношению к Суэцу, но известно, что неотъемлемые компоненты «тайного сговора», подготавливаемого правительствами Великобритании, Франции и Израиля, были согласованы на печально известной в настоящее время встрече, которая состоялась в Севре под Парижем 24 октября 1956 г. Эта встреча была такой секретной, что, согласно ее описанию французами, представитель Великобритании – министр иностранных дел Селвин Ллойд – приехал на нее с накладными усами. После Суэцкого кризиса британское правительство отрицало, что такая встреча когда-либо имела место, но, к несчастью для англичан, израильтяне не уничтожили свои экземпляры соглашения, достигнутого на ней, которое надлежащим образом попало в израильский архив. Так называемый Севрский протокол гласил, что правительства Великобритании, Франции и Израиля вступили в тайный сговор с целью свержения Насера. План состоял в том, что израильтяне совершат нападение на Египет со стороны Синайской пустыни, что даст Великобритании и Франции предлог начать вооруженное вторжение. Вслед за отвратительным фарсом в ООН правительства этих трех стран посадят нового сговорчивого лидера Египта и тем самым защитят стратегические интересы западных стран в этом регионе, касающиеся, в частности, нефтяных запасов Египта16.
Это была бы амбициозная кампания по введению в обман даже при благоприятном стечении обстоятельств. Количество людей в Великобритании, которые знали о заговоре, было ограничено горсткой ближайших советников Идена в так называемом Египетском комитете при кабинете министров.
Когда Селвин Ллойд проинформировал о нем в конечном счете Дика Уайта, который был намеренно исключен из числа участников заговора, начальник SIS, говорят, заметил: «Вы многого от нас хотите». Иден не просто обманул членов своего правительства, но и исключил ближайшего союзника Великобритании – Соединенные Штаты из числа участников заговора; это был обман, который не имел аналогов в истории «особых отношений». Главной причиной исключения США из этого плана было то, что директор ЦРУ Аллен Даллес больше симпатизировал Насеру, нежели правительству Идена. Даллес понимал, что, несмотря на все свои недостатки, Насер был самым надежным выбором с точки зрения интересов США в Египте и на Ближнем Востоке вообще. С тех пор как Насер пришел к власти в Египте вслед за свержением короля Фарука в 1952 г., следовавшие один за другим начальники бюро ЦРУ в Каире – сначала Джеймс Эйхельбергер, а затем Майлз Коупленд – поддерживали тайную связь между Вашингтоном и Насером. На самом деле вездесущий агент ЦРУ Кермит Рузвельт обеспечил Движение независимых офицеров, которое возглавило государственный переворот против короля Фарука, тремя миллионами долларов, часть которых Насер позднее потратил на строительство Каирской телебашни – огромного сооружения из гранита, которое он назвал «Зданием Рузвельта». Нет ничего удивительного в том, что, учитывая американское финансирование, правитель Египта в неформальной обстановке называл американцев и англичан соответственно «приходящие и уходящие»17.
Как проявление крайнего высокомерия, британско-французско-израильские заговорщики надеялись на то, что, хотя Вашингтон и был исключен из их сговора, договоренности Насера с такими коммунистическими государствами, как Чехословакия, означали, что он охотно предоставит финансовую помощь в восстановлении страны после завершения военной интервенции. Конечными целями заговора, разработанного в Севре, были возврат Суэцкого канала, свержение Насера и установление в Египте нового режима, который будет защищать британские нефть, судоходство и другие интересы в этом регионе, а также мешать советскому проникновению на Ближний Восток. Этот план провалился практически во всех отношениях. За чуть более чем три месяца британское правительство настроило против себя большую часть арабского мира, правительство США, немалую часть Содружества и ООН. Иден умудрился свалить не Насера, а самого себя.
В соответствии с планом сговора, Израиль начал военные действия в Египте 29 октября (операция «Кадеш»), за которыми 31 октября последовала так называемая «миротворческая» интервенция Великобритании (операция «Мушкетер»). Английские войска, корабли и авиация были взяты на Мальте и Кипре, но Королевские ВВС и флот были настолько плохо оснащены, что пришлось фрахтовать торговые суда и коммерческие самолеты, так как авиабазы на Кипре были настолько перегружены и плохо подготовлены, что английские и французские самолеты едва могли взлетать. В своем рапорте Объединенный центр разведывательных служб предостерегал начальников штабов в Лондоне еще до начала боевых действий, что для обеспечения безопасной связи сделано так мало, что британские корабли часто сообщались друг с другом открытым текстом. Один корабль Королевского ВМФ чуть не вступил в схватку с американским фрегатом вблизи берегов Египта. Во время воздушно-десантной операции в Порт-Саиде в Зоне канала, впервые в мире проведенной с вертолетов, только один батальон (около 500 человек) был успешно сброшен на цель. Несмотря на эти неудачи, 5 ноября английские и французские десантники и коммандос взяли Порт-Саид.
В мире поднялся скандал. Правительства США и стран Содружества осуждали действия Великобритании, а Генеральная Ассамблея ООН собралась на экстренное заседание. Министр иностранных дел Канады Лестер Пирсон позднее сетовал на то, что из-за Суэцкого кризиса Содружество оказалось «на грани распада», а его реакция на суэцкий сговор была сформулирована так: «Плачевно… это все равно как узнать, что твой любимый дядюшка арестован за изнасилование». Для большинства стран Содружества, даже всегда верной Новой Зеландии, интервенция Великобритании в Египет попахивала старым добрым колониализмом – проклятием для современного мира. Президент США Дуайт Д. Эйзенхауэр был так разгневан, что пригрозил продать часть авуаров американского правительства в фунтах стерлингов, в результате чего началась бы резкая девальвация фунта стерлингов, экономические последствия которой стали бы для Великобритании катастрофой, о чем предупреждал министр финансов Великобритании Гарольд Макмиллан. Ярость Эйзенхаура была вызвана не тем, что Великобритания хотела вторгнуться в Египет, а, скорее, тем, как Иден предпочел это сделать. Вряд ли Айка встревожила бы
Все это поднимает очевидный и основополагающий вопрос, ответа на который историки так полностью и не дали: какая разведывательная информация была предоставлена Идену во время Суэцкого кризиса? К сожалению, у нас нет личных копий Идена с документов Объединенного центра разведывательных служб (JIC), которые он, очевидно, снабжал примечаниями, как он делал со многими своими экземплярами документов кабинета министров во время кризиса. Более того, на решающем заседании кабинета министров по Суэцу в начале октября Иден распорядился, чтобы никто не делал никаких заметок и чтобы не велся протокол. И хотя у нас нет бумаг Идена из JIC, в нашем распоряжении есть документы JIC, которые направлялись ему и избранным членам Египетского комитета кабинета министров, начальникам штабов и другим высокопоставленным военным, гражданским служащим и дипломатам летом и осенью 1956 г. После их прочтения становится ясно, что JIC не делал из Насера дьявола во плоти. Офицер связи из ЦРУ, который работал в JIC в Лондоне, Честер Купер в своих мемуарах вспоминал, что сотрудники JIC могли пошутить на тот счет, что Насер – это «Муссолини» или «маленький Гитлер», но подобная чушь – Насера вдохновляла не «Майн кампф», а труды Ахмеда Хусейна, теоретика движения «Молодой Египет», – не попадала в сами документы JIC, в которых давалась трезвая и серьезная оценка Насера и его намерений. Вскоре после национализации Насером канала JIC издал один из своих самых важных документов за весь послевоенный период. Подготовленный 3 августа и распространенный 10-го, он так охарактеризовал Насера: «Будучи демагогом, он склонен поддаваться взрывам чувств, которые он сам подхлестнул. Так как он диктатор, то его действия за последние три года демонстрируют его коварство и расчет, которые пока что были на пользу Египту. Мы должны быть готовы к любым действиям, которые могут повысить его авторитет и укрепить его власть».
Затем JIC выпустил предупреждение, которое было яснее ясного: «Мы не верим, что угрозы вооруженного вторжения или подготовительное наращивание сил приведут к падению режима Насера или заставят его отменить национализацию канала».
Фактически JIC предостерег, что военное вторжение в Египет может привести к обратным результатам: «В случае если военных действий западных стран окажется недостаточно для того, чтобы обеспечить быструю и решительную победу, международные последствия как в арабском мире, так и в других уголках земного шара могут вызвать огромные осложнения и быть непредсказуемыми»19.
Из этого ключевого документа и последующих документов JIC, вышедших во время Суэцкого кризиса, становится ясно, что JIC не был в курсе сговора с французами и израильтянами. В отношении роли JIC в этом кризисе возникло некоторое подозрение, потому что известно, что его тогдашний руководитель сэр Патрик Дин – профессиональный чиновник Министерства иностранных дел и до этого представитель Великобритании в ООН – присутствовал на пользующейся дурной славой встрече в Севре. Нет никаких документальных доказательств его вклада в эту встречу, и он всегда отказывался обсуждать эту тему публично. Однако известно, что после этой встречи он сказал своему другу – офицеру связи из ЦРУ Честеру Куперу, что он уверен: Британии несдобровать. И хотя руководителю JIC было известно о заговорщицких планах, выношенных в Севре, это не повлияло на ясные предупреждения со стороны JIC правительству Идена еще до начала военных действий. JIC исполнил свой главный долг во время кризиса – донес неприятные известия своим клиентам20.
Проблема состояла в том, что эти отчеты Иден, по-видимому, не принимал во внимание, а предпочел избирательный подход к разведывательной информации, соответствующий его целям. Какую-то сомнительную информацию о Насере Идену предоставила, совершенно определенно, SIS, у которой имелся источник под кодовым именем «Счастливый Случай». В марте 1956 г. Иден отправил секретную телеграмму Эйзенхауэру, в которой говорилось, что, основываясь на разведданных, почти наверняка предоставленных «Счастливым Случаем», правительство Великобритании полагает, что Насер пытается установить свою гегемонию на Ближнем Востоке. Одним из главных откровений «Счастливого Случая», которое было музыкой для ушей Идена, стала информация о тесных отношениях, которые Насер налаживал со странами советского блока, особенно Чехословакией.
Однако у информации, черпаемой из одного-единственного источника – «Счастливого Случая», был крупный недостаток. Агент SIS на самом деле не был членом правительства Насера, как заставил всех поверить Иден; он был сотрудником чешской разведывательной службы. Поэтому его понимание намерений Насера было в лучшем случае субъективным. Тем не менее его предупреждения о связях Насера со странами с коммунистическим режимом не были лишены оснований. До кризиса Насер отказался вступить в Багдадский пакт под эгидой Великобритании, который должен был противостоять советскому вторжению на Ближний Восток. В то же время имелись тревожные признаки растущей советской агрессии. Во время визита советского премьера Никиты Хрущева в Лондон в апреле 1956 г. подводный пловец SIS по имени Лайонел Крэбб (Бастер) был убит – обезглавлен – в подозрительных обстоятельствах при попытке установить прослушивающее устройство на советском корабле в Портсмуте, на котором Хрущев приплыл в Англию. Эта история была провалом SIS, когда попала в газетные заголовки, и привела к уходу в отставку начальника SIS сэра Джона Синклера, которого на этом посту сменил Дик Уайт. Затем в октябре 1956 г., когда раскручивался Суэцкий кризис, советские танки вкатились в Венгрию, показав миру, что, несмотря на смерть Сталина в 1953 г., Москва по-прежнему намерена навязывать свою волю Восточной Европе.
Однако если косвенное доказательство – это одно, то намеренное искажение фактов с целью подогнать их под доказательство – совсем другое. Неясно, ошибочно ли SIS позволила Идену думать, что источник «Счастливый случай» близок к Насеру, или он сам намеренно искажал картину в своем воображении, но результат был тот же: во время Суэцкого кризиса разведывательную информацию использовали вопиюще неправильно. Действительно, Эйзенхауэр не замедлил указать Идену, что портрет Насера, который тот нарисовал, неточен: «Вы изображаете Насера гораздо более значительной фигурой, чем он есть на самом деле… это слишком мрачная и сильно искаженная картина»21.
МИ-5 тоже сыграла определенную роль в Суэцском кризисе, но в настоящее время документов об этом нет в широком доступе. Известно, что руководитель подразделения МИ-5 на Ближнем Востоке (SIME) Дэвид Стюарт делал недвусмысленные предупреждения о возможных последствиях военной интервенции, но кроме этого мало что можно понять о роли МИ-522.
Один из самых странных поворотов во всей этой печальной истории имеет отношение к радиотехнической разведке. После кризиса Селвин Ллойд (его небезосновательно называют еще мартышкой при шарманщике Идене) отправил в Центр правительственной связи депешу с поздравлениями по поводу «объемов» и «непревзойденного мастерства» при расшифровке сообщений с Ближнего Востока, в которой он написал, что они были очень ценными. Однако среди документов «Египетского комитета» есть один экземпляр с предупреждением, посланный правительству Франции, на котором стоит примечание рукой Идена о том, что некоторые французские коды – ненадежны. Подтекст этого таков: Центр правительственной связи успешно перехватывал и читал французский трафик, что, видимо, означает, что американские и советские дешифровщики тоже делали это. На самом деле, как явствует из недавно рассекреченных разведывательных документов США, ЦРУ узнало о переговорах между Великобританией, Францией и Израилем, но не о том, что было предметом обсуждения. В сентябре и октябре 1956 г. американская радиотехническая разведка NSA донесла о сильно возросшем потоке сообщений между Францией и Израилем. Несколько американских разведчиков уже фактически вычислили их сговор. Американский военный атташе в Тель-Авиве понял, что что-то происходит, когда его водителя – штатского человека, резервиста израильской армии, который имел одну ногу и был слеп на один глаз, внезапно призвали на военную службу. Он сделал совершенно правильный вывод о том, что это может означать только одно – надвигающуюся войну. Несмотря на признание Иденом того факта, что французские коды были взломаны, и поэтому игра по введению в заблуждение подошла к концу, премьер-министр тем не менее упорно продолжал шараду, которая была подготовлена в Севре. Его настойчивое стремление не отступать от нее совершенно необъяснимо. Один бывший руководитель JIC сэр Перси Крэдок, безусловно, прав, когда называет Суэцкий инцидент «низкой точкой» в истории правительства, которое за него в ответе23.
Помимо оценок JIC, которые ложились к нему на стол, Иден также игнорировал явные предупреждения от правительственных юристов о том, что нет никакого юридического оправдания вторжению в Египет. Одно из самых резких предупреждений исходило от генерального атторнея Реджинальда Маннингэма-Буллера («запугивающая манера», как его называл Черчилль) – отца будущего генерального директора МИ-5 Элизы Маннингэм-Буллер, которая написала Ллойду 1 ноября о том, что в международном праве нет оснований для нападения на суверенное государство, чтобы просто защитить «права» или «интересы», как это пыталась сделать Великобритания. Маннингэм-Буллер и собственный юрисконсульт Министерства иностранных дел сэр Джеральд Фитц-морис пришли к выводу, что «нет никакого юридического оправдания наших нынешних действий в Египте». И снова аналогия с вторжением в Ирак в 2003 г. просто поражает24.
Сразу же после фиаско Энтони Иден совершил свой самый эксцентричный поступок: в декабре 1956 г., очевидно страдая от полного истощения душевных и физических сил, он отправился в Вест-Индию и нашел себе убежище на вилле Яна Флеминга «Золотой глаз» на Ямайке. Даже ближайшие советники были шокированы его поведением. Личный секретарь Идена Ивлин Шакбург позднее записал в своем дневнике: «Тем временем у Э.И. ухудшилось состояние здоровья, и он отправился на Ямайку. Это самое необычное во всей истории. Он выходит из игры? У него нервный срыв? Он сошел с ума? Капитан покидает тонущий корабль, который лично направил на скалы»25.
Иден действительно выходил из игры: Суэцкий кризис стоил ему премьерского кресла. Официально он ушел в отставку, когда возвратился с Ямайки в январе 1957 г., и на посту премьер-министра его сменил Гарольд Макмиллан. При Макмиллане Великобритания вскоре восстановила свои отношения с США, и процесс выхода страны из империи ускорился. Две трети британских владений в Африке получили независимость при Макмиллане (в 1957 г. Великобритания имела там пятнадцать территорий, и лишь четыре – к 1964 г.).
Негативные последствия Суэцкого кризиса сказались не только на политической арене: кризис также прямо повлиял на британский разведывательный истеблишмент и привел к широкой переориентации и перестройке руководства разведкой на Уайтхолле. Сразу же после этого фиаско JIC был отделен от комитета начальников штабов и переведен в совершенно новый комитет секретариата кабинета министров, где он и остается по сей день. Поэтому с 1957 г. у JIC были другие заказчики – члены кабинета министров, которые впервые могли устанавливать требования к нему и требовать с него отчетов и оценок. Предполагают – и, без сомнения, справедливо, – что, если бы больше министров имели доступ к отчетам JIC, фиаско в Суэце не приобрело бы такую движущую силу.
Суэцкий кризис также заставил правительство заново оценить положение Великобритании в мире. После вступления в должность в январе 1957 г. одним из первых шагов, предпринятых Макмилланом, была просьба провести проверку отчетности в империи, «что-то сродни отчету о прибылях и убытках». Удивительно, что Великобритании потребовалось столько времени, чтобы провести анализ такого рода: 1857-й г. был бы, наверное, более подходящим годом для этого, а не 1957-й. Итогом этого «балансового отчета империи», составленного под председательством опытного начальника секретариата кабинета министров сэра Нормана Брука, стал вывод о том, что экономические затраты империи равны прибылям: экономический ущерб мог быть причинен Великобритании преждевременным предоставлением независимости той или иной колонии, но в равной степени была бы опасна отсрочка при предоставлении независимости колонии по «эгоистическим причинам». Самое важное, говорилось в докладе, то, что переговоры о предоставлении независимости следует вести в духе доброй воли.
Пересмотр Макмилланом положения Великобритании в мире привел к трезвому пониманию: будущее Великобритании связано не с обычной военной силой, или «жесткой» силой, которой так отчаянно не хватало во время Суэцкого кризиса, и даже не с экономической властью, а с властью по доверенности, или «мягкой» силой, то есть властью путем убеждения, а не принуждения. Наряду с важным балансовым отчетом «прибыль – потери» Брука, в 1957 г. министром обороны Дунканом Сандисом был осуществлен решающий пересмотр оборонительной политики Великобритании, результаты которого были опубликованы в так называемом Белом документе, который основательно изменил оборонительную стратегию страны в послевоенном мире. Причиной появления Белого документа было то, что в начале 1950-х гг. вооруженные силы Великобритании, задействованные в чрезвычайных положениях в трех колониях (Малайя, Кения и Кипр), войне в Корее и Суэцком кризисе, проявили себя как неспособные справиться с задачами. Появление водородной бомбы также, по-видимому, сделало обычные вооруженные силы отжившим явлением. С 1957 г. в результате деятельности Сандиса оборонительная политика Уайтхолла получила направление в меньшей степени в сторону большой регулярной армии: обязательная воинская обязанность была введена десятилетием раньше – в 1947 г., а больше в сторону средств ядерного сдерживания и высокомобильных специализированных вооруженных сил. Эта основная стратегия характерна для оборонительной политики Великобритании и по нынешний день. Начинаясь с пересмотра Темплером системы колониальной безопасности и получив подтверждение в виде пересмотра Сандисом оборонительной политики страны, эта стратегия Великобритании делала больший упор на набор в армию местных солдат для борьбы с чрезвычайными ситуациями в колониях, вместо того чтобы применять для этого армию метрополии. Британские войска должны быть использованы для участия в решении колониального кризиса лишь в последнюю, а не в первую очередь26.
Чиновники на Уайтхолле решили, что одним из способов, с помощью которого Великобритания может продолжать оказывать влияние на мировой арене, является «мягкая» сила разведки, которая после этого стала заменителем убывающей военной и экономической «жесткой» силы Великобритании. Разведывательная информация, поставляемая английскими секретными службами, позволила Лондону добиваться гораздо большего, чем ему позволял его вес на мировой арене, в период с 1957 г. до окончания холодной войны27.
Кипр
Небольшой остров Кипр в Средиземном море был колонией, полной географических и политических противоречий. Находясь между Востоком и Западом, он являл собой превосходную зону конфликтов, туристическую идиллию. Расположенный на ключевом морском пути, этот остров веками был факторией, где можно было купить золото, серебро, слоновую кость и шелка. Так что нет ничего удивительного в том, что Кипр на протяжении не одного тысячелетия был местом коллизий и свидетелем борьбы между византийскими монастырями от труднопроходимых горных круч Троодоса до узкого известнякового хребта Кирения. Со времен Ассирийской империи и до османских турок Кипром правили одно за другим иностранные государства. Остров был передан англичанам в 1878 г.
Учитывая стратегическое положение этой колонии в качестве ворот к Суэцу, Великобритания хотела держать ее под своим контролем. В начале 1950-х гг. региональная штаб-квартира SIS была перемещена из Зоны канала в Египте в Никосию – столицу Кипра, а в июле 1954 г. главный британский военный штаб в этом регионе – ближневосточное командование Великобритании – переместился на Кипр в Эпископи. После ряда выводов войск в послевоенный период, когда Великобритания теряла свои военные базы на Ближнем Востоке (в Палестине, Ираке и Зоне канала в Египте после провала в Суэце в 1956 г.), Кипр стал ключевым стратегическим сторожевым постом, местом базирования тяжелых бомбардировщиков и размещения американского и английского ядерного оружия. Он также был базой, откуда велась тайная англо-американская «черная» пропаганда, особенно во время пребывания Идена на посту премьер-министра. На протяжении всего Суэцкого кризиса «Голос Великобритании» транслировался с радиостанции SIS Шарк-эль-Адна на Кипре, очевидно с помощью совершенно секретного английского пропагандистского подразделения IRD. Имея радиопередатчик, который мог «дотянуться» до тысяч предположительно восприимчивых слушателей в Ливане, Сирии, Иордании и даже части Саудовской Аравии, Шарк-эль-Адна был альтернативой «Каирскому радио»28.
Само собой разумеется, Кипр был также местом базирования англо-американской радиотехнической разведки, особенно в доспутниковый период, когда было необходимо иметь станции перехвата вблизи Советского Союза. Кипр находился на тысячу миль ближе к СССР, чем американские и английские базы в Ливии, и в начале 1950-х гг. подразделения радиотехнической разведки ВВС США на Кипре могли охватывать южные регионы России, где проходили испытания ракет и самолетов. Эти испытания генерировали радиоволны, которые отражались от верхних слоев атмосферы, и их можно было перехватить с помощью радиоприемных устройств на Кипре. Ни Лондон, ни Вашингтон не были готовы потерять Кипр в качестве базы для сбора радиотехнической информации29.
Однако, как и во многих других проблемных местах империи в послевоенные годы, власть англичан стала надоедать все большему количеству жителей Кипра, и они стали стремиться к союзу со своей духовной родиной – Грецией. 80 % населения острова были этническими греками, остальные 20 % – этническими турками, которые были решительно против такого союза. Этническая напряженность существовала на острове повсеместно еще до повышения налогов в 1930-х гг., которое содействовало росту недовольства владычеством англичан. В 1931 г. место заседания британского правительства – правительственный дом в Никосии был сожжен во время бунтов греков-киприотов, и к 1950 г. около 96 % взрослого населения греков-киприотов были за союз. После того как в начале 1950-х гг. между Великобританией, Грецией и Турцией прошли переговоры, которые оказались бесплодными, Никосия взорвалась насилием: протесты охватили площадь Метаксас, а Британский институт был весь охвачен пламенем. К 1953 г., если не раньше, Афины тайно поставляли инакомыслящим грекам на Кипре оружие. С этим оружием в середине 1950-х гг. киприоты начали ожесточенное восстание против власти Великобритании под руководством небольшой группы партизан – борцов за национальное освобождение, известных по греческой аббревиатуре EOKA (Национальная организация кипрских бойцов). С лозунгом «Смерть предателям!» EOKA боролась со всеми, кто сопротивлялся союзу с Грецией, то есть с британским правительством, его представителями и турецким населением острова30.
Бойцы ЕОКА совершили серию взрывов и убийств представителей британской администрации. Они подкладывали взрывчатку под дипломатические и военные машины, посылали ее в письмах, взорвали самолет, отстреливали англичан на отдыхе, когда те купались в море, проводили время на пикнике, минировали фонтанчики с питьевой водой, которыми пользовались английские солдаты после традиционных воскресных дневных футбольных матчей. В период между апрелем 1955 г. и ноябрем 1956 г. на Кипре прогремели 638 крупных взрывов и 517 небольших. За этот же период бойцы ЕОКА убили 71 англичанина31.
Главным сторонником союза с Грецией был архиепископ Михаил Христодулос Макариос III – глава Греческой православной церкви на острове. Харизматичная личность и впечатляющая фигура – он носил черную бороду, цилиндр и длинную одежду, – он был одним из немногих (если не единственным) епископом-партизаном, который когда-либо становился национальным лидером. За материально-техническую часть восстания отвечал в ЕОКА безжалостный Георгиос Гривас, который носил псевдоним Дигенис в честь мифологического византийского героя. Гривас был бывшим генералом греческой армии, чуть ли не фашистом, который добился нехорошей известности из-за массовых убийств коммунистов во Второй мировой войне и взял себе за образец ИРА и Иргун. Он ввел жесткую дисциплину среди бойцов ЕОКА и организовал карательные отряды, совершавшие ужасающие репрессии в отношении предателей. Гривас приплыл из Греции и тайно высадился на Кипре 10 ноября 1954 г. и начал сколачивать небольшие группы бойцов ЕОКА в Никосии и соседних деревнях. Его миссией, по его же словам, был «крестовый поход ради создания Большой Греции». Вскоре англичане объявили награду в размере пятисот фунтов стерлингов за его голову32.
За кампанией взрывов и убийств, которую возглавлял Гривас и поддерживал Макариос, крылся прискорбный провал британской разведки. Кипр является классическим образцом того, что мы видели в послевоенные годы: несмотря на протесты МИ-5, колониальная администрация выделяла недостаточные ресурсы на разведку до тех пор, пока уже не было слишком поздно, когда восстание уже началось – и в этот момент реформа разведки стала просто кризисным менеджментом. Как и в Палестине, Малайе и Кении, британские власти не извлекли уроков из прошлого и повторили те же ошибки, которые совершали предыдущие колониальные администрации. Особый отдел на Кипре был сформирован лишь в конце 1954 г., главным образом в результате усилий Алекса Макдональда – офицера МИ-5, откомандированного в министерство по делам колоний в качестве первого советника по вопросам безопасности и разведки. В ноябре того же года бюро SIS в Афинах получило наводку, которая позволила Королевскому флоту перехватить судно с оружием, шедшее из Афин на Кипр. В январе 1955 г. английский военный корабль «Комета» перехватил судно, незаконно провозящее оружие, под названием Ayios Georghios («Святой Георгий»), а вблизи берега было найдено десять тысяч пачек динамита в месте, где команда судна его сгрузила. Англичане также взяли и тех, кто был получателем всего этого на берегу, а вскоре схватили и активиста ЕОКА Сократа Лоизидеса, который был приговорен к двенадцати годам тюремного заключения33.
Несмотря на эти явные указания на грядущие события, администрация оставалась в полном неведении относительно готовящегося восстания против нее, а губернатор даже удалился в свой дом для отдыха на ступенчатых склонах гор Троодос. Весной 1955 г. ЕОКА провела серию взрывов, использовав, по словам Гриваса, «мощные смертоносные бомбы со шрапнелью, размещенные таким образом, чтобы нанести максимальный урон». Только лишь 16 марта по всему острову были взорваны 16 бомб на электростанциях и в полицейских участках. Бомбы были оставлены в сумках, находившихся на велосипедах, а в окна пивных полетели гранаты. В своих мемуарах Гривас так описывал цели своей террористической кампании: «…моей главной целью было парализовать полицию, чтобы армейские подразделения были введены в глубь территории по моему выбору, и их силы оказались рассредоточенными. Мои группы, действовавшие в городе, должны были прикончить полицейских, которые слишком рьяно работали на англичан, в то время как группы, действовавшие в сельской местности, должны были нападать на полицейские участки, убивать отдельных полицейских и устраивать засады на местную полицию»34.
Ответом англичан на волну взрывов и убийств было отчаяние и, что предсказуемо ввиду отсутствия разведывательной информации на их врагов, чрезмерно острая реакция. Реформы МИ-5 в конце 1954 г., проведенные Макдональдом, ввели основные разведывательные требования к Особому отделу на Кипре. Офицер МИ-5 Филипп Рей, бывший сотрудник особого отдела в Пенджабе и бывший офицер по вопросам обороны в Ираке, был прикомандирован к Особому отделу на Кипре на шесть месяцев. Была создана надлежащая картотека с помощью клерка канцелярии МИ-5, а финансирование отдела было увеличено вчетверо. Правда, помимо этого достигнуто было мало. Когда ЕОКА привела в действие механизм убийств в День дурака в апреле 1955 г., британские власти на Кипре – просто потрясающе – не имели никакой информации о своих врагах. По словам фельдмаршала Хардинга, который стал губернатором этой колонии в октябре 1955 г., особый отдел был в зачаточном состоянии и полагался на то, что «я называю источниками слухов – разговоры в кафе, кофейнях и так далее, что совершенно недостаточно. Во всяком случае, не было четкой информации о ЕОКА, ее численности, вооружении, тактике – хоть о чем-нибудь»35.
В недавно созданном Особом отделе на Кипре было известно, что таинственная организация, которую его сотрудники называли «Икс» (на самом деле ЕОКА), с начала 1950-х гг. планировала осуществлять на острове нападения на англичан, но они не знали, кто ее возглавляет. Они думали, что это коммунистическая группировка, тогда как в реальности ЕОКА была экстремистской правой организацией – и только в 1956 г. они поняли, что Гривас поддерживал отношения с Коммунистической партией Кипра (AKEL). После того как ЕОКА начала свою террористическую кампанию, в Особом отделе даже не были уверены, является Дигенис комитетом или человеком. Языковые навыки его сотрудников были такими слабыми, что в отчаянии его руководство было вынуждено брать на службу британских офицеров, которые изучали классический греческий язык в высших учебных заведениях, и преподавать им ускоренный курс современного греческого языка.
Как и в Палестине, и в Малайе до Темплера, координация разведывательных действий между различными разведывательными организациями на Кипре (военной разведкой, особым отделом и МИ-5) была слабой. В апреле 1955 г. в особом отделе работал лишь 21 официально назначенный офицер, а в различных полицейских участках на острове не было безопасной закрытой телефонной линии для поддержания связи друг с другом. И хотя Гривас был заинтересован в усилении неудач англичан, он не так уж и ошибался, когда писал: «Лучшие сотрудники английской разведки были посланы на Кипр, чтобы поломать эту систему, и все же за четыре года борьбы к ним в руки попали лишь несколько писем, а за информацией, которую они все же получали, следовала плачевная медлительность»36.
Англичане не объявляли официально чрезвычайное положение на Кипре до ноября 1956 г., когда они, как можно предположить, должны были обратиться к предыдущим чрезвычайным положениям для получения практического руководства. На самом же деле они повторили те ошибки, которые их предшественники сделали в Палестине, Малайе и Кении. Как и во время этих предыдущих восстаний, англичане на Кипре ошибочно полагали, что смогут обойтись минимальными силами и использовать устаревшую тактику – оцепления и обыски. Эти меры были неэффективны в борьбе с ЕОКА, члены которой воевали не только в горах и деревнях, но и имели террористические ячейки, совершавшие убийства в городах. Та тактика, которую британские службы безопасности применяли изначально, – аресты без ордеров, введение комендантского часа и коллективные наказания, – лишь настраивала враждебно местное население острова.
Более того, власти не приняли решительных мер для борьбы с террористическими актами ЕОКА ни путем немедленного объявления чрезвычайного положения, ни путем применения традиционных методов поддержания общественного порядка. Вместо этого они попытались скомбинировать эти стратегии, но просчитались. Они изначально пытались решить проблему подешевле, чтобы полицию поддерживало военное присутствие, но, как они вскоре обнаружили, это дало неудовлетворительные результаты, уменьшив эффективность и полиции, и армии. Как и в Палестине, Малайе и Кении, англичане быстро поняли, что им требуется гораздо больше армейских подразделений. К 1956 г. англичане имели на Кипре 12 тысяч военных и 2 тысячи полицейских для борьбы приблизительно с одной тысячей бойцов ЕОКА. К январю 1958 г. штаты сил безопасности раздулись до такой степени, что на один дом греков-киприотов приходился один вооруженный человек. Однако это случилось слишком поздно: ЕОКА уже добилась необходимого ей устойчивого положения. В отличие от мятежников в Малайе и Кении ЕОКА имела поддержку большинства местного населения, и с каждым нападением на англичан ее бойцы получали помощь, и маховик борьбы раскручивался все сильнее, еще более затрудняя англичанам получение информации от местного населения и вербовку агентов.
Когда кампания террора, инициированная ЕОКА, усилилась весной 1955 г., ее бойцы совершали страшные вещи со своими врагами, в том числе перерезали горло предателям в своих собственных рядах. В мае 1955 г. опытный офицер МИ-5 Дональд Стивенс был прикомандирован к правительству Кипра, в котором занял должность начальника разведки, аналогичную должности Джека Мортона в Малайе. В сентябре 1955 г. был назначен новый губернатор и главнокомандующий – фельдмаршал сэр Джон Хардинг, малайский ветеран, должность которого (аналогичная должности Темплера в Малайе) восполняла разрыв политика – военные. Тот факт, что и политической, и военной властью был облечен один человек – Хардинг, сильно укрепил положение Стивенса: это означало, что, как и Мортон в Малайе, он подчиняется только одному начальнику, перед которым и отчитывается.
Рекомендации МИ-5 в отношении разведки на Кипре следовали обычной формуле. Особый отдел полностью отделился от регулярной полиции, и в него были набраны греки-киприоты, а до этого в нем преобладали турки (около 70 %). Однако эти реформы были все же слишком незначительны и проведены с большим опозданием, и поэтому они дали лишь скудные плоды. И хотя ЕОКА обладала не таким большим опытом, какой ее изображал Гривас, ее действия были жестоки и эффективны, и чрезвычайное положение на Кипре – классический пример того, как трудно сильной власти разгромить восстание, пользующееся поддержкой большинства местного населения. Было трудно, если не невозможно, для особого отдела на Кипре вербовать агентов и собирать информацию на боевиков ЕОКА – на самом деле Гривасу, вероятно, удалось глубже проникнуть в особый отдел, чем особому отделу – в ЕОКА: он утверждал, что в 1956 г. он внедрил в особый отдел агентов, которые сумели получить протоколы совещаний по вопросам безопасности, проведенных на высоком уровне.
С растущей поддержкой местного населения ЕОКА становилась все более и более дерзкой. В августе 1955 г. ее боевик убил офицера особого отдела Майкла Поуллиса при свете дня в центре Никосии. Бойцы ЕОКА даже нацеливались на самого Хардинга, который по крайней мере однажды счастливо отделался. В апреле 1956 г. один из его помощников – тайный агент ЕОКА оставил под его кроватью бомбу, но она не взорвалась, и Хардинг благополучно проспал над ней всю ночь37.
В декабре 1955 г. англичане провели операцию «Охотник на лис», в ходе которой были проведены обыски во всех греческих православных монастырях на Кипре. Был найден тайник с документами ЕОКА, в том числе несколько подробных дневников Гриваса, и был чуть не схвачен сам Гривас, который в какой-то момент прятался за деревом на расстоянии вытянутой руки от английского солдата. В ходе операции «Удачливый Альфонс» в июне 1956 г. были схвачены семь человек из окружения Гриваса; среди трофеев оказались его любимый офицерский походный ремень с портупеей и еще один его дневник, насчитывающий 250 тысяч слов, который был засунут в банку с вареньем, а банка была закопана в поле неподалеку от Лусси. И снова Гривас находился в опаснейшем положении: ему удалось скрыться вовремя после получения предупреждения о прибытии английских войск – залаяла патрульная собака. Когда он пробирался через английские кордоны, по горам Троодос прошелся лесной пожар, якобы инициированный английскими войсками, в результате которого погибли 19 английских солдат; но пожар дал возможность Гривасу скрыться.
Англичанам показалось настолько невероятным то, что скрывающийся лидер ЕОКА писал дневник, не говоря уже о том, что он не взял его с собой, что они отдали его на экспертизу графологу, специально вызванному из Лондона. Толчком к ведению Гривасом дневника послужило, вероятно, его желание иметь подробные записи о его делах с архиепископом Макариосом, которому он не доверял. Несмотря на изначальное недоверие англичан, дневники, в которых было множество адресов бойцов ЕОКА и другой информации, оказались подлинными. Те их части, которые были зачитаны вслух на пресс-конференции в Лондоне, а затем опубликованы, дали убийственные доказательства связей между Макариосом и ЕОКА и помогли оправдать решение Хардинга в марте 1956 г. после провала мирных переговоров в декабре 1955 г. депортировать архиепископа на отдаленный остров Maэ в составе Сейшельских островов, где тот был размещен в приятной обстановке в летнем доме губернатора. Из документов тайного колониального архива в Хэнслоу-Парке явствует, что Великобритания планировала депортировать Макариоса в сентябре 1955 г. до того, как переговоры закончились неудачей, что наводит на мысль о том, что либо Лондон никогда и не намеревался довести переговоры до успешного завершения, либо он готовился к самому худшему. Среди документов, хранящихся в Хэнслоу-Парке, есть сообщение, написанное губернатором Сейшел сэром Уильямом Эддисом – в стихах. Ранее он писал, что правительственное жилье под названием Sans Souci («Без забот») может оказаться слишком маленьким для размещения Макариоса, так что лучше его поселить в другой резиденции под названием «Бастилия». Министерство по делам колоний, очевидно, возразило на том основании, что будет неразумно использовать дом, носящий то же название, что и известная французская тюрьма, что подсказало сэру Уильяму идею написать песенку: «Что ж, пусть будет Сан-Суси, / Что лишит оппозицию возможности говорить, / Что архиепископ не может оставаться спокойным / В доме под названием «Бастилия»38.
Несмотря на удивительную находку – дневник Гриваса, особый отдел на Кипре по-прежнему не мог поймать руководителя ЕОКА – 5 8-летнего мужчину на острове размером более чем вдвое меньше Уэльса. На самом деле летом 1956 г. дела у англичан пошли все хуже и хуже. Во время операции «Удачливый Альфонс» за один день погибло больше английских солдат, чем в любой другой операции, проведенной за четыре года конфликта. Насилие достигло своей наивысшей точки в «черном ноябре» 1956 г., в котором имели место 2500 насильственных действий, в результате которых было свыше двухсот погибших. Это привело к новому наступлению на ЕОКА под руководством разведки, которое наконец увенчалось рядом успехов для англичан. Среди применяемой тактики была такая: «Q-патрули», состоявшие из перевербованных партизан ЕОКА и настроенных против ЕОКА греков-киприотов, входили в деревню, притворяясь партизанами, спасающимися от английских войск, и просили связать их с теми, кто предоставит им убежище. Как мы уже видели, англичане использовали «Q-патрули» в Палестине, которые были аналогичны SEP в Малайе и группам противодействия в Кении, и все же британские силы безопасности на Кипре, по-видимому, не обратили внимания на эти прецеденты и вместо этого заново открывали для себя эту тактику по своей инициативе. За шесть месяцев «Q-патрули» на Кипре получили информацию, которая привела к смерти или захвату приблизительно 35 членов ЕОКА и выявлению 60 единиц оружия. Среди членов ЕОКА они выявили 20 священников и 6 полицейских. Только в марте 1967 г. были раскрыты тридцать опорных баз ЕОКА, 22 партизана из руководящего состава были захвачены или убиты – среди них заместитель Гриваса Грегори Афксентиу, который был убит после восьмичасовой перестрелки39.
И все же неуловимого Гриваса нигде не могли найти. В результате отчаянных попыток обнаружить его местонахождение некоторые английские следователи прибегали к физическим пыткам: били пленных металлическими цепями, за что их стали называть палачами ее величества. И хотя точные цифры установить невозможно, известно, что по крайней мере шесть человек были убиты во время допросов англичанами на Кипре, а другие были застрелены при «попытке к бегству». Информаторов в масках, нелестно называемых «гадинами в капюшонах», англичане использовали для установления личности партизан ЕОКА, когда подозреваемые попадались во время облав. Как и в Кении, у этой системы имелись очевидные недостатки, так как она позволяла информаторам вымещать свои личные обиды, тогда как обвиняемые не могли видеть лиц своих обвинителей. Макариос не ошибся, когда сказал, что на Кипре нужно поставить памятник губернатору Хардингу, так как он более чем кто-либо другой поддерживал дух сопротивления эллинов. Когда Хардинга позднее спросили, как обращались с пленными после поимки, он ответил со всей прямотой: «Что касается дурного обращения, грубого обращения при задержании, я думаю, это то, что случается неизбежно. В конце концов, если у вас есть войска или полиция, которые заняты в антитеррористической операции и видели, как в бою умирают их товарищи, то когда они берут в плен противника, несущего за это ответственность, то с ним и должны обращаться жестко, и это совершенно естественно, и это вы не можете регламентировать. Не думаю, что так происходило в достаточно серьезной степени на Кипре, но, безусловно, были случаи, когда с пленным бойцом ЕОКА обращались весьма жестко во время задержания. И это совершенно естественно и, на мой взгляд, приемлемо»40.
Откровенные рассказы о пытках были частью гораздо более широкой картины того, как английские войска настраивали против себя жителей острова. В ходу были рассказы (вероятно, правдивые) о солдатах, которые бессмысленно опорожняли мешки деревенских жителей с зерном, выливали оливковое масло, высыпали на землю овощи и фрукты. Поразительно, насколько они не сумели извлечь урок из ситуации в Малайе о том, как важно «завоевывать сердца и умы» в ходе подавления восстания. Весть о том, что англичане применяют на Кипре пытки, вскоре привлекла внимание неутомимых членов парламента от Лейбористской партии Барбары Касл и Феннера Брокуэя – откровенных защитников движений за колониальную независимость и влиятельных борцов за права человека. В 1958 г. эти двое отправились на Кипр, где Касл встретилась с самим Макариосом (который к тому времени был отпущен из ссылки). Однако, очевидно, она стала мишенью незаконной операции: материал, который она собрала во время своей поездки, и записи, которые она сделала, были изъяты из ее багажа неустановленными лицами, сфотографированы и отправлены телеграфом в Лондон, прежде чем она туда вернулась, став предупреждением правительству Макмиллана о том, что она собирается выступить с критикой41.
После смерти своего заместителя Грегори Афксентиу Гривас согласился на перемирие, а в обмен на это был освобожден Макариос из плена на Сейшелах. Он вернулся на Кипр на британском судне с подходящим названием «Олимпийский громовержец» и ехал через Африны, где был вынужден (вероятно, намеренно) остановиться в гостинице «Гранд Бретань». Необходимость примирить противоречащие друг другу требования греческих и турецких киприотов означала, что переговоры между британским правительством, Макариосом и представителями турецкого населения острова шли черепашьим шагом. В биографии Дика Уайта говорится, что во время переговоров англичане шантажировали Макариоса информацией, полученной от SIS, о его гомосексуальных наклонностях. Однако в имеющихся в широком доступе документах британской разведки или каком-либо другом источнике нет ничего в подтверждение этого.
В декабре 1957 г. был назначен новый губернатор сэр Хью Фут. Прозванный среди своих друзей «М», Фут был братом члена парламента от Лейбористской партии с левыми убеждениями Майкла Фута и, очевидно, сам имел уклон влево. У него была долгая и выдающаяся карьера колониального чиновника, и он оказался более подходящей кандидатурой для нахождения политического решения кипрского вопроса, чем фельдмаршал Хардинг. Эта задача, однако, была чрезвычайно трудной даже для него. Его жена леди Сильвия позднее вспоминала, что когда они прибыли на Кипр, то были потрясены, обнаружив, что британские гражданские лица живут там в осаде. Они были вынуждены жить под защитой заборов из колючей проволоки и мешков с песком, часовых и сторожевых вышек42.
После своего прибытия Фут объявил: «Нашей самой слабой стороной всегда была разведка, и наши усилия в борьбе с ЕОКА не могут быть полностью эффективными до тех пор, пока все разведслужбы не будут работать дружно под более качественным центральным руководством». Чтобы помочь исправить ситуацию, в октябре 1958 г. он отправил личную просьбу генеральному директору МИ-5 Роджеру Холлису – Фут стал хорошо разбираться в операциях МИ-5 в колониях, когда был губернатором на Ямайке, – прислать «офицера высокого класса для исследовательской работы», который должен был сопоставлять и оценивать всю имеющуюся разведывательную информацию с целью поимки Гриваса и остальных членов руководства ЕОКА. В ответ Холлис прислал на Кипр в командировку на шесть месяцев Билла Мэгана, который сделал карьеру и стал начальником зарубежного отдела Е в МИ-543.
Мэган приступил к подробному изучению Гриваса так, как не делал ни один сотрудник британской разведки до него, и его усилия вскоре начали давать результаты. В ходе операции «Солнечный свет» в феврале 1959 г. Гривас был выслежен до района Никосии, где силы безопасности надеялись его арестовать с помощью группы захвата. Этот успех произошел во многом благодаря Мэгану и новому офицеру связи МИ-5 по вопросам безопасности Филиппу Кирби Грину вместе с молодым офицером из технического отдела МИ-5 Питером Райтом, который помог выследить Гриваса, используя радиосигналы. Новый начальник разведки Джон Прендергаст, только что прибывший из Кении, – позднее он перебрался в Аден и Гонконг – тоже поставил перед собой личную цель – обнаружить местонахождение и уничтожить Гриваса.
И когда сеть британской разведки уже смыкалась над головой Гриваса, события их опередили. В том же месяце в Ланкастер-Хаус в Лондоне начались напряженные переговоры о будущем Кипра. Однажды за ужином Гарольд Макмиллан спросил министра иностранных дел Греции Ангелоса Авероф-фа, как, по его мнению, поимка Гриваса повлияет на ситуацию на острове. Аверофф ответил, что переговоры закончатся неудачей и потекут реки крови. Поэтому позже в этот же вечер Макмиллан дал указания, чтобы Гриваса не трогали в его убежище. В конечном счете в марте 1959 г. британский патруль нашел его в мужском монастыре в горах Троодос, в котором было множество тайных комнат и пристроек. Он спал в келье, находившейся под кухонной раковиной, и лишь две женщины-связные знали о его местонахождении44.
Так как Макмиллан распорядился, чтобы Гриваса не трогали, шкура партизанского вождя была спасена, и в феврале 1959 г. на конференции в Ланкастер-Хаус было принято решение о создании независимого Кипра с греческим президентом (Макариос), турецким вице-президентом и палатой представителей, в которой было бы 70 % греков и 30 % турок. Права меньшинства – турецких киприотов были, по крайней мере теоретически, защищены новой конституцией республики – хотя дальнейшие события на острове покажут, что это не так. Как это было и в других недавно обретших независимость колониях, кипрское правительство согласилось, чтобы после получения островом независимости на нем появился офицер связи по вопросам обороны от МИ-5, приданный британскому военному гарнизону в Эпископи (поэтому и по вопросам обороны, а не безопасности). Горькая ирония всей операции англичан по подавлению восстания на Кипре состояла в том, что ужасная партизанская война за
В 1954 г. министр по делам колоний Генри Хопкинсон вызвал испуг в палате общин, когда туда просочилось его мнение о том, что есть территории, вроде Кипра, которые «никогда» не получат независимость от Великобритании. С одной стороны, его заявление было совершенно ошибочно: Великобритания отказалась от контроля над Кипром шесть лет спустя. С другой, Хопкинсон был не так далек от истины, как можно было подумать. Во время переговоров о независимости острова в начале 1959 г. в Ланкастер-Хаус правительство Великобритании жестко торговалось, пока не добилось желаемого результата: сохранить стратегические права на две базы на Кипре, которые должны были продолжать оставаться решающими аванпостами до конца холодной войны. Британская делегация на переговорах, которую возглавлял Джулиан Амери – заместитель министра по делам колоний, начала со странной заявки на 400 квадратных миль территории острова, хотя они в конечном счете договорились о 99 квадратных милях, на которых располагались две так называемые территории «суверенных баз» – такое положение дел существует и поныне. Первой базой была база Королевских ВВС в Пергамосе – 43 акра местности, которая стала огромным лагерем Центра правительственной связи. Его большая территория, уставленная палатками, вместила свыше тысячи служащих радиотехнической разведки, переведенных из английских баз в Сарафанде (Палестина), Гелиополисе (Египет) и Хаббании (Ирак), откуда Великобритания была вынуждена уйти в послевоенные годы. Второй базой была самая крупная английская база радиотехнической разведки на Кипре, настолько разросшаяся, что стала покушаться на муниципальные земли самой Фамагусты. Когда Макариос заявил протест, Центр правительственной связи согласился, что база может немного отодвинуться без серьезного ущерба для своей деятельности46.
Вашингтон, как и Лондон, счел, что Кипр будет ему полезен, и Агентство национальной безопасности вместе с ЦРУ финансировало многие самые важные радиотехнические мероприятия на острове. Как и в случае с Британской Гвианой, это был поразительный пример того, как США поддерживали остатки Британской империи, когда это было нужно для ведения холодной войны. На самом деле сбор радиотехнической информации был настолько важен для Запада, что он помогал становлению международных отношений с Кипром – «хвост» радиотехнической разведки двигал «собакой» – политикой. В 1963 г., столкнувшись с растущим межобщинным насилием между греческим и турецким населением острова, новый британский премьер-министр сэр Алек Дуглас-Хоум задал вопрос, действительно ли Великобритании нужны тамошние базы. Министр обороны Питер Торникрофт сказал выразительное «да» и объяснил, что на Кипре «размещены самые важные станции радиотехнической разведки, а также авиабаза, с которой осуществляются специальные разведывательные полеты». Торникрофт сказал, что, в то время как большая часть других мероприятий может быть перемещена в другое место, «мы считаем, что радиотехническое оборудование не может быть в равной степени удобно расположено в другом месте».
Десять лет спустя, в 1974 г., столкнувшись с финансовым кризисом, правительство Великобритании официально решило уйти со своих баз на Кипре, чтобы сэкономить деньги. За несколько дней Вашингтон убедил Лондон, что это решение неприемлемо, и англичане должны там остаться. Причина была проста: радиотехнические базы на Кипре, которые давали возможность Америке прослушивать эфир Ближнего Востока, были незаменимы. В 2013 г., почти через сорок лет после принятия правительством Великобритании решения уйти с баз, они все еще находятся на острове и значительно выросли в размерах47.
Федерация Южной Аравии
Аден был одной из первых и последних территорий в империи королевы Виктории, колонией короны, права на которую англичане заявили в 1839 г. и покинули которую более века спустя в 1967 г. Наряду с Британской Гвианой Аден стал колонией, передача власти в которой оказалась одной из самых трудных и неорганизованных: Великобритания была вынуждена бесславно покинуть Аден, а ее служащие – прокладывать себе дорогу, прибегая к стрельбе.
Когда англичане впервые прибыли в Аден, он уже на протяжении более пяти веков был колонией различных государств, включая Португалию и Османскую империю. Аденом, расположенным в регионе, известном древним римлянам как Счастливая Аравия, на протяжении восьми веков правила одна и та же династия королей-жрецов. К северу и востоку от колонии находились две дюжины отдельных государств – Восточные и Западные Аденские протектораты. Они охватывали негостеприимную и невозделанную территорию площадью примерно 112 тысяч квадратных миль с населением около 800 тысяч человек, которым правили свои эмиры и шейхи. Протектораты были закрыты для чужаков – говорили, что большинство жителей их внутренних территорий никогда не видели белых людей – и у них не было экономического интереса к Великобритании. Помимо нескольких городов у них не было никакой инфраструктуры, но они были чем-то вроде буфера для Адена как колонии.
Для Великобритании, как и для колониальных держав до нее, ценность Адена была в его географическом расположении как морского порта на южной оконечности Аравийского полуострова у пролива Красного моря с доступом к Персидскому заливу. Он также был удобно расположен между Бомбеем, Суэцким каналом и Занзибаром, которые были важными британскими владениями. На протяжении сотен лет он был местом остановки моряков, и англичане продолжили эту традицию, используя его главным образом как угольную базу для заправки кораблей на торговых путях между Востоком и Западом. На заре ХХ в. к грудам угля прибавились нефтеперегонные заводы. В первой половине ХХ в. Аден превратился из деревни с населением около 600 человек в процветающий международный порт, почти как Сингапур48.
Для англичан главное значение Адена было в его стратегическом положении ворот в Индию. Им эффективно управляли из Бомбея как приложением к Индийской империи почти сто лет, пока англичане не ушли из Индии в 1947 г. После этого город-колония стал чем-то вроде тихой заводи в глазах многочисленных колониальных чиновников. Один губернатор назвал его остановкой «на пути в никуда». Помимо его прекрасной естественной гавани и полезного географического расположения, у Адена было мало природных активов. Расположенный в опаляемом солнцем кратере потухшего вулкана Аден Редьярд Киплинг назвал «мировой кучей шлака» – суровый ландшафт, ставший местом жительства для разношерстной компании офицеров дурного поведения и опозорившихся полков.
Поэтому можно было удивляться, почему англичане отчаянно цеплялись за Аден до 1967 г., хотя свою первоначальную стратегическую роль эта колония утратила двадцать лет назад после обретения Индией независимости. Ответ кроется в том факте, что его стратегическая важность, как и важность Кипра, повысилась после фиаско в Суэце в октябре 1956 г., вслед за которым штаб британского командования на Ближнем Востоке перебрался из Египта в Аден. Между 1957 и 1959 гг. общее число британских служащих, размещенных в Адене, увеличилось в четыре раза. После финансовых и военных сокращений в конце 1950-х гг. Аден стал краеугольным камнем политики Великобритании «к востоку от Суэца», жизненно важным звеном между анклавами Гибралтар и Гонконг49.
Целью правительства Макмиллана после Суэца было укрепить влияние Великобритании в арабском мире путем сохранения в рабочем состоянии баз в Адене и создания федерации протекторатов в Южной Аравии под традиционным управлением племенных вождей. И хотя Макмиллан сравнительно быстро признал ветер перемен, подувший в Африке, он сильно недооценивал растущее стремление арабов на Ближнем Востоке к национальному освобождению под влиянием харизматичного египетского лидера Гамаля Абделя Насера, который, как считали в этом регионе, унизил английских и французских «империалистов» во время Суэцкого кризиса и лицо которого улыбалось с плакатов, казалось, на каждой стене Адена.
В 1959 г. шесть государств Западного Аденского протектората согласились образовать Федерацию Арабских Эмиратов Юга и подписать соглашение о взаимном сотрудничестве с Великобританией. К концу 1962 г. общее число государств Федерации достигло одиннадцати. В январе 1963 г. колония Аден присоединилась к федерации в качестве государства Аден, к большому неудовольствию многих его жителей, которые считали соседние территории в глубине материка «отсталыми», и федерация была переименована в Федерацию Южной Аравии50.
Во многом подобно разношерстной Центрально-Африканской федерации, никогда не было реального шанса на то, что Федерация Южной Аравии сможет объединить свои несопоставимые элементы. Ее правительство никогда не имело намерения останавливать поднимающуюся волну арабского национально-освободительного движения, получающего финансовую помощь от Насера. Гонясь за своей мечтой объединить арабский мир, Насер видел, что контроль над Йеменом – соседним с Аденом государством станет базой, с которой он мог без усилий продвигаться на север через Саудовскую Аравию и атаковать своего главного врага – Израиль. В сентябре 1962 г. он спонсировал государственный переворот, который осуществил лидер Республиканской партии Йемена полковник Абдулла ас-Саллал, который незадолго до этого был уличным торговцем углем. В ходе переворота был свергнут недавно возведенный на престол имам Мухаммед аль-Бадр. Макмиллан записал в своем дневнике, что это «очень опасно» для Аденского протектората51.
Он не ошибался. Свержение имамата в Йемене дало толчок к ожесточенной гражданской войне, которая вышла за пределы страны, перекинувшись на окружающие Йемен государства, включая Аден. При этом Насер делал все, что мог, для поддержки оппозиции британскому владычеству в Адене и соседних государствах протектората. Как он позднее заявил во время своего визита в Йемен: «Клянусь Аллахом, мы выгоним англичан изо всех частей Аравийского полуострова». В июне 1962 г. он спонсировал основание в Адене Народной социалистической партии (НСП) под руководством Абдуллы аль-Аснага как боковой ветви партии Конгресс профсоюзов Адена. Его целью было вызвать беспорядки среди трудящихся, спровоцировать карательные меры со стороны правительства и заставить общественное мнение в Адене склониться на сторону проведения радикальных реформ. Сделать это было довольно легко, так как условия жизни в Адене в целом не улучшились за годы британского владычества, и местным жителям мало было пользы от тяжелых налогов, таких как пошлина на
В 1963 г. НОФ нанес ряд сильных ударов по британским целям в Адене. Местом базирования большинства боевиков НОФ был гористый район Радфан, расположенный в 60 милях к северу от Адена близко от легко проницаемой границы с Йеменом, через которую силам НОФ Насер переправлял полученные от Советского Союза ручные противотанковые гранатометы и пулеметы. Сообщалось, что в 1967 г. 60 тысяч человек и 20 тысяч транспортных средств, а также 300 верблюдов проходили через контрольно-пропускные пункты между Аденом и глубинкой каждый день, но только 5,5 % тех людей и даже еще меньший процент транспортных средств были остановлены и досмотрены53.
Нападения НОФ достигли кульминации 10 декабря 1963 г., когда была предпринята попытка убить высокого комиссара Великобритании сэра Кеннеди Треваскиса в аденском аэропорту Кхормаксар, когда он ожидал вылета в Лондон. Треваскис остался жив после нападения, получив лишь незначительное ранение в кисть руки, но его заместитель Джордж Хендерсон был убит при попытке заслонить его собой от гранаты, брошенной нападавшим. Была также убита индианка, а еще 24 человека, включая федерального министра внутренних дел, получили ранения. Немедленной реакцией Треваскиса, как, несомненно, рассчитывали НСП и НОФ, должно было быть объявление чрезвычайного положения. Были арестованы более 140 местных активистов национально-освободительного и профсоюзного движения, хотя не было доказательств того, что они связаны с этим нападением; ряд йеменцев, проживавших в Адене, был депортирован54.
За покушением на убийство крылся унизительный провал разведки со стороны правительства федерации, как это было в Палестине, Малайе, Кении, на Кипре и в Ньясаленде. Сотрудники местной службы безопасности не сумели предупредить Треваскиса о вспышке насилия в Адене вообще и угрозе ему лично в частности. Ведомства, ответственные за сбор и оценку такой информации, – Местный разведывательный комитет (МРК) и Аденский разведывательный центр – знали о «возможности обращения к терроризму и диверсиям», но не сумели предупредить о вероятности нападения на высокого комиссара, который по меньшей мере испытывал сомнения в отношении ценности сырой информации, предоставленной Местным разведывательным комитетом. Что удивительно, несмотря на свое чудесное спасение от смерти, Треваскис доложил, что он «удовлетворен» предоставленной разведывательной информацией, и отказался проводить реформу разведывательного аппарата в федерации, как настаивал Местный разведывательный комитет. Он предпочел рассматривать НОФ скорее как раздражающую, нежели серьезную угрозу. Как было написано в одном отчете, отправленном в Лондон, это все «игра в оловянных солдатиков»55.
Именно отношение Треваскиса к вопросам разведки лежало в основе провала мер безопасности в Адене. Главная проблема была в том, что он мало верил в разведывательные службы. Как один из основателей федерации он явно придерживался того мнения, что когда дело доходит до оценки разведданных о ней, то ему лучше знать. Он был убежден, что растущие волнения в регионе происходят из-за махинаций племенных вождей на территориях протекторатов, окружающих Аден, в борьбе между йеменским имаматом и англичанами, с одной стороны, и между Египтом и Великобританией, с другой. В толковании Треваскисом событий, которые напоминали Большую Игру в XIX в., было мало места для популярности «насеризма» в Южной Аравии. Так как его решение было твердо, высокий комиссар действовал сам как оценщик разведывательной информации, навязывая свою версию ситуации с безопасностью в регионе и декларируя ее в отчетах, вместо того чтобы дать возможность Местному разведывательному комитету, среди сотрудников которого были офицеры МИ-5 и SIS, изложить свою точку зрения. Это был классический провал разведки, пример официального редактирования разведывательных донесений для того, чтобы подогнать их под то, что он хотел услышать. Не придавая значения и манипулируя донесениями Местного разведывательного комитета, Треваскис пренебрег объективными оценками, которые предоставляло ему британское разведывательное сообщество, особенно Объединенный центр разведывательных служб в Лондоне. Дело в том, что, даже если бы Местный разведывательный комитет дал бы четкое предупреждение о покушении на его жизнь, вполне вероятно, что Треваскис не обратил бы на него внимания56.
Но все обстояло гораздо хуже. Согласно обычной практике, когда губернатор был не согласен с донесением Местного разведывательного комитета, он излагал свое несогласие в докладе, отсылаемом в Лондон. Этого не произошло в Федерации Южной Аравии. Всякий раз, когда мнение Треваскиса «шло вразрез» с оценками Местного разведывательного комитета, он в одностороннем порядке изменял их без уведомления кого-либо. В результате те люди, которые читали отчеты МРК в Лондоне, включая Объединенный центр разведывательных служб, видели интерпретацию событий Треваскиса, а не МРК. Министерство по делам колоний выразило свое растущее раздражение в апреле 1964 г.: «По-видимому, с его стороны имеется тенденция считать объем фактов более важным, чем проанализированные факты». На тот момент Треваскис изменял отчеты МРК до такой степени, что, по мнению одного чиновника Министерства по делам колоний, они были лишены «объективности» и «очень опасными». При отсутствии достоверной информации, поступающей из Адена, не было ничего удивительного в том, что Объединенный центр разведывательных служб в начале 1962 г. пришел к ошибочному выводу: «В целом, по-видимому, нет причин ожидать каких-либо серьезных проблем ни в колонии [Адене], ни в протекторате»57.
Поделиться книгой: