Британская разведка во времена холодной войны. Секретные операции МИ-5 и МИ-6

Великобритания поддерживала торговые связи в Западной Африке сотни лет, но лишь в XIX веке она, как и другие европейские державы, создала там свои колонии. Во время так называемой «драки за Африку», которая началась в 1880-х гг., конкуренция между основными европейскими колониальными державами заставила их претендовать на обширные территории на Черном континенте. То, что высокомерно называлось «бремя белого человека», означало, что белые люди несли «цивилизацию» и «образование» предположительно на нецивилизованные и безграмотные просторы Африки.

Вторая мировая война изменила характер власти Великобритании в ее западноафриканских колониях, главным образом на Золотом Берегу и в Нигерии – самой густонаселенной колонии во всей Африке. Во время войны большое количество африканских новобранцев воевало за Великобританию и союзников, и тысячи из них отдали свои жизни во имя свободы и демократии на территории от джунглей Бирмы до пляжей Северной Франции. Когда выжившие африканцы вернулись на родину, многими из них двигало сильное антиколониальное чувство, и они были готовы воевать за свободу и демократию в своих собственных странах. И хотя некоторые историки ставят под вопрос то, до какой степени послевоенный антиколониализм уходит своими корнями в опыт, полученный во время Второй мировой войны, не может быть сомнений в том, что зрелище «цивилизованных» европейских народов, убивающих друг друга, заставило многих африканских новобранцев задать себе вопрос: а что на самом деле имелось в виду под европейской «цивилизацией»? Когда африканские солдаты возвратились в свои страны, Великобритания, как и другие европейские колониальные державы, оказалась перед огромной неодолимой силой – антиколониальным патриотизмом3.

Золотой Берег

В феврале 1948 г. столица Золотого Берега Аккра стала местом бурных гражданских беспорядков, в ходе которых протестующие требовали от британской колониальной администрации «самоуправления сейчас». В результате бунтов погибли 29 человек и 237 получили ранения – цифры, которые, возможно, были малы по индийским, не говоря уже об индонезийских, стандартам, но все же встревожили британские власти. Так как эти беспорядки случились одновременно с началом чрезвычайного положения в Малайе, многим наблюдателям на Уайтхолле (и в Вашингтоне) показалось, что в обоих случаях за вспышками насилия стоит призрак коммунизма. Еще до этих бунтов Великобритания была вынуждена обратиться с вопросом об увеличении политического представительства африканцев на Золотом Берегу. В 1946 г. так называемая Конституция Бернса поддержала поэтапный подход к проведению конституциональной реформы в колонии с созданием Исполнительного совета (что-то вроде кабинета министров), в котором со временем африканцы должны были получить ограниченное представительство. Беспорядки заставили британское правительство снова взглянуть на конституционную реформу в колонии. Из-за них колониальная администрация на Золотом Берегу и министерство по делам колоний в Лондоне создали две важные комиссии, выводы которых были ошеломляющими.

Первой комиссией была так называемая комиссия Уотсона, названная так в честь ее председателя Айкена Уотсона – удалившегося от дел судьи с «левыми» взглядами, который подверг сомнению то, что поэтапный подход, предлагаемый Конституцией Бернса, это правильный путь движения вперед. Вместо этого Уотсон пришел к заключению, что африканцев нужно вводить в местное правительство гораздо быстрее. Это было ключевым событием в истории британского колониального правления в Африке и для стремления африканцев к национальной независимости вообще. Заключительный доклад комиссии Уотсона был поразительно прогрессивным документом, который намеренно вышел за границы короткой сводки: ведущие историки британской деколонизации Ричард Ратбоун и Рональд Хайэм назвали его «одним из самых важных документов конца империи». За первой последовала вторая комиссия, возглавляемая судьей Кусси, которая тоже была новаторской, во-первых, потому, что состояла исключительно из африканцев (хотя и умеренных), а во-вторых, из-за своих выводов. В октябре 1949 г. комиссия Кусси выступила в защиту значительных конституциональных реформ, придя к заключению, что в колонии необходимо создать более представительную форму правления для африканцев4.

Важно не считать комиссии Уотсона и Кусси сторонницами полной независимости Золотого Берега: слово «независимость» ни разу не появляется в отчетах ни одной комиссии. Показательно также и то, что в докладе министерства по делам колоний за 1950 г. предсказано, что потребуются «десятилетия» на то, чтобы такие колонии, как Нигерия, обрели независимость от Великобритании, а Золотой Берег даже не был упомянут в этом прогнозе. Тем не менее комиссии Уотсона и Кусси представляют собой существенный сдвиг на пути к самоуправлению в Золотом Береге.

Заключения обеих комиссий нашли желанную аудиторию в Лондоне в лице Эндрю Коэна – одного из самых талантливых чиновников министерства по делам колоний. Коэн сделал себе имя благодаря так называемой депеше о «местном управлении» в феврале 1947 г., которая обычно ассоциируется с госсекретарем Артуром Кричем Джонсом и носит название «депеша Крича Джонса», в которой местным губернаторам колоний было рекомендовано инициировать, где возможно, эффективное местное представительное управление и сделать эту деятельность приоритетной. Впоследствии он стал главным защитником передачи власти в бывших британских колониях умеренным, благожелательно настроенным национальным правительствам. В мае 1947 г. он участвовал в подготовке важного доклада, известного как «доклад Кейна – Коэна», который занял главное место в политике лейбористского правительства Великобритании в Африке. В нем рекомендовалось способствовать тому, чтобы колонии, когда и где это возможно, получили возможность развиваться и двигаться к самоуправлению в решении местных вопросов, хотя в нем был сделан ошибочный вывод о том, что даже на самой развитой территории – Золотом Берегу – это вряд ли может произойти «менее чем через поколение». И хотя это не было признано историками, Коэн и другие чиновники министерства по делам колоний поддерживали тесную связь с секретными службами Великобритании, которые поставляли ему информацию и помогали формировать взгляды на антиколониальные движения на Золотом Берегу и в других колониях. По словам отступника – бывшего сотрудника МИ-5 Питера Райта, вскоре после смерти Коэна в 1968 г. он стал подозревать умершего в том, что тот был, возможно, связан со шпионажем на Советы. Однако в поддержку этой точки зрения нет никаких свидетельств в широком доступе.

Вскоре после восстаний на Золотом Берегу в феврале 1948 г. в колонию был назначен новый губернатор сэр Чарльз Арден-Кларк, который был англичанином до мозга костей: сыном священнослужителя, бывшим армейским офицером и любителем собак. Он также был специалистом по Африке, долго служил в колониях (совсем недавно – в королевстве Саравак) и придерживался умеренных взглядов. Опыт работы Ардена-Кларка на Дальнем Востоке, где он был свидетелем бурного распространения коммунизма, сформировал его последующую реакцию на стремление к национальной независимости и коммунизм в Западной Африке. На Золотом Берегу он установит тесные личные связи с доктором Кваме Нкрумой – руководителем Народной партии конвента, который стал первым главой независимой Ганы, которой стал Золотой Берег после 1957 г.

Нкрума более чем кто-либо другой возглавлял послевоенное национально-освободительное движение на Золотом Берегу. Он был сыном ювелира и благодаря упорному труду получил в 1935 г. стипендию на учебу в Соединенных Штатах. На свою учебу в Университете Линкольна в Пенсильвании он зарабатывал так же, трудясь в свободное время мойщиком посуды, посыльным, делал мыло и продавал рыбу. Он проповедовал в церквах для чернокожих в Нью-Йорке и иногда спал в подземном переходе за неимением другого места для сна. В конце войны он перебрался в Лондон и в ноябре 1945 г. вместе со многими другими политиками, придерживавшимися антиколониальных взглядов, присутствовал на Панамериканском конгрессе, который проводился в Манчестере. В Лондоне в разные времена он значился в списках учащихся лондонского Юниверсити-колледжа и лондонской Школы экономики, где недолгое время учился под руководством философа А.Дж. Эйера. Однако большую часть своего времени он проводил, общаясь с группой студентов и интеллектуалов из Африки и Западной Индии левого толка, включая приверженца марксизма-ленинизма Джорджа Пэдмора и его товарища из Тринидада С.Л.Р. Джеймса – одного из лучших авторов, писавших о крикете, не говоря уже о его исторических трудах по марксизму.

В конце 1947 г. Нкрума возвратился на Золотой Берег, где вскоре сделал себе карьеру в партии Объединенный конвент Золотого Берега (UGCC), которую возглавлял либеральный юрист Джозеф Данакуа. Нкрума сам определил свою миссию – «выбросить европейцев из Африки». Ему быстро надоело в UGCC, и он создал свою собственную партию – Народную партию конвента (CPP), которая с лозунгом «Самоуправление – сейчас» станет самым громким голосом, требующим проведения конституционной реформы и развития Золотого Берега5.

Получив образование в США и Великобритании, Нкрума в достаточной мере впитал идеи Запада, и на его представления о колониальной эмансипации сильное влияние оказали события в Индии, особенно теории Ганди о пассивном сопротивлении, и антиколониальный труд Неру «Открытие Индии». Как это было со многими национальными лидерами в британских колониях до и после него, его «подрывная деятельность» вскоре засадила его в тюрьму. Фактически, подобно Неру в Индии, который был его вдохновителем, Нкрума заработал себе свой мандат борца за национальную независимость, отбывая срок в британской тюрьме. В январе 1950 г. колониальная администрация арестовала его за организацию нелегальных забастовок и подстрекательство к бунту, которые CPP назвала «позитивными действиями». Он был приговорен к трем годам тюремного заключения, но из своей камеры в тюрьме Сент-Джеймс в Аккре он тайно вынес эдикты, часть которых была написана на туалетной бумаге, для своих сторонников.

На всеобщих выборах, проведенных в феврале 1951 г., когда Нкрума был еще в тюрьме, СРР добилась сокрушительной победы, получив 34 из 38 имевшихся мест в парламенте. В этот момент Арден-Кларк принял важное решение – освободить Нкруму из тюрьмы и работать вместе с ним, чтобы «направлять в нужное русло, а не перекрывать» растущее стремление к национальной независимости на Золотом Берегу, как он выразился в министерстве по делам колоний, используя «эстафетную палочку, а не пули». Нкрума «возглавил дело управления» на Золотом Берегу, и с февраля 1952 г. его стали официально называть премьер-министром. Год спустя, в феврале 1953 г., Золотой Берег получил внутреннюю независимость, то есть получил возможность решать самостоятельно свои внутренние проблемы – беспрецедентный шаг для африканской колонии, – хотя колониальная администрация сохранила контроль над обороной и иностранными делами. Нкрума добился победы на следующих выборах в июне 1954 г., получив 72 из 102 мест в парламенте и 55 % голосов избирателей. Золотой Берег, или уже Гана, как его стали называть, получил полную независимость от Великобритании в 1957 г. и остался в Содружестве6.

По мере продвижения Золотого Берега к самоуправлению МИ-5 играла важную роль в реформировании методов безопасности и ведения разведки в этой колонии. Как мы уже видели в предыдущих главах, 1948 г. был поворотным для безопасности Британской империи в контексте усиления холодной войны между Востоком и Западом. После первых бунтов в Аккре и объявления чрезвычайного положения в Малайе четыре месяца спустя министерство по делам колоний отдало распоряжение провести проверку всех полицейских подразделений в колонии. В циркуляре, разосланном всем губернаторам и комиссарам полиции на всей территории империи в августе 1948 г., министр по делам колоний Артур Крич Джонс предупреждал: «На мой взгляд, чрезвычайно важно принять все возможные меры к тому, чтобы предотвратить аналогичные события на других колониальных территориях, а есть немало доказательств того, что источники, инспирировавшие восстание в Малайе (имеющие косвенное отношение к бунтам на Золотом Берегу), ищут такие возможности в других местах»7.

Вскоре после вспышек недовольства на Золотом Берегу руководитель МИ-5 Алекс Келлар отправился в эту колонию (под вымышленным именем). Некоторые историки отмечали, что «темная личность» по имени Келлар появилась там в феврале 1948 г. и имела какое-то отношение к безопасности, но узнать что-то большее о его деятельности было невозможно. Фактически, во время своей поездки на Золотой Берег в 1948 г. Келлар помогал в проведении реформ и перестройке всей системы безопасности и разведки в колонии, приводя ее в соответствие с нуждами холодной войны. Как и во время проведения реформ в других колониях, он рекомендовал, чтобы в этой колонии было различие между полицией и разведкой. Тот факт, что в этой колонии имелась одна единая полиция, означал, по мнению МИ-5, что существующий особый отдел достаточно оснащен, чтобы вести сбор разведывательной информации, и нет необходимости создавать новую службу безопасности по модели МИ-5. После этого в особом отделе на Золотом Берегу было сформировано разведывательное подразделение, отделенное от Управления уголовных расследований регулярной полиции этой колонии. Келлар также посоветовал существенно увеличить число офицеров особого отдела и создать систему регистрации разведывательных документов в противовес полицейской системе регистрации правоохранительных документов. И снова его предложения были претворены в жизнь8.

Для осуществления контроля над этими реформами Келлар порекомендовал, чтобы МИ-5 назначила офицера, постоянно находящегося на Золотом Берегу. У МИ-5 был там офицер по вопросам обороны и безопасности во время Второй мировой войны, который руководил межведомственным «Западноафриканским разведывательным центром», но в конце войны его должность была упразднена. В 1948 г. МИ-5 ввела на Золотом Берегу новую должность – должность офицера связи по вопросам безопасности, который имел прямой доступ к колониальной администрации на самом высоком уровне, включая самого губернатора, начальника полиции, министра по делам колоний и представителей вооруженных сил в колонии. Офицер связи по вопросам безопасности также был ответственным за новый «Центральный комитет безопасности», который периодически обеспечивал губернатора разведывательными сводками. Как и на всей территории империи и стран Содружества, сотрудники МИ-5 на Золотом Берегу предоставляли двухсторонний безопасный канал связи между Лондоном и местной администрацией. Первым офицером связи по вопросам безопасности на Золотом Берегу был не кто иной, как Робин Стивенс «Оловянный Глаз» – специалист по ведению допросов в лагере 020 в годы Второй мировой войны9.

Стивенс и его преемники на посту офицера связи по вопросам безопасности посещали большинство политических митингов Нкрумы и докладывали о развитии политических событий в МИ-5 и министерство по делам колоний в Лондоне. В июне 1949 г. после посещения одного из митингов Народной партии конвента Стивенс точно предсказал, что эта партия выиграет всеобщие выборы, когда они будут назначены. Несмотря на эту точную оценку, когда мы читаем отчеты офицеров связи по вопросам безопасности с Золотого Берега, становится ясно, что они никогда по-настоящему не понимали характер племенных объединений в колонии. Они не могли, например, даже правильно написать имя Нкрумы. С учетом всего сказанного из дискуссий МИ-5 с другими департаментами Уайтхолла также становится ясно, что в МИ-5 не считали, что задача ее офицеров связи по вопросам безопасности на Золотом Берегу – «понимать» племенные объединения путем сбора информации и этнографического изучения их колониального прошлого. Они должны были сосредоточиться на выявлении и оценке угрозы коммунизма на пути движения Золотого Берега к самоуправлению в начале холодной войны. Реформы, которые инициировала МИ-5 на Золотом Берегу и других британских территориях в Африке, были резюмированы в последующем докладе разведки министерству по делам колоний: «Вслед за беспорядками на Золотом Берегу [в феврале 1948 г.] начальник зарубежного отдела МИ-5 [Келлар] недавно посетил три из четырех западноафриканских территорий. В результате его поездки в штаб-квартиру в Аккре был назначен офицер связи по вопросам безопасности для координации действий разведки в этом регионе… Генеральный директор МИ-5 в прошлом году посетил Восточную Африку и провел собрание всех сотрудников служб безопасности на восточноафриканских территориях с целью перестроить деятельность служб. В Восточной Африке (Найроби) есть офицер связи по вопросам безопасности, и сотрудник МИ-5 вскоре вылетит в Солсбери [Родезия], где он будет выполнять обязанности офицера связи по вопросам безопасности для центральноафриканских территорий и осуществлять согласованные действия с властями Союза [Южной Африки]»10.

Как уже признали многие историки, плавной передачи власти на Золотом Берегу могло бы и не произойти без тесных личных связей сэра Чарльза Ардена-Кларка с Кваме Нкрумой. Как позднее вспоминал Арден-Кларк, Нкрума был единственной реальной надеждой на стабильность, которая была у Великобритании в этой колонии («единственная собака в конуре»), так что во многих отношениях им приходилось друг с другом ладить. За сердечными личными отношениями, установившимися между ними, однако, таился поток разведывательной информации высокого уровня, которую МИ-5 предоставляла Ардену-Кларку в отношении Нкрумы и которая помогла сформировать реакцию министерства по делам колоний и британского правительства на него.

Нкрума впервые привлек к себе внимание британской разведки, когда после войны жил в Лондоне. Его имя было передано МИ-5 от ФБР, которое выявило его участие в деятельности нескольких всеафриканских групп «активистов» в Соединенных Штатах, когда он там учился. Сам Нкрума не был непосредственным объектом расследований МИ-5 на тот момент, но несколько групп антиколониальной направленности, с которыми он общался в Лондоне, находились под плотным наблюдением, и его имя появилось в поле зрения МИ-5 через них11.

Важно оценить, что МИ-5 не контролировала деятельность антиколониальных группировок в Великобритании просто потому, что они выступали на стороне «колониальной эмансипации», или «национального освобождения», или «за независимость». Как неоднократно говорилось во внутренних отчетах МИ-5, это были законные политические стремления, хотя они и были полны опасностей для Великобритании во время холодной войны. МИ-5 следила за такими группами скорее потому, что у них имелись (или были подозрения, что имеются) налаженные связи с коммунистами. Как мы уже видели, Коммунистическая партия Великобритании тоже находилась под плотным наблюдением: МИ-5 прослушивала телефоны ее офисов, перехватывала ее письменные сообщения и устанавливала «специальную аппаратуру» («жучки») в ее штаб-квартире. Эти жучки-микрофоны давали массу дипломатической информации о Нкруме и других лидерах антиколониального движения в послевоенные годы.

Одной из особых функций нового «иностранного отдела» (отдела OS) МИ-5, созданного в 1948 г. и руководимого сэром Джоном Шоу, было наблюдение и изучение африканских студентов, живущих в Соединенном Королевстве, и выявление их возможных связей с коммунистами. В послевоенные годы такие подданные колоний, как Нкрума, имели право въезжать в Великобританию без ограничений, и одним из последствий этого был сильный рост количества иммигрантов из империи и стран Содружества, многие из которых приезжали сюда с надеждой на лучшую жизнь. В 1950 г. общее число иммигрантов в Великобритании составляло около 25 тысяч человек, но к 1955 г. это количество увеличилось до 43 тысяч. В 1953 г. из одной только Вест-Индии сюда прибыли 2 тысячи иммигрантов, а за один 1955 г. – в общей сложности около 27 тысяч иммигрантов. Не будет преувеличением сказать, что в послевоенные годы империя «вернулась» в Великобританию, постоянно изменяя состав английского общества. Эта тенденция продолжалась до 1962 г., когда с принятием сомнительного Закона об иммиграции из стран Содружества были введены ограничения на иммиграцию из империи и стран Содружества12.

В то время, когда Нкрума временно жил в Великобритании, непосредственно в послевоенные годы иммигранты из колоний в Лондоне и других крупных английских городах оказывались в иностранном и зачастую недружественном окружении и поэтому были склонны устанавливать тесные отношения внутри своих общин. Это было прекрасно продемонстрировано южноафриканским писателем Питером Абрахамсом в романе «Венок Майклу Удомо» (1956), который взял за основу для него жизнь Нкрумы в Англии. В романе и Нкрума (Удомо), и первый руководитель независимой Кении Джомо Кеньятта (Мхенди) выступают как вымышленные образы самих себя13.

Группы проживавших в Великобритании подданных колоний, тесно связанных между собой, находились под пристальным наблюдением со стороны МИ-5, которая изучала удивительно разнообразный спектр антиколониальных групп и их отдельных представителей, например Международное африканское бюро, созданное в Лондоне известным активистом из Тринидада и борцом за панафриканизм Джорджем Пэдмором – самопровозглашенным марксистом-революционером, который ранее был кем-то вроде бунтаря из университетского городка в Соединенных Штатах. МИ-5 и особый отдел также контролировали деятельность Панафриканского конгресса, который состоялся в Манчестере в 1945 г., на котором присутствовали Нкрума и несколько других будущих лидеров независимых африканских государств, а особый отдел откомандировал туда своих сотрудников под прикрытием. МИ-5 также изучала деятельность Западноафриканского национального секретариата (WANS) – группы сторонников движения за независимость, состоявшей из западноафриканских студентов, учившихся в Лондоне, которую в 1945 г. создали Нкрума и его сподвижники вроде Банколе Авунор-Реннера. Позднее Нкрума вспоминал в своих мемуарах, что офис WANS на Грейс-Инн-Роуд «вероятно, был самым оживленным уголком таких размеров во всем Лондоне»: «Он редко пустовал, потому что как только разнеслись вести о его местонахождении, он стал местом встречи всех африканских и индийских студентов и их друзей. Именно там мы обычно собирались, чтобы обсудить наши планы, высказать свои мнения и обиды»14.

Без ведома Нкрумы и его коллег по WANS МИ-5 перехватывала их корреспонденцию и прослушивала телефоны их офисов15.

И хотя Нкрума сам не был объектом интереса МИ-5, офицеры МИ-5 и сотрудники ее канцелярии тщательно фиксировали и документировали любую информацию об их деятельности, поступавшую к ним от службы наружного наблюдения за членами Компартии Великобритании или панафриканских групп типа WANS. Это больше чем что-либо другое демонстрирует основную разницу между органами правопорядка и разведывательной службой: МИ-5 завела досье на Нкруму и других участников антиколониального движения, проживавших в Великобритании, в качестве превентивной и профилактической меры, основываясь на обрывках информации – в случае Нкрумы это были наводка от ФБР, отчет наружного наблюдения особого отдела на Панафриканском конгрессе в Манчестере в ноябре 1945 г. и перехваченный телефонный звонок Нкрумы в штаб-квартиру Компартии в Лондоне. Нкрума не совершил никакого преступления, и у МИ-5 не было никакого намерения возбуждать против него уголовное дело, тем не менее досье на него было заведено.

И хотя у МИ-5 не было исполнительных полномочий и она полагалась на то, что другие департаменты будут выполнять ее рекомендации, что мешало ей проводить в жизнь свою собственную политику и тем самым превратиться в тайную полицию, характер превентивных расследований МИ-5 в отношении деятелей антиколониального движения вроде Нкрумы тем не менее удивителен и вызывает тревогу с точки зрения гражданских свобод. И к этому вопросу мы еще вернемся. Результатом упреждающих следственных мероприятий в отношении политической деятельности Нкрумы в Англии стало то, что, когда в 1947 г. он решил вернуться на Золотой Берег, у МИ-5 было подробное досье на него и его сподвижников. Основательное разведывательное досье станет решающим для колониальных властей в Аккре и Лондоне по мере продвижения Золотого Берега на пути к самоуправлению и в конечном счете независимости.

Слежка за политической деятельностью Нкрумы в Англии была такой интенсивной, что благодаря перехваченному телефонному звонку в штаб-квартиру Коммунистической партии в ноябре 1947 г. сотрудники МИ-5 сумели проинформировать портовые власти в Англии и на Золотом Берегу, когда он должен отплыть из Англии. В своих мемуарах Нкрума упоминал о проблемах, с которыми он столкнулся, покидая Ливерпуль, но в то время он не понимал, что они были вызваны вмешательством МИ-5: «В Ливерпуле я неожиданно столкнулся с трудностями с властями в доках, так как без моего ведома полиция [МИ-5] собрала целое досье о моей политической деятельности в Лондоне. Их не радовало мое присутствие на митингах Компартии. В конце концов, после долгих расспросов, мне нехотя поставили штамп в паспорте и разрешили взойти на борт судна. У меня было чувство, что, хотя они и были рады увидеть мою спину, их немного беспокоило то, чем я собираюсь заниматься на Золотом Берегу. Я мог бы сказать им тогда чем, но они бы меня не поняли»16.

На первый взгляд Нкрума и многие из его близких соратников были носителями опасных левых взглядов, которые были марксистскими, если не откровенно коммунистическими. Руководители новой партии Нкрумы на Золотом Берегу – Народной партии конвента (СРР) называли себя «товарищами», и впоследствии он посвятил свои мемуары убитому первому премьер-министру Конго Патрису Лумумбе, которого в Вашингтоне подозревали в том, что он придерживается коммунистических взглядов. Когда в марте 1948 г. Нкрума был арестован, среди его вещей были найдены неподписанный членский билет Компартии Великобритании и записка о чем-то, что называлось «кружок», целью которого было создание в Западной Африке Союза африканских социалистических республик. Не имея информации об этом «кружке» ни от источников в Москве, ни от разведки США, в МИ-5 допустили, что они о нем еще не слышали, но сочли, что он мог иметь «внешнее» (советское) руководство17.

Чтобы ухудшить еще больше уже и так тревожную картину, ближайший идеологический соратник Нкрумы в Лондоне Джордж Пэдмор открыто придерживался марксистских взглядов и был членом Коммунистической партии Франции в 1920-х гг., обратившись к коммунизму главным образом потому, что надеялся, что это поможет освободить его родной Тринидад от британского «империализма». Начиная с конца 1940-х гг. МИ-5 перехватывала письма и прослушивала телефонные разговоры, которые Пэдмор вел в своем доме в Хэмпстеде, Северный Лондон, и выявила, что он был в центре группы амбициозных и очень талантливых деятелей из Вест-Индии и Африки, часть которых находилась в прямом контакте с «колониальной секцией» Компартии Великобритании. Этой секцией руководил еще один выходец из Вест-Индии Питер Блэкман – бывший священник, который отказался от религии ради веры в коммунизм18.

Так как у Нкрумы были такие соратники, многие чиновники в министерстве по делам колоний и на самом Золотом Берегу считали его отъявленным коммунистом, а его CPP – марионеткой, которой управляет Москва. Главный историк периода конца британского владычества в Западной Африке Ричард Ратбоун заметил, что в конце 1940-х гг. на Уайтхолле существовала «святая вера» в то, что Нкрума – коммунист, и, следовательно, если Золотой Берег получит независимость, то станет советским государством. Вот один пример того, до какой степени эта вера формировала позицию Великобритании: в 1950 г. исследовательский отдел Комитета по делам империи при кабинете министров отметил, что Нкрума поддерживает связь с коммунистами в Лондоне, и назвал одного из этих людей, оставшегося безымянным (возможно, это был Пэдмор), «обученным Москвой коммунистом»19.

Эти точки зрения просачивались вовне и заполонили сообщения британских СМИ о Нкруме. В октябре 1950 г. в «Дейли телеграф» была опубликована статья, озаглавленная «Красная тень над Золотым Берегом», в которой утверждалось, что деятельность CPP Нкрумы координировалась из Москвы с «использованием косячков из самых глухих уголков Африки». Окружение Нкрумы, состоявшее из социалистов-марксистов, доводило Уайтхолл – и Вашингтон – чуть ли не до истерики. Короче говоря, большинству колониальных чиновников казалось вполне вероятным, что на Золотом Берегу к власти идет коммунист, и стратегические последствия этого будут катастрофическими для безопасности империи Великобритании в период эскалации холодной войны20.

Главный вопрос, на который нужен был ответ колониальным чиновникам в Лондоне и на Золотом Берегу, равно как и их союзникам, особенно Соединенным Штатам, был: действительно ли Нкрума – коммунист. Ввиду обладания тайными источниками, к которым не имел доступа ни один департамент британского правительства, ответ на этот ключевой вопрос должна была дать МИ-5. Удивительно, но, учитывая то, как много имелось косвенных доказательств того, что Нкрума был коммунистом, до 1957 г. МИ-5 и остальные разведывательные ведомства Великобритании постоянно умаляли коммунистическую угрозу, которую представляли лидер Золотого Берега и его «товарищи».

По ряду причин это полная противоположность тому, что мы могли бы ожидать. Цель разведывательных служб, очевидно, состоит в том, чтобы оценивать угрозы национальной безопасности, и кажется логичным, что они должны были бы быть сильно заинтересованы в том, чтобы повышать восприятие таких угроз, сгущая краски в своих досье, цинично говоря, – чтобы получить больше ресурсов: армии, разумеется, всегда будут требовать больше танков. Однако реальность такова, что если какая-то разведывательная служба выполняет свою работу как надо, то, как выразился бывший начальник Объединенного центра разведслужб сэр Перси Крэдок, одна из ее главных обязанностей – сообщать правительству то, что оно не хочет слышать. Именно это и сделала МИ-5, когда Нкрума стал постепенно набирать силу на Золотом Берегу. На самом деле оценки Нкрумы МИ-5 и многих других лидеров антиколониального движения в британских колониях в Африке возымели на Уайтхолле успокаивающее действие.

Решающие доказательства, которые МИ-5 получила по поводу политической приверженности Нкрумы, дала интенсивная слежка за членами Британской компартии: «жучки», установленные в ее штаб-квартире, выявили, что в конце 1940-х гг. партийное руководство стало все больше разочаровываться в коммунистических полномочиях своих африканских протеже, вроде Нкрумы. К 1952 г. руководители Компартии Великобритании регулярно жаловались на то, что Нкрума – «впустую потраченное время». Эта информация в сочетании с перехватом корреспонденции Нкрумы предоставила МИ-5 возможность дать более трезвую и тонкую оценку политической приверженности Нкрумы, чем другие правительственные департаменты, и убедительно спорить с принятой на Уайтхолле точкой зрения на «коммунистические убеждения» Нкрумы21.

На протяжении двух лет до ареста Нкрумы на Золотом Берегу в марте 1948 г. МИ-5 снабжала министерство по делам колоний отчетами о деятельности WANS. Когда Нкрума стал более влиятельной фигурой, особенно после победы CPP на всеобщих выборах в 1951 г., министерство по делам колоний поставило перед МИ-5 задачу – дать общую оценку его политических взглядов и политической принадлежности. Всю имевшуюся у себя информацию МИ-5 собрала в досье и отправила в министерство по делам колоний и другие избранные департаменты Уайтхолла, а также через нового офицера связи по вопросам безопасности на Золотом Берегу Робина Стивенса – самому губернатору. Досье недвусмысленно разъясняло, что, хотя Нкрума и придерживался социалистических и марксистских взглядов, нет никаких доказательств того, что он коммунист. Его доминирующая цель – обретение Золотым Берегом независимости, и, так как политический контроль из Лондона вызывал у него недовольство, маловероятно, что он когда-нибудь будет готов получать инструкции из Москвы: «Его интерес к коммунизму, вполне возможно, вызван лишь его желанием обеспечить себе помощь для достижения собственных целей в Западной Африке… И хотя Нкрума, без сомнения, стремится к национальной независимости своей страны, его цели, возможно, окрашены желанием сделать личную карьеру»22.

МИ-5 также уверила министерство по делам колоний в том, что даже общение Нкрумы с такими людьми, как Джордж Пэдмор, несет меньшую угрозу, чем кажется на первый взгляд. При ближайшем рассмотрении, отрапортовало подразделение OS, коммунистические убеждения Пэдмора далеки от традиционных. Он действительно был членом Коммунистической партии в 1920-х гг., но к началу 1930-х разочаровался в политике Москвы по отношению к движениям за колониальную независимость, и в 1934 г. он был исключен из Компартии Франции, после чего стал с точки зрения Москвы «еретиком» – троцкистом, которая осудила его как «бывшего человека». МИ-5 подчеркнула, что угроза, которую представлял собой Пэдмор, таким образом, гораздо меньше, чем казалась на первый взгляд. В ее «памятной записке о личности» Нкрумы, которую в МИ-5 составили для министерства по делам колоний и губернатора сэра Чарльза Ардена-Кларка на Золотом Берегу, говорилось: «Будет неразумно основывать какое-либо определенное заключение о развитии Нкрумы как политика, борющегося за национальную независимость, на начальных этапах его карьеры. Он, безусловно, получил хорошую подготовку в азах марксизма и моральную поддержку со стороны Коммунистической партии Великобритании во время своего движения к власти. Однако он политически незрел, и есть указания на его индивидуализм, который может в конечном итоге перевесить его коммунистическую подготовку… Источник «Стол» [ «жучки» в штаб-квартире Компартии Великобритани] дает информацию о том, что руководство Коммунистической партии Великобритании уже не уверено в том, что их протеже останется верен им. Источник «Сундук» [перехваченная корреспонденция Нкрумаха] уверяет нас, что их страхи вполне оправданны, так как CPP в своих заявлениях, сделанных со времени вступления во власть, взяла курс, прямо противоположный независимому «троцкистскому» курсу Джорджа Пэдмора в Соединенном Королевстве»23.

Таким образом, возникла необычная ситуация: МИ-5 провела упреждающие расследования в отношении уроженцев колоний, временно проживавших в Великобритании, которые не совершили никаких преступлений, что не может не тревожить с точки зрения соблюдения гражданских свобод, но тот факт, что МИ-5 получила такие подробные профилактические сведения в отношении таких людей, как Нкрума и Пэдмор, означал, что она может успокоить страхи в отношении их коммунистических взглядов. Интенсивные профилактические расследования привели, что нелогично, к уменьшению предполагаемой угрозы. «Успокаивающие» оценки МИ-5 нашли восприимчивую аудиторию в определенных кругах министерства по делам колоний. Один его служащий по имени Джексон Бартон, который в 1930-х гг. служил районным комиссаром в Восточной Африке, а в 1954 г. возглавит новый департамент разведки и безопасности министерства по делам колоний, использовал информацию МИ-5, чтобы успокоить своих воинствующих коллег и смягчить их паникерские теории о «красных коммунистических» взглядах Нкрумы. К 1951 г. в министерстве по делам колоний благодаря информации, предоставленной МИ-5, пришли к заключению, что Нкрума – человек умеренных взглядов, хоть и слегка марксист24.

Как и в Лондоне, оценка Нкрумы, сделанная МИ-5, сыграла важную роль на самом Золотом Берегу. После выборов в феврале 1951 г., в которых CPP завоевала подавляющее большинство голосов, Арден-Кларк был убежден, что Нкрума – человек умеренных взглядов, с которым он может работать. Уже было отмечено, что Арден-Кларк был прагматиком, который мало обращал внимания на ссылки на экстремизм Нкрумы. Невозможно узнать, то ли оценки МИ-5 изменили мнение Ардена-Кларка о Нкруме, то ли она просто подтвердила его ход мыслей. Подобно другим губернаторам колоний, он был чрезвычайно осторожен в отношении вопросов разведки и, похоже, никогда не доверял эту тему бумаге: в его личных документах нет ничего ни о МИ-5, ни о делах, имевших отношение к разведке, которые в настоящее время хранятся в Школе восточных и африканских исследований Лондонского университета. Но нет сомнений в том, что он приветствовал бы представленные МИ-5 посредством прослушивания штаб-квартиры Компартии Великобритании доказательства того, что Нкрума выбыл из партии.

Из архивов МИ-5 теперь становится ясно, насколько тесные связи существовали между ней и губернатором. В канун 1952 года, когда Нкрума был на грани обретения власти, беспрецедентной для местного политика в любой британской африканской колонии, Арден-Кларк бодрствовал до двух часов ночи, беседуя по телефону с начальником отдела OS МИ-5 сэром Джоном Шоу в Лондоне. Среди других тем они обсуждали Нкруму и революционные конституционные изменения, которые происходили на Золотом Берегу. На следующий день – первый день нового, 1952 г. – Шоу записал в досье Нкрумы, что если Арден-Кларк и Нкрума смогут поладить, то есть причина для «тихого оптимизма» в отношении передачи власти без эксцессов25.

Шоу не ошибся. Историки справедливо назвали Арден-Кларка человеком, который занимал один из самых важных политических постов в послевоенной Африке. Передача власти на Золотом Берегу – переход от самоуправления к независимости – была поворотным пунктом в истории современной Африки, возвещавшим эпоху национально-освободительных движений в колониях европейских держав по всему континенту. Это было бы немыслимо без чрезвычайно тесных рабочих отношений, которые установил Арден-Кларк с Нкрумой. На одной из их первых встреч, состоявшихся после того, как он освободил Нкруму из тюрьмы в 1951 г., Ардену-Кларку пришло в голову подарить ему собаку по имени Топси, любовные похождения которой с той поры стали темой дружеских бесед между двумя мужчинами. Арден-Кларк играл с Нкрумой в игру, ставки в которой были высоки, но он рассудил, что, если он не будет с ним сотрудничать, это может привести к тому, что тот займет еще более радикальную позицию; и, если он не будет действовать быстро и не удовлетворит его конституциональные притязания, впоследствии требования Нкрумы могут стать еще более экстремальными. Как написал Арден-Кларк в министерство по делам колоний в конце 1951 г., если он сделает уступки Нкруме, «есть, по крайней мере, шанс упорядоченного движения путем совершения последовательных успешных шагов». Переговорами Ардена-Кларка с Нкрумой также двигало прагматичное осознание того, что для интересов Великобритании невелика разница, будет ли Золотой Берег колонией или самоуправляющимся государством в рамках Содружества. Как уверил Нкрума Ардена-Кларка в феврале 1952 г., когда он официально стал премьер-министром, все политические партии на Золотом Берегу желали самоуправления в рамках Содружества, а не вне его26.

Страхи в отношении принадлежности Нкрумы к Компартии и особенно в отношении таких его соратников, как Пэдмор, продолжали существовать по мере того, как Золотой Берег продвигался к самоуправлению и в конечном счете независимости в качестве Ганы. Министерство по делам колоний попросило МИ-5 дать оценку Нкрумы на двух важных конституциональных этапах – в феврале 1952 г., когда Нкрума стал премьер-министром и начал предлагать существенные изменения в конституцию колонии – введение внутреннего самоуправления; и в мае 1953 г., когда он стал проталкивать эти конституциональные изменения через парламент колонии. Министерство по делам колоний с глубокой подозрительностью относилось к влиянию Пэдмора на Нкруму, особенно когда обнаружило, что Нкрума периодически спрашивает у Пэдмора совета в отношении конституциональных реформ. Однако МИ-5 снова выступила против утверждения, что общение Нкрумы с Пэдмором носит угрожающий характер. Перехваченные в марте 1952 г. сообщения были более обнадеживающими, показав намерение Нкрумы следовать по конституционному пути. Оценка МИ-5 была сформулирована одним из штабных офицеров отдела OS Гербертом Лофтус-Брауном в письме в министерство по делам колоний в июле 1952 г.: «…Пэдмор всегда был политическим доктринером. Его влияние на Нкруму было самым сильным в то время, когда Нкрума, нахватавшись марксизма от своих знакомых в коммунистической среде в Англии, создавал Народную партию конвента на марксистской идеологической основе. Подобно многим другим политикам, которые пришли из оппозиции в правительство, Нкрума, возможно, оказался сбитым со своего идеологического курса под влиянием политики партии и испытывает все возрастающую трудность в поиске способа примирить свои предвзятые теории с тактическими маневрами, необходимыми, чтобы остаться на своей должности»27.

Лофтус-Браун повторил эти аргументы в другом письме в министерство по делам колоний в июне 1953 г., когда перехваченная корреспонденция снова продемонстрировала, что Нкрума просил совета у Пэдмора: «Не пытаясь вложить слишком многое в случайные сообщения SWIFT [перехват корреспонденции], мы не можем выходить за рамки вывода, к которому мы уже пришли: Нкрума будет добиваться выполнения своего требования самоуправления конституционными методами по крайней мере еще какое-то время, и в то время как он, возможно, будет слушать советы Пэдмора в отношении политической стратегии, он тем не менее может остаться глухим к любым побуждениям применить революционную тактику»28.

В начале 1950-х гг. информация МИ-5 об африканских лидерах национально-освободительного движения вроде Нкрумы позволила предположить, что, как скажет позднее Гарольд Макмиллан, «ветер перемен, дующий на этом континенте», не станет таким разрушительным, как опасались. Успокаивая тревоги министерства по делам колоний в отношении связей Нкрумы с международным коммунистическим движением, МИ-5 способствовала оформлению реакции британского правительства на быстрые конституциональные изменения на Золотом Берегу. Ее оценки были, судя по советским архивам, поразительно точными. В реальности КГБ, в отличие от Компартии Великобритании, так мало интересовался африканскими странами, расположенными южнее Сахары, что до 1960 г. в нем не был даже создан отдел, специализировавшийся по этому региону29.

Умеренные оценки МИ-5 в отношении Нкрумы, однако, все же поднимают важный вопрос: что произошло бы, если бы она составила о нем неблагоприятный отчет, подогревающий страхи в отношении его коммунистических воззрений? И хотя на такие вопросы типа «если бы да кабы» невозможно дать ответ, тем не менее, как мы видели на примере Британской Гвианы в четвертой главе, министерство по делам колоний и его западные союзники, особенно Вашингтон, могли отменить конституцию, а демократически избранным лидерам помешать прийти к власти, если существовали опасения, что они коммунисты. Но на Золотом Берегу такие радикальные меры были не нужны. Удивительно, что прогнозы относительно Нкрумы, сделанные в то время ЦРУ, без сомнения, в сотрудничестве с британскими секретными службами, приводили к аналогичным выводам. В одной своей оценке, сделанной в январе 1951 г., ЦРУ пришло к заключению, что Нкрума – не коммунист, а, скорее, «борец за национальное освобождение и оппортунист, использующий поддержку коммунистов для достижения своих собственных целей»30.

В 1953 г. заместитель Генерального директора МИ-5 Роджер Холлис представил на рассмотрение Объединенного комитета разведывательных служб, Объединенного комитета начальников штабов и высших эшелонов власти на Уайтхолле, включая отдельных министров, общую оценку коммунистического движения на британских территориях в Африке, включая Золотой Берег. Как и в предыдущих оценках Нкрумы МИ-5, Холлис писал, что угроза незначительна. Ни на одной британской территории в Африке не существует ни одной организованной коммунистической партии. МИ-5 повторила свой прогноз на ближайшие годы, подчеркнув, что коммунистическое движение в Африке «было не уничтожено, но обезврежено»31.

В феврале 1956 г. вооруженный «непаникерскими» оценками Нкрумы, сделанными сотрудниками МИ-5, новый департамент разведки и безопасности (ISD) министерства по делам колоний блокировал пропагандистские усилия департамента информационных исследований (IRD) министерства иностранных дел, который пытался изобразить Нкруму советской марионеткой. Начальник ISD Джаксон Бартон сделал комментарий к докладу министерства иностранных дел о новом «наступлении Советов» в Африке: «Мы ответили [министерству иностранных дел], что пока еще не получали сообщений из африканских колоний, доказывающих, что происходит что-либо подобное, и мы говорили на встречах, что хотели бы видеть доказательства… Год или два тому назад у нас были большие проблемы с этим департаментом министерства иностранных дел [IRD], который видел коммунистов буквально за каждым кустом, и доклад, отправленный сейчас нам, является еще одним примером паникерских настроений. (На самом деле я рассматриваю его как опасную фальшивку.) Я не думаю, что мы должны успокоиться в отношении коммунистического движения в какой-либо колонии, но дело в том, что, если уж на то пошло, в течение 1955 г. оно проявлялось гораздо реже, чем когда-либо за последние пять лет»32.

Главной опорой против коммунизма на Золотом Берегу и важным фактором плавной передачи власти в этой колонии были рабочие отношения Ардена-Кларка с Нкрумой. Они были такими тесными, что Арден-Кларк даже помогал Нкруме в борьбе с конкурирующей политической партией – Движением за национальное освобождение (NLA), которое опиралось на народ ашанти, проживавший на севере колонии. С помощью Ардена-Кларка Нкрума сумел ответить на вызовы NLA на выборах, которые проводились в июне 1954 г., доказав тем самым национальную законность CPP в глазах электората.

Однако, несмотря на явную доброжелательность и даже дружбу между двумя мужчинами, в отношениях губернатора с будущим премьер-министром страны присутствовало вероломство. Недавно опубликованные архивы МИ-5 показывают, что Арден-Кларк допускал крайне сомнительные способы сбора информации в колонии вплоть до обретения ею независимости. Несмотря на данные им лично уверения Нкруме в 1952 г. в том, что особый отдел Золотого Берега больше не собирает на него досье, на самом деле его сотрудники продолжали читать корреспонденцию Нкрумы и прослушивать его телефон. Это делалось вопреки рекомендации МИ-5, где считали, что это слишком рискованно – «игра не стоит свеч», как выразился сэр Джон Шоу. В отделе OS заметили, что перехват почты Нкрумы «осуществлялся неофициально особым отделом вопреки письменным предписаниям губернатора, который получает результат в форме, которую он не обязан признавать как плоды неповиновения своим распоряжениям»33.

В то же самое время, когда особый отдел продолжал вести перехват корреспонденции Нкрумы, британские секретные службы разработали способ тщательного «управления разведывательной информацией» на Золотом Берегу в период, когда страна двигалась в сторону обретения независимости. Переломный момент наступил в 1952 г., когда Нкрума и другие местные политики были избраны на властные должности в администрации колонии. Вскоре после этого МИ-5 и другие секретные службы Великобритании уже не могли не делиться информацией с Нкрумой и членами его кабинета. Чтобы не возбуждать его подозрений и при этом не разглашать слишком секретную информацию, начиная с 1952 г. Арден-Кларк начал передавать Нкруме весьма подчищенные доклады секретных служб, как это делалось в Индии до получения ею независимости.

Одним из министров Нкрумы, который оказался головной болью для всей колониальной администрации и МИ-5, был Коджо Ботсио, правая рука и доверенное лицо Нкрумы еще со времен их студенчества в Англии. Ботсио получил хорошее образование – Оксфордский диплом и был руководителем Союза студентов Западной Африки. В 1947 г. он стал первым генеральным секретарем CPP, а после избрания Нкрумы премьер-министром в 1952 г. – членом кабинета министров. Проблема колониальной администрации состояла в том, что Ботсио придерживался крайних марксистских взглядов, которые, возможно, были на грани коммунистических: в 1954 г. особый отдел в Аккре перехватил большое количество адресованной ему коммунистической литературы. Эту тревожную ситуацию усложнял тот факт, что как государственный министр Золотого Берега с 1954 г. Ботсио стал законным получателем докладов разведслужб.

В ноябре 1955 г. правительство колонии создало новый Комитет обороны, в члены которого входили предсказуемые ключевые фигуры в правительстве страны – Арден-Кларк, Нкрума, представители вооруженных сил, офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности и комиссар полиции – а также Ботсио. Сотрудник МИ-5 Билл Мэган отметил в досье, заведенном на Ботсио в МИ-5, что «мы должны либо заткнуть его, либо оставить в покое», а затем добавил: «Ясно, что мы должны заткнуть его». В свете положения Ботсио в правительстве Золотого Берега офицер связи по вопросам безопасности в Аккре передавал в Комитет обороны только тщательно подчищенные и проверенные доклады по вопросам разведки. Но, как явствует из документов МИ-5, до обретения этой колонией независимости ее офицер связи по вопросам безопасности и особый отдел на Золотом Берегу продолжали следить за деятельностью Ботсио, насколько это было возможно «в сложившихся условиях». Этот тщательный двухсторонний процесс «управления разведывательной информацией», включая и обмен ею с национальными лидерами, и продолжающееся изучение их деятельности до самого последнего момента до обретения страной независимости, шел по образцу, который МИ-5 уже ввела в Индии; и он повторялся в других британских колониях по всему миру, когда те подходили к обретению независимости34.

Одним из величайших вызовов, с которым столкнулся особый отдел Золотого Берега перед передачей власти в 1957 г., были быстрый набор в его ряды и обучение местных африканских офицеров – процесс, который в Особом отделе называли «африканизация». После избрания Нкрумы премьер-министром в 1952 г. успехи в развитии конституции были столь быстрыми, что, как можно сейчас увидеть, оглядываясь на прошлое, ни МИ-5, ни новый департамент разведки и безопасности министерства по делам колоний не предприняли адекватных шагов по подготовке особого отдела к переходу на режим работы в условиях независимости страны. Начиная с мая 1956 г., накануне обретения этой колонией независимости, МИ-5 отправила на Золотой Берег офицера-инструктора в добавление к уже работавшему там офицеру связи по вопросам безопасности. После этого офицеры особого отдела проходили программы обучения МИ-5 как в колонии, так и в штаб-квартире МИ-5 в Лондоне, аналогичные тем, которые мы обсуждали в предыдущих главах. Это обучение, однако, происходило уже после введения независимости. Приток местных африканских новобранцев в особый отдел в сочетании с отъездом европейских офицеров после обретения колонией независимости не давал возможности особому отделу качественно обучать новобранцев или проверять их лояльность. В 1958 г. в полиции Ганы работали два офицера-африканца и 120 европейцев; к 1960 г. эта пропорция почти превратилась в свою противоположность.

Обучающие программы МИ-5 на Золотом Берегу были в основном успешными в плане достижения ближайших целей: они препятствовали проникновению коммунистов в особый отдел колонии и способствовали созданию из него агентства, способного устоять при переходе страны к независимости. Однако они были гораздо менее успешными в плане долгосрочной цели, которая состояла в том, чтобы особый отдел сохранил свое политически нейтральное положение после передачи власти. Они не помешали поношениям в его адрес со стороны Нкрумы после обретения страной независимости, когда, как мы увидим, он начал страдать манией величия и стал более деспотичным. Перед передачей Великобританией власти национальному правительству произошло быстрое сворачивание обучающих разведывательных программ. Это явствует из того факта, что в документах МИ-5 и министерства по делам колоний того периода почти полностью отсутствует обсуждение вопроса, может ли Нкрума использовать особый отдел и аппарат разведки в своих собственных целях. В октябре 1955 г. советники МИ-5 по вопросам безопасности, откомандированные в министерство по делам колоний, предостерегли, что Нкрума может использовать особый отдел в качестве политического оружия после обретения страной независимости – МИ-5 была так же озабочена этим и в других колониях империи, когда те подходили к такому этапу – но это, по-видимому, было единственное предупреждение, к которому остались глухи и Уайтхолл, и Аккра. Не обеспечив достаточную подготовку новобранцев особого отдела, особенно местных африканцев, и не внушив им, какой должна быть независимая и далекая от политики работа разведслужбы, МИ-5 и министерство по делам колоний невольно оказали поддержку авторитарному режиму Нкрумы после 1957 г.35

Радиотехническая разведка Великобритании – Центр правительственной связи также был задействован в «управлении разведывательной информацией» на Золотом Берегу. И опять-таки это был, по сути, двойственный процесс: ЦПС и делился с правительством Нкрумы разведывательной информацией, и продолжал шпионить за ним. Попросту говоря, ЦПС «помогал» правительству Нкрумы, ожидающему своего часа, ввести надежные коды и шифры для своих средств связи. В сентябре 1956 г. Лондонское агентство коммуникационной безопасности – дочерняя ветвь ЦПС и его прикрытие в глазах общественности – установило связь с МИ-5 и его офицером связи по вопросам безопасности в Аккре Р.Дж. С. (Джоном) Томсоном с целью обсудить способы защиты надежности шифров Ганы после обретения ею независимости. Самым надежным способом для этого, по мнению ЦПС, было использование членами правительства Нкрумы «одноразовых шифровальных блокнотов» в специальных шифровальных машинах «Тайпекс», которые, по крайней мере в теории, было невозможно взломать, так как они постоянно меняли наборы кодов, используемые только один раз. Но в ЦПС отметили, что одноразовые шифровальные блокноты трудны и дорогостоящи в изготовлении, а на Золотом Берегу не было достаточно ресурсов для этого. Поэтому в ЦПС предложили, чтобы Томсон поинтересовался у членов кабинета министров Нкрумы, ждущих своего часа, готовы ли они принять одноразовые шифровальные блокноты, произведенные в Великобритании. Ни в ЦПС, ни в МИ-5 особенно не надеялись на то, что те согласятся на такое предложение, потому что будет ясно, что, если британские чиновники будут обладателями ключей к этим одноразовым шифрам, они явно будут иметь возможность и читать сообщения из Ганы.

В декабре 1956 г. Томсон деликатно поднял этот вопрос в разговоре с Нкрумой, в котором он подольстился к нему, подчеркнув, что для его нового правительства будет важно иметь одноразовые шифровальные блокноты, чтобы правительство Великобритании могло наладить с ним надежную связь и чтобы Гана могла без риска связываться со своими собственными посольствами по всему миру. В этом случае стратегия Томсона, который подталкивал Нкруму к тому, чтобы «стать членом клуба» и совместно с Великобританией пользоваться разведывательной информацией, отлично сработала. К удивлению МИ-5 и ЦПС, Нкрума и члены его кабинета министров согласились на это предложение. Томсон написал в МИ-5 в Лондон: «Их [членов кабинета министров Нкрумы] это, по-видимому, не сильно заинтересовало, и казалось, что они удовлетворены тем, что эта система полностью и надежно защищает их средства связи. Вопрос о получении одноразовых шифровальных блокнотов из Соединенного Королевства не поднимался [ими], так что мы исходим из того, что такие блокноты будут поступать из Лондонского агентства коммуникационной безопасности»36.

И хотя в настоящее время мы не располагаем подтверждающими документами, нет сомнений в том, что, изготовив одноразовые шифровальные блокноты и снабдив их ключами, ЦПС после 1957 г. действительно имела возможность перехватывать и читать сообщения правительства Ганы.

Как и в случае с Индией в 1947 г., рассказ о том, как МИ-5 налаживала и поддерживала контакты с правительством Нкрумы после обретения Ганой независимости, является игнорируемой, но чрезвычайно важной главой и в истории деколонизации Британии в Западной Африке, и в истории холодной войны вообще. В сентябре 1956 г. офицер связи по вопросам безопасности в Аккре Джон Томсон официально представился Нкруме как офицер МИ-5 и проинформировал его о преимуществах поддержания связи с МИ-5, чтобы быть в курсе подрывной деятельности, которую, как подозревал Нкрума, спонсирует новый президент Египта Гамаль Абдель Насер. Нкрума согласился с тем, что Томсону следует позволить остаться в Гане после того, как она обретет независимость в марте 1957 г., и тот продолжил служить там до 1960 г., а вернулся на родину в 1962 г. В справочнике «Кто есть кто» и официальных депешах министерства иностранных дел Томсон фигурирует как первый советник представительства высокого комиссара Великобритании в Гане с 1955 по 1960 г. (увлечения: «пение, садоводство»), но, разумеется, нигде не значится, что официальная должность была прикрытием для его работы в МИ-5. Во время пребывания на посту офицера связи по вопросам безопасности в Аккре он был одним из самых важных каналов между правительствами Великобритании и Ганы. По личной просьбе Нкрумы он согласился продлить свое пребывание в Гане с ноября 1959 г. до января 1960 г., и Нкрума за это даже послал благодарственное письмо МИ-5 в Лондон. Министр внутренних дел Ганы Эшфорд Эммануэль Инксума сказал, что в идеале они бы хотели, чтобы Томсон остался «навсегда». Служба Томсона на посту офицера связи по вопросам безопасности была в равной степени оценена и британским представительством высокого комиссара в Аккре. В 1963 г. высокий комиссар Великобритании в Гане сэр Артур Снеллинг написал в министерство иностранных дел, что «связь Томсона с его коллегами-профессионалами давала не только непосредственно разведывательную информацию, но и зачастую политические дивиденды». Сам Томсон разделял точку зрения одного чиновника министерства по делам колоний, который сказал о Нкруме, что «мы превратили коммуниста, окончившего Лондонскую школу экономики, в прогрессивного социалиста»37.

Через год после обретения страной независимости офицеры службы безопасности Ганы участвовали в одной из конференций по вопросам безопасности стран Содружества, которая проходила в Лондоне, и, очевидно, продолжали это делать и в последующие годы, к огромному недовольству правительства апартеида Южной Африки. Однако проблема для МИ-5, и в частности Томсона, по вопросу обмена разведывательной информацией с Ганой была в росте коррумпированности и нетерпимости Нкрумы. Даже еще до получения страной независимости у МИ-5 и SIS имелись надежные доказательства того, что он замешан в контрабанде алмазов из Западной Африки в Европу, что, как они опасались, давало ему возможность покупать политическое покровительство стран восточного блока.

Расследованию, которое проводила МИ-5 в отношении контрабанды алмазов Нкрумой, помогала всемирно известная алмазная фирма «Де Бирс», в которой был свой собственный отдел по борьбе с незаконной торговлей алмазами. В 1955 г. этим отделом руководил не кто иной, как сэр Перси Силлитоу, и он был укомплектован рядом бывших сотрудников МИ-5 и SIS. Уйдя из МИ-5 в 1952 г., Силлитоу ненадолго открыл магазин сладостей в Истбурне, но затем нашел гораздо лучшее применение своим силам, когда поступил на работу в «Де Бирс». Его карьера там была настолько успешной, что он даже получил эпизодическую роль в романе Яна Флеминга «Бриллианты вечны» (1956) и был одним из немногих героев из реальной жизни, которые когда-либо появлялись в романах о Джеймсе Бонде. МИ-5 передала свои доказательства участия Нкрумы в контрабанде алмазов сэру Чарльзу Ардену-Кларку, но, к всеобщему облегчению, к 1956 г. оказалось, что избранный премьер-министр больше не занимается этой незаконной торговлей. Но гораздо худшее настало после обретения Ганой независимости38.

Если бы не точные непаникерские донесения МИ-5 о предполагаемых коммунистических взглядах Нкрумы и не связь, которую МИ-5 удалось наладить с правительством, ожидающим вступления во власть, переход власти на Золотом Берегу, вероятно, был бы значительно более бурным. При этом МИ-5 совершенно не удалось предвидеть темпы изменений в Гане после 1960 г. – года, когда Нкрума стал первым в этой стране президентом, – и особенно политический «крен влево» Нкрумы. С независимостью к Нкруме пришла свобода – свобода совершать ошибки. В начале 1960-х гг. он стал объектом постоянных заговоров КГБ, целью которых было показать, что ЦРУ ведет работу для свержения его правительства. В реальности именно КГБ, а не ЦРУ стремился подорвать власть Нкрумы. Архивные документы КГБ, которые видел советский перебежчик Василий Митрохин, показывают, что вслед за провалившейся попыткой покушения на Нкруму, совершенной местными диссидентами, он стал жертвой фальсификаций КГБ, и его все больше охватывала паранойя в отношении западного влияния в его стране, в которой его власть становилась все более и более тиранической. Он развалил экономику Ганы, которая опиралась на производство бананов, и жаждал все большей власти, претворяя в жизнь свою собственную форму социализма, которую называл «нкруманизмом». В приватной обстановке он даже сравнивал себя с Иисусом Христом. Его недавно созданная Служба национальной безопасности (NSS) раздулась от новобранцев из КГБ и сотрудников служб безопасности стран восточного блока и стала тем средством, с помощью которого он яростно искоренял инакомыслие. NSS выступала главным образом как служба личной охраны президента, имела обширную сеть агентов и информаторов и подчинялась исключительно ему одному39.

«Активные действия» КГБ в Гане усилились до такой степени, что британский высокий комиссар в начале 1960-х гг. сэр Артур Снеллинг не ошибался, когда называл страну «главным полем боя холодной войны». Начальник особого отдела в Гане Дж. К. Харли был убежден, что Нкрума превращает страну в государство – сателлит Советского Союза, и 24 февраля 1966 г. спровоцировал против него успешный государственный переворот. На следующий день Снеллинг, который уже находился в министерстве по делам Содружества в Лондоне, позвонил генеральному директору МИ-5 сэру Мартину Фернивел-Джонсу и попросил его срочно отправить Томсона в Гану для оценки ситуации. Томсон прибыл в Аккру 28 февраля, а 2 марта после получения от него благоприятного отчета о Совете национального освобождения, который появился после свержения Нкрумы, британское правительство официально признало новый режим. Этот эпизод фиксирует решающую, хоть и тайную, роль, которую сыграла МИ-5 в налаживании отношений с постколониальными правительствами. Это также был единственный случай, когда офицер МИ-5 получил поручение от британского правительства установить первый контакт с новым правительством, которое захватило власть путем государственного переворота40.

Нигерия

Секретные службы Великобритании участвовали в процессе деколонизации Нигерии аналогично тому, как они это делали на Золотом Берегу. Нигерия была самой большой и многонаселенной британской колонией в Африке – фактически после передачи власти в Индии в 1947 г. она была самой густонаселенной колонией во всей Британской империи. Имея население свыше 30 млн человек в 1950 г., Нигерия была домом для одной трети всего населения Британской империи. С учетом своего географического положения Нигерия исторически была перевалочным пунктом для товаров, перевозимых из Европы в Южную Африку. Это продолжалось и после 1945 г., но помимо того, что Нигерия была перевалочным пунктом для товаров и военной техники, она также стала центром коммуникаций стран Содружества – естественным пересылочным пространством для радиосигналов из Великобритании в южные части континента. Она играла важную стратегическую роль среди стран Содружества для Великобритании, не говоря уже о ее богатых нефтяных и других природных ресурсах.

Однако в послевоенные годы колония Нигерия представляла собой чуть больше, чем географическое название. Она состояла из трех отдельных, в значительной степени автономных регионов, которые были жестко разделены по религиозному и этническому признакам – в стране население разговаривало более чем на 250 наречиях, и каждый регион пытался минимизировать влияние на себя других регионов. Северный регион был преимущественно мусульманским и населен народом фулани; Восточный регион населен в основном народом ибо (или игбо); Западный регион – народом йоруба. К 1950 г. у МИ-5 в Нигерии был офицер связи по вопросам безопасности, но с учетом размеров колонии перед ним – по-видимому, все офицеры связи по вопросам безопасности в то время были мужчинами – встала почти невыполнимая задача – попытаться повлиять на местные вопросы безопасности и разведки сколько-нибудь значительным образом. В 1953 г. особый отдел в Нигерии насчитывал в своем штате всего 5 (белых) офицеров и 50 африканцев других рангов, которые должны были охватить территорию площадью 360 квадратных миль. В Северном регионе был всего лишь один офицер особого отдела и 24 человека других рангов на территории, которая была больше, чем вся Франция41.

Несмотря на скудные ресурсы, которые МИ-5 и особый отдел в Нигерии имели в своем распоряжении и которые казались еще более ничтожными из-за масштаба ответственности, они сумели обеспечивать колониальную администрацию некоторой ценной информацией. МИ-5 получила чрезвычайно важную разведывательную информацию о биографии главного политика, борющегося с колониализмом, Бенджамина Ннамди Азикиве, который в октябре 1950 г. станет первым президентом независимой Нигерии. Азикиве, или «доктор Зик», был из народа ибо, в прошлом – разносторонний спортсмен с международной известностью, «могучий как бык», который в 1945 г. был генеральным секретарем Национального совета Нигерии. В министерстве по делам колоний полагали, что он в достаточной степени впитал западную культуру и ценности – он получил образование в Соединенных Штатах в университетах Хауарда и Линкольна, – чтобы быть политиком умеренных взглядов, с которым можно работать. МИ-5 составляла о нем совершенно не паникерские отчеты. Как и в случае Нкрумы, интенсивное наблюдение за членами Коммунистической партии Великобритании в сочетании с перехватом корреспонденции, имевшей хождение между Западной Африкой и Великобританией, выявило, что, хотя Зик и придерживался марксистских взглядов, он явно не был коммунистом. После двух его визитов в Великобританию в качестве руководителя панафриканских делегаций в 1947 и 1947 гг. МИ-5 составила на него досье и передала его в министерство по делам колоний. В нем говорилось: «Он не коммунист, но готов принять помощь от коммунистов, когда посчитает это нужным для своих собственных интересов». В 1950 г. первый офицер связи по вопросам безопасности в Нигерии М.Т.Е. Клейтон передал аналогичные отчеты губернатору колонии сэру Джону Макферсону. Особый отдел в Нигерии держал Зика и его партию – Национальный конгресс Нигерии и Камеруна – под плотным наблюдением. По словам Джона О’Салливана – бывшего сотрудника Управления уголовных расследований в Палестине, который был откомандирован в особый отдел Северного региона, а позднее стал помощником комиссара полиции Нигерии, – особый отдел получил ценную информацию о неистовых подпольных сторонниках Зика («зикистах»), забирая документы во время домашних обысков и отправляя полицейских в штатском на политические митинги42.

Самый серьезный вызов, с которым столкнулись МИ-5 и особый отдел Нигерии, – это необходимость реагировать на быстрые темпы изменения конституции в колонии с начала 1950-х гг. Скорость, с которой власть должна была перейти к Нигерии, была источником горячих споров между министром по делам колоний Оливером Литтелтоном и губернатором колонии Макферсоном в начале 1950-х гг. Макферсон считал, что для Нигерии будет слишком рискованно следовать по пути Золотого Берега и выбирать «премьер-министра», утверждая, что колония с ее чрезвычайно автономными провинциями должна развиваться конституционально более медленными темпами, чтобы у нее было достаточно времени на создание централизованной администрации. Литтелтон, напротив, под влиянием событий на Золотом Берегу считал, что передачу власти в Нигерии следует ускорить: лучше действовать быстро и сохранить к себе хорошее отношение, чем тянуть с этим и, возможно, вызвать к себе неприязнь.

Точка зрения Литтелтона на то, что децентрализация – единственный путь предотвратить распад колонии, возобладала. В октябре 1954 г. в Нигерии была введена новая конституция, которая признавала автономию различных регионов страны и их администрации, включая полицию и особые отделы. Визит в страну молодой королевы Елизаветы II в начале 1956 г. помог наладить связи между Нигерией и странами Содружества. Восточному региону было гарантировано внутреннее самоуправление в 1957 г., и вслед за решением кабинета министров в Лондоне в октябре 1958 г. Северный регион также получил внутреннее самоуправление весной 1959 г. Полную независимость от Великобритании Нигерия получила в октябре 1960 г. под руководством Зика и осталась в Содружестве. Новая конституция признавала права меньшинств в каждом из трех регионов, сделав Нигерию первой африканской страной, в которой конституция реализует все основные права человека, что станет почти обязательным для колоний, которые в последующие годы будут обретать независимость от Великобритании43.

Для МИ-5 и особого отдела в Нигерии быстрые темпы конституциональных изменений означали, что нужно готовиться к получению ею независимости. Начиная с 1954 г. у МИ-5 появился в Лагосе офицер-инструктор в добавление к офицеру связи по вопросам безопасности, который вел обучающие курсы по безопасности в соответствии с задачами, которые уже обсуждались ранее. Эти обучающие курсы были, по мнению Джона О’Салливана, такими успешными, что «после них особый отдел превратился в профессиональную и компетентную организацию, занимающуюся вопросами безопасности и разведки». Однако лишь в 1959 г., накануне обретения страной независимости, особый отдел в Нигерии был официально отделен от регулярной полиции (Управления уголовных расследований) и стал разведывательным ведомством.

Одной из самых трудных задач для МИ-5 было способствовать быстрой «нигеризации» рядов особого отдела в годы, предшествовавшие полной независимости страны. Обеспечение надежности личного состава канцелярии особого отдела было особой заботой, потому что его служащие имели доступ к чрезвычайно важным документам, включая «секретную информацию, утечка которой могла очень серьезно повлиять на Соединенное Королевство, страны Содружества, федеральную или региональную безопасность». В канцелярии работали почти исключительно женщины, как и в канцелярии МИ-5 в Лондоне, но они в Нигерии были выходцами из различных религиозных и племенных общин. Как отмечали в МИ-5, это означало, что они могли быть восприимчивы к местному политическому давлению. Пытаясь справиться с этим, МИ-5 и старшие офицеры особого отдела разработали систему интенсивного «наставничества»: шести женам экспатриантов – офицеров особого отдела было поручено обучить новобранцев; они бдительно присматривали за ними, чтобы не пропустить какой-нибудь признак нелояльности44.

За годы до обретения страной независимости МИ-5 и колониальная администрация Нигерии постепенно начали «управлять разведывательной информацией», делясь в большой степени «подчищенной» и проверенной информацией с Зиком и другими выбранными на местах министрами, как это было на Золотом Берегу. Одним из самых важных источников информации, которым особый отдел поделился с Зиком, была радиотехническая разведка. Начиная с 1956 г. чрезвычайно секретная «Служба радиомониторинга» работала в специальном «техническом подразделении» в рамках особого отдела в Нигерии, для которой на 800 фунтов стерлингов было закуплено оборудование, обслуживание которого стоило тысячу футов стерлингов в год – значительные суммы денег в то время. Служба круглосуточно дежурила, чтобы выявлять нелегальные радиопередачи из Нигерии в другие уголки Западной Африки, часть которых имела отношение к коммунизму и оппозиции к Зику. Особый отдел делился сводками этой службы с Зиком, который находил их «чрезвычайно информативными».

Однако в то же самое время особый отдел продолжал шпионить за Зиком даже после того, как он был избран главой Нигерии, ожидающим вступления в должность. Последний британский губернатор в этой колонии сэр Джеймс Робертсон свободно использовал грязные приемы в преддверии обретения страной независимости. Известно, что информация, передаваемая Зиком в процессе общения, перехватывалась, и, хотя архивы МИ-5 – по крайней мере те, что в настоящее время рассекречены, – молчат на этот счет, принимая во внимание то, что мы видели на Золотом Берегу, где особый отдел перехватывал почту Нкрумы и передавал ее губернатору, кажется возможным, что особый отдел в Нигерии делал то же самое. Также имеются некоторые неубедительные факты в пользу того, что старшие колониальные чиновники Великобритании замешаны в фальсификации результатов выборов, чтобы обеспечить Зику победу. Принимая во внимание то, что министерство по делам колоний пошло на все, чтобы обеспечить «хорошие результаты на выборах» в колонии Британская Гвиана в начале 1950-х гг., не кажется невероятным то, что оно прибегло к аналогичным мерам и в Нигерии45.

Как и на Золотом Берегу, и в других колониях, МИ-5 получила согласие правительства Зика, ожидающего своих полномочий, на то, чтобы ее офицер связи по вопросам безопасности оставался в Лагосе после обретения Нигерией независимости в октябре 1960 г. Офицер связи по вопросам безопасности продолжал играть важную роль в последующие годы, когда в череде государственных переворотов и контрпереворотов одно правительство сменяло другое. К 1966 г. офицер связи по вопросам безопасности в Лагосе пользовался таким доверием, что получил один из двадцати секретных телефонных номеров, выделенных высокопоставленным нигерийским чиновникам. В июле того года во время государственного переворота, который привел к власти генерала Якубу Говона, высокий комиссар Великобритании сказал представителю МИ-5, что их офицер связи по вопросам безопасности является тем жизненно важным каналом, по которому идет информация о каждодневных событиях благодаря его контактам с нигерийской полицией. И хотя в настоящее время нет каких-либо документальных подтверждений этого, кажется вероятным, что офицер связи по вопросам безопасности продолжал играть такую же важную роль в Нигерии и после этого, пока его обязанности в конечном счете (дата в документах не указывается) не легли на плечи SIS46.

Кения

Британский колониальный режим в Кении обычно изображается как благотворный и необходимый, несущий культуру и цивилизацию народу, у которого, как предполагается, ничего этого не было. Во многом этот широко распространенный образ взят из классических воспоминаний Карен Бликсен «Прошай, Африка», опубликованных в 1937 г. в период наивысшего расцвета британского правления в этой восточноафриканской колонии. За основу в этой книге взяты события из жизни Бликсен, которая управляла фермой, расположенной у подножия гор Нгонг, заросших буйной растительностью, – это место было популярно у европейских поселенцев, которые строили здесь усадьбы и разбивали плантации; это была мечта охотника: слоны, зебры и жирафы здесь свободно бродили вокруг. Бликсен представляет Кению как некую колониальную Утопию: здесь не только плодородная земля, приятные для жизни и живописные окрестности, но и расовая гармония, где колонисты-поселенцы счастливо живут и по-отечески относятся к своим работникам-кенийцам47.

Реальность была далека от картинок, нарисованных Бликсен. В 1950-х гг. Великобритания с немалой жестокостью подавила восстание кенийцев, которое, по-видимому, угрожало власти англичан в колонии. В ходе так называемого восстания мау-мау, которое вспыхнуло в октябре 1952 г. и официально закончилось в 1956 г., хотя на самом деле продолжалось и дольше, британские вооруженные силы убили ни много ни мало 20 тысяч африканцев. По контрасту с этой цифрой, лишь 32 колониста-поселенца расстались с жизнью – меньше, чем число людей, погибших в автокатастрофах лишь в Найроби за тот же период. Более того, насилие не ограничилось вооруженным конфликтом. Подсчитано, что за четыре года, когда продолжалось восстание, англичане посадили в тюрьму ошеломляющее количество местных африканцев – 80 тысяч человек – по причине их предполагаемой связи с мау-мау. Это больше, чем было задержано в ходе подавления любого другого восстания в послевоенные годы от Палестины до Малайи. Людей держали за заборами из колючей проволоки в различных лагерях на территории колонии, которые были известны как «трубопровод», где их подвергали жестокому процессу «реабилитации», как эвфемистически выражались англичане48.

Основанием для содержания людей в лагерях «трубопровода» была теория, что арестованных мау-мау можно изменить путем принудительного труда и жестоких избиений. В недавнем исследовании, проведенном гарвардским историком Каролиной Элкинс, основанном на результатах более чем десятилетнего расследования, британские лагеря для арестованных в Кении сравниваются с советской системой ГУЛАГ. И хотя исследование Элкинс не безупречно – ее использование статистических фактов часто маловразумительно, и она не придает значения фактам насилия одних групп этнических африканцев над другими, – главная ее мысль обоснована: война англичан в Кении была чрезвычайно «грязной» и жестокой. Полиция, войска и «верноподданные» отряды местной самообороны кикую подвергали целые деревни коллективным наказаниям, практически полностью пренебрегая человеческой жизнью. В более тщательном, чем у Элкинс, недавнем исследовании оксфордский историк Дэвид Андерсон отметил, что власти в Кении прибегали к смертной казни через повешение чаще, чем когда-либо в истории британского колониального режима. Несмотря на противоположные мнения, грязная война Великобритании в Кении не выглядит непохожей на печально известные войны, имевшие место на закате империй других европейских держав, например Франции в Алжире49.

Как было сказано в предисловии к этой книге, в 2011 г. министерство иностранных дел «обнаружило» полторы тысячи рассекреченных досье на бойцов мау-мау, хранившихся почти в трехстах ящиках, которые стояли на полках секретного объекта в Хэнслоу-Парке (эти полки тянулись более чем на сто погонных футов). Эта книга основана на информации, извлеченной из первого транша этих секретных документов, которые были преданы гласности в апреле 2012 г. И хотя, к сожалению, документы из архива Хэнслоу-Парка, имеющие отношение к жестокому обращению сотрудников британской службы безопасности с бойцами мау-мау, не были опубликованы на момент написания этой книги, их видели Высокий суд, свидетели и эксперты по делу мау-мау, включая историков Дэвида Андерсона, Каролину Элкинс и Хью Беннетта. Некоторые из их находок встречаются в судебных отчетах по этому делу. Сохранившиеся документы, которые видели судьи и эксперты, содержат подробные описания того, как людей, подозреваемых в том, что они являются мятежниками мау-мау, избивали до смерти, сжигали живьем, кастрировали и годами держали в наручниках. Из этих документов также явствует, что высокопоставленные британские чиновники знали гораздо больше о жестоком обращении с кенийцами, чем они сами предпочитали показывать и чем предполагали историки. В июне 1957 г. Эрик Гриффитс-Джонс, генеральный прокурор британской администрации в Кении, написал губернатору сэру Эвелину Бэрингу, подробно изложив способы, с помощью которых режим жестокого обращения в лагерях для арестованных в Кении едва уловимо менялся. Начиная с настоящего момента, писал Гриффитс-Джонс, чтобы жестокое обращение оставалось законным, мятежников мау-мау следует бить в основном по верхней части туловища – «не следует бить по уязвимым частям тела, особенно селезенке, печени или почкам», – и еще важно, чтобы «те, кто осуществляет насилие… оставались собранными, уравновешенными и бесстрастными». И как будто ему пришла запоздалая мысль, генеральный прокурор напомнил губернатору о необходимости соблюдать полнейшую секретность. «Если мы собираемся грешить, – написал он, – мы должны грешить потихоньку»50.

Солнечное место для темных личностей

Британские поселенцы начали перебираться в Кению в последнем десятилетии XIX в., привлеченные плодородностью земель этой страны – колоссальным потенциалом для развития сельского хозяйства. Большое количество поселенцев разбивали кофейные и чайные плантации в центральных горных районах страны, которые вскоре получили прозвище «белое нагорье». После использования этой страны в качестве военной базы во время Первой мировой войны многие молодые британские офицеры из высшего общества остались в колонии, и большая часть местного населения – по большей части из племени кикую (произносится «гикую») – лишилась земли по вине белых плантаторов. Англичане оформили 999-летнюю аренду на полученные ими земли, позволив тридцати поколениям белых поселенцев владеть этой землей. Отчужденные от землевладения кикую стали арендаторами на плантациях, находящихся во владении европейцев, а в обмен за свой труд получили клочок земли для ведения хозяйства51.

Англичане ввели ряд суровых правил, чтобы обеспечить себе подчинение кикую, – налог на хижину, запреты на выращивание кофе и постоянно уменьшающиеся заработки для работников-африканцев. Однако при всех несправедливостях имели место и случаи благожелательного колониального управления того рода, как описывала Карен Бликсен. Не нужно далеко заглядывать в историю Кении, чтобы найти примеры того, как британские миссионеры выполняли тяжкий труд, занимаясь образованием детей, у которых до этого не было официального школьного обучения. При этом некоторые печально известные европейские поселенцы в этой колонии, такие как семья Делавер, жили в огромных поместьях, попивая алкоголь, предаваясь разврату, расизм которых превосходил даже самые красочные описания плантаторов, которые можно найти в рассказах Сомерсета Моэма. Генерал «Бобби» Эрскин, который принял на себя командование военными операциями в Кении в 1952 г., дал выход своей ярости, направленной на европейских поселенцев в колонии, в письме к своей жене, написав, что Кения – это «солнечное место для темных личностей» и что он «ненавидит их всех со всеми потрохами»52.

К 1940-м гг. 30 тысяч европейских фермеров владели 12 тысячами квадратных миль лучших земель в колонии. В противоположность этому около миллиона так называемых сквоттеров из племени кикую – самого большого, образованного и, вероятно, больше всего впитавшего западную культуру племени – владели всего лишь двумя тысячами квадратных миль земель. Это означало, что 0,07 % населения страны владело приблизительно пятой частью лучших земель колонии. Все возрастающие «земельный голод» и «земельные посягательства» в 1930—1940-х гг. вызвали горячее возмущение среди основных племен колонии – кикую, эмбу и меру, часть которых воевали за Великобританию во Второй мировой войне. Это возмущение было не новым: своими корнями оно уходило в начало 1900-х гг., когда англичане покупали в колонии земли, а кикую по ошибке (хотя это вполне понятно) решили, что это все лишь договоры аренды. Вслед за «покупкой» поселенцы, разумеется, отказались вернуть землю, которую они обрабатывали, прилагая огромный труд, но которую кикую считали своей собственностью. Нарастание «земельного голода» и отчуждение кикую от своей собственной территории привело к росту нищеты, голода и огромной экономической пропасти между коренным и пришлым населением. Из этого родились сильные антиколониальные настроения, которые вскоре привели к восстанию против власти британцев.

Восстание мау-мау

Несмотря на то что вспышка беспорядков в Кении в октябре 1952 г. была неудивительна, учитывая вопиющую несправедливость во владении землей, она была и неожиданной, и недооцененной англичанами. Как об этом написал Грэм Грин, это выглядело так, будто «Дживс (олицетворение идеального слуги – по фамилии безупречного и умного камердинера в комических романах П.Г. Вудхауса. – Пер.) ушел в джунгли» – верные слуги стали превращаться в партизан. Сначала британские власти оставили этот бунт без внимания, отнесясь к нему как к незначительным беспорядкам, не требующим серьезных мер. В глазах англичан местные кенийские племена не обладали военными способностями, чтобы начать серьезный конфликт, но если что-нибудь значительное случилось бы, то это можно было бы легко подавить превосходящими военными силами Великобритании. По сравнению с опасностью, которую представляло для империи чрезвычайное положение в Малайе, восстание в Кении казалось пустяком, местными разногласиями с участием малоразвитых народов. Даже капитан Фрэнк Китсон, который позднее сыграет важную роль в разгроме восстания, а еще позже станет одним из самых влиятельных создателей послевоенной доктрины Великобритании по борьбе с восстаниями, отмахнулся от действий мятежных мау-мау как от «нелепых выходок расшалившихся школьников»53.

Это было более чем далеко от правды: восстание мау-мау вскоре превратилось в войну, которая называлась по-другому. 9 октября 1952 г. преданный приверженец британцев из племени кикую – главный старейшина Варухиу – был застрелен насмерть – событие, которое, видимо, подстегнуло более массовое насилие в колонии. 20 октября, когда насилие в колонии нарастало, британский губернатор сэр Ивлин Бэринг объявил в стране чрезвычайное положение. Это объявление было сделано ввиду чрезвычайных полномочий по «королевскому указу-в-совете» от 1939 г. Как о составной части чрезвычайного положения губернатор также объявил о введении чрезвычайного законодательства, также разработанного в 1939 г., которое (как и в Малайе) означало широкие полномочия проводить аресты и задерживать подозрительных лиц. Приблизительно с марта 1953 г. в Кении начали строить лагеря для людей, арестованных по указу о чрезвычайных полномочиях. Это чрезвычайное положение оставалось в своде законов Кении до 12 января 1960 г.54

Даже когда восстание мау-мау охватило чуть ли не всю Кению, британская разведка, как и сама тамошняя колониальная администрация, совершенно неправильно его поняла. Это, наверное, совсем не удивительно с учетом того, что для большинства наблюдателей в то время, как и для историков сейчас, было невозможно установить точные причины восстания. Несмотря на литры чернил, потраченные на изучение этого восстания, историки по-прежнему расходятся во мнениях относительно того, что такое мау-мау. Само это название окружено путаницей, так как слова «мау» нет ни в языке кикую, ни в суахили. Кто-то предположил, что это может быть анаграммой от «ума-ума», что означает «убирайтесь». Другие полагают, что это слово на самом деле было придумано англичанами, чтобы дискредитировать мотивы народного движения и лишить его легитимности на международной арене. Пропагандистские истерические отчеты того времени влияют на восприятие восстания даже по сей день. Главным моментом рассказов прессы о мау-мау были, без сомнения, церемонии принятия присяги, которые проходили в гуще джунглей и, предположительно, включали всякие варварства и прелюбодейства такого рода, что, как нам говорят, цивилизованный разум европейцев едва ли может их себе вообразить. Конечно, в опубликованных отчетах, предупреждавших об этом своих читателей, затем предлагались описания этих варварств в зловещих и мельчайших подробностях. Примером является многократно переиздававшийся в то время роман «Кое-что ценное», от которого кровь стынет в жилах, основанный на впечатлениях автора от поездок на сафари в Кению. Том Асквит – муниципальный чиновник, работавший в Найроби, утверждал, что церемония произнесения клятвы верности «представляла собой все зло в мау-мау». В докладах, направленных в военное ведомство в Лондон, содержались «признания» тех, кто давал такие клятвы, а в них – описания актов прелюбодеяний, от которых волосы вставали дыбом, хотя неясно, при каких обстоятельствах были получены такие «признания». Британские чиновники в Лондоне и Найроби убеждали себя в том, что, будучи совершенно незаконным политическим движением, движение мау-мау было варварским и диким55.

Такие рассказы привели к путанице в отношении характера восстания. Его по-разному называли – и национальноосвободительным движением, и религиозным культом, и коммунистическим заговором. Колониальная администрация была настолько сбита с толку, что даже привлекла психолога – доктора Дж. С. Карротерса к изучению этого феномена. Ученый пришел к выводу, что это движение – результат массовой истерии или помешательства. Для некоторых экспертов того времени мау-мау было делом рук чуть ли не Антихриста, и тогдашний министр по делам колоний Оливер Литтелтон сравнивал его предполагаемого лидера Джомо Кеньятту, который позже станет первым руководителем независимой Кении, с самим Люцифером. В своих мемуарах Литтелтон вспоминал, что, когда он читал отчеты о мау-мау и Кеньятте, со страниц, лежавших на его письменном столе, перед его глазами проступали дьявольские рога. Некоторые европейские поселенцы предпочитали видеть в этом восстании просто атавизм, первобытное варварство, «вопль из болота», как выразилась одна из них – писатель Элспет Хаксли. Другой выдающийся кенийский поселенец – министр без портфеля в колониальной администрации Майкл Бланделл описывал мау-мау как «низких тварей из леса» с «их бессмысленным колдовским бормотанием на своем племенном языке». Такие толкования усиливали (укрепляли) главную идею, которая лежала в основе колониального режима Британии в Кении: что эта колония и Африка в целом получали пользу от «цивилизационной миссии» Великобритании.

Несмотря на попытки изобразить мау-мау как сплоченное восстание с сильным вождем, движимое единой целью, на самом деле все было не так: это восстание было многогранным, сложным движением со множеством узкоместнических тайных планов, которое проходило много этапов и оказывало разное влияние на различные части Кении. Мау-мау было парадоксальным, чрезвычайно сложным событием, которое невозможно было свести к простым или упрощенным объяснениям. Для разных людей оно означало разные вещи. Как объяснил один из самых выдающихся исследователей истории Кении Джон Лонсдейл, существовало много разных мау-мау в представлении людей. И хотя дать точное определение почти невозможно, по цели мау-мау было антиколониальной борьбой, зачастую направленной против европейских поселенцев. Вскоре после объявления чрезвычайного положения несколько английских поселенцев были убиты – часто с помощью мачете. Начавшаяся в первый день нового, 1953 г., казалось, это была кампания по уничтожению белых поселенцев мятежниками мау-мау. Члены британской семьи по фамилии Раск были убиты в собственном доме, а их тела изувечены. Появились страшные фотографии с изображением тела зарезанного господина Раска; миссис Раск удалось сделать несколько выстрелов в нападавших, но их шестилетний сын был насмерть зарублен в детской. Рассказы о смертях поселенцев глубоко взволновали читателей в Великобритании: многие поселенцы, как и Раски, были убиты на своих фермах, в ночных сорочках, на глазах у собственных детей, в ванне, даже на площадке для игры в гольф56.

И хотя невозможно сделать один общий вывод о мотивах и программе действий восстания мау-мау, его статистика тем не менее конкретна: было убито гораздо больше черных африканцев, чем европейцев. Как уже говорилось, погибли всего 32 европейца, а среди личного состава британских полков и полиции, проходившего службу в Кении во время восстания, потери составили менее 200 человек. И по контрасту, более 1800 гражданских лиц были убиты партизанами мау-мау, а еще больше – исчезли без следа. Официальная английская статистика утверждает, что число убитых мятежников мау-мау (в противовес числу гражданских лиц) составляло 13 500 человек, хотя цифра, обычно называемая историками, ближе к 20 000 человек. Приблизительно 90 % убитых мау-мау были из племени кикую. Однако эти цифры в полной мере не отражают весь масштаб насилия, развязанного в Кении. Местное население платило ужасную цену за это восстание, включая неизмеримую общественную дезорганизацию. Английские войска в конечном счете подавили восстание мау-мау, запустив процесс массовых задержаний и депортаций посредством сети лагерей для заключенных, через которую принудительно прошло колоссальное количество людей – более миллиона. По скромной оценке, один из четырех мужчин из племени кикую в тот или иной момент чрезвычайного положения находился в жестоких условиях лагеря или тюрьмы. Многие из задержанных женщин были изнасилованы. Согласно постановлению о чрезвычайном положении, власти могли конфисковать собственность тех, кого подозревали в участии в восстании мау-мау. Документы из секретного архива министерства иностранных дел и дел стран Содружества из Хэнслоу-Парка говорят о том, что британские чиновники часто не называли причин для назначения коллективных наказаний, конфискации собственности, земли и товаров57.

Следует подчеркнуть, что не все умершие погибли от рук английских военных. Восстание мау-мау было не просто нападением на ненавистную колониальную систему. С участием набранных на местах «верноподданных» членов отрядов местной самообороны кикую – коалиции племенной полиции и частных армий, санкционированных колониальной администрацией, – и других африканцев с умеренными взглядами, которые сотрудничали с англичанами, восстание вплотную приблизилось к гражданской войне, которая велась между этническими группами этой колонии. Грэм Грин, который в 1948 г. положил в основу своего романа «Суть дела» свой опыт работы в SIS в Западной Африке в годы Второй мировой войны, заметил, что это восстание было, прежде всего, частной войной. Англичане, бойцы мау-мау и кикую – все они в разной степени несли ответственность за кровопролитие и жестокости. Отряды местной самообороны кикую убили больше бойцов мау-мау, чем любое другое военное формирование. Некоторые африканцы-кикую использовали свою принадлежность к отрядам самообороны, чтобы свести старые счеты в земельных спорах, или мстили за своих друзей, убитых бойцами мау-мау. Даже Джомо Кеньятта, которого администрация колонии ошибочно обвинила в том, что он возглавил восстание, получал угрозы от партизан мау-мау58.

То, что англичане называли мау-мау, таким образом, было не просто антиколониальной борьбой. Оно выросло из внутренней фракционности и разногласий среди народа кикую, а также из оппозиции британскому режиму. Это было не единичное движение, рожденное из первобытной кровожадности, а совокупность различных и не связанных друг с другом людей, организаций и идей. Это была борьба вокруг класса, но не классовая борьба, по крайней мере с точки зрения марксизма. Попросту говоря, мау-мау было подпитано чередой давних обид и недовольства – как воображаемых, так и реальных, выразителями которых стали два поколения кикую против британской колониальной администрации. Ключевым моментом этих обид и недовольства был «земельный голод», и по мере его усиления бойцы мау-мау раскручивали маховик насилия в Кении59.

МИ-5 и мау-мау

МИ-5 настойчиво добивалась проведения жизненно необходимой реформы аппарата разведки и безопасности в Кении с конца Второй мировой войны. В 1947 г. начальник разведывательной службы на Ближнем Востоке Билл Мэган отправился в Найроби для обсуждения ряда вопросов с губернатором сэром Филиппом Митчеллом. Не стоит удивляться тому, что первые предложения МИ-5 ничем не увенчались: Митчелл объяснил Мэгану, что те немногие дополнительные финансовые средства, которые он сможет собрать, нужны ему на здравоохранение и образование, а не на охрану общественного порядка или разведку. Позицию Митчелла можно было понять, но, оглядываясь назад, мы можем увидеть, что она была близорукой. Как и в Малайе, реформы аппарата разведки в Кении не начались до тех пор, пока не стало слишком поздно. У МИ-5 в Найроби к 1948 г. появился офицер связи по вопросам безопасности, но оказалось, что колониальная администрация мало внимания обращала на отчеты, которые он ей предоставлял. Ввиду такого пренебрежения разведкой, когда в октябре 1952 г. вспыхнуло восстание мау-мау, всего через шесть месяцев после того, как Кваме Нкрума стал премьер-министром Золотого Берега, силы безопасности в Кении были так же безнадежно не готовы к нему, как и служба безопасности Малайи в начале чрезвычайного положения. Как и в Малайе, начало восстания в Кении стало впечатляющим провалом разведки для Великобритании60.

Вскоре после объявления Бэрингом чрезвычайного положения 20 октября 1952 г. генеральный директор МИ-5 сэр Перси Силлитоу написал в министерство по делам колоний и предложил помощь МИ-5. Заместитель министра по делам колоний Томас Ллойд вежливо отклонил предложение, ответив, что им нужен лишь «хороший человек из какого-нибудь особого отдела». Начальник иностранного отдела МИ-5 сэр Джон Шоу заметил, что, по его мнению, предложение Ллойда окажется «бесполезным»: «Рано или поздно – слишком поздно – у нас попросят помощи». Эта просьба пришла гораздо раньше, чем ожидал Шоу. Через месяц после объявления чрезвычайного положения 20 октября 1952 г. по личной просьбе Бэринга Силлитоу и один из его заместителей Алекс Макдональд вылетели в Найроби, где к ним присоединился Алекс Келлар, который прибыл с Ближнего Востока. «Итак, – заметил Шоу Ллойду, – МИ-5 играет против мау-мау»61.

Делегация прибыла в пятницу и разработала рекомендации для проведения реформы разведки в Кении в следующий вторник, которые были приняты Бэрингом в то же утро. Рекомендации следовали обычной модели реформы имперской службы разведки: разведка должна быть отделена от охраны правопорядка, а с учетом того, что в Кении имелась единая полиция, а не региональная, то ее следует передать в руки исключительно особого отдела. Силлитоу также рекомендовал, чтобы особый отдел в Кении ввел специальный реестр для разведывательных документов, чтобы для него было найдено больше новобранцев и чтобы его деятельность охватывала всю колонию, а не ограничивалась главными городами – Найроби и Момбасой, как было раньше. Руководство Кении приняло рекомендации Силлитоу полностью и даже по совету МИ-5 учредило новый Комитет по разведке в Кении (KIC), в который входили губернатор, офицер связи по вопросам безопасности, начальник полиции, представители вооруженных сил и «начальник разведки» – должность, на которую был взят Джон Прендергаст, ранее служивший в особых отделах в Палестине и на Золотом Берегу, а также в зоне канала в Египте62.

Как и другие разведывательные сообщества на местах, KIC был предназначен для того, чтобы придавать обтекаемую форму отчетам из провинций и передавать их в высшие эшелоны администрации Кении, откуда в случае необходимости их могли передать в Объединенный центр разведывательных служб в Лондон. Чтобы помочь присматривать за проведением этих реформ, Силлитоу согласился, чтобы к администрации в Кении был прикомандирован офицер МИ-5 Алекс Макдональд, который до 1947 г. служил в индийской полиции. Как мы уже видели, проведя почти два года в Кении, Макдональд стал первым советником МИ-5 по вопросам безопасности (SIA) в министерстве по делам колоний в Лондоне и ездил в различные колонии империи с целью оказания помощи в реформировании их разведывательных служб. В Кении его работа состояла в том, чтобы «организовывать деятельность всех разведывательных служб, работающих в колонии, и содействовать сотрудничеству с особыми отделами на прилегающих территориях». Его первой задачей было реорганизовать особый отдел, который, по его оценке, «чрезмерно загружен работой, погряз в бумагах и размещен в помещениях, в которых невозможно находиться с точки зрения безопасности или нормальных условий работы». Далее он продолжил: «Офицеры почти не обучены. Не хватает оборудования, а средства на разведку выделяются мизерные»63.

Во время чрезвычайного положения особый отдел в Кении преследовал призрак притаившихся повсюду мятежников мау-мау. Эта паранойя распространилась и на МИ-5, всем служащим которой в Кении были выданы пистолеты после учебных стрельб по мишеням. Офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности Роберт Бродбент даже спал с револьвером под подушкой. Его страхи не были необоснованными: без его ведома в его кухне мятежники мау-мау прятали оружие. Тайник Бродбент обнаружил лишь во время приема гостей в своем доме, когда официант уронил поднос с напитками, а он после этого вошел в кухню и обнаружил там партизан мау-мау, которые пришли, чтобы забрать оружие64.

Реформы Макдональда и Силлитоу были проведены так быстро, что к 1955 г. Макдональд рекомендовал, чтобы была упразднена его собственная должность. Он написал в головной офис МИ-5 в Лондоне, что «особый отдел крепнет с каждым днем, и в настоящее время у нас есть несколько отличных действующих источников. Я не боюсь оставлять этого крепкого младенца: он вполне может сам позаботиться о себе». Как сказал один офицер особого отдела в Кении Т.У. Дженкинс, реформы Макдональда «колоссально помогли» особому отделу, или, как позднее выразился Майкл Бланделл, Макдональд почти единолично создал «первоклассный» особый отдел в Кении. Несмотря на реформы, которые Силлитоу и Макдональд подстегивали в Кении, «на земле» все оказалось по-другому. В 1954 г., через два года после начала восстания мау-мау, особый отдел в Кении по-прежнему оставался недоукомплектованным сотрудниками: в нем работали три офицера-европейца, один офицер-азиат и горстка рядовых сотрудников – и все в Найроби. В докладе сэра Джеральда Темплера об уровне безопасности в колониях по всему миру в 1955 г. прямо говорилось: «Вполне возможно, что, если бы наша разведка была лучше, мы, вероятно, обошлись бы без чрезвычайного положения в Кении». И только в 1955 г. в Кении последовали рекомендациям МИ-5, учтя урок, полученный в Малайе, и назначили одного начальника разведки, который подчинялся непосредственно командующему боевыми действиями65.

Меры Великобритании по подавлению восстания в Кении

Усилия Великобритании по подавлению восстания в Кении в конечном счете увенчались успехом, если – как и в Малайе – успех измеряется в чисто военных терминах, главным образом благодаря широкому развертыванию вооруженных сил из метрополии. К 1956 г. мятеж был эффективно подавлен, хотя чрезвычайное положение оставалось в силе до начала 1960 г. В ходе подавления восстания в колонии была развернута целая пехотная дивизия вместе с пятью английскими батальонами и пятью батальонами кенийских африканских стрелков (KAR), а также бронированными автомобилями, артиллерией и эскадрильями тяжелых бомбардировщиков Королевских ВВС. В добавление к этому ряды отрядов местной самообороны разрослись до 70 тысяч новобранцев, из которых около 50 тысяч человек были из народа кикую. Ряды полицейского резерва Кении (KPR), который был создан в 1948 г., также быстро пополнялись. KPR обладал определенной степенью самостоятельности на протяжении всего восстания, а некоторые его офицеры приобрели дурную славу, действуя как члены «комитета бдительности». Часть его новобранцев была из Южной Африки и Южной Родезии, придерживалась взглядов о превосходстве белой расы и использовала KPR для достижения личных расовых целей – кровной мести. При таком огромном количестве резервистов и регулярных войск и английским военным, и колониальным властям было трудно поддерживать дисциплину. Случаи обстрела «своих» не были редкостью: в одном британском полку умудрились убить своего собственного полковника66.

Как и Темплер в Малайе, человек, который возглавил вооруженные силы Великобритании в Кении, генерал сэр Джордж Эрскин, получил чрезвычайные полномочия и даже письменное распоряжение от Уинстона Черчилля, разрешающее ему вводить военное положение в колонии в случае необходимости. Говорят, что он всюду носил с собой это распоряжение в сложенном виде в футляре для очков, чтобы оно всегда было под рукой на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. И хотя он не воспользовался им, Закон о чрезвычайном положении с успехом превратил колонию в полицейское государство, как это было в Палестине и Малайе. Как и в Малайе, Закон о чрезвычайном положении, который разрешал вводить комендантский час, принудительную регистрацию, применять аресты без суда, коллективные наказания, в том числе телесные, и даже смертную казнь, был тупым инструментом, который бил и по друзьям, и по врагам. За время восстания более тысячи боевиков мау-мау были приговорены к повешению за убийства, что, как показал историк Дэвид Андерсон, больше, чем в любой другой момент истории Британской империи. 200 человек, не имевших отношения к мау-мау, были отправлены на виселицу за тот же период67.

Поразительно то, что власти Кении не извлекли больше уроков из антиколониальных восстаний прошлого и того времени, особенно в Малайе. Несмотря на перевод британских служащих из Палестины и Малайи, в Кении, по-видимому, не оценили важность «завоевания умов и сердец» наряду с ведением активных боевых действий. Типичным представителем военной и гражданской разведки, который впитал все уроки предыдущих восстаний, был Ричард Кэтлинг (позднее – сэр Ричард). Он тринадцать лет отслужил в Управлении уголовных расследований в Палестине в 1935–1948 гг., затем работал в Малайе под началом Темплера и приехал в Кению в 1954 г., где был комиссаром полиции до 1963 г. Позже Кэтлинг заметил, что почти вся его карьера прошла в условиях чрезвычайного положения. Несмотря на существование группы офицеров вроде Кэтлинга, которые имели опыт работы по подавлению восстаний, вместо того чтобы учиться на прошлом, английские войска в Кении в основном пытались изобрести колесо – печальная тенденция, которая повторялась военными при подавлении восстаний ближе к нашему времени. Алекс Макдональд – первый советник в Министерстве по делам колоний по вопросам разведки и безопасности и создатель особого отдела в Кении – позднее зафиксировал неспособность Министерства по делам колоний применить уроки предыдущих восстаний в Кении: