Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Уильям Мейкпис Теккерей. Ярмарка тщеславия

William Makepeace Thackeray. Vanity fair	Уильям Мейкпис Теккерей. Ярмарка тщеславия
BEFORE THE CURTAIN	Перед занавесом
As the manager of the Performance sits before the curtain on the boards and looks into the Fair, a feeling of profound melancholy comes over him in his survey of the bustling place.	Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг.
There is a great quantity of eating and drinking, making love and jilting, laughing and the contrary, smoking, cheating, fighting, dancing and fiddling; there are bullies pushing about, bucks ogling the women, knaves picking pockets, policemen on the look-out, quacks (OTHER quacks, plague take them!) bawling in front of their booths, and yokels looking up at the tinselled dancers and poor old rouged tumblers, while the light-fingered folk are operating upon their pockets behind.	Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки; здесь шатаются буяны и забияка, повесы подмигивают проходящим, женщинам, жулье шныряет по карманам, полицейские глядят в оба, шарлатаны (не мы, а другие, - чума их задави) бойко зазывают публику; деревенские олухи таращатся, на мишурные наряды танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старикашек-клоунов, между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак.
Yes, this is VANITY FAIR; not a moral place certainly; nor a merry one, though very noisy.	Да, вот она, Ярмарка Тщеславия; место нельзя сказать чтобы, назидательное, да ж не слишком небелое, несмотря на царящий вокруг шум и гам.
Look at the faces of the actors and buffoons when they come off from their business; and Tom Fool washing the paint off his cheeks before he sits down to dinner with his wife and the little Jack Puddings behind the canvas.	А посмотрите вы на лица комедиантов и шутов, когда они не заняты делам и Том-дурак, смыв со щек краску, садится полдничать со своей женой и маленьким глупышкой Джеком, укрывшись, за серой холстиной.
The curtain will be up presently, and he will be turning over head and heels, and crying,	Но скоро занавес поднимут, и вот уже Том опять кувыркается через голову и орет во всю глотку:
"How are you?"	"Наше вам почтение!"
A man with a reflective turn of mind, walking through an exhibition of this sort, will not be oppressed, I take it, by his own or other people's hilarity.	Человек, склонный к раздумью, случись ему бродить по такому гульбищу, не будет, я полагаю, чересчур удручен ни своим, ни чужим весельем.
An episode of humour or kindness touches and amuses him here and there--a pretty child looking at a gingerbread stall; a pretty girl blushing whilst her lover talks to her and chooses her fairing; poor Tom Fool, yonder behind the waggon, mumbling his bone with the honest family which lives by his tumbling; but the general impression is one more melancholy than mirthful.	Какой-нибудь смешной или трогательный эпизод, быть может, умилит его или позабавит: румяный мальчуган, заглядевшийся на лоток с пряниками; хорошенькая плутовка, краснеющая от любезностей своего кавалера, который выбирает ей ярмарочный подарок; или Том-дурак - прикорнувший позади фургона бедняга сосет обглоданную кость в кругу своей семьи, которая кормится его скоморошеством.
When you come home you sit down in a sober, contemplative, not uncharitable frame of mind, and apply yourself to your books or your business.	Но все же общее впечатление скорее грустное, чем веселое.

I have no other moral than this to tag to the present story of	И, вернувшись домой, вы садитесь, все еще погруженный в глубокие думы, не чуждые сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело.
"Vanity Fair."	Вот и вся мораль, какую я хотел бы предпослать своему рассказу о Ярмарке Тщеславия.
Some people consider Fairs immoral altogether, and eschew such, with their servants and families: very likely they are right.	Многие самого дурного мнения о ярмарках и сторонятся их со своими чадами и домочадцами; быть может, они и правы.
But persons who think otherwise, and are of a lazy, or a benevolent, or a sarcastic mood, may perhaps like to step in for half an hour, and look at the performances.	Но люди другого склада, обладающие умом ленивым, снисходительным или насмешливым, пожалуй, согласятся заглянуть к нам на полчаса и посмотреть на представление.
There are scenes of all sorts; some dreadful combats, some grand and lofty horse-riding, some scenes of high life, and some of very middling indeed; some love-making for the sentimental, and some light comic business; the whole accompanied by appropriate scenery and brilliantly illuminated with the Author's own candles.	Здесь они увидят зрелища самые разнообразные: кровопролитные сражения, величественные и пышные карусели, сцены из великосветской жизни, а также из жизни очень скромных людей, любовные эпизоды для чувствительных сердец, а также комические, в легком жанре, - и все это обставлено подходящими декорациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора.
What more has the Manager of the Performance to say?-- To acknowledge the kindness with which it has been received in all the principal towns of England through which the Show has passed, and where it has been most favourably noticed by the respected conductors of the public Press, and by the Nobility and Gentry.	Что еще может сказать Кукольник? Разве лишь упомянуть о благосклонности, с какой представление было принято во всех главнейших английских городах, где оно побывало и где о нем весьма благоприятно отзывались уважаемые представители печати, а также местная знать и дворянство.
He is proud to think that his Puppets have given satisfaction to the very best company in this empire.	Он гордится тем, что его марионетки доставили удовольствие самому лучшему обществу нашего государства.
The famous little Becky Puppet has been pronounced to be uncommonly flexible in the joints, and lively on the wire; the Amelia Doll, though it has had a smaller circle of admirers, has yet been carved and dressed with the greatest care by the artist; the Dobbin Figure, though apparently clumsy, yet dances in a very amusing and natural manner; the Little Boys' Dance has been liked by some; and please to remark the richly dressed figure of the Wicked Nobleman, on which no expense has been spared, and which Old Nick will fetch away at the end of this singular performance.	Знаменитая кукла Бекки проявила необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма проворной на проволоке; кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда более ограниченный круг поклонников, все же отделана художником и разодета с величайшим старанием; фигура Доббина, пусть и неуклюжая с виду, пляшет преестественно и презабавно; многим понравился танец мальчиков. А вот, обратите внимание на богато разодетую фигуру Нечестивого Вельможи, на которую мы не пожалели никаких издержек и которую в конце этого замечательного представления унесет черт.
And with this, and a profound bow to his patrons, the Manager retires, and the curtain rises.	Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник уходит, и занавес поднимается.
LONDON, June 28, 1848	Лондон, 28 июня 1848 г.

Chapter 1	ГЛАВА I
Chiswick Mall	Чизикская аллея
While the present century was in its teens, and on one sunshiny morning in June, there drove up to the great iron gate of Miss Pinkerton's academy for young ladies, on Chiswick Mall, a large family coach, with two fat horses in blazing harness, driven by a fat coachman in a three-cornered hat and wig, at the rate of four miles an hour.	Однажды, ясным июньским утром, когда нынешний век был еще зеленым юнцом, к большим чугунным воротам пансиона для молодых девиц под началом мисс Пинкертон, расположенного на Чизикской аллее, подкатила со скоростью четырех миль в час вместительная семейная карета, запряженная парой откормленных лошадей в блестящей сбруе, с откормленным кучером в треуголке и парике.
A black servant, who reposed on the box beside the fat coachman, uncurled his bandy legs as soon as the equipage drew up opposite Miss Pinkerton's shining brass plate, and as he pulled the bell at least a score of young heads were seen peering out of the narrow windows of the stately old brick house.	Как только экипаж остановился у ярко начищенной медной доски с именем мисс Пинкертон, чернокожий слуга, дремавший на козлах рядом с толстяком кучером, расправил кривые ноги, и не успел он дернуть за шнурок колокольчика, как, по крайней мере, два десятка юных головок выглянуло из узких окон старого внушительного дома.
Nay, the acute observer might have recognized the little red nose of good-natured Miss Jemima Pinkerton herself, rising over some geranium pots in the window of that lady's own drawing-room.	Зоркий наблюдатель мог бы даже узнать красный носик добродушной мисс Джемаймы Пинкертон, выглянувший из-за горшков герани в окне ее собственной гостиной.
"It is Mrs. Sedley's coach, sister," said Miss Jemima.	- Это карета миссис Седли, сестрица, - доложила мисс Джемайма.
"Sambo, the black servant, has just rung the bell; and the coachman has a new red waistcoat."	- Звонит чернокожий лакей Самбо. Представьте, на кучере новый красный жилет!
"Have you completed all the necessary preparations incident to Miss Sedley's departure, Miss Jemima?" asked Miss Pinkerton herself, that majestic lady; the Semiramis of Hammersmith, the friend of Doctor Johnson, the correspondent of Mrs. Chapone herself.	- Вы закончили все приготовления к отъезду мисс Седли, мисс Джемайма? - спросила мисс Пинкертон, величественная дама -хэммерсмитская Семирамида, друг доктора Джонсона, доверенная корреспондентка самой миссис Шапон.
"The girls were up at four this morning, packing her trunks, sister," replied Miss Jemima; "we have made her a bow-pot."	- Девочки поднялись в четыре утра, чтобы уложить ее сундуки, сестрица, - отвечала мисс Джемайма, - и мы собрали ей целый пук цветов.
"Say a bouquet, sister Jemima, 'tis more genteel."	- Скажите "букет", сестра Джемайма, так будет благороднее.
"Well, a booky as big almost as a haystack; I have put up two bottles of the gillyflower water for Mrs. Sedley, and the receipt for making it, in Amelia's box."	- Ну, хорошо, пукет, и очень большой, чуть ли не с веник. Я положила в сундук Эмилии две бутылки гвоздичной воды для миссис Седли и рецепт приготовления.
"And I trust, Miss Jemima, you have made a copy of Miss Sedley's account.	- Надеюсь, мисс Джемайма, вы приготовили счет мисс Седли?
This is it, is it?	Ах, вот он!
Very good--ninety- three pounds, four shillings.	Очень хорошо! Девяносто три фунта четыре шиллинга.

Be kind enough to address it to John Sedley, Esquire, and to seal this billet which I have written to his lady."	Будьте добры адресовать ею Джону Седли, эсквайру, и запечатать вот эту записку, которую я написала его супруге.
In Miss Jemima's eyes an autograph letter of her sister, Miss Pinkerton, was an object of as deep veneration as would have been a letter from a sovereign.	Для мисс Джемаймы каждое собственноручное письмо ее сестры, мисс Пинкертон, было священно, как послание какой-нибудь коронованной особы.
Only when her pupils quitted the establishment, or when they were about to be married, and once, when poor Miss Birch died of the scarlet fever, was Miss Pinkerton known to write personally to the parents of her pupils; and it was Jemima's opinion that if anything could console Mrs. Birch for her daughter's loss, it would be that pious and eloquent composition in which Miss Pinkerton announced the event.	Известно, что мисс Пинкертон самолично писала родителям учениц только в тех случаях, когда ее питомицы покидали заведение или же выходили замуж, да еще как-то раз, когда бедняжка мисс Берч умерла от скарлатины. По мнению мисс Джемаймы, если что и могло утешить миссис Берч в утрате дочери, то, конечно, только возвышенное и красноречивое послание, в котором мисс Пинкертон сообщала ей об этом событии.
In the present instance Miss Pinkerton's "billet" was to the following effect:--	На этот раз записка мисс Пинкертон гласила:
The Mall, Chiswick, June 15, 18	"Чизик. Аллея, июня 15 дня 18.. г.
MADAM,--After her six years' residence at the Mall, I have the honour and happiness of presenting Miss Amelia Sedley to her parents, as a young lady not unworthy to occupy a fitting position in their polished and refined circle.	Милостивая государыня! После шестилетнего пребывания мисс Эмилии Седли в пансионе я имею честь и удовольствие рекомендовать ее родителям в качестве молодок особы, вполне достойной занять подобающее положение в их избранном и изысканном кругу.
Those virtues which characterize the young English gentlewoman, those accomplishments which become her birth and station, will not be found wanting in the amiable Miss Sedley, whose INDUSTRY and OBEDIENCE have endeared her to her instructors, and whose delightful sweetness of temper has charmed her AGED and her YOUTHFUL companions.	Все добродетели, отличающие благородную английскую барышню, все совершенства, подобающие ее происхождению и положению, присущи милой мисс Седли; ее прилежание и послушание снискали ей любовь наставников, а прелестной кротостью нрава она расположила к себе все сердца, как юные, так и более пожилые.
In music, in dancing, in orthography, in every variety of embroidery and needlework, she will be found to have realized her friends' fondest wishes.	В музыке и танцах, в правописании, во всех видах вышивания и рукоделия она, без сомнения, осуществит самые пламенные пожелания своих друзей.
In geography there is still much to be desired; and a careful and undeviating use of the backboard, for four hours daily during the next three years, is recommended as necessary to the acquirement of that dignified DEPORTMENT AND CARRIAGE, so requisite for every young lady of fashion.	В географии ее успехи оставляют желать лучшего; кроме того, рекомендуется в течение ближайших трех лет неукоснительно пользоваться по четыре часа в день спинной линейкой, как средством для приобретения той достойной осанки и грации, которые столь необходимы каждой светской молодой девице.
In the principles of religion and morality, Miss Sedley will be found worthy of an establishment which has been honoured by the presence of THE GREAT LEXICOGRAPHER, and the patronage of the admirable Mrs. Chapone.	В отношении правил благочестия и нравственности мисс Седли покажет себя достойной того Заведения, которое было почтено посещением Великого лексикографа и покровительством несравненной миссис Шапон.

In leaving the Mall, Miss Amelia carries with her the hearts of her companions, and the affectionate regards of her mistress, who has the honour to subscribe herself,	Покидая Чизик, мисс Эмилия увозит с собою привязанность подруг и искреннее расположение начальницы, имеющей честь быть вашей,
Madam, Your most obliged humble servant, BARBARA PINKERTON	милостивая государыня, покорнейшей и нижайшей слугой, Барбарою Пинкертон.
P.S.--Miss Sharp accompanies Miss Sedley.	P. S. Мисс Седли едет в сопровожденьи мисс Шарп.
It is particularly requested that Miss Sharp's stay in Russell Square may not exceed ten days.	Особая просьба: пребывание мисс Шарп на Рассел-сквер не должно превышать десяти дней.
The family of distinction with whom she is engaged, desire to avail themselves of her services as soon as possible.	Знатное семейство, с которым она договорилась, желает располагать ее услугами как можно скорее".
This letter completed, Miss Pinkerton proceeded to write her own name, and Miss Sedley's, in the fly-leaf of a Johnson's Dictionary--the interesting work which she invariably presented to her scholars, on their departure from the Mall.	Закончив письмо, мисс Пинкертон приступила к начертанию своего имени и имени мисс Седли на титуле Словаря Джонсона - увлекательного труда, который она неизменно преподносила своим ученицам в качестве прощального подарка.
On the cover was inserted a copy of	На переплете было вытиснено:
"Lines addressed to a young lady on quitting Miss Pinkerton's school, at the Mall; by the late revered Doctor Samuel Johnson."	"Молодой девице, покидающей школу мисс Пинкертон на Чпзикской аллее - обращение блаженной памяти досточтимого доктора Сэмюела Джонсона".
In fact, the Lexicographer's name was always on the lips of this majestic woman, and a visit he had paid to her was the cause of her reputation and her fortune.	Нужно сказать, что имя лексикографа не сходило с уст величавой дамы и его памятное посещение положило основу ее репутации и благосостоянию.
Being commanded by her elder sister to get "the Dictionary" from the cupboard, Miss Jemima had extracted two copies of the book from the receptacle in question. When Miss Pinkerton had finished the inscription in the first, Jemima, with rather a dubious and timid air, handed her the second.	Получив от старшей сестры приказ достать Словарь из шкафа, мисс Джемайма извлекла из упомянутого хранилища два экземпляра книги, и когда мисс Пинкертон кончила надписывать первый, Джемайма не без смущения и робости протянула ей второй.
"For whom is this, Miss Jemima?" said Miss Pinkerton, with awful coldness.	- Для кого это, мисс Джемайма? - произнесла мисс Пинкертон с ужасающей холодностью.
"For Becky Sharp," answered Jemima, trembling very much, and blushing over her withered face and neck, as she turned her back on her sister.	- Для Бекки Шарп, - ответила Джемайма, трепеща всем телом и слегка отвернувшись, чтобы скрыть от сестры румянец, заливший ее увядшее лицо и шею.
"For Becky Sharp: she's going too."	- Для Бекки Шарп: ведь и она уезжает.
"MISS JEMIMA!" exclaimed Miss Pinkerton, in the largest capitals. "Are you in your senses?	- МИСС ДЖЕМАЙМА! - воскликнула мисс Пинкертон. (Выразительность этих слов требует передачи их прописными буквами.) - Да вы в своем ли уме?
Replace the Dixonary in the closet, and never venture to take such a liberty in future."	Поставьте Словарь в шкаф и впредь никогда не позволяйте себе подобных вольностей!

"Well, sister, it's only two-and-ninepence, and poor Becky will be miserable if she don't get one."	- Но, сестрица, ведь всей книге цепа два шиллинга десять пенсов, а для бедняжки Бекки это такая обида.
"Send Miss Sedley instantly to me," said Miss Pinkerton.	- Пришлите мне сейчас же мисс Седли, - сказала мисс Пинкертон.
And so venturing not to say another word, poor Jemima trotted off, exceedingly flurried and nervous.	И бедная Джемайма, не смея больше произнести ни слова, выбежала из комнаты в полном расстройстве чувств.
Miss Sedley's papa was a merchant in London, and a man of some wealth; whereas Miss Sharp was an articled pupil, for whom Miss Pinkerton had done, as she thought, quite enough, without conferring upon her at parting the high honour of the Dixonary.	Мисс Седли была дочерью лондонского купца, человека довольно состоятельного, тогда как мисс Шарп училась в пансионе на положении освобожденной от платы ученицы, обучающей младших, и, по мнению мисс Пинкертон, для нее и без того было довольно сделано, чтобы еще удостаивать ее на прощанье высокой чести поднесения Словаря.
Although schoolmistresses' letters are to be trusted no more nor less than churchyard epitaphs; yet, as it sometimes happens that a person departs this life who is really deserving of all the praises the stone cutter carves over his bones; who IS a good Christian, a good parent, child, wife, or husband; who actually DOES leave a disconsolate family to mourn his loss; so in academies of the male and female sex it occurs every now and then that the pupil is fully worthy of the praises bestowed by the disinterested instructor.	Хотя письмам школьных наставниц можно доверять не больше, чем надгробным эпитафиям, однако случается, что почивший и на самом деле заслуживает всех тех похвал, которые каменотес высек над его останками: он действительно был примерным христианином, преданным родителем, любящим чадом, супругой или супругом и воистину оставил безутешную семью, оплакивающую его. Так и в училищах, мужских и женских, иной раз бывает, что питомец вполне достоин похвал, расточаемых ему беспристрастным наставником.
Now, Miss Amelia Sedley was a young lady of this singular species; and deserved not only all that Miss Pinkerton said in her praise, but had many charming qualities which that pompous old Minerva of a woman could not see, from the differences of rank and age between her pupil and herself.	Мисс Эмилия Седли принадлежала к этой редкой разновидности молодых девиц. Она не только заслуживала всего того, что мисс Пинкертон написала ей в похвалу, но и обладала еще многими очаровательными свойствами, которых не могла видеть эта напыщенная и престарелая Минерва вследствие разницы в положении и возрасте между нею и ее воспитанницей.
For she could not only sing like a lark, or a Mrs. Billington, and dance like Hillisberg or Parisot; and embroider beautifully; and spell as well as a Dixonary itself; but she had such a kindly, smiling, tender, gentle, generous heart of her own, as won the love of everybody who came near her, from Minerva herself down to the poor girl in the scullery, and the one-eyed tart-woman's daughter, who was permitted to vend her wares once a week to the young ladies in the Mall.	Эмилия не только пела, словно жаворонок или какая-нибудь миссис Биллингтон, и танцевала, как Хилисберг или Паризо, она еще прекрасно вышивала, знала правописание не хуже самого Словаря, а главное, обладала таким добрым, нежным, кротким и великодушным сердцем, что располагала к себе всех, кто только к ней приближался, начиная с самой Минервы и кончая бедной судомойкой или дочерью кривой пирожницы, которой позволялось раз в неделю сбывать свои изделия пансионеркам.
She had twelve intimate and bosom friends out of the twenty-four young ladies.	Из двадцати четырех товарок у Эмилии было двенадцать закадычных подруг.

Even envious Miss Briggs never spoke ill of her; high and mighty Miss Saltire (Lord Dexter's granddaughter) allowed that her figure was genteel; and as for Miss Swartz, the rich woolly-haired mulatto from St. Kitt's, on the day Amelia went away, she was in such a passion of tears that they were obliged to send for Dr. Floss, and half tipsify her with salvolatile.	Даже завистливая мисс Бриге никогда не отзывалась о ней дурно; высокомерная и высокородная мисс Солтайр (внучка лорда Декстера) признавала, что у нее благородная осанка, а богачка мисс Суорц, курчавая мулатка с Сент-Китса, в день отъезда Эмилии разразилась таким потоком слез, что пришлось послать за доктором Флоссом и одурманить ее нюхательными солями.
Miss Pinkerton's attachment was, as may be supposed from the high position and eminent virtues of that lady, calm and dignified; but Miss Jemima had already whimpered several times at the idea of Amelia's departure; and, but for fear of her sister, would have gone off in downright hysterics, like the heiress (who paid double) of St. Kitt's.	Привязанность мисс Пинкертон была, как оно и должно, спокойной и полной достоинства, в силу высокого положения и выдающихся добродетелей этой леди, зато мисс Джемайма уже не раз принималась рыдать при мысли о разлуке с Эмилией; если бы по страх перед сестрой, она впала бы в форменную истерику, под стать наследнице с Сент-Китса (с которой взималась двойная плата).
Such luxury of grief, however, is only allowed to parlour-boarders. Honest Jemima had all the bills, and the washing, and the mending, and the puddings, and the plate and crockery, and the servants to superintend.	Но такое роскошество в изъявлении печали позволительно только воспитанницам, занимающим отдельную комнату, между тем как честной Джемайме полагалось заботиться о счетах, стирке, штопке, пудингах, столовой и кухонной посуде да наблюдать за прислугой.
But why speak about her?	Однако стоит ли нам ею интересоваться?
It is probable that we shall not hear of her again from this moment to the end of time, and that when the great filigree iron gates are once closed on her, she and her awful sister will never issue therefrom into this little world of history.	Весьма возможно, что с этой минуты и до скончания века мы уже больше о ней не услышим, и как только узорчатые чугунные ворота закроются, ни она, ни ее грозная сестра не покажутся более из них, чтобы шагнуть в маленький мирок этого повествования.
But as we are to see a great deal of Amelia, there is no harm in saying, at the outset of our acquaintance, that she was a dear little creature; and a great mercy it is, both in life and in novels, which (and the latter especially) abound in villains of the most sombre sort, that we are to have for a constant companion so guileless and good-natured a person.	Но с Эмилией мы будем видеться очень часто, а потому не мешает сказать в самом же начале нашего знакомства, что она была прелестным существом; а это великое благо и в жизни и в романах (последние в особенности изобилуют злодеями самого мрачного свойства), когда удается иметь своим неизменным спутником такое невинное и доброе создание!

As she is not a heroine, there is no need to describe her person; indeed I am afraid that her nose was rather short than otherwise, and her cheeks a great deal too round and red for a heroine; but her face blushed with rosy health, and her lips with the freshest of smiles, and she had a pair of eyes which sparkled with the brightest and honestest good-humour, except indeed when they filled with tears, and that was a great deal too often; for the silly thing would cry over a dead canary-bird; or over a mouse, that the cat haply had seized upon; or over the end of a novel, were it ever so stupid; and as for saying an unkind word to her, were any persons hard-hearted enough to do so--why, so much the worse for them.	Так как она не героиня, то нет надобности описывать ее: боюсь, что нос у нее несколько короче, чем это желательно, а щеки слишком уж круглы и румяны для героини. Зато ее лицо цвело здоровьем, губы - свежестью улыбки, а глаза сверкали искренней, неподдельной жизнерадостностью, кроме тех, конечно, случаев, когда они наполнялись слезами, что бывало, пожалуй, слишком часто: эта дурочка способна была плакать над мертвой канарейкой, над мышкой, невзначай пойманной котом, над развязкой романа, хотя бы и глупейшего. А что касается неласкового слова, обращенного к ней, то если бы нашлись такие жестокосердные люди... Впрочем, тем хуже для них!
Even Miss Pinkerton, that austere and godlike woman, ceased scolding her after the first time, and though she no more comprehended sensibility than she did Algebra, gave all masters and teachers particular orders to treat Miss Sedley with the utmost gentleness, as harsh treatment was injurious to her.	Даже сама мисс Пинкертон, женщина суровая и величественная, после первого же случая перестала бранить Эмилию, и хотя была способна к пониманию чувствительных сердец не более, чем алгебры, однако отдала особый приказ всем учителям и наставницам обращаться с мисс Седли возможно деликатнее, так как строгое обхождение ей вредно.
So that when the day of departure came, between her two customs of laughing and crying, Miss Sedley was greatly puzzled how to act.	Когда наступил день отъезда, мисс Седли стала в тупик, не зная, что ей делать: смеяться или плакать, - так как она была одинаково склонна и к тому и к другому.
She was glad to go home, and yet most woefully sad at leaving school.	Она радовалась, что едет домой, и страшно горевала, что надо расставаться со школой.
For three days before, little Laura Martin, the orphan, followed her about like a little dog.	Уже три дня маленькая Лора Мартин, круглая сиротка, ходила за ней по пятам, как собачонка.
She had to make and receive at least fourteen presents--to make fourteen solemn promises of writing every week:	Эмилии пришлось сделать и принять, по крайней мере, четырнадцать подарков и четырнадцать раз дать торжественную клятву писать еженедельно.
"Send my letters under cover to my grandpapa, the Earl of Dexter," said Miss Saltire (who, by the way, was rather shabby).	"Посылай мне письма по адресу моего дедушки, графа Декстера", - наказывала ей мисс Солтайр (кстати сказать, род ее был из захудалых).
"Never mind the postage, but write every day, you dear darling," said the impetuous and woolly-headed, but generous and affectionate Miss Swartz; and the orphan little Laura Martin (who was just in round-hand), took her friend's hand and said, looking up in her face wistfully,	"Не заботься о почтовых расходах, мое золотко, и пиши мне каждый день!" - просила пылкая, привязчивая мисс Суорц. А малютка Лора Мартин (оказавшаяся тут как тут) взяла подругу за руку и сказала, пытливо заглядывая ей в лицо:
"Amelia, when I write to you I shall call you Mamma."	"Эмилия, когда я буду тебе писать, можно называть тебя мамой?"
All which details, I have no doubt, JONES, who reads this book at his Club, will pronounce to be excessively foolish, trivial, twaddling, and ultra-sentimental.	Я не сомневаюсь, что какой-нибудь Джонс, читающий эту книгу у себя в клубе, не замедлит рассердиться и назовет все это глупостями -пошлыми и вздорными сантиментами.

Yes; I can see Jones at this minute (rather flushed with his joint of mutton and half pint of wine), taking out his pencil and scoring under the words "foolish, twaddling," &c., and adding to them his own remark of "QUITE TRUE."	Я так и вижу, как оный Джонс (слегка раскрасневшийся после порции баранины и полпинты вина) вынимает карандаш и жирной чертой подчеркивает слова: "пошлыми, вздорными" и т. д. и подкрепляет их собственным восклицанием на полях: "Совершенно верно!"
Well, he is a lofty man of genius, and admires the great and heroic in life and novels; and so had better take warning and go elsewhere.	Ну что ж! Джонс человек обширного ума, восхищающийся великим и героическим как в жизни, так и в романах, - и лучше ему вовремя спохватиться и поискать другого чтения.
Well, then.	Итак, будем продолжать.
The flowers, and the presents, and the trunks, and bonnet-boxes of Miss Sedley having been arranged by Mr. Sambo in the carriage, together with a very small and weather-beaten old cow's-skin trunk with Miss Sharp's card neatly nailed upon it, which was delivered by Sambo with a grin, and packed by the coachman with a corresponding sneer--the hour for parting came; and the grief of that moment was considerably lessened by the admirable discourse which Miss Pinkerton addressed to her pupil.	Цветы, сундуки, подарки и шляпные картонки мисс Седли уже уложены мистером Самбо в карету вместе с потрепанным кожаным чемоданчиком, к которому чья-то рука аккуратно приколола карточку мисс Шарп и который Самбо подал ухмыляясь, а кучер водворил на место с подобающим случаю фырканьем, И вот настал час разлуки. Его печаль была в значительной мере развеяна примечательной речью, с которой мисс Пинкертон обратилась к своей питомице.
Not that the parting speech caused Amelia to philosophise, or that it armed her in any way with a calmness, the result of argument; but it was intolerably dull, pompous, and tedious; and having the fear of her schoolmistress greatly before her eyes, Miss Sedley did not venture, in her presence, to give way to any ebullitions of private grief.	Нельзя сказать, чтобы это прощальное слово побудило Эмилию к философским размышлениям или же вооружило ее тем спокойствием, которое осеняет нас в результате глубокомысленных доводов. Нет, речь эта была невыносимо скучна, напыщенна и суха, да и самый вид грозной воспитательницы не располагал к бурным проявлениям печали.
A seed-cake and a bottle of wine were produced in the drawing-room, as on the solemn occasions of the visits of parents, and these refreshments being partaken of, Miss Sedley was at liberty to depart.	В гостиной было предложено угощение: тминные сухарики и бутылка вина, как это полагалось в торжественных случаях, при посещении пансиона родителями воспитанниц; и когда угощение было съедено и выпито, мисс Седли получила возможность тронуться в путь.
"You'll go in and say good-by to Miss Pinkerton, Becky!" said Miss Jemima to a young lady of whom nobody took any notice, and who was coming downstairs with her own bandbox.	- А вы, Бекки, не зайдете проститься с мисс Пинкертон? - обратилась мисс Джемайма к молодой девушке: не замеченная никем, она спускалась с лестницы со шляпной картонкой в руках.
"I suppose I must," said Miss Sharp calmly, and much to the wonder of Miss Jemima; and the latter having knocked at the door, and receiving permission to come in, Miss Sharp advanced in a very unconcerned manner, and said in French, and with a perfect accent,	- Я полагаю, что должна это сделать, - спокойно ответила мисс Шарп, к великому изумлению мисс Джемаймы; и когда мисс Джемайма постучалась в дверь и получила разрешение войти, мисс Шарп вошла с весьма непринужденным видом и произнесла на безукоризненном французском языке:
"Mademoiselle, je viens vous faire mes adieux."	- Mademoiselle, le viens vous faire mes adieux {Мадемуазель, я пришла проститься с вами (франц.).}.

Miss Pinkerton did not understand French; she only directed those who did: but biting her lips and throwing up her venerable and Roman-nosed head (on the top of which figured a large and solemn turban), she said,	Мисс Пинкертон не понимала по-французски, она только руководила теми, кто знал этот язык. Закусив губу и вздернув украшенную римским носом почтенную голову (на макушке которой покачивался огромный пышный тюрбан), она процедила сквозь зубы:
"Miss Sharp, I wish you a good morning."	"Мисс Шарп, всего вам хорошего".
As the Hammersmith Semirami s spoke, she waved one hand, both by way of adieu, and to give Miss Sharp an opportunity of shaking one of the fingers of the hand which was left out for that purpose.	Произнеся эти слова, хэммерсмитская Семирамида сделала мановение рукой, как бы прощаясь и вместе с тем давая мисс Шарп возможность пожать ее нарочито выставленный для этой цели палец.
Miss Sharp only folded her own hands with a very frigid smile and bow, and quite declined to accept the proffered honour; on which Semiramis tossed up her turban more indignantly than ever.	Мисс Шарп только скрестила руки и с очень холодной улыбкой присела, решительно уклоняясь от предложенной чести, на что Семирамида с большим, чем когда-либо, негодованием тряхнула тюрбаном.
In fact, it was a little battle between the young lady and the old one, and the latter was worsted.	Собственно говоря, это была маленькая баталия между молодой женщиной и старой, причем последняя оказалась побежденной.
"Heaven bless you, my child," said she, embracing Amelia, and scowling the while over the girl's shoulder at Miss Sharp.	- Да хранит вас бог, дитя мое! - произнесла она, обнимая Эмилию и грозно хмурясь через ее плечо в сторону мисс Шарп.
"Come away, Becky," said Miss Jemima, pulling the young woman away in great alarm, and the drawing-room door closed upon them for ever.	- Пойдем, Бекки! - сказала страшно перепуганная мисс Джемайма, увлекая за собой молодую девушку, и дверь гостиной навсегда закрылась за строптивицей.
Then came the struggle and parting below.	Затем начались суматоха и прощание внизу.
Words refuse to tell it.	Словами этого не выразить.
All the servants were there in the hall-- all the dear friend--all the young ladies--the dancing- master who had just arrived; and there was such a scuffling, and hugging, and kissing, and crying, with the hysterical YOOPS of Miss Swartz, the parlour-boarder, from her room, as no pen can depict, and as the tender heart would fain pass over.	В прихожей собралась вся прислуга, все милые сердцу, все юные воспитанницы и только что приехавший учитель танцев. Поднялась такая кутерьма, пошли такие объятия, поцелуи, рыдания вперемежку с истерическими взвизгиваниями привилегированной пансионерки мисс Суорц, доносившимися из ее комнаты, что никаким пером не описать, и нежному сердцу лучше пройти мимо этого.
The embracing was over; they parted--that is, Miss Sedley parted from her friends.	Но объятиям пришел конец, и подруги расстались, - то есть рассталась мисс Седли со своими подругами.
Miss Sharp had demurely entered the carriage some minutes before.	Мисс Шарп уже несколькими минутами раньше, поджав губки, уселась в карету.
Nobody cried for leaving HER.	Никто не плакал, расставаясь с нею.
Sambo of the bandy legs slammed the carriage door on his young weeping mistress. He sprang up behind the carriage.	Кривоногий Самбо захлопнул дверцу за своей рыдавшей молодой госпожой и вскочил на запятки.

"Stop!" cried Miss Jemima, rushing to the gate with a parcel.	- Стой! - закричала мисс Джемайма, кидаясь к воротам с каким-то свертком.
"It's some sandwiches, my dear," said she to Amelia.	- Это сандвичи, милочка! - сказала она Эмилии.
"You may be hungry, you know; and Becky, Becky Sharp, here's a book for you that my sister--that is, I --Johnson's Dixonary, you know; you mustn't leave us without that.	- Ведь вы еще успеете проголодаться. А вам, Бекки... Бекки Шарп, вот книга, которую моя сестра, то есть я... ну, словом... Словарь Джонсона. Вы не можете уехать от нас без Словаря.
Good-by.	Прощайте!
Drive on, coachman.	Трогай, кучер!
God bless you!"	Благослови вас бог!
And the kind creature retreated into the garden, overcome with emotion.	И доброе создание вернулось в садик, обуреваемое волнением.
But, lo! and just as the coach drove off, Miss Sharp put her pale face out of the window and actually flung the book back into the garden.	Но что это? Едва лошади тронули с места, как мисс Шарп высунула из кареты свое бледное лицо и швырнула книгу в ворота.
This almost caused Jemima to faint with terror.	Джемайма чуть не упала в обморок от ужаса.
"Well, I never"--said she--"what an audacious"--Emotion prevented her from completing either sentence.	- Да что же это!.. - воскликнула она. - Какая дерзкая... Волнение помешало ей кончить и ту и другую фразу.
The carriage rolled away; the great gates were closed; the bell rang for the dancing lesson.	Карета покатила, ворота захлопнулись, колокольчик зазвонил к уроку танцев.
The world is before the two young ladies; and so, farewell to Chiswick Mall.	Целый мир открывался перед обеими девушками. Итак, прощай, Чизикская аллея!
CHAPTER II	ГЛАВА II
In Which Miss Sharp and Miss Sedley Prepare to Open the Campaign	в которой мисс Шарп и мисс Седли готовятся к открытию кампании
When Miss Sharp had performed the heroical act mentioned in the last chapter, and had seen the Dixonary, flying over the pavement of the little garden, fall at length at the feet of the astonished Miss Jemima, the young lady's countenance, which had before worn an almost livid look of hatred, assumed a smile that perhaps was scarcely more agreeable, and she sank back in the carriage in an easy frame of mind, saying--" So much for the Dixonary; and, thank God, I'm out of Chiswick."	После того как мисс Шарп совершила геройский поступок, упомянутый в предыдущей главе, и удостоверилась, что Словарь, перелетев через мощеную дорожку, упал к ногам изумленной мисс Джемаймы, лицо молодой девушки, смертельно-бледное от злобы, озарилось улыбкой, едва ли, впрочем, скрасившей его, и, со вздохом облегчения откинувшись на подушки кареты, она сказала: - Так, со Словарем покопчено! Слава богу, я вырвалась из Чизика!
Miss Sedley was almost as flurried at the act of defiance as Miss Jemima had been; for, consider, it was but one minute that she had left school, and the impressions of six years are not got over in that space of time.	Мисс Седли была поражена дерзкой выходкой, пожалуй, не меньше самой мисс Джемаймы. Шутка ли - ведь всего минуту назад она покинула школу, и впечатления прошедших шести лет еще не померкли в ее душе.
Nay, with some persons those awes and terrors of youth last for ever and ever.	Страхи и опасения юного возраста не оставляют некоторых людей до конца жизни.

I know, for instance, an old gentleman of sixty-eight, who said to me one morning at breakfast, with a very agitated countenance,	Один мой знакомец, джентльмен шестидесяти восьми лет, как-то за завтраком сказал мне с взволнованным видом:
"I dreamed last night that I was flogged by Dr. Raine."	- Сегодня мне снилось, будто меня высек доктор Рейн!
Fancy had carried him back five-and-fifty years in the course of that evening.	Воображение перенесло его в эту ночь на пятьдесят пять лет назад.
Dr. Raine and his rod were just as awful to him in his heart, then, at sixty-eight, as they had been at thirteen.	В шестьдесят восемь лет доктор Рейн и его розга казались ему в глубине души такими же страшными, как и в тринадцать.
If the Doctor, with a large birch, had appeared bodily to him, even at the age of threescore and eight, and had said in awful voice,	А что, если бы доктор с длинной березовой розгой предстал перед ним во плоти даже теперь, когда ему исполнилось шестьдесят восемь, и сказал грозным голосом:
"Boy, take down your pant--"?	"Ну-ка, мальчик, снимай штаны!"
Well, well, Miss Sedley was exceedingly alarmed at this act of insubordination.	Да, да, мисс Седли была чрезвычайно встревожена этой дерзкой выходкой.
"How could you do so, Rebecca?" at last she said, after a pause.	- Как это можно, Ребекка? - произнесла она наконец после некоторого молчания.
"Why, do you think Miss Pinkerton will come out and order me back to the black-hole?" said Rebecca, laughing.	- Ты думаешь, мисс Пинкертон выскочит за ворота и прикажет мне сесть в карцер? - сказала Ребекка, смеясь.
"No: but--"	- Нет, но...
"I hate the whole house," continued Miss Sharp in a fury.	- Ненавижу весь этот дом, - продолжала в бешенстве мисс Шарп.
"I hope I may never set eyes on it again.	- Хоть бы мне никогда его больше не видеть.
I wish it were in the bottom of the Thames, I do; and if Miss Pinkerton were there, I wouldn't pick her out, that I wouldn't.	Пусть бы он провалился на самое дно Темзы! Да, уж если бы мисс Пинкертон оказалась там, я не стала бы выуживать ее, ни за что на свете!
O how I should like to see her floating in the water yonder, turban and all, with her train streaming after her, and her nose like the beak of a wherry."	Ох, поглядела бы я, как она плывет по воде вместе со своим тюрбаном и всем прочим, как ее шлейф полощется за ней, а нос торчит кверху, словно нос лодки!
"Hush!" cried Miss Sedley.	- Тише! - вскричала мисс Седли.
"Why, will the black footman tell tales?" cried Miss Rebecca, laughing.	- А что, разве черный лакей может нафискалить?- воскликнула мисс Ребекка со смехом.
"He may go back and tell Miss Pinkerton that I hate her with all my soul; and I wish he would; and I wish I had a means of proving it, too.	- Он еще, чего доброго, вернется и передаст мисс Пинкертон, что я ненавижу ее всеми силами души! Ох, как бы я хотела этого. Как я мечтаю доказать ей это на деле.
For two years I have only had insults and outrage from her.	За два года я видела от нее только оскорбления и обиды.
I have been treated worse than any servant in the kitchen.	Со мной обращались хуже, чем с любой служанкой на кухне.

I have never had a friend or a kind word, except from you.	У меня никогда не было ни единого друга. Я ласкового слова ни от кого не слышала, кроме тебя.
I have been made to tend the little girls in the lower schoolroom, and to talk French to the Misses, until I grew sick of my mother tongue.	Меня заставляли присматривать за девочками из младшего класса и болтать по-французски со взрослыми девицами, пока мне не опротивел мой родной язык!
But that talking French to Miss Pinkerton was capital fun, wasn't it?	Правда, я ловко придумала, что заговорила с мисс Пинкертон по-французски?
She doesn't know a word of French, and was too proud to confess it.	Она не понимает ни полслова, но ни за что не признается в этом. Гордость не позволит.
I believe it was that which made her part with me; and so thank Heaven for French.	Я думаю, она потому и рассталась со мной. Итак, благодарение богу за французский язык!
Vive la France!	Vive la France!
Vive l'Empereur!	Vive l'Empereur!
Vive Bonaparte!"	Vive Bonaparte! {Да здравствует Франция! Да здравствует император! Да здравствует Бонапарт! (франц.).}
"O Rebecca, Rebecca, for shame!" cried Miss Sedley; for this was the greatest blasphemy Rebecca had as yet uttered; and in those days, in England, to say,	- О Ребекка, Ребекка, как тебе не стыдно! -ужаснулась мисс Седли (Ребекка дошла до величайшего богохульства; в те дни сказать в Англии:
"Long live Bonaparte!" was as much as to say,	"Да здравствует Бонапарт!" - было все равно что сказать:
"Long live Lucifer!"	"Да здравствует Люцифер!").
"How can you--how dare you have such wicked, revengeful thoughts?"	- Ну, как ты можешь... Откуда у тебя эти злобные, эти мстительные чувства?
"Revenge may be wicked, but it's natural," answered Miss Rebecca.	- Месть, может быть, и некрасивое побуждение, но вполне естественное, - отвечала мисс Ребекка.
"I'm no angel."	- Я не ангел.
And, to say the truth, she certainly was not.	И она действительно не была ангелом.
For it may be remarked in the course of this little conversation (which took place as the coach rolled along lazily by the river side) that though Miss Rebecca Sharp has twice had occasion to thank Heaven, it has been, in the first place, for ridding her of some person whom she hated, and secondly, for enabling her to bring her enemies to some sort of perplexity or confusion; neither of which are very amiable motives for religious gratitude, or such as would be put forward by persons of a kind and placable disposition.	Ибо если в течение этого короткого разговора (происходившего, пока карета лениво катила вдоль реки) мисс Ребекка Шарп имела случай дважды возблагодарить бога, то первый раз это было по поводу освобождения от некоей ненавистной ей особы, а во второй - за ниспосланную ей возможность в некотором роде посрамить своих врагов; ни то, ни другое не является достойным поводом для благодарности творцу и не может быть одобрено людьми кроткими и склонными к всепрощению.
Miss Rebecca was not, then, in the least kind or placable.	Но мисс Ребекка в ту пору своей жизни не была ни кроткой, ни склонной к всепрощению.

All the world used her ill, said this young misanthropist, and we may be pretty certain that persons whom all the world treats ill, deserve entirely the treatment they get.	Все обходятся со мной плохо, решила эта юная мизантропка. Мы, однако, уверены, что особы, с которыми все обходятся плохо, полностью заслуживают такого обращения.
The world is a looking- glass, and gives back to every man the reflection of his own face.	Мир - это зеркало, и он возвращает каждому его собственное изображение.
Frown at it, and it will in turn look sourly upon you; laugh at it and with it, and it is a jolly kind companion; and so let all young persons take their choice.	Нахмурьтесь - и он, в свою очередь, кисло взглянет на вас; засмейтесь ему и вместе с ним -и он станет вашим веселым, милым товарищем; а потому пусть молодые люди выбирают, что им больше по вкусу.
This is certain, that if the world neglected Miss Sharp, she never was known to have done a good action in behalf of anybody; nor can it be expected that twenty-four young ladies should all be as amiable as the heroine of this work, Miss Sedley (whom we have selected for the very reason that she was the best-natured of all, otherwise what on earth was to have prevented us from putting up Miss Swartz, or Miss Crump, or Miss Hopkins, as heroine in her place!)Dit could not be expected that every one should be of the humble and gentle temper of Miss Amelia Sedley; should take every opportunity to vanquish Rebecca's hard-heartedness and ill-humour; and, by a thousand kind words and offices, overcome, for once at least, her hostility to her kind.	В самом деле, если мир пренебрегал Ребеккой, то и она, сколько известно, никогда никому не сделала ничего хорошего. Так нельзя и ожидать, чтобы все двадцать четыре молодые девицы были столь же милы, как героиня этого произведения, мисс Седли (которую мы избрали именно потому, что она добрее других, - а иначе что помешало бы нам поставить на ее место мисс Суорц, или мисс Крамп, или мисс Хопкинс?); нельзя ожидать, чтобы каждая обладала таким смиренным и кротким нравом, как мисс Эмилия Седли, чтобы каждая старалась, пользуясь всяким удобным случаем, победить угрюмую злобность Ребекки и с помощью тысячи ласковых слов и любезных одолжений преодолеть, хотя бы ненадолго, ее враждебность к людям.
Miss Sharp's father was an artist, and in that quality had given lessons of drawing at Miss Pinkerton's school.	Отец мисс Шарп был художник и давал уроки рисования в школе мисс Пинкертон.
He was a clever man; a pleasant companion; a careless student; with a great propensity for running into debt, and a partiality for the tavern.	Человек одаренный, приятный собеседник, беспечный служитель муз, он отличался редкой способностью влезать в долги и пристрастием к кабачку.
When he was drunk, he used to beat his wife and daughter; and the next morning, with a headache, he would rail at the world for its neglect of his genius, and abuse, with a good deal of cleverness, and sometimes with perfect reason, the fools, his brother painters.	В пьяном виде он нередко колачивал жену и дочь, и на следующее утро, поднявшись с головной болью, честил весь свет за пренебрежение к его таланту и поносил - весьма остроумно, а иной раз и совершенно справедливо - дураков-художников, своих собратий.
As it was with the utmost difficulty that he could keep himself, and as he owed money for a mile round Soho, where he lived, he thought to better his circumstances by marrying a young woman of the French nation, who was by profession an opera-girl.	С величайшей трудностью поддерживая свое существование и задолжав всем в Сохо, где он жил, на милю кругом, он решил поправить свои обстоятельства женитьбой на молодой женщине, француженке по происхождению и балетной танцовщице по профессии.

The humble calling of her female parent Miss Sharp never alluded to, but used to state subsequently that the Entrechats were a noble family of Gascony, and took great pride in her descent from them.	О скромном призвании своей родительницы мисс Шарп никогда не распространялась, но зато но забывала упомянуть, что Антраша - именитый гасконский род, и очень гордилась своим происхождением.
And curious it is that as she advanced in life this young lady's ancestors increased in rank and splendour.	Любопытно заметить, что по мере житейского преуспеяния нашей тщеславной молодой особы ее предки повышались в знатности и благоденствии.
Rebecca's mother had had some education somewhere, and her daughter spoke French with purity and a Parisian accent.	Мать Ребекки получила кое-какое образование, и дочь ее отлично говорила по-французски, с парижским выговором.
It was in those days rather a rare accomplishment, and led to her engagement with the orthodox Miss Pinkerton.	В то время это было большой редкостью, что и привело к поступлению Ребекки в пансион добродетельной мисс Пинкертон.
For her mother being dead, her father, finding himself not likely to recover, after his third attack of delirium tremens, wrote a manly and pathetic letter to Miss Pinkerton, recommending the orphan child to her protection, and so descended to the grave, after two bailiffs had quarrelled over his corpse.	Дело в том, что, когда мать девушки умерла, отец, видя, что ему не оправиться после третьего припадка delirium tremens {Белой горячки (лат.).}, написал мисс Пинкертон мужественное и трогательное письмо, поручая сиротку ее покровительству, и затем был опущен в могилу, после того как два судебных исполнителя поругались над его трупом.
Rebecca was seventeen when she came to Chiswick, and was bound over as an articled pupil; her duties being to talk French, as we have seen; and her privileges to live cost free, and, with a few guineas a year, to gather scraps of knowledge from the professors who attended the school.	Ребекке минуло семнадцать лет, когда она явилась в Чизик и была принята на особых условиях; в круг ее обязанностей, как мы видели, входило говорить по-французски, а ее права заключались в том, чтобы, получая даровой стол и квартиру, а также несколько гиней в год, подбирать крохи знаний у преподавателей, обучающих пансионерок.
She was small and slight in person; pale, sandy-haired, and with eyes habitually cast down: when they looked up they were very large, odd, and attractive; so attractive that the Reverend Mr. Crisp, fresh from Oxford, and curate to the Vicar of Chiswick, the Reverend Mr. Flowerdew, fell in love with Miss Sharp; being shot dead by a glance of her eyes which was fired all the way across Chiswick Church from the school-pew to the reading- desk.	Ребекка была маленькая, хрупкая, бледная, с рыжеватыми волосами; ее зеленые глаза были обычно опущены долу, но, когда она их поднимала, они казались необычайно большими, загадочными и манящими, такими манящими, что преподобный мистер Крнсп, новоиспеченный помощник чизпкского викария мистера Флауэрдью, только что со студенческой скамьи в Оксфорде, влюбился в мисс Шарп: он был сражен наповал одним ее взглядом, который она метнула через всю церковь - от скамьи пансионерок до кафедры проповедника.
This infatuated young man used sometimes to take tea with Miss Pinkerton, to whom he had been presented by his mamma, and actually proposed something like marriage in an intercepted note, which the one-eyed apple-woman was charged to deliver.	Бедный юноша, иногда пивший чай у мисс Пинкертон, которой он был представлен своей мамашей, совсем одурел от страсти и в перехваченной записке, вверенной одноглазой пирожнице для доставки по назначению, даже намекал на что-то вроде брака.

Mrs. Crisp was summoned from Buxton, and abruptly carried off her darling boy; but the idea, even, of such an eagle in the Chiswick dovecot caused a great flutter in the breast of Miss Pinkerton, who would have sent away Miss Sharp but that she was bound to her under a forfeit, and who never could thoroughly believe the young lady's protestations that she had never exchanged a single word with Mr. Crisp, except under her own eyes on the two occasions when she had met him at tea.	Миссис Крисп была вызвана из Бакстона и немедленно увезла своего дорогого мальчика, но даже мысль о появлении такой вороны в чизикской голубятне приводила в трепет мисс Пинкертон, и она обязательно удалила бы Ребекку из своего заведения, если бы не была связана неустойкой по договору; она так и не поверила клятвам молодой девушки, что та ни разу не обменялась с мистером Криспом ни единым словом, кроме тех двух случаев, когда встречалась с ним за чаем на глазах у самой мисс Пинкертон.
By the side of many tall and bouncing young ladies in the establishment, Rebecca Sharp looked like a child.	Рядом с другими, рослыми и цветущими, воспитанницами пансиона Ребекка Шарп казалась ребенком.
But she had the dismal precocity of poverty.	Но она обладала печальной особенностью бедняков - преждевременной зрелостью.
Many a dun had she talked to, and turned away from her father's door; many a tradesman had she coaxed and wheedled into good-humour, and into the granting of one meal more.	Скольких несговорчивых кредиторов приходилось ей уламывать и выпроваживать за отцовские двери; скольких торговцев она умасливала и улещала, приводя их в хорошее расположение духа и приобретая тем возможность лишний раз пообедать.
She sate commonly with her father, who was very proud of her wit, and heard the talk of many of his wild companions--often but ill-suited for a girl to hear.	Дома она обычно проводила время с отцом, который очень гордился своей умненькой дочкой, и прислушивалась к беседам его приятелей-забулдыг, хотя часто разговоры эти мало подходили для детских ушей.
But she never had been a girl, she said; she had been a woman since she was eight years old.	По ее же собственным словам, она никогда не была ребенком, чувствовала себя взрослой уже с восьмилетнего возраста.
Oh, why did Miss Pinkerton let such a dangerous bird into her cage?	О, зачем мисс Пинкертон впустила в свою клетку такую опасную птицу!
The fact is, the old lady believed Rebecca to be the meekest creature in the world, so admirably, on the occasions when her father brought her to Chiswick, used Rebecca to perform the part of the ingenue; and only a year before the arrangement by which Rebecca had been admitted into her house, and when Rebecca was sixteen years old, Miss Pinkerton majestically, and with a little speech, made her a present of a doll--which was, by the way, the confiscated property of Miss Swindle, discovered surreptitiously nursing it in school-hours.	Дело в том, что старая дама считала Ребекку смиреннейшим в мире созданьем - так искусно умела та разыгрывать роль ingenue {Простушки (франц.).} в тех случаях, когда отец брал ее с собой в Чизик. Всего лишь за год до заключения условия с Ребеккой, то есть когда девочке было шестнадцать лет, мисс Пинкертон торжественно и после подобающей случаю краткой речи подарила ей куклу, которая, кстати сказать, была конфискована у мисс Суиндл, украдкой нянчившей ее в часы занятий.
How the father and daughter laughed as they trudged home together after the evening party (it was on the occasion of the speeches, when all the professors were invited) and how Miss Pinkerton would have raged had she seen the caricature of herself which the little mimic, Rebecca, managed to make out of her doll.	Как хохотали отец с дочерью, когда брели домой после вечера у начальницы, обсуждая речи приглашенных учителей, и в какую ярость пришла бы мисс Пинкертон, если бы увидела карикатуру на самое себя, которую маленькая комедиантка умудрилась смастерить из этой куклы!

Becky used to go through dialogues with it; it formed the delight of Newman Street, Gerrard Street, and the Artists' quarter: and the young painters, when they came to take their gin- and-water with their lazy, dissolute, clever, jovial senior, used regularly to ask Rebecca if Miss Pinkerton was at home: she was as well known to them, poor soul! as Mr. Lawrence or President West.	Ребекка разыгрывала с нею целые сцены на великую потеху Ныомен-стрит, Джерард-стрит и всему артистическому кварталу. И молодые художники, заходившие на стакан грога к своему ленивому и разгульному старшему товарищу, умнице и весельчаку, всегда осведомлялись у Ребекки, дома ли мисс Пинкертон. Она, бедняжка, была им так же хорошо известна, как мистер Лоренс и президент Уэст.
Once Rebecca had the honour to pass a few days at Chiswick; after which she brought back Jemima, and erected another doll as Miss Jemmy: for though that honest creature had made and given her jelly and cake enough for three children, and a seven-shilling piece at parting, the girl's sense of ridicule was far stronger than her gratitude, and she sacrificed Miss Jemmy quite as pitilessly as her sister.	Однажды Ребекка удостоилась чести провести в Чизике несколько дней и по возвращении соорудила себе другую куклу - мисс Джемми; ибо хотя эта добрая душа не пожалела для сиротки варенья и сухариков, накормив ее до отвала, и даже сунула ей на прощанье семь шиллингов, однако чувство смешного у Ребекки было так велико - гораздо сильнее чувства признательности, - что она принесла мисс Джемми в жертву столь же безжалостно, как и ее сестру.
The catastrophe came, and she was brought to the Mall as to her home.	И вот после смерти матери девочка была перевезена в пансион, который должен был стать ее домом.
The rigid formality of the place suffocated her: the prayers and the meals, the lessons and the walks, which were arranged with a conventual regularity, oppressed her almost beyond endurance; and she looked back to the freedom and the beggary of the old studio in Soho with so much regret, that everybody, herself included, fancied she was consumed with grief for her father.	Строгая его чинность угнетала ее; молитвы и трапезы, уроки и прогулки, сменявшие друг друга с монастырской монотонностью, тяготили ее свыше всякой меры. Она с таким сожалением вспоминала о свободной и нищей жизни дома, в старой мастерской, что все, да и она сама, думали, что она изнывает, горюя об отце.
She had a little room in the garret, where the maids heard her walking and sobbing at night; but it was with rage, and not with grief.	Ей отвели комнатку на чердаке, и служанки слышали, как Ребекка мечется там по ночам, рыдая. Но рыдала она от бешенства, а не от горя.
She had not been much of a dissembler, until now her loneliness taught her to feign.	Если раньше ее нельзя было назвать лицемеркой, то теперь одиночество научило ее притворяться.
She had never mingled in the society of women: her father, reprobate as he was, was a man of talent; his conversation was a thousand times more agreeable to her than the talk of such of her own sex as she now encountered.	Она никогда не бывала в обществе женщин; отец ее, при всей своей распущенности, был человеком талантливым; разговор с ним был для нее в тысячу раз приятней болтовни с теми представительницами ее пола, с которыми она теперь столкнулась.

The pompous vanity of the old schoolmistress, the foolish good-humour of her sister, the silly chat and scandal of the elder girls, and the frigid correctness of the governesses equally annoyed her; and she had no soft maternal heart, this unlucky girl, otherwise the prattle and talk of the younger children, with whose care she was chiefly intrusted, might have soothed and interested her; but she lived among them two years, and not one was sorry that she went away.	Спесивое чванство старой начальницы школы, глупое добродушие ее сестры, пошлая болтовня и свары старших девиц и холодная корректность воспитательниц одинаково бесили Ребекку. Но было у бедной девушки и нежного материнского сердца, иначе щебетание и болтовня младших детей, порученных ее надзору, должны были бы смягчить ее и утешить, но она прожила среди них два года, и ни одна девочка не пожалела об ее отъезде.
The gentle tender- hearted Amelia Sedley was the only person to whom she could attach herself in the least; and who could help attaching herself to Amelia?	Кроткая, мягкосердечная Эмилия Седли была единственным человеком, к которому в какой-то мере привязалась Ребекка. Но кто не привязался бы к Эмилии!
The happiness □ the superior advantages of the young women round about her, gave Rebecca inexpressible pangs of envy.	Те радости и жизненные блага, которыми наслаждались молодые девицы, ее окружавшие, вызывали у Ребекки мучительную зависть.
"What airs that girl gives herself, because she is an Earl's grand-daughter," she said of one.	"Как важничает эта девчонка - только потому, что она внучка какого-то графа! - говорила она об одной из товарок.
"How they cringe and bow to that Creole, because of her hundred thousand pounds!	- Как они все пресмыкаются и подличают перед этой креолкой из-за сотни тысяч фунтов стерлингов!
I am a thousand times cleverer and more charming than that creature, for all her wealth.	Я в тысячу раз умнее и красивее этой особы, несмотря на все ее богатство!
I am as well bred as the Earl's grand-daughter, for all her fine pedigree; and yet every one passes me by here.	Я так же благовоспитанна, как эта графская внучка, невзирая на пышность ее родословной, а между тем никто здесь меня не замечает.
And yet, when I was at my father's, did not the men give up their gayest balls and parties in order to pass the evening with me?"	А ведь когда я жила у отца, разве мужчины не отказывались от самых веселых балов и пирушек, чтобы провести вечер со мной?"
She determined at any rate to get free from the prison in which she found herself, and now began to act for herself, and for the first time to make connected plans for the future.	Она решила во что бы то ни стало вырваться на свободу из этой тюрьмы и начала действовать на свой страх и риск, впервые строя планы на будущее.
She took advantage, therefore, of the means of study the place offered her; and as she was already a musician and a good linguist, she speedily went through the little course of study which was considered necessary for ladies in those days.	Вот почему она воспользовалась теми возможностями приобрести кое-какие знания, которые предоставлял ей пансион. Будучи уже изрядной музыкантшей и владея в совершенстве языками, она быстро прошла небольшой курс наук, который считался необходимым для девиц того времени.
Her music she practised incessantly, and one day, when the girls were out, and she had remained at home, she was overheard to play a piece so well that Minerva thought, wisely, she could spare herself the expense of a master for the juniors, and intimated to Miss Sharp that she was to instruct them in music for the future.	В музыке она упражнялась непрестанно, и однажды, когда девицы гуляли, а Ребекка оставалась дома, она сыграла одну пьесу так хорошо, что Минерва, услышав ее игру, мудро решила сэкономить расходы на учителя для младших классов и заявила мисс Шарп, что отныне она будет обучать младших девочек и музыке.

The girl refused; and for the first time, and to the astonishment of the majestic mistress of the school.	Ребекка отказалась - впервые и к полному изумлению величественной начальницы школы.
"I am here to speak French with the children," Rebecca said abruptly, "not to teach them music, and save money for you.	- Я обязана разговаривать с детьми по-французски, - объявила она резким тоном, - а не учить их музыке и сберегать для вас деньги.
Give me money, and I will teach them."	Платите мне, и я буду их учить.
Minerva was obliged to yield, and, of course, disliked her from that day.	Минерва вынуждена была уступить и, конечно, с этого дня невзлюбила Ребекку.
"For five-and-thirty years," she said, and with great justice, "I never have seen the individual who has dared in my own house to question my authority.	- За тридцать пять лет, - жаловалась она, и вполне справедливо, - я не видела человека, который посмел бы у меня в доме оспаривать мой авторитет.
I have nourished a viper in my bosom."	Я пригрела змею на своей груди!
"A viper--a fiddlestick," said Miss Sharp to the old lady, almost fainting with astonishment.	- Змею! Чепуха! - ответила мисс Шарп старой даме, едва не упавшей в обморок от изумления.
"You took me because I was useful.	- Вы взяли меня потому, что я была вам нужна.
There is no question of gratitude between us.	Между нами не может быть и речи о благодарности!
I hate this place, and want to leave it.	Я ненавижу этот пансион и хочу его покинуть!
I will do nothing here but what I am obliged to do."	Я не стану делать здесь ничего такого, что не входит в мои обязанности.
It was in vain that the old lady asked her if she was aware she was speaking to Miss Pinkerton?	Тщетно старая дама взывала к ней: сознает ли она, что разговаривает с мисс Пинкертон?
Rebecca laughed in her face, with a horrid sarcastic demoniacal laughter, that almost sent the schoolmistress into fits.	Ребекка расхохоталась ей в лицо убийственным, дьявольским смехом, который едва не довел начальницу до нервического припадка.
"Give me a sum of money," said the girl, "and get rid of me--or, if you like better, get me a good place as governess in a nobleman's family--you can do so if you please."	- Дайте мне денег, - сказала девушка, - и отпустите меня на все четыре стороны! Или, еще лучше, устройте мне хорошее место гувернантки в дворянском семействе - вам это легко сделать, если вы пожелаете.
And in their further disputes she always returned to this point,	И при всех их дальнейших стычках она постоянно возвращалась к этой теме:
"Get me a situation--we hate each other, and I am ready to go."	- Мы ненавидим друг друга, устройте мне место -и я готова уйти!
Worthy Miss Pinkerton, although she had a Roman nose and a turban, and was as tall as a grenadier, and had been up to this time an irresistible princess, had no will or strength like that of her little apprentice, and in vain did battle against her, and tried to overawe her.	Достойная мисс Пинкертон, хотя и обладала римским носом и тюрбаном, была ростом с доброго гренадера и оставалась до сих пор непререкаемой владычицей этих мест, не обладала, однако, ни силой воли, ни твердостью своей маленькой ученицы и потому тщетно боролась с нею, пытаясь ее запугать.
Attempting once to scold her in public, Rebecca hit upon the before-mentioned plan of answering her in French, which quite routed the old woman.	Однажды, когда она попробовала публично отчитать Ребекку, та придумала упомянутый нами способ отвечать начальнице по-французски, чем окончательно сразила старуху.

In order to maintain authority in her school, it became necessary to remove this rebel, this monster, this serpent, this firebrand; and hearing about this time that Sir Pitt Crawley's family was in want of a governess, she actually recommended Miss Sharp for the situation, firebrand and serpent as she was.	Для поддержания в школе престижа власти стало необходимым удалить эту мятежницу, это чудовище, эту змею, эту поджигательницу. И, услыхав, что семейство сэра Питта Кроули ищет гувернантку, мисс Пинкертон порекомендовала на эту должность мисс Шарп, хотя та и была поджигательницей и змеей.
"I cannot, certainly," she said, "find fault with Miss Sharp's conduct, except to myself; and must allow that her talents and accomplishments are of a high order.	- В сущности, - говорила она, - я не могу пожаловаться на поведение мисс Шарп ни в чем, кроме ее отношения ко мне, и высоко ценю ее таланты и достоинства.
As far as the head goes, at least, she does credit to the educational system pursued at my establishment.''	Что же касается ума и образования, то она делает честь воспитательной системе, принятой в моем учебном заведении.
And so the schoolmistress reconciled the recommendation to her conscience, and the indentures were cancelled, and the apprentice was free.	Таким образом начальница пансиона примирила свою рекомендацию с требованиями совести; договорные обязательства были расторгнуты, и воспитанница получила свободу.
The battle here described in a few lines, of course, lasted for some months.	Борьба, описанная здесь в немногих строчках, длилась, разумеется, несколько месяцев.
And as Miss Sedley, being now in her seventeenth year, was about to leave school, and had a friendship for Miss Sharp ("'tis the only point in Amelia's behaviour," said Minerva, "which has not been satisfactory to her mistress"), Miss Sharp was invited by her friend to pass a week with her at home, before she entered upon her duties as governess in a private family.	И так как мисс Седли, которой в ту пору исполнилось семнадцать лет, как раз собиралась покинуть школу и так как она питала дружеские чувства к мисс Шарп ("единственная черта в поведении Эмилии, - говорила Минерва, -которая не по душе ее начальнице"), то мисс Шарп, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей гувернантки в чужой семье, получила от подруги приглашение погостить у нее недельку.
Thus the world began for these two young ladies.	Так открылся мир для этих двух юных девиц.
For Amelia it was quite a new, fresh, brilliant world, with all the bloom upon it. It was not quite a new one for Rebecca--(indeed, if the truth must be told with respect to the Crisp affair, the tart-woman hinted to somebody, who took an affidavit of the fact to somebody else, that there was a great deal more than was made public regarding Mr. Crisp and Miss Sharp, and that his letter was in answer to another letter).	Но если для Эмилии это был совершенно новый, свежий, блистательный мир, в полном, еще не облетевшем цвету, то для Ребекки он не был совершенно новым (уж если говорить правду, то пирожница намекала кое-кому, а тот готов был под присягой подтвердить эти слова кому-то третьему, будто дело у мистера Криспа и мисс Шарп зашло гораздо дальше, чем о том стало известно, и что письмо его было ответом на другое).
But who can tell you the real truth of the matter?	Но кто может знать, что происходило на самом деле?
At all events, if Rebecca was not beginning the world, she was beginning it over again.	Во всяком случае, если Ребекка не впервые вступала в мир, то все же вступала в него сызнова.

By the time the young ladies reached Kensington turnpike, Amelia had not forgotten her companions, but had dried her tears, and had blushed very much and been delighted at a young officer of the Life Guards, who spied her as he was riding by, and said,	К тому времени, когда молодые девушки доехали до Кенсингтонской заставы, Эмилия еще не позабыла своих подруг, но уже осушила слезы и даже залилась румянцем при виде юного офицера, лейб-гвардейца, который, проезжая мимо на коне, оглядел ее со словами:
"A dem fine gal, egad!" and before the carriage arrived in Russell Square, a great deal of conversation had taken place about the Drawing-room, and whether or not young ladies wore powder as well as hoops when presented, and whether she was to have that honour: to the Lord Mayor's ball she knew she was to go.	"Чертовски хорошенькая девушка, ей-богу!" И, прежде чем карета достигла Рассел-сквер, девушки успели вдоволь наговориться о парадных приемах во дворце, и о том, являются ли молодые дамы ко двору в пудре и фижмах, и будет ли Эмилия удостоена этой чести (что она поедет на бал, даваемый лорд-мэром, это Эмилии было известно).
And when at length home was reached, Miss Amelia Sedley skipped out on Sambo's arm, as happy and as handsome a girl as any in the whole big city of London.	И когда наконец они доехали до дому и мисс Эмилия Седли выпорхнула из кареты, опираясь на руку Самбо, - другой такой счастливой и хорошенькой девушки нельзя было найти во всем огромном Лондоне.
Both he and coachman agreed on this point, and so did her father and mother, and so did every one of the servants in the house, as they stood bobbing, and curtseying, and smiling, in the hall to welcome their young mistress.	Таково было мнение и негра и кучера, и с этим соглашались и родители Эмилии, и вся без исключения домашняя челядь, которая высыпала в прихожую и кланялась и приседала, улыбаясь своей молодой госпоже и поздравляя ее с приездом.
You may be sure that she showed Rebecca over every room of the house, and everything in every one of her drawers; and her books, and her piano, and her dresses, and all her necklaces, brooches, laces, and gimcracks.	Можете быть уверены, что Эмилия показала Ребекке все до единой комнаты, и всякую мелочь в своих комодах, и книги, и фортепьяно, и платья, и все свои ожерелья, броши, кружева и безделушки.
She insisted upon Rebecca accepting the white cornelian and the turquoise rings, and a sweet sprigged muslin, which was too small for her now, though it would fit her friend to a nicety; and she determined in her heart to ask her mother's permission to present her white Cashmere shawl to her friend.	Она уговорила Ребекку принять от нее в подарок ожерелье из светлого сердолика, и бирюзовые серьги, и чудесное кисейное платьице, которое стало ей узко, но зато Ребекке придется как раз впору! Кроме того, Эмилия решила попросить у матери позволения отдать подруге свою белую кашемировую шаль.
Could she not spare it? and had not her brother Joseph just brought her two from India?	Ока отлично без нее обойдется! Ведь брат Джозеф только что привез ей из Индии две новые.
When Rebecca saw the two magnificent Cashmere shawls which Joseph Sedley had brought home to his sister, she said, with perfect truth, "that it must be delightful to have a brother," and easily got the pity of the tender-hearted Amelia for being alone in the world, an orphan without friends or kindred.	Увидев две великолепные кашемировые шали, привезенные Джозефом Седли в подарок сестре, Ребекка сказала вполне искренне: "Должно быть, страшно приятно иметь брата!" - и этим без особого труда пробудила жалость в мягкосердечной Эмилии: ведь она совсем одна на свете, сиротка, без друзей и родных!
"Not alone," said Amelia; "you know, Rebecca, I shall always be your friend, and love you as a sister--indeed I will."	- Нет, не одна! - сказала Эмилия. - Ты знаешь, Ребекка, что я навсегда останусь твоим другом и буду любить тебя как сестру, - это чистая правда!

"Ah, but to have parents, as you have--kind, rich, affectionate parents, who give you everything you-ask for; and their love, which is more precious than all!	- Ах, но это не то же самое, что иметь таких родителей, как у тебя: добрых, богатых, нежных родителей, которые дают тебе все, что бы ты ни попросила, - и так любят тебя, а ведь это всего дороже!
My poor papa could give me nothing, and I had but two frocks in all the world!	Мой бедный папа не мог мне ничего давать, и у меня было всего-навсего два платьица.
And then, to have a brother, a dear brother!	А кроме того, иметь брата, милого брата!
Oh, how you must love him!"	О, как ты, должно быть, любишь его!
Amelia laughed.	Эмилия засмеялась.
"What! don't you love him? you, who say you love everybody?" ~;	- Что? Ты его не любишь? А сама говоришь, что любишь всех на свете!
"Yes, of course, I do--only--"	- Конечно, люблю... но только...
"Only what?"	- Что... только?
"Only Joseph doesn't seem to care much whether I love him or not.	- Только Джозефу, по-видимому, мало дела до того, люблю я его или нет.
He gave me two fingers to shake when he arrived after ten years' absence!	Поверишь ли, вернувшись домой после десятилетнего отсутствия, он подал мне два пальца.
He is very kind and good, but he scarcely ever speaks to me; I think he loves his pipe a great deal better than his"--but here Amelia checked herself, for why should she speak ill of her brother?	Он очень мил и добр, но редко когда говорит со мной; мне кажется, он гораздо больше привязан к своей трубке, чем к своей... - Но тут Эмилия запнулась: зачем отзываться дурно о родном брате?
"He was very kind to me as a child," she added;	- Он был очень ласков со мной, когда я была ребенком, - прибавила она.
"I was but five years old when he went away."	- Мне было всего пять лет, когда он уехал.
"Isn't he very rich?" said Rebecca.	- Он, наверное, страшно богат? - спросила Ребекка.
"They say all Indian nabobs are enormously rich."	- Говорят, индийские набобы ужасно богаты!
"I believe he has a very large income."	- Кажется, у него очень большие доходы.
"And is your sister-in-law a nice pretty woman?"	- А твоя невестка, конечно, очаровательная женщина?
"La!	- Да что ты!
Joseph is not married," said Amelia, laughing again.	Джозеф не женат! - сказала Эмилия и снова засмеялась.
Perhaps she had mentioned the fact already to Rebecca, but that young lady did not appear to have remembered it; indeed, vowed and protested that she expected to see a number of Amelia's nephews and nieces.	Возможно, она уже упоминала об этом Ребекке, но девушка, по-видимому, пропустила слова подруги мимо ушей. Во всяком случае, она принялась уверять и клясться, что ожидала увидеть целую кучу племянников и племянниц Эмилии.

She was quite disappointed that Mr. Sedley was not married; she was sure Amelia had said he was, and she doted so on little children.	Она крайне разочарована сообщением, что мистер Седли не женат; ей казалось, что Эмилия говорила ей о женатом брате, а она без ума от маленьких детей.
"I think you must have had enough of them at Chiswick," said Amelia, rather wondering at the sudden tenderness on her friend's part; and indeed in later days Miss Sharp would never have committed herself so far as to advance opinions, the untruth of which would have been so easily detected.	- Я думала, они тебе надоели в Чизике, - сказала Эмилия, несколько изумленная таким пробуждением нежности в душе подруги. Конечно, будь мисс Шарп постарше, она не скомпрометировала бы себя, высказывая мнения, неискренность которых можно было так легко обнаружить.
But we must remember that she is but nineteen as yet, unused to the art of deceiving, poor innocent creature! and making her own experience in her own person.	Но следует помнить, что сейчас ей только девятнадцать лет, она еще не изощрилась в искусстве обманывать - бедное невинное создание! - и вынуждена прокладывать себе жизненный путь собственными силами.
The meaning of the above series of queries, as translated in the heart of this ingenious young woman, was simply this:	Истинный же смысл всех вышеприведенных вопросов в переводе на язык сердца изобретательной молодой девушки был попросту таков:
"If Mr. Joseph Sedley is rich and unmarried, why should I not marry him?	"Если мистер Джозеф Седли богат и холост, то почему бы мне не выйти за него замуж?
I have only a fortnight, to be sure, but there is no harm in trying."	Правда, в моем распоряжении всего лишь две недели, но попытка - не пытка!"
And she determined within herself to make this laudable attempt.	И в глубине души она решила предпринять эту похвальную попытку.
She redoubled her caresses to Amelia; she kissed the white cornelian necklace as she put it on; and vowed she would never, never part with it.	Она удвоила свою нежность к Эмилии -поцеловала сердоликовое ожерелье, надевая его, и поклялась никогда, никогда с ним не расставаться.
When the dinner-bell rang she went downstairs with her arm round her friend's waist, as is the habit of young ladies. She was so agitated at the drawing-room door, that she could hardly find courage to enter.	Когда позвонил колокол к обеду, она спустилась вниз, обнимая подругу за талию, как это принято у молодых девиц, и так волновалась у двери гостиной, что едва собралась с духом войти.
"Feel my heart, how it beats, dear!" said she to her friend.	- Посмотри, милочка, как у меня колотится сердце! - сказала она подруге.
"No, it doesn't," said Amelia. "Come in, don't be frightened.	- Нет, не особенно! - сказала Эмилия, - Да входи же, не бойся.
Papa won't do you any harm."	Папа ничего плохого тебе не сделает!
CHAPTER III	ГЛАВА III
Rebecca Is in Presence of the Enemy	Ребекка перед лицом неприятеля

A VERY stout, puffy man, in buckskins and Hessian boots, with several immense neckcloths that rose almost to his nose, with a red striped waistcoat and an apple green coat with steel buttons almost as large as crown pieces (it was the morning costume of a dandy or blood of those days) was reading the paper by the fire when the two girls entered, and bounced off his arm-chair, and blushed excessively, and hid his entire face almost in his neckcloths at this apparition.	Очень полный, одутловатый человек в кожаных штанах и в сапогах, с косынкой, несколько раз обматывавшей его шею почти до самого носа, в красном полосатом жилете и светло-зеленом сюртуке со стальными пуговицами в добрую крону величиной (таков был утренний костюм щеголя, или денди, того времени) читал газету у камина, когда обе девушки вошли; при их появлении он вскочил с кресла, густо покраснел и чуть ли не до бровей спрятал лицо в косынку.
"It's only your sister, Joseph," said Amelia, laughing and shaking the two fingers which he held out.	- Да, это я, твоя сестра, Джозеф, - сказала Эмшгая, смеясь и пожимая протянутые ей два пальца.
"I've come home FOR GOOD, you know; and this is my friend, Miss Sharp, whom you have heard me mention."	- Ты знаешь, я ведь совсем вернулась домой! А это моя подруга, мисс Шарп, о которой ты не раз слышал от меня.
"No, never, upon my word," said the head under the neckcloth, shaking very much--"that is, yes--what abominably cold weather, Miss"--and herewith he fell to poking the fire with all his might, although it was in the middle of June.	- Нет, никогда, честное слово, - произнесла голова из-за косынки, усиленно качаясь из стороны в сторону. - То есть да... Зверски холодная погода, мисс! - И джентльмен принялся яростно размешивать угли в камине, хотя дело происходило в середине июня.
"He's very handsome," whispered Rebecca to Amelia, rather loud.	- Какой интересный мужчина, - шепнула Ребекка Эмилии довольно громко.
"Do you think so?" said the latter.	- Ты так думаешь? - сказала та.
"I'll tell him."	- Я передам ему.
"Darling! not for worlds," said Miss Sharp, starting back as timid as a fawn.	- Милочка, ни за что на свете! - воскликнула мисс Шарп, отпрянув от подруги, словно робкая лань.
She had previously made a respectful virgin-like curtsey to the gentleman, and her modest eyes gazed so perseveringly on the carpet that it was a wonder how she should have found an opportunity to see him.	Перед тем она почтительно, как маленькая девочка, присела перед джентльменом, и ее скромные глаза столь упорно созерцали ковер, что было просто чудом, как она успела разглядеть Джозефа.
"Thank you for the beautiful shawls, brother," said Amelia to the fire poker.	- Спасибо тебе за чудесные шали, братец, -обратилась Эмилия к джентльмену с кочергой.
"Are they not beautiful, Rebecca?"	- Правда, они очаровательны, Ребекка?
"O heavenly!" said Miss Sharp, and her eyes went from the carpet straight to the chandelier.	- Божественны! - воскликнула мисс Шарп, и взор ее с ковра перенесся прямо на канделябр.
Joseph still continued a huge clattering at the poker and tongs, puffing and blowing the while, and turning as red as his yellow face would allow him.	Джозеф продолжал усиленно греметь кочергой и щипцами, отдуваясь и краснея, насколько позволяла желтизна его лица.
"I can't make you such handsome presents, Joseph," continued his sister, "but while I was at school, I have embroidered for you a very beautiful pair of braces."	- Я не могу делать тебе такие же щедрые подарки, Джозеф, - продолжала сестра, - но в школе я вышила для тебя чудесные подтяжки.

"Good Gad! Amelia," cried the brother, in serious alarm, "what do you mean?" and plunging with all his might at the bell-rope, that article of furniture came away in his hand, and increased the honest fellow's confusion.	- Боже мой, Эмилия! - воскликнул брат, придя в совершенный ужас. - Что ты говоришь! - И он изо всех сил рванул сонетку, так что это приспособление осталось у него в руке, еще больше увеличив растерянность бедного малого.
"For heaven's sake see if my buggy's at the door.	- Ради бога, взгляни, подана ли моя одноколка.
I CAN'T wait.	Я не могу ждать.
I must go.	Мне надо ехать.
D-- that groom of mine.	А, чтоб ч... побрал моего грума!
I must go."	Мне надо ехать!
At this minute the father of the family walked in, rattling his seals like a true British merchant.	В эту минуту в комнату вошел отец семейства, побрякивая печатками, как подобает истому британскому коммерсанту.
"What's the matter, Emmy?" says he.	- Ну, что у вас тут, Эмми? - спросил он.
"Joseph wants me to see if his—his buggy is at the door.	- Джозеф просит меня взглянуть, не подана ли его... его одноколка.
What is a buggy, Papa?"	Что такое одноколка, папа?
"It is a one-horse palanquin," said the old gentleman, who was a wag in his way.	- Это одноконный паланкин, - сказал старый джентльмен, любивший пошутить на свой лад.
Joseph at this burst out into a wild fit of laughter; in which, encountering the eye of Miss Sharp, he stopped all of a sudden, as if he had been shot.	Тут Джозеф разразился диким хохотом, но, встретившись взглядом с мисс Шарп, внезапно смолк, словно убитый выстрелом наповал.
"This young lady is your friend?	- Эта молодая девица - твоя подруга?
Miss Sharp, I am very happy to see you.	Очень рад вас видеть, мисс Шарп!
Have you and Emmy been quarrelling already with Joseph, that he wants to be off?"	Разве вы и Эмми уже повздорили с Джозефом, что он собирается удирать?
"I promised Bonamy of our service, sir," said Joseph, "to dine with him."	- Я обещал Бонэми, одному сослуживцу, отобедать с ним, сэр.
"O fie! didn't you tell your mother you would dine here?"	- Негодный! А кто говорил матери, что будет обедать с нами?
"But in this dress it's impossible."	- Но не могу же я в этом платье.
"Look at him, isn't he handsome enough to dine anywhere, Miss Sharp?"	- Взгляните на него, мисс Шарп, разве он недостаточно красив, чтобы обедать где угодно?
On which, of course, Miss Sharp looked at her friend, and they both set off in a fit of laughter, highly agreeable to the old gentleman.	В ответ на эти слова мисс Шарп взглянула, конечно, на свою подругу, и обе залились смехом, к великому удовольствию старого джентльмена.
"Did you ever see a pair of buckskins like those at Miss Pinkerton's?" continued he, following up his advantage.	- Видали ли вы когда такие штаны в пансионе мисс Пинкертон? - продолжал отец, довольный своим успехом.
"Gracious heavens! Father," cried Joseph.	- Боже милосердный, перестаньте, сэр! -воскликнул Джозеф.
"There now, I have hurt his feelings.	- Ну вот я и оскорбил его в лучших чувствах!

Mrs. Sedley, my dear, I have hurt your son's feelings.	Миссис Седли, дорогая моя, я оскорбил вашего сына в лучших чувствах.
I have alluded to his buckskins.	Я намекнул на его штаны.
Ask Miss Sharp if I haven't?	Спросите у мисс Шарп, она подтвердит.
Come, Joseph, be friends with Miss Sharp, and let us all go to dinner."	Ну, полно, Джозеф, будьте с мисс Шарп друзьями и пойдемте все вместе обедать!
"There's a pillau, Joseph, just as you like it, and Papa has brought home the best turbot in Billingsgate."	- Сегодня у нас такой пилав, Джозеф, какой ты любишь, а папа привез палтуса, - лучшего нет на всем Биллингсгетском рынке.
"Come, come, sir, walk downstairs with Miss Sharp, and I will follow with these two young women," said the father, and he took an arm of wife and daughter and walked merrily off.	- Идем, идем, сэр, предложите руку мисс Шарп, а я пойду следом с этими двумя молодыми женщинами, - сказал отец и, взяв под руки жену и дочь, весело двинулся в столовую.
If Miss Rebecca Sharp had determined in her heart upon making the conquest of this big beau, I don't think, ladies, we have any right to blame her; for though the task of husband-hunting is generally, and with becoming modesty, entrusted by young persons to their mammas, recollect that Miss Sharp had no kind parent to arrange these delicate matters for her, and that if she did not get a husband for herself, there was no one else in the wide world who would take the trouble off her hands.	Если мисс Ребекка Шарп в глубине души решила одержать победу над тучным щеголем, то я не думаю, сударыни, что мы вправе хоть сколько-нибудь осуждать ее за это. Правда, задача уловления женихов обычно с подобающей скромностью препоручается юными особами своим маменькам, но вспомните, что у мисс Шарп нет любящей родительницы, чтобы уладить за нее этот деликатный вопрос, и если она сама не раздобудет себе мужа, то не найдется никого в целом мире, кто оказал бы ей эту услугу.
What causes young people to "come out," but the noble ambition of matrimony?	Что заставляет молодых особ "выезжать", как не благородное стремление к браку?
What sends them trooping to watering-places?	Что гонит их толпами на всякие воды?
What keeps them dancing till five o'clock in the morning through a whole mortal season?	Что принуждает их отплясывать до пяти часов утра в течение долгого сезона?
What causes them to labour at pianoforte sonatas, and to learn four songs from a fashionable master at a guinea a lesson, and to play the harp if they have handsome arms and neat elbows, and to wear Lincoln Green toxophilite hats and feathers, but that they may bring down some "desirable" young man with those killing bows and arrows of theirs?	Что заставляет их трудиться над фортепьянными сонатами, разучивать три-четыре романса у модного учителя, по гинее за урок, или играть на арфе, если у них точеные ручки и изящные локотки, или носить зеленые шляпки линкольнского сукна и перья, - что заставляет их делать все это, как не надежда сразить какого-нибудь "подходящего" молодого человека при помощи этих смертоносных луков и стрел?
What causes respectable parents to take up their carpets, set their houses topsy-turvy, and spend a fifth of their year's income in ball suppers and iced champagne?	Что заставляет почтенных родителей, скатав ковры, ставить весь дом вверх дном и тратить пятую часть годового дохода на балы с ужинами и замороженным шампанским?
Is it sheer love of their species, and an unadulterated wish to see young people happy and dancing?	Неужели бескорыстная любовь к себе подобным и искреннее желание посмотреть, как веселится и танцует молодежь?

Psha! they want to marry their daughters; and, as honest Mrs. Sedley has, in the depths of her kind heart, already arranged a score of little schemes for the settlement of her Amelia, so also had our beloved but unprotected Rebecca determined to do her very best to secure the husband, who was even more necessary for her than for her friend.	Чепуха! Им хочется выдать замуж дочерей. И подобно тому как простодушная миссис Седли в глубине своего нежного сердца уже вынашивала десятки маленьких планов насчет устройства Эмилии, так и наша прелестная, но не имевшая покровителей Ребекка решила сделать все, что было в ее силах, чтобы добыть себе мужа, который был для нее еще более необходим, чем для ее подруги.
She had a vivid imagination; she had, besides, read the Arabian Nights and Guthrie's Geography; and it is a fact that while she was dressing for dinner, and after she had asked Amelia whether her brother was very rich, she had built for herself a most magnificent castle in the air, of which she was mistress, with a husband somewhere in the background (she had not seen him as yet, and his figure would not therefore be very distinct); she had arrayed herself in an infinity of shawls, turbans, and diamond necklaces, and had mounted upon an elephant to the sound of the march in Bluebeard, in order to pay a visit of ceremony to the Grand Mogul.	Она обладала живым воображением, а кроме того, прочла "Сказки Тысячи и одной ночи" и "Географию" Гютри. Поэтому, узнав у Эмилии, что ее брат очень богат, Ребекка, одеваясь к обеду, уже строила мысленно великолепнейшие воздушные замки, коих сама она была повелительницей, а где-то на заднем плане маячил ее супруг (она его еще не видела, и потому его образ был не вполне отчетлив); она наряжалась в бесконечное множество шалей-тюрбанов, увешивалась брильянтовыми ожерельями и под звуки марша из "Синей Бороды" садилась на слона, чтобы ехать с торжественным визитом к Великому Моголу.
Charming Alnaschar visions! it is the happy privilege of youth to construct you, and many a fanciful young creature besides Rebecca Sharp has indulged in these delightful day-dreams ere now!	О, упоительные мечты Альнашара! Счастливое преимущество молодости в том, чтобы предаваться вам, и немало других юных фантазеров задолго до Ребекки Шарп упивались такими восхитительными грезами!
Joseph Sedley was twelve years older than his sister Amelia.	Джозеф Седли был на двенадцать лет старше своей сестры Эмилии.
He was in the East India Company's Civil Service, and his name appeared, at the period of which we write, in the Bengal division of the East India Register, as collector of Boggley Wollah, an honourable and lucrative post, as everybody knows: in order to know to what higher posts Joseph rose in the service, the reader is referred to the same periodical.	Он состоял на гражданской службе в Ост-Индской компании и в описываемую нами пору значился в Бенгальском разделе Ост-Индского справочника в качестве коллектора в Богли-Уолахе - должность, как всем известно, почетная и прибыльная. Если читатель захочет узнать, до каких еще более высоких постов дослужился Джозеф в этой компании, мы отсылаем его к тому же справочнику.
Boggley Wollah is situated in a fine, lonely, marshy, jungly district, famous for snipe-shooting, and where not unfrequently you may flush a tiger.	Богли-Уолах расположен в живописной уединенной, покрытой джунглями болотистой местности, известной охотою на бекасов, но где нередко можно спугнуть и тигра.
Ramgunge, where there is a magistrate, is only forty miles off, and there is a cavalry station about thirty miles farther; so Joseph wrote home to his parents, when he took possession of his collectorship.	Ремгандж, окружной центр, отстоит от него всего на сорок миль, а еще миль на тридцать дальше находится стоянка кавалерии. Так Джозеф писал домой родителям, когда вступил в исправление должности коллектора.

He had lived for about eight years of his life, quite alone, at this charming place, scarcely seeing a Christian face except twice a year, when the detachment arrived to carry off the revenues which he had collected, to Calcutta.	В этой очаровательной местности он прожил около восьми лет в полном одиночестве, почти не видя лица христианского, если не считать тех двух раз в году, когда туда наезжал кавалерийский отряд, чтобы увезти собранные им подати и налоги и доставить их в Калькутту.
Luckily, at this time he caught a liver complaint, for the cure of which he returned to Europe, and which was the source of great comfort and amusement to him in his native country.	По счастью, к описываемому времени он нажил какую-то болезнь печени, для лечения ее вернулся в Европу и теперь вознаграждал себя за вынужденное отшельничество, пользуясь вовсю удобствами и увеселениями у себя на родине.
He did not live with his family while in London, but had lodgings of his own, like a gay young bachelor.	Приехав в Лондон, он не поселился у родителей, а завел отдельную квартиру, как и подобает молодому неунывающему холостяку.
Before he went to India he was too young to partake of the delightful pleasures of a man about town, and plunged into them on his return with considerable assiduity.	До своего отъезда в Индию он был еще слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях столичных жителей, и с тем большим усердием погрузился в них по возвращении домой.
He drove his horses in the Park; he dined at the fashionable taverns (for the Oriental Club was not as yet invented); he frequented the theatres, as the mode was in those days, or made his appearance at the opera, laboriously attired in tights and a cocked hat.	Он катался по Парку на собственных лошадях, обедал в модных трактирах (Восточный клуб не был еще изобретен), стал записным театралом, как требовала тогдашняя мода, и появлялся в опере старательно наряженный в плотно облегающие панталоны и треуголку.
On returning to India, and ever after, he used to talk of the pleasure of this period of his existence with great enthusiasm, and give you to understand that he and Brummel were the leading bucks of the day.	Впоследствии, по возвращении в Индию и до конца своих дней, он с величайшим восторгом рассказывал о веселье и забавах той поры, давая понять, что они с Браммелом были тогда первыми франтами столицы.
But he was as lonely here as in his jungle at Boggley Wollah.	А между тем он был так же одинок в Лондоне, как и в джунглях своего Боглп-Уолаха.
He scarcely knew a single soul in the metropolis: and were it not for his doctor, and the society of his blue-pill, and his liver complaint, he must have died of loneliness.	Джозеф не знал здесь ни одной живой души, и если бы не доктор да развлечения в виде каломели и боли в печени, он совсем погиб бы от тоски.
He was lazy, peevish, and a bon-vivan; the appearance of a lady frightened him beyond measure; hence it was but seldom that he joined the paternal circle in Russell Square, where there was plenty of gaiety, and where the jokes of his good-natured old father frightened his amour-propre.	Это был лентяй, брюзга и бонвиван; один вид женщины из общества обращал его в бегство, -вот почему он редко появлялся в семейном кругу на Рассел-сквер, где был открытый дом и где шутки добродушного старика отца задевали его самолюбие.
His bulk caused Joseph much anxious thought and alarm; now and then he would make a desperate attempt to get rid of his superabundant fat; but his indolence and love of good living speedily got the better of these endeavours at reform, and he found himself again at his three meals a day.	Тучность причиняла ему немало забот и тревог; по временам он делал отчаянные попытки освободиться от излишков жира, но леность и привычка ни в чем себе не отказывать скоро одерживали верх над его геройскими побуждениями, и он опять возвращался к трем трапезам в день.

He never was well dressed; but he took the hugest pains to adorn his big person, and passed many hours daily in that occupation.	Он никогда не бывал хорошо одет, но прилагал неимоверные усилия к украшению своей тучной особы и проводил за этим занятием по многу часов в день.
His valet made a fortune out of his wardrobe: his toilet-table was covered with as many pomatums and essences as ever were employed by an old beauty: he had tried, in order to give himself a waist, every girth, stay, and waistband then invented.	Его лакей составил себе целое состояние на гардеробе хозяина. Туалетный стол Джозефа был заставлен всевозможными помадами и эссенциями, как у престарелой кокетки; чтобы достигнуть стройности талии, он перепробовал всякие бандажи, корсеты и пояса, какие были тогда в ходу.
Like most fat men, he would have his clothes made too tight, and took care they should be of the most brilliant colours and youthful cut.	Подобно большинству толстяков, он старался, чтобы платье шилось ему как можно уже, и заботился о том, чтобы оно было самых ярких цветов и юношеского покроя.
When dressed at length, in the afternoon, he would issue forth to take a drive with nobody in the Park; and then would come back in order to dress again and go and dine with nobody at the Piazza Coffee-House.	Завершив наконец свой туалет, он отправлялся после полудня в Парк покататься в полнейшем одиночестве, а затем возвращался домой сменить свой наряд и уезжал обедать, в таком же полнейшем одиночестве, в "Кафе Пьяцца".
He was as vain as a girl; and perhaps his extreme shyness was one of the results of his extreme vanity.	Он был тщеславен, как молодая девушка; весьма возможно, что болезненная робость была одним из следствий его непомерного тщеславия.
If Miss Rebecca can get the better of him, and at her first entrance into life, she is a young person of no ordinary cleverness.	Если мисс Ребекке удастся заполонить Джозефа при самом ее вступлении в жизнь, она окажется необычайно ловкой молодой особой...
The first move showed considerable skill.	Первый же шаг обнаружил ее незаурядное искусство.
When she called Sedley a very handsome man, she knew that Amelia would tell her mother, who would probably tell Joseph, or who, at any rate, would be pleased by the compliment paid to her son.	Назвав Седли интересным мужчиной, Ребекка наперед знала, что Эмилия передаст это матери, а уж та, по всей вероятности, сообщит Джозефу или же, во всяком случае, будет польщена комплиментом по адресу ее сына.
All mothers are.	Все матери таковы.
If you had told Sycorax that her son Caliban was as handsome as Apollo, she would have been pleased, witch as she was.	Скажите Сикораксе, что сын ее Калибан красив, как Аполлон, и это обрадует ее, хотя она и ведьма.
Perhaps, too, Joseph Sedley would overhear the compliment--Rebecca spoke loud enough--and he did hear, and (thinking in his heart that he was a very fine man) the praise thrilled through every fibre of his big body, and made it tingle with pleasure.	Кроме того, может быть, и сам Джозеф Седли слышал комплимент - Ребекка говорила довольно громко, - и он действительно его услышал, и от этой похвалы (в душе Джозеф считал себя очень интересным мужчиной) нашего коллектора бросило в жар и по всему его телу пробежал трепет удовлетворенного самолюбия.
Then, however, came a recoil.	Однако тут же его словно обдало холодной водой.

"Is the girl making fun of me?" he thought, and straightway he bounced towards the bell, and was for retreating, as we have seen, when his father's jokes and his mother's entreaties caused him to pause and stay where he was.	"Не издевается ли надо мной эта девица?" -подумал он и бросился к сонетке, готовясь ретироваться, как мы это видели; однако под действием отцовских шуток и материнских уговоров сменил гнев на милость и остался дома.
He conducted the young lady down to dinner in a dubious and agitated frame of mind.	Он повел молодую девушку к столу, полный сомнений и взволнованный.
"Does she really think I am handsome?" thought he, "or is she only making game of me?"	"Вправду ли она думает, что я красив, -размышлял он, - или же только смеется надо мной?!"
We have talked of Joseph Sedley being as vain as a girl.	Мы уже упоминали, что Джозеф Седли был тщеславен, как девушка.
Heaven help us! the girls have only to turn the tables, and say of one of their own sex,	Помоги нам бог! Девушкам остается только перевернуть это изречение и сказать об одной из себе подобных:
"She is as vain as a man," and they will have perfect reason.	"Она тщеславна, как мужчина!" - и они будут совершению правы.
The bearded creatures are quite as eager for praise, quite as finikin over their toilettes, quite as proud of their personal advantages, quite as conscious of their powers of fascination, as any coquette in the world.	Бородатое сословие столь же падко на лесть, столь же щепетильно в рассуждении своего туалета, столь же гордится своей наружностью, столь же верит в могущество своих чар, как и любая кокетка.
Downstairs, then, they went, Joseph very red and blushing, Rebecca very modest, and holding her green eyes downwards.	Итак, они сошли в столовую - Джозеф, красный от смущения, а Ребекка, скромно потупив долу свои зеленые глаза.
She was dressed in white, with bare shoulders as white as snow--the picture of youth, unprotected innocence, and humble virgin simplicity.	Она была вся в белом, с обнаженными белоснежными плечами, воплощение юности, беззащитной невинности и смиренной девственной чистоты.
"I must be very quiet," thought Rebecca, "and very much interested about India."	"Мне нужно держать себя очень скромно, -думала Ребекка, - и побольше интересоваться Индией".
Now we have heard how Mrs. Sedley had prepared a fine curry for her son, just as he liked it, and in the course of dinner a portion of this dish was offered to Rebecca.	Мы уже слышали, что миссис Седли приготовила для сына отличное карри по его вкусу, и во время обеда Ребекке было предложено отведать этого кушанья.
"What is it?" said she, turning an appealing look to Mr. Joseph.	- А что это такое? - полюбопытствовала она, бросая вопрошающий взгляд на мистера Джозефа.
"Capital," said he.	- Отменная вещь! - произнес он.
His mouth was full of it: his face quite red with the delightful exercise of gobbling.	Рот у него был набит, а лицо раскраснелось от удовольствия, которое доставлял ему самый процесс еды.
"Mother, it's as good as my own curries in India."	- Матушка, у тебя готовят карри не хуже, чем у меня дома в Индии.
"Oh, I must try some, if it is an Indian dish," said Miss Rebecca.	- О, тогда я должна попробовать, если это индийское кушанье! - заявила мисс Ребекка.

"I am sure everything must be good that comes from there."	- Я уверена, что все, что из Индии, должно быть прекрасно!
"Give Miss Sharp some curry, my dear," said Mr. Sedley, laughing.	- Ангел мой, дай мисс Шарп отведать этого индийского лакомства, - сказал мистер Седли, смеясь.
Rebecca had never tasted the dish before.	Ребекка никогда еще не пробовала этого блюда.
"Do you find it as good as everything else from India?" said Mr. Sedley.	- Ну что? Оно, по-вашему, так же прекрасно, как и все, что из Индии? - спросил мистер Седли.
"Oh, excellent!" said Rebecca, who was suffering tortures with the cayenne pepper.	- О, оно превосходно! - произнесла Ребекка, испытывая адские муки от кайенского перца.
"Try a chili with it, Miss Sharp," said Joseph, really interested.	- А вы возьмите к нему стручок чили, мисс Шарп, - сказал Джозеф, искренне заинтересованный.
"A chili," said Rebecca, gasping.	- Чили? - спросила Ребекка, едва переводя дух.
"Oh yes!"	- А, хорошо!
She thought a chili was something cool, as its name imported, and was served with some.	- Она решила, что чили - это что-нибудь прохладительное, и взяла себе немного этой приправы.
"How fresh and green they look," she said, and put one into her mouth.	- Как он свеж и зелен на вид! - заметила она, кладя стручок в рот.
It was hotter than the curry; flesh and blood could bear it no longer.	Но чили жег еще больше, чем карри, - не хватало человеческих сил вытерпеть такое мученье.
She laid down her fork.	Ребекка положила вилку.
"Water, for Heaven's sake, water!" she cried.	- Воды, ради бога, воды! - закричала она.
Mr. Sedley burst out laughing (he was a coarse man, from the Stock Exchange, where they love all sorts of practical jokes).	Мистер Седли разразился хохотом. Это был грубоватый человек, проводивший все дни на бирже, где любят всякие бесцеремонные шутки.
"They are real Indian, I assure you," said he.	- Самый настоящий индийский чили, заверяю вас!- сказал он.
"Sambo, give Miss Sharp some water."	- Самбо, подай мисс Шарп воды.
The paternal laugh was echoed by Joseph, who thought the joke capital.	Джозеф вторил отцовскому хохоту, находя шутку замечательной.
The ladies only smiled a little.	Дамы только слегка улыбались.
They thought poor Rebecca suffered too much.	Они видели, что бедняжка Ребекка очень страдает.
She would have liked to choke old Sedley, but she swallowed her mortification as well as she had the abominable curry before it, and as soon as she could speak, said, with a comical, good-humoured air,	Сама она готова была задушить старика Седли, однако проглотила обиду так же легко, как перед тем отвратительный карри, и, когда к ней снова вернулся дар речи, промолвила с шутливым добродушием:
"I ought to have remembered the pepper which the Princess of Persia puts in the cream- tarts in the Arabian Nights.	- Мне следовало бы помнить о перце, который персидская принцесса из "Тысячи и одной ночи" кладет в сливочное пирожное.

Do you put cayenne into your cream-tarts in India, sir?"	А у вас в Индии, сэр, кладут кайенский перец в сливочное пирожное?
Old Sedley began to laugh, and thought Rebecca was a good-humoured girl.	Старик Седли принялся хохотать и подумал про себя, что Ребекка остроумная девочка.
Joseph simply said,	А Джозеф только произнес:
"Cream- tarts, Miss?	- Сливочное пирожное, мисс?
Our cream is very bad in Bengal.	У нас в Бенгалии плохие сливки.
We generally use goats' milk; and, 'gad, do you know, I've got to prefer it!"	Мы обычно употребляем козье молоко, и, знаете, я теперь предпочитаю его сливкам.
"You won't like EVERYTHING from India now, Miss Sharp," said the old gentleman; but when the ladies had retired after dinner, the wily old fellow said to his son,	- Ну как, мисс Шарп, вы, пожалуй, не будете больше восторгаться всем, что идет из Индии? -спросил старый джентльмен. И когда дамы после обеда удалились, лукавый старик сказал сыну:
"Have a care, Joe; that girl is setting her cap at you."	- Берегись, Джо! Эта девица имеет на тебя виды.
"Pooh! nonsense!" said Joe, highly flattered.	- Вот чепуха! - воскликнул Джо, весьма, однако, польщенный.
"I recollect, sir, there was a girl at Dumdum, a daughter of Cutler of the Artillery, and afterwards married to Lance, the surgeon, who made a dead set at me in the year '4--at me and Mulligatawney, whom I mentioned to you before dinner--a devilish good fellow Mulligatawney-- he's a magistrate at Budgebudge, and sure to be in council in five years.	- Я помню, сэр, в Думдуме была одна особа, дочь артиллериста Катлера, потом она вышла замуж за доктора Ланса. Так вот она тоже собиралась в тысяча восемьсот четвертом году взять меня за горло... меня и Мадлигатони, я еще говорил вам о нем перед обедом... Чертовски славный малый этот Маллигатони... Сейчас он судьей в Баджбадже и, наверное, лет через пять будет советником.
Well, sir, the Artillery gave a ball, and Quintin, of the King's 14th, said to me,	Так вот, сэр, артиллеристы устраивали бал, и Куинтин из четырнадцатого королевского полка и говорит мне:
'Sedley,' said he, 'I bet you thirteen to ten that Sophy Cutler hooks either you or Mulligatawney before the rains.'	"Слушай, Седли, держу пари тринадцать против десяти, что Софи Катлер поймает на крючок либо тебя, либо Маллигатони еще до больших дождей!" -
'Done,' says I; and egad, sir—this claret's very good.	"Идет!" - говорю я, и, ей-богу, сэр... прекрасный у вас кларет!
Adamson's or Carbonell's?"	От Адамсона или от Карбонеля? Первый сорт!
A slight snore was the only reply: the honest stockbroker was asleep, and so the rest of Joseph's story was lost for that day.	Легкий храп был единственным на это ответом: почтенный биржевик уснул; таким образом, рассказ Джозефа остался на сей раз неоконченным.
But he was always exceedingly communicative in a man's party, and has told this delightful tale many scores of times to his apothecary, Dr. Gollop, when he came to inquire about the liver and the blue-pill.	Но Джозеф был страшно словоохотлив в мужской компании, и этот восхитительный анекдот он рассказывал уже десятки раз своему аптекарю, доктору Г оллопу, когда тот приходил справляться о состоянии его печени и о действии каломели.

Being an invalid, Joseph Sedley contented himself with a bottle of claret besides his Madeira at dinner, and he managed a couple of plates full of strawberries and cream, and twenty-four little rout cakes that were lying neglected in a plate near him, and certainly (for novelists have the privilege of knowing everything) he thought a great deal about the girl upstairs.	В качестве больного Джозеф Седли удовольствовался бутылкой кларета, помимо мадеры, выпитой за обедом, и уписал тарелки две земляники со сливками и десятка два сладкого печенья, оставленного невзначай на тарелке около него, причем мысли его (ведь романисты обладают даром всеведения) были, конечно, заняты молодой девушкой, удалившейся в верхние покои.
"A nice, gay, merry young creature," thought he to himself.	"Экая хорошенькая, молоденькая резвушка, -думал он.
"How she looked at me when I picked up her handkerchief at dinner!	- Как она взглянула на меня, когда я за обедом поднял ей платок!
She dropped it twice.	Она его дважды роняла, плутовка.
Who's that singing in the drawing-room?	Кто это поет в гостиной!
' Gad! shall I go up and see?"	Черт! Не пойти ли взглянуть?"
But his modesty came rushing upon him with uncontrollable force.	Но тут на него нахлынула неудержимая застенчивость.
His father was asleep: his hat was in the halname = "note" there was a hackney-coach standing hard by in Southampton Row.	Отец спал; шляпа Джозефа висела в прихожей; близехонько за углом на Саутгемптон-роу была извозчичья биржа.
"I'll go and see the Forty Thieves," said he, "and Miss Decamp's dance"; and he slipped away gently on the pointed toes of his boots, and disappeared, without waking his worthy parent.	"Не поехать ли мне на "Сорок разбойников", -подумал он, - посмотреть, как танцует мисс Декамп?" И, ступая на носки своих остроносых сапог, он тихонько выбрался из комнаты и исчез, не потревожив сна достойного родителя.
"There goes Joseph," said Amelia, who was looking from the open windows of the drawing-room, while Rebecca was singing at the piano.	- Вот идет Джозеф, - сказала Эмилия, смотревшая из открытого окна гостиной, пока Ребекка пела, аккомпанируя себе на фортепьяно.
"Miss Sharp has frightened him away," said Mrs. Sedley.	- Мисс Шарп спугнула его, - заметила миссис Седли.
"Poor Joe, why WILL he be so shy?"	- Бедный Джо! И отчего он такой робкий?
CHAPTER IV	ГЛАВА IV
The Green Silk Purse	Зеленый шелковый кошелек
Poor Joe's panic lasted for two or three days; during which he did not visit the house, nor during that period did Miss Rebecca ever mention his name.	Страх, овладевший Джо, не оставлял его два или три дня; за это время он ни разу не заезжал домой, а мисс Ребекка ни разу о нем не вспомнила.
She was all respectful gratitude to Mrs. Sedley; delighted beyond measure at the Bazaars; and in a whirl of wonder at the theatre, whither the good-natured lady took her.	Она не знала, как благодарить миссис Седли, выше всякой меры восхищалась пассажами и модными лавками и приходила в неистовый восторг от театров, куда ее возила добрая дама.
One day, Amelia had a headache, and could not go upon some party of pleasure to which the two young people were invited: nothing could induce her friend to go without her.	Однажды у Эмилни разболелась голова, она не могла ехать на какое-то торжество, куда были приглашены обе девушки, - и ничто не могло принудить подругу ехать одну.

"What! you who have shown the poor orphan what happiness and love are for the first time in her life--quit YOU?	- Как, оставить тебя? Тебя, впервые показавшую одинокой сиротке, что такое счастье и любовь?
Never!" and the green eyes looked up to Heaven and filled with tears; and Mrs. Sedley could not but own that her daughter's friend had a charming kind heart of her own.	Никогда! - И зеленые глаза затуманились слезами и поднялись к небесам. Миссис Седли оставалось только удивляться, какое у подруги ее дочери любящее, нежное сердечко.
As for Mr. Sedley's jokes, Rebecca laughed at them with a cordiality and perseverance which not a little pleased and softened that good-natured gentleman.	На шутки мистера Седли Ребекка никогда не сердилась и неизменно смеялась им первая, что немало тешило и трогало добродушного джентльмена.
Nor was it with the chiefs of the family alone that Miss Sharp found favour. She interested Mrs. Blenkinsop by evincing the deepest sympathy in the raspberry-jam preserving, which operation was then going on in the Housekeeper's room; she persisted in calling Sambo "Sir," and "Mr. Sambo," to the delight of that attendant; and she apologised to the lady's maid for giving her trouble in venturing to ring the bell, with such sweetness and humility, that the Servants' Hall was almost as charmed with her as the Drawing Room.	Но мисс Шарп снискала расположение не одних только старших членов семьи, она обворожила и миссис Блепкинсон, проявив глубочайший интерес к приготовлению малинового варенья, каковое священнодействие совершалось в ту пору в комнате экономки; она упорно называла Самбо "сэром" или "мистером Самбо", к полнейшему восторгу слуги; она извинялась перед горничной за то, что решалась беспокоить ее звонком, - и все это с такой деликатностью и кротостью, что все в людской были почти так же очарованы Ребеккой, как и в гостиной.
Once, in looking over some drawings which Amelia had sent from school, Rebecca suddenly came upon one which caused her to burst into tears and leave the room.	Однажды, рассматривая папку с рисунками, которые Эмилия присылала домой из школы, Ребекка неожиданно наткнулась на какой-то лист, заставивший ее разрыдаться и выбежать из комнаты.
It was on the day when Joe Sedley made his second appearance.	Это произошло в тот день, когда Джо Седли вторично появился в доме.
Amelia hastened after her friend to know the cause of this display of feeling, and the good-natured girl came back without her companion, rather affected too.	Эмилия бросилась за подругой - узнать причину такого расстройства чувств. Добрая девочка вернулась одна и тоже несколько взволнованная.
"You know, her father was our drawing-master, Mamma, at Chiswick, and used to do all the best parts of our drawings."	- Ведь вы знаете, маменька, ее отец был у вас в Чизике учителем рисования и, бывало, все главное рисовал сам.
"My love!	- Душечка!
I'm sure I always heard Miss Pinkerton say that he did not touch them--he only mounted them."	А по-моему, мисс Пинкертон всегда говорила, что он и не прикасается к вашим работам... а только отделывает их.
"It was called mounting, Mamma.	- Это и называлось отделать, маменька.
Rebecca remembers the drawing, and her father working at it, and the thought of it came upon her rather suddenly--and so, you know, she--"	Ребекка вспомнила рисунок и как ее отец работал над ним; воспоминания нахлынули на нее... и вот...
"The poor child is all heart," said Mrs. Sedley.	- Какое чувствительное сердечко у бедняжки! -участливо заметила миссис Седли.

"I wish she could stay with us another week," said Amelia.	- Мне хочется, чтобы она погостила у нас еще с недельку! - сказала Эмилия.
"She's devilish like Miss Cutler that I used to meet at Dumdum, only fairer.	- Она дьявольски похожа на мисс Катлер, с которой я встречался в Думдуме, но только посветлее.
She's married now to Lance, the Artillery Surgeon.	Та теперь замужем за Лансом, военным врачом.
Do you know, Ma'am, that once Quintin, of the 14th, bet me--"	Знаете, матушка, однажды Куинтин, из четырнадцатого полка, бился со мной об заклад...
"0 Joseph, we know that story," said Amelia, laughing.	- Знаем, знаем, Джозеф, нам уже известна эта история! - воскликнула со смехом Эмилия.
Never mind about telling that; but persuade Mamma to write to Sir Something Crawley for leave of absence for poor dear Rebecca: here she comes, her eyes red with weeping."	- Можешь не трудиться рассказывать. А вот уговори-ка маменьку написать этому сэру... как его... Кроули, чтобы он позволил бедненькой Ребекке пожить у нас еще. Да вот и она сама! И с какими красными, заплаканными глазами!
"I'm better, now," said the girl, with the sweetest smile possible, taking good-natured Mrs. Sedley's extended hand and kissing it respectfully.	- Мне уже лучше, - сказала девушка со сладчайшей улыбкой и, взяв протянутую ей сердобольной миссис Седли руку, почтительно ее поцеловала.
"How kind you all are to me!	- Как вы все добры ко мне!
All," she added, with a laugh, "except you, Mr. Joseph."	Все, - прибавила она со смехом, - кроме вас, мистер Джозеф.
"Me!" said Joseph, meditating an instant departure	- Кроме меня? - воскликнул Джозеф, подумывая, уж не обратиться ли ему в бегство.
"Gracious Heavens!	- Праведное небо!
Good Gad!	Господи боже мой!
Miss Sharp!'	Мисс Шарп!
"Yes; how could you be so cruel as to make me eat that horrid pepper-dish at dinner, the first day I ever saw you?	- Ну да! Не жестоко ли было с вашей стороны угостить меня за обедом этим ужасным перцем- и это в первый день нашего знакомства.
You are not so good to me as dear Amelia."	Вы не так добры ко мне, как моя дорогая Эмилия.
"He doesn't know you so well," cried Amelia.	- Он еще мало тебя знает, - сказала Эмилия.
"I defy anybody not to be good to you, my dear," said her mother.	- Кто это смеет обижать вас, моя милочка? -добавила ее мать.
"The curry was capital; indeed it was," said Joe, quite gravely.	- Но ведь карри был превосходен, честное слово,- пресерьезно заявил Джо.
"Perhaps there was NOT enough citron juice in it--no, there was NOT."	- Пожалуй, только лимону было маловато... да, маловато.
"And the chilis?"	- А ваш чили?
"By Jove, how they made you cry out!" said Joe, caught by the ridicule of the circumstance, and exploding in a fit of laughter which ended quite suddenly, as usual.	- Черт возьми, как вы от него расплакались! -воскликнул Джо и, будучи не в силах устоять перед комической стороной этого происшествия, разразился хохотом, который так же внезапно, по своему обыкновению, оборвал.

"I shall take care how I let YOU choose for me another time," said Rebecca, as they went down again to dinner.	- Вперед я буду относиться осторожнее к тому, что вы мне предлагаете, - сказала Ребекка, когда они вместе спускались в столовую к обеду.
"I didn't think men were fond of putting poor harmless girls to pain."	- Я и не думала, что мужчины так любят мучить нас, бедных, беззащитных девушек.
"By Gad, Miss Rebecca, I wouldn't hurt you for the world."	- Ей-богу же, мисс Ребекка, я ни за что на свете не хотел бы вас обидеть!
"No," said she, "I KNOW you wouldn't"; and then she gave him ever so gentle a pressure with her little hand, and drew it back quite frightened, and looked first for one instant in his face, and then down at the carpet- rods; and I am not prepared to say that Joe's heart did not thump at this little involuntary, timid, gentle motion of regard on the part of the simple girl.	- Конечно, - ответила она, - я уверена, что не захотели бы! - И она тихонько пожала ему руку своей маленькой ручкой, но тотчас же отдернула ее в страшном испуге и сперва на мгновение заглянула в лицо Джозефу, а потом уставилась на ковер. Я не поручился бы, что сердце Джо не заколотилось в груди при этом невольном, робком и нежном признании наивной девочки.
It was an advance, and as such, perhaps, some ladies of indisputable correctness and gentility will condemn the action as immodest; but, you see, poor dear Rebecca had all this work to do for herself.	Это был аванс с ее стороны, и, может быть, некоторые дамы, безукоризненно корректные и воспитанные, осудят такой поступок, как нескромный. Но, видите ли, бедненькой Ребекке приходилось самой проделывать всю черную работу.
If a person is too poor to keep a servant, though ever so elegant, he must sweep his own rooms: if a dear girl has no dear Mamma to settle matters with the young man, she must do it for herself.	Если человек по бедности по может держать прислугу, ему приходится подметать комнаты, каким бы он ни был франтом. Если у какой-нибудь милой девочки нет любящей мамаши, чтобы налаживать ее дела с молодыми людьми, ей самой приходится этим заниматься.
And oh, what a mercy it is that these women do not exercise their powers oftener!	И какое это счастье, что женщины не столь уж усердно пользуются своими чарами.
We can't resist them, if they do.	А иначе что было бы с нами!
Let them show ever so little inclination, and men go down on their knees at once: old or ugly, it is all the same.	Стоит им оказать нам - мужчинам - хотя бы малейшее расположение, и мы тотчас падаем перед ними на колени, даже старики и уроды!
And this I set down as a positive truth. A woman with fair opportunities, and without an absolute hump, may marry WHOM SHE LIKES.	И вот какую неоспоримую истину я выскажу: любая женщина, если она не безнадежная горбунья, при благоприятных условиях сумеет женить на себе, кого захочет.
Only let us be thankful that the darlings are like the beasts of the field, and don't know their own power. They would overcome us entirely if they did.	Будем же благодарны, что эти милочки подобны зверям полевым и не сознают своей собственной силы, иначе нам не было бы никакого спасения!
"Egad!" thought Joseph, entering the dining-room, "I exactly begin to feel as I did at Dumdum with Miss Cutler."	"Ей-богу, - подумал Джозеф, входя в столовую, - я начинаю себя чувствовать совсем как тогда в Думдуме с мисс Катлер!"

Many sweet little appeals, half tender, half jocular, did Miss Sharp make to him about the dishes at dinner; for by this time she was on a footing of considerable familiarity with the family, and as for the girls, they loved each other like sisters.	За обедом мисс Шарп то и дело адресовалась к Джозефу с замечаниями то нежными, то шутливыми о тех или иных блюдах. К этому времени у нее установились довольно близкие отношения со всем семейством. С Эмилией же они полюбили друг друга, как сестры.
Young unmarried girls always do, if they are in a house together for ten days.	Так всегда бывает с молодыми девушками, стоит им только прожить под одной кровлей дней десять.
As if bent upon advancing Rebecca's plans in every way--what must Amelia do, but remind her brother of a promise made last Easter holidays--"When I was a girl at school," said she, laughing--a promise that he, Joseph, would take her to Vauxhall.	Как будто задавшись целью помогать Ребекке во всех ее планах, Эмилия напомнила брату его обещание, данное ей во время последних пасхальных каникул, - "когда я еще училась в школе", - добавила она, смеясь, - обещание показать ей Воксхолл.
"Now," she said, "that Rebecca is with us, will be the very time."	- Как раз теперь, - заявила она, - когда у нас гостит Ребекка, это будет очень кстати!
"O, delightful!" said Rebecca, going to clap her hands; but she recollected herself, and paused, like a modest creature, as she was.	- О, чудесно! - воскликнула Ребекка, едва не захлопав в ладоши, но вовремя опомнилась и удержалась, как это и подобало такому скромному созданию.
"To-night is not the night," said Joe.	- Только не сегодня, - сказал Джо.
"Well, to-morrow."	- Ну так завтра!
"To-morrow your Papa and I dine out," said Mrs. Sedley.	- Завтра мы с отцом не обедаем дома, - заметила миссис Седли.
"You don't suppose that I'm going, Mrs. Sed?" said her husband, "and that a woman of your years and size is to catch cold, in such an abominable damp place?"	- Уж не хочешь ли ты этим сказать, что я туда поеду, мой ангел? - спросил ее супруг. - Или что женщина твоего возраста и твоей комплекции станет рисковать простудой в таком отвратительном сыром месте?
'The children must have someone with them," cried Mrs. Sedley.	- Надо же кому-нибудь ехать с девочками! -воскликнула миссис Седли.
"Let Joe go," said-his father, laughing.	- Пусть едет Джо, - сказал отец.
"He's big enough."	- Он для этого достаточно велик.
At which speech even Mr. Sambo at the sideboard burst out laughing, and poor fat Joe felt inclined to become a parricide almost.	При этих словах даже мистер Самбо, стоя на своем посту у буфета, прыснул со смеху, а бедный толстяк Джо поймал себя на желании стать отцеубийцей.
"Undo his stays!" continued the pitiless old gentleman.	- Распустите ему корсет, - продолжал безжалостный старик.
"Fling some water in his face, Miss Sharp, or carry him upstairs: the dear creature's fainting.	- Плесните ему в лицо водой, мисс Шарп, или, лучше, снесите его наверх: бедняга, того и гляди, упадет в обморок.
Poor victim! carry him up; he's as light as a feather!"	Несчастная жертва! Несите же его наверх, ведь он легок, как перышко!
"If I stand this, sir, I'm d--!" roared Joseph.	- Это невыносимо, сэр, будь я проклят! - взревел Джозеф.

"Order Mr. Jos's elephant, Sambo!" cried the father.	- Самбо, вызови слона для мистера Джоза! -закричал отец.
"Send to Exeter 'Change, Sambo"; but seeing Jos ready almost to cry with vexation, the old joker stopped his laughter, and said, holding out his hand to his son, "It's all fair on the Stock Exchange, Jos--and, Sambo, never mind the elephant, but give me and Mr. Jos a glass of Champagne.	- Пошли за ним в зверинец, Самбо! - Но, увидев, что Джоз чуть не плачет от гнева, старый шутник перестал хохотать и сказал, протягивая сыну руку: - У нас на бирже никто не сердится на шутку, Джоз! Самбо, не нужно слона, дай-ка лучше нам с мистером Джозом по стакану шампанского.
Boney himself hasn't got such in his cellar, my boy!"	У самого Бонн в погребе не сыщешь такого, сынок!
A goblet of Champagne restored Joseph's equanimity, and before the bottle was emptied, of which as an invalid he took two-thirds, he had agreed to take the young ladies to Vauxhall.	Бокал шампанского восстановил душевное равновесие Джозефа, и, еще до того как бутылка была осушена, причем лично ему, на правах больного, досталось две трети, он согласился сопровождать девиц в Воксхолл.
"The girls must have a gentleman apiece," said the old gentleman.	- Каждой девушке нужен свой кавалер, - сказал старый джентльмен.
"Jos will be sure to leave Emmy in the crowd, he will be so taken up with Miss Sharp here.	- Джоз увлечется мисс Шарп и наверняка потеряет Эмми в толпе.
Send to 96, and ask George Osborne if he'll come."	Пошлем в девяносто шестой полк и пригласим Джорджа Осборна, авось он не откажется.
At this, I don't know in the least for what reason, Mrs. Sedley looked at her husband and laughed.	При этих словах, уж не знаю почему, миссис Седли взглянула на мужа и засмеялась.
Mr. Sedley's eyes twinkled in a manner indescribably roguish, and he looked at Amelia; and Amelia, hanging down her head, blushed as only young ladies of seventeen know how to blush, and as Miss Rebecca Sharp never blushed in her life--at least not since she was eight years old, and when she was caught stealing jam out of a cupboard by her godmother.	Глаза мистера Седли заискрились неописуемым лукавством, и он взглянул на дочь; Эмилия опустила голову и покраснела так, как умеют краснеть только семнадцатилетние девушки и как мисс Ребекка Шарп никогда не краснела за всю свою жизнь - во всяком случае, с тех пор, как ее, еще восьмилетней девочкой, крестная застала у буфета за кражей варенья.
"Amelia had better write a note," said her father; "and let George Osborne see what a beautiful handwriting we have brought back from Miss Pinkerton's.	- Самое лучшее, пусть Эмилия напишет записку,- посоветовал отец, - надо показать Джорджу Осборну, какой чудесный почерк мы вывезли от мисс Пинкертон.
Do you remember when you wrote to him to come on Twelfth-night, Emmy, and spelt twelfth without the f?"	Помнишь, Эмми, как ты пригласила его к нам на крещенье и написала "и" вместо "е"?
"That was years ago," said Amelia.	- Ну, когда это было! - возразила Эмилия.

"It seems like yesterday, don't it, John?" said Mrs. Sedley to her husband; and that night in a conversation which took place in a front room in the second floor, in a sort of tent, hung round with chintz of a rich and fantastic India pattern, and double with calico of a tender rose-colour; in the interior of which species of marquee was a featherbed, on which were two pillows, on which were two round red faces, one in a laced nightcap, and one in a simple cotton one, ending in a tassel --in A CURTAIN LECTURE, I say, Mrs. Sedley took her husband to task for his cruel conduct to poor Joe.	- А кажется, будто только вчера, не правда ли, Джон? - сказала миссис Седли, обращаясь к мужу; и в ту же ночь, во время беседы в одном из передних покоев второго этажа, под сооружением вроде палатки, задрапированным тканью богатого и фантастического индийского рисунка, подбитой нежно-розовым коленкором,- внутри этой разновидности шатра, где на пуховой постели покоились две подушки, а на них два круглых румяных лица - одно в кружевном ночном чепчике, а другое в обыкновенном бумажном колпаке, увенчанном кисточкой, - во время, повторяю, ночной супружеской беседы миссис Седли упрекнула мужа за его жестокое обращение с бедным Джо.
"It was quite wicked of you, Mr. Sedley," said she, "to torment the poor boy so."	- Очень гадко было с твоей стороны, мистер Седли, - сказала она, - так мучить бедного мальчика.
"My dear," said the cotton-tassel in defence of his conduct, "Jos is a great deal vainer than you ever were in your life, and that's saying a good deal.	- Мой ангел, - ответил бумажный колпак в свою защиту, - Джоз - тщеславная кокетка, такой и ты не была никогда в своей жизни, а этим много сказано.
Though, some thirty years ago, in the year seventeen hundred and eighty--what was it?--perhaps you had a right to be vain--I don't say no.	Хотя лет тридцать назад, в году тысяча семьсот восьмидесятом - ведь так, пожалуй, - ты, может быть, и имела на это право, - не спорю.
But I've no patience with Jos and his dandified modesty.	Но меня просто из терпения выводит этот скромник и его фатовские замашки.
It is out-Josephing Joseph, my dear, and all the while the boy is only thinking of himself, and what a fine fellow he is.	Он, видимо, решил перещеголять своего тезку, Иосифа Прекрасного. Только и думает о себе, какой, мол, я расчудесный.
I doubt, Ma'am, we shall have some trouble with him yet.	Увидишь, что мы еще не оберемся с ним хлопот.
Here is Emmy's little friend making love to him as hard as she can; that's quite clear; and if she does not catch him some other will.	А тут еще Эммина подружка вешается ему на шею - ведь это же яснее ясного. И если она его не подцепит, так подцепит другая.
That man is destined to be a prey to woman, as I am to go on 'Change every day. It's a mercy he did not bring us over a black daughter-in-law, my dear.	Скажи спасибо, мой ангел, что он не привез нам какой-нибудь черномазой невестки.
But, mark my words, the first woman who fishes for him, hooks him."	Но запомни мои слова: первая женщина, которая за него возьмется, сядет ему на шею...
"She shall go off to-morrow, the little artful creature," said Mrs. Sedley, with great energy.	- Завтра же она уедет, лукавая девчонка, -решительно заявила миссис Седли.
"Why not she as well as another, Mrs. Sedley?	- А чем она хуже других, миссис Седли?
The girl's a white face at any rate.	У этой девочки, по крайней мере, белая кожа.
I don't care who marries him. Let Joe please himself."	Мне нет никакого дела, кто его на себе женит; пусть устраивается, как хочет.

And presently the voices of the two speakers were hushed, or were replaced by the gentle but unromantic music of the nose; and save when the church bells tolled the hour and the watchman called it, all was silent at the house of John Sedley, Esquire, of Russell Square, and the Stock Exchange.	На этом голоса обоих собеседников затихли и сменились легкими, хотя отнюдь не романтическими носовыми руладами. И в доме Джона Седли, эсквайра и члена фондовой биржи, на Рассел-сквер воцарилась тишина, нарушаемая разве лишь боем часов на ближайшей колокольне да выкликами ночного сторожа.
When morning came, the good-natured Mrs. Sedley no longer thought of executing her threats with regard to Miss Sharp; for though nothing is more keen, nor more common, nor more justifiable, than maternal jealousy, yet she could not bring herself to suppose that the little, humble, grateful, gentle governess would dare to look up to such a magnificent personage as the Collector of Boggley Wollah.	Наутро благодушная миссис Седли и не подумала приводить в исполнение свои угрозы по отношению к мисс Шарп; хотя нет ничего более жгучего, более обыкновенного и более извинительного, чем материнская ревность, миссис Седли и мысли не допускала, что маленькая, скромная, благодарная смиренная гувернантка осмелилась поднять глаза на такую великолепную особу, как коллектор Богли-Уолаха.
The petition, too, for an extension of the young lady's leave of absence had already been despatched, and it would be difficult to find a pretext for abruptly dismissing her.	Кроме того, просьба о продлении отпуска молодой девице была уже отправлена, и было бы трудно найти предлог для того, чтобы внезапно отослать девушку.
And as if all things conspired in favour of the gentle Rebecca, the very elements (although she was not inclined at first to acknowledge their action in her behalf) interposed to aid her.	И словно все сговорилось благоприятствовать милой Ребекке, даже самые стихии не остались в стороне (хоть она и не сразу оценила их любезное участие).
For on the evening appointed for the Vauxhall party, George Osborne having come to dinner, and the elders of the house having departed, according to invitation, to dine with Alderman Balls at Highbury Barn, there came on such a thunder-storm as only happens on Vauxhall nights, and as obliged the young people, perforce, to remain at home.	В тот вечер, когда намечалась поездка в Воксхолл, когда Джордж Осборн прибыл к обеду, а старшие члены семьи уехали на званый обед к олдермену Болсу в Хайбери-Барн, разразилась такая гроза, какая бывает только в дни, назначенные для посещения Воксхолла, и молодежи волей-неволей пришлось остаться дома.
Mr. Osborne did not seem in the least disappointed at this occurrence.	Но, по-видимому, мистер Осборн ничуть не был опечален этим обстоятельством.
He and Joseph Sedley drank a fitting quantity of port-wine, tete-a-tete, in the dining-room, during the drinking of which Sedley told a number of his best Indian stories; for he was extremely talkative in man's society; and afterwards Miss Amelia Sedley did the honours of the drawing-room; and these four young persons passed such a comfortable evening together, that they declared they were rather glad of the thunder-storm than otherwise, which had caused them to put off their visit to Vauxhall.	Они с Джозефом Седли распили не одну бутылку портвейна, оставшись вдвоем в столовой, причем Седли воспользовался случаем, чтобы рассказать множество отборнейших своих индийских анекдотов, - как мы уже говорили, он был чрезвычайно словоохотлив в мужской компании. А потом мисс Эмилия Седли хозяйничала в гостиной, и все четверо молодых людей провели такой приятный вечер, что, по их единодушному утверждению, нужно было скорее радоваться грозе, заставившей их отложить поездку в Воксхолл.
Osborne was Sedley's godson, and had been one of the family any time these three-and-twenty years.	Осборн был крестником Седли и все двадцать три года своей жизни считался членом его семьи.

At six weeks old, he had received from John Sedley a present of a silver cup; at six months old, a coral with gold whistle and bells; from his youth upwards he was "tipped" regularly by the old gentleman at Christmas: and on going back to school, he remembered perfectly well being thrashed by Joseph Sedley, when the latter was a big, swaggering hobbadyhoy, and George an impudent urchin of ten years old.	Когда ему было полтора месяца, он получил от Седли в подарок серебряный стаканчик, а шести месяцев - коралловую погремушку с золотым свистком. С самой ранней юности и до последнего времени он регулярно получал от старика к Рождеству деньги на гостинцы. Он до сих пор помнил, как однажды при его отъезде в школу Джозеф Седли, тогда ужо рослый, заносчивый и нескладный парень, основательно вздул его, дерзкого десятилетнего мальчишку.
In a word, George was as familiar with the family as such daily acts of kindness and intercourse could make him.	Одним словом, Джордж был настолько близок к этой семье, насколько его могли сблизить с нею подобные повседневные знаки внимания и участия.
"Do you remember, Sedley, what a fury you were in, when I cut off the tassels of your Hessian boots, and how Miss--hem!--how Amelia rescued me from a beating, by falling down on her knees and crying out to her brother Jos, not to beat little George?"	- Помнишь, Седли, как ты полез на стену, когда я отрезал кисточки у твоих гессенских сапог, и как мисс... гм!.. как Эмилия спасла меня от трепки, упала на колени и умолила братца Джоза не бить маленького Джорджа?
Jos remembered this remarkable circumstance perfectly well, but vowed that he had totally forgotten it.	Джоз отлично помнил это замечательное происшествие, но клялся, что совершенно позабыл его.
"Well, do you remember coming down in a gig to Dr. Swishtail's to see me, before you went to India, and giving me half a guinea and a pat on the head?	- А помнишь, как ты приезжал на шарабане к нам, в школу доктора Порки, повидаться со мной перед отъездом в Индию, подарил мне полгинеи и потрепал меня по щеке?
I always had an idea that you were at least seven feet high, and was quite astonished at your return from India to find you no taller than myself."	У меня тогда осталось впечатление, будто ты не меньше семи футов ростом, и я очень удивился, когда при твоем возвращении из Индии оказалось, что ты не выше меня.
"How good of Mr. Sedley to go to your school and give you the money!" exclaimed Rebecca, in accents of extreme delight.	- Как мило было со стороны мистера Седли поехать в школу и дать вам денег! -воскликнула с увлечением Ребекка.
"Yes, and after I had cut the tassels of his boots too.	- Особенно после того, как я отрезал ему кисточки от сапог.
Boys never forget those tips at school, nor the givers."	Школьники никогда не забывают ни самые дары, ни дающих.
"I delight in Hessian boots," said Rebecca.	- Какая прелесть эти гессенские сапоги, - заметила Ребекка.
Jos Sedley, who admired his own legs prodigiously, and always wore this ornamental chaussure, was extremely pleased at this remark, though he drew his legs under his chair as it was made.	Джоз Седли, бывший весьма высокого мнения о своих ногах и всегда носивший эту изысканную обувь, был чрезвычайно польщен сделанным замечанием, хотя, услышав его, и спрятал ноги под кресло.
"Miss Sharp!" said George Osborne, "you who are so clever an artist, you must make a grand historical picture of the scene of the boots.	- Мисс Шарп! - сказал Джордж Осборн. - Вы, как искусная художница, должны были бы написать большое историческое полотно на тему о сапогах.

Sedley shall be represented in buckskins, and holding one of the injured boots in one hand; by the other he shall have hold of my shirt-frill.	Седли надо будет изобразить в кожаных штанах, в одной руке у него пострадавший сапог, другою он держит меня за шиворот.
Amelia shall be kneeling near him, with her little hands up; and the picture shall have a grand allegorical title, as the frontispieces have in the Medulla and the spelling-book."	Эмилия стоит около него на коленях, воздевая к нему ручонки. Картина должна быть снабжена пышной аллегорической надписью, вроде тех, какие бывают на заглавных страницах букварей и катехизиса.
"I shan't have time to do it here," said Rebecca.	- К сожалению, я не успею, - ответила Ребекка.
'I'll do it when--when I'm gone."	- Обещаю вам написать потом, когда... когда я уеду.
And she dropped her voice, and looked so sad and piteous, that everybody felt how cruel her lot was, and how sorry they would be to part with her.	- И голос ее упал, а сама она приняла такой печальный и жалостный вид, что каждый почувствовал, как жестока к ней судьба и как грустно будет им всем расстаться с Ребеккой.
"O that you could stay longer, dear Rebecca," said Amelia.	- Ах, если бы ты могла еще пожить у нас, милочка Ребекка! - воскликнула Эмилия.
"Why?" answered the other, still more sadly.	- Зачем? - промолвила та еще печальнее.
"That I may be only the more unhap--unwilling to lose you?"	- Для того чтобы потом я была еще несча... чтобы мне еще труднее было расстаться с тобою?
And she turned away her head.	- И она отвернулась.
Amelia began to give way to that natural infirmity of tears which, we have said, was one of the defects of this silly little thing.	Эмилия была готова дать волю своей врожденной слабости к слезам, которая, как мы уже говорили, была одним из недостатков этого глупенького созданья.
George Osborne looked at the two young women with a touched curiosity; and Joseph Sedley heaved something very like a sigh out of his big chest, as he cast his eyes down towards his favourite Hessian boots.	Джордж Осборн глядел на обеих девушек с сочувствием и любопытством, а Джозеф Седли извлекал из своей широкой груди нечто очень похожее на вздох, не сводя, однако, глаз со своих нежно любимых гессенских сапог.
"Let us have some music, Miss Sedley--Amelia," said George, who felt at that moment an extraordinary, almost irresistible impulse to seize the above-mentioned young woman in his arms, and to kiss her in the face of the company; and she looked at him for a moment, and if I should say that they fell in love with each other at that single instant of time, I should perhaps be telling an untruth, for the fact is that these two young people had been bred up by their parents for this very purpose, and their banns had, as it were, been read in their respective families any time these ten years.	- Сыграйте-ка нам что-нибудь, мисс Седли... Эмилия, - попросил Джордж, почувствовавший в эту минуту необычайное, почти непреодолимое желание схватить в свои объятия упомянутую молодую особу и расцеловать ее при всех. Эмилия подняла на него глаза... Но если бы я заявил, что они влюбились друг в друга в эту самую минуту, то, пожалуй, ввел бы вас в заблуждение. Дело в том, что эти двое молодых людей были с детства предназначены друг другу и последние десять лет об их помолвке говорилось в обоих семействах как о деле решенном.

They went off to the piano, which was situated, as pianos usually are, in the back drawing-room; and as it was rather dark, Miss Amelia, in the most unaffected way in the world, put her hand into Mr. Osborne's, who, of course, could see the way among the chairs and ottomans a great deal better than she could.	Они отошли к фортепьяно, находившемуся, как это обычно бывает, в малой гости-пой, и, так как было уже довольно темно, мисс Эмилия, естественно, взяла под руку мистера Осборна, которому, разумеется, было легче, чем ей, проложить себе путь между кресел и оттоманок.
But this arrangement left Mr. Joseph Sedley tete-a-tete with Rebecca, at the drawing-room table, where the latter was occupied in knitting a green silk purse.	Но мистер Джозеф Седли остался таким образом с глазу на глаз с Ребеккой у стола в гостиной, где та была занята вязанием зеленого шелкового кошелька.
"There is no need to ask family secrets," said Miss Sharp.	- Едва ли нужно задавать вопрос о ваших семейных тайнах, - сказала мисс Шарп.
"Those two have told theirs."	- Эти двое сами выдают себя.
"As soon as he gets his company," said Joseph, "I believe the affair is settled.	- Как только он получит роту, - отвечал Джозеф, -я думаю, дело будет слажено.
George Osborne is a capital fellow."	Джордж Осборн - чудесный малый.
"And your sister the dearest creature in the world," said Rebecca.	- А ваша сестра - прелестнейшее в мире созданье,- добавила Ребекка.
"Happy the man who wins her!"	- Счастлив тот, кто завоюет ее сердце!
With this, Miss Sharp gave a great sigh.	- С этими словами мисс Ребекка Шарп тяжело вздохнула.
When two unmarried persons get together, and talk upon such delicate subjects as the present, a great deal of confidence and intimacy is presently established between them.	Когда молодой человек и девушка сойдутся и начнут толковать на такие деликатные темы, между ними устанавливается известная откровенность и короткость.
There is no need of giving a special report of the conversation which now took place between Mr. Sedley and the young lady; for the conversation, as may be judged from the foregoing specimen, was not especially witty or eloquent; it seldom is in private societies, or anywhere except in very high-flown and ingenious novels.	Нет нужды дословно приводить здесь разговор, который завязался между мистером Седли и Ребеккой; беседа их, как можно судить по приведенному выше образчику, не отличалась ни особенным остроумием, ни красноречием; она редко и бывает такой в частном кругу, да и вообще где бы то ни было, за исключением разве высокопарных и надуманных романов.
As there was music in the next room, the talk was carried on, of course, in a low and becoming tone, though, for the matter of that, the couple in the next apartment would not have been disturbed had the talking been ever so loud, so occupied were they with their own pursuits.	И так как в соседней комнате занимались музыкой, то беседа, разумеется, велась в тихом и задушевном тоне, хотя, если говорить правду, нашу парочку у фортепьяно не мог бы потревожить и более громкий разговор, настолько она была поглощена своими собственными делами.
Almost for the first time in his life, Mr. Sedley found himself talking, without the least timidity or hesitation, to a person of the other sex.	Чуть ли не в первый раз за всю свою жизнь Джозеф Седли беседовал без малейшей робости и стеснения с особой другого пола.
Miss Rebecca asked him a great number of questions about India, which gave him an opportunity of narrating many interesting anecdotes about that country and himself.	Мисс Ребекка засыпала его вопросами об Индии, что дало ему случай рассказать много интересных анекдотов об этой стране и о самом себе.

He described the balls at Government House, and the manner in which they kept themselves cool in the hot weather, with punkahs, tatties, and other contrivances; and he was very witty regarding the number of Scotchmen whom Lord Minto, the Governor-General, patronised; and then he described a tiger-hunt; and the manner in which the mahout of his elephant had been pulled off his seat by one of the infuriated animals.

Он описал балы в губернаторском дворце и как в Индии спасаются от зноя в жаркую пору, прибегая к опахалам, циновкам и тому

подобному; очень остроумно прошелся насчет шотландцев, которым покровительствовал

генерал-губернатор, лорд Минто; описал охоту на тигра и упомянул о том, как вожак его слона был стащен со своего сиденья разъяренным животным.

How delighted Miss Rebecca was at the Government balls, and how she laughed at the stories of the Scotch aides-de-camp, and called Mr. Sedley a sad wicked satirical creature; and how frightened she was Joseph Sedley tete-a-tete with Rebecca, at the drawing-room table, where the latter was occupied in knitting a green silk purse. "There is no need to ask family secrets," said Miss Sharp. "Those two have told theirs." "As soon as he gets his company," said Joseph, "I believe the affair is settled. George Osborne is a capital fellow." "And your sister the dearest creature in the world," said Rebecca. "Happy the man who wins her!" With this, Miss Sharp gave a great sigh. When two unmarried persons get together, and talk upon such delicate subjects as the present, a great deal of confidence and intimacy is presently established between them. There is no need of giving a special report of the conversation which now took place between Mr. Sedley and the young lady; for the conversation, as may be judged from the foregoing specimen, was not especially witty or eloquent; it seldom is in private societies, or anywhere except in very high-flown and ingenious novels. As there was music in the next room, the talk was carried on, of course, in a low and becoming tone, though, for the matter of that, the couple in the next apartment would not have been disturbed had the talking been ever so loud, so occupied were they with their own pursuits. Almost for the first time in his life, Mr. Sedley found himself talking, without the least timidity or hesitation, to a person of the other sex. Miss Rebecca asked him a great number of questions about India, which gave him an opportunity of narrating many interesting anecdotes about that country and himself. He described the balls at Government House, and the manner in which they kept themselves cool in the hot weather, with punkahs, tatties, and other contrivances; and he was very witty regarding the number of Scotchmen whom Lord Minto, the Governor-General, patronised; and then he described a tiger-hunt; and the manner in which the mahout of his elephant had been pulled off his seat by one of the infuriated animals. How delighted Miss Rebecca was at the Government balls, and how she laughed at the stories of the Scotch aides-de-camp, and called Mr. Sedley a sad wicked satirical creature; and how frightened she was at the story of the elephant!	Как восхищалась мисс Ребекка губернаторскими балами, как она хохотала над рассказами о шотландцах-адъютантах, называя мистера Седли гадким, злым насмешником, и как испугалась, слушая рассказ о слоне!
"For your mother's sake, dear Mr. Sedley," she said, "for the sake of all your friends, promise NEVER to go on one of those horrid expeditions."	- Ради вашей матушки, дорогой мистер Седли, -воскликнула она, - ради всех ваших друзей, обещайте никогда больше не принимать участия в таких ужасных экспедициях!
"Pooh, pooh, Miss Sharp," said he, pulling up his shirt- collars; "the danger makes the sport only the pleasanter."	- Пустяки, вздор, мисс Шарп, - промолвил он, поправляя свои воротнички, - опасность придает охоте только большую прелесть!

He had never been but once at a tiger-hunt, when the accident in question occurred, and when he was half killed--not by the tiger, but by the fright.	Джозеф никогда не участвовал в охоте на тигра, за исключением единственного случая, когда произошел рассказанный им эпизод и когда он чуть не был убит, - если не тигром, то страхом.
And as he talked on, he grew quite bold, and actually had the audacity to ask Miss Rebecca for whom she was knitting the green silk purse?	Разговорившись, Джозеф совсем осмелел и наконец до того расхрабрился, что спросил мисс Ребекку, для кого она вяжет зеленый шелковый кошелек.
He was quite surprised and delighted at his own graceful familiar manner.	Он сам удивлялся себе и восхищался своей грациозной фамильярностью.
"For any one who wants a purse," replied Miss Rebecca, looking at him in the most gentle winning way.	- Для того, кто у меня его попросит, - отвечала мисс Ребекка, бросив на Джозефа пленительный взгляд.
Sedley was going to make one of the most eloquent speeches possible, and had begun--"O Miss Sharp, how--" when some song which was performed in the other room came to an end, and caused him to hear his own voice so distinctly that he stopped, blushed, and blew his nose in great agitation.	Седли уже собирался произнести одну из самых красноречивых своих речей и начал было: "О мисс Шарп, вы...", как вдруг романс, исполнявшийся в соседней комнате, оборвался и Джозеф так отчетливо услышал звук собственного голоса, что умолк, покраснел и в сильном волнении высморкался.
"Did you ever hear anything like your brother's eloquence?" whispered Mr. Osborne to Amelia.	- Приходилось ли вам видеть вашего брата в таком ударе? - шепнул Эмилии мистер Осборн.
"Why, your friend has worked miracles."	- Ваша подруга просто творит чудеса!
"The more the better," said Miss Amelia; who, like almost all women who are worth a pin, was a matchmaker in her heart, and would have been delighted that Joseph should carry back a wife to India.	- Тем лучше, - сказала мисс Эмилия. Подобно всем женщинам, достойным этого имени, она питала слабость к сватовству и была бы в восхищении, если бы Джозеф увез с собой в Индию жену.
She had, too, in the course of this few days' constant intercourse, warmed into a most tender friendship for Rebecca, and discovered a million of virtues and amiable qualities in her which she had not perceived when they were at Chiswick together.	Кроме того, эти несколько дней постоянного пребывания вместе разожгли в Эмилии чувство нежнейшей дружбы к Ребекке и открыли ей в подруге миллион добродетелей и приятных качеств, которых она не замечала в Чизике.
For the affection of young ladies is of as rapid growth as Jack's bean-stalk, and reaches up to the sky in a night.	Ведь привязанность молодых девиц растет так же быстро, как боб Джека в известной сказке, и достигает до небес в одну ночь.
It is no blame to them that after marriage this Sehnsucht nach der Liebe subsides.	Нельзя осуждать их за то, что после замужества эта Selmsucht nach der Liebe {Жажда любви (нем.).} ослабевает.
It is what sentimentalists, who deal in very big words, call a yearning after the Ideal, and simply means that women are commonly not satisfied until they have husbands and children on whom they may centre affections, which are spent elsewhere, as it were, in small change.	Люди сентиментальные, любящие выражаться пышно, называют это "тоской по идеалу", но на самом деле это просто значит, что женщина чувствует себя неудовлетворенной, пока не обзаведется мужем и детьми, на которых и может излить всю свою нежность, растрачиваемую дотоле по мелочам.

Having expended her little store of songs, or having stayed long enough in the back drawing-room, it now appeared proper to Miss Amelia to ask her friend to sing.	Истощив весь свой небольшой запас романсов или же достаточно пробыв в малой гостиной, мисс Эмилия сочла своим долгом попросить подругу спеть.
"You would not have listened to me," she said to Mr. Osborne (though she knew she was telling a fib), "had you heard Rebecca first."	- Вы не стали бы меня слушать, - заявила она мистеру Осборну (хотя знала, что говорит неправду), - если бы до этого услыхали Ребекку.
"I give Miss Sharp warning, though," said Osborne, "that, right or wrong, I consider Miss Amelia Sedley the first singer in the world."	- А я предупреждаю мисс Шарп, - ответил Осборн, - что считаю мисс Эмилию Седли первой певицей в мире, правильно это или неправильно!
"You shall hear," said Amelia; and Joseph Sedley was actually polite enough to carry the candles to the piano.	- Вот увидите, - возразила Эмилия. Джозеф Седли был настолько любезен, что перенес свечи к фортепьяно.
Osborne hinted that he should like quite as well to sit in the dark; but Miss Sedley, laughing, declined to bear him company any farther, and the two accordingly followed Mr. Joseph.	Осборн заикнулся было, что прекрасно можно посидеть и в потемках, но мисс Седли, рассмеявшись, отказалась составить ему компанию, и наша парочка последовала за мистером Джозефом.
Rebecca sang far better than her friend (though of course Osborne was free to keep his opinion), and exerted herself to the utmost, and, indeed, to the wonder of Amelia, who had never known her perform so well.	Ребекка пела гораздо лучше подруги (хотя никто, конечно, не мешал Осборну оставаться при своем мнении), а на этот раз она превзошла самое себя и, по правде сказать, изумила Эмилию, которая не знала за ней таких талантов.
She sang a French song, which Joseph did not understand in the least, and which George confessed he did not understand, and then a number of those simple ballads which were the fashion forty years ago, and in which British tars, our King, poor Susan, blue-eyed Mary, and the like, were the principal themes.	Она спела какой-то французский романс, из которого Джозеф не понял ни единого слова, а Осборн даже сказал, что ничего не понял, а затем исполнила множество популярных песенок - из тех, что были в моде лет сорок тому назад, -где воспеваются британские моряки, наш король, бедная Сьюзен, синеокая Мэри и тому подобное.
They are not, it is said, very brilliant, in a musical point of view, but contain numberless good-natured, simple appeals to the affections, which people understood better than the milk-and-water lagrime, sospiri, and felicita of the eternal Donizettian music with which we are favoured now-a-days.	Как известно, они не блещут музыкальными достоинствами, но зато больше говорят сердцу и принимаются публикой лучше, чем приторно-слащавые lagrime, sospiri и felicita {Слезы, вздохи и восторги (итал.).} бессменной Доницеттиевой музыки, которою нас угощают теперь.
Conversation of a sentimental sort, befitting the subject, was carried on between the songs, to which Sambo, after he had brought the tea, the delighted cook, and even Mrs. Blenkinsop, the housekeeper, condescended to listen on the landing-place.	В антрактах между пением, которое соблаговолили прослушать также Самбо, подававший чай, восхищенная кухарка и даже экономка миссис Бленкинсон, собравшиеся на лестничной площадке, велась подобающая случаю сентиментальная беседа.
Among these ditties was one, the last of the concert, and to the following effect:	Среди песенок была одна такого содержания (ею и завершился концерт):

Ah! bleak and barren was the moor, Ah! loud and piercing was the storm, The cottage roof was shelter'd sure, The cottage hearth was bright and warm-- An orphan boy the lattice pass'd, And, as he mark'd its cheerful glow, Felt doubly keen the midnight blast, And doubly cold the fallen snow.	Над топями нависла мгла, Уныло ветер выл, А горница была тепла, В камине жарок пыл. Малютка сирота прошел, Заметил в окнах свет, Почувствовал, как ветер зол, Как снег крутится вслед.
They mark'd him as he onward prest, With fainting heart and weary limb; Kind voices bade him turn and rest, And gentle faces welcomed him.	И он замечен из окна, Усталый, чуть живой, Он слышит: чьи-то голоса Зовут к себе домой.
The dawn is up--the guest is gone, The cottage hearth is blazing still; Heaven pity all poor wanderers lone!	Рассвет придет, и гость уйдет. (В камине жарок пыл...) Пусть небо охранит сирот!
Hark to the wind upon the hill!	(Уныло ветер выл...)
It was the sentiment of the before-mentioned words,	Здесь звучало то же чувство, что и в ранее упомянутых словах:
"When I'm gone," over again.	"Когда я уеду".
As she came to the last words, Miss Sharp's "deep-toned voice faltered."	Едва мисс Шарп дошла до последних слов, как "звучный голос ее задрожал".
Everybody felt the allusion to her departure, and to her hapless orphan state.	Все почувствовали, что тут кроется намек на ее отъезд и на ее злополучное сиротство.
Joseph Sedley, who was fond of music, and soft-hearted, was in a state of ravishment during the performance of the song, and profoundly touched at its conclusion.	Джозеф Седли, любивший музыку и притом человек мягкосердечный, был очарован пением и сильно расчувствовался при заключительных словах романса.
If he had had the courage; if George and Miss Sedley had remained, according to the former's proposal, in the farther room, Joseph Sedley's bachelorhood would have been at an end, and this work would never have been written.	Если бы он был посмелее и если бы Джордж и мисс Седли остались в соседней комнате, как предлагал Осборн, то холостяцкой жизни Джозефа Седли пришел бы конец и эта повесть так и осталась бы ненаписанной.
But at the close of the ditty, Rebecca quitted the piano, and giving her hand to Amelia, walked away into the front drawing-room twilight; and, at this moment, Mr. Sambo made his appearance with a tray, containing sandwiches, jellies, and some glittering glasses and decanters, on which Joseph Sedley's attention was immediately fixed.	Но, закончив романс, Ребекка встала из-за фортепьяно и, подав руку Эмилии, прошла с ней в полумрак большой гостиной; тут появился мистер Самбо с подносом, на котором были сандвичи, варенье и несколько сверкающих бокалов и графинов, немедленно обративших на себя внимание Джозефа Седли.
When the parents of the house of Sedley returned from their dinner-party, they found the young people so busy in talking, that they had not heard the arrival of the carriage, and Mr. Joseph was in the act of saying,	Когда родители вернулись из гостей, они нашли молодежь настолько погруженной в беседу, что никто из них не слышал, как подъехала карета; мистер Джозеф был застигнут на словах:
"My dear Miss Sharp, one little teaspoonful of jelly to recruit you after your immense--your--your delightful exertions."	- Дорогая мисс Шарп, возьмите ложечку варенья -вам надо подкрепиться после вашего замечательного... вашего... вашего восхитительного пения!
"Bravo, Jos!" said Mr. Sedley; on hearing the bantering of which well-known voice, Jos instantly relapsed into an alarmed silence, and quickly took his departure.	- Браво, Джоз! - сказал мистер Седли. Услышав насмешку в хорошо знакомом отцовском голосе, Джоз тотчас же впал в тревожное молчание и вскоре распрощался.

He did not lie awake all night thinking whether or not he was in love with Miss Sharp; the passion of love never interfered with the appetite or the slumber of Mr. Joseph Sedley; but he thought to himself how delightful it would be to hear such songs as those after Cutcherry--what a distinguee girl she was--how she could speak French better than the Governor-General's lady herself--and what a sensation she would make at the Calcutta balls.	Он не провел бессонной ночи в размышлениях, влюблен он в мисс Шарп или нет; любовная страсть никогда не служила помехой ни аппетиту, ни сну мистера Джозефа Седли; он подумал только, как было бы чудесно слушать такие романсы, возвратившись домой после службы, какая distinguee {Хорошо воспитанная (франц.).} эта девица и как говорит по-французски, лучше самой генерал-губернаторши, а уж какую сенсацию она произвела бы на калькуттских балах!
"It's evident the poor devil's in love with me," thought he.	"Несомненно, бедняжка влюбилась в меня! -думал он.
"She is just as rich as most of the girls who come out to India.	- В сущности, она не беднее большинства девушек, уезжающих в Индию.
I might go farther, and fare worse, egad!"	Право же, она не хуже других!"
And in these meditations he fell asleep.	И среди таких размышлений он заснул.
How Miss Sharp lay awake, thinking, will he come or not to-morrow? need not be told here.	Нужно ли говорить, что мисс Шарп долго томилась бессонницей, все думая, приедет он завтра или нет.
To-morrow came, and, as sure as fate, Mr. Joseph Sedley made his appearance before luncheon.	Ночь прошла, и мистер Джозеф Седли самым исправным образом явился в отчий дом - и когда же? - до второго завтрака!
He had never been known before to confer such an honour on Russell Square.	Подобной чести он еще не оказывал Рассел-сквер.
George Osborne was somehow there already (sadly "putting out" Amelia, who was writing to her twelve dearest friends at Chiswick Mall), and Rebecca was employed upon her yesterday's work.	Джордж Осборн каким-то образом тоже оказался уже здесь, расстроив все планы Эмилии, которая села писать письма своим двенадцати любимейшим подругам на Чизикской аллее, в то время как Ребекка занималась вчерашним рукоделием.
As Joe's buggy drove up, and while, after his usual thundering knock and pompous bustle at the door, the ex-Collector of Boggley Wollah laboured up stairs to the drawing-room, knowing glances were telegraphed between Osborne and Miss Sedley, and the pair, smiling archly, looked at Rebecca, who actually blushed as she bent her fair ringlets over her knitting.	Когда подкатила коляска Джо и в то время как, после обычного громоподобного стука в дверь и торжественной суеты в передней, совершалось трудное восхождение богли-уолахского экс-коллектора по лестнице в гостиную, между Осборном и мисс Седли произошел телеграфный обмен многозначительными взглядами, и наша парочка с лукавой улыбкой воззрилась на Ребекку, которая, представьте, даже заалелась и поникла головкой, свесив свои рыжеватые локончики до самого вязанья.
How her heart beat as Joseph appeared--Joseph, puffing from the staircase in shining creaking boots--Joseph, in a new waistcoat, red with heat and nervousness, and blushing behind his wadded neckcloth.	Как забилось ее сердце при появлении Джозефа -Джозофа в сияющих скрипучих сапогах, пыхтевшего от подъема по лестнице, Джозефа в новом жилете, красного от жары и волнения, с румянцем, пылавшим из-за его стеганой косынки!

It was a nervous moment for all; and as for Amelia, I think she was more frightened than even the people most concerned.	Это был волнующий миг для всех; а что касается Эмилии, то, мне кажется, сердечко у нее билось даже сильнее, чем у непосредственно заинтересованных лиц.
Sambo, who flung open the door and announced Mr. Joseph, followed grinning, in the Collector's rear, and bearing two handsome nosegays of flowers, which the monster had actually had the gallantry to purchase in Covent Garden Market that morning--they were not as big as the haystacks which ladies carry about with them now-a-days, in cones of filigree paper; but the young women were delighted with the gift, as Joseph presented one to each, with an exceedingly solemn bow.	Самбо, широко распахнув двери и доложив о прибытии мистера Джозефа, вошел следом за коллектором, скаля зубы и неся два красивых букета, которые наш галантный волокита приобрел на Ковент-Гарденском рынке. Они не были так объемисты, как те копны сена, которые нынешние дамы носят с собой в конусах из кружевной бумаги, но девицы пришли в восторг от подарка, поднесенного Джозефом каждой с чрезвычайно церемонным поклоном.
"Bravo, Jos!" cried Osborne.	- Браво. Джо! - воскликнул Осборн.
"Thank you, dear Joseph," said Amelia, quite ready to kiss her brother, if he were so minded. (And I think for a kiss from such a dear creature as Amelia, I would purchase all Mr. Lee's conservatories out of hand.)	- Спасибо, Джозеф, голубчик, - сказала Эмилия, готовая расцеловать брата, если бы он только пожелал, (А за поцелуй такой милой девушки, как Эмилия, я, не задумываясь, скупил бы все оранжереи мистера Ли!)
"O heavenly, heavenly flowers!" exclaimed Miss Sharp, and smelt them delicately, and held them to her bosom, and cast up her eyes to the ceiling, in an ecstasy of admiration.	- О божественные, божественные цветы! -воскликнула мисс Шарп, изящно нюхая и прижимая их к груди и возводя в экстазе взоры к потолку.
Perhaps she just looked first into the bouquet, to see whether there was a billet-doux hidden among the flowers; but there was no letter.	Очень может быть, что она прежде всего освидетельствовала букет, чтобы узнать, нет ли там какого-нибудь billet doux {Любовная записка (франц.).}, спрятанного среди цветов; по письма не было.
"Do they talk the language of flowers at Boggley Wollah, Sedley?" asked Osborne, laughing.	- А что, Седли, у вас в Богли-Уолахе умеют разговаривать на языке цветов? - спросил, смеясь, Осборн,
"Pooh, nonsense!" replied the sentimental youth.	- Чепуха, вздор! - отвечал этот нежный воздыхатель.
"Bought 'em at Nathan's; very glad you like 'em; and eh, Amelia, my dear, I bought a pine-apple at the same time, which I gave to Sambo.	- Купил букеты у Натана. Очень рад, если они вам нравятся. Ах да, Эмилия! Я заодно купил еще ананас и отдал Самбо.
Let's have it for tiffin; very cool and nice this hot weather."	Вели подать к завтраку. Очень вкусна и освежает в такую жаркую погоду.
Rebecca said she had never tasted a pine, and longed beyond everything to taste one.	Ребекка заявила, что никогда не пробовала ананасов и просто жаждет узнать их вкус.
So the conversation went on.	Так завязалась беседа.
I don't know on what pretext Osborne left the room, or why, presently, Amelia went away, perhaps to superintend the slicing of the pine-apple; but Jos was left alone with Rebecca, who had resumed her work, and the green silk and the shining needles were quivering rapidly under her white slender fingers.	Не знаю, под каким предлогом Осборн вышел из комнаты и почему Эмилия вскоре тоже удалилась, - вероятно, чтобы присмотреть, как будут нарезать ананас. Джоз остался наедине с Ребеккой, которая опять принялась за свое рукоделие; зеленый шелк и блестящие спицы быстро замелькали в ее белых тонких пальчиках.

"What a beautiful, BYOO-OOTIFUL song that was you sang last night, dear Miss Sharp," said the Collector.	- Какую изумительную, и-зу-у-мительную песенку вы спели нам вчера, дорогая мисс Шарп, - сказал коллектор.
"It made me cry almost; 'pon my honour it did."	- Я чуть не прослезился, даю вам честное слово!
"Because you have a kind heart, Mr. Joseph; all the Sedleys have, I think."	- Это потому, что у вас доброе сердце, мистер Джозеф. Все семейство Седли отличается этим.
"It kept me awake last night, and I was trying to hum it this morning, in bed; I was, upon my honour.	- Я не спал из-за вашего пения всю ночь, а сегодня утром еще в постели все пробовал припомнить мотив. Даю вам честное слово!
Gollop, my doctor, came in at eleven (for I'm a sad invalid, you know, and see Gollop every day), and, 'gad! there I was, singing away like--a robin."	Голлоп, мой врач, приехал ко мне в одиннадцать (ведь я жалкий инвалид, как вам известно, и мне приходится видеть Голлопа ежедневно), а я, ей-богу, сижу и распеваю, как чижик!
"O you droll creature!	- Ах вы, проказник!
Do let me hear you sing it."	Ну, дайте же мне послушать, как вы поете!
"Me?	- Я?
No, you, Miss Sharp; my dear Miss Sharp, do sing it.	Нет, спойте вы, мисс Шарп. Дорогая мисс Шарп, спойте, пожалуйста!
"Not now, Mr. Sedley," said Rebecca, with a sigh.	- В другой раз, мистер Седли, - ответила Ребекка со вздохом.
"My spirits are not equal to it; besides, I must finish the purse.	- Мне сегодня не поется; да к тому же надо кончить кошелек.
Will you help me, Mr. Sedley?"	Не поможете ли вы мне, мистер Седли?
And before he had time to ask how, Mr. Joseph Sedley, of the East India Company's service, was actually seated tete-a-tete with a young lady, looking at her with a most killing expression; his arms stretched out before her in an imploring attitude, and his hands bound in a web of green silk, which she was unwinding.	- И мистер Джозеф Седли, чиновник Ост-Индской компании, не успел даже спросить, чем он может помочь, как уже оказался сидящим tete-a-tete {С глазу на глаз (франц.).} с молодой девицей, на которую бросал убийственные взгляды. Руки его были протянуты к ней, словно бы с мольбою, а на пальцах был надет моток шелка, который Ребекка принялась разматывать.
In this romantic position Osborne and Amelia found the interesting pair, when they entered to announce that tiffin was ready.	В этой романтической позе Осборн и Эмилия застали интересную парочку, вернувшись в гостиную с известием, что завтрак подан.
The skein of silk was just wound round the card; but Mr. Jos had never spoken.	Шелк был уже намотан на картон, но мистер Джоз еще не произнес ни слова.
"I am sure he will to-night, dear," Amelia said, as she pressed Rebecca's hand; and Sedley, too, had communed with his soul, and said to himself, "	- Я уверена, милочка, вечером он объяснится, -сказала Эмилия, сжимая подруге руку. А Седли, посовещавшись с самим собою, мысленно произнес:
'Gad, I'll pop the question at Vauxhall."	- Черт возьми, в Воксхолле я сделаю ей предложение!
CHAPTER V	ГЛАВА V

Dobbin of Ours	Наш Доббин
Cuffs fight with Dobbin, and the unexpected issue of that contest, will long be remembered by every man who was educated at Dr. Swishtail's famous school.	Драка Кафа с Доббином и неожиданный исход этого поединка надолго останутся в памяти каждого, кто воспитывался в знаменитой школе доктора Порки.
The latter Youth (who used to be called Heigh-ho Dobbin, Gee-ho Dobbin, and by many other names indicative of puerile contempt) was the quietest, the clumsiest, and, as it seemed, the dullest of all Dr. Swishtail's young gentlemen.	Последний из упомянутых юношей (к нему иначе и не обращались, как: "Эй ты, Доббин!", или: "Ну ты, Доббин!", прибавляя всякие прозвища, свидетельствовавшие о мальчишеском презрении) был самым тихим, самым неуклюжим и, но видимости, самым тупым среди юных джентльменов, обучавшихся у доктора Порки.
His parent was a grocer in the city: and it was bruited abroad that he was admitted into Dr. Swishtail's academy upon what are called "mutual principles"--that is to say, the expenses of his board and schooling were defrayed by his father in goods, not money; and he stood there--most at the bottom of the school--in his scraggy corduroys and jacket, through the seams of which his great big bones were bursting--as the representative of so many pounds of tea, candles, sugar, mottled-soap, plums (of which a very mild proportion was supplied for the puddings of the establishment), and other commodities.	Отец его был бакалейщиком в Лондоне. Носились слухи, будто мальчика приняли в заведение доктора Порки на так называемых "началах взаимности", - иными словами, расходы по содержанию и обучению малолетнего Уильяма возмещались его отцом не деньгами, а натурой. Так он и обретался там - можно сказать, на самом дне школьного общества, - чувствуя себя последним из последних в грубых своих плисовых штанах и куртке, которая чуть не расползалась по швам на его ширококостном теле, являя собой нечто равнозначное стольким-то фунтам чаю, свечей, сахара, мыла, чернослива (который лишь в весьма умеренной пропорции шел на пудинги для воспитанников заведения) и разной другой бакалеи.
A dreadful day it was for young Dobbin when one of the youngsters of the school, having run into the town upon a poaching excursion for hardbake and polonies, espied the cart of Dobbin & Rudge, Grocers and Oilmen, Thames Street, London, at the Doctor's door, discharging a cargo of the wares in which the firm dealt.	Роковым для юного Доббина оказался тот день, когда один из самых младших школьников, бежавших потихоньку в город в недозволенную экспедицию за миндалем в сахаре и копченой колбасой, обнаружил фургон с надписью: "Доббин и Радж, торговля бакалейными товарами и растительными маслами, Темз-стрит, Лондон", с которого выгружали у директорского подъезда разные товары, составлявшие специальность этой фирмы.
Young Dobbin had no peace after that.	После этого юный Доббин уже не знал покоя.
The jokes were frightful, and merciless against him.	На него постоянно сыпались ужаснейшие, беспощадные насмешки.
"Hullo, Dobbin," one wag would say, "here's good news in the paper.	"Эй, Доббин! - кричал какой-нибудь озорник. - Приятные известия в газетах!
Sugars is ris', my boy."	Цены на сахар поднимаются, милейший!"

Another would set a sum--"If a pound of mutton-candles cost sevenpence-halfpenny, how much must Dobbin cost?" and a roar would follow from all the circle of young knaves, usher and all, who rightly considered that the selling of goods by retail is a shameful and infamous practice, meriting the contempt and scorn of all real gentlemen.	Другой предлагал решить задачу: "Если фунт сальных свечей стоит семь с половиной пенсов, то сколько должен стоить Доббин?" Такие замечания сопровождались дружным ревом юных сорванцов, надзирателей и вообще всех, кто искренне думал, что розничная торговля -постыдное и позорное занятие, заслуживающее презрения и насмешек со стороны порядочного джентльмена.
"Your father's only a merchant, Osborne," Dobbin said in private to the little boy who had brought down the storm upon him.	"Твой папенька, Осборн, ведь тоже купец!" -заметил как-то Доббин, оставшись с глазу на глаз с тем именно мальчуганом, который и навлек на него всю эту бурю.
At which the latter replied haughtily,	Но тот отвечал надменно:
"My father's a gentleman, and keeps his carriage"; and Mr. William Dobbin retreated to a remote outhouse in the playground, where he passed a half-holiday in the bitterest sadness and woe.	"Мой папенька джентльмен и ездит в собственной карете!" После чего мистер Уильям Доббин забился в самый дальний сарай на школьном дворе, где и провел половину праздничного дня в глубокой тоске и унынии.
Who amongst us is there that does not recollect similar hours of bitter, bitter childish grief?	Кто из нас не помнит таких часов горькой-горькой детской печали?
Who feels injustice; who shrinks before a slight; who has a sense of wrong so acute, and so glowing a gratitude for kindness, as a generous boy? and how many of those gentle souls do you degrade, estrange, torture, for the sake of a little loose arithmetic, and miserable dog-latin?	Кто так чувствует несправедливость, кто весь сжимается от пренебрежения, кто с такой болезненной остротой воспринимает всякую обиду и с такой пылкой признательностью отвечает на ласку, как не великодушный мальчик? И сколько таких благородных душ вы коверкаете, уродуете, обрекаете на муки из-за слабых успехов в арифметике или убогой латыни?
Now, William Dobbin, from an incapacity to acquire the rudiments of the above language, as they are propounded in that wonderful book the Eton Latin Grammar, was compelled to remain among the very last of Doctor Swishtail's scholars, and was "taken down" continually by little fellows with pink faces and pinafores when he marched up with the lower form, a giant amongst them, with his downcast, stupefied look, his dog's-eared primer, and his tight corduroys.	Так и Уильям Доббин из-за неспособности к усвоению начал названного языка, изложенных в замечательном "Итонском учебнике латинской грамматики", был обречен прозябать среди самых худших учеников доктора Порки и постоянно подвергался глумлениям со стороны одетых в переднички румяных малышей, когда шел рядом с ними в тесных плисовых штанах, с опущенным долу застывшим взглядом, с истрепанным букварем в руке, чувствуя себя среди них каким-то великаном.
High and low, all made fun of him. They sewed up those corduroys, tight as they were. They cut his bed-strings. They upset buckets and benches, so that he might break his shins over them, which he never failed to do. They sent him parcels, which, when opened, were found to contain the paternal soap and candles.	Все от мала до велика потешались над ним: ушивали ему эти плисовые штаны, и без того узкие, подрезали ремни на его кровати, опрокидывали ведра и скамейки, чтобы он, падая через них, ушибал себе ноги, что он выполнял неукоснительно, посылали ему пакеты, в которых, когда их открывали, оказывались отцовские мыло и свечи.
There was no little fellow but had his jeer and joke at Dobbin; and he bore everything quite patiently, and was entirely dumb and miserable.	Не было ни одного самого маленького мальчика, который не измывался бы и не потешался бы над Доббином. И все это он терпеливо сносил, безгласный и несчастный.

Cuff, on the contrary, was the great chief and dandy of the Swishtail Seminary.	Каф, напротив, был главным коноводом и щеголем в школе Порки.
He smuggled wine in.	Он тайком приносил в спальню вино.
He fought the town-boys.	Он дрался с городскими мальчишками.
Ponies used to come for him to ride home on Saturdays.	По субботам за ним присылали его собственного пони, чтобы взять молодого хозяина домой.
He had his top-boots in his room, in which he used to hunt in the holidays.	У него в комнате стояли сапоги с отворотами, в которых он охотился во время каникул.
He had a gold repeater: and took snuff like the Doctor.	У него были золотые часы с репетицией, и он нюхал табак не хуже самого доктора Порки...
He had been to the Opera, and knew the merits of the principal actors, preferring Mr. Kean to Mr. Kemble.	Он бывал в опере и судил о достоинствах главнейших артистов, предпочитая мистера Кипа мистеру Кемблу.
He could knock you off forty Latin verses in an hour.	Он мог за один час вызубрить сорок латинских стихов.
He could make French poetry.	Он умел сочинять французские вирши.
What else didn't he know, or couldn't he do?	Да чего только он не знал, чего только не умел!
They said even the Doctor himself was afraid of him.	Говорили, будто сам доктор его побаивается.
Cuff, the unquestioned king of the school, ruled over his subjects, and bullied them, with splendid superiority.	Признанный король школы, Каф правил своими подданными и помыкал ими, как непререкаемый владыка.
This one blacked his shoes: that toasted his bread, others would fag out, and give him balls at cricket during whole summer afternoons.	Тот чистил ему сапоги, этот поджаривал ломтики хлеба, другие прислуживали ему и в течение всего лета подавали мячи при игре в крикет.
"Figs" was the fellow whom he despised most, and with whom, though always abusing him, and sneering at him, he scarcely ever condescended to hold personal communication.	"Сливу", иначе говоря, Доббина, он особенно презирал и ни разу даже не обратился к нему по-человечески, ограничиваясь насмешками и издевательствами.
One day in private, the two young gentlemen had had a difference.	Однажды между обоими молодыми джентльменами произошла с глазу на глаз небольшая стычка.
Figs, alone in the schoolroom, was blundering over a home letter; when Cuff, entering, bade him go upon some message, of which tarts were probably the subject.	Слива сидел в одиночестве, трудясь над письмом к своим домашним, когда Каф, войдя в классную, приказал ему сбегать по какому-то поручению, предметом коего были, по-видимому, пирожные.
"I can't," says Dobbin; "I want to finish my letter."	- Не могу, - говорит Доббин, - мне нужно закончить письмо.

"You CAN'T?" says Mr. Cuff, laying hold of that document (in which many words were scratched out, many were mis-spelt, on which had been spent I don't know how much thought, and labour, and tears; for the poor fellow was writing to his mother, who was fond of him, although she was a grocer's wife, and lived in a back parlour in Thames Street).	- Ах, ты не можешь? - говорит мистер Каф, выхватывая у него из рук этот документ (в котором было бог весть сколько помарок, поправок и ошибок, но на который было потрачено немало дум, стараний и слез: бедный мальчик писал матери, безумно его любившей, хотя она и была только женой бакалейщика и жила в комнате за лавкой на Темз-стрит).
"You CAN'T?" says Mr. Cuff: "I should like to know why, pray?	- Не можешь? - говорит мистер Каф, - А почему, например?
Can't you write to old Mother Figs to-morrow?"	Не успеешь, что ли, написать своей бабке Сливе завтра?
"Don't call names," Dobbin said, getting off the bench very nervous.	- Не ругайся! - сказал Доббин, в волнении вскакивая с парты.
"Well, sir, will you go?" crowed the cock of the school.	- Ну, что же, сэр, пойдете вы? - гаркнул школьный петушок.
"Put down the letter," Dobbin replied; "no gentleman readth letterth."	- Положи письмо, - отвечал Доббин, -джентльмены не читают чужих писем!
"Well, NOW will you go?" says the other.	- Я спрашиваю тебя, пойдешь ты наконец?
"No, I won't.	- Нет, не пойду!
Don't strike, or I'll THMASH you," roars out Dobbin, springing to a leaden inkstand, and looking so wicked, that Mr. Cuff paused, turned down his coat sleeves again, put his hands into his pockets, and walked away with a sneer.	Не дерись, не то в лепешку расшибу! - заорал Доббин, бросаясь к свинцовой чернильнице с таким яростным видом, что мистер Каф приостановился, спустил засученные было обшлага, сунул руки в карманы и удалился прочь с презрительной гримасой.
But he never meddled.personally with the grocer's boy after that; though we must do him the justice to say he always spoke of Mr. Dobbin with con- tempt behind his back.	Но с тех пор он никогда не связывался с сыном бакалейщика, хотя, надо сказать правду, всегда отзывался о нем презрительно за его спиной.
Some time after this interview, it happened that Mr. Cuff, on a sunshiny afternoon, was in the neighbourhood of poor William Dobbin, who was lying under a tree in the playground, spelling over a favourite copy of the Arabian Nights which he had apart from the rest of the school, who were pursuing their various sports--quite lonely, and almost happy.	Спустя некоторое время после этого столкновения случилось так, что мистер Каф в один ясный солнечный день оказался поблизости от бедняги Уильяма Доббипа, который лежал под деревом на школьном дворе, углубившись в свои любимые "Сказки Тысячи и одной ночи", вдали от всех остальных школьников, предававшихся разнообразным забавам, - совершенно одинокий и почти счастливый.

If people would but leave children to themselves; if teachers would cease to bully them; if parents would not insist upon directing their thoughts, and dominating their feelings--those feelings and thoughts which are a mystery to all (for how much do you and I know of each other, of our children, of our fathers, of our neighbour, and how far more beautiful and sacred are the thoughts of the poor lad or girl whom you govern likely to be, than those of the dull and world- corrupted person who rules him?)--if, I say, parents and masters would leave their children alone a little more, small harm would accrue, although a less quantity of as in praesenti might be acquired.	Если бы люди предоставляли детей самим себе, если бы учителя перестали донимать их, если бы родители не настаивали на руководстве их мыслями и на обуздании их чувств, - ибо эти мысли и чувства являются для всех тайной (много ли, в сущности, вы или я знаем друг о друге, о наших детях, о наших отцах, о наших соседях? А насколько же более прекрасны и священны мысли бедного мальчугана или девочки, которыми вы беретесь управлять, чем мысли той тупой и испорченной светом особы, что ими руководит!), - если бы, говорю я, родители и учителя почаще оставляли детей в покое, то особого вреда от этого не произошло бы, хотя латыни, возможно, было бы усвоено поменьше.
Well, William Dobbin had for once forgotten the world, and was away with Sindbad the Sailor in the Valley of Diamonds, or with Prince Ahmed and the Fairy Peribanou in that delightful cavern where the Prince found her, and whither we should all like to make a tour; when shrill cries, as of a little fellow weeping, woke up his pleasant reverie; and looking up, he saw Cuff before him, belabouring a little boy.	Итак, Уильям Доббин позабыл весь мир и вместе с Синдбадом Мореходом был далеко-далеко в Долине Алмазов или с принцем Ахметом и феей Перибану в той удивительной пещере, где принц нашел ее и куда все мы охотно совершили бы экскурсию, как вдруг пронзительные вопли, похожие на детский плач, пробудили его от чудных грез. Подняв голову, он увидел перед собой Кафа, избивавшего маленького мальчика.
It was the lad who had peached upon him about the grocer's cart; but he bore little malice, not at least towards the young and small.	Это был мальчуган, наболтавший о фургоне. Но Доббин не был злопамятен, в особенности по отношению к маленьким и слабым.
"How dare you, sir, break the bottle?" says Cuff to the little urchin, swinging a yellow cricket-stump over him.	- Как вы смели, сэр, разбить бутылку? - кричал Каф маленькому сорванцу, размахивая над его головой желтой крикетной битой.
The boy had been instructed to get over the playground wall (at a selected spot where the broken glass had been removed from the top, and niches made convenient in the brick); to run a quarter of a mile; to purchase a pint of rum-shrub on credit; to brave all the Doctor's outlying spies, and to clamber back into the playground again; during the performance of which feat, his foot had slipt, and the bottle was broken, and the shrub had been spilt, and his pantaloons had been damaged, and he appeared before his employer a perfectly guilty and trembling, though harmless, wretch.	Мальчику было приказано перелезть через школьную ограду (в известном местечке, где сверху было удалено битое стекло, а в кирпичной кладке проделаны удобные ступеньки), сбегать за четверть мили, приобрести в кредит пинту лимонаду с ромом и под носом у всех докторских караульщиков тем же путем вернуться на школьный двор. При совершении этого подвига малыш поскользнулся, бутылка выпала у него из рук и разбилась, лимонад разлился, пострадали панталоны, и он предстал перед своим властелином, весь дрожа в предвидении заслуженной расплаты, хотя и ни в чем не повинный.
"How dare you, sir, break it?" says Cuff; "you blundering little thief.	- Как посмели вы, сэр, разбить ее? - кричал Каф.- Ах ты, мерзкий воришка!
You drank the shrub, and now you pretend to have broken the bottle.	Вылакал весь лимонад, а теперь врешь, что разбил бутылку.
Hold out your hand, sir."	Ну-ка, протяни руку!
Down came the stump with a great heavy thump on the child's hand.	Палка тяжело опустилась на руку ребенка.

A moan followed.	Раздался крик.
Dobbin looked up.	Доббип поднял голову.
The Fairy Peribanou had fled into the inmost cavern with Prince Ahmed: the Roc had whisked away Sindbad the Sailor out of the Valley of Diamonds out of sight, far into the clouds: and there was everyday life before honest William; and a big boy beating a little one without cause.	Фея Перибану исчезла в глубине пещеры вместе с принцем Ахметом; птица Рох подхватила Синдбада Морехода и унесла из Долины Алмазов далеко в облака, и перед честным Уильямом снова были будни: здоровенный малый лупил мальчугана ни за что ни про что.
"Hold out your other hand, sir," roars Cuff to his little schoolfellow, whose face was distorted with pain.	- Давай другую руку, - рычал Каф на своего маленького школьного товарища, у которого все лицо перекосилось от боли.
Dobbin quivered, and gathered himself up in his narrow old clothes.	Доббин встрепенулся, все мышцы его напряглись под узким старым платьем.
"Take that, you little devil!" cried Mr. Cuff, and down came the wicket again on the child's hand.--Don't be horrified, ladies, every boy at a public school has done it.	- Получай, чертенок! - закричал мистер Каф, и палка опять опустилась на детскую руку. Не ужасайтесь, дорогие леди, каждый школьник проходит через это.
Your children will so do and be done by, in all probability.	По всей вероятности, ваши дети тоже будут колотить других или получать от них трепку.
Down came the wicket again; and Dobbin started up.	Еще удар - но тут вмешался Доббин.
I can't tell what his motive was.	Не могу сказать, что на него нашло.
Torture in a public school is as much licensed as the knout in Russia.	Мучительство в школах так же узаконено, как и кнут в России.
It would be ungentlemanlike (in a manner) to resist it.	Пожалуй, даже не по-джентльменски (в известном смысле) препятствовать этому.
Perhaps Dobbin's foolish soul revolted against that exercise of tyranny; or perhaps he had a hankering feeling of revenge in his mind, and longed to measure himself against that splendid bully and tyrant, who had all the glory, pride, pomp, circumstance, banners flying, drums beating, guards saluting, in the place.	Быть может, безрассудная душа Доббина возмутилась против такого проявления тиранства, а может быть, он поддался сладостному чувству мести и жаждал помериться силами с этим непревзойденным драчуном и тираном, который завладел здесь всей славой, гордостью и величием, развевающимися знаменами, барабанным боем и приветственными кликами солдат.
Whatever may have been his incentive, however, up he sprang, and screamed out,	Каковы бы ни были его побуждения, но только он вскочил на ноги и крикнул:
"Hold off, Cuff; don't bully that child any more; or I'll--"	- Довольно, Каф, перестань мучить ребенка... или я тебе...
"Or you'll what?" Cuff asked in amazement at this interruption. "Hold out your hand, you little beast."	- Или ты что? - спросил Каф, изумленный таким вмешательством, - Ну, подставляй руку, гаденыш!
"I'll give you the worst thrashing you ever had in your life," Dobbin said, in reply to the first part of Cuff’s sentence; and little Osborne, gasping and in tears, looked up with wonder and incredulity at seeing this amazing champion put up suddenly to defend him: while Cuff’s astonishment was scarcely less.	- Я тебя так вздую, что ты своих не узнаешь! -отвечал Доббин на первую часть фразы Кафа, и маленький Осборн, захлебываясь от слез, с удивлением и недоверием воззрился на чудесного рыцаря, внезапно явившегося на его защиту. Да и Каф был поражен не меньше.

Fancy our late monarch George III when he heard of the revolt of the North American colonies: fancy brazen Goliath when little David stepped forward and claimed a meeting; and you have the feelings of Mr. Reginald Cuff when this rencontre was proposed to him.	Вообразите себе нашего блаженной памяти монарха Георга III, когда он услышал весть о восстании североамериканских колоний; представьте себе наглого Голиафа, когда вышел вперед маленький Давид и вызвал его на поединок, - и вам станут понятны чувства мистера Реджинальда Кафа, когда такое единоборство было ему предложено.
"After school," says he, of course; after a pause and a look, as much as to say,	- После уроков, - ответствовал он, но сперва внушительно помолчал и смерил противника взглядом, казалось, говорившим:
"Make your will, and communicate your last wishes to your friends between this time and that."	"Пиши завещанье и не забудь сообщить друзьям свою последнюю волю!"
"As you please," Dobbin said.	- Идет! - сказал Доббин.
"You must be my bottle holder, Osborne."	- А ты, Осборн, будешь моим секундантом.
"Well, if you like," little Osborne replied; for you see his papa kept a carriage, and he was rather ashamed of his champion.	- Как хочешь, - отвечал маленький Осборн: его папенька, видите ли, разъезжал в собственном экипаже, и потому он несколько стыдился своего заступника.
Yes, when the hour of battle came, he was almost ashamed to say,	И в самом деле, когда настал час поединка, он, чуть ли не стыдясь, сказал:
"Go it, Figs"; and not a single other boy in the place uttered that cry for the first two or three rounds of this famous combat; at the commencement of which the scientific Cuff, with a contemptuous smile on his face, and as light and as gay as if he was at a ball, planted his blows upon his adversary, and floored that unlucky champion three times running.	"Валяй, Слива!" - и никто из присутствовавших мальчиков не издал этого поощрительного возгласа в течение первых двух или трех раундов сей знаменитой схватки. В начале ее великий знаток своего дела Каф, с презрительной улыбкой на лице, изящный и веселый, словно он был на балу, осыпал своего противника ударами и трижды подряд сбил с ног злополучного поборника правды.
At each fall there was a cheer; and everybody was anxious to have the honour of offering the conqueror a knee.	При каждом его падении раздавались радостные крики, и всякий добивался чести предложить победителю для отдыха свое колено.
"What a licking I shall get when it's over," young Osborne thought, picking up his man.	"Ну и вздует же меня Каф, когда все это кончится", - думал юный Осборн, помогая своему защитнику встать на ноги.
"You'd best give in," he said to Dobbin; "it's only a thrashing, Figs, and you know I'm used to it."	- Лучше сдавайся, - шепнул он Доббину, - велика беда лупцовка! Ты же знаешь, Слива, я уже привык!
But Figs, all whose limbs were in a quiver, and whose nostrils were breathing rage, put his little bottle-holder aside, and went in for a fourth time.	Но Слива, дрожа всем телом, с раздувающимися от ярости ноздрями, оттолкнул своего маленького секунданта и в четвертый раз ринулся в бой.

As he did not in the least know how to parry the blows that were aimed at himself, and Cuff had begun the attack on the three preceding occasions, without ever allowing his enemy to strike, Figs now determined that he would commence the engagement by a charge on his own part; and accordingly, being a left-handed man, brought that arm into action, and hit out a couple of times with all his might--once at Mr. Cuffs left eye, and once on his beautiful Roman nose.	Не имея понятия о том, как надо отражать сыпавшиеся на него удары, - а Каф все три раза нападал первый, не давая противнику времени нанести удар, - Слива решил перейти в атаку и, будучи левшой, пустил в ход именно левую руку, закатив изо всех сил две затрещины: одну в левый глаз мистера Кафа, а другую в его красивый римский нос.
Cuff went down this time, to the astonishment of the assembly.	На сей раз, к изумлению зрителей, свалился Каф.
"Well hit, by Jove," says little Osborne, with the air of a connoisseur, clapping his man on the back.	- Отменный удар, клянусь честью! - сказал с видом знатока маленький Осборн, похлопывая своего заступника по спине.
"Give it him with the left, Figs my boy."	- Двинь его еще раз левой, Слива!
Figs's left made terrific play during all the rest of the combat.	Левая рука Сливы до самого конца действовала без промаха.
Cuff went down every time.	Каф каждый раз валился с ног.
At the sixth round, there were almost as many fellows shouting out,	На шестом раунде почти столько же человек вопило:
"Go it, Figs," as there were youths exclaiming,	"Валяй, Слива!" - сколько кричало:
"Go it, Cuff."	"Валяй, Каф!"
At the twelfth round the latter champion was all abroad, as the saying is, and had lost all presence of mind and power of attack or defence.	На двенадцатом раунде наш чемпион, как говорится, совершенно скис и не знал, на каком он свете: то ли ему защищаться, то ли нападать.
Figs, on the contrary, was as calm as a quaker.	Напротив, Слива был невозмутим, точно квакер.
His face being quite pale, his eyes shining open, and a great cut on his underlip bleeding profusely, gave this young fellow a fierce and ghastly air, which perhaps struck terror into many spectators.	Его бледное как полотно лицо, широко открытые сверкающие глаза, глубоко рассеченная нижняя губа, из которой обильно струилась кровь, придавали ему вид свирепый и ужасный, вероятно, наводивший страх ни на одного зрителя.
Nevertheless, his intrepid adversary prepared to close for the thirteenth time.	И тем не менее его бестрепетный противник готовился схватиться в тринадцатый раз.
If I had the pen of a Napier, or a Bell's Life, I should like to describe this combat properly.	Если бы я обладал слогом Непира или "Белловой жизни", я постарался бы достодолжным образом изобразить этот бой.

It was the last charge of the Guard--(that is, it would have been, only Waterloo had not yet taken place)--it was Ney's column breasting the hill of La Haye Sainte, bristling with ten thousand bayonets, and crowned with twenty eagles--it was the shout of the beef-eating British, as leaping down the hill they rushed to hug the enemy in the savage arms of battle--in other words, Cuff coming up full of pluck, but quite reeling and groggy, the Fig-merchant put in his left as usual on his adversary's nose, and sent him down for the last time.	То была последняя атака гвардии (вернее, была бы, только ведь все это происходило задолго до битвы при Ватерлоо), то была колонна Нея, грудью шедшая на Ля-Эй-Сент, ощетинившись десятью тысячами штыков и увенчанная двадцатью орлами, то был рев плотоядных бриттов, когда они, низринувшись с холма, сцепились с неприятелем в дикой рукопашной схватке, - другими словами, Каф поднялся неизменно полный отваги, но едва держась на ногах и шатаясь, как пьяный. Слива же, бакалейщик, по усвоенной им манере, двинул противника левой рукой в нос, и повалил его навзничь.
"I think that will do for him," Figs said, as his opponent dropped as neatly on the green as I have seen Jack Spot's ball plump into the pocket at billiards; and the fact is, when time was called, Mr. Reginald Cuff was not able, or did not choose, to stand up again.	- Я думаю, теперь с него хватит! - сказал Слива, когда его соперник грянулся о землю так же чисто, как на моих глазах свалился в лузу бильярдный шар, срезанный рукой Джека Спота. В самом деле, когда закончился счет секунд, мистер Реджинальд Каф либо не мог, либо не соблаговолил снова подняться на ноги.
And now all the boys set up such a shout for Figs as would have made you think he had been their darling champion through the whole battle; and as absolutely brought Dr. Swishtail out of his study, curious to know the cause of the uproar.	Тогда все школьники подняли такой крик в честь Сливы, что можно было подумать, будто это ему они с первой минуты желали победы. Доктор Порки, заслышав эти вопли, выскочил из кабинета, чтобы узнать причину такого шума.
He threatened to flog Figs violently, of course; but Cuff, who had come to himself by this time, and was washing his wounds, stood up and said,	Он, разумеется, пригрозил жестоко выпороть Сливу, но Каф, тем временем пришедший в себя и омывавший свои раны, выступил вперед и заявил:
"It's my fault, sir--not Figs'--not Dobbin's.	- Это я виноват, сэр, а не Слива... не Доббин.
I was bullying a little boy; and he served me right."	Я издевался над мальчуганом, вот он и вздул меня, и поделом,
By which magnanimous speech he not only saved his conqueror a whipping, but got back all his ascendancy over the boys which his defeat had nearly cost him.	Такой великодушной речью он не только избавил победителя от розги, но и восстановил свое верховенство над мальчиками, едва не утерянное из-за поражения.
Young Osborne wrote home to his parents an account of the transaction.	Юный Осборн написал домой родителям следующий отчет об этом событии.
Sugarcane House, Richmond, March, IB-	"Шугеркеин - Хаус. Ричмонд, марта 18.. г.
DEAR MAMA,--I hope you are quite well.	Дорогая маменька! Надеюсь, вы здоровы.
I should be much obliged to you to send me a cake and five shillings.	Пришлите мне, пожалуйста, сладкий пирог и пять шиллингов.
There has been a fight here between Cuff & Dobbin.	У нас здесь был бой между Кафом и Доббином.
Cuff, you know, was the Cock of the School. They fought thirteen rounds, and Dobbin Licked.	Каф, как вы знаете, был заправилой в школе, Сходились они тринадцать раз, и Доббин ему всыпал.
So Cuff is now Only Second Cock.	Так что Каф теперь на втором месте.

The fight was about me.	Драка была из-за меня.
Cuff was licking me for breaking a bottle of milk, and Figs wouldn't stand it.	Каф меня бил за то, что я уронил бутылку с молоком, а Слива за меня заступился.
We call him Figs because his father is a Grocer--Figs & Rudge, Thames St., City--I think as he fought for me you ought to buy your Tea & Sugar at his father's.	Мы называем его Сливой, потому что отец его бакалейщик - Слива и Радж, Темз-стрит, Сити. Мне кажется, раз он дрался за меня, вам следовало бы покупать у них чай и сахар.
Cuff goes home every Saturday, but can't this, because he has 2 Black Eyes.	Каф ездит домой каждую субботу, но теперь не может, потому что у него два синяка под глазами.
He has a white Pony to come and fetch him, and a groom in livery on a bay mare.	За ним приезжает белый пони и грум в ливрее на гнедой кобыле.
I wish my Papa would let me have a Pony, and I am	Как бы мне хотелось, чтобы папенька тоже подарил мне пони! А затем остаюсь
Your dutiful Son, GEORGE SEDLEY OSBORNE	ваш почтительный сын Джордж Седли Осборн.
P.S.--Give my love to little Emmy.	P. S. Передайте поклон маленькой Эмми.
I am cutting her out a Coach in cardboard.	Я вырезываю для нее карету из картона.
Please not a seed-cake, but a plum-cake.	Пирог пришлите, пожалуйста, не с тмином, а с изюмом".
In consequence of Dobbin's victory, his character rose prodigiously in the estimation of all his schoolfellows, and the name of Figs, which had been a byword of reproach, became as respectable and popular a nickname as any other in use in the school.	Вследствие одержанной победы Доббин необыкновенно вырос в мнении своих товарищей и кличка "Слива", носившая сперва презрительный характер, стала таким же почтенным и популярным прозвищем, как и всякое другое, обращавшееся в школе.
"After all, it's not his fault that his father's a grocer," George Osborne said, who, though a little chap, had a very high popularity among the Swishtail youth; and his opinion was received with great applause.	"В конце концов он же не виноват, что отец его бакалейщик!" - заявил Джордж Осборн, пользовавшийся большим авторитетом среди питомцев доктора Порки, несмотря на свой чрезвычайно юный возраст. И все согласились с его мнением.
It was voted low to sneer at Dobbin about this accident of birth.	С тех пор всякие насмешки над Доббином из-за его низкого происхождения считались подлостью.
"Old Figs" grew to be a name of kindness and endearment; and the sneak of an usher jeered at him no longer.	"Старик Слива" превратилось в ласкательное и добродушное прозвище, и ни один ябеда-надзиратель не решался над ним глумиться.
And Dobbin's spirit rose with his altered circumstances.	Под влиянием изменившихся обстоятельств окрепли и умственные способности Доббина.
He made wonderful advances in scholastic learning.	Он делал изумительные успехи в школьных науках.
The superb Cuff himself, at whose condescension Dobbin could only blush and wonder, helped him on with his Latin verses; "coached" him in play-hours: carried him triumphantly out of the little-boy class into the middle- sized form; and even there got a fair place for him.	Сам великолепный Каф, чья снисходительность заставляла Доббина только краснеть да удивляться, помогал ему в разборе латинских стихов, репетировал его после занятий, с торжеством перетащил из младшего в средний класс и даже там обеспечил ему хорошее место.

It was discovered, that although dull at classical learning, at mathematics he was uncommonly quick.	Оказалось, что хотя Доббин и туп по части древних языков, но зато по математике необычайно сметлив.
To the contentment of all he passed third in algebra, and got a French prize-book at the public Midsummer examination.	К общему удовольствию, он прошел третьим по алгебре и на публичных летних экзаменах получил в награду французскую книжку.
You should have seen his mother's face when Telemaque (that delicious romance) was presented to him by the Doctor in the face of the whole school and the parents and company, with an inscription to Gulielmo Dobbin.	Надо было видеть лицо его матушки, когда "Телемак" (этот восхитительный роман!) был поднесен ему самим доктором в присутствии всей школы, родителей и публики, с надписью: "Gulielmo Dobbin".
All the boys clapped hands in token of applause and sympathy.	Все Школьники хлопали в ладоши в знак одобрения и симпатии.
His blushes, his stumbles, his awkwardness, and the number of feet which he crushed as he went back to his place, who shall describe or calculate?	А румянец смущения, нетвердая походка, неловкость Сливы и то количество ног, которое он отдавил, возвращаясь на свое место, - кто может все это описать или сосчитать?
Old Dobbin, his father, who now respected him for the first time, gave him two guineas publicly; most of which he spent in a general tuck-out for the schooname = "note" and he came back in a tail-coat after the holidays.	Старый Доббин, его отец, впервые почувствовавший уважение к сыну, тут же при всех подарил ему две гинеи; большую часть этих денег Доббин потратил на угощение всех школьников от мала до велика и после каникул вернулся в школу уже в сюртучной паре.
Dobbin was much too modest a young fellow to suppose that this happy change in all his circumstances arose from his own generous and manly disposition: he chose, from some perverseness, to attribute his good fortune to the sole agency and benevolence of little George Osborne, to whom henceforth he vowed such a love and affection as is only felt by children--such an affection, as we read in the charming fairy-book, uncouth Orson had for splendid young Valentine his conqueror.	Доббин был слишком скромный юноша, чтобы предположить, будто этой счастливой переменой во всех своих обстоятельствах он обязан собственному мужеству и великодушию: по какой-то странности он предпочел приписать свою удачу единственно посредничеству и благоволению маленького Джорджа Осборна, к которому он с этих пор воспылал такой любовью и привязанностью, какая возможна только в детстве, - такой привязанностью, какую питал, как мы читаем в прелестной сказке, неуклюжий Орсои к прекрасному юноше Валентину, своему победителю.
He flung himself down at little Osborne's feet, and loved him.	Он сидел у ног маленького Осборна и поклонялся ему.
Even before they were acquainted, he had admired Osborne in secret.	Еще до того, как они подружились, он втайне восхищался Осборном.
Now he was his valet, his dog, his man Friday.	Теперь же он стал его слугой, его собачкой, его Пятницей.
He believed Osborne to be the possessor of every perfection, to be the handsomest, the bravest, the most active, the cleverest, the most generous of created boys.	Он верил, что Осборн обладает всяческими совершенствами и что другого такого красивого, храброго, отважного, умного и великодушного мальчика нет на свете.

He shared his money with him: bought him uncountable presents of knives, pencil-cases, gold seals, toffee, Little Warblers, and romantic books, with large coloured pictures of knights and robbers, in many of which latter you might read inscriptions to George Sedley Osborne, Esquire, from his attached friend William Dobbin --the which tokens of homage George received very graciously, as became his superior merit.	Он делился с ним деньгами, дарил ему бесчисленные подарки - ножи, пеналы, золотые печатки, сласти, свистульки и увлекательные книжки с большими раскрашенными картинками, изображавшими рыцарей или разбойников; на многих книжках можно было прочесть надпись: "Джорджу Осборну, эсквайру, от преданного друга Уильяма Доббина". Эти знаки внимания Джордж принимал весьма благосклонно, как и подобало его высокому достоинству.
So that Lieutenant Osborne, when coming to Russell Square on the day of the Vauxhall party, said to the ladies,	И вот лейтенант Осборн, явившись на Рассел-сквер в день, назначенный для посещения Воксхолла, возвестил дамам:
"Mrs. Sedley, Ma'am, I hope you have room; I've asked Dobbin of ours to come and dine here, and go with us to Vauxhall.	- Миссис Седли, надеюсь, я не очень стесню вас. Я пригласил Доббина, своего сослуживца, к вам обедать, чтобы потом вместе ехать в Воксхолл.
He's almost as modest as Jos."	Он почти такой же скромник, как и Джоз.
"Modesty! pooh," said the stout gentleman, casting a vainqueur look at Miss Sharp.	- Скромник! Вздор какой! - заметил грузный джентльмен, бросая победоносный взгляд на мисс Шарп.
"He is--but you are incomparably more graceful, Sedley," Osborne added, laughing.	- Да, скромник, но только ты несравненно грациознее, Седли! - прибавил Осборн со смехом.
"I met him at the Bedford, when I went to look for you; and I told him that Miss Amelia was come home, and that we were all bent on going out for a night's pleasuring; and that Mrs. Sedley had forgiven his breaking the punch-bowl at the child's party.	- Я встретил его у Бедфорда, когда разыскивал тебя; рассказал ему, что мисс Эмилия вернулась домой, что мы едем вечером кутить и что миссис Седли простила ему разбитую на детском балу чашу для пунша.
Don't you remember the catastrophe, Ma'am, seven years ago?"	Вы помните эту катастрофу, сударыня, семь лет тому назад?
"Over Mrs. Flamingo's crimson silk gown," said good- natured Mrs. Sedley.	- Когда он совершенно испортил пунцовое шелковое платье бедняжке миссис Фламинго? -сказала добродушная миссис Седли.
"What a gawky it was!	- Какой это был увалень!
And his sisters are not much more graceful.	Да и сестры его не отличаются грацией!
Lady Dobbin was at Highbury last night with three of them.	Леди Доббин была вчера в Хайбери вместе со всеми тремя дочками.
Such figures! my dears."	Что за пугала! Боже мой!
"The Alderman's very rich, isn't he?" Osborne said archly.	- Олдермен, кажется, очень богат? - лукаво спросил Осборн.
"Don't you think one of the daughters would be a good spec for me, Ma'am?"	- Как, по-вашему, сударыня, не составит ли мне одна из его дочерей подходящей партии?
"You foolish creature!	- Вот глупец!
Who would take you, I should like to know, with your yellow face?"	Хотела бы я знать, кто польстится на такую желтую физиономию, как у вас!

"Mine a yellow face?	- Это у меня желтая физиономия?
Stop till you see Dobbin.	Что же вы скажете, когда увидите Доббина?
Why, he had the yellow fever three times; twice at Nassau, and once at St. Kitts."	Он трижды перенес желтую лихорадку: два раза в Нассау и раз на Сент-Китсе.
"Well, well; yours is quite yellow enough for us.	- Ну, ладно, ладно! По нашим понятиям, и у вас физиономия достаточно желтая.
Isn't it, Emmy?" Mrs. Sedley said: at which speech Miss Amelia only made a smile and a blush; and looking at Mr. George Osborne's pale interesting countenance, and those beautiful black, curling, shining whiskers, which the young gentleman himself regarded with no ordinary complacency, she thought in her little heart that in His Majesty's army, or in the wide world, there never was such a face or such a hero.	Не правда ли, Эмми? - сказала миссис Седли. При этих словах мисс Эмилия только улыбнулась и покраснела. Взглянув на бледное интересное лицо мистера Джорджа Осборна, на его прекрасные черные вьющиеся выхоленные бакенбарды, на которые молодой джентльмен и сам взирал с немалым удовлетворением, она в простоте своего сердечка подумала, что ни в армии его величества, ни во всем широком мире нет и не было другого такого героя и красавца.
"I don't care about Captain Dobbin's complexion," she said, "or about his awkwardness.	- Мне нет дела до цвета лица капитана Доббина, -сказала она, - или до его неуклюжести.
I shall always like him, I know," her little reason being, that he was the friend and champion of George.	Знаю одно - мне он всегда будет нравиться! -Несложный смысл этого заявления заключался в том, что Доббин был другом и защитником Джорджа.
"There's not a finer fellow in the service," Osborne said, "nor a better officer, though he is not an Adonis, certainly."	- Я не знаю среди сослуживцев лучшего товарища и офицера, - сказал Осборн, - хотя, конечно, на Адониса он не похож!
And he looked towards the glass himself with much naivete; and in so doing, caught Miss Sharp's eye fixed keenly upon him, at which he blushed a little, and Rebecca thought in her heart,	- И он простодушно взглянул на себя в зеркало, по перехватил устремленный на него взгляд мисс Шарп. Это заставило его слегка покраснеть, а Ребекка подумала:
"Ah, mon beau Monsieur! I think I have YOUR gauge"--the little artful minx!	"Ah, mon beau monsieur! {А, мой красавчик! (франц.).} Кажется, я теперь знаю вам цену!" Этакая дерзкая плутовка!
That evening, when Amelia came tripping into the drawing-room in a white muslin frock, prepared for conquest at Vauxhall, singing like a lark, and as fresh as a rose--a very tall ungainly gentleman, with large hands and feet, and large ears, set off by a closely cropped head of black hair, and in the hideous military frogged coat and cocked hat of those times, advanced to meet her, and made her one of the clumsiest bows that was ever performed by a mortal.	Вечером, когда Эмилия вбежала в гостиную в белом кисейном платьице, предназначенном для побед в Воксхолле, свежая, как роза, и распевая, как жаворонок, навстречу ей поднялся очень высокий, нескладно скроенный джентльмен, большерукий и большеногий, с большими оттопыренными ушами на коротко остриженной черноволосой голове, в безобразной венгерке со шнурами и с треуголкой, как полагалось в те времена, и отвесил девушке самый неуклюжий поклон, какой когда-либо отвешивал смертный.
This was no other than Captain William Dobbin, of His Majesty's Regiment of Foot, returned from yellow fever, in the West Indies, to which the fortune of the service had ordered his regiment, whilst so many of his gallant comrades were reaping glory in the Peninsula.	Это был не кто иной, как капитан Уильям Доббин, *** пехотного полка его величества, вернувшийся по выздоровлении от желтой лихорадки из Вест-Индии, куда служебная фортуна занесла его полк, между тем как столь многие его храбрые товарищи пожинали военные лавры на Пиренейском полуострове.

He had arrived with a knock so very timid and quiet that it was inaudible to the ladies upstairs: otherwise, you may be sure Miss Amelia would never have been so bold as to come singing into the room.	Приехав к Седли, он постучался так робко и тихо, что дамы, бывшие наверху, ничего не слышали. Иначе, можете быть уверены, мисс Эмилия никогда не осмелилась бы влететь в комнату распевая.
As it was, the sweet fresh little voice went right into the Captain's heart, and nestled there.	Во всяком случае, звонкий и свежий ее голосок прямехонько проник в капитанское сердце и свил себе там гнездышко.
When she held out her hand for him to shake, before he enveloped it in his own, he paused, and thought--"Well, is it possible--are you the little maid I remember in the pink frock, such a short time ago--the night I upset the punch-bowl, just after I was gazetted?	Когда Эмилия протянула Доббину ручку для пожатия, он так долго собирался с мыслями, прежде чем заключить ее в свою, что успел подумать: "Возможно ли! Вы та маленькая девочка, которую я помню в розовом платьице, так еще недавно - в тот вечер, когда я опрокинул чашу с пуншем, как раз после приказа о моем назначении?
Are you the little girl that George Osborne said should marry him?	Вы та маленькая девочка, о которой Джордж Осборн говорил как о своей невесте?
What a blooming young creature you seem, and what a prize the rogue has got!"	Какой же вы стали цветущей красавицей, и что за сокровище получил этот шалопай!"
All this he thought, before he took Amelia's hand into his own, and as he let his cocked hat fall.	Все это пронеслось у него в голове, прежде чем он успел взять ручку Эмилии и уронить треуголку.
His history since he left school, until the very moment when we have the pleasure of meeting him again, although not fully narrated, has yet, I think, been indicated sufficiently for an ingenious reader by the conversation in the last page.	История капитана Доббина, с тех пор как он оставил школу, вплоть до момента, когда мы имеем удовольствие встретиться с ним вновь, хотя и не была рассказана во всех подробностях, но все же, думается, достаточно обозначилась для догадливого читателя из разговоров на предыдущих страницах.
Dobbin, the despised grocer, was Alderman Dobbin--Alderman Dobbin was Colonel of the City Light Horse, then burning with military ardour to resist the French Invasion.	Доббин, презренный бакалейщик, стал олдерменом Доббином, а олдермен Доббин стал полковником легкой кавалерии Сити, в те дни пылавшего воинственным азартом в своем стремлении отразить французское нашествие.
Colonel Dobbin's corps, in which old Mr. Osborne himself was but an indifferent corporal, had been reviewed by the Sovereign and the Duke of York; and the colonel and alderman had been knighted.	Корпус полковника Доббина, в котором старый мистер Осборн был только незаметным капралом, удостоился смотра, произведенного монархом и герцогом Йоркским. Полковник и олдермен был возведен в дворянское достоинство.
His son had entered the army: and young Osborne followed presently in the same regiment.	Сын его вступил в армию, а вскоре в тот же полк был зачислен и молодой Осборн.
They had served in the West Indies and in Canada.	Они служили в Вест-Индии и в Канаде.
Their regiment had just come home, and the attachment of Dobbin to George Osborne was as warm and generous now as it had been when the two were schoolboys.	Их полк только что вернулся домой; привязанность Доббипа к Джорджу Осборну оставалась и теперь такой же горячей и беззаветной, как в то время, когда оба они были школьниками.

So these worthy people sat down to dinner presently.	И вот все эти достойные люди уселись за обеденный стол.
They talked about war and glory, and Boney and Lord Wellington, and the last Gazette.	Разговор шел о войне и о славе, о Бони, о лорде Веллингтоне и о последних новостях в "Газете".
In those famous days every gazette had a victory in it, and the two gallant young men longed to see their own names in the glorious list, and cursed their unlucky fate to belong to a regiment which had been away from the chances of honour.	В те славные дни каждый ее номер приносил известие о какой-нибудь победе; оба храбреца жаждали видеть и свои имена в списках славных и проклинали свой злосчастный жребий, обрекший их на службу в полку, который не имел случая отличиться.
Miss Sharp kindled with this exciting talk, but Miss Sedley trembled and grew quite faint as she heard it.	Мисс Шарп воспламенилась от таких увлекательных разговоров, но мисс Седли, слушая их, дрожала и вся слабела от страха.
Mr. Jos told several of his tiger-hunting stories, finished the one about Miss Cutler and Lance the surgeon; helped Rebecca to everything on the table, and himself gobbled and drank a great deal.	Мистер Джоз припомнил несколько случаев, происшедших во время охоты на тигров, и на сей раз довел до конца свой рассказ о мисс Катлер и военном враче Лансе.
He sprang to open the door for the ladies, when they retired, with the most killing grace--and coming back to the table, filled himself bumper after bumper of claret, which he swallowed with nervous rapidity.	Он усердно потчевал Ребекку всем, что было на столе, да и сам жадно ел и много пил. С убийственной грацией бросился он отворять двери перед дамами, когда те покидали столовую, а вернувшись к столу, начал наливать себе бокал за бокалом красного вина, поглощая его с лихорадочной быстротой.
"He's priming himself," Osborne whispered to Dobbin, and at length the hour and the carriage arrived for Vauxhall.	- Здорово закладывает! - шепнул Осборн Доббину, и наконец настал час, и была подана карета для поездки в Воксхолл.
CHAPTER VI	ГЛАВА VI
Vauxhall	Воксхолл
I know that the tune I am piping is a very mild one (although there are some terrific chapters coming presently), and must beg the good-natured reader to remember that we are only discoursing at present about a stockbroker's family in Russell Square, who are taking walks, or luncheon, or dinner, or talking and making love as people do in common life, and without a single passionate and wonderful incident to mark the progress of their loves.	Я знаю, что наигрываю самый простенький мотив (хотя вскоре последует и несколько глав потрясающего содержания), по должен напомнить благосклонному читателю, что мы сейчас ведем речь только о семействе биржевого маклера на Рассел-сквер; члены этого семейства гуляют, завтракают, обедают, разговаривают, любят, как это бывает в обыкновенной жизни, и никакие бурные или необычайные события не нарушают мирного течения их любви.
The argument stands thus--Osborne, in love with Amelia, has asked an old friend to dinner and to Vauxhall--Jos Sedley is in love with Rebecca.	Положение дел таково: Осборн, влюбленный в Эмилию, пригласил старого приятеля пообедать и потом прокатиться в Воксхолл. Джоз Седли влюблен в Ребекку.
Will he marry her?	Женится ли он на ней?
That is the great subject now in hand.	Вот главная тема, занимающая нас сейчас.
We might have treated this subject in the genteel, or in the romantic, or in the facetious manner.	Мы могли бы разработать эту тему в элегантном, в романтическом или бурлескном стиле.

Suppose we had laid the scene in Grosvenor Square, with the very same adventures--would not some people have listened?

Предположим, мы, при тех же самых положениях, перенесли бы место действия на Гровнер-сквер.

Suppose we had shown how Lord Joseph Sedley fell in love, and the Marquis of Osborne became attached to Lady Amelia, with the full consent of the Duke, her noble father: or instead of the supremely genteel, suppose we had resorted to the entirely low, and described what was going on in Mr. Sedley's kitchen--how black Sambo was in love with the cook (as indeed he was), and how he fought a battle with the coachman in her behalf; how the knife-boy was caught stealing a cold shoulder of mutton, and Miss Sedley's new femme de chambre refused to go to bed without a wax candle; such incidents might be made to provoke much delightful laughter, and be supposed to represent scenes of "life."

Разве для некоторой части публики это не было бы интересно? Предположим, мы показали бы, как влюбился лорд Джозеф Седли, а маркиз Осборн воспылал нежными чувствами к леди Эмилии - с полного согласия герцога, ее благородного отца. Или вместо высшей знати мы обратились бы, скажем, к самым низшим слоям общества и стали бы описывать, что происходит на кухне мистера Седли: как черномазый Самбо влюбился в кухарку (а так оно и было на самом деле) и как он из-за нее подрался с кучером; как поваренка изобличили в краже холодной бараньей лопатки, а новая femme de chambre {Горничная (франц.).} мисс Седли отказывалась идти спать, если ей не дадут восковой свечи. Такие сценки могли бы вызвать немало оживления и смеха, и их, пожалуй, сочли бы изображением настоящей жизни.

Or if, on the contrary, we had taken a fancy for the terrible, and made the lover of the new femme de chambre a professional burglar, who bursts into the house with his band, slaughters black Sambo at the feet of his master, and carries off Amelia in her night-dress, not to be let loose again till the third volume, we should easily have constructed a tale of thrilling interest, through the fiery chapters of which the reader should hurry, panting.

Или, наоборот, если бы нам пришла фантазия изобразить что-нибудь ужасное, превратить любовника femme de chambre в профессионального взломщика, который врывается со своей шайкой в дом, умерщвляет черномазого Самбо у ног его хозяина и похищает Эмилию в одной ночной рубашке, с тем чтобы продержать ее в неволе до третьего тома, -мы легко могли бы сочинить повесть, полную захватывающего интереса, и читатель замирал бы от ужаса, пробегая с жадностью ее пламенные страницы. Вообразите себе, например, главу под названием: Ночное

нападение "Ночь была темная, бурная, тучи черные-черные, как чернила. Буйный ветер срывал колпаки с дымовых труб и сбивал с крыш черепицу, нося и крутя ее по пустынным улицам. Ни одна душа не решалась вступить в единоборство с этой бурей; караульные ежились в своих будках, но и там их настигал неугомонный, назойливый дождь, и там их убивали молнии, с грохотом низвергавшиеся с неба, - одного застигло как раз насупротив

Воспитательного дома. Обгорелая шинель, разбитый фонарь, жезл, разлетевшийся на куски от удара, - вот и все, что осталось от дородного Билла Стедфаста. На

Саутгемптон-роу порывом ветра сорвало с козел извозчика и умчало - куда? Увы! ветер не доносит к нам вестей о своих жертвах, и лишь чей-то прощальный вопль прозвенел вдалеке. Ужасная ночь! Темно, как в могиле. Ни месяца

- какое там! - ни месяца, ни звезд. Ни единой

робкой, дрожащей звездочки. Одна выглянула было, едва стемнело, померцала среди

непроглядной тьмы, но тут же в испуге спряталась снова. - Раз, два, три! - Это условный знак Черной Маски. - Мофи, - произнес голос на лестнице, - ты что там копаешься? Давай сюда инструмент. Мне это раз плюнуть. - Ну-ну, мели мелево, - сказал Черная Маска, сопровождая свои слова страшным проклятием. - Сюда, ребята! Заряжай пистоли. Если кто заорет, ножи вон и выпускай кишки. Ты загляни в чулан, Блаузер! Ты, Марк, займись сундуком старика! А я, - добавил он тихим, но еще более страшным голосом, - займусь Эмилией. Настала мертвая тишина. - Что это? - спросил Черпая Маска. -Никак, выстрел?" А то предположим, что мы избрали элегантный стиль. "Маркиз Осборн только что отправил своего petit tigre {Маленького пажа (франц.).} с любовной записочкой к леди Эмилии. Прелестное создание приняло ее из рук своей femme de chambre mademoiselle Анастази. Милый маркиз! Какая предупредительность! Его светлость прислал в своей записке долгожданное приглашение на бал

	в Девоншир-Хаус. - Кто эта адски красивая девушка? - воскликнул весельчак принц Дж-дж К-мбр-джский в тот вечер в роскошном особняке на Пикадилли (он только что приехал из оперы). - Дорогой мой Седли, ради всех купидонов, представьте меня ей! - Монсеньер, ее зовут Седли, - сказал лорд Джозеф с важным поклоном. - Vous avez alors un bien beau nom! {- Вы носите громкое имя! (франц.).} - сказал молодой принц, с разочарованным видом поворачиваясь на каблуках и наступая на ногу старому джентльмену, стоявшему позади и не сводившему восхищенных глаз с красавицы леди Эмилии. - Trente mille tonnerres! {Тридцать тысяч проклятий! (франц.).} - завопила жертва, скорчившись от agonie du moment {Мгновенной боли (франц.).}. - Прошу тысячу извинений у вашей милости, - произнес молодой etourdi {Повеса (франц.).}, краснея и низко склоняя голову в густых белокурых локонах. (Он наступил на любимую мозоль величайшему полководцу своего времени.) -Девоншир! - воскликнул принц, обращаясь к высокому, добродушному вельможе, черты которого обнаруживали в нем кровь Кэвендишей. - На два слова! Вы не изменили решения расстаться с вашим брильянтовым ожерельем? - Я уже продал его за двести пятьдесят тысяч фунтов князю Эстергази. - Und das war gar nicht teuer, potztausend! {Совсем не дорого, черт возьми! (нем.).} - воскликнул вельможный венгерец" - и т. д., и т. д. Таким образом, вы видите, милостивые государыни, как можно было бы написать наш роман, если бы автор этого пожелал; потому что, говоря по правде, он так же знаком с нравами Ньюгетской тюрьмы, как и с дворцами пашей почтенной аристократии, ибо наблюдал и то и другое только снаружи. Но так как я не знаю ни языка и обычая воровских кварталов, ни того разноязычного говора, который, по свидетельству сведущих романистов, звучит в салонах, то нам приходится, с вашего позволения, скромно придерживаться середины, выбирая те сцены и те персонажи, с которыми мы лучше всего знакомы.
But my readers must hope for no such romance, only a homely story, and must be content with a chapter about Vauxhall, which is so short that it scarce deserves to be called a chapter at all.	Словом, если бы не вышеприведенное маленькое отступление, эта глава о Воксхолле была бы такой короткой, что она не заслужила бы даже названия главы.
And yet it is a chapter, and a very important one too.	И все же это отдельная глава, и притом очень важная.

Are not there little chapters in everybody's life, that seem to be nothing, and yet affect all the rest of the history?	Разве в жизни всякого из нас не встречаются коротенькие главы, кажущиеся сущим пустяком, но воздействующие на весь дальнейший ход событий?
Let us then step into the coach with the Russell Square party, and be off to the Gardens.	Сядем поэтому в карету вместе с компанией с Рассел-сквер и поедем в сады Воксхолла.
There is barely room between Jos and Miss Sharp, who are on the front seat.	Мы едва найдем себе местечко между Джозом и мисс Шарп, которые сидят на переднем сиденье.
Mr. Osborne sitting bodkin opposite, between Captain Dobbin and Amelia.	Напротив жмутся капитан Доббин и Эмилия, а между ними втиснулся мистер Осборн.
Every soul in the coach agreed that on that night Jos would propose to make Rebecca Sharp Mrs. Sedley.	Сидевшие в карете все до единого были убеждены, что в этот вечер Джоз предложит Ребекке Шарп стать миссис Седли.
The parents at home had acquiesced in the arrangement, though, between ourselves, old Mr. Sedley had a feeling very much akin to contempt for his son.	Родители, оставшись дома, ничего против этого не имели. Между нами будь сказано, у старого мистера Седли было к сыну чувство, весьма близкое к презрению.
He said he was vain, selfish, lazy, and effeminate. He could not endure his airs as a man of fashion, and laughed heartily at his pompous braggadocio stories.	Он считал его тщеславным эгоистом, неженкой и лентяем, терпеть не мог его модных замашек и откровенно смеялся над его рассказами, полными самого нелепого хвастовства.
"I shall leave the fellow half my property," he said; "and he will have, besides, plenty of his own; but as I am perfectly sure that if you, and I, and his sister were to die to-morrow, he would say	- Я оставлю этому молодцу половину моего состояния, - говорил он, - да и, помимо этого, у него будет достаточно своего дохода. Но я вполне уверен, что, если бы мне, тебе и его сестре грозило завтра умереть с голоду, он только сказал бы:
'Good Gad!' and eat his dinner just as well as usual, I am not going to make myself anxious about him.	"Вот так штука!" - и сел бы обедать как ни в чем не бывало. А потому я не намерен тревожиться о его судьбе.
Let him marry whom he likes.	Пускай себе женится на ком хочет.
It's no affair of mine."	Не мое это дело.
Amelia, on the other hand, as became a young woman of her prudence and temperament, was quite enthusiastic for the match.	С другой стороны, Эмилия, девица столь же благоразумная, сколь и восторженная, страстно мечтала об этом браке.
Once or twice Jos had been on the point of saying something very important to her, to which she was most willing to lend an ear, but the fat fellow could not be brought to unbosom himself of his great secret, and very much to his sister's disappointment he only rid himself of a large sigh and turned away.	Раз или два Джоз порывался сообщить ей нечто весьма важное, что она очень рада была бы выслушать, но толстяка никак нельзя было заставить раскрыть душу и выдать свой секрет, и, к величайшему разочарованию сестры, он только испускал глубокий вздох и отходил прочь.
This mystery served to keep Amelia's gentle bosom in a perpetual flutter of excitement.	Тайна эта заставляла трепетать нежное сердечко Эмилии.

If she did not speak with Rebecca on the tender subject, she compensated herself with long and intimate conversations with Mrs. Blenkinsop, the housekeeper, who dropped some hints to the lady's-maid, who may have cursorily mentioned the matter to the cook, who carried the news, I have no doubt, to all the tradesmen, so that Mr. Jos's marriage was now talked of by a very considerable number of persons in the Russell Square world.	И если она не заговаривала на столь щекотливую тему с самой Ребеккой, то вознаграждала себя долгими задушевными беседами с Бленкинсоп, экономкой, которая кое-что намеками передала старшей горничной, которая, возможно, проболталась невзначай кухарке, а уж та, будьте уверены, разнесла эту новость по всем окрестным лавочкам, так что о женитьбе мистера Джоза теперь судили и рядили во всем околотке.
It was, of course, Mrs. Sedley's opinion that her son would demean himself by a marriage with an artist's daughter.	Миссис Седли, конечно, держалась того мнения, что ее сын роняет себя браком с дочерью художника.
"But, lor', Ma'am," ejaculated Mrs. Blenkinsop, "we was only grocers when we married Mr. S., who was a stock-broker's clerk, and we hadn't five hundred pounds among us, and we're rich enough now."	"Бог с вами, сударыня! - с жаром возражала миссис Бленкинсоп. - А разве сами мы не были только бакалейщиками, когда выходили замуж за мистера Седли? Да и он ведь в ту пору служил у маклера простым писцом! У нас и всех-то капиталов было не больше пятисот фунтов, а вот ведь как разбогатели!"
And Amelia was entirely of this opinion, to which, gradually, the good-natured Mrs. Sedley was brought.	То же самое твердила и Эмилия, и добродушная миссис Седли постепенно дала себя уговорить.
Mr. Sedley was neutral.	Мистер Седли ни во что не желал вмешиваться.
"Let Jos marry whom he likes," he said; "it's no affair of mine.	"Пусть Джоз женится на ком хочет, - говорил он, - не мое это дело.
This girl has no fortune; no more had Mrs. Sedley.	У девочки нет ничего за душой, а много ли я взял за миссис Седли?
She seems good-humoured and clever, and will keep him in order, perhaps.	Она, кажется, веселого нрава и умна и, быть может, приберет его к рукам.
Better she, my dear, than a black Mrs. Sedley, and a dozen of mahogany grandchildren."	Лучше она, дорогая моя, чем какая-нибудь черномазая миссис Седли, а со временем дюжина бронзовых внучат".
So that everything seemed to smile upon Rebecca's fortunes.	Счастье, по-видимому, улыбалось Ребекке.
She took Jos's arm, as a matter of course, on going to dinner; she had sate by him on the box of his open carriage (a most tremendous "buck" he was, as he sat there, serene, in state, driving his greys), and though nobody said a word on the subject of the marriage, everybody seemed to understand it.	Когда шли к столу, она брала Джоза под руку, словно это было в порядке вещей; она усаживалась рядом с ним на козлах его коляски (Джоз и в самом деле был совершенный денди, когда, восседая на козлах, невозмутимо и величаво правил своими серыми), и, хотя никто еще и слова не произнес насчет брака, все, казалось, понимали, в чем тут дело.
All she wanted was the proposal, and ah! how Rebecca now felt the want of a mother!--a dear, tender mother, who would have managed the business in ten minutes, and, in the course of a little delicate confidential conversation, would have extracted the interesting avowal from the bashful lips of the young man!	Она жаждала только одного - предложения, и, ах, как ощущала теперь Ребекка отсутствие маменьки - милой нежной маменьки, которая обстряпала бы дельце в десять минут и в коротеньком деликатном разговоре с глазу на глаз исторгла бы важное признание из робких уст молодого человека!

Such was the state of affairs as the carriage crossed Westminster bridge.	Таково было положение вещей, когда карета проезжала по Вестминстерскому мосту.
The party was landed at the Royal Gardens in due time.	Но вот общество высадилось у Королевских садов.
As the majestic Jos stepped out of the creaking vehicle the crowd gave a cheer for the fat gentleman, who blushed and looked very big and mighty, as he walked away with Rebecca under his arm.	Когда величественный Джоз вылезал из закряхтевшего под ним экипажа, толпа устроила толстяку шумную овацию, и надо сказать, что смущенный и красный Джоз имел весьма солидный и внушительный вид, шагая под руку с Ребеккой.
George, of course, took charge of Amelia.	Конечно, Джордж принял на себя заботы об Эмилии.
She looked as happy as a rose-tree in sunshine.	Та вся сияла от счастья, как розовый куст под лучами солнца.
"I say, Dobbin," says George, "just look to the shawls and things, there's a good fellow."	- Слушай, Доббин, будь другом, - сказал Джордж,- присмотри за шалями и прочим!
And so while he paired off with Miss Sedley, and Jos squeezed through the gate into the gardens with Rebecca at his side, honest Dobbin contented himself by giving an arm to the shawls, and by paying at the door for the whole party.	И вот, пока он в паре с мисс Седли двинулся вперед, а Джоз вместе с Ребеккой протискивался в калитку, ведущую в сад, честный Доббин удовольствовался тем, что предложил руку шалям и заплатил за вход всей компании.
He walked very modestly behind them.	Он скромно пошел сзади.
He was not willing to spoil sport.	Ему не хотелось портить им удовольствие.
About Rebecca and Jos he did not care a fig. But he thought Amelia worthy even of the brilliant George Osborne, and as he saw that good-looking couple threading the walks to the girl's delight and wonder, he watched her artless happiness with a sort of fatherly pleasure.	Ребекка и Джоз его ни капельки не интересовали, но Эмилию он считал достойной даже блестящего Джорджа Осборна, и, любуясь на эту чудесную парочку, гулявшую по аллеям, и радуясь оживлению и восторгу молодой девушки, он отечески наблюдал за ее безыскусственным счастьем.
Perhaps he felt that he would have liked to have something on his own arm besides a shawl (the people laughed at seeing the gawky young officer carrying this female burthen); but William Dobbin was very little addicted to selfish calculation at all; and so long as his friend was enjoying himself, how should he be discontented?	Быть может, он чувствовал, что ему самому было бы приятнее держать в руке еще что-нибудь, кроме шалей? (Публика посмеивалась, глядя на неуклюжего молодого офицера с такой странной пошей.) По нет: Уильям Доббин был мало склонен к себялюбивым размышлениям.

And the truth is, that of all the delights of the Gardens; of the hundred thousand extra lamps, which were always lighted; the fiddlers in cocked hats, who played ravishing melodies under the gilded cockle-shell in the midst of the gardens; the singers, both of comic and sentimental ballads, who charmed the ears there; the country dances, formed by bouncing cockneys and cockneyesses, and executed amidst jumping, thumping and laughter; the signal which announced that Madame Saqui was about to mount skyward on a slack-rope ascending to the stars; the hermit that always sat in the illuminated hermitage; the dark walks, so favourable to the interviews of young lovers; the pots of stout handed about by the people in the shabby old liveries; and the twinkling boxes, in which the happy feasters made-believe to eat slices of almost invisible ham--of all these things, and of the gentle Simpson, that kind smiling idiot, who, I daresay, presided even then over the place--Captain William Dobbin did not take the slightest notice.	И поскольку его друг наслаждался, мог ли он быть недоволен? Хотя, по правде сказать, ни одна из многочисленных приманок Воксхолла -ни сто тысяч "добавочных" лампионов, горевших, однако, ежевечерне; ни музыканты в треуголках, наигрывающие восхитительные мелодии под золоченой раковиной в центре сада; ни исполнители комических и сентиментальных песенок, до которых так охоча публика; ни сельские танцы, отплясываемые ретивыми горожанами обоего пола под притопывание, выклики и хохот толпы; ни сигнал, извещающий, что madame Саки готова взобраться по канату под самые небеса; ни отшельник, запертый в своей ярко освещенной келье; ни темные аллеи, столь удобные для свиданий молодых влюбленных; ни кружки крепкого портера, которые не уставали разносить официанты в старых поношенных ливреях; ни залитые огнями беседки, где веселые собутыльники делали вид, будто насыщаются почти невидимыми ломтиками ветчины, - ни все это, ни даже милейший, неизменно приветливый, неизменно улыбающийся своей дурацкой улыбкой Симпсон, который, помнится, как раз в ту пору управлял этим местом, ничуть не занимали капитана Уильяма Доббина.
He carried about Amelia's white cashmere shawl, and having attended under the gilt cockle-shell, while Mrs. Salmon performed the Battle of Borodino (a savage cantata against the Corsican upstart, who had lately met with his Russian reverses)--Mr. Dobbin tried to hum it as he walked away, and found he was humming--the tune which Amelia Sedley sang on the stairs, as she came down to dinner.	Он таскал с собой белую кашемировую шаль Эмилии и, постояв и послушав у золоченой раковины, где миссис Сэмон исполняла "Бородинскую битву" (воинственную кантату против выскочки-корсиканца, который незадолго перед тем хлебнул горя в России), попробовал было, двинувшись дальше, промурлыкать ее про себя и вдруг обнаружил, что напевает тот самый мотив, который пела Эмилия, спускаясь к обеду.
He burst out laughing at himself; for the truth is, he could sing no better than an owl.	Доббин расхохотался над самим собой, потому что пел он, говоря по совести, не лучше филина.
It is to be understood, as a matter of course, that our young people, being in parties of two and two, made the most solemn promises to keep together during the evening, and separated in ten minutes afterwards.	Само собою разумеется, что наши молодые люди, разбившись на парочки, дали друг другу самое торжественное обещание не разлучаться весь вечер - и уже через десять минут разбрелись в разные стороны.
Parties at Vauxhall always did separate, but 'twas only to meet again at supper-time, when they could talk of their mutual adventures in the interval.	Так всегда делают компании, посещающие Воксхолл, но лишь для того, чтобы потом сойтись к ужину, когда можно поболтать о приключениях, пережитых за это время.
What were the adventures of Mr. Osborne and Miss Amelia?	Какие же приключения достались в удел мистеру Осборну и мисс Эмилии?
That is a secret.	Это тайна.

But be sure of this--they were perfectly happy, and correct in their behaviour; and as they had been in the habit of being together any time these fifteen years, their tete-a-tete offered no particular novelty.	Но можете быть уверены в одном: оба были совершенно счастливы, и поведение их было безупречно. А так как они привыкли за эти пятнадцать лет бывать вместе, то такой tete-a-tete не представлял для них ничего нового.
But when Miss Rebecca Sharp and her stout companion lost themselves in a solitary walk, in which there were not above five score more of couples similarly straying, they both felt that the situation was extremely tender and critical, and now or never was the moment Miss Sharp thought, to provoke that declaration which was trembling on the timid lips of Mr. Sedley.	Но когда мисс Ребекка Шарп и ее тучный кавалер затерялись в глубине пустынной аллеи, где блуждало не больше сотни таких же парочек, искавших уединения, то оба почувствовали, что положение стало до крайности щекотливым и критическим. Теперь или никогда, говорила себе мисс Шарп, настал момент исторгнуть признание, трепетавшее на робких устах мистера Седли.
They had previously been to the panorama of Moscow, where a rude fellow, treading on Miss Sharp's foot, caused her to fall back with a little shriek into the arms of Mr. Sedley, and this little incident increased the tenderness and confidence of that gentleman to such a degree, that he told her several of his favourite Indian stories over again for, at least, the sixth time.	До этого они посетили панораму Москвы, и тут какой-то невежа, наступив на ножку мисс Шарп, заставил ее откинуться с легким вскриком прямо в объятия мистера Седли, причем это маленькое происшествие в такой степени усилило нежность и доверчивость нашего джентльмена, что он снова поведал Ребекке, по меньшей мере в десятый раз, несколько своих излюбленных индийских историй.
"How I should like to see India!" said Rebecca.	- Как бы мне хотелось повидать Индию! -воскликнула Ребекка.
"SHOULD you?" said Joseph, with a most killing tenderness; and was no doubt about to follow up this artful interrogatory by a question still more tender (for he puffed and panted a great deal, and Rebecca's hand, which was placed near his heart, could count the feverish pulsations of that organ), when, oh, provoking! the bell rang for the fireworks, and, a great scuffling and running taking place, these interesting lovers were obliged to follow in the stream of people.	- В самом деле? - вопросил Джозеф с убийственной нежностью и, несомненно, собирался дополнить этот многозначительный вопрос еще одним, более многозначительным (он уже начал пыхтеть и отдуваться, и ручка Ребекки, находившаяся у его сердца, ощутила лихорадочную пульсацию этого органа), но вдруг - какая досада! - раздался звонок, возвещавший о начале фейерверка, началась толкотня и суматоха, и наши интересные влюбленные были невольно подхвачены стремительным людским потоком.
Captain Dobbin had some thoughts of joining the party at supper: as, in truth, he found the Vauxhall amusements not particularly lively--but he paraded twice before the box where the now united couples were met, and nobody took any notice of him.	Капитан Доббин подумывал было присоединиться к компании за ужином: он, честно говоря, находил развлечения Воксхолла не слишком занимательными. Дважды прошелся он мимо беседки, где обосновались обе соединившиеся теперь пары, но никто не обратил на него никакого внимания.
Covers were laid for four.	Стол был накрыт на четверых.
The mated pairs were prattling away quite happily, and Dobbin knew he was as clean forgotten as if he had never existed in this world.	Влюбленные парочки весело болтали между собою, и Доббин понял, что он так основательно забыт, как будто его никогда и не было на свете.
"I should only be de trop," said the Captain, looking at them rather wistfully.	"Я буду тут только de trop {Лишний (франц.).}, -подумал капитан, глядя на них с унынием.

"I'd best go and talk to the hermit," --and so he strolled off out of the hum of men, and noise, and clatter of the banquet, into the dark walk, at the end of which lived that well-known pasteboard Solitary.	- Пойду лучше побеседую с отшельником". И с этими мыслями он побрел прочь от гудевшей толпы, от шума и гама веселого пира в темную аллею, в конце которой обретался пресловутый затворник из папье-маше.
It wasn't very good fun for Dobbin--and, indeed, to be alone at Vauxhall, I have found, from my own experience, to be one of the most dismal sports ever entered into by a bachelor.	Особенного развлечения это Доббину не сулило, - да и вообще мыкаться в полном одиночестве по Воксхоллу, как я убедился на собственном опыте, одно из очень небольших удовольствий, выпадающих на долю холостяка.
The two couples were perfectly happy then in their box: where the most delightful and intimate conversation took place.	Тем временем обе парочки благодушествовали в своей беседке, ведя приятный дружеский разговор.
Jos was in his glory, ordering about the waiters with great majesty.	Джоз был в ударе и величественно помыкал лакеями.
He made the salad; and uncorked the Champagne; and carved the chickens; and ate and drank the greater part of the refreshments on the tables.	Он сам заправил салат, откупорил шампанское, разрезал цыплят и съел и выпил большую часть всего поданного на стол.
Finally, he insisted upon having a bowl of rack punch; everybody had rack punch at Vauxhall.	Под конец он стал уговаривать всех распить чашу аракового пунша: все, кто бывает в Воксхолле, заказывают араковый пунш.
"Waiter, rack punch."	- Человек! Аракового пунша!
That bowl of rack punch was the cause of all this history.	Араковый пунш и положил начало всей этой истории.
And why not a bowl of rack punch as well as any other cause?	А чем, собственно, чаша аракового пунша хуже всякой другой причины?
Was not a bowl of prussic acid the cause of Fair Rosamond's retiring from the world?	Разве не чаша синильной кислоты послужила причиной того, что прекрасная Розамонда покинула этот мир?
Was not a bowl of wine the cause of the demise of Alexander the Great, or, at least, does not Dr. Lempriere say so?--so did this bowl of rack punch influence the fates of all the principal characters in this "Novel without a Hero," which we are now relating. It influenced their life, although most of them did not taste a drop of it.	И разве не чаша вина была причиной смерти Александра Великого? По крайней мере, так утверждает доктор Лемприер. Таким же образом чаша пунша повлияла на судьбы главнейших действующих лиц того "романа без героя", который мы сейчас пишем. Она оказала влияние на всю их жизнь, хотя большинство из них не отведало из нее и капли.

The young ladies did not drink it; Osborne did not like it; and the consequence was that Jos, that fat gourmand, drank up the whole contents of the bowl; and the consequence of his drinking up the whole contents of the bowl was a liveliness which at first was astonishing, and then became almost painful; for he talked and laughed so loud as to bring scores of listeners round the box, much to the confusion of the innocent party within it; and, volunteering to sing a song (which he did in that maudlin high key peculiar to gentlemen in an inebriated state), he almost drew away the audience who were gathered round the musicians in the gilt scollop-shell, and received from his hearers a great deal of applause.	Молодые девицы не притронулись к пуншу, Осборну он не понравился, так что все содержимое чаши выпил Джоз, этот толстый гурман. А следствием того, что он выпил все содержимое чаши, явилась некоторая живость, сперва удивившая, всех, по потом ставшая скорее тягостной. Джоз принялся разглагольствовать и хохотать так громко, что перед беседкой собралась толпа зевак, к великому смущению сидевшей там ни в чем не повинной компании. Затем, хотя его об этом не просили, Джоз затянул песню, выводя ее необыкновенно плаксивым фальцетом, который так свойствен джентльменам, находящимся в состоянии подпития, чем привлек к себе почти всю публику, собравшуюся послушать музыкантов в золоченой раковине, и заслужил шумное одобрение слушателей.
"Brayvo, Fat un!" said one;	- Браво, толстяк! - крикнул один.
"Angcore, Daniel Lambert!" said another;	- Бис, Дэниел Ламберт! - отозвался другой.
"What a figure for the tight-rope!" exclaimed another wag, to the inexpressible alarm of the ladies, and the great anger of Mr. Osborne.	- Ему бы по канату бегать при такой комплекции!- добавил какой-то озорник, к невыразимому ужасу девиц и великому негодованию мистера Осборна.
"For Heaven's sake, Jos, let us get up and go," cried that gentleman, and the young women rose.	- Ради бога, Джоз, пойдем отсюда! - воскликнул этот джентльмен; и девицы поднялись с места.
"Stop, my dearest diddle-diddle-darling," shouted Jos, now as bold as a lion, and clasping Miss Rebecca round the waist.	- Стойте, душечка, моя любезная, разлюбезная! -возопил Джоз, теперь смелый, как лев, и обхватил мисс Ребекку за талию.
Rebecca started, but she could not get away her hand.	Ребекка сделала движение, но не могла вырвать руку.
The laughter outside redoubled.	Хохот в саду усилился.
Jos continued to drink, to make love, and to sing; and, winking and waving his glass gracefully to his audience, challenged all or any to come in and take a share of his punch.	Джоз продолжал колобродить - пить, любезничать и распевать. Подмигивая и грациозно помахивая стаканом перед публикой, он приглашал желающих в беседку - выпить с ним по стаканчику пунша.
Mr. Osborne was just on the point of knocking down a gentleman in top-boots, who proposed to take advantage of this invitation, and a commotion seemed to be inevitable, when by the greatest good luck a gentleman of the name of Dobbin, who had been walking about the gardens, stepped up to the box.	Мистер Осборн уже приготовился сбить с ног какого-то субъекта в сапогах с отворотами, который вознамерился воспользоваться этим предложением, и дело грозило кончиться серьезной передрягой, как вдруг, по счастью, джентльмен по фамилии Доббин, прогуливавшийся в одиночестве по саду, показался у беседки.
"Be off, you fools!" said this gentleman--shouldering off a great number of the crowd, who vanished presently before his cocked hat and fierce appearance--and he entered the box in a most agitated state.	- Прочь, болваны! - произнес этот джентльмен, расталкивая плечом толпу, которая тотчас рассеялась, не устояв перед его треуголкой и свирепым видом, после чего он в крайне взволнованном состоянии вошел в беседку.

"Good Heavens!	- Господи боже!
Dobbin, where have you been?" Osborne said, seizing the white cashmere shawl from his friend's arm, and huddling up Amelia in it.--"Make yourself useful, and take charge of Jos here, whilst I take the ladies to the carriage."	Да где же ты пропадал, Доббин? - сказал Осборн, выхватывая у него белую кашемировую шаль и закутывая в нее Эмилию. -Присмотри-ка тут, пожалуйста, за Джозом, пока я усажу дам в экипаж.
Jos was for rising to interfere--but a single push from Osborne's finger sent him puffing back into his seat again, and the lieutenant was enabled to remove the ladies in safety.	Джоз хотел было встать и вмешаться, но достаточно было Осборну толкнуть его одним пальцем, как он снова, пыхтя, повалился на свое место, и молодому офицеру удалось благополучно увести девиц.
Jos kissed his hand to them as they retreated, and hiccupped out	Джоз послал им вслед воздушный поцелуй и захныкал, икая:
"Bless you! Bless you!"	"Господь с вами, господь с вами!"
Then, seizing Captain Dobbin's hand, and weeping in the most pitiful way, he confided to that gentleman the secret of his loves.	Затем, схватив капитана Доббина за руку и горько рыдая, он поведал этому джентльмену тайну своей любви.
He adored that girl who had just gone out; he had broken her heart, he knew he had, by his conduct; he would marry her next morning at St. George's, Hanover Square; he'd knock up the Archbishop of Canterbury at Lambeth: he would, by Jove! and have him in readiness; and, acting on this hint, Captain Dobbin shrewdly induced him to leave the gardens and hasten to Lambeth Palace, and, when once out of the gates, easily conveyed Mr. Jos Sedley into a hackney-coach, which deposited him safely at his lodgings.	Он обожал девушку, которая только что их покинула; своим поведением он разбил ее сердце, он это отлично понимает, но он женится на ней не далее чем завтра, в церкви св. Георгия, что на Ганновер-сквер. Он достучится до архиепископа Кентерберийского в Ламбете -честное слово, достучится! - и поднимет его на ноги. Играя на этой струне, капитан Доббин умненько уговорил его уехать пока что из сада и поспешить в Ламбетский дворец. А когда они очутились за воротами, Доббин без труда довел мистера Джоза Седли до наемной кареты, которая и доставила его в целости и сохранности на квартиру.
George Osborne conducted the girls home in safety: and when the door was closed upon them, and as he walked across Russell Square, laughed so as to astonish the watchman.	Джордж Осборн благополучно проводил девиц домой, и когда дверь за ними захлопнулась и он стал переходить через Рассел-сквер, он вдруг так расхохотался, что привел в изумление ночного сторожа.
Amelia looked very ruefully at her friend, as they went up stairs, and kissed her, and went to bed without any more talking.	Пока девушки поднимались по лестнице, маленькая Эмилия только жалобно посмотрела на подругу, а затем поцеловала ее и отправилась спать, не сказав ни слова.
"He must propose to-morrow," thought Rebecca.	"Он сделает мне предложение завтра, - думала Ребекка.
"He called me his soul's darling, four times; he squeezed my hand in Amelia's presence.	- Он четыре раза назвал меня своей душенькой, он жал мне руку в присутствии Эмилии.
He must propose to-morrow."	Он сделает мне предложение завтра".
And so thought Amelia, too.	Того же мнения была и Эмилия.

And I dare say she thought of the dress she was to wear as bridesmaid, and of the presents which she should make to her nice little sister-in- law, and of a subsequent ceremony in which she herself might play a principal part, &c., and &c., and &c., and &c.	Вероятно, она уже думала о том, какое платье наденет, когда будет подружкой невесты, о подарках своей миленькой невестушке и о той, другой, церемонии, которая последует вскоре за этой и в которой она сама будет играть главную роль, и т. д., и т. и.
Oh, ignorant young creatures!	О неопытные молодые создания!
How little do you know the effect of rack punch!	Как мало вы знаете о действии аракового пунша!
What is the rack in the punch, at night, to the rack in the head of a morning?	Что общего между вечерними напитками и утренними пытками?
To this truth I can vouch as a man; there is no headache in the world like that caused by Vauxhall punch.	Насчет этого могу засвидетельствовать как мужчина: нет на свете такой головной боли, какая бывает от пунша, подаваемого в Воксхолле.
Through the lapse of twenty years, I can remember the consequence of two glasses! Dtwo wine-glasses! Dbut two, upon the honour of a gentleman; and Joseph Sedley, who had a liver complaint, had swallowed at least a quart of the abominable mixture.	Двадцать лет прошло, а я все еще помню последствия от двух стаканов - да что там - от двух рюмок! - только двух, даю вам честное слово джентльмена! А Джозеф Седли, с его-то больной печенью, проглотил по меньшей мере кварту этой отвратительной смеси!
That next morning, which Rebecca thought was to dawn upon her fortune, found Sedley groaning in agonies which the pen refuses to describe.	Следующее утро, которое, по мнению Ребекки, должно было явиться зарей ее счастья, застало Джоза Седли стенающим в муках, не поддающихся никакому описанию.
Soda-water was not invented yet. Small beer--will it be believed!--was the only drink with which unhappy gentlemen soothed the fever of their previous night's potation.	Содовая вода еще не была изобретена, и легкое пиво - можно ли этому поверить? - было единственным напитком, которым несчастные джентльмены успокаивали жар похмелья.
With this mild beverage before him, George Osborne found the ex- Collector of Boggley Wollah groaning on the sofa at his lodgings.	За вкушением этого-то безобидного напитка Джордж Осборн и застал бывшего коллектора Богли-Уолаха охающим на диване в своей квартире.
Dobbin was already in the room, good- naturedly tending his patient of the night before.	Доббин был уже тут и по доброте души ухаживал за своим вчерашним пациентом.
The two officers, looking at the prostrate Bacchanalian, and askance at each other, exchanged the most frightful sympathetic grins. Even Sedley's valet, the most solemn and correct of gentlemen, with the muteness and gravity of an undertaker, could hardly keep his countenance in order, as he looked at his unfortunate master.	При виде простертого перед ними почитателя Бахуса оба офицера переглянулись, и даже лакей Джоза, в высшей степени чинный и корректный джентльмен, молчаливый и важный, как гробовщик, с трудом сохранял серьезность, глядя на своего несчастного господина.
"Mr. Sedley was uncommon wild last night, sir," he whispered in confidence to Osborne, as the latter mounted the stair.	- Мистер Седли очень буйствовали вчера, сэр, -доверительно шепнул он Осборну, поднимаясь с ним по лестнице.
"He wanted to fight the 'ackney-coachman, sir.	- Все хотели поколотить извозчика, сэр.
The Capting was obliged to bring him upstairs in his harms like a babby."	Пришлось капитану втащить их на руках, словно малого ребенка.

A momentary smile flickered over Mr. Brush's features as he spoke; instantly, however, they relapsed into their usual unfathomable calm, as he flung open the drawing-room door, and announced	Мгновенная улыбка пробежала при этом воспоминании по лицу мистера Браша, но тотчас же черты его снова приняли обычное выражение непроницаемого спокойствия, и, распахнув дверь в приемную, он доложил:
"Mr. Hosbin."	- Мистер Осборн!
"How are you, Sedley?" that young wag began, after surveying his victim.	- Как ты себя чувствуешь, Седли? - начал молодой человек, производя беглый осмотр жертвы.
"No bones broke?	- Все кости целы?
There's a hackney-coachman downstairs with a black eye, and a tied-up head, vowing he'll have the law of you."	А там внизу стоит извозчик с фонарем под глазом и повязанной головой и клянется, что притянет тебя к суду.
"What do you mean--law?" Sedley faintly asked.	- То есть как это к суду?.. - спросил Седли слабым голосом.
"For thrashing him last night--didn't he, Dobbin?	- За то, что ты поколотил его вчера, - не правда ли, Доббин?
You hit out, sir, like Molyneux.	Вы боксируете, сэр, что твой Молине.
The watchman says he never saw a fellow go down so straight.	Ночной сторож говорит, что никогда еще не видел такой чистой работы.
Ask Dobbin."	Вот и Доббин тебе скажет.
"You DID have a round with the coachman," Captain Dobbin said, "and showed plenty of fight too."	- Да, у вас была схватка с кучером, - подтвердил капитан Доббин, - и вообще вы были в боевом настроении.
"And that fellow with the white coat at Vauxhall!	- А этот молодец - помнишь, в Воксхолле, в белом сюртуке?
How Jos drove at him!	Как Джоз на него напустился!
How the women screamed!	А дамы как визжали!
By Jove, sir, it did my heart good to see you.	Ей-богу, сэр, сердце радовалось, на вас глядя.
I thought you civilians had no pluck; but I'll never get in your way when you are in your cups, Jos."	Я думал, что у вас, штатских, не хватает пороха, но теперь постараюсь никогда не попадаться тебе на глаза, когда ты под мухой, Джоз!
"I believe I'm very terrible, when I'm roused," ejaculated Jos from the sofa, and made a grimace so dreary and ludicrous, that the Captain's politeness could restrain him no longer, and he and Osborne fired off a ringing volley of laughter.	- Правда, я становлюсь страшен, когда меня выведут из терпения, - изрек Джоз с дивана, состроив такую унылую и смехотворную гримасу, что даже учтивый капитан не мог больше сдерживаться и вместе с Осборном прыснул со смеху.
Osborne pursued his advantage pitilessly.	Осборн безжалостно воспользовался представившимся ему случаем.

He thought Jos a milksop. He had been revolving in his mind the marriage question pending between Jos and Rebecca, and was not over well pleased that a member of a family into which he, George Osborne, of the --th, was going to marry, should make a mesalliance with a little nobody --a little upstart governess.	Он считал Джоза размазней и, мысленно разбирая со всех сторон вопрос о предстоящем браке между ним и Ребеккой, не слишком радовался, что член семьи, с которой он, Джордж Осборн, офицер *** полка, собирался породниться, допустит мезальянс, женившись бог знает на ком - на какой-то гувернанточке!
"You hit, you poor old fellow!" said Osborne.	- Ты потерял терпение? Бедный старикан! -воскликнул Осборн.
"You terrible!	- Ты страшен?
Why, man, you couldn't stand--you made everybody laugh in the Gardens, though you were crying yourself.	Да ты на ногах не мог стоять, над тобой все в саду потешались, хотя сам ты заливался горькими слезами!
You were maudlin, Jos.	Ты распустил нюни, Джоз.
Don't you remember singing a song?"	А помнишь, как ты пел?
"A what?" Jos asked.	- То есть как это пел? - удивился Джоз.
"A sentimental song, and calling Rosa, Rebecca, what's her name, Amelia's little friend--your dearest diddle- diddle-darling?"	- Ну да, чувствительный романс, и все называл эту Розу, Ребекку - или как ее там, подружку Эмилии! - своей душечкой, любезной, разлюбезной.
And this ruthless young fellow, seizing hold of Dobbin's hand, acted over the scene, to the horror of the original performer, and in spite of Dobbin's good-natured entreaties to him to have mercy.	И безжалостный молодой человек, схватив Доббина за руку, стал представлять всю сцену в лицах, к ужасу ее первоначального исполнителя и невзирая на добродушные просьбы Доббина помилосердствовать.
"Why should I spare him?" Osborne said to his friend's remonstrances, when they quitted the invalid, leaving him under the hands of Doctor Gollop.	- Зачем мне его щадить? - ответил Осборн на упреки своего друга, когда они простились с бедным страдальцем, оставив его на попечении доктора Голлопа.
"What the deuce right has he to give himself his patronizing airs, and make fools of us at Vauxhall?	- А по какому, черт возьми, праву он принял на себя покровительственный тон и выставил нас на всеобщее посмешище в Воксхолле?
Who's this little schoolgirl that is ogling and making love to him?	Кто эта девчонка-школьница, которая строит ему глазки и любезничает с ним?
Hang it, the family's low enough already, without HER.	К черту! Семейка уже и без того неважная!
A governess is all very well, but I'd rather have a lady for my sister-in-law.	Гувернантка - дело почтенное, но я бы предпочел, чтобы моя невестка была настоящая леди.
I'm a liberal man; but I've proper pride, and know my own station: let her know hers.	Я человек широких взглядов, но у меня есть гордость, и я знаю свое место, - пусть и она знает свое!
And I'll take down that great hectoring Nabob, and prevent him from being made a greater fool than he is.	Я собью спесь с этого хвастливого набоба и помешаю ему сделаться еще большим дураком, чем он есть на самом деле.

That's why I told him to look out, lest she brought an action against him."	Вот почему я посоветовал ему держать ухо востро, пока он окончательно не угодил ей в лапы!
"I suppose you know best," Dobbin said, though rather dubiously.	- Что же, тебе видней, - сказал Доббин с некоторым, впрочем, сомнением.
"You always were a Tory, and your family's one of the oldest in England.	- Ты всегда был заядлый тори, и семья твоя одна из старейших в Англии.
But --"	Но...
"Come and see the girls, and make love to Miss Sharp yourself," the lieutenant here interrupted his friend; but Captain Dobbin declined to join Osborne in his daily visit to the young ladies in Russell Square.	- Пойдем навестить барышень, и приударь-ка лучше ты за мисс Шарп, - перебил лейтенант своего друга. Но на сей раз капитан Доббин отклонил предложение отправиться вместе с Осборном к молодым девушкам на Рассел-сквер.
As George walked down Southampton Row, from Holborn, he laughed as he saw, at the Sedley Mansion, in two different stories two heads on the look-out.	Когда Джордж с Холборпа спустился на Саутгемптон-роу, он засмеялся, увидев в двух различных этажах особняка Седли две головки, кого-то высматривавшие.
The fact is, Miss Amelia, in the drawing-room balcony, was looking very eagerly towards the opposite side of the Square, where Mr. Osborne dwelt, on the watch for the lieutenant himself; and Miss Sharp, from her little bed- room on the second floor, was in observation until Mr. Joseph's great form should heave in sight.	Дело в том, что мисс Эмилия с балкона гостиной нетерпеливо поглядывала на противоположную сторону сквера, где жил мистер Осборн, поджидая появления молодого офицера. А мисс Шарп из своей спаленки в третьем этаже наблюдала, не появится ли на горизонте массивная фигура мистера Джозефа.
"Sister Anne is on the watch-tower," said he to Amelia, "but there's nobody coming"; and laughing and enjoying the joke hugely, he described in the most ludicrous terms to Miss Sedley, the dismal condition of her brother.	- Сестрица Анна караулит на сторожевой башне, -сказал Осборн Эмилии, - но никто не показывается! - И, хохоча от души и сам в восторге от своей шутки, он в смехотворных выражениях изобразил мисс Седли плачевное состояние, в котором находился ее брат.
"I think it's very cruel of you to laugh, George," she said, looking particularly unhappy; but George only laughed the more at her piteous and discomfited mien, persisted in thinking the joke a most diverting one, and when Miss Sharp came downstairs, bantered her with a great deal of liveliness upon the effect of her charms on the fat civilian.	- Не смейся, Джордж, не будь таким жестоким, - просила вконец расстроенная девушка, но Джордж только потешался над ее жалостной и огорченной миной, продолжая находить свою шутку чрезвычайно забавной; когда же мисс Шарп сошла вниз, он начал с большим оживлением подтрунивать над ней, описывая действие ее чар на толстяка-чиновника.
"O Miss Sharp! if you could but see him this morning," he said--"moaning in his flowered dressing-gown-- writhing on his sofa; if you could but have seen him lolling out his tongue to Gollop the apothecary."	- О мисс Шарп, если бы вы только видели его утром! - воскликнул он. - Как он стонал в своем цветастом халате! Как корчился на диване! Если бы вы только видели, как он показывал язык аптекарю Голлопу!
"See whom?" said Miss Sharp.	- Кто это? - спросила мисс Шарп.
"Whom?	- Кто?
O whom?	Как кто?
Captain Dobbin, of course, to whom we were all so attentive, by the way, last night."	Капитан Доббип, конечно, к которому, кстати, все мы были так внимательны вчера!

"We were very unkind to him," Emmy said, blushing very much.	- Мы были с ним страшно невежливы, - заметила Эмми, сильно покраснев.
"I--I quite forgot him."	- Я... я совершенно забыла про него.
"Of course you did," cried Osborne, still on the laugh.	- Конечно, забыла! - воскликнул Осборн, все еще хохоча.
"One can't be ALWAYS thinking about Dobbin, you know, Amelia.	- Нельзя же вечно думать о Доббине, Эмилия!
Can one, Miss Sharp?"	Не правда ли, мисс Шарп?
"Except when he overset the glass of wine at dinner," Miss Sharp said, with a haughty air and a toss of the head, "I never gave the existence of Captain Dobbin one single moment's consideration."	- Кроме тех случаев, когда он за обедом опрокидывает стаканы с вином, - заявила мисс Шарп, с высокомерным видом вскидывая голову,- я ни одной секунды не интересовалась существованием капитана Доббина.
"Very good, Miss Sharp, I'll tell him," Osborne said; and as he spoke Miss Sharp began to have a feeling of distrust and hatred towards this young officer, which he was quite unconscious of having inspired.	- Отлично, мисс Шарп, я так и передам ему, -сказал Осборн. Мисс Шарп готова была возненавидеть молодого офицера, который и не подозревал, какие он пробудил в ней чувства.
"He is to make fun of me, is he?" thought Rebecca.	"Он просто издевается надо мной, - думала Ребекка.
"Has he been laughing about me to Joseph?	- Не вышучивал ли он меня и перед Джозефом?
Has he frightened him?	Не спугнул ли его?
Perhaps he won't come."--A film passed over her eyes, and her heart beat quite quick.	Быть может, Джозеф теперь и не придет?" На глазах у нее выступили слезы, и сердце сильно забилось.
"You're always joking," said she, smiling as innocently as she could.	- Вы все шутите, - улыбнулась она через силу.
"Joke away, Mr. George; there's nobody to defend ME."	- Продолжайте шутить, мистер Джордж, ведь за меня некому заступиться.
And George Osborne, as she walked away --and Amelia looked reprovingly at him--felt some little manly compunction for having inflicted any unnecessary unkindness upon this helpless creature.	- С этими словами Ребекка удалилась из комнаты, а когда еще и Эмилия с упреком взглянула на него, Джордж Осборн почувствовал нечто недостойное мужчины -угрызения совести: напрасно он обидел беззащитную девушку!
"My dearest Amelia," said he, "you are too good--too kind.	- Дорогая моя Эмплия, - сказал он. - Ты слишком мягка.
You don't know the world.	Ты не знаешь света.
I do.	А я знаю.
And your little friend Miss Sharp must learn her station."	И твоя подружка мисс Шарп должна понимать, где ее место.
"Don't you think Jos will--"	- Неужели ты думаешь, что Джоз не...
"Upon my word, my dear, I don't know.	- Честное слово, дорогая, не знаю.
He may, or may not.	Может - да, а может, и нет.

I'm not his master.	Ведь я им не распоряжаюсь!
I only know he is a very foolish vain fellow, and put my dear little girl into a very painful and awkward position last night.	Я только знаю, что он очень глупый, пустой малый и вчера поставил мою милую девочку в крайне тягостное и неловкое положение.
My dearest diddle-diddle-darling!" He was off laughing again, and he did it so drolly that Emmy laughed too.	"Душечка моя, любезная, разлюбезная!" - Он опять расхохотался, и так заразительно, что Эмми не могла не смеяться вместе с ним.
All that day Jos never came.	Джоз так и не приехал в этот день.
But Amelia had no fear about this; for the little schemer had actually sent away the page, Mr. Sambo's aide-de-camp, to Mr. Joseph's lodgings, to ask for some book he had promised, and how he was; and the reply through Jos's man, Mr. Brush, was, that his master was ill in bed, and had just had the doctor with him.	Но Эмилия ничуть не растерялась. Маленькая интриганка послала своего пажа и адъютанта, мистера Самбо, на квартиру к мистеру Джозефу за какой-то обещанной книгой, а заодно велела спросить, как он себя чувствует. Ответ, данный через лакея Джоза, мистера Браша, гласил, что хозяин его болен и лежит в постели - только что был доктор.
He must come to-morrow, she thought, but she never had the courage to speak a word on the subject to Rebecca; nor did that young woman herself allude to it in any way during the whole evening after the night at Vauxhall.	"Джоз появится завтра", - подумала Эмилия, но так и не решилась заговорить на эту тему с Ребеккой. Та тоже ни единым словом не обмолвилась об этом в течение всего вечера.
The next day, however, as the two young ladies sate on the sofa, pretending to work, or to write letters, or to read novels, Sambo came into the room with his usual engaging grin, with a packet under his arm, and a note on a tray.	Однако на следующий день, когда обе девушки сидели на диване, делая вид, что заняты шитьем, или писанием писем, или чтением романов, в комнату, как всегда приветливо скаля зубы, вошел Самбо с пакетом под мышкой и письмом на подносе.
"Note from Mr. Jos, Miss," says Sambo.	- Письмо мисс от мистера Джозефа, - объявил он.
How Amelia trembled as she opened it!	Как дрожала Эмилия, распечатывая письмо!
So it ran:	Вот его содержание:
Dear Amelia,--I send you the	"Милая Эмилия! Посылаю тебе
"Orphan of the Forest."	"Сиротку в лесу".
I was too ill to come yesterday.	Мне вчера было очень плохо, и потому я не приехал.
I leave town to-day for Cheltenham.	Уезжаю сегодня в Челтнем.
Pray excuse me, if you can, to the amiable Miss Sharp, for my conduct at Vauxhall, and entreat her to pardon and forget every word I may have uttered when excited by that fatal supper.	Пожалуйста, попроси, если можешь, любезную мисс Шарп извинить мне мое поведение в Воксхолле и умоли ее простить и позабыть все, что я наговорил в возбуждении за этим злополучным ужином.
As soon as I have recovered, for my health is very much shaken, I shall go to Scotland for some months, and am	Как только я поправлюсь - а здоровье мое сильно расстроено, - я уеду на несколько месяцев в Шотландию.
Truly yours, Jos Sedley	Остаюсь преданный тебе Джоз Седли".
It was the death-warrant.	Это был смертный приговор.

All was over.	Все было кончено.
Amelia did not dare to look at Rebecca's pale face and burning eyes, but she dropt the letter into her friend's lap; and got up, and went upstairs to her room, and cried her little heart out.	Эмилия не смела взглянуть на бледное лицо и пылавшие глаза Ребекки и только уронила письмо на колени подруги, а сама вскочила и побежала наверх к себе в комнату выплакать там свое горе.
Blenkinsop, the housekeeper, there sought her presently with consolation, on whose shoulder Amelia wept confidentially, and relieved herself a good deal.	Бленкинсоп, экономка, тотчас же пришла утешать свою молодую госпожу. И Эмми облегчила душу, доверчиво поплакав у нее на плече.
"Don't take on, Miss.	- Не огорчайтесь, мисс, - уговаривала ее Бленкинсоп.
I didn't like to tell you.	- Мне не хотелось говорить вам.
But none of us in the house have liked her except at fust.	Но все у нас в доме ее невзлюбили, разве только сперва она понравилась.
I sor her with my own eyes reading your Ma's letters.	Я собственными глазами видела, как она читала письмо вашей маменьки.
Pinner says she's always about your trinket-box and drawers, and everybody's drawers, and she's sure she's put your white ribbing into her box."	Вот и Пиннер говорит, что она вечно сует нос в вашу шкатулку с драгоценностями и в ваши комоды, да и во все комоды, и что она даже спрятала к себе в чемодан вашу белую ленту.
"I gave it her, I gave it her," Amelia said.	- Я сама ей подарила, сама подарила! -воскликнула Эмилия.
But this did not alter Mrs. Blenkinsop's opinion of Miss Sharp.	Но это не изменило мнения мисс Бленкинсоп о мисс Шарп.
"I don't trust them governesses, Pinner," she remarked to the maid.	- Не верю я этим гувернанткам, Пиннер, -заметила она старшей горничной.
"They give themselves the hairs and hupstarts of ladies, and their wages is no better than you nor me."	- Важничают, задирают нос, словно барыни, а жалованья-то получают не больше нашего.
It now became clear to every soul in the house, except poor Amelia, that Rebecca should take her departure, and high and low (always with the one exception) agreed that that event should take place as speedily as possible.	Теперь всем в доме, кроме бедняжки Эмилии, стало ясно, что Ребекке придется уехать, и все от мала до велика (тоже за одним исключением) были согласны, что это должно произойти как можно скорее.
Our good child ransacked all her drawers, cupboards, reticules, and gimcrack boxes--passed in review all her gowns, fichus, tags, bobbins, laces, silk stockings, and fallals--selecting this thing and that and the other, to make a little heap for Rebecca.	Наша добрая девочка перерыла все свои комоды, шкафы, ридикюли и шкатулки, пересмотрела все свои платья, косынки, безделушки, вязанья, кружева, шелковые чулки и ленты, отбирая то одну вещицу, то другую, чтобы подарить целый ворох Ребекке.
And going to her Papa, that generous British merchant, who had promised to give her as many guineas as she was years old--she begged the old gentleman to give the money to dear Rebecca, who must want it, while she lacked for nothing.	Потом она отправилась к своему отцу, щедрому английскому коммерсанту, пообещавшему подарить дочери столько гиней, сколько ей лет, и упросила старого джентльмена отдать эти деньги Ребекке, которой они очень нужны, тогда как сама она ни в чем не нуждается.

She even made George Osborne contribute, and nothing loth (for he was as free-handed a young fellow as any in the army), he went to Bond Street, and bought the best hat and spenser that money could buy.	Она обложила данью даже Джорджа Осборна, и тот с величайшей готовностью (как и всякий военный, он был щедрой натурой) отправился в магазин на Бонд-стрит и приобрел там самую изящную шляпку и самый щегольский спенсер, какие только можно было купить за деньги.
"That's George's present to you, Rebecca, dear," said Amelia, quite proud of the bandbox conveying these gifts.	- Это подарок от Джорджа тебе, милая Ребекка! -сказала Эмилия, любуясь картонкой, содержавшей эти дары.
"What a taste he has!	- Какой у него вкус!
There's nobody like him."	Ну кто может сравниться с Джорджем!
"Nobody," Rebecca answered.	- Никто, - отвечала Ребекка.
"How thankful I am to him!"	- Как я ему благодарна!
She was thinking in her heart,	- А про себя подумала:
"It was George Osborne who prevented my marriage. "--And she loved George Osborne accordingly.	"Это Джордж Осборн расстроил мой брак", - и возлюбила Джорджа Осборна соответственно.
She made her preparations for departure with great equanimity; and accepted all the kind little Amelia's presents, after just the proper degree of hesitation and reluctance.	Собралась она к отъезду с величайшим спокойствием духа и приняла все подарки милой маленькой Эмплии без особых колебаний и отнекиваний, поломавшись только для приличия.
She vowed eternal gratitude to Mrs. Sedley, of course; but did not intrude herself upon that good lady too much, who was embarrassed, and evidently wishing to avoid her.	Миссис Седли она поклялась, конечно, в вечной благодарности, но не навязывалась чересчур этой доброй даме, которая была смущена и явно старалась избегать ее.
She kissed Mr. Sedley's hand, when he presented her with the purse; and asked permission to consider him for the future as her kind, kind friend and protector.	Мистеру Седли она поцеловала руку, когда тот наградил ее кошельком, и испросила разрешения считать его и впредь своим милым добрым другом и покровителем.
Her behaviour was so affecting that he was going to write her a cheque for twenty pounds more; but he restrained his feelings: the carriage was in waiting to take him to dinner, so he tripped away with a	Старик был так растроган, что уже собирался выписать ей чек еще на двадцать фунтов, но обуздал свои чувства: его ожидала карета, чтобы везти в а званый обед. И он быстро удалился со словами:
"God bless you, my dear, always come here when you come to town, you know.--Drive to the Mansion House, James."	- Прощайте, дорогая моя, господь с вами! Когда будете в городе, заезжайте к нам непременно... Во дворец лорд-мэра, Джеймс!
Finally came the parting with Miss Amelia, over which picture I intend to throw a veil.	Наконец пришло время расставаться с мисс Эмилией... Но над этой картиной я намерен задернуть занавес.

But after a scene in which one person was in earnest and the other a perfect performer--after the tenderest caresses, the most pathetic tears, the smelling-bottle, and some of the very best feelings of the heart, had been called into requisition-- Rebecca and Amelia parted, the former vowing to love her friend for ever and ever and ever.	После сцены, в которой одно действующее лицо проявило полную искренность, а другое отлично провело свою роль, после нежнейших ласк, чувствительных слез, нюхательных солей и некоторой толики подлинного душевного жара, пущенных в ход в качестве реквизита, -Ребекка и Эмилия расстались, причем первая поклялась подруге любить ее вечно, вечно, вечно...
CHAPTER VII	ГЛАВА VII
Crawley of Queen's Crawley	Кроули из Королевского Кроули
Among the most respected of the names beginning in C which the Court-Guide contained, in the year 18--, was that of Crawley, Sir Pitt, Baronet, Great Gaunt Street, and Queen's Crawley, Hants.	В числе самых уважаемых фамилий на букву К в Придворном календаре за 18.. год значится фамилия Кроули: сэр Питт, баронет, проживающий в Лондоне на Г рейт-Г онт-стрит и в своем поместье Королевское Кроули, Хэмпшир.
This honourable name had figured constantly also in the Parliamentary list for many years, in conjunction with that of a number of other worthy gentlemen who sat in turns for the borough.	Это почтенное имя в течение многих лет бессменно фигурировало также и в парламентском списке, наряду с именами других столь же почтенных джентльменов, представлявших в разное время тот же округ.
It is related, with regard to the borough of Queen's Crawley, that Queen Elizabeth in one of her progresses, stopping at Crawley to breakfast, was so delighted with some remarkably fine Hampshire beer which was then presented to her by the Crawley of the day (a handsome gentleman with a trim beard and a good leg), that she forthwith erected Crawley into a borough to send two members to Parliament; and the place, from the day of that illustrious visit, took the name of Queen's Crawley, which it holds up to the present moment.	По поводу городка Королевское Кроули рассказывают, что королева Елизавета в одну из своих поездок по стране остановилась в Кроули позавтракать и пришла в такой восторг от великолепного хзмпншрского пива, поднесенного ей тогдашним представителем фамилии Кроули (красивым мужчиной с аккуратной бородкой и стройными ногами), что возвела с той поры Кроули в степень избирательного округа, посылающего в парламент двух представителей. Со дня этого славного посещения поместье получило название "Королевское Кроули", сохранившееся за ним и поныне.
And though, by the lapse of time, and those mutations which age produces in empires, cities, and boroughs, Queen's Crawley was no longer so populous a place as it had been in Queen Bess's time--nay, was come down to that condition of borough which used to be denominated rotten--yet, as Sir Pitt Crawley would say with perfect justice in his elegant way,	И хотя с течением времени, вследствие тех перемен, какие вносят века в судьбы империй, городов и округов, Королевское Кроули перестало быть тем многолюдным городком, каковым оно было в эпоху королевы Бесс, - или, лучше сказать, просто докатилось до того состояния парламентского местечка, когда его обычно именуют "гнилым", - это не мешало сэру Питту Кроули с полным основанием и с присущим ему изяществом говорить:
"Rotten! be hanged--it produces me a good fifteen hundred a year."	"Гнилое? Еще чего? Мне оно приносит добрых полторы тысячи в год!"

Sir Pitt Crawley (named after the great Commoner) was the son of Walpole Crawley, first Baronet, of the Tape and Sealing-Wax Office in the reign of George II., when he was impeached for peculation, as were a great number of other honest gentlemen of those days; and Walpole Crawley was, as need scarcely be said, son of John Churchill Crawley, named after the celebrated military commander of the reign of Queen Anne.	Сэр Питт Кроули (свое имя получивший в честь Великого коммонера) был сыном Уолпола Кроули, первого баронета, который служил по Ведомству Сургуча и Тесьмы в царствование -Г еорга II, когда, как и многие другие почтенные джентльмены того времени, был обвинен в растрате. А Уолпол Кроули был, о чем едва ли нужно распространяться, сыном Джона Черчилля Кроули, получившего ото имя в честь знаменитого военачальника эпохи царствования королевы Анны.
The family tree (which hangs up at Queen's Crawley) furthermore mentions Charles Stuart, afterwards called Barebones Crawley, son of the Crawley of James the First's time; and finally, Queen Elizabeth's Crawley, who is represented as the foreground of the picture in his forked beard and armour.	Родословное древо (висящее в Королевском Кроули) упоминает далее Чарльза Стюарта, позднее прозванного Бэйрбоуном Кроули, сына Кроули - современника Иакова I, и, наконец, того самого Кроули времен королевы Елизаветы, изображенного на переднем плане картины, с раздвоенной бородой и в латах.
Out of his waistcoat, as usual, grows a tree, on the main branches of which the above illustrious names are inscribed.	Из его-ю груди, как водится, и растет дерево, на главных ветвях которого начертаны вышеупомянутые славные имена.
Close by the name of Sir Pitt Crawley, Baronet (the subject of the present memoir), are written that of his brother, the Reverend Bute Crawley (the great Commoner was in disgrace when the reverend gentleman was born), rector of Crawley-cum-Snailby, and of various other male and female members of the Crawley family.	Рядом с именем сэра Питта Кроули, баронета (героя настоящей главы), значатся имена его брата, преподобного Кътога Кроули (звезда Великого коммонера уже закатилась, когда его преподобие родился), приходского священника в Кроу-ли-и-Снэйлби, а также разных других представителей фамилии Кроули, мужеского и женского полу.
Sir Pitt was first married to Grizzel, sixth daughter of Mungo Binkie, Lord Binkie, and cousin, in consequence, of Mr. Dundas.	Сэр Питт был женат первым браком на Гризели, шестой дочери Манго Бинки, лорда Бинки, и, стало быть, родственнице мистера Дандаса.
She brought him two sons: Pitt, named not so much after his father as after the heaven-born minister; and Rawdon Crawley, from the Prince of Wales's friend, whom his Majesty George IV forgot so completely.	Она подарила ему двух сыновей: Питта, названного так не столько в честь отца, сколько в честь дарованного нам небом министра, и Родона Кроули, названного по имени друга принца Уэльского, который, став его величеством Георгом IV, так основательно забыл этого друга.
Many years after her ladyship's demise, Sir Pitt led to the altar Rosa, daughter of Mr. G.	Много лет спустя после кончины леди Кроули сэр Питт повел к алтарю Розу, дочь мистера Дж.
Dawson, of Mudbury, by whom he had two daughters, for whose benefit Miss Rebecca Sharp was now engaged as governess.	Досона из Мадбери, от которой у него было две дочери, и вот для них-то и была теперь приглашена мисс Ребекка Шарп на должность гувернантки.
It will be seen that the young lady was come into a family of very genteel connexions, and was about to move in a much more distinguished circle than that humble one which she had just quitted in Russell Square.	Из чего следует, что нашей молодой особе предстояло войти в семейство, обладавшее весьма аристократическими связями, и вращаться в гораздо более изысканном кругу, чем скромное общество на Рассел-сквер, которое она только что покинула.

She had received her orders to join her pupils, in a note which was written upon an old envelope, and which contained the following words:	Распоряжение выехать к своим воспитанницам она получила в записке, начертанной на старом конверте и гласившей:
Sir Pitt Crawley begs Miss Sharp and baggidge may be hear on Tuesday, as I leaf for Queen's Crawley to-morrow morning ERLY.	"Сэр Питт Кроули просит мисс Шарп и багаш быть здесь во вторник, так как я уезжаю в Королевское Кроули завтра рано утром.
Great Gaunt Street.	Грейт-Гонт-стрит".
Rebecca had never seen a Baronet, as far as she knew, and as soon as she had taken leave of Amelia, and counted the guineas which good-natured Mr. Sedley had put into a purse for her, and as soon as she had done wiping her eyes with her handkerchief (which operation she concluded the very moment the carriage had turned the corner of the street), she began to depict in her own mind what a Baronet must be.	Ребекка, насколько ей было известно, никогда еще не видела ни одного баронета, и вот, как только она распрощалась с Эмилией и пересчитала гинеи, которые положил ей в кошелек щедрый мистер Седли, как только осушила платочком глаза (закончив эту операцию в тот момент, когда карета завернула за угол), она принялась мысленно рисовать себе, каким должен быть баронет.
"I wonder, does he wear a star?" thought she, "or is it only lords that wear stars?	"Интересно, носит ли он звезду? - думала она. -Или это только у лордов бывают звезды?
But he will be very handsomely dressed in a court suit, with ruffles, and his hair a little powdered, like Mr. Wroughton at Covent Garden.	Но, уж конечно, он в придворном костюме с кружевным жабо, а волосы у него слегка припудрены, как у мистера Ротона в Ковент-Гарденском театре.
I suppose he will be awfully proud, and that I shall be treated most contemptuously.	Наверно, он страшно гордый и на меня будет смотреть с презрением.
Still I must bear my hard lot as well as I can--at least, I shall be amongst GENTLEFOLKS, and not with vulgar city people": and she fell to thinking of her Russell Square friends with that very same philosophical bitterness with which, in a certain apologue, the fox is represented as speaking of the grapes.	Что ж, придется мне нести свой крест безропотно, но, по крайней мере, я буду знать, что нахожусь в благородном семействе, а не среди каких-то вульгарных торгашей". И она задумалась о своих друзьях на Рассел-сквер с той самой философической горечью, с которой лисица в известной басне высказывается о винограде.
Having passed through Gaunt Square into Great Gaunt Street, the carriage at length stopped at a tall gloomy house between two other tall gloomy houses, each with a hatchment over the middle drawing-room window; as is the custom of houses in Great Gaunt Street, in which gloomy locality death seems to reign perpetual.	Выехав через Гонт-сквер на Грейт-Гонт-стрит, карета остановилась наконец у высокого мрачного дома, зажатого между двух других высоких и мрачных домов, на каждом из которых поверх среднего окна гостиной красовался траурный герб.
The shutters of the first-floor windows of Sir Pitt's mansion were closed--those of the dining-room were partially open, and the blinds neatly covered up in old newspapers.	Таков обычай домов на Грейт-Гонт-стрит - из этих мрачных кварталов, по-видимому, никогда не уходит смерть. Ставни на окнах в доме сэра Питта были закрыты и только внизу, в столовой, приоткрыты, и за ними виднелись шторы, аккуратно обернутые старыми газетами.
John, the groom, who had driven the carriage alone, did not care to descend to ring the bell; and so prayed a passing milk-boy to perform that office for him.	Г рум Джон, на сей раз правивший лошадьми, не пожелал спуститься с козел, чтобы позволить, и попросил пробегавшего мимо мальчишку-молочника исполнить за него эту обязанность.

When the bell was rung, a head appeared between the interstices of the dining-room shutters, and the door was opened by a man in drab breeches and gaiters, with a dirty old coat, a foul old neckcloth lashed round his bristly neck, a shining bald head, a leering red face, a pair of twinkling grey eyes, and a mouth perpetually on the grin	Когда раздался звонок, между створками ставен в столовой показалась чья-то голова, и вслед за тем дверь открыл человек в линялых штанах и гетрах, в грязном старом сюртуке и обтрепанной косынке вокруг зарос шей волосами шеи, плешивый, с плутоватой физиономией, на которой похотливо поблескивали серые глазки и плотоядно ухмылялся рот.
"This Sir Pitt Crawley's?" says John, from the box.	- Здесь живет сэр Питт Кроули? - окликнул его с козел Джон.
"Ees," says the man at the door, with a nod.	- Да, здесь, - отозвался человек у двери, утвердительно кивнув головой.
"Hand down these 'ere trunks then," said John.	- Стащи-ка тогда пожитки, - сказал Джон.
"Hand 'n down yourself," said the porter.	- Тащи сам, - ответил швейцар.
"Don't you see I can't leave my hosses?	- Не видишь, что ли, мне нельзя отойти от лошадей.
Come, bear a hand, my fine feller, and Miss will give you some beer," said John, with a horse-laugh, for he was no longer respectful to Miss Sharp, as her connexion with the family was broken off, and as she had given nothing to the servants on coming away.	Ну, бери, любезный, авось мисс даст на пиво, -прибавил Джон и насмешливо заржал, уже нисколько не стесняясь, так как отношения мисс Шарп с его хозяевами были прерваны и она ничего не дала слугам, уезжая.
The bald-headed man, taking his hands out of his breeches pockets, advanced on this summons, and throwing Miss Sharp's trunk over his shoulder, carried it into the house.	Лысый человек в ответ на это обращение вынул руки из карманов, подошел к экипажу и, вскинув на плечо чемодан мисс Шарп, понес его в дом.
"Take this basket and shawl, if you please, and open the door," said Miss Sharp, and descended from the carriage in much indignation.	- Возьмите-ка эту корзину и шаль и откройте мне дверцу! - сказала мисс Шарп и вышла из кареты в страшном негодовании.
"I shall write to Mr. Sedley and inform him of your conduct," said she to the groom.	- Я напишу мистеру Седли и сообщу ему о вашем поведении, - пригрозила она груму.
"Don't," replied that functionary.	- Ах, пожалуйста, не пишите, - ответил носитель этой должности.
"I hope you've forgot nothink?	- Надеюсь, вы ничего не забыли?
Miss 'Melia's gownds--have you got them--as the lady's maid was to have 'ad?	А как насчет платьиц мисс Эмилии, которые должны были пойти барыниной горничной? Захватили их?
I hope they'll fit you.	Надеюсь, они вам будут впору!
Shut the door, Jim, you'll get no good out of 'ER," continued John, pointing with his thumb towards Miss Sharp: "a bad lot, I tell you, a bad lot," and so saying, Mr. Sedley's groom drove away.	Закрой дверцу, Джим, из нее ничего не выжмешь, - продолжал Джон, указывая большим пальцем на мисс Шарп. - Плохая от нее пожива, скажу тебе, плохая! - И с этими словами грум мистера Седли тронул лошадей.
The truth is, he was attached to the lady's maid in question, and indignant that she should have been robbed of her perquisites.	Сказать по правде, он был влюблен в названную горничную и негодовал, что ее ограбили, отдав другой то, что ей полагалось по праву.