Никаких оправданий! Невероятная, но правдивая история победы над обстоятельствами и болезнью

Я возился с этим пистолетом, пока мои пять минут для выступления не истекли и воспитательница не отнесла меня на место, на стул. Потом мама увидела в окно, как нам всем раздали раскраски и как я отставал ото всех с выполнением задания, потому что протезы меня только сковывали.

Дома было решено, что протезы я больше носить не буду. Воспитательница в садике объявила об этом детям в группе, и они радостно это одобрили. О, свобода! Я почувствовал себя так, будто с меня сняли цепи и кандалы. Именно тогда я понял, что, если я хочу жить свободно, мне нужно научиться по возможности обходиться без протезов.

Шло время. У нас в семье произошло прибавление – родились две мои чудесные сестрички Линдси и Маккензи. Линдси на шесть лет младше меня, а Маккензи – на девять. Мы выросли дружной ватагой – конечно, мы всегда во всем соревнуемся, но и поддерживаем друг дружку тоже.

Линдси очень быстро развивалась физически, рано начала ползать, рано встала на ножки и пошла. Поэтому еще совсем крохой она носилась по дому вместе со мной и старшей сестренкой. Когда родилась Маккензи, я очень хотел братика. Конечно, с сестрами я дружил, возился и все такое, но мне хотелось, чтобы у меня был еще и брат и чтобы он так же обожал спорт, как и я.

После рождения четвертого ребенка мама с папой приняли два решения: во-первых, больше детей не заводить, так что мне предстояло смириться с мыслью, что брата у меня не будет; а во-вторых, переехать из штата Индиана в штат Джорджия, в пригород Атланты, который назывался Саванни. Когда мы с сестрами узнали, что предстоит переезд, у нас было ощущение, будто весь наш привычный мир рушится. Конечно, переезд для семьи был удобнее, ведь в Атланту переезжали и бабушка с дедушкой. Но мы-то с сестрами ничего, кроме Форт-Уэйна в Индиане за всю свою маленькую жизнь не видели, поэтому расстроились и разволновались. Здесь у меня оставалось все: друзья, учителя, девочки, которые мне нравились, освоенные улицы и парки, к которым я привык.

Когда в доме появились грузчики и начали разбирать и упаковывать мебель, мы с Амбер были вне себя от гнева. Мы вопили, плакали, топали ногами, кричали родителям всякие невероятные гадости, – и это при том, что мама с папой хотели как лучше и переезд был задуман ради нас. Мама обещала, что в Атланте мы обзаведемся новыми друзьями и заживем на славу, но я твердо был убежден, что родители увозят нас насильно, и страшно разобиделся. Зачем мне какие-то новые друзья в какой-то Атланте, если у меня тут, в Форт-Уэйне, полно старых друзей?

Но на самом деле угнетало меня не это. Несмотря на весь бойцовский дух и привычку быть лучшим, в глубине души я ощущал неуверенность, с которой никогда не пытался бороться. Я не верил, что смогу пустить корни на новом месте и завязать новые знакомства. Я боялся, что незнакомые люди не воспримут меня просто как мальчика по имени Кайл, а прежде всего увидят инвалида, родившегося без рук без ног. Да, я впервые в жизни ощутил настоящий страх. Однако у меня были в запасе преимущества, о которых я и не ведал.

Мама всегда заботилась о том, чтобы я был чистеньким, опрятным, хорошо одетым, и прививала мне хорошие манеры. Благодаря ее помощи и наставлениям я не был букой, не был застенчив, легко завязывал разговор и знакомство. Здесь, в Форт-Уэйне, меня все знали и любили, я был душой детского общества, и никому в голову не приходило бойкотировать или обижать меня за внешние особенности. Друзья у меня были из самых популярных детей, никто никогда надо мной не потешался, я не знал, что такое одиночество, и мне не приходилось доказывать всем и каждому, что я нормальный и достойный человек.

В начальной школе я по уши влюбился в белокурую хорошенькую девочку по имени Уитни, – к счастью, после нашего переезда мы не потеряли друг друга из вида и до сих пор поддерживаем отношения. В то время я не мог заставить себя приблизиться к ней и признаться в своих чувствах, потому что не знал, как она отреагирует. Я боялся, что моя аномалия помешает мне сблизиться с ней.

Дело было в четвертом классе, и у других мальчишек уже были первые пассии, первые влюбленности, а я ужасно завидовал тому, что они нормальные, а я – явно нет. Я опасался, что Уитни отвергнет меня потому, что я в инвалидной коляске. Когда дело касалось девочек, вся моя уверенность в себе куда-то бесследно исчезала. Во всем остальном я держался уверенно, ни с кем себя не сравнивал, не комплексовал, а вот тут – терял самообладание. Нет, конечно, Уитни ни за что меня не полюбит, твердил я себе.

Перед переездом в Джорджию меня мучили такие же страхи, как в истории с Уитни: я боялся быть отвергнутым и осмеянным, боялся въехать в школу на инвалидной коляске. Вдруг все будут надо мной смеяться? Но эти страхи терзали меня лишь поначалу.

Вообще пятый класс – непростой период для школьника. И уж тем более непростой, если в пятый класс идешь в новом для тебя городе, в новой школе и нужно обзаводиться новыми друзьями и начинать жизнь с чистого листа. Мое сложное положение усугублялось еще и тем, что я был непохож на остальных ребят. Поэтому я страшился не только за себя: я еще и боялся, что разочарую родных, если не сумею вписаться в новое окружение и завести новых друзей.

Волнуясь перед переездом, я совсем упустил из виду, что переезжаю-то я не один: со мной мама и вся моя семья, и они будут обращаться со мной совсем так же, как и раньше, и я могу рассчитывать на их поддержку и любовь. А когда я это понял, у меня с души сразу свалилась тяжесть и страх отступил. Я вдруг осознал, что переезд – не причина для тревог и жалоб, но отличный повод укрепить уверенность в себе. Я понял: прежде чем меня примут окружающие, мне необходимо самому принять себя таким, какой я есть, принять то, что я отличаюсь от остальных и всегда буду отличаться. Я совершенно сознательно решил: отныне я принимаю себя, свои особенности и двигаюсь дальше. Я твердо решил, что в моих силах подружиться с кем угодно. Нужно просто добиться, чтобы людям со мной было приятно и комфортно, и, если я этого добьюсь, мой вид не будет их нервировать.

Когда мы переехали в Джорджию, я очень быстро оброс новыми знакомствами. Я на практике убедился, что уверенный в себе человек притягивает окружающих как магнит. Не прошло и недели, как нас с Амбер записали в новую школу, а я уже понял: уверенность, нужная, чтобы завести новых друзей, у меня есть и у сестренки тоже. Более того, я говорил себе: «Ну ты и дурень, Кайл, – так боялся переезда, так психовал!» Меня гораздо больше волновало, как привыкнет к новой школе Амбер, а не я сам. Мне хотелось, чтобы у нее тоже было много друзей и чтобы к ней все тянулись.

Конечно, когда кто-нибудь видел меня впервые, взгляд у этого человека был полон сомнений, но я целенаправленно рассеивал эти сомнения и сразу же давал понять: я обычный мальчишка, такой же, как все, просто физически отличаюсь от остальных.

Больше всего я подружился с мальчиком, переехавшим в Атланту из Нью-Йорка. Его звали Джоуи Леонардо, и мы сразу обнаружили, что у нас много общего. Мы проводили вместе почти что каждый день, вместе гуляли, играли в видеоигры, плескались в бассейне. Чем Джоуи был уникален – так это тем, что он с самого начала словно бы и не замечал моих особенностей и не считал меня инвалидом. Конечно, всякое бывало, мы вместе прошли разные испытания, но нас это только сблизило. Мы до сих пор очень дружны, и я чувствую себя как дома у Джоуи, а он – у меня. Наша дружба зародилась из общих интересов, но потом мы стали друг другу все равно что родные братья и готовы были в случае чего защищать друг друга.

У Джоуи есть еще брат Крис, на два года младше нас. С ним я тоже много общался и благодаря компании братьев Леонардо чувствовал, будто у меня есть настоящие братья, а не только сестры, – братья, которых мне так не хватало. Мы с Джоуи и Крисом помогали друг другу и в то же время поощряли друг друга – каждый смотрел на товарища и стремился стать лучше, добрее, внимательнее… но в то же время между нами было и здоровое спортивное соперничество, свойственное мальчишкам. Джоуи и Крис до сих пор знают, что им я позволяю больше, чем кому бы то ни было, и хорошо понимают, каково мне живется.

Допустим, играем мы в видеоигру, и Джоуи с Крисом замечают, что я стараюсь не в полную силу. Они начинают меня поддевать и подгонять. Но я никогда не оправдываюсь и не ною: «Ой, отстаньте, вы что, не видите, у меня нет рук, мне за вами не угнаться, я не успеваю нажимать кнопки!» Они знают, что мой девиз – «Никаких скидок на слабость», поэтому понимают: если меня поддеть, мне это только на пользу, я сразу сосредоточиваюсь и начинаю играть внимательнее и реагирую быстрее.

Я вообще плохо отношусь к оправданиям и отговоркам. Казалось бы, подумаешь, велика важность – схалтурить и не стараться выиграть в видеоигру? Ну, продул и продул. Но нет. Если расслабишься и сдашься по мелочи, это войдет в привычку. Скидки на слабость недопустимы, потому что они – уловка, способ обойти препятствие, уклониться, даже не попытавшись его преодолеть. Отговорки и оправдания позволяют нам придумать какие-то объяснения для окружающих: мол, я не могу сделать то-то и то-то, потому что я слишком слаб, чтобы справиться с такой сложной задачей. И неважно, каков масштаб задачи.

Похвала инвалидам

Я знаю, что Господь не зря создал меня таким, какой я есть. Быть может, он сотворил меня таким, чтобы окружающие смотрели на меня и радовались, что они так щедро одарены Богом, чтобы они принимали и любили себя. Я пока еще не выяснил смысл своей жизни, но знаю: чтобы разобраться, зачем я пришел в этот мир, нужно не отмахиваться от сложных вопросов, а принимать их и думать о них.

Я знаю, есть много людей, которые, признают они это или нет, воспринимают инвалидов как ущербных, неполноценных. В их глазах мы «биологически бракованные», бесполезные, никому не нужные существа, которые влачат свой убогий век на обочине настоящей полноценной жизни. Возможно, такие люди думают, что нам не следовало появляться на свет, что нашим родителям стоило быть ответственнее и сделать аборт, потому что в итоге инвалид живет неполноценной жизнью, не такой, какую общество считает нормальной и счастливой. Нужно ли говорить, что мои родители и я не согласны с такими предрассудками? Я люблю жизнь, мне нравится, как я живу, и мне известна великая сила жизни и любви.

Те, кто считает инвалидов ущербными, не понимают простую истину. Я убежден, что в том или ином смысле все мы ущербны, потому что физически здоровые люди часто отличаются дефектами характера или личности. Просто так сложилось, что мои особенности очень заметны внешне.

Один мой друг очень кстати привел мне цитату из книги Уиттакера Чамберса «Свидетель». В этой книге автор обращается к своим детям и пишет вот что: «Когда вы поймете то, что видите, вы станете взрослыми. Вы будете знать, что жизнь – это боль, что каждый из нас распят на кресте самого себя. И когда вы поймете, что это относится к любому мужчине, женщине или ребенку на Земле, – тогда вы обретете подлинную мудрость».

В некотором смысле каждый из нас несет свой крест.

Мои родители не знали, что я появлюсь на свет с такими врожденными аномалиями. Когда моя мама забеременела в первый раз, техника была еще далеко не так развита, как нынче. В наши дни врачи имеют возможность детально обследовать будущего ребенка и заранее увидеть, есть у него аномалии или нет. Если бы в 1986 году техника была на таком же уровне, как сейчас, думаю, я бы не появился на свет. Многим родителям тяжело дается столкновение со страхом перед неизвестностью, страхом перед тем, с чем придется иметь дело ребенку-инвалиду. Я не знаю, сколько вообще было случаев наподобие моего, но знаю, что у многих родителей не хватило бы мужества справиться с тем, с чем справились мои папа и мама. Я знаю, что большинство врачей в таких случаях агитирует родителей, чтобы те как можно раньше надевали на ребенка протезы, хотя, на мой взгляд, нужно обязательно дать ребенку шанс научиться двигаться самому. Выбирать протезирование только для того, чтобы ребенок выглядел «как все», «нормальным», – на мой взгляд, ошибочное решение.

Да, быть родителями необычного ребенка нелегко, это огромная ответственность и необходимость постоянно делать правильный выбор. Но родительство как таковое – вообще большая ответственность, всегда, при любом ребенке. И у родителей есть более важные цели и задачи, чем честолюбивые стремления придать ребенку «нормальный» вид. Главное – чтобы ребенок был счастлив и был самим собой и мог развиваться!

В этом я убедился на собственном примере. Когда наша семья переехала в штат Джорджия, у меня, естественно, появилось множество новых знакомых. Так вот, все они очень быстро привыкали к моему облику и воспринимали меня точно так же, как я воспринимал сам себя. Разница между нами была не так уж важна, гораздо важнее было то, что нас объединяло: юность, общие интересы, умение радоваться жизни. Другие ребята не видели во мне калеку или неполноценного! Они воспринимали меня как нормального. Им неважно было, как я выгляжу, а важно было, что я готов с ними играть и общаться.

Каждый из нас должен внести свою лепту в общее дело и способствовать тому, чтобы отношение общества к инвалидам изменилось. Нужно всеми силами бороться с предрассудком, будто инвалиды неполноценны, бороться и уничтожить его. Мы должны поддерживать и поощрять друг друга, показывать своими поступками, что ценим жизнь в любых ее проявлениях и ценим людей такими, какие они есть. И наплевать, если общество кого-то считает нормальным, а кого-то нет, потому что это фальшивые, ложные, порочные представления, которые нужно преодолевать. Мы должны быть друг другу опорой – все, и те, кто стоит на своих двоих, и те, кто опирается на костыли!

Глава 5. Футболка с номером «8»

Итак, наша семья переехала в Атланту, я пошел в пятый класс и оброс новыми знакомствами. Я слушал, как мои одноклассники жарко толкуют про разные виды спорта, которыми занимаются и от которых ловят кайф. Сам я обожал спорт не меньше, чем они.

Мы горячо болели за местные спортивные команды «Атланта Брейвс», «Хаукс» и «Фальконс», местные спортсмены были нашими кумирами, и я дня не мог прожить без просмотра спортивных телепрограмм. В школе мы каждый день с утра обсуждали все вчерашние матчи и прочие спортивные новости, внимательно следя за достижениями наших любимцев. Все наши разговоры крутились вокруг спорта, и мы были одержимы любимой темой так, как это могут только десятилетние мальчишки.

Из общих разговоров я выпадал, лишь когда мои сверстники принимались расписывать свои личные достижения по части футбола, баскетбола и бейсбола. Конечно, я от души за них радовался, но в то же время мне страстно хотелось играть в команде наравне со всеми, и я изводился, слушая всеобщие рассказы. Стоило кому-нибудь пуститься в повествование о том, как вчера здорово вломили противнику на футбольном поле, и я уже живо видел себя в рядах игроков. Я рисовал себе завлекательные картины: вот я стою на воротах – и мой ловкий бросок спасает команду от проигрыша, или в последнюю секунду забрасываю мяч в баскетбольную корзину, и мы побеждаем.

Дома я предавался мечтам о том, чтобы сделаться профессиональным спортсменом и сражаться за одну из моих любимых команд в Атланте. В мечтах я видел себя неутомимым игроком с железной волей, сохраняющим хладнокровие в любой ситуации; я воображал себя на месте знаменитого бейсболиста Джона Смольтца из «Атланта Брейвс», представлял, как ловко двигаюсь в разгар матча и даю блестящие подачи. В мечтах я не ведал никаких преград и ограничений, но вот в реальности… в реальности все было иначе. Я никогда не думал, что реальный мир будет отличаться от мира фантазий, в которых я видел себя звездой спорта. Единственная разница была в том, что теперь мне надо было добиться, чтобы меня приняли в местную школьную команду, – тогда я бы начал играть по-настоящему.

Чем больше друзья рассказывали мне, как классно играть всем вместе в футбол, баскетбол или бейсбол, тем сильнее мне хотелось к ним присоединиться. Я говорил себе: я обожаю спорт, и я всегда стремлюсь победить, этого достаточно. И раз уж я решил, что буду нормальным пятиклассником, которого принимают в спортивную команду наравне со всеми, – я ни перед чем не остановлюсь, лишь бы добиться своего. Ведь я великолепный спортсмен и умею состязаться. Я буду таким, как все, – твердо решил я.

Больше всего на свете мне хотелось быть кумиром одноклассников, школьным чемпионом-звездой, который ходит с самой хорошенькой девчонкой из команды поддержки. Я решил, что дорога к этой мечте лежит через футбол. Мнения родителей по поводу моих мечтаний о новых достижениях частенько расходились: папа был склонен мечтать вместе со мной, а мама воплощала собой практичность и приземленность. «Сынок, лучше сосредоточь свои усилия на том, что тебе по плечу», – от души советовала она. «Сынок, ты можешь добиться всего, если только подналяжешь и как следует постараешься», – утверждал папа.

Маму я люблю всем сердцем, но она всегда слишком уж за меня волнуется: боится, как бы я не расстроился, если чего-то не добьюсь. А я от природы всегда был человеком упрямым и упорно верил: я могу добиться всего, чего пожелаю. Тут у нас с ней и возникали разногласия. Маму тоже можно понять: какая мать захочет видеть свое чадо огорченным до слез, разочарованным, потому что ему не удалось добиться чего-то желанного. Впрочем, мама научила меня одному очень важному и полезному приему. Сводится он к следующему: во всем, что делаешь, надо видеть успех, даже если потерпел неудачу. Ну, хотя бы потому, что ты попытался, оценил свои силы, потому что на ошибках учатся… и так далее. В любой неудаче есть свой урок, своя наука, свои плюсы. О да, мама умеет поддержать, поэтому я всегда был благодарен ей за советы, даже если не очень-то им следовал, как в истории с детской футбольной командой, – мама не разделяла мой энтузиазм насчет того, чтобы попасть в эту команду.

В тот день, когда нам в школе раздали листовки-объявления, что скоро начнется прием в местную детскую футбольную команду, я явился домой с этим листком, взволнованный и восторженный. Листок мне дала учительница, но только после моей просьбы, и, казалось, она была удивлена, что я так взбудоражен объявлением. Ясное дело, она-то считала, будто из такого, как я, футболиста не выйдет. А я считал иначе и решил доказать это всей школе, как только начнут конкурс на прием в команду.

Когда я, размахивая листком, явился домой и поведал обо всем маме, она заметно опечалилась. По ее мнению, шансов попасть в футбольную команду у меня почти что не было, и она думала, что я напрасно лелею несбыточные надежды. Папы тогда в городе не было, он куда-то уехал по делам и поддержать мой энтузиазм было некому. У нас с мамой состоялся долгий задушевный разговор. Мама честно предупредила, что конкурс я могу не пройти и в команду могу не попасть. «Будь готов к неудаче, – посоветовала она. – Может, тебя примут помощником – воду игрокам подавать и сидеть поблизости, на подхвате, но в игроки не примут, ты уж на это настройся на всякий случай, тогда не будет так обидно. Но ты же все равно будешь при команде, и тебе будет весело, и ты заведешь новых друзей, что уже неплохо, верно? И будешь приносить команде пользу». Я согласился, но в глубине души знал: нетушки, подавальщиком воды я быть не согласен, я хочу выходить на поле с остальными игроками, состязаться, приносить славу команде и самому себе, вот чего я хочу!

Мама у меня по складу характера гораздо общительнее и разговорчивее, чем папа, она и с людьми сходится легче, чем он. Поэтому она, не колеблясь, заранее позвонила тренеру и спросила, можно ли мне участвовать в конкурсе. Она честно предупредила тренера, что я сильно отличаюсь от других ребят, которых он раньше тренировал, но ни словом не выдала своих сомнений в том, что я могу стать отличным футболистом. Таким образом, когда я пришел на конкурс, тренер уже был подготовлен. Ни у меня, ни у папы не хватило бы духу позвонить незнакомому преподавателю, но мама на это решилась, потому что очень меня любила. Она объяснила тренеру, что я особенный, но при этом ни разу даже не намекнула, что я неполноценный. Просто сказала, что ко мне, наверно, нужен будет особый подход. А результаты я выдам еще и получше других.

На следующий день мама повезла меня на конкурс в наш районный спортивный клуб. Вообще-то футбол она не очень любила, но это было неважно, главное, что я хотел играть в футбол. Даже тогда, десятилетним мальчишкой, я понял и оценил мамин поступок: не каждая мать согласится повезти сына-инвалида на конкурс-отбор в футбольную команду, особенно если она сама не любит футбол и если в команде все остальные игроки – нормальные дети. Но моя мама сделала это, потому что очень меня любила, и я ценю ее поступок и до сих пор ей очень благодарен.

В районном спортивном клубе, который располагался в городском парке, мы очутились впервые. Футбольные и бейсбольные площадки тут были просто отличные, и в парке было полным-полно ребят с битами и бейсбольными рукавицами и прочим снаряжением. Мама катила меня в кресле на колесах. Когда мы добрались до края поля, я выскочил из кресла и помчался туда, где выстроились ребята, желавшие принять участие в отборочном конкурсе. К своему величайшему облегчению, я увидел в толпе много знакомых лиц – сюда собрались мои школьные приятели, которые тоже хотели играть в футбол. Я стал расспрашивать их, в чем вообще заключается конкурс. Они сказали, какие предстоят задания. И я понял, что мне вполне по плечу их выполнить, почему бы и нет? Я крепкий парень, я наконец попал на отборочный конкурс в футбольную команду и сейчас смогу показать себя и добьюсь того, чтобы меня приняли, и буду играть в любимую игру.

Первым заданием был забег на время – стометровка. Тренер засекал время, очередной конкурсант бежал по футбольному полю, потом тренер записывал результаты. Выстроилась целая очередь и по мере того, как приближался мой черед, я начал нервничать. Вот, наконец, я и на старте. Помощник тренера спросил: «Ты справишься, уверен? Стометровка все-таки». Я с уверенным видом кивнул в ответ. Прозвучал стартовый свисток, и я припустил вперед как мог быстро. Я бежал вперевалочку, «по-медвежьи», как я это называю, то есть практически на четвереньках, по-звериному. Обычно у меня получается развивать приличную скорость в такой позе. Но на полпути возникла проблема: на бегу моя просторная футболка задралась на спине и начала с меня слезать, так что в конечном итоге я запутался в ней руками, и пришлось встать на ноги и одернуть футболку, помахав руками. Конечно, меня это задержало, но не надолго. Я управился с футболкой как можно быстрее и побежал дальше, снова опустившись на четвереньки.

Зрители – а на поле их было немало, включая тренера и его помощника, – следили за мной как завороженные. По-моему, их впечатлило то, как быстро я бегаю. Родители других ребят мне бурно аплодировали. Когда я добежал до финиша, ко мне подошел тренер, похвалил и сказал, что очень хочет, чтобы я играл именно в его команде.

Я был приятно взволнован тем, что мне удалось показать такие хорошие результаты в забеге и доказать всем, в том числе и самому себе, что я могу быть членом организованной, спаянной и способной команды. С остальными тестами я тоже справился неплохо, а под конец нас еще проверяли на проворность и гибкость, и это у меня тоже вышло. Под занавес тренер объяснил кандидатам, которых выбрал, как зарегистрироваться и вступить в команду. Итак, меня приняли!

На регистрации мне удалось поближе пообщаться с тренером. Звали его Том Ши. Том честно сказал мне: «Я тебя выбрал, потому что ты сильный и проворный, и только поэтому». Имелось в виду, что меня приняли в команду не из жалости и не в порядке исключения, а потому, что я действительно ценный кадр и потенциально способный футболист. Еще тренер сказал, что у него уже возникли идеи, на какую позицию меня поставить, но мне надо набраться терпения – он мне все расскажет на первых тренировках. Конечно, мне ужасно хотелось стать квотербеком, то есть распасовщиком, и для своей спортивной фуфайки я выбрал номер «восемь», потому что такой же номер носил один из моих спортивных кумиров Трой Айкман. Мне всегда нравилось, как стойко он держится в сложных обстоятельствах и как отлично играет, несмотря на боль. Мне не терпелось поскорее приступить к занятиям. Я вернулся домой в победоносном вдохновенном настроении и с трудом дождался первой тренировки.

Мы с папой заранее съездили в магазин спортивных товаров и купили дополнительные накладки, чтобы защитить мои руки и ноги. Поскольку обувь я не носил и передвигался с опорой еще и на руки, то нужно было уделить экипировке особое внимание, чтобы не травмировать ни руки, ни ноги. Папа купил готовые защитные накладки, повертел их так и этак и решил, что он их зашьет, – получатся как бы шапочки, которые будут защищать мои культи, плотно их обхватывая. Еще мне купили наплечники и шлем, как и полагается в американском футболе. Все это добро привезли домой, и я то и дело осматривал, перебирал и оглаживал эту груду драгоценностей и мечтал, как начну тренироваться. Скорее бы первое занятие!

Но мне пришлось ждать. Наш отборочный конкурс проходил в самом начале летних каникул, когда я только закончил пятый класс, а тренировки-то начинались только в сентябре. Впервые в жизни я с таким горячим нетерпением считал дни до конца летних каникул.

Силовые тренировки

Во второй половине лета, хотя официальные тренировки по футболу еще не начались, мы с папой стали посещать школьный спортзал, где проходили неофициальные силовые тренировки. Будущие игроки школьной команды готовились к осени заранее, чтобы быть в форме. Нам понадобилось подобрать кое-какую экипировку с учетом моих физических особенностей – только тогда я смог бы тренироваться наравне с остальными ребятами в команде. Мне требовались ремни, которые можно было бы приладить к рукам и пристегивать к ним гантели, – и тогда я мог бы «тягать железо» с сопротивлением.

К счастью, нам с отцом повезло и удалось найти замечательную экипировку, как раз то что надо. Вернее сказать, мы нашли заготовки, а до ума довели их уже сами. Мы взяли кожаные ножные ремни, которые используются для ножных растяжек с высоким сопротивлением и большой весовой нагрузкой. К этим ремням прилагались веревки, чтобы привязывать их к тренажерам, а мы пропустили веревку через гантели. Таким образом, я мог поднимать гантели и тренироваться с полной двигательной нагрузкой, причем именно с гантелями, а не на тренажере, который мне не подходил.

Отец помог мне на первой тренировке в школьном спортзале. Когда мы с приятелями-шестиклассниками пришли туда, там уже занимались спортсмены-старшеклассники. Это было мощное и незабываемое зрелище. До сих пор помню, как, разинув рот, смотрел на одного из защитников школьной команды – он тренировал плечи, снова и снова поднимая на плечах какой-то запредельный груз. По сравнению со мной, весившим тогда килограммов тридцать, он казался просто великаном.

Как я уже сказал, отец пошел в спортзал со мной, чтобы показать мне, как правильно заниматься на тренажерах, но я был совершенно заворожен гримасами напряжения на лицах спортсменов-старшеклассников, которые выкладывались на занятии до седьмого пота. Я тогда думал, что мне нипочем не справиться с такой нагрузкой, если кто-нибудь не будет стоять у меня над душой и орать на меня, как сержант в армии, желательно после каждого очередного маха или жима. Отец слегка остудил мой пыл и настоятельно посоветовал начинать тренировки с малых нагрузок. Он сказал, что очень важно наращивать нагрузку постепенно и не перетренироваться сгоряча. Только так я смогу поэтапно набрать хорошую спортивную форму и укрепить мышцы, не травмировавшись.

По его совету я начал с легкого-легкого веса, такого легкого, что даже смущался, – какого-то килограмма на каждую руку. В сумме это давало нагрузку в 2 кг. Поднимать этот груз было легко, но зато я узнал много полезного о форме и технике, о правильной позе и дыхании, о ритме тренировки. Отец подробно инструктировал меня перед каждым упражнением. Первое, что я выполнил, было упражнение для пресса «бабочка» (усовершенствованный вариант качания пресса на скамейке). Выполнялось это упражнение лежа на спине на гимнастической скамейке. Следующим было скручивающее движение, тоже из положения лежа на спине, причем верхней частью спины нужно было ложиться на скамейку. Потом отец сказал, чтобы я попробовал выполнить наклон с гантелями вперед, несколько подходов.

Эти упражнения были ключевыми в тренировке, потому что помогали накачать плечи. Именно они, с моей точки зрения, и помогли мне избежать серьезных травм плеча, когда я начал заниматься борьбой и тяжелой атлетикой. Я постепенно делался сильнее, мышцы мои укреплялись, и я уже мог выполнять упражнения все быстрее и быстрее и наращивать груз.

Следующая серия упражнений начиналась из положения сидя на полу. Для упражнения «распятие» я раскидывал в стороны руки с пристегнутыми к ним по бокам грузами и двигал ими вверх-вниз по несколько раз. Затем я выполнял фронтальные боковые подъемы с грузами прямо перед собой. Я поднимал их от пола, разрабатывая мускулатуру на передней поверхности плеч. И, наконец, еще одно упражнение, которому меня научил папа, заключалось в том, чтобы из исходного положения лицом вниз для качания пресса на скамейке поднимать гантели гребным движением, накачивая мышцы спины.

Эти упражнения я комбинировал с несколькими, которые разработал сам, учитывая свои особенности. Например, я выполнял отжимания, хотя в моем случае это были скорее стойки из упора на руки. Такие упражнения я выполнял по множеству подходов, чтобы как следует укрепить грудь и плечевой пояс. Выполнял я также подъемы, садясь из горизонтального положения, и приседания без груза. Правда, эти два упражнения дались мне не сразу, но постепенно я понял, что мое тело может гораздо больше, чем я предполагал. Пришлось попотеть.

Однако, хотя на этих тренировках я и узнал очень много о тяжелой атлетике, меня все равно крайне смущало, что спортсмены-старшеклассники, тренированные атлеты, видели, как я качаю руки с крошечным грузом – всего 2 кг в сумме на обе руки. Теперь, когда я уже опытный тяжелоатлет, я прекрасно понимаю – тогда, в детстве, мне нечего было стесняться. Скорее всего, старшеклассники были от меня в восторге и восхищались тем, что маленький мальчик с такими физическими особенностями вообще явился тренироваться в спортзал и может поднять хотя бы минимальный груз, да еще и старается, упрямо тренируется. Возможно, сами они об этом не знали, но тогда они сильно подогрели мою страсть к тяжелой атлетике и вселили в меня уверенность. Я смотрел, как они ловко и легко «тягают железо», и твердил себе, что в один прекрасный день тоже так смогу!

Силовые тренировки подготовили меня к выходу на футбольное поле и к непосредственно футбольным тренировкам. Тренер велел нам на первое занятие не надевать никаких защитных накладок, только шлемы. Он хотел, чтобы мы привыкли к большим физическим нагрузкам в шлемах, привыкли двигаться в них, смотреть по сторонам, подогнали под это свою координацию и в дальнейшем не имели проблем. Чтобы разогреться, мы бегали туда-сюда по полю – в шлемах.

К концу разминки я ужасно вымотался, больше, чем другие участники команды. Они-то бегали как обычно, а я – на четвереньках, поэтому шажки у меня получались короче и быстрее, следовательно, выходило, что двигался я в два раза больше. Чтобы угнаться за остальными, приходилось выкладываться по полной, но выхода у меня не было. Нужно было с первого же занятия, с разминки на поле, доказать тренеру и товарищам, что я могу играть наравне с остальными. Нельзя было давать им повод исключить меня из команды или делать мне поблажки.

Когда эта вечерняя тренировка на поле закончилась, я подошел к папе – он ждал меня на краю поля. Папа расстегнул мне ремешок шлема под подбородком, и я почувствовал, как по лицу у меня струится пот, а над головой поднимается облачко пара. Это было непривычное ощущение, раньше я никогда не носил шлем.

После этой тренировки все мышцы у меня словно окаменели и ныли. Вымотался я неимоверно. Шея потом болела неделю, потому что на протяжении тренировки шлем надо было поднимать, чтобы он не съезжал на лоб. В общем, я никогда так не выкладывался, как на той первой тренировке на футбольном поле. На следующий день тренировка на поле повторилась. Мы занимались всю неделю ежедневно, чтобы привыкнуть к нагрузкам в условиях поля. С каждым разом мне было все легче и легче, потому что я набирался опыта и усваивал навыки движения на поле. С каждым днем я чувствовал себя сильнее и увереннее.

Наконец первый этап тренировок закончился, и нам позволили надеть на себя защитные накладки и приготовиться к игре. Мне объяснили, что мы будем отрабатывать все движения и приемы, востребованные в игре, поэтому нам предстояло отрабатывать все упражнения, которые мы проделывали на вступительном конкурсе.

Вот тут-то я наконец узнал, какую роль в команде мне отвел тренер. Меня назначили так называемым ноуз-таклом (буквально «щекотуном носа»). В американском футболе это игрок-защитник, стоящий на линии в начале игры. Его задача – устроить неразбериху на линии драки за мяч. Мне вменялось в обязанности сделать все возможное, чтобы спутать карты противнику и ни в коем случае не позволить мячу пересечь метровую полосу, которую я защищал так, будто от этого зависела вся моя жизнь.

В начале тренировки мы проделали растяжки, а затем перешли к упражнению, которое называлось «оклахома» и было призвано натренировать навык хватать и преграждать дорогу противнику. Двое игроков из команды нападающих выстраивались против двух игроков защиты, а игрок, который вел мяч, должен был пересечь метровую полосу между двумя тяжелыми мешками, которые мы выложили в качестве границ.

Моя задача как защитника заключалась в том, чтобы любой ценой не дать пройти игроку, который вел мяч. Я придумал свой собственный прием – всем телом броситься в ноги игрока с мячом и сбить его наземь. Я задумал впечататься головой и шлемом в бедро противника, чтобы он потерял равновесие или по крайней мере не смог двинуться дальше.

Однако умелый ведущий с мячом оказывает защитнику сопротивление, поэтому оба игрока сталкиваются со всей силы – получается мощный толчок и шлепок, и больно обоим. Именно так у нас и получалось с противником. Но во мне уже вовсю полыхал огонь спортивного азарта, я вошел во вкус настоящей борьбы, настоящего боя, и мне нравилось до боли впечатываться в каждого, кто попробует столкнуть меня с места, – даже если при этом больно будет мне самому.

Когда упражнения были закончены, команда собралась для тренировочной схватки. Наши игроки-нападающие выстроились в боевую стойку напротив игроков защиты, и вот тут у меня впервые появился шанс показать всем, насколько я способен играть в футбол. До этого мы проделывали множество упражнений, и разминку, и отработку отдельных навыков и приемов, но все это были лишь разрозненные кусочки картинки, и, хотя у каждого из них была своя цель, они не позволяли игроку в полной мере продемонстрировать его способности в целом. А между тем игрока можно оценить в полной мере и по достоинству, только когда видишь его именно в игре, а не на тренировке. Только непосредственно в игре можно увидеть весь потенциал того или иного спортсмена. И хотя у нас была всего лишь тренировочная схватка, для игроков и наблюдавших за нами тренеров она была все равно что настоящая. Тренерам нужно было принимать решения, кому из игроков предоставлять больше игрового времени, а каждый из нас, конечно, хотел играть как можно больше.

Я знал, что мне куда больше, чем остальным, необходимо продемонстрировать свои способности и умения, показать, что я способен отлично играть в реальной ситуации, а не только на тренировке. Я оказался на позиции напротив своего школьного приятеля. Он был центральным лайнменом и в то же время отвечал за то, чтобы отбивать мяч обратно распасовщику. Когда он приблизился к черте и положил руку на мяч, у меня внезапно сузилось поле зрения. Я смотрел, как его пальцы стискивают шнуровку мяча и как он сам занимает положение с опорой на три точки. Он присел вместе с другим защитником. Я знал, что он видит, какое у меня сосредоточенное лицо и как я нацелен на победу. Я видел, как напряглись его руки, а уже через секунду его рука взмахнула назад, чтобы перекинуть мяч распасовщику. Сердце у меня заколотилось от предвкушения, когда мимо меня впервые пролетел мяч.

Я чисто инстинктивно метнул тело под ноги этому пареньку, прежде чем он успел отреагировать и сообразить, как меня обездвижить. Я метнулся вперед так быстро, что на миг потерял ориентацию, миновал центрального игрока, но все еще видел мяч и знал, что в этом направлении мне и нужно атаковать. Центральный игрок от неожиданности замешкался, – я ведь пробрался у него под ногами, – поэтому он даже не сделал попыток меня блокировать. Я удержал носителя мяча до того, как он успел сделать еще одно движение.

Остаток тренировки прошел как настоящая война. Центральный игрок понял, что меня нельзя пускать под ноги, поэтому, передав мяч, он упал наземь, чтобы быть на моем уровне, и дальше мы все время сражались.

Из наставлений тренера я уже знал, что задача нападающего заключается в том, чтобы продолжать сражаться и тем самым мешать продвижению противника. Если нападающий пытался не пустить меня в одном направлении, я знал, что он старается оттереть меня от мяча. Но у меня еще оставались для противника кое-какие сюрпризы и после того, как я нырнул ему под ноги. Я продумал эти приемы и ходы заранее, обсудил их с отцом.

Один из таких заготовленных приемов заключался вот в чем. Я делал движение, которое мы с папой назвали «перекат на попе», или «юла». Это был, по сути, простой поворот с переносом тяжести, чтобы сбить нападающего с толку. Весил я всего 30 кг, и многие нападающие весили в два раза больше меня. Но мой секретный прием позволял мне обойти их и пробиться к носителю мяча.

Такой перекат на пятой точке сделался моим фирменным приемом, и мало кому из игроков удавалось мне помешать, если я пускал его в ход, потому что этот прием всегда позволял мне пробиться туда, куда я хотел, даже если противник был гораздо выше и тяжелее. Я повторял свой перекат снова и снова, и противник уже переставал понимать, куда именно я направляюсь, потому что мои обманные броски его запутывали. Я вертелся на месте как юла и благодаря этому мог пересечь линию боя и пробраться за нападающего команды противника. Таким образом, выбить меня с линии они не могли, а я получал возможность действовать у них в тылу.

Было у меня и еще одно преимущество – поскольку я вертелся, это дезориентировало нападающего команды противника, он не знал, в какую сторону я двинусь в следующую секунду, и не мог это предугадать. Если он ошибался и кидался в какую-то сторону, делая попытку заранее перекрыть мне путь, то терял равновесие, и мне было гораздо легче сбить его с ног, когда я в него врезался, словно разъяренный бык, и сбивал его с линии боя.

Когда я занимал позицию против носителя мяча, то упирался изо всех сил и меня было ничем не сдвинуть с места. Стоило мне попасть на линию боя, и я закреплялся там как вкопанный и не пропускал противника на свою территорию.

Было у меня и еще одно преимущество перед другими игроками: низко расположенный центр тяжести. Получалось, что я ниже ростом и ближе всех к земле. Это придавало мне дополнительную устойчивость и определенную свободу для маневров. Ни один из игроков противника не мог занять позицию ниже меня, следовательно, они не могли сдвинуть меня с места. Если они пытались это сделать, то им приходилось вкладывать в толчок всю силу и они часто теряли равновесие; при этом, даже если я и шатался, то восстанавливал равновесие быстрее, чем они.

Кроме того, такое положение давало еще один плюс: игрок, который вел мяч, не успевал за мной уследить. Ведь когда ведешь мяч, то двигаешься, и нужно успеть охватить взглядом все поле и всех противников, а они находятся примерно на одном уровне, на уровне твоих глаз. Когда же один из противников затаился где-то ближе к земле, ты его не видишь и все его маневры для тебя – полная неожиданность. Таким образом, игроки из команды противника из-за меня не могли сосредоточиться и не отслеживали мои передвижения, но и это не все: они не успевали отследить и маневры игроков на второй линии, находившихся позади меня. У противника просто разбегались глаза, он отвлекался и в любом случае что-нибудь упускал: или мои маневры, или маневры игроков на задней линии. Если противник отвлекался на игроков позади меня, то я успевал атаковать его ноги. Если противник сосредоточивался на мне, то делался для них легкой мишенью. В общем, как ни поверни, а я из-за своей уникальности был выгодным игроком для своей команды: у меня были необычные приемы игры, я легко выводил противника из строя и отвлекал его, и, повторяю, если уж я занял позицию, то стоял на ней как скала.

Часть команды

Благодаря футбольным тренировкам я уяснил, что в команде очень важна сплоченность и слаженность. Победить может только крепкая и дружная команда. Чтобы удержать противника, я должен был доверять товарищам, а они – мне. Взаимное доверие в команде очень важно, потому что во время игры ситуация все время меняется, думать и соображать надо быстро, возникающие тактические задачки решать по ходу дела, и команда должна действовать как единый организм, а игроки должны понимать друг друга без слов. И еще все должны работать одинаково добросовестно и выкладываться по полной, все без исключения.

В нашей команде кроме меня было еще десять игроков. И у каждого была своя задача, своя роль, и все эти задачи были одинаково важными для общего дела и общей победы. Когда играешь в команде, то ожидаешь, что товарищи будут работать добросовестно, и они ожидают того же от тебя. А если не можешь выкладываться на совесть, тогда тебе нечего делать в футбольной команде и на поле. И оправданий халтуре не может быть никаких. Мне поблажек никто не делал, да я и сам их себе не делал. Я всеми силами показывал, что я – полноценный спортсмен и с меня можно спрашивать наравне со всеми: и защищать наши позиции, и сражаться с противником я могу и буду наравне со всеми. У нас была общая цель: победа.

Единственный способ, каким я мог доказать тренеру и товарищам свою полноценность, заключался в том, чтобы ни секунды не халтурить и на каждой игре выкладываться на сто процентов. Но при этом я никому не говорил и виду не подавал, каких трудов мне это стоило. Чтобы играть наравне с остальными ребятами, мне приходилось прилагать куда больше усилий, чем среднему игроку. Но это были мои личные проблемы, и я должен был уладить их самостоятельно.

Тренер видел, как я стараюсь, видел мое упорство и целеустремленность, видел, что я играю все лучше и двигаюсь все быстрее и ловчее, но все-таки, когда нашей команде пришел час впервые сыграть настоящий матч, меня решили для первого раза оставить в запасных. Я терпеливо сидел на скамейке запасных игроков и ждал, когда у меня появится шанс выйти на поле. На тренировках я так старался прорвать защиту противника, что теперь мне было обидно сидеть в запасных и смотреть, как другие носятся по полю. Но я знал, что работал недостаточно старательно и что мне надо трудиться больше, чем раньше, и вот тогда тренер без колебаний введет меня в игру сразу же, не сажая на скамейку запасных, и будет считать полноценным игроком. Мне требовалось превзойти предел своих физических возможностей, что называется, прыгнуть выше головы. Если я хочу играть в первом составе, нужно доказать, что я этого достоин. Нужно, чтобы никто во мне не сомневался.

В течение следующего месяца или около того я собрал всю волю в кулак, сосредоточился и физически, и умственно и работал в два раза старательнее, чем раньше. Я знал: чем я больше стараюсь, тем больше игрового времени мне даст наш тренер и другие тренеры.

Все прекрасно понимали, как мне трудно работать наравне с остальными членами команды и соответствовать уровню требований тренеров. Мне необходимо было всегда быть на высоте и не допускать ни единой ошибки; я знал – стоит мне ошибиться раз-другой, и тренеры заметят это, усомнятся, что я вообще могу играть. Поэтому я твердо решил, что не дам им поводов сомневаться во мне. Я не оставил себе права на ошибку. Нет уж, никто не увидит меня побежденным!

Наш главный тренер, Том Ши, был единственным, если не считать моего отца, кто верил, что у меня есть шанс стать настоящим футболистом при условии, что я буду много и упорно тренироваться. Если бы не помощь и поддержка Тома, я бы ни за что не смог стать профессионалом в каком бы то ни было виде спорта – у меня бы не хватило выдержки и силы духа и уверенности в себе. На тренировках я трудился на совесть, всячески доказывая тренерам, что моя главная цель – победа команды, что все мои помыслы сосредоточены на общем деле и общем успехе. Каждую минуту я доказывал, что не подведу остальных ребят. На тренировках я делал все, чтобы товарищи верили: я всегда в форме и каждую секунду готов к игре, стоит только вызвать меня на поле.

Когда на первом матче тренеры решили не выпускать меня на поле, я решил, что это не повод сдаваться и вешать нос. Я стиснул зубы и встретил это испытание стойко, как только мог. Когда во мне вскипели эмоции, на поле я сражался как зверь и накидывался на игрока, который вел мяч, с яростью и упрямством бультерьера. Неважно, кто играл против меня, – я рвался в бой, я хотел сделать противнику больно и сокрушить его, потому что так было надо, потому что мне нужно было, чтобы тренеры и товарищи по команде убедились: я не какой-то там неполноценный слабак, а настоящий боец с железным характером и мышцами, полноценный футболист, нападающий защиты, который может причинить противнику больше ущерба, чем другие игроки в команде.

Каждый раз, когда моя защитная маска со всей силы впечатывалась в ноги очередного противника, я ощущал, как шея у меня скрипит от напряжения. Очень может быть, что я рисковал сломать себе шею с одного удара, но она у меня оказалась так же крепка, как и страсть к футболу. Конечно, я разъярился, что меня не выпустили на поле в первую игру и держали в запасных, но я усваивал важные жизненные уроки, самые ценные, какие только мог получить.

Вот в чем состояли эти уроки. Любой из нас может оказаться в ситуации, когда жизнь втопчет его в грязь. Но подняться из грязи сумеет только сильный. Только сильный встанет, отряхнется, и, несломленный, двинется дальше с удвоенным упорством – вперед, к победе и достижениям. А сила идет изнутри тебя, из сокровенных душевных глубин, и еще ты черпаешь ее в поддержке семьи и в вере в Бога.

Что касается поддержки семьи, с этим у меня было более чем в порядке. У меня была настоящая личная группа поддержки, это согревало душу и придавало сил и энтузиазма. А молитвы и вера поддерживали меня в те минуты, когда я ощущал неуверенность в себе.

Я обожал футбол. Мне нравилась его энергия, его агрессия, все эти броски, перехваты и прочее. Но как бы трудно это ни было, я, не сразу, постепенно, принял мысль о том, что никогда не смогу достичь желанных высот профессионализма в футболе и никогда не сбудется моя мечта о том, чтобы стать звездой футбола, блестящим распасовщиком. Мне было очень тяжело признать эту мысль, но пришлось.

Я горячо молился и просил Бога, чтобы он подсказал мне, как быть дальше, что делать. И Он ответил мне – я в этом убежден. Я принял тот факт, что не всем нам суждено стать звездами команды, но каждый появляется на свет с каким-то уникальным предназначением, миссией в этой земной жизни. Чтобы понять, в чем твоя жизненная миссия, нужно жить так, как тебе предначертал Господь, – у него ведь есть свой план для каждого из нас. Я осознал, что должен принимать те решения, которых от меня дожидается Бог, а не те, которые хочу принять я сам. Поэтому я продолжал трудиться, но положился на волю Божью и верил, что Он позаботится о результате моих стараний.

Поначалу тренеры выпускали меня на поле только в случаях, когда команда уже уверенно шла к победе и успевала набрать очки, поэтому могла себе позволить какие-то ошибки. Тренеры не верили в то, что я смогу принести пользу команде, – скорее, они думали, что мне можно дать шанс поиграть и допустить ошибки. Но я твердо решил доказать им, как они заблуждаются. Когда мне давали шанс играть, я выкладывался на полную катушку и делал все, чтобы пробить оборону противника. Чаще всего мне удавалось сыграть четыре из пяти игр за тайм. Такой расклад обычно давал тренерам команды противника шанс направить в мою сторону мяч и посмотреть, не удастся ли выиграть несколько легких ярдов.

Оказавшись на поле, я всегда был свиреп и неутомим. Я сражался так, что тренер команды противника запоминал меня и вскоре уже отказывался подпускать мяч близко ко мне, потому что видел, как яростно я пихаю противника головой и сшибаю с ног. Когда я сосредоточивался на своей основной задаче, ни один противник не мог обойти меня или сдвинуть с места; я стоял как вкопанный и сражался за свою позицию, не пуская соперников дальше.