Помоги проекту - поделись книгой:
Несмотря на холодок между западными правительствами и Индией, отношения между МИ-5 и DIB оставались удивительно тесными. По просьбе Муллика в 1957 г. МИ-5 прислала офицера для обучения сотрудников DIB. Офицер связи по вопросам безопасности от МИ-5 в Нью-Дели Джон Аллен отметил, что «когда дуют столь неблагоприятные ветры» между Индией и Великобританией, если Неру поймет, насколько тесны связи между их разведками, он, вероятно, их оборвет. Хорошие рабочие отношения, которые наладили один за другим офицеры связи по вопросам безопасности с DIB, давали Британии ключевую информацию в те времена, когда Советский Союз посредством тайных мероприятий КГБ пытался построить особые отношения с Индией. После своего визита в Индию в 1958 г. генеральный директор МИ-5 сэр Роджер Холлис заметил, что взгляды Муллика на коммунизм на самом деле ближе к взглядам МИ-5, а не взглядам членов правительства его страны40.
В общем, Великобритании и ее западным союзникам не удалось помешать Индии тяготеть к Советскому Союзу в холодной войне. Однако ситуация для высокопоставленных политиков Великобритании и правительств западных стран в целом могла бы быть значительно хуже, если бы британская разведка, в частности МИ-5, не поддерживала с успехом такие тесные отношения с разведывательными службами Индии. Офицеры связи МИ-5 в Нью-Дели обеспечивали британскому представительству в Индии ценный, публично непризнаваемый канал обратной связи с департаментами правительства Индии, которого официально не было у британского правительства. В 1965 г., через год после смерти Неру, британский высокий комиссар в Нью-Дели Джон Фриман написал в Лондон МИ-5 о том, как высоко он ценит роль офицера связи по вопросам безопасности МИ-5: «Он обеспечивает связь, на которую не оказывают влияние изменения в англо-индийских отношениях». Фактически Фриман оценил работу офицера связи по вопросам безопасности так высоко, что, когда в том же году сокращения бюджета на Уайтхолле стали представлять угрозу закрытия этой должности, он сообщил МИ-5, что готов найти дополнительную работу в представительстве, чтобы оставить этого человека в штате. Офицер связи по вопросам безопасности МИ-5 в Дели продолжал работать по крайней мере до 1967 г., действуя под прикрытием как один из секретарей высокого комиссара. Первая женщина – генеральный директор МИ-5 Стелла Римингтон пришла на работу в МИ-5 в 1967 г., работая в британском представительстве высокого комиссара в Дели. Позднее она вспоминала, что офицер связи по вопросам безопасности, который ее завербовал, «больше всего был известен своими воскресными обедами с приправой карри, которые обычно длились до позднего вечера, и ездой по Дели в шикарном «ягуаре»41.
Такими же крепкими, как и разведывательные связи, установленные Лондоном с Дели после 1947 г., были связи британской разведки с другими независимыми государствами, которые появились на месте бывшей империи Великобритании в Индии. В Пакистане, в отличие от Индии, МИ-5 не стала назначать офицера связи по вопросам безопасности сразу же после раздела и обретения независимости, а открыла свое бюро через несколько лет. В противоположность тому, что можно было бы ожидать, именно пакистанское правительство обратилось с просьбой к МИ-5 назначить в Пакистан офицера связи по вопросам безопасности, а не наоборот. В апреле 1951 г. первый премьер-министр Пакистана Лиакат Али Хан лично написал премьер-министру Эттли и попросил, чтобы английский офицер безопасности постоянно работал в Карачи. По-видимому, отчасти за этой просьбой стояло индийско-пакистанское соперничество, так как Хан написал Эттли, что ему известно о том, что у Великобритании уже есть офицер связи по вопросам безопасности в Дели. В том же году МИ-5 должным образом назначила в Карачи офицера связи по вопросам безопасности, и эта должность существовала по крайней мере до 1965 г. Руководитель разведывательного бюро в Пакистане Саид Казим Раза присутствовал на Конференции служб безопасности стран Содружества, которая проходила в Лондоне в 1951 г.42
И хотя было необычно – если не уникально – то, что просьба об установлении связей между разведками исходит из бывшей колонии, как это случилось в Пакистане, дух сотрудничества в области разведки между Великобританией и ее бывшими колониями таким не был. За два десятилетия, прошедшие после обретения Индией независимости, ряд «новых» государств, вошедших в Содружество, проявили удивительное желание поддерживать связь с британской разведкой, придавая ей большую важность и, очевидно, считая предметом гордости иметь офицера по связи с МИ-5, работающего в их стране, что должно было свидетельствовать о том, что они сидят за «высоким столом» международной политики. МИ-5 установила такие же связи, как в Индии и Пакистане, со службами безопасности Цейлона, который в феврале 1948 г. получил независимость от Великобритании путем мирной передачи власти: не было сделано ни одного выстрела и не пролито ни капли крови. Связи, установившиеся между МИ-5 и службой безопасности Цейлона – Департаментом общественной безопасности в 1955 г. по рекомендации МИ-5, поразительны: в конце 1950-х гг. четверть всех офицеров, работавших в его «секции безопасности», были постоянными сотрудниками МИ-543.
Реформа разведки в центре
Наряду с налаживанием тесных связей с разведслужбами в империи и странах Содружества, разведслужбы Великобритании, и особенно МИ-5, помогали проведению реструктуризации центрального правительственного механизма управления в Лондоне, чтобы он мог справляться с антиколониальными «чрезвычайными ситуациями». Фактически разведслужбы играли ключевую роль в том, как Уайтхолл реагировал на антиколониальные движения в империи в послевоенные годы. Прежде всего, нужно было обеспечить министерство по делам колоний в Лондоне, по его собственному выражению, системой «раннего оповещения» о беспорядках. Атмосфера международной политики в конце 1940-х гг. была такова, что казалось, будто коммунизм продвигается вперед в различных уголках империи, так что Уайтхоллу необходимо было получать как можно более раннее предупреждение о том, когда могут произойти восстания, спонсируемые, скорее всего, Москвой.
Как мы увидим в последующих главах, за коммунистическим мятежом в Малайе в 1948 г. последовали гражданские волнения с предполагаемым участием Советов на Золотом Берегу в Западной Африке. В 1949 г. после продолжительной гражданской войны, в которой национальные силы потерпели в конечном счете поражение на материке, к власти в Китае пришел революционер-коммунист Мао Цзэдун. А в июне 1950 г. разразилась корейская война между двумя соперничающими лагерями, поддерживаемыми Соединенными Штатами и Китаем. Британским политикам нужно было как можно больше информации о том, что выглядело как новый мировой порядок при активизации коммунистических сил. Недавно ставшие доступными для публики архивы министерства по делам колоний показывают, что начиная с конца 1940-х гг. между МИ-5 и министерством по делам колоний началась переписка, в которой обсуждались эти тревожные события. В ходе этой переписки МИ-5 убедительно объясняла таким руководителям государственной службы, как Эндрю Коэн – помощник заместителя министра по делам колоний, занимавшийся вопросами, связанными с Африкой, что они придают слишком большую значимость «политической разведке» (имеются в виду дипломатические отчеты) в ущерб реальной разведке (имеются в виду шпионаж, подрывная деятельность и диверсии). В 1948 г. МИ-5 убедила министра по делам колоний Артура Крича Джонса заново обдумать всю систему отчетности колониальной разведки и ввести новый порядок, согласно которому губернаторы каждой из сорока двух зависимых от Британии территорий в империи должны посылать в Лондон доклады (отчеты), делая упор именно на обеспечение безопасности. Более того, отчасти в ответ на рекомендации МИ-5 в 1948 г. министерство по делам колоний впервые было принято в полноправные члены Объединенного комитета разведывательных служб в Лондоне, после чего представитель министерства получил возможность ставить перед JIC задачи по оценке конкретных угроз44.
В качестве попытки помочь в модернизации разведки в колониях и дать министерству по делам колоний возможность получать раннее оповещение о восстаниях и коммунистических заговорах в империи в июне 1954 г. МИ-5 посадила в министерство по делам колоний постоянного советника по вопросам безопасности (SIA). Офицером, избранным на эту новую должность, стал Алекс Макдональд – ветеран индийской полиции, который мог похвастаться службой в Департаменте уголовного розыска в Бомбее, «хорошим знанием на рабочем уровне хинди и маратхи» и службой под началом генерал-майора Джеральда Темплера в Малайе. Роль Макдональда стала еще важнее в апреле 1955 г., когда Темплер, только что подавивший восстание в Малайе (об этом будет рассказано в следующей главе), опубликовал свой знаменитый доклад о безопасности в колониях, в котором предложил набор реформ. И хотя не следует преувеличивать влияние доклада Темплера, так как некоторые его рекомендации так и не были приняты, он все же оказал определенное влияние, озадачив умы на Уайтхолле. Темплер рекомендовал, чтобы администрации колоний придавали большее значение вопросам разведки, если хотят эффективно справляться с будущими восстаниями: «В то время как в мире военных «разведка» – чрезвычайно специфическая область сама по себе, в колониальной и других гражданских службах ее, естественно, склонны рассматривать всего лишь как один аспект политических «знаний», которые пронизывают весь процесс управления.
Этот аспект также не считается очень важным: в «разведке» часто видят узкую, связанную с государственной тайной функцию полиции. Администрация склонна не вникать в механизм сбора разведывательной информации и ее оценки, ее не интересует отношение этой информации к безопасности в самом широком смысле слова. В результате, на мой взгляд, обеспечение безопасности стало считаться чем-то вроде острой приправы, которую добавляет в тушеное мясо с овощами сверхштатный и, возможно, ненужный повар секретариата вместо того, чтобы заниматься квалифицированным планированием и умелой подачей на стол своего собственного блюда»45.
Одной из принятых рекомендаций Темплера было ввести в министерство по делам колоний еще двух советников по вопросам безопасности МИ-5 для оказания помощи Макдональду. По рекомендации Темплера в 1955 г. в министерстве по делам колоний был образован свой собственный секретный «Отдел по обеспечению безопасности» (ISD), документы которого были опубликованы лишь в 2008 г. Они показывают, что ISD занимался вопросами безопасности и разведки на каждой крупной территории Великобритании и поддерживал тесные связи со всеми британскими секретными службами – МИ-5, SIS, ЦПС. Его возглавляли опытный колониальный чиновник Дункан Уотсон и С.Дж. Дж. Т. (Джексон) Бартон – ветеран министерства по делам колоний, который помимо прочих назначений служил районным комиссаром в Восточной Африке. Как мы увидим, Джексон Бартон на самом деле уже поддерживал тесную связь с МИ-5 с конца 1940-х гг. по вопросам, относившимся к деятельности коммунистов в африканских колониях46.
Миссионеры разведки
Бегство на Запад Гузенко в сочетании с беспокойством, которое испытывали в МИ-5 в отношении индийского представительства в Лондоне, вскоре заставило ее пересмотреть весь процесс того, как Великобритания делится разведывательной информацией с колониями и странами Содружества. Чем больше в МИ-5 рассматривали безопасность колоний после 1947 г., тем меньше им нравилось то, что они видели. В феврале 1948 г. генеральный директор МИ-5 Перси Силлитоу предупредил JIC, что уровень безопасности в некоторых «новых» странах, вошедших в Содружество, главным образом в Индии и Пакистане, настолько низкий, что «практически отсутствует», – это было потрясающее утверждение с учетом того, насколько слабыми были внутренние меры безопасности в самой Великобритании в то время, как мы уже видели. Силлитоу сказал, что в правительстве Индии «утечки идут во всех направлениях». Для ответа на эту угрозу МИ-5 порекомендовала JIC ввести классификационную систему градации информации, чтобы ограничить возможность передачи важной правительственной информации ненадежным государствам. Объединенный центр разведывательных служб принял и внедрил классификационную систему информации МИ-5, разделив страны на три категории – А, В и С47.
Категория А означала самый высокий и надежный уровень безопасности. В нее сначала входили Соединенные Штаты Америки и страны «старого доминиона» (читай: с белым/европейским населением) – Австралия, Новая Зеландия, Канада, Южная Родезия и Южная Африка. Великобритания свободно делилась совершенно секретной и секретной информацией со странами категории А, хотя мы увидим, что отношения между Лондоном и Южной Африкой и Родезией позже значительно осложнятся.
Разведывательные сведения, которые Великобритания отсылала в страны категории В, включая Францию, были конфиденциальными и «подчищенными», но все же классифицировались как совершенно секретные. Сначала Индия и Пакистан попали в категорию В не из-за того, что их уровень безопасности был высоким – далеко нет, – а потому, что для Великобритании в холодной войне для стратегических целей было необходимо иметь возможность делиться с ними секретной информацией. Начиная с 1949 г. Великобритания имела базы в Пакистане, с которых она могла совершать авианалеты на Советский Союз. В Объединенном центре разведывательных служб подчеркивали, что Индия и Пакистан ни при каких обстоятельствах не должны знать, что получают подправленную информацию, – задача, выполнять которую стало все труднее после 1952 г., когда правительства обеих стран послали своих делегатов на Конференцию по безопасности стран Содружества в Лондоне. Тем временем страны, отнесенные к самой низшей категории С, такие как Бирма, вообще не получали секретную информацию от Великобритании.
Через год после первого отчета JIC, в 1949 г., вся классификационная система была перестроена, и на этот раз лишь Соединенные Штаты и Канада оказались вместе с Великобританией в категории А. Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка попали в более низкую категорию В. Индия, Пакистан и Цейлон получили самый низкий статус – категорию С, потому что в JIC поняли, что, какова бы ни была их значимость в эскалации холодной войны, стандарты безопасности в них такие низкие, что им нельзя было доверять совершенно секретную информацию48.
Реальной побудительной силой, стоявшей за реформой МИ-5 в сфере совместного использования информации, было принятие правительством США Закона Макмахона, который не разрешал властям США проводить совместные ядерные исследования с какой-либо иностранной державой. Вашингтон оказывал на Лондон колоссальное давление, чтобы тот принимал меры безопасности по защите американской информации, передаваемой колониальным и другим правительствам, как явствует из ключевых докладов JIC в 1948 и 1949 гг., в которых была разработана британская классификационная система для раскрытия информации. В них говорится, что никакая информация, полученная от США, не может быть передана странам вроде Индии и Пакистана без особого разрешения из Вашингтона. Озабоченность американского правительства возможной опасностью, грозящей разведывательной информации в Британской империи и странах Содружества, была, по-видимому, таким же пунктиком в «особых отношениях» в начале холодной войны, как и нежелание американских политиков поддерживать Британскую империю и «колониализм». Для охраны своих собственных секретов и успокоения сомнений США Великобритания вышла из империи в 1950-х и 1960-х гг., тщательно фильтруя информацию, как это было в Индии49.
Наряду с ограниченным предоставлением информации «ненадежным» государствам британские секретные службы начали более созидательный процесс перестройки всей системы безопасности в колониях и странах Содружества. К концу Второй мировой войны, как уже было отмечено, у МИ-5 было уже 27 офицеров по вопросам обороны и безопасности в различных странах. В конце 1940-х гг. вслед за прецедентом, установленным в Индии, МИ-5 начала заменять своих офицеров по вопросам обороны и безопасности на офицеров связи по вопросам безопасности. Главное различие между этими двумя должностями состояло в том, что офицеры по вопросам обороны и безопасности были приданы британскому военному гарнизону, тогда как офицеры связи по вопросам безопасности действовали под гражданским прикрытием, обычно работая в канцелярии британских колониальных губернаторов или – в странах Содружества – в британских постоянных дипломатических миссиях в этих странах. К началу 1950-х гг. в штате МИ-5 в общей сложности насчитывалось 840 человек, включая почти 30 офицеров связи по вопросам безопасности в разных странах земного шара от Вест-Индии до Дальнего Востока. На пике послевоенной деколонизации у Великобритании было 42 офицера связи по вопросам безопасности за границей50.
Назначение офицеров связи по вопросам безопасности в каждую крупную английскую колонию или на зависимую территорию за два десятилетия после 1945 г. даже более удивительно, если рассмотреть связи между британской разведкой и империей до этого. Как мы видели в первой главе, существовало значительное воздействие со стороны империи на британские разведывательные службы в первой половине XX в.: многие ее высокопоставленные офицеры начинали свою карьеру на колониальной службе. После 1945 г. произошло совершенно противоположное: назначение офицеров МИ-5 в различные уголки Британской империи в течение двух десятилетий после войны, когда Великобритания начала выход из империи, было тем способом, которым «империя наносила ответный удар».
До недавнего времени деятельность офицеров связи МИ-5 по вопросам безопасности в империи и странах Содружества в начале холодной войны оставляла небольшую рябь в огромном море официальных английских документов. До публикации архивов МИ-5 за последние несколько лет было невозможно найти что-либо, за исключением нескольких скудных ссылок на «почтовое отделение ячейка 500, Лондон» (секретный адрес МИ-5), или, возможно, изредка встретить слово «выбыл» (шифрованный адрес, который использовали офицеры связи по вопросам безопасности в британских колониях). И даже если удавалось наткнуться на эти зыбкие, поверхностные ссылки, реальная переписка между МИ-5 и колониальными правительствами была неизменно скрыта. Используя недавно ставшие доступными архивы МИ-5 и министерства по делам колоний, мы, по крайней мере, можем увидеть, что офицеры связи по вопросам безопасности играли значительную роль в истории и британской деколонизации, и холодной войны, эффективно работая в качестве миссионеров-разведчиков в колониях по мере их приближения к обретению независимости51.
Обязанности офицеров связи по вопросам безопасности были многочисленны и разнообразны, но в первую очередь они предоставляли колониальной администрации базовые сведения об активистах антиколониального движения, боровшихся за независимость. Зачастую эти сведения о национальных лидерах, ждущих своего часа, были решающими для колониальной администрации при подготовке к передаче власти. Секрет успеха деятельности офицеров связи по вопросам безопасности состоял в том, что они имели возможность передавать информацию колониальным правительствам на самом высоком уровне, пользуясь личными встречами с губернаторами колоний, местными начальниками полиции и другими высокопоставленными гражданскими и военными официальными лицами. Среди их функций была обязанность обеспечивать надежный канал связи, используя шифровальные аппараты, между штаб-квартирой МИ-5 в Лондоне и колониальной администрацией – часто напрямую с самими губернаторами колоний (можно представить себе, как информация передается вполголоса на тайных встречах в официальных резиденциях губернаторов). Как любили с гордостью подчеркивать в МИ-5, офицеры связи по вопросам безопасности давали колониальным правительствам доступ к всемирному океану разведывательной информации, полученной не только из источников МИ-5 в Великобритании, но и от ее региональных центров на Ближнем Востоке (SIME) и Дальнем Востоке (SIFE). В то же время офицеры связи по вопросам безопасности предоставляли колониальным правительствам прямой канал связи с Лондоном – путь, который, как часто жаловалось министерство по делам колоний, обходил его собственные средства связи.
Другой обязанностью офицеров связи по вопросам безопасности было осуществление «мер безопасности персонала», которые включали утомительные и важные проверки заявлений на получение въездных и выездных виз, а также «физических мер безопасности», таких как проведение обысков в правительственных зданиях на предмет обнаружения прослушивающих устройств. В начале 1950-х гг. страх того, что советская разведка прослушивает правительственные учреждения Великобритании и других западных стран, был вполне обоснован. В январе 1952 г. советский «жучок» был обнаружен в посольстве США в Лондоне: он находился в деревянном макете Большой Печати Соединенных Штатов, который был подарен советским посланником в Великобритании американскому послу. «Жучок» был обнаружен, когда вдруг услышали, что голос посла, находившегося в одной комнате посольства, передается полностью в другую комнату. Это привело к распространению страха перед прослушиванием во всех правительственных департаментах Великобритании как в самой стране, так и в зарубежных колониях. Расследование инцидента с «жучком» в американском посольстве, проведенное главным научным специалистом министерства обороны сэром Фредериком Брандреттом, выявило, что источником его питания были радиоволны ближнего радиуса действия, которым, как явствовало из заключения, могло эффективно противостоять люминесцентное освещение. Вероятно, будет излишним говорить, что это является причиной того, что в департаментах британского правительства и по сей день так много неприятного люминесцентного освещения52.
Большое значение, которое министерство по делам колоний придавало офицерам связи МИ-5 по вопросам безопасности, ясно выражено в секретном циркуляре, который Алан Леннокс-Бойд – министр по делам колоний с 1954 по 1959 г. разослал всем губернаторам колоний в апреле 1956 г.: «Роль службы безопасности [МИ-5] на территориях колоний состоит в том, чтобы оказывать помощь и давать рекомендации, что и подразумевает само название должности офицера связи по вопросам безопасности; ответственность за разведывательную работу всецело лежит на местной разведывательной организации. Офицер связи по вопросам безопасности является, однако, связующим звеном с широкой сетью обеспечения безопасности, ресурсы которой имеются в распоряжении колониальных территорий и вносят большой вклад в реализацию требований, предъявляемых к разведке в колониях… Существует тесная связь между министерством по делам колоний и службой безопасности в Лондоне, и совершенно необходимо, чтобы она существовала и на местах. Также следует иметь в виду, что там, где территории стремятся к самоуправлению, обычная модель отношений между странами Содружества в сфере обеспечения безопасности представляет собой связь на профессиональной основе между службой безопасности Соединенного Королевства и службой безопасности заинтересованной страны, осуществляемую посредством офицера связи по вопросам безопасности, приданного службой безопасности представительству Соединенного Королевства в этой стране. Правительство Ее Величества придает большое значение установлению и поддерживанию этих отношений в бывших колониях, которые обретают статус страны, входящей в Содружество.»53
Формирование разведывательной культуры стран Содружества
Наряду с назначением офицеров связи по вопросам безопасности в колонии и страны Содружества, МИ-5 также построила и план обучения полицейских сил колоний. Такие программы обучения появились в конце 1940-х гг., но быстро распространились вслед за докладом Темплера о безопасности в колониях в апреле 1955 г. В этом докладе, который был полностью рассекречен лишь в 2011 г., говорилось, что с 1950 г. МИ-5 обучила лишь 290 офицеров колониальной полиции за границей и 140 – на курсах в Великобритании – цифры, которые, по мнению Темплера, были «каплей в море того, что нужно сделать». По рекомендации Темплера, МИ-5 радикально расширила свои программы обучения полицейских в колониях, и в каждую крупную британскую колонию и на каждую ее зависимую территорию по всему миру приезжали офицеры, чтобы помогать в обучении разведывательному делу.
Контроль за этой огромной, но тайной программой осуществлял Алекс Макдональд – первый советник по вопросам безопасности от МИ-5, прикомандированный к министерству по делам колоний, который между 1954 и 1957 гг. совершил ошеломляющее количество – 57 – поездок в двадцать семь различных колоний Великобритании за границей. Его программы помогли обучить новое поколение офицеров безопасности. Между 1954 и 1958 гг. МИ-5 помогла обучить в среднем 250 офицеров полиции и сотрудников безопасности в колониях в год, и эта цифра взлетела до 367 человек в 1959 г. Начиная с июня 1956 г. МИ-5 также организовала учебные курсы для старших колониальных чиновников в своей штаб-квартире в Леконфилд-Хаус в Лондоне – до этого они просто посещали курсы, которые проводила в Великобритании полиция. Новобранцам читали лекции об «угрозе» (советской разведки и китайско-советского коммунизма), «методах расследования» (перехват, слежка, перебежчики, агенты и допрос) и «документации» (ведение точного учета). Первый курс закончился беседой с генеральным директором МИ-5 Роджером Холлисом, визитом министра по делам колоний Алана Леннокса-Бойда и, как гласит список мероприятий, увенчался вечером «коктейльной вечеринкой МИ-5», на которой гости ходили с накладными носами и усами54.
Наряду с этими программами МИ-5 также провела ряд конференций по безопасности стран Содружества в Лондоне. Первая такая конференция, проведенная в сентябре 1948 г., была организована на самом высоком правительственном уровне, когда премьер-министр Клемент Эттли лично написал премьер-министрам «старых доминионов» с самоуправлением – Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Родезии и Южной Африки – с просьбой о том, чтобы главы управлений безопасности их стран сопровождали их на предстоящей встрече премьер-министров в Лондоне. На последовавшей конференции обсуждалось, как следует обезопасить совместное использование разведывательной информации между странами-участницами и усилить процедуру проверки на предмет выявления коммунистов в правительственных организациях55.
Эта первая конференция имела такой успех, что за ней в мае 1951 г. последовала вторая, на которой присутствовали делегаты из Индии (Т.Г. Сандживи Пиллай), Пакистана (Саид Казим Раза) и Цейлона, что послужило сильным раздражителем для правительства апартеида Южной Африки, которое отвергло идею дележки разведданными с «азиатами» и пригрозило бойкотировать конференцию: Южная Африка не посылала своих представителей на такие конференции после того, как в 1961 г. вышла из Содружества. Факты говорят о том, что конференции по безопасности стран Содружества проходили каждые два года после 1952 г. и, вероятно, продолжают проводиться и по настоящее время56.
Курсы, которые проводила МИ-5 по обучению представителей колоний разведывательному делу как в Лондоне, так и странах Содружества, имели главный принцип: существует основополагающая разница между осуществлением полицейских функций и разведывательной работой, и оба этих направления требуют совершенно разных взглядов на офицеров. На курсах подчеркивалось, что их в то время как осуществление полицейских функций связано с обеспечением правопорядка и
Результаты обучающих программ МИ-5 были основательными. Во-первых, как заметил историк империи Филипп Мерфи, они способствовали формированию «разведывательной культуры», которая была успешно перенесена на полицию и службы безопасности во всех уголках империи и странах Содружества. В то время как ключевым компонентом этой культуры было отделение осуществления полицейских функций от разведки, как именно это достигалось, зависело от местных условий каждой страны. В тех странах, в которых была единая полиция, как в Канаде, в МИ-5 полагали, что вопросами разведки может заниматься специальное подразделение в рамках регулярной полиции, действующее в составе Департамента уголовного розыска (CID), но на практике – совершенно отдельно от него. В других государствах, таких как Австралия, где по всей стране действовали различные силы федеральной полиции, МИ-5 советовала создать совершенно новое отдельное агентство, посвященное обеспечению безопасности, которое могло бы действовать на государственном уровне и координировать вопросы, связанные с разведкой, среди всех региональных полицейских подразделений. Придерживаясь такой политики, МИ-5 на самом деле экспортировала собственно британскую модель обеспечения безопасности: одной из причин, по которой она, МИ-5, была создана в 1909 г. как отдельная секретная служба, действующая на государственном уровне, был страх на Уайтхолле, что региональные полицейские силы Великобритании и специальные подразделения работают несогласованно57.
Канада и Австралия
Канада и Австралия явственно демонстрируют способы воздействия британского разведывательного сообщества на безопасность стран Содружества в начале холодной войны. В Канаде до того, как к ней переметнулся Игорь Гузенко, вопросами разведки занимался CID Канадской королевской конной полиции (RCMP). После измены Гузенко МИ-5 посоветовала RCMP, как создать более эффективную разведывательную организацию. Ее рекомендация состояла в том, что в RCMP следует создать отдельное особое подразделение в рамках CID для решения вопросов разведки. Это было сделано в 1950 г., хотя в 1956 г. это особое подразделение было переименовано в Управление по безопасности и разведке, или I Управление, а впоследствии – в Службу безопасности RCMP. В 1984 г. канадский парламент принял закон о создании разведывательной службы Канады, которая во многих отношениях была прямой наследницей реформ МИ-5 в области разведки в Канаде в начале холодной войны58.
GCHQ оказал аналогичное влияние на канадскую радиотехническую разведку, которую в послевоенные годы возглавил подполковник Эдвард Дрейк, бывший, что неудивительно, канадцем. С конца 1946 г. он (это более удивительно) имел своим заместителем
Британское разведывательное сообщество наблюдало за аналогичными реформами в Австралии. МИ-5 возглавила проведение реформ системы безопасности в этой стране в 1948 г., когда расшифровки «Веноны» выявили советскую шпионскую сеть, функционировавшую в правительстве Австралии в Канберре. Проведенные в режиме реального времени контрразведывательные расследования с помощью расшифровок «Веноны» выявили лишь ретроспективную информацию о советских агентах. В свете разоблачений «Веноны» американское правительство наложило запрет на всю информацию, отправляемую в Австралию, до тех пор, пока в этой стране не ужесточится режим безопасности. Ответственность за это ужесточение легла на плечи МИ-5, и в сентябре 1948 г. сэр Перси Силлитоу и Роджер Холлис отправились в Австралию в сопровождении старшего офицера из отдела В МИ-5 Роберта Хемблис-Скейлза. Понимая, что будет невозможно заручиться сотрудничеством с австралийским правительством, не раскрывая источника, из которого стало известно о советской шпионской сети, Силлитоу в обстановке строжайшей секретности проинформировал премьер-министра Австралии Бена Чивли и министров обороны (Джона Дедмана) и иностранных дел (Х.В. «Берта» Эватта) о тайне «Веноны». После этого, получив полную поддержку австралийского правительства, делегация МИ-5 приступила к работе в тесном контакте с местным полицейским следствием, которое в конечном итоге привело к успешному привлечению к суду советских шпионов, проникших в министерство иностранных дел. Они также подтолкнули власти Австралии к масштабной реконструкции системы безопасности и разведки в стране.
По совету МИ-5 австралийское правительство создало совершенно новое разведывательное управление, которое ввиду того, что Австралия имела региональную полицию, как и Великобритания, было построено по образу и подобию МИ-5. С первых обсуждений, которые проходили между австралийским правительством и недавно назначенным офицером связи МИ-5 по вопросам безопасности в Австралии Кортни Янгом, который участвовал в войне в качестве одного из дальневосточных экспертов МИ-5, было решено, что новая служба безопасности будет поддерживать самые тесные отношения с МИ-5: в какой-то момент во время дискуссий министр иностранных дел даже назвал предполагаемое управление «частью МИ-5». Холлис вернулся в Австралию в 1949 г., чтобы помочь составить устав нового ведомства – Австралийской организации обеспечения безопасности (ASIO), основанной в марте этого же года и существующей до настоящего времени60.
В 1952 г. SIS сыграла аналогичную ведущую роль в создании первой зарубежной разведывательной службы Австралии в мирное время – Австралийской секретной разведывательной службы (ASIS). Связи между двумя службами были такими тесными, что в 1950-х гг. офицеры ASIS называли SIS в Лондоне не иначе, как штаб-квартирой. Для контроля за этими двумя новыми службами – ASIO и ASIS правительство Австралии создало также ведомство, наподобие британского Объединенного центра разведывательных служб (JIC)61.
Один из самых значительных первых успехов пришел к ASIO с бегством на сторону противника руководителя бюро советской разведки (КГБ) в Канберре Владимира Петрова в апреле 1954 г. Впервые Петров появился в поле зрения МИ-5 в 1950 г., когда ее офицер связи по вопросам безопасности в Австралии запросил о нем информацию, так как Петрова должны были назначить секретарем советского посольства в Канберре. Единственное, что было известно о нем в МИ-5 и SIS, – что ранее он был секретарем советского посольства в Стокгольме. В конце 1953 г. источник, близкий к Петрову в Канберре, сообщил в ASIO о том, что тот обдумывает возможность невозвращения на родину. И хотя этот источник не назван в документах МИ-5, почти наверняка им был Михаил Белогурский – польский врач и музыкант и по совместительству агент ASIO, который «обрабатывал» Петрова почти два года: угощал его дорогими винами и изысканными блюдами и возил к проституткам в район Кингс-Кросс в Сиднее. В обмен на гарантию политического убежища и защиту 3 апреля 1954 г. Петров дезертировал. Как позднее он сказал своим кураторам в ASIO, причиной послужило то, что ему понравилось жить в Австралии и он не хотел возвращаться в Советский Союз. И хотя он не назвал четко этот мотив причиной своей измены, это случилось, вероятно, потому, что он был назначен в Австралию печально известным руководителем советской разведки Лаврентием Берией, который в результате чистки был смещен со своего поста и казнен советским руководством в июне 1953 г. Петров, возможно, боялся, что в нем увидят «человека Берии», если он возвратится в Москву, где его, как и Берию, вполне могли «убрать»62.
Петров не сказал жене Евдокии о своих планах, очевидно предпочитая, чтобы она присоединилась к нему после того, как он окажется под надежной защитой Австралии. Однако 19 апреля, по-видимому полагая, что ее муж уже мертв, двое крепких вооруженных советских молодцов запихнули мадам Петрову в аэропорте Сиднея в самолет английских авиалиний, направлявшийся в Цюрих. В аэропорте собралась толпа численностью около тысячи человек, которые бушевали, кричали и свистели, пытаясь помешать им. Некоторые из присутствовавших при этом утверждали, что слышали, как она говорила: «Я не хочу улетать. Спасите меня», когда ее вели на борт самолета. Во время полета капитан самолета отправил радиограмму о том, что мадам Петрова, по-видимому, боится своих русских сопровождающих. Когда самолет приземлился в аэропорту Дарвина для дозаправки, с ней встретился представитель администрации Северной Территории (штат Австралии со столицей в г. Дарвине. –
Петровы дали сотрудникам ASIO важную информацию о советской разведке. Оказалось, что мадам Петрова была далеко не просто консулом в советском посольстве в Канберре, как полагали в МИ-5 и ASIO, а на самом деле шифровальщицей, как и ее муж во время и после Второй мировой войны. И хотя МИ-5 и SIS это было неизвестно, его должность в советском посольстве в Стокгольме была прикрытием для реальной должности шифровальщика. Он не смог захватить с собой словарь кодов и шифров, когда переметнулся на сторону противника, как хотел, но смог дать ASIO «важную информацию о людях и кодовых именах на период с 1945 по 1948 г. Он также захватил с собой документы вроде инструкций из Москвы на будущий год и – что представляло особый интерес для британской разведки – информацию о кембриджских шпионах Берджессе и Маклине, которые, как выяснилось, жили в русском городе Куйбышеве. Владимир Петров был больше чем шифровальщик в Канберре – на самом деле он занимался выявлением и работой с потенциальными советскими агентами в этом городе. По иронии судьбы, его обязанности как главы советского разведывательного пункта в Канберре также включали предотвращение побегов советских агентов на Запад.
У ASIO ушли годы на то, чтобы отследить всю информацию по советским шпионам в Австралии, предоставленную Владимиром Петровым. Последствия бегства на Запад мужа и жены вышли далеко за рамки контрразведки и имели драматические политические последствия. Премьер-министр Австралии Роберт Мензис начал открытое официальное расследование советского шпионажа в Австралии, объяснив членам палаты представителей, что в него вовлечены граждане страны, как это было в случае со шпионской группой Гузенко в Канаде. После того как на Запад переметнулась чета Петровых, правительства Австралии и СССР разорвали дипломатические отношения – советское правительство выдворило посольство Австралии из Москвы, а советское посольство было отозвано из Канберры. Две страны не возобновляли дипломатических отношений до марта 1959 г.64
Организацией бегства на Запад четы Петровых изначально занималась ASIO, а МИ-5 (и в меньшей степени SIS) играла поддерживающую роль. При этом из архивов МИ-5 явствует, что сотрудники ASIO спрашивали совета у МИ-5 перед тем, как сделать каждый серьезный шаг. Однако благодаря радиотехнической разведке произошло самое выдающееся событие в совместной работе англо-австралийских спецслужб. В 1947 г. правительство Австралии создало войска радиотехнической обороны (DSB) со штаб-квартирой в Мельбурне. Удивительно, но их первый начальник был не австралиец, несмотря на наличие четырех австралийских кандидатов на этот пост, а британский офицер из Центра правительственной связи (ЦПС) Тедди Поулден. DSB вскоре стала подобием Центра правительственной связи. Поулден в апреле 1947 г. встал во главе этой службы, штат которой насчитывал около двухсот человек, и поставил на двадцать самых высоких должностей сотрудников, командированных от ЦПС. Он поддерживал связь с ЦПС через свой личный особый шифр, который гарантировал, к радости Вашингтона, безопасный обмен радиотехнической информацией между правительствами Австралии и Великобритании65.
Назначение британского офицера на должность руководителя первой в мирное время австралийской службы радиотехнической разведки демонстрирует то влияние, которые имели британские разведывательные службы на службы безопасности стран Содружества в начале холодной войны. Защита стратегической безопасности и разведывательной информации в Австралии стала даже более важной задачей для правительства Великобритании после испытания первого ядерного оружия Великобританией на пустынных островах Монте-Белло вдали от побережья Австралии в 1952 г., а впоследствии – первого испытания водородной бомбы на острове Рождества в 1957 г. – оба этих события сопровождались всевозможными уловками для их прикрытия, чтобы о них не узнал Советский Союз66.
Радиотехническая разведка: величайший секрет процесса деколонизации Великобритании
История деколонизации Великобритании в настоящее время в общих чертах находится в том же положении, в каком находилась история Второй мировой войны до раскрытия секрета «Ультра». Проще говоря, пока значение радиотехнической разведки, которая сыграла ключевую роль в том, как британские правительства справлялись с выходом страны из империи, не раскрыто полностью, существует недостающее измерение в нашем понимании того периода. Мы уже видели, как расшифровки «Веноны» привели в 1948 г. к масштабным реформам системы безопасности в странах Содружества вроде Австралии. Однако роль британской радиотехнической разведки гораздо больше. Центр правительственной связи стоял во главе обширной системы, отвечавшей за перехват сообщений колоний и стран Содружества. Его усилиям содействовал простой факт: правительства многих этих государств доверяли шифровальным машинам свои сообщения, как раньше это делала Германия, и британские дешифровщики могли перехватывать и читать их точно так же, как и поток информации Германии. Это было одной из причин, по которой британское правительство раньше не раскрывало секрет «Ультра»: в Объединенном комитете разведывательных служб знали, что, если правительства стран Содружества обнаружат, что Великобритания успешно расшифровала код «Энигма» военных времен, они поймут, что оно, вероятно, имеет возможность по-прежнему делать это. Деятельность ЦПС по перехвату сообщений облегчал тот факт, что Великобритания отвечала за производство шифровочных кодов, известных как одноразовые шифровальные блокноты, которые теоретически невозможно расшифровать; их использовали многие правительства колоний и стран Содружества для «безопасности» информационного потока. Так как ключи к этим блокнотам были у ЦПС, то информационный поток колоний и стран Содружества, в которых они использовались, был на самом деле для него открытой книгой.
Сам объем информации, читаемый Центром правительственной связи, вызвал проблемы. Их суммировал сэр Уильям Дженкинс, который до конца 1947 г. работал заместителем начальника разведывательного бюро в Дели, но после этого был переведен в новый департамент Уайтхолла – министерство по делам Содружества (CRO), которое было создано в 1947 г. вместо бывшего министерства по делам доминионов. С 1 марта 1948 г. Дженкинс стал начальником нового совершенно секретного отдела в CRO, который отвечал за прием, распространение и перекодирование всей информации, имеющей отношение к «новым» странам, вступающим в Содружество, чтобы обеспечивать департаменты Уайтхолла регулярными, «животрепещущими» отчетами. Этот отдел поддерживал тесную связь со всеми британскими секретными службами и получал потоки «сырой» информации от МИ-5, SIS и ЦПС. Дженкинс придавал особое значение информации, получаемой от ЦПС, которую он (как и другие департаменты) получал в папках, известных как «синие пакеты», из-за их отличительных синих обложек. На самом деле отдел Дженкинса был завален большим количеством необработанной радиотехнической информации от ЦПС, и он жаловался, что не может обработать и проиндексировать ее всю, не говоря уже о том, чтобы проанализировать ее и составить по ней оперативную сводку для потребителей. Как он объяснял:
«В связи с усилиями радиотехнической разведки, которые были приложены к тому, чтобы повысить степень безопасности этих отчетов, есть понимание того, что те, кто составляет отчеты этой категории, довольны тем, что нет оснований для беспокойства. В связи с отчетами радиотехнической разведки и SIS есть один аспект, который является неудовлетворительным, особенно в отношении человека, который составляет большую часть ценного разведывательного материала. Дело в том, что до сих пор «запись» представляла собой практически подтверждение получения информации и ее отбор для распространения. Ясно, что если ценная информация не должна потеряться, то необходимо индексирование листов и карточек, что должно осуществляться обученным персоналом»67.
Коллеги Дженкинса лаконично отмечали, что он «перегружен работой». Сам он считал, что на тот момент ЦПС предоставлял ту информацию, «которая, как они думают и надеются, будет скорее представлять интерес, нежели, как им известно, будет ценной». Для того чтобы сделать лавину радиотехнической информации более контролируемой, он предложил изменить стиль работы, и его отдел должен был сообщать в ЦПС то, «что он хочет». Он констатировал, что недавняя конференция в Индии, созванная сторонниками национально-освободительного движения Индонезии, которую некоторые рассматривали как схему запуска чрезвычайной ситуации в Малайе, была хорошим примером события, о котором следует сигнализировать Центру правительственной связи.
Британская радиотехническая разведка в империи и странах Содружества строилась на основе договора, известного как договор UKUSA, который сначала был подписан между правительствами Великобритании и США в марте 1946 г. Этот договор был не единственным документом, как всегда считали историки, а одним из ряда соглашений, в который были внесены исправления в 1948 г., а затем периодически в начале 1950-х гг. Этот договор дал зашифрованное название тесному сотрудничеству радиотехнической разведки, установленному между британским и американским правительствами во время войны и оформленному предыдущим договором, известное как BRUSA. Договор UKUSA стал точкой опоры «особых отношений» разведок Лондона и Вашингтона в холодной войне. Текст первого договора UKUSA, который был рассекречен лишь в 2010 г., так как считалось, что в нем содержится слишком много информации, связанной с государственной тайной, чтобы делать ее достоянием гласности раньше, дает ясное понимание заметной роли Британской империи и стран Содружества в заключении договора между этими двумя правительствами. Учреждение ЦПС, известное как Лондонская коллегия радиотехнической разведки, представлявшее британское правительство на переговорах, отчаянно торговалось за то, чтобы Великобритания отвечала за сбор информации средствами радиотехнической разведки во всей Британской империи, а США должны были отвечать за все другие страны. Однако английская делегация заявила, что, хотя страны, получающие статус «доминиона», явно уже не будут составной частью империи, их не следует считать «третьей стороной», которая вследствие этого находится за пределами охвата радиотехнической ее разведки. Подтекстом переговоров по договору UKUSA была маячившая впереди передача власти в Индии68.
Оставив за собой право собирать средствами радиотехнической разведки информацию в колониях, получающих статус доминионов, правительство Великобритании гарантировало своей разведке положение в послевоенном мире и возможность проникать дальше, чем позволяет ее влияние, несмотря на убывающее могущество в мире. Когда Индия и Пакистан обрели независимость в 1947 г., обе этих страны получили, по выражению авторов договора UKUSA, «статус доминионов», хотя вскоре он был переименован в «статус страны Содружества», чтобы эти слова звучали не слишком старомодно и покровительственно. По договору UKUSA ЦПС сохранял за собой право собирать разведывательную информацию в Индии средствами радиотехнической разведки. Договор UKUSA означал, что Британия и ее бывшие колонии были слишком важными, чтобы их игнорировал Вашингтон. Главную роль в составлении договора для британского правительства сыграл Ф.Х. «Гарри» Хинсли, который тогда был молодым дешифровщиком, работавшим в Блетчли-парке. Позднее он напишет официальную историю британской разведки во Второй мировой войне69.
Так как ЦПС обеспечил себе право собирать разведывательную информацию средствами радиотехнической разведки в странах, вступающих в Содружество, после этого постоянной темой в «особых отношениях» между Лондоном и Вашингтоном стал вопрос о том, что правительству США нужны остатки Британской империи для сбора разведывательной информации, несмотря на долгую историю США как антиколониальной страны. Недвижимое имущество Великобритании в колониях по всему миру и сделка, зафиксированная в договоре UKUSA и дающая право ЦПС собирать разведывательную информацию радиотехническими средствами в колониях и вновь вступивших в Содружество странах, гарантировали Великобритании особый статус в глазах вашингтонских властей, даже когда ее имперская власть и влияние ее военной «жесткой силы» пошли на убыль. В 1950-х и 1960-х гг., еще в доспутниковую эру, когда огромное количество сообщений передавалось на большое расстояние по радиоволнам высокой частоты, остатки Британской империи сыграли важную роль, предоставляя наземные станции для сбора этих сигналов. Фактически, чтобы собирать информацию радиотехническими средствами, как мы сейчас видим, Вашингтон унаследовал от Великобритании и финансировал ее продолжительное присутствие в некоторых ее бывших колониях в форме станций радиотехнической разведки и разведывательных агентств, созданных по образцу МИ-5, еще долго после обретения ими независимости. Это подтверждает тезис, выдвинутый двумя влиятельными историками Британской империи Роджером Луисом и Рональдом Робинсоном в статье от 1994 г.: когда Вашингтон унаследовал некоторые части разрушающейся Британской империи во время холодной войны, это был, в сущности, «империализм деколонизации». Великобритания при поддержке США неофициально сохраняла империю в годы холодной войны даже после ее официального развала. На основе договора UKUSA аванпосты Великобритании в империи таким образом стали важными как для Вашингтона в целях сбора разведывательной информации радиотехническими средствами, так и для самого правительства Великобритании70.
Договор UKUSA был пересмотрен в 1948 г. и в начале 1950-х гг. для включения в него Канады, Австралии и Новой Зеландии, которые поделили мир на различные области радиотехнической разведки, охваченные наблюдательными постами каждой подписавшей договор стороны, под руководством Вашингтона и Лондона. Когда в послевоенные годы официальная Британская империя начала распадаться, Лондон прилагал колоссальные усилия к заключению стратегических договоров, санкционирующих долгосрочное присутствие Великобритании (и, следовательно, США) в недавно добившихся независимости странах. Старые имперские базы Великобритании, рассеянные по всему земному шару от Кипра до Сингапура, стали местом размещения центров по сбору разведывательной информации средствами радиотехнической разведки. В 1950-х гг. Кипр фактически стал огромным лагерем для сбора Великобританией разведывательной информации радиотехническими средствами: по всему небольшому острову появились антенны, причем многие из них благодаря прямой финансовой помощи нового управления радиотехнической разведки правительства США – Агентства национальной безопасности (АНБ). В декабре 1963 г., когда премьер-министр сэр Алек Дуглас-Хоум спросил, действительно ли Великобритании необходимо сохранять базы на Кипре, министр обороны Питер Торникрофт ответил выразительное «да», заявив, что остров «вмещает самые важные станции радиотехнической разведки и является базой, с которой производятся особые разведывательные полеты». В некоторых случаях, как мы увидим, Великобритания была готова начать ожесточенные грязные войны против таких же ожесточенных восстаний, чтобы обеспечить свои «жизненные интересы» в последние дни империи в годы холодной войны.
Британская Гвиана
История колонии – Британской Гвианы, расположенной на северном побережье Южной Америки, показывает, насколько запутанными могли быть международные отношения во время холодной войны. Широко известно, что сильное давление со стороны Соединенных Штатов Америки, пропитанное историей их антиколониализма, было одной из главных причин того, что англичане были вынуждены постепенно отказаться от колониальных владений по всему миру после 1945 г. Однако иногда антиколониальная позиция правительства США напрямую вступала в конфликт с его же требованиями во время холодной войны. Когда такое случалось, Вашингтон мог становиться даже еще большим колонизатором, чем Великобритания.
Нигде это не было так отчетливо видно, как в небольшом, но имеющем важное геополитическое значение государстве – Британской Гвиане, которое с конца 1940-х гг. добивалось самоуправления и в конечном счете независимости от Великобритании. Отношение Вашингтона к этой колонии стало более напряженным с приходом к власти на Кубе Фиделя Кастро в 1959 г. и разразившимся в октябре 1962 г. Кубинским ракетным кризисом, когда мир подошел к ядерному Армагеддону ближе, чем когда-либо.
Что касается правительства США, то главной проблемой Британской Гвианы был ее выдающийся борец с колониализмом доктор Чедди Джаган – стоматолог, получивший образование в США, выходец из семьи индийцев, работавших на сахарных плантациях. Джагана вдохновили антиколониальные сочинения Неру, и он вместе со своей женой-американкой Джанет открыто придерживался марксистских взглядов. Политика Джагана явно привлекала индийскую общину в Гвиане, которая составляла половину населения колонии. Но в Госдепе США боялись, что, если Джаган будет избран во властные структуры, его Народная прогрессивная партия (НПП) «разрушит» колонию и создаст марксистско-коммунистический береговой плацдарм на «заднем дворе» Америки. Великобритания со своей стороны не делала секрета из своего желания как можно скорее уйти из Гвианы, которая перестала представлять для нее стратегический интерес.
Страхи Вашингтона проснулись, когда в апреле 1953 г. Джаган стремительно вошел во власть, добившись ошеломляющей победы в первых в истории колонии всеобщих выборах на высший государственный пост в стране и выиграв в восемнадцати из двадцати четырех избирательных округах. И хотя Джаган победил на выборах, его победа должна была быть утверждена Лондоном. После чего США пошли на все, чтобы заставить Великобританию отложить планируемый ею уход из этой колонии и передачу власти Джагану. Фактически, наверное, во многом благодаря давлению со стороны Вашингтона английский губернатор сэр Альфред Сэведж сделал удивительный шаг – отверг результаты всеобщих выборов и отказался уступить власть Джагану. Эта радикальная мера была одобрена на самом высоком уровне в Лондоне самим Черчиллем, который 27 сентября 1953 г. санкционировал операцию «Виндзор» – высадку английских войск в Британской Гвиане 9 октября, которая сопровождалась отставкой правительства Джагана и отсрочкой принятия новой конституции колонии, в которую впервые было включено всеобщее избирательное право. Побыв на посту премьер-министра всего 133 дня, Чедди Джаган был выдворен из своего кабинета, а губернатору сэру Альфреду Сэведжу были даны чрезвычайные полномочия, которые продлились еще три года71.
Правительство Черчилля оправдало смещение Джагана, заявив, что «интриги коммунистов и их сторонников» в правительстве НПП угрожали превратить Британскую Гвиану в «государство, управляемое коммунистами». Лондон и Вашингтон изображали Джагана как самого настоящего коммуниста. Оливер Литтлтон – министр по делам колоний с октября 1951 по июль 1954 г. – позже утверждал в своих воспоминаниях, что он решил отменить избрание Джагана и объявить чрезвычайную ситуацию после получения докладов от британских разведывательных служб о том, что вскоре начнутся бунты и кровопролитие, а построенная в основном из дерева столица колонии Джорджтаун будет сожжена. Первая реакция Литтлтона на избрание Джагана была сдержанная. Он сделал вывод, что электорат в Британской Гвиане сказал свое слово, а в манифесте Джагана не содержится ничего более экстремального, чем в манифесте оппозиции в Великобритании. Однако в тот же месяц Черчилль написал Литтлтону, дав волю своему гневу по поводу избрания Джагана, и настаивал, что Великобритании «следует, безусловно, получить американскую помощь и сделать все возможное, чтобы сломать коммунистам зубы в Британской Гвиане». Он сухо добавил, что американцы, возможно, «пошлют туда сенатора Маккарти». К сентябрю отношение Литтлтона к выборам Джагана изменилось на полностью противоположное тому, что было в мае, и он проинформировал кабинет министров, что Джаган – опасный коммунист. Что-то явно заставило его полностью изменить свою точку зрения.
Роль МИ-5 в этом удивительном деле прояснилась только в конце 2011 г. после публикации ее огромного досье на Джагана – в общей сложности более двадцати томов. В них нет ничего, что указывало бы на то, что МИ-5 «подкармливала» страхи Лондона и Вашингтона в отношении коммунистических взглядов Джагана. Напротив, в 1951 г. офицер связи по вопросам безопасности МИ-5 в Тринидаде, в сферу ответственности которого входила и Британская Гвиана, доложил, что «нет никаких доказательств того, что Народную прогрессивную партию контролирует или руководит ею какая-либо коммунистическая организация, находящаяся за пределами колонии». Архивы МИ-5 показывают, что Джаган впервые привлек к себе внимание секретной службы в мае 1947 г., когда посольство Великобритании в Вашингтоне запросило информацию о нем после донесения из «чрезвычайно конфиденциального источника», в котором говорилось, что Джаган в предыдущем году писал в советское посольство в Вашингтоне. У МИ-5 и SIS не было «следов» Джагана в их документах в то время. Однако интенсивное наблюдение МИ-5 за членами Британской коммунистической партии выявило, что начиная с 1948 г. Джаган поддерживал связь со штаб-квартирой компартии в Лондоне, которую посетила его жена Джанет во время поездки в Великобританию после победы НПП на выборах 1953 г. Во время предыдущего приезда Чедди Джагана в Великобританию в июле 1951 г. МИ-5 запросила у министерства внутренних дел ордер на перехват его корреспонденции. Общий смысл досье МИ-5 на Джагана состоит в том, что, хотя он и был, безусловно, марксистом, а его жена, как известно, в юности была членом молодежной организации Компартии США в своем родном Чикаго, кроме этого было мало фактов, говорящих о какой-либо политической принадлежности к коммунистической организации. Если только МИ-5 не предоставила правительству Черчилля свою оценку Джагана, которая радикально отличалась от всего содержащегося в ее собственных документах, маловероятно, что оно поддержало бы предлог для отмены результатов выборов в Британской Гвиане, который состоял в том, что Джаган был коммунистом. Более того, учитывая свою достаточно оптимистичную оценку других лидеров антиколониального движения вроде Кваме Нкрумы и Джомо Кеньятты, о которых будет рассказано в шестой главе, кажется маловероятным, что МИ-5 сделала бы вывод, будто Джаган – убежденный коммунист. В реальности, как мы видим сейчас, Джаган был прежде всего борцом за независимость своей родины, хотя и говорившим на языке марксизма.
По-видимому, в 1953 г. на самом деле произошло следующее: министерство по делам колоний просто использовало «коммунизм» как предлог, чтобы отменить избрание Джагана. Настоящей причиной тревоги Лондона, вероятнее всего, были обширные минеральные богатства, скрытые в недрах этой колонии, – огромные залежи алюминия и бокситов, и в начале 1950-х гг. она обеспечивала около двух третей бокситов, импортируемых в США. С точки зрения Лондона и Вашингтона, Британская Гвиана была слишком ценной, чтобы отдавать ее марксисту вроде Джагана, главным обещанием которого на выборах была национализация минеральных ресурсов колонии и перераспределение ее богатств. Решив изображать Джагана коммунистом, Лондон и Вашингтон, видимо, выбрали ту версию фактов, которая наилучшим образом подходила к их потребностям – классическая несостоятельность разведки.
Эту точку зрения поддерживают архивы, в настоящее время находящиеся в Оксфорде, которые показывают, что за оценкой коммунистических взглядов Джагана министерство по делам колоний обратилось к одному из своих экспертов У.Х. Ингремсу. Ингремс сделал большую карьеру, служа в различных английских колониях в Африке с 1920-х гг. В июле 1953 г., через два месяца после победы Джагана на выборах, он совершил поездку в Вест-Индию и Британскую Гвиану. В последовавшем за поездкой отчете министерству по делам колоний он нарисовал довольно безрадостную картину, назвав в нем Джагана убежденным коммунистом, и даже порекомендовал, что «друзья» (то есть SIS) должны вмешаться и начать в колонии информационную кампанию против Советского Союза. Мы не знаем, какие последствия повлекли за собой предложения Ингремса, но они, вероятно, прозвучали как музыка для ушей ястребов в министерстве по делам колоний, которые уже не доверяли Джагану. Наверняка не является совпадением то, что приблизительно в это время именно Ингремс громче всех заявлял о том, что Джомо Кеньятта – коммунист, а восстание мау-мау в Кении – коммунистический мятеж, как мы увидим в шестой главе. Как явствует из одной памятной записки МИ-5 для внутреннего употребления, Ингремс и группа его коллег в министерстве по делам колоний видели коммуниста «за каждым кустом крыжовника в каждой колонии»72.
Силы чрезвычайного реагирования оставались в Британской Гвиане до августа 1957 г., когда Джаган возвратился на свою должность после того, как НПП одержала еще одну победу на выборах, став лидером в стране на этот раз по новой конституции. По мере того как Джаган все крепче держал власть в своих руках, правительства Великобритании и США начали обдумывать план тайной операции для дестабилизации его правления. В октябре 1961 г. Джаган снова одержал явную победу на всеобщих выборах и стал премьер-министром Британской Гвианы, но Лондон по-прежнему отказывался называть его премьер-министром по надуманным причинам. Однако теперь стало ясно и Лондону, и Вашингтону, что если тайная операция не даст нужный им результат, то Джаган будет руководителем независимой Гвианы.
При обычном ходе событий разведывательные данные МИ-5 о прошлом и настоящем Джагана сыграли бы решающую роль в передаче власти в колонии, как это было в других колониях. Но в Британской Гвиане МИ-5 была оттеснена на второй план. В отличие от большинства других проблемных уголков империи в этой колонии никогда не было постоянно работающего в ней офицера связи по вопросам безопасности. Вместо этого офицер связи по вопросам безопасности в Тринидаде приезжал сюда приблизительно раз в месяц между 1960 и 1963 гг. По иронии судьбы, жена Джагана Джанет была назначена министром внутренних дел, а это означало, что в ее обязанности входило поддерживать контакт с офицером связи по вопросам безопасности в Тринидаде. Эти двое – шпион и человек, за которым шпионят, несколько раз встречались во время визитов офицера связи по вопросам безопасности в колонию, и он предоставлял ей чрезвычайно тщательно выверенные доклады.
О чем офицер связи по вопросам безопасности МИ-5 не информировал Джанет Джаган, так это о том, что величайшая угроза для Британской Гвианы исходит на самом деле от главного союзника Великобритании – Соединенных Штатов Америки. Фактически после октября 1961 г. британское правительство дало Вашингтону свободу действий для осуществления тайной деятельности в этой колонии. Как отмечал историк империи Ричард Дрейтон, правительство США получило большую свободу действий для оказания влияния на политику Британской Гвианы, чем в любой другой британской колонии. Государственный департамент и ЦРУ провели ряд секретных операций с целью дестабилизировать режим Джагана. Сюда входили фальсификация результатов выборов, подкуп профсоюзов, организация в феврале 1962 г. забастовок и восстаний и даже, по-видимому, планирование серии взрывов. Их главной целью было усилить позицию главного политического противника Джагана – чернокожего «антикоммуниста», юриста Форбса Бернхэма – лидера Народного национального конгресса (ННК). Человек умеренных взглядов, одаренный оратор, выпускник Лондонской школы экономики и истовый приверженец методизма, который тем не менее имел вкус к быстрым машинам и красивым женщинам, Бернхэм явно был человеком Вашингтона73.
Вскоре после победы на выборах в 1961 г. Джаган нанес визит президенту США Джону Кеннеди в Белый дом, чтобы получить поддержку США для обретения Британской Гвианой независимости. Чедди Джаган вполне может быть марксистом, сказал после его визита Кеннеди, «но Соединенные Штаты не возражают, потому что этот выбор был сделан в ходе честных выборов, которые он выиграл». В частной же беседе Кеннеди сказал прямо противоположное. Вашингтон боялся, что Джаган превратит Британскую Гвиану в еще одну Кубу, официальный визит в которую он совершил в 1960 г., как, впрочем, и в Советский Союз и Китай. На следующий год, как обнаружили в МИ-5, он также попросил помощи у Коммунистической партии Великобритании. После унизительной неудачи государственного переворота с целью свержения Кастро при поддержке ЦРУ (фиаско в заливе Свиней в апреле 1961 г.) Кеннеди был полон решимости не допустить повторения этого с Джаганом. Госсекретарь США Дин Раск написал министру иностранных дел Великобритании лорду Хоуму в феврале 1962 г.: «Должен вам сказать, что пришел к выводу о том, что мы не можем мириться с независимой Британской Гвианой под руководством Джагана». Премьер-министр Гарольд Макмиллан сказал Хоуму, что письмо Раска было «чистым макиавеллизмом», демонстрирующим «определенную степень цинизма», которую он счел удивительной ввиду того, что госсекретарь «не был ни ирландцем, ни политиком, ни миллионером». В своем дневнике Макмиллан резюмировал ситуацию в Британской Гвиане, отметив, что американцы «готовы нападать на нас как на колонизаторов, когда это им это удобно», но «они первыми поднимают крик, когда «деколонизация» происходит в неудобной близости от них». Хоум резко ответил Раску: «Вы пишете, что не можете «мириться с независимой Британской Гвианой под руководством Джагана» и что «Джагану не следует позволять снова прийти к власти». Как, по вашему мнению, это можно осуществить в условиях демократии? И даже если нашлось бы такое средство, все это почти наверняка было бы прозрачно…»74
Однако вскоре Макмиллан и Хоум уступили давлению США. В августе 1962 г. Кеннеди санкционировал проведение тайной операции ЦРУ стоимостью 2 млн долларов с целью убрать Джагана из власти до того, как Британская Гвиана станет независимой. Ни в одной другой британской колонии Соединенным Штатам не позволялось еще проводить тайные операции. В октябре 1962 г. – месяце, когда произошел Кубинский ракетный кризис, министр по делам колоний Дункан Сандис согласился с тем, что ЦРУ следует позволить начать переговоры с Форбсом Бернхэмом, и его партия – ННК – в должный момент получила финансирование от США. Результаты тайной операции США, включавшей ошеломляющее количество заговоров и уловок, стали ощущаться в 1963 г. В апреле того же года Конгресс профсоюзов Британской Гвианы при поддержке США спровоцировал всеобщую забастовку, которая продлилась десять недель и нанесла стране большой ущерб. Это была самая долгая всеобщая забастовка, которая проходила где-либо в мире до этого. Тайная операция США также стала причиной начала забастовок и бунтов в Джорджтауне, в ходе которых погибло, возможно, около двухсот человек. В июле 1963 г. Макмиллан снова подвел итог ситуации, уловив иронию вашингтонской политики: «Мы не дадим Британской Гвиане «независимость», чтобы она стала еще одной Кубой, только на материке. Однако довольно забавно заставлять американцев снова и снова повторять их страстный призыв к нам не отступать от политики «колониализма» и «империализма» любой ценой»75.
Хотя правительство Макмиллана согласилось на тайную операцию США в Британской Гвиане, в период 1961–1964 гг. некоторые британские официальные лица тем не менее стали все больше возмущаться попытками США подорвать демократический процесс в этой стране. В феврале 1962 г. «посредник, занимающийся устройством сомнительных дел» президента Кеннеди, – гарвардский историк Артур Шлезингер-младший – провел напряженную встречу с Ианом Маклеодом – министром по делам колоний с октября 1959 г. по октябрь 1961 г., который сказал ему, что не согласен с американской оценкой Джагана как коммуниста. Маклеод предупредил Шлезингера, что «невозможно низложить демократически избранную партию», забыв при этом, что именно это и проделали Черчилль и министерство по делам колоний в Британской Гвиане в 1953 г. И хотя это нельзя окончательно доказать, кажется весьма вероятным, что умеренная оценка Маклеодом Джагана принадлежала МИ-5.
Также стоит отметить, что тайная деятельность США в Британской Гвиане не исходила исключительно от ЦРУ, как можно было бы предположить. Документы из личного архива президента Кеннеди показывают, что именно Государственный департамент, а не ЦРУ, занимался направлением финансирования через американские профсоюзы в Британский конгресс тред-юнионов для Британской Гвианы76.
Со своей стороны МИ-5 была активно против тайной операции, или «специальной политической операции» (СПО), в Британской Гвиане. В апреле 1961 г., за семь месяцев до избрания Джагана премьер-министром, офицер связи по вопросам безопасности в Тринидаде предостерег, что СПО вряд ли повлияет на исход предстоящих выборов, а «результаты ее неудачи будут, вероятно, катастрофическими». Самое сильное сопротивление применению СПО против любого колониального правительства или правительства страны Содружества оказал Алекс Келлар – начальник зарубежного департамента МИ-5 – отдела Е:
«Несмотря на политическое давление и треволнения, которые возникают между странами Содружества, есть факторы, которые продолжают связывать его отдельных членов и делают Содружество все еще могущественной силой, с которой следует считаться в мировых делах. Среди этих факторов нет более важного, чем комплекс безопасности стран Содружества, в котором секретная служба и ее офицеры связи по вопросам безопасности играют главную и влиятельную роль. Наши офицеры связи по вопросам безопасности играют ведущую роль, в частности, потому, что, какой бы личный вклад они ни сделали в этой области как отдельно взятые люди, все ведут себя с абсолютной честностью и, делая это, добились и сохранили веру, доверие и уважение к местным официальным лицам – административным и полицейским, – что очень важно. Это тем более важно в отношении новых стран Содружества, которые, обретя свою независимость, легко могут озлобиться на нас, если выявят наше участие или хотя бы заподозрят нас в ведении какой-то деятельности за их спинами.
Эта опасность становится все более реальной, так как давление… по поводу проведения тайных операций на этих получивших независимость территориях нарастает с неизбежным, как сейчас кажется, участием офицера связи по вопросам безопасности и последующим искажением его положения.
…Я согласен с тем, что есть не поддающиеся воздействию члены нашего Содружества, которые в полной мере испытывают наше терпение, но Соединенное Королевство с его зрелостью, политическим опытом и центральным положением несет особую ответственность за проявление терпения»77.
Несмотря на тайную поддержку США Форбса Бернхэма, он не смог обойти Джагана на голосовании. Но в декабре 1964 г. администрация США сумела добиться того, что президент Кеннеди назвал «хорошим результатом»: хотя НПП Джагана набрала самый высокий процент голосов, ННК Бернхэма сумел сформировать коалиционное правительство, и Бернхэм стал премьер-министром. В мае 1966 г. Британская Гвиана (переименованная в Гайану) получила независимость, а Бернхэм стал ее первым премьер-министром.
Всеми возможными способами американское и британское правительства добились своей цели – помешали преданному марксисту взять власть. По иронии судьбы, они создали монстра. Протеже Вашингтона Бернхэм хорошо учился у своих американских хозяев: втихомолку изменил электоральный процесс и фальсифицировал выборы после 1964 г. Он продолжал противоправно и некомпетентно управлять Гайаной более двадцати лет, разрушая экономику страны и попустительствуя враждебным отношениям между ее афро-карибской и индийской общинами. История Гайаны – прекрасная иллюстрация теории «отдачи», разработанной американским ученым-политологом Чалмерсом Джонсоном, которая состоит в том, что попытки США и Великобритании утвердиться в различных уголках мира и влиять на политику местных властей неизменно имеет непредусмотренные и разрушающие последствия78.
Глава 5
Война в джунглях: британская разведка и чрезвычайное положение в Малайзии
Дорогой Литтлтон,
Во-первых, у нас должен быть план.
Во-вторых, у нас должен быть человек.
Когда у нас будут и план, и человек, мы достигнем цели; не иначе.
Искренне Ваш,
«Остерегайся вулкана…»
«Какого вулкана?»
После японской оккупации во время Второй мировой войны Великобритания снова оккупировала Малайю – свою стратегически важную колонию в Юго-Восточной Азии, которой она владела с XVIII в. и безуспешно пыталась принести в нее единство. Англичане господствовали в Малайе, но не управляли ею главным образом потому, что это был ни с чем не сравнимый тип колонии, являвшийся настоящим плавильным котлом культур. Две трети Малайского полуострова, который отделяет Южно-Китайское море от Бенгальского залива, представляют собой густые, насыщенные парами джунгли, и, хотя столицей страны был Куала-Лумпур, значительная автономия была передана девяти малайским штатам, каждый из которых был протекторатом, управляемым своим собственным султаном. Официально британское владычество сосредоточивалось на двух «колониях у проливов», или колониях британской короны, – Пенанге и Малакке, а также Сингапуре. Великобритания пыталась создать единство автономных штатов Малайи путем образования «Малайского союза». Однако существованию этого союза яростно сопротивлялось большинство этнических малайцев, а особенно основная движущая сила послевоенного национально-освободительного движения – Объединенная малайская национальная организация (OMNO). Она с возмущением относилась к уступкам немалайским этническим группам в Союзе, которые в 1948 г. заставили Великобританию заменить Союз на «Малайскую федерацию» – создание федераций стало излюбленной и по большей части безнадежной тактикой со стороны Уайтхолла по объединению и управлению как единым целым колониями, которые часто были совершенно разными. Малайская федерация не сильно отличалась от Союза, который ей предшествовал. В ней было заново утверждено привилегированное положение малайцев в колониальном обществе, а также укреплена независимая власть султанов3.
Одной из основных проблем Великобритании в Малайе было то, что ее политика была разделена по этническому, расовому и религиозному направлениям. Перепись населения, проведенная в 1947 г., выявила, что население Малайи составляет около 5 млн человек, приблизительно половина – этнические малайцы и преимущественно мусульмане; около 38 % – этнические китайцы, две трети которых родились на материке в Китае, и это самая большая китайская община в мире за пределами Китая; оставшиеся 12 % – индийцы, исповедовавшие самые разные религии. Главным проводником коммунизма в Малайе была ее Коммунистическая партия (МКП), в которой в 1947 г. насчитывалось около 11 800 членов, огромное большинство которых (95 %) было этническими китайцами. Это означало, что для многих британских чиновников в Малайе слова «китаец» и «коммунист» были синонимами, что было вполне оправданно. Англичане никогда как следует не понимали китайскую общину в Малайе и, следовательно, их коммунистические взгляды. Люди, говорившие на китайском языке, были редкостью в британской администрации: за полтора года чрезвычайной ситуации в стране лишь 23 из 256 малайских государственных служащих сдавали экзамены по китайскому языку. Полиция колонии тоже состояла преимущественно из малайцев – в 1946 г. лишь 5 % ее сотрудников были этническими китайцами. Это неизбежно вызывало недопонимание и трения между двумя этническими общинами. К середине 1948 г. у англичан в Малайе было приблизительно 12 тысяч полицейских для контроля за всей колонией, многие из которых были чрезвычайно бедно экипированы. Некоторые районные подразделения полиции полагались на такое устаревшее оружие, как винтовки Ли-Энфилда 1917 г. Но вознаграждение за управление Малайским полуостровом с его богатыми каучуковыми плантациями и оловянными рудниками было слишком большим, чтобы Лондон от него отказался. Малайя имела жизненно важное значение для стран Британского Содружества как регион обмена валюты – «территория фунта стерлинга»: в 1948 г. долларовые поступления от Малайи были больше, чем от всего промышленного производства Великобритании, в то время как ее производство каучука составляло около половины всего каучукового импорта в Соединенные Штаты, а экспорт олова – почти весь импорт США. «Чрезвычайное положение» в Малайе, объявленное Великобританией, было «маленькой колониальной войной», как в стародавние времена, или карательными мерами по подавлению восстаний, которые велись для того, чтобы контролировать производство каучука и олова. Но в то же время это был открытый вооруженный конфликт со стратегическими целями – сдержать распространение коммунизма в период холодной войны.
Фиаско британской разведки в Малайе
Начало чрезвычайного положения в Малайе, или «восстание коммунистов», как его иногда называли, в июне 1948 г. символизировало несостоятельность британской разведки в Лондоне и британской администрации в Малайе. 14 июня местная малайская служба безопасности (MSS) составила отчет, который позднее стал широко известным как признак ее некомпетентности. Отчет уверял своих читателей в том, что не существует «непосредственной угрозы внутренней безопасности в Малайе», хотя в нем и признавалось, что «положение постоянно меняется и является потенциально опасным». Через два дня после убийства двух европейцев – управляющих имениями и их помощника на каучуковых плантациях в районе Перак губернатор колонии объявил чрезвычайное положение, и Великобритания начала действия, которые обернулись двенадцатилетней войной приблизительно против 8 тысяч коммунистов-партизан в джунглях Малайи. «Небольшая, но дорогостоящая проблема» Великобритании в Малайе, как Уинстон Черчилль назвал меры по подавлению повстанческого движения в этой стране, стали самым долгим чрезвычайным положением в колонии, с которым столкнулась Великобритания в послевоенные годы и которое продлилось с июня 1948 по 1960 г. Чрезвычайное положение в Малайе вскоре превратилось в настоящую войну: около трех тысяч британцев погибли там в ходе военных действий. Этот конфликт унес жизни и тысяч партизан, или «бандитов», как их сначала называли англичане, а также, вероятно, несколько тысяч невинных людей, не принимавших участия в боевых действиях5.
Многие из тех, кто изучал промахи современных разведывательных служб от Перл-Харбор до 11 сентября 2001 г., пытались объяснить их либо недостаточным сбором разведданных, либо плохим их анализом, либо сочетанием того и другого. В Малайе, как мы видим, был недостаток и того и другого. На самом деле перед началом восстания малайская разведка едва соответствовала своему названию. Ее составными частями, по крайней мере теоретически, были MSS и Малайский особый отдел, но они не поддерживали друг с другом эффективную связь. MSS возглавлял Джон Дэлли, смелый, несколько эксцентричный человек, который воевал в годы войны вместе с коммунистами в малайских джунглях против японцев, будучи командиром партизанского отряда сопротивления под названием «Дэлфорс». После войны его эксцентричность выражалась в его удивительной способности восстанавливать против себя своих коллег. Его раздражающая личность, очевидно, была главной причиной, которая помешала ему стать одним из членов Объединенного разведывательного комитета на Дальнем Востоке (JICFE) – наивысшей британской инстанции по оценке разведывательной информации в Юго-Восточной Азии, которая после войны размещалась в Сингапуре. Официальное объяснение, данное JICFE по исключению Дэлли, состояло в том, что MSS носит слишком «местнический» характер и сосредоточена на Малайе. На самом деле хорошая доля «местничества», вероятно, была именно тем, что было нужно JICFE. С какой стороны на это ни смотри, а когда глава местной разведывательной службы не входит в JICFE, усилия Великобритании по оценке разведывательной информации в этом регионе неизбежно должны были стать недостаточными и несогласованными. Что еще хуже, при Дэлли МSS составляла разведывательные донесения, которые были полны противоречий, что не давало читателям ясной картины существующих угроз. Один из коллег Дэлли заметил, что тот сидел на стольких заборах, что удивительно, как его еще не разрезали занозы6.
Организация MSS, определенная в 1939 г., не способствовала сбору разведывательной информации или ее оценке. Ее директор Дэлли сидел в Сингапуре, а его заместитель – в Куала-Лумпуре. Что еще хуже, финансы, которые имела MSS в своем распоряжении, были очень малы с учетом масштаба ее задач. После начала чрезвычайного положения Дэлли попытался ответить на критику, жалуясь на то, что в его службе «отчаянная нехватка личного состава». И он не ошибался. В 1946 г. в ее штате состояли всего четыре офицера-европейца, которым он мог предложить лишь жалкое жалованье. Работавшему в MSS переводчику платили даже меньше, чем переводчику в китайском секретариате, что делало работу в службе непривлекательной. В результате, как отмечал Дэлли, когда было объявлено чрезвычайное положение, «стали расти груды непереведенных документов, потому что в рабочем дне не было достаточного количества часов, чтобы эти немногие верные и преданные мужчины и женщины могли закончить свою работу». Тем временем в 1948 г. в особом отделе малайской полиции CID работали всего двенадцать служащих, которые тоже были поделены между Сингапуром и Куала-Лумпуром – едва ли удовлетворительная ситуация для эффективных согласованных действий разведки7.
И хотя легко высмеивать недостатки MSS под руководством Дэлли, следует помнить о трудностях сбора разведывательной информации в Малайе. Имея незначительные финансы, MSS должна была работать в стране, в которой не было единого языка, а вместо него были в ходу несколько диалектов, а иконографическая письменность насчитывала приблизительно 10 тысяч символов. Как позднее выразился один из офицеров МИ-5, работавший в Сингапуре: «Нетрудно представить себе, какой кошмар представляют собой толкование, перевод и регистрация документов в контрразведывательной работе». Неудачи MSS до 1948 г. также следует отнести на счет исключительных трудностей, с которыми она столкнулась, когда пыталась собирать информацию о коммунистах в послевоенные годы. Многие эти трудности тянулись со времен войны. Захват Сингапура японцами в феврале 1942 г., названный Черчиллем самым тяжелым поражением в истории войн Великобритании, был унизительным провалом для британской разведки. Ни одна из секретных служб Великобритании – МИ-5, SIS, ЦПС – не предупредила о наземном вторжении японцев, а британские вооруженные силы были настолько не готовы к нему, что для защиты Сингапура не оказалось ни одного танка. Широко распространенное мнение, что орудия колониальных войск были повернуты не в ту сторону – жерлами к морю, – это более поздний миф, но правдой остается то, что у них было совершенно недостаточно снарядов для отражения наземного вторжения. В частности, SIS в предвоенные годы выделяла скудные средства на сбор информации об угрозе со стороны империалистической Японии, а ее работа на Дальнем Востоке представляла собой спектакль одного актера – одного-единственного офицера Гарри Стептоу, находившегося в Сингапуре. И хотя Стептоу был, вероятно, более эффективным сотрудником, чем изображали его очернители, вроде Филби, он не дал британской администрации в Сингапуре сколько-нибудь значительное предупреждение о японском вторжении8.
Одним из результатов японской оккупации Малайи была утрата всех важных досье, собранных Малайским особым отделом и MSS по коммунистам. Японская секретная служба Кемпейтай использовала эти документы для совершения зверских расправ над местным населением, особенно коммунистами. Офицеры по вопросам обороны и безопасности МИ-5 в Сингапуре и Гонконге были интернированы японцами, хотя, к счастью для них, остальные служащие британской разведки, их настоящие личности и работа остались нераскрытыми. Если бы японцы установили их личности, то, вероятно, при допросах, которые, без сомнения, были бы жестокими, они могли бы выдать большие секреты, такие как система дезинформации МИ-5, и последствия этого были бы катастрофическими для разведок союзников.
MSS и Малайский особый отдел также пережили колоссальный спад в работе с коммунизмом, потому что потеряли своего лучшего агента в Коммунистической партии Малайзии. Дело Лой Тека, или Лай Тека, или «мистера Райта», – одно из самых необычных во всей истории разведки, настоящая история о человеке «плаща и кинжала». В течение своей шпионской карьеры Лой Тек был тройным агентом, работавшим в разное время на французскую, японскую и британскую разведывательные службы. По сей день отсутствие документальных данных не дает возможности сделать о нем какие-либо определенные выводы. Однако в общих чертах эта история известна. Известно, что Лой Тек был вьетнамцем или наполовину китайцем – наполовину вьетнамцем, сыном владельца магазина велосипедов, который в конце 1920-х гг. вступил в Коммунистическую партию в Индокитае (это французские колониальные территории, включавшие современный Вьетнам, Лаос и Таиланд). Он был завербован в шпионы французской службой безопасности Surete, которая в какой-то момент в начале 1930-х гг. передала его англичанам в Сингапуре и Куала-Лумпуре. В 1934 г. Малайский особый отдел внедрил его как своего агента в Коммунистическую партию Малайзии.
Лой Тек стал более успешным агентом, чем могли себе представить его первые британские кураторы. Путем постепенных арестов его непосредственных руководителей англичане подстроили ему быстрый рост карьеры в рядах компартии. Резкий скачок вверх в его карьере произошел в 1938 г., когда он был назначен генеральным секретарем компартии. Благодаря его положению не будет преувеличением сказать, что до войны англичане с успехом управляли Коммунистической партией Малайзии. Информация, поставляемая Лой Теком, дополненная педантично перехватываемой корреспонденцией, позволила англичанам с уверенностью утверждать, что они нейтрализовали Коминтерн на Дальнем Востоке. Информация Лой Тека привела в 1931 г. к аресту и тюремному заключению в Гонконге лидера вьетнамских коммунистов Хо Ши Мина9.
После капитуляции Сингапура, как мы уже видели, британское подразделение 136 обеспечило материально-техническую поддержку и обучение состоявшей преимущественно из коммунистов Антияпонской армии народов Малайи (MPAJA).
Связным между MPAJA и подразделением 136 был китаец – высокопоставленный член Коммунистической партии Малайзии, носивший псевдоним Чин Пен. Один из его коллег в подразделении 136 позднее назвал его «самым надежным партизаном, которому доверяет Великобритания». В награду за свои подвиги в военное время через пять месяцев после окончания военных действий Чин Пен получил орден Британской империи из рук Верховного главнокомандующего союзными войсками в Юго-Восточной Азии лорда Луиса Маунтбеттена на ступенях муниципалитета Сингапура. Англичане даже устроили ему проживание в роскошном отеле Сингапура «Раффлз», где размещалась колониальная администрация Юго-Восточной Азии. Можно представить себе, как Чин Пен потягивает в «Раффлз» сингапурский слинг (напиток из рома, джина и т. п., смешанных с водой, подслащенный и ароматизированный. –
В военное время разведывательные уловки Лой Тека наслаивались одна на другую. Известно, что помимо работы на англичан он сотрудничал с японцами и, по-видимому, руководил массовыми убийствами японцами членов Центрального комитета МКП в пещерах Бату в сентябре 1942 г. – это был очень удобный способ устранить большинство своих противников внутри партии. Однако его истинная преданность, без сомнения, проявилась в том, что только один офицер из подразделения 136 был предан и потерян для работы из-за него: по-видимому, он не внял предупреждениям Лой Тека, что за ним охотятся японцы. Возможно, перехваченные радиосообщения (SIGINT) тоже продемонстрировали его лояльность англичанам, хотя в настоящее время отсутствие документов не дает этому подтверждения.
Подозрения членов МКП в отношении Лой Тека становились все сильнее, особенно в отношении его сомнительных дел с японцами. И хотя точная последовательность событий остается туманной, похоже, что в начале 1947 г. он начал опасаться, что ловушка над ним захлопнется, и в марте того же года он исчез, прихватив с собой 130 тысяч долларов из партийной кассы. Он продолжал скрываться в Сингапуре до августа 1947 г., откуда он отправился в Гонконг, а оттуда в Сиам (Таиланд). Факты наводят на мысль, что в какой-то момент в конце 1947 г. он был ликвидирован в Сиаме группой китайских боевиков. Участие британской разведки в побеге Лой Тека из Малайи остается недостающей деталью этой таинственной драмы. Учитывая его лояльность в годы войны и тот факт, что он бежал в Сингапур, а затем Гонконг, кажется вероятным, что именно англичане организовали его бегство. После исчезновения Лой Тека его заместитель Чин Пен был назначен новым Генеральным секретарем Компартии Малайи, который попытался перегруппировать ее ряды, потрясенный, как и все остальные, предательством их бывшего лидера11.
Имея такой чрезвычайно ценный источник, как Лой Тек, англичане становились самодовольными, когда речь заходила о сборе информации о МКП, и не считали необходимым вербовать других шпионов. Проблема состояла в том, что, когда свет на верху лестницы погас, наступила кромешная тьма. Тогда эта плачевная ситуация встала перед малайским особым отделом и MSS непосредственно перед тем, как в июне 1948 г. началось восстание. Утратив все свои важные досье военных времен на Компартию (они были захвачены японцами), они теперь лишились и своего главного агента в ней.
Наряду с этой незавидной ситуацией в отношении
Из существующих разведывательных оценок чрезвычайного положения ясно, что в то время никто в британском разведывательном сообществе ни в Малайе, ни на Уайтхолле не понимал толком характер этого восстания. Вспышка насилия в июне 1948 г. застала секретные службы Великобритании врасплох. Испытывая недостаток сколько-нибудь надежной информации, MSS под руководством Дэлли выпустила суровый отчет о том, что «коммунистическими организациями» в колонии проводится «организованная кампания убийств». В действительности же все было совершенно иначе. Восстание в Малайе было не организованным заговором, спланированным Чин Пеном и Компартией Малайи, как подозревала британская разведка, а спонтанным бунтом крестьян «снизу» против иностранного владычества и империализма с целью подорвать британское производство в колонии. В конечном счете причина того, что MSS столь явно не сумела предсказать этот бунт, состояла в том, что на самом деле никакого заговора до 1948 г. не существовало. В реальности руководство КПМ было так же удивлено внезапным взрывом насилия, как и британцы. Последующий арест некоторых партийных кадров, включая заместителя Чин Пена Юнг Куо, показал, насколько не подготовлена была партия к восстанию13.
По иронии судьбы именно сама колониальная администрация стала причиной восстания. Объявив 18 июня 1948 г. чрезвычайное положение, она дала Чин Пену и КПМ объединяющую идею, casus belli (повод для объявления войны. –
Чин Пен ухватился за возможность, которую ему предоставил стихийный бунт, и превратил его во всеобщее восстание. В первый же день чрезвычайного положения он ускользнул из когтей англичан, перепрыгнув через стену, и скрылся в джунглях, где возглавил борьбу, которая продлилась двенадцать лет. Вскоре он собрал под свои знамена около трех тысяч бывших партизан, воевавших с японцами (MPAJA). Влажный воздух джунглей не уничтожил запасы оружия и боеприпасов, которые они оставили там в 1945 г., как надеялись англичане. Однако они воевали с англичанами с той же жестокостью, с которой ранее воевали с японцами. Их восстание было войной не против англичан так таковых, а против «империализма». Оно было прежде всего войной за «национальное освобождение». Создание Чин Пеном в феврале 1949 г. Малайской народной освободительной армии (MPLA) должно было символизировать национально-освободительную борьбу трех главных этнических групп Малайи – малайцев, китайцев и индийцев. Новобранцев MPLA брала среди городских жителей и сквоттеров, живших на границе джунглей, что указывает на то, что восстание подпитывалось массовой политизацией ранее лишенных гражданских прав групп населения – женщин, крестьян и рабочих, которые объединились, чтобы воевать с британским «империализмом», как раньше они воевали с японцами14.
Разведка – ахиллесова пята Великобритании в Малайе
Все правительственные департаменты Великобритании, имевшие отношение к Малайе, – как гражданские, так и военные, как на Уайтхолле, так и в самой колонии, – явно медлили применять то, чему они должны были бы научиться из предыдущих кампаний по подавлению восстаний. И хотя недавний опыт Великобритании в Палестине дал ей четкий урок, как не надо подавлять восстание, власти в Малайе не придали ему никакого значения, что очень удивительно, учитывая то, что около пятисот бывших палестинских полицейских были переведены в Малайю после ухода Великобритании из Палестины в мае 1948 г. В их число входил и Николь де Грей – бывший комиссар полиции в Палестине.
На начальных этапах чрезвычайного положения к МИ-5 обратились за консультацией. Она попыталась – в основном тщетно – реформировать способы сбора разведывательной информации в этой колонии. Генеральный директор МИ-5 сэр Перси Силлитоу посетил Малайю, где его заметили местные журналисты, – хотя впоследствии историки почти совершенно не отразили роль МИ-5 в этой чрезвычайной ситуации. Начало общения Силлитоу и Дэлли было неудачным: Дэлли обвинил главу МИ-5 в том, что тот как был, так и остался уличным постовым полицейским из Глазго. Силлитоу остро воспринял это оскорбление, и почти исключительно по его рекомендации MSS под руководством Дэлли была расформирована, и ее сменил особый отдел малайской полиции CID, хотя по любым прикидкам MSS была настолько некомпетентна, что заслуживала того, чтобы ее закрыли15.
Особый отдел поддерживал тесную связь с региональными офицерами МИ-5 по вопросам безопасности в Куала-Лумпуре и Сингапуре, которые, в свою очередь, были подотчетны британскому межведомственному агентству на Дальнем Востоке – Службе обеспечения безопасности на Дальнем Востоке (SIFE). Хартия об основании SIFE в августе 1946 г., лишь недавно ставшая доступной в архиве, демонстрирует, что она была создана по образу и подобию Службы обеспечения безопасности на Ближнем Востоке (SIME). Как и ее служба-сестрица, SIFE была не исполнительной, а чисто консультативной организацией, отвечающей не за сбор разведывательной информации (шпионаж), а за ее оценку и распространение. И хотя с технической стороны это была межведомственная служба, главная роль в ней отводилась МИ-5. В период своего расцвета ей были подотчетны более шестидесяти офицеров, большая часть которых была командирована из МИ-5. Все региональные офицеры связи МИ-5 по вопросам безопасности на Дальнем Востоке от Нью-Дели до Гонгонга были подотчетны канцелярии генерального комиссара по Юго-Восточной Азии Малькольма
Макдональда, расположенной в Китайском доме, Феникс-Парк, Сингапур, который «Таймс» назвала «тропической копией Уайтхолла», как и региональные бюро SIS по всей Азии. SIFE несла ответственность за оценку разведывательной информации, полученной как из британских колоний, так и стран Содружества (через МИ-5), а также зарубежных стран (через SIS).
Первым руководителем SIFE был С.Е. Диксон, которого в 1947 г. сменил опытный и уважаемый офицер МИ-5 Малькольм Джонсон – ветеран индийской полиции, который семнадцать лет прослужил в разведывательном бюро в Дели. Джонсон погиб в авиакатастрофе вскоре после вступления в должность, и за ним на ней побывала череда офицеров МИ-5. После своего визита в Малайю Силлитоу воспользовался случаем назначить нового руководителя SIFE. Он выбрал эксцентричного сотрудника МИ-5 Алекса Келлара – бывшего руководителя SIME, который был одним из основных сотрудников МИ-5, занимавшихся сионистским терроризмом. Силлитоу предупредил его, чтобы тот не слишком «надрывался на службе», дабы не случилось еще одного нервного срыва, который у него произошел, когда тот работал в SIME. Он надеялся, что теперь, когда у руля стоит Келлар, а Дэлли нет, успехи британской разведки в сборе разведывательной информации вскоре будут заметнее. Его надежды были безосновательны: потребовалось три года, чтобы работа наладилась должным образом16.
Поделиться книгой: