Помоги проекту - поделись книгой:
— Что значит «европейским странам»? — не унимался Миша.
— Досужий ты, но это к добру, — ухмыльнулся отец. — Видишь, солнышко клониться к земле начало? Потом западет книзу, вовсе из глаз скроется. Там и пребывают страны европейские. Нынче осенью пойдешь в гимназию, там сии премудрости тебе раскроются.
Петр Гаврилович взял ребят за руки:
— В столице море Балтийское рядом плещет волнами, а нынче поклонимся в последний раз земле Владимирской.
Гардемарины
После кончины Петра Великого российским престолом, с короткими перерывами, почти на семьдесят лет завладели женщины. Екатерина II была последней правительницей. Ее предшественница, Елизавета, одной из первых заметила пристрастие малолетнего цесаревича Павла к морским «утехам» с корабликами. А мать, Екатерина II, заняв престол, пожаловала восьмилетнего сына «генерал-адмиралом», а потом назначила президентом Адмиралтейств-коллегии.
— Мы ревностно печемся о цветущем состоянии флота, — поясняла она наставнику сына вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Ивану Чернышеву, — знаем о пользе его государственной и желаем подражать во всем блаженной и бессмертной памяти деда, императора Петра Великого.
Чернышев не понаслышке знал, что «флот создается морем и на море, а не указами и канцеляриями», и внушал это цесаревичу постоянно. Однако мать не подпускала его к кораблям, иногда лишь брала с собой при редких визитах в Кронштадт и Ревель.
Просился Павел в Архипелагскую экспедицию с адмиралом Спиридовым. Екатерина грубо одернула взрослого сына прилюдно, на заседании Адмиралтейств-коллегии:
— Известна нам непригодность ваша к долгому плаванию в море.
Подружился Павел с адмиралом Иваном Голенищевым-Кутузовым, директором Морского кадетского корпуса.
— Его высочество принимает живое участие во всем, касающемся Морского корпуса, — докладывал он Чернышеву, — навещает корпус без моего ведома, добирается из Гатчины в Кронштадт и в слякоть, и в метель.
Граф радовался за своего воспитанника.
— Сие похвально весьма, к пользе государственной послужит в свое время.
Голенищев между тем продолжал:
— Посещения эти не ради праздного любопытства. Цесаревич бывает на всех занятиях в классах. Преподавателей жалует, особенно любопытен к морской тактике и корабельной архитектуре.
Директор корпуса вспомнил еще что-то и добавил:
— Обратился недавно худородный помещик об определении сына в корпус. Вакансий нынче нет, вы сами знаете. Так их высочество как-то прознали и повелели за счет его личного жалования зачислить в корпус того дворянского сына.
Оказавшись однажды за границей, Павел присматривался к судостроению в Триесте и Венеции, произвел в Ливорно смотр эскадре контр-адмирала Сухотина.
Став императором, начал укреплять флот, строить новые современные корабли. Вскоре выходит «Устав военного флота», не менявшийся со времен Петра Великого. Эскадра Ушакова одержала победы над французами в Средиземном море.[5]
Увы, лишь к флоту была проявлена малая толика благожелательности новым императором…
Властолюбивая матушка не уступила ему трон по закону в день совершеннолетия. Незримая пелена десятилетиями сдерживала кипение его страстей. И они взорвались в одночасье. «И боярин в неволе у прихотей своих» частенько миловал виновных, судил безвинных.
Попало и Державину. Завистники нашептали Павлу, и тот назначил поэта из сенаторов в канцеляристы. Державин на приеме попросил Павла разъяснить его обязанности по новой службе. Павел вспыхнул, глаза его как молнии засверкали, и он, отворя двери, во весь голос закричал:
— Слушайте — он почитает в Сенате себя лишним. — Царь повернулся к Державину: — Поди назад в Сенат и сиди там у меня смирно, а не то я тебя проучу!
Державина как громом поразило. Однако он не сробел. Вышел в приемную и во всеуслышание сказал:
— Ждите, будет от этого царя толк.
Постепенно Павел понял свою неправоту, назначил Державина президентом Коммерц-коллегии, потом надел на него орденскую ленту и разрыдался.
Не обремененный службой, Гаврила Романович часто бывал в доме Лазаревых, которые поселились неподалеку от стрелки Васильевского острова, где сооружалось здание Биржи. Он откровенно делился мыслями с Петром Гавриловичем, любил пошалить с ребятами, особенно с самой маленькой, Верой. В один из светлых июньских вечеров беседа затянулась. Алексей и Вера уже спали, а Андрей и Миша все еще не вернулись с вечерней прогулки.
— Как только переехали, мои пострелы старшие умчались на набережную, — жаловался Петр Гаврилович. — И теперь про еду порой забывают, носятся по прошпектам, а особенно вдоль набережных.
— Что так? — Державин улыбнулся.
— Все манят их парусники. Вон они, — Лазарев кивнул на окно, — заполнили всю набережную, почитай, до Девятой линии все забито бригами да шхунами.
За дверью раздалась возня. Лазарев распахнул ее. Старшие братья, оживленно и весело переговариваясь, ворвались в комнату, но, увидев гостя, совершенно притихли и, поклонившись, остановились посреди комнаты. Перепачканные смолою штаны говорили о многом.
— В который раз опаздываете, небось опять на судно какое забрались?
Миша кивнул головой.
Отец недовольно пробурчал что-то и отослал ребят к гувернеру.
— Сии забавы, милый друг, — глаза Гаврилы Романовича живо сверкали, — поощрять надобно. Пусть себе резвятся, авось страстью мореходной увлекутся. Паруса русские далеко ныне проникли. Григорий Шелихов[6] — светлой памяти — невысокого звания был, а каких вершин достиг и славу Отечеству принес! Великой похвалы заслуживает сей муж за старания свои на Алеутах и в Америке.
— Каковы дела те славные? — Лазарев смутно слышал об успехах Американской компании.
— Как же, Шелихов с товарищами немало земель новых открыл и описал их, а також и жителей тамошних. Создателем компании был для торга с островами и Америкой, устройство поселений там российских немало произвел… О многом прожекты имел Григорий Шелихов по развитию тамошнего края… К прискорбию великому, прошлым годом печальной эпитафией в последнем прибежище память его почтил.
Гаврила Романович откинулся в кресле, полузакрыл глаза:
Лазарев задумчиво смотрел на сверкавшую за окнами Неву.
Неугасающая вечерняя заря высвечивала Английскую набережную, сплошь облепленную торговыми парусниками.
— Что же сталось с делами его, в запустении небось?
Державин вновь оживился:
— Слава Богу, преемник добрый сыскался, зять его, Резанов Николай Петрович. Орел! Великие дела замыслил в Америке… Да что я, брат, захаживай ко мне теперь без церемоний в субботу, воскресенье. Познакомлю тебя с Резановым. Случится, так и в будни прошу на чашку чаю. Дарья Алексеевна всегда гостям рада. Прихватывай и шалунов своих.
Прощаясь, он спросил:
— А что, Петр Гаврилович, отроков вскорости на службу определять надобно?
Лазарев развел руками:
— Думаю, Гаврила Романович, в кадетский корпус определить пострелов, видимо, в Морской. Хотя в сухопутном попроще, да и карьера армейская порезвее…
— Ни-ни, — Державин замахал руками, — только в Морской, друг мой, людьми там соделаются, а из сухопутного одни болваны выходят, доподлинно сие известно.
В хлопотах по устройству семьи прошел не один месяц. Старших сыновей Лазарев определил в гимназию, младшего Алексея в приготовительный класс. Сам все дни пропадал на службе, спрос становился все строже и строже.
Как-то в воскресенье состоялась долгожданная встреча у Державина. Радушно встречал сам хозяин, без этикета, в домашнем халате. Вместе с женой расцеловали детей. Сестра жены отвела их в отдельную комнату, где был накрыт для них стол. Своих детей у Державиных не было, поэтому они всегда радовались, когда гости приходили с детворой.
В гостиной на диване сидел молодой худощавый человек, небольшого роста.
— Николай Петрович Резанов, — представил его Державин.
Приятные черты его лица и подвижность в манерах располагали к общению.
За столом Державин с Лазаревым вспомнили о гимназических годах, проведенных в Казани, начале армейской службы, первых встречах с Потемкиным[7].
— Впервые сиятельный князь Потемкин на жизненном пути встретился мне в отчих местах.
Лазарев присоединился к товарищу:
— Припомни, Гаврила Романович, как любезный директор наш Михайла Иванович Веревкин первым приметил твои способности к живописанию. Сам Иван Иванович Шувалов[8] тогда твоими рисунками восхищался в Москве.
Державин ухмыльнулся.
— Впоследствии, еще когда был солдатом, с возлюбленной девицей Веревкина свела меня путь-дорожка из Москвы в Казань. — Державин оглянулся. Жена Дарья Алексеевна вышла в детскую. — Чего греха таить, подле села Бунькова на Клязьме миловались мы с ней, любезничали вволю.
— А вспомни-ка свои воинские успехи в схватке с бунтовщиками Емельки Пугачева.
Державин оживился.
— Было дело, однако споро тогда их усмирили. Пришлось и мне самому, будучи посланным к Саратову, четырех злодеев казнью лишить жизни[9].
— За что такая кара суровая? — спросил молчавший до сих пор Резанов.
— Лихоимцы те на деле зверьми оказались, — продолжал Державин, нахмурившись. — Изловили по предательству людишек верного служаку, оберегавшего казну государственную, казначея Тишина с женою. Глумились злодеи пьяные над ними, раздели донага, жестоко надругались. Детей их, младенцев, на их глазах схватили за ноги и размозжили головы об стену. Потом самих повесили. — Державин посмотрел на гостей. — Рассудите сами, достойны ли жизни таковые преступники? А мне власть дана была на оное правосудие. Четырех зачинщиков приговорили к смерти и казнили прилюдно, сотни две иных высекли плетьми.
За столом установилось молчание. Лазарев поспешил перевести разговор:
— Позволь, Гаврила Романович, помнится мне, в ту пору ты впервой встретился с князем Потемкиным.
— Было дело, — встряхнулся Державин, — в отчих местах, в Казани. С докладом к нему прибыл, а он меня отчитал. Князь ревнив был в придворных делах, а я по недомыслию по пути в Казань заехал в Симбирск и представился его супротивнику генералу Бибикову. — Державин разлил вино по бокалам. — Однако при всем том, должно справедливость отдать князю Григорию Александровичу, имел он весьма сердце доброе и человеком был великодушным. Помянем его светлую память.
Тишину прервал Державин:
— Тарантас жизни моей по ухабам судьбы много раз подскакивал, падал, клонился опасно. Разное бывало. Однако Бог до сей поры миловал, — он кивнул на Резанова, — у тебя, мой друг, тоже встряски случались. Вспомни, как отводил тебя от двора князь Платон Зубов[10]. Заодно отнял у меня искусного секретаря и сослал в далекую Сибирь.
Лазарев с интересом разглядывал обер-секретаря Правительствующего Сената. Ему уже приходилось видеть Резанова в Сенате, знал он и об успешной его карьере.
В молодости служил в гвардейском Измайловском полку, в чине капитана вышел в отставку. Даровитого, смекалистого чиновника перевели в Петербург. В столице его приметил граф Чернышев, взял правителем канцелярии в Адмиралтейств-коллегию. Потом его забрал к себе Державин, в то время докладчик императрицы. Случалось Державину вместо себя посылать с документами к постаревшей Екатерине щеголеватого правителя канцелярии. Императрица обратила на него внимание, но и Платон Зубов не дремал. Под благовидным предлогом отправил его в далекий Иркутск, якобы разобраться с делами компаний, промышлявших в Русской Америке…
Державин отпил вина из бокала.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — проговорил он, — Николай Петрович не токмо во всем разобрался исправно, но и любовь свою ненаглядную, Анюту Шелихову, оттуда привез.
Действительно, ехать в Иркутск Резанов не страшился, там жил его отец. Выполняя поручение, близко познакомился с известным промышленником и следопытом Григорием Шелиховым, загорелся его замыслами по освоению американских владений России… Влюбился в его старшую дочь Анну и вскоре венчался с ней. Брак оказался счастливым.
Вернувшись в Петербург, он подал Екатерине прошение о создании акционерного общества Российско-Американской компании. Но императрица не захотела давать монополию шелиховской компании.
— Однако новый государь понял всю пользу нашу, — пояснил Резанов, — всемилостивейше соизволил утвердить недавно образование компании. Нынче просим государя дозволить правление компании перевести в Петербург.
— Какова цель такого перемещения? — спросил Лазарев.
Резанов переглянулся с Державиным.
— Ты, дружок мой, далек от нравов столичных был, — рассмеялся Державин, — ныне все дела вершатся в петербургских канцеляриях. Покуда бумаги из Сибири да обратно перекочуют, лета многие минуют, а коммерция сего не терпит.
Державин разлил вино, ласково посмотрел на жену:
— Твое здоровье, Дарья Алексеевна, спаси Бог, что приветила гостей. Чаю, они теперь почаще у нас бывать станут…
Державин и Лазарев хотя и изредка, но навещали друг друга, а с Резановым Петр Гаврилович больше так и не встретился.
Осенью последнего года уходящего восемнадцатого века в одной из поездок по губерниям он простудился, однако виду не подал, ходил на службу. Потом вроде болезнь отпустила. Перед Рождеством, по указу Павла I, ему предстояло ехать с ревизией в Белоруссию.
— Зря ты, Петр Гаврилович, ревность свою выказываешь, пойдем вместе к генерал-прокурору, отлежаться тебе надобно, а не с кашлем в стужу ехать. Приключится что.
Лазарев испуганно замахал руками:
— Ни в коем разе. Сам знаешь тиранскую суть государя. Генерал-прокурор ему враз донесет о неисправности моей ревизии. Жди потом опалы или другой напасти. — Петр Гаврилович виновато улыбнулся. — Деток-то моих кормить надобно. Ну, а ежели, не дай Бог, что приключится, вся надежда на тебя, Гаврила Романович.
— Будь покоен, поезжай с Богом.
Предчувствие не обмануло Державина. На полпути в Белоруссию, не доезжая Пскова, Лазарев слег в Порхове, там и скончался.
Новый век начался несчастливо для Лазаревых, они осиротели.
В последних числах января директор Морского кадетского корпуса адмирал Голенищев-Кутузов[11] получил из канцелярии императора казенный пакет с письмом:
«Государь император указать соизволил умершего сенатора, тайного советника Лазарева трех сыновей 1-го, 2-го и 3-го — определить в Морской кадетский корпус.
Первым был Андрей, вторым — Михаил, третьим — Алексей Лазарев.
На следующий день в корпус приехал Державин.
— Доложите директору, сенатор Гаврила Державин, — сказал он дежурному офицеру.
Голенищев сам вышел в вестибюль встретить старинного знакомца.
Поздоровавшись, взял его под локоть, и они вместе поднялись в кабинет.
— Слыхал о вашем прошении, Гаврила Романович, и весьма рад, что государь без проволочек решить соизволил по делу Лазаревых. Чем могу служить?
Поделиться книгой: